История России. Часть I — Наследник Петра Великого (Russia Pragmatica)
Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Сей статьей я начинаю публиковать историческую часть цикла «Россия Прагматическая», и речь пойдет о возникновении развилки в этом мире, а именно о рождении у Петра Великого сына, которому суждено будет стать наследником престола России и достойным продолжателем дел своего отца, только уже в куда более спокойном и планомерном виде. Как это уже стало у меня входить в привычку – начну без отдельных вступлений.
Неожиданный мальчик
Петр Петрович в молодости.
Жизнь Анны Монс, дочери то ли золотых дел мастера, то ли виноторговца из Вестфалии, складывалась отлично. Ее любовником, покровителем и неофициальным мужем стал сам царь России, Петр Алексеевич Романов, а вместо одной из многочисленных «немецких девок» в России она стала достаточно знаменитой и состоятельной фигурой. В январе 1703 года Петр уже в который раз при личной встрече в ее доме [1] одарил ее новыми дарами, пожаловав в вотчину ей Дудинскую волость в 295 дворов. Пробыв некоторое время в Москве, рядом с Анной, Петр отбыл на север – строить корабли и Петербург, и решать прочие государственные дела. И каково было его удивление, когда вскоре он получил письмо с весточкой о том, что Анна Монс беременна. В конце 1703 года у нее родился крепкий здоровый мальчик, названный в честь отца Петром. Дабы закрепить положение своего сына и жены, Петр I женился на Анне Монс, крещеной в православие как Анна Алексеевна. Петр Петрович был объявлен царевичем и наследником престола после Алексея Петровича, старшего сына царя от Евдокии Лопухиной.
Однако при всем этом Анна была женщиной себе на уме, и весьма вероятно, что вместо любви к Петру она испытывала страх за свою жизнь в случае отказа от внимания со стороны самого царя России. Это, а также частые и долгие отъезды Петра из Москвы стали причиной того, что Анна Монс стала искать внимания на стороне. Ее любовником, возможно даже не единственным, стал саксонский посланник Фридрих Кенигсек. И уже 11 апреля 1706 года случилась беда – во время очередного пиршества Петра в Шлиссельбурге Кенигсек упал с мостков и утонул в Неве. Труп не нашли, зато обыскали его вещи, где среди прочего нашли медальон с портретом Анны Монс и ее письма с признаниями в любви, датированные еще восьмилетней давностью. Петр был раздавлен и прервал любые связи с Анной, а заодно приказал посадить ее под домашний арест, под надзором своего доверенного лица, начальника Преображенского приказа розыскных дел, Федора Ромодановского. Анна постоянно писала письма Петру, извиняясь и оправдываясь, утверждая, что кроме Петра у нее никого не было и что у нее есть тому доказательство – общий сын, но письма эти царь даже не читал. В конце концов, в 1708 году Петр официально развелся с Анной Монс, уже живя с новой любовницей – Мартой Скавронской.
Уже подросшего царевича Петра Петровича было приказано забрать у матери и передать его на воспитание любимой сестре Петра, Наталье, которая в то время жила под Москвой – после этого отец и сын не виделись много лет, царь попросту отказывался видеться со своим возможным сыном. При этом Петр Петрович лишался всех титулов и исключался из порядка наследования – после предательства Анны Монс Петр сомневался в том, чей на самом деле у нее родился сын, и отныне бывший царевич носил фамилию Михайлов [2]. Таким образом царь одновременно и перестраховался, взяв воспитание своего возможного сына под свой контроль, и совершил свою небольшую месть своей бывшей жене, отобрав у нее ребенка. А между тем мальчик быстро рос и развивался. В год он уже уверенно ходил и хорошо для своего возраста разговаривал, в три учился читать и писать, в пять приступил к изучению наук. Очень рано он стал понимать многие сложные для ребенка вещи – что Наталья Алексеевна ему не мать, но фактически заменила ее, и потому он настойчиво называл ее «мама»; что отец не просто так отказывается с ним видеться, и что не просто так ему никто не говорит о судьбе его настоящей матери. С 1712 года по инициативе Петра Петровича начинается его переписка с отцом. Царь первоначально игнорировал эти письма, но потом стал читать их и даже отвечать. Царевна Наталья полностью поддерживала эту переписку, и сама просила Петра познакомиться с сыном поближе, считая, что это пойдет обоим на пользу, но эта просьба оставалась неудовлетворенной, а во время визитов Петра мальчика отправляли в другие места. С восьми лет Петр Петрович стал активно интересоваться военным делом в общем и судостроением в частности, что вызвало у его отца бурный восторг. В конце концов, когда мальчику исполнилось 10 лет, по указанию Петра его отправили в Европу вместе с группой других детей дворян, с негласным приказом сопровождающим всячески содействовать любопытству и образованию мальчика. В Европе Петр Петрович пробыл с 1714 по 1719 год.
Возвратившись из Европы, Петр Петрович тут же отправился в Петербург, и там произошла первая встреча между Петром-сыном и Петром-отцом с младенческих лет последнего. При его виде ни у кого не осталось сомнений по поводу того, кто же был его настоящим отцом: Петр Петрович ростом и лицом был весь в отца, хоть и отличался намного более складным телосложением, широкоплечим и крепким, с более пропорциональным телом. Как и отец, он страдал приступами судорожной головной боли, имел тягу к флоту, интересовался военным делом и считал, что России нужно многому научиться у Запада перед тем, как пойти по своему пути. Пообщавшись с сыном, Петр I назвал его «моим сыном», пускай и неофициально, и оставил его в Петербурге подле себя. Вместе с Петром Петровичем в Петербурге остался Григорий Воронов – один из тех детей, кто отправился в Европу вместе с сыном Монсихи на обучение, сын гвардейца из Преображенского полка. Петр и Григорий за время учебы сильно сдружились, Воронов был предан своему другу не меньше, чем был предан Меншиков царю, но в отличие от того же Меншикова Воронов был намного более скромным, даже в чем-то аскетичным, в чем отлично подходил к Петру Петровичу, который и сам был человеком весьма умеренным.
В Петербурге он быстро сошелся с основными приближенными своего отца, в частности с Александром Меншиковым и Екатериной Скавронской. С первым он смог найти общий язык, хоть их отношения и оставались достаточно холодными. С Екатериной он уже был знаком по Измайлово, и имел с ней достаточно дружеские отношения, однако именно в Петербурге они вдруг «заиграли» новыми красками. Царь Петр долгое время не мог довериться своему сыну, ожидая от того подвоха, но тот стойко продолжал вести себя достойно во всех возможных смыслах. Почти все время Петр-младший проводил в делах, обучаясь чему-то новому, пропадая на верфях, заводах или среди солдат. Особым его вниманием пользовались русские промышленники и купцы, с которыми он устанавливал вполне дружеские отношения и при необходимости отстаивал их интересы. Завел он дружбу и с Посошковым – первым теоретиком-экономистом России, поспособствовав изданию его «Книги о скудости и богатстве», которая стала основой развития всего русского купечества [3]. Посещал Петр Петрович и православную церковь – показательно, с такой расстановкой, чтобы это видели как можно больше людей, завел переписку с церковной верхушкой России. Однажды, во время откровенного разговора с Екатериной, он честно признался ей, что давно знает, кто его кровная мать, и даже был на ее могилке, но своей настоящей матерью продолжал считать царевну Наталью, которая воспитывала его до отбытия в Европу, и очень сожалел, что не смог проститься с ней, когда та умерла в 1716 году. Петр никогда не поднимал вопрос о своем статусе, довольствовался малым, был скромным и достаточно тихим, хотя в моменты раздражения, как и отец, мог потерять контроль над собой. Приказы отца он выполнял неукоснительно и образцово. В конце концов даже Меншиков признал, что парень подает большие надежды и очень способен во всем, с чем связывается. Сравнявшись в одних навыках с отцом, он превзошел его в других – так, Петр Петрович отлично знал восемь иностранных языков, мог свободно изъясняться на них и писать. Не любил он и пирушки и обильные возлияния, которым предавался его отец, предпочитая все свободное время посвящать техническим вопросам и работе. Его деятельность уже в начале 1720-х годов начала давать свои плоды – повлияв на отца, он смог добиться создания сети хранилищ для длительной сушки корабельной древесины, что позволило бы в будущем повысить качество постройки отечественных кораблей. Побывав за границей и усвоив там много интересного, он, тем не менее, оставался ярым приверженцем русского языка и русской культуры, из-за чего у него иногда даже случались размолвки с отцом, которые, впрочем, быстро заканчивались.
Царь Петр I не имел полноправных наследников. Своего первого легитимного наследника, сына Алексея Петровича, он приговорил к смерти за государственную измену, а до этого сильно не ладил с ним из-за разности нравов. Двое других сыновей, Петр и Павел, умерли в младенчестве, причем первый перед своей смертью в возрасте трех лет так и не научился говорить и ходить, что намекало на отставание в развитии и было очень плохим знаком. В результате наследником получался внук Петра I, Петр Алексеевич, сын осужденного Алексея, но его способности как правителя были в лучшем случае ничтожными, и император это понимал. Это привело к тому, что в 1722 году был принят Указ о престолонаследии, в котором полностью менялась форма наследования престола. Отныне император России был волен сам назначать себе наследника из числа достойных людей. Какое-то время Петр еще не решался на объявление наследника, но по большому счету, выбора у него не было. В день 8 марта 1723 года был издан манифест, согласно которому Петр Петрович Михайлов вновь официально признавался полноправным сыном императора, царевичем и наследником престола России. Из человека с непонятным статусом Петр Петрович, сын Петра Романова и Анны Монс, превратился в будущего правителя самого большого государства Европы.
Наследник престола
Примерно так выглядел Петербург в 1720-1730-е годы
Сразу после манифеста царевич Петр Петрович был включен во все государственные дела, получил право голоса и действия без указа отца. Это был своеобразный экзамен, так как Петр все еще не доверял до конца сыну от своей фаворитки-предательницы и постоянно проверял его способности. Конечно, у царевича случались ошибки, и тогда могли начаться самые настоящие скандалы, но в основном он вновь и вновь доказывал свою пользу. Отец и сын быстро мирились, но затем вновь начиналась ругань, в том числе и касательно важных вопросов. Царевич уделял внимание тому, на что у императора внимания часто не хватало, а когда приходилось выносить важные решения самостоятельно, Петр Петрович ничуть не колебался и не искал совета отца, если тот был далеко. Эта независимость также подливала масла в огонь и вызывала все новые конфликты, однако в минуты затишья, когда они не ссорились, становилось понятно, что оба они прекрасно понимают истинные причины этих ссор – и отец, и сын имели слишком много общего. Когда Меншиков однажды, после очередного скандала, заикнулся о том, что такого строптивого царевича надо бы лишить наследства, император в ответ поколотил его тростью и сказал, чтобы впредь при нем такого не говорили. Екатерине он не раз признавался, что видит в царевиче себя самого в юные годы, только более сдержанного и умеренного. По этим и другим косвенным причинам можно было судить, что Петр I возлагал на своего сына большие надежды.
А Петр Петрович тем временем развил кипучую деятельность, завоевывая авторитет среди двора и гвардии, проявляя чудеса дипломатии и изобретательности. В своих стараниях как можно лучше показать себя перед гвардией, Петр Петрович приблизил к себе, помимо Георгия Воронова, еще одного сына гвардейца, Алексея Голикова, который и сам служил в гвардии и пользовался популярностью благодаря небывалой щедрости души, личной храбрости и бесшабашности, что однако не мешало ему иметь весьма деловой склад ума. Среди приближенных царевича появился также и Алексей Бровкин [4] – тоже из гвардии, но из незнатной купеческой семьи, поднявшейся при Петре I из безызвестности до статуса одной из богатейших и влиятельнейших купеческих семей России, во многом благодаря деловой хватке и отсутствию привычки воровать. Все четверо этих юношей, включая самого царевича, в свое время вместе учились в Европе, вместе творили проказы и вместе открывали для себя все лучшие и худшие стороны западного мира. Гвардия царевича Петра Петровича хоть и знала мало, но уважала, так как видела его активную работу и помощь отцу, которого гвардейцы боготворили. Голикову оставалось лишь пускать среди гвардии необходимые слухи, чтобы симпатии ее постепенно склонялись в пользу царевича. Сам царевич не планировал таким образом переворот, а лишь готовился в случае чего принять власть – сам он прекрасно понимал, что далеко не все согласятся с его внезапным возвышением и становлением как императора, многие будут помнить его как сынка «Кукуйской царицы», Монсихи. Мешал и Меншиков, которого император Петр I постепенно отдалял от себя, и который рассматривал Петра Петровича как потенциально враждебного наследника на трон и угрозу своему положению. Особенно большое раздражение вызывала деятельность Петра у партии реакционеров во главе с Долгоруковыми, которая надеялась после смерти императора Петра I вернуть Россию к старым порядкам. Царевич выглядел слишком своевольным и самостоятельным, чтобы пытаться склонить его к сотрудничеству, и потому Долгоруковы и их сторонники стали собираться вокруг Петра Алексеевича, внука императора, которым манипулировать можно было не в пример легче. Из-за деятельности Долгоруковых Петру с трудом удавалось завоевывать популярность при дворе. Впрочем, кое-какую популярность ему удалось завоевать без особого труда – его отличные внешние данные и манеры приводили всех придворных дам в неописуемый восторг, и по слухам с многими из них у Петра Петровича даже была связь.
Большие ссоры между отцом и сыном вызвала попытка императора найти своему сыну невесту в Европе. Кандидатур было не слишком много – по тем или иным причинам выбор свелся или к двум австрийским принцессам, или к двум прусским. Одна из австриячек сразу же отпала – сестра императора Священной Римской империи Карла VI, Мария Амалия, уже оказалась замужем за баварским принцем. Другая австриячка, дочь императора Мария Анна, родилась в 1718 году, и была банально слишком маленькой, чтобы заключать с ней брак – царевичу пришлось бы ждать больше десяти лет, хотя это и считалось вполне допустимым. Прусская принцесса Вильгельмина, старшая дочь короля Пруссии Фридриха Вильгельма I, казалась идеальным вариантом – несмотря на еще юный возраст (она родилась в 1709 году), она уже выказывала острый ум и могла стать отличной женой наследнику престола России. Наконец, другая дочь короля Пруссии, Фридерика Луиза, была еще очень молода, но также рассматривалась как кандидат в жены царевичу Петру Петровичу. Однако все планы императора касательно женитьбы своего сына столкнулись с жестким сопротивлением со стороны царевича: тот наотрез отказывался решать столь важные вопросы до того момента, когда ему исполнится 20 лет. Особенно острым накал страстей стал после того, как царевич честно ответил отцу, что он человек прагматичный, и желает жениться с выгодой для государства, но все предложенные браки не светили никакими особыми выгодами для России, а значит и заключать их не стоило. Император думал аналогично, с точки зрения пользы государства, но при этом считал, что брак с представителями германских государств пойдет России на пользу уже сейчас. В результате вопрос о женитьбе царевича вылился в скандал на тему управления государством, в чем крылась своя ирония. Как бы то ни было, уже очень скоро они помирились и вместе посетили верфи Петербурга, осматривая строящиеся корабли и общаясь на тему перспектив русского судостроения.
Новый скандал разразился в конце 1724 года, после казни Виллема Монса, дяди Петра Петровича, камергера императорского дворца и, как оказалось, любовника императрицы Екатерины. Царевич воспринял смерть Монса равнодушно, так как не особо с ним общался, да и вообще всячески сторонился своей германской родни, которая стремилась урвать с помощью него кусок власти и богатств за счет государства Российского, но царь решил, что его сын обо всех деяниях своего дяди знал, но скрыл этот факт. Масла в огонь подлил тот факт, что Петр Петрович вызвался передать письмо от Екатерины Петру I, в котором та пыталась объясниться и извиниться. В результате император пережил взрыв гнева и даже ударил своего сына, чего раньше не случалось. Не помирившись, император отправился осматривать Ладожский канал, а царевич отбыл в Петербург. Когда Петр I вернулся в Петербург, то его здоровье уже заметно ухудшилось, а в середине января 1725 года император и вовсе слег. Рядом с ним постоянно находилась Екатерина, которую царь на смертном одре простил за измену, и его сын, которому отец давал последние наставления и готовил его к принятию власти в России. По воспоминаниям Петра Петровича, последними словами, которые сказал ему отец днем 27 января, была фраза «Будь лучше меня». После этого царевич покинул умирающего отца, ибо мало было стать наследником престола – требовалось его еще и занять.
Царевич становится императором
Александр Данилович Меншиков – будущий тесть императора Петра II
Первым делом царевич посоветовался со своими приближенными – Вороновым, Бровкиным и Голиковым. Все трое получили указания – что и кому передать, в каком количестве и с какими словами. На взятки требовалось достаточно много денег, и их пришлось занять у Бровкина, так как сам царевич не имел привычки держать при себе большие суммы денег. Требовалось заручиться поддержкой гвардейских полков, окончательно убедившись в их лояльности назначенному Петром I наследнику, а также склонить на свою сторону некоторых гражданских служащих, которые могли помешать переходу власти в руки Петра Петровича. Тогда же Петр Петрович узнал, что Сенат, Синод и генералитет готовятся собраться в здании Сената ради того, чтобы определить, кому быть императором.
После этого Петр Петрович направился прямиком к Меншикову. Тот встретил царевича с удивлением, но прежде чем произнес хотя бы слово, Петр ровным голосом описал сложившуюся ситуацию. Мол, гвардия и возможно часть Сената уже готовы выступить в его поддержку, а у Меншикова во врагах почти весь двор, и все помнят, какого низкого он происхождения. Его покровитель сейчас вот-вот умрет, а сенатские и военные могут посадить на трон Петра Алексеевича, свою марионетку, и воротить государством в общем и жизнью Меншикова в частности как захотят. Кстати, Александр Данилович, у вас вроде незамужняя дочь есть? Не хотите породниться с будущим императором? Меншиков поначалу оторопел, но затем честно признался, что собирался идти к царевичу с похожим предложением, и что его дочь Мария уже обещана какому-то поляку, но это совершенно не проблема. Договор между Петром и Меншиковым был заключен тут же.
В Сенате тем временем начались сборы, сразу перешедшие в противостояние двух партий. Голицыны и Долгоруковы, обычно враждовавшие друг с другом, решили заключить временное перемирие и всякими правдами и неправдами добивались признания Петра Алексеевича, внука умирающего императора, единственным легитимным наследником, так как царевич Петр Петрович, объявленный наследником, был внебрачным сыном и прав на престол не имел. Указ о престолонаследии 1722 года ими при этом игнорировался, а Петр Алексеевич был выгоден с той точки зрения, что мог служить марионеткой в руках высшего дворянства. Этой партии родовитых дворян-реакционеров противостояла верхушка «новой» служилой знати в лице таких людей, как граф Толстой, генерал-прокурор Ягужинский и канцлер Головкин, которые выступали за сохранение воли умирающего императора. Сам Меншиков на собрании отсутствовал. Попытка попасть на собрание Воронова, который должен был передать сенаторам взятки, провалилась – его вытолкали и угрозами заставили уйти Долгоруковы, едва не пристрелив мальчонку на месте. Около полуночи страсти совсем уж накалились, и дело едва не дошло до поножовщины. В конце концов, голосами большинства, наследником императора Петра I был объявлен его внук Петр Алексеевич. Несмотря на это, собрание не закончилось – сторонников Петра Петровича склоняли к тому, чтобы тут же принести клятву Петру Алексеевичу в верности.
А тем временем царевич Петр Петрович, Меншиков и Екатерина попрощались с императором Петром I, который отошел в мир иной около двух часов ночи [5]. На том, чтобы проститься сначала с отцом, царевич настоял лично. Как только царь умер, Петр и Меншиков тут же двинулись в расположение гвардии. По пути их встретил Воронов, передав новость о неудачной попытке подкупить сенаторов и о том, что в Сенате уже выбрали царем Петра Алексеевича, но собрание продолжается. Петр Петрович только криво улыбнулся, и продолжил свой путь. Гвардия встретила его во всеоружии. Царевич со скорбным видом объявил перед людьми, что его любимый отец и всеми обожаемый император Петр I только что скончался, и его горю нет предела, но нужда заставляет его не горевать, а действовать, так как в Сенате алчные люди пытаются оспорить последнюю волю императора о передаче власти ему, царевичу Петру. Видя рядом с царевичем Меншикова, и уже достаточно хорошо зная его, гвардия выразилась однозначно – да, горе нам, если мы не отстоим последнюю волю бомбардира Петра Алексеева! Гвардия принесла клятву верности царевичу как императору Петру II и двинулась в путь.
В три часа ночи в зал Сената ворвалась группа людей во главе с царевичем, Меншиковым и офицерами Гвардии. Из толпы сенаторов, со стороны Голицыных, раздался было робкий голос «Долой ублюдка!», но тут же стих. Царевич Петр со все той же кривой улыбкой окинул взглядом присутствующих и объявил о смерти своего отца и о том, что он ждет принесения присяги ему как новому императору со стороны так удобно собравшихся здесь в этот час высших государственных деятелей. Как бы невзначай до всех находящихся в зале была донесена информация о том, что снаружи выстроились Преображенский и Семеновский полки, дабы проследить за всем соблюдением церемониала и воли их обожаемого и ныне покойного императора Петра I. Намек был прозрачным и понятным. Первыми, без всяких сомнений, принесли клятву верности сторонники царевича. Дальше пошли нейтралы и сторонники Петра Алексеевича. Делали они это скрепя зубы, но жить им хотелось больше, чем отстаивать свои политические взгляды в этот конкретный момент. Все условности были соблюдены, и около пяти утра 28 января 1725 года официально вступил в правление государством император Петр II из династии Романовых. Коронацию (венчание на царство) было решено провести позднее. Вдовствующей императрице Екатерине оставили все ее права, имущество и пенсион – Петр не стремился рвать хорошие отношения со своей мачехой, и хотел обеспечить ее до конца жизни как последнему оставшемуся в живых близкому ему с детства человеку.
Однако тревожным знаком стало то, что Голицыны и Долгоруковы, а также многие другие, включая членов Синода, покинули Петербург в скором порядке. Куда-то пропал и царевич Петр Алексеевич. Несмотря на то, что Сенат не имел права рассматривать вопросы престолонаследия и назначать наследников, а сами князья дали клятву верности Петру Петровичу, они явно были намерены добиться своего и возвести на престол Петра Алексеевича, которым можно было манипулировать и с помощью которого можно было бы вернуть старые порядки и добавить немного новых правил, закрепив власть аристократии на законодательном уровне. Петербург был для них потерян, но за Россию они были готовы продолжать сражаться. И центром той России, которую хотели видеть они, должна была стать Москва.
Война двух Петров
Фузилеры Преображенского полка, современная реконструкция.
Голицыны и Долгоруковы еще по дороге в Москву развернули бурную деятельность, рассылая письма и собирая сторонников. Царевич Петр Алексеевич ехал вместе с ними и выступал в роли марионетки старой боярской знати, которая хотела восстановить и даже приумножить свое былое влияние на государственные дела. Во главе всего дела встали два человека – Василий Долгоруков и Дмитрий Голицын. К Москве стали стягиваться их сторонники, наскоро собранное и вооруженное ополчение. Гарнизон города угрозами и подкупом старших офицеров удалось переманить на свою сторону. К середине марта восставших уже было около 15 тысяч, они объявили императором Петра Алексеевича и разослали письма запорожцам, донцам и в Европу, стремясь укрепить свое положение в военном и политическом плане. В народе уже начали говорить про «Войну двух Петров» – Петра Петровича и Петра Алексеевича за власть в России, причем симпатии колебались, так как с одной стороны был сын весьма непопулярной Монсихи, но при этом признанный отцом как достойный наследник, а с другой – малолетний пьяница и дурак в руках властолюбивых бояр.
Император Петр II тоже не бездействовал. Удалось добиться заверений верности и признания от большинства важных лиц государства, промышленников и купцов, большей части «нового дворянства» – людей, возвысившихся при Петре I. В Петербурге собирались верные правительству войска, часть была сразу же отправлена в Тверь, гарнизон которой выказал лояльность новому императору. На Левобережье и Дон отправились гонцы с обещаниями даров в случае их поддержки, и наказаний в случае перехода на сторону Петра Алексеевича. В середине марта, как только удалось собрать 20 тысяч человек, полностью верных императору, Петр II в последний раз попробовал решить дело миром и послал гонцов в Москву с предложением амнистии, если бунтовщики сложат оружие. Боярская знать отказалась, и вместо ответа двинулась к Твери и осадила город. Местный гарнизон под началом полковника Митрофана Гаврилова отказывался сдаваться и упорно удерживал город. Получив известие об этом, император тут же вышел в поход во главе армии. Подавление мятежа было для него делом важным и личным, и кроме того, он считал недостойным вариант отсиживаться в Петербурге, пока вопрос престолонаследия за него решают другие. Оставив государственные дела на Меншикова, Петр II устремился на войну.
Узнав о подходе большой императорской армии, Дмитрий Голицын, возглавлявший армию, снял осаду и отвел свои войска к Клину. Он прекрасно понимал, что в его распоряжении имелись лишь второсортные части, и атаковать регулярную армию Петра ему не с руки, потому у Клина началась постройка укреплений, и мятежники изготовились к оборонительному сражению. Однако Петр и сам не спешил наступать, расположившись прямо на Петербуржском тракте лагерем и преградив дальнейший путь Голицыну на столицу. «Стояние у Клина» длилось 21 день, и обе стороны развили лихорадочную деятельность, пытаясь переманить как можно больше войск и союзников на свою сторону. Голицын успеха не добился, но с другой стороны к Москве уже подходили малороссийские и донские казаки, которые вроде как поддерживали Петра Алексеевича. Их подход склонил бы чашу весов на сторону мятежников. Император Петр II же всячески сеял среди мятежников пацифистские настроения, действуя подкупом офицеров и распространяя призывы к сдаче. Он клялся, что не имеет никаких претензий к рядовым участникам мятежа, что их обманули, и единственные, к кому у него есть претензии – так это высокородные бояре, которые решили «повергнуть государство в Смуту». А 28 апреля к лагерю Голицына подошли казачьи войска, окружили его – и мгновенно стало ясно, что они верны вовсе не Петру Алексеевичу, а Петру Петровичу. К утру 29 апреля от его армии практически никого не осталось – большая ее часть перешла на сторону царя, и тот полностью подтвердил свои слова, помиловав их и включив в свою армию. Днем Голицын с остатками своих войск был вынужден капитулировать. Его вместе с приближенными взяли под стражу, и императорская армия двинулась к Москве.
А в Москве тем временем царила паника. Из-за перехода казаков на сторону Петра Петровича город фактически оказался отрезан от прочего мира, казаки контролировали все дороги, хоть и не мешали движению обывателей. Царевич Петр Алексеевич попытался было бежать, но карету с ним остановили и отправили навстречу к императору. Когда армия лоялистов вступила в Москву, ее возглавлял сам царь. Войскам было строго приказано не предпринимать враждебных действий. Василий Долгоруков с остатками войск и прочими мятежниками попытался было отсидеться в Кремле, но гарнизон открыл царским войскам ворота, и всех зачинщиков бунта арестовали. Группа бунтовщиков попыталась было покинуть город под видом торговцев, но также была раскрыта и арестована. Мятеж закончился практически бескровно – убитыми и ранеными числились чуть более трех сотен человек за время осады Твери да во время редких стычек патрулей между двумя лагерями у Клина.
По возвращению в столицу все главные зачинщики и участники бунта высшего ранга были подвергнуты публичному осуждению и унижению, пройдя колонной со связанными руками и под конвоем Преображенцев и Семеновцев. После этого всех их судили, причем Петр II активно вмешивался в ход дела, участвуя в допросах, задавая неудобные вопросы и выпытывая важные подробности. Пикантности ситуации придавал тот факт, что среди подсудимых оказалось большое количество весьма знатных дворян, из старинных боярских родов, владеющих землей и тысячами душ крепостных. На устроенном судилище они часто вели себя высокомерно, вызывающе, относясь к царю как к «ублюдку», а не как к главе государства. Многие боярские роды участвовали в восстании с полным вовлечением своей мужской половины. Приговор всем им был един – полное лишение всего имущества, включая землю и крепостных, ссылка в Сибирь и лишение всех титулов и былых наград, что стало своего рода милосердием, так как за их действия большинство этих дворян ждала смертная казнь. Царевич Петр Алексеевич был заключен под стражу и вскоре умер – якобы от воспаления легких, но деталей никто так и не узнал. Петр Петрович Романов, сын Анны Монс и русского царя Петра I, подавил сопротивление и стал полноправным государем и правителем Российской империи.
Примечания
- Отследить точные даты встреч Петра и Анны практически нереально, встреча в начале 1703 года носит лишь вероятностный характер.
- Фамилию Михайлов брал себе Петр Великий в тех случаях, когда требовалась конспирация.
- Иван Тихонович Посошков – вполне реальная личность, и его судьба весьма показательна: при Петре Великом он активно развивал свои теории, которые находились вполне на уровне европейской торговли того времени, выступал с предложениями реформ, но после смерти Петра быстро попал в Петропавловскую тюрьму и там умер. Виной его стал призыв к ограничению дворянского землевладения.
- Отсылка к роману А.Н. Толстого «Петр Великий». Альтернативные Бровкины несколько отличаются от толстовских – в частности, все они лет на 10–20 младше, дабы дети Ивана Артемьевича Бровкина были примерно одного и того же возраста с императором Петром II.
- Вообще он умер в 6 утра, но так как у меня альтернатива, то он может умереть на 4 часа раньше.
