Испытания купленного летом 1940 года немецкого среднего танка Pz.Kpfw.III в СССР довольно часто обсуждаются любителями военной истории. Выводы, которые делают из этих испытаний некоторые авторы, выглядят весьма противоречиво. С помощью архивных документов попробуем разобраться, насколько большое влияние на советское танкостроение оказало изучение приобретённого накануне войны в Германии Pz.Kpfw.III Ausf.G.
Итоги сотрудничества
Вплоть до начала Второй мировой войны Главное автобронетанковое управление Красной армии (ГАБТУ КА) почти не имело информации о Pz.Kpfw.III. Причины прозаичны: в отличие от Pz.Kpfw.II и тем более Pz.Kpfw.I, немецкие средние танки не являлись на тот момент массовыми машинами. Различные проблемы привели к тому, что даже на параде в Берлине впервые Pz.Kpfw.III показали только 20 апреля 1938 года. Это были Pz.Kpfw.III Ausf.A и Pz.Kpfw.III Ausf.B. Обе модификации, как и последовавшие за ними Ausf.C и Ausf.D, в Германии выпустили ограниченными партиями.
Машину, которая должна была стать основным немецким танком, преследовали технические проблемы, связанные, прежде всего, с ходовой частью. После того, как при участии Porsche K.G. была разработана новая ходовая часть с торсионной подвеской, на свет появился Z.W.38. Этот танк, впрочем, не особо отличался от изначальной концепции. Тем не менее, после полугодовой задержки в декабре 1938 года Z.W.38, получивший обозначение Pz.Kpfw.III Ausf.E, пошел в серию. На первых порах объёмы выпуска были небольшими, лишь в августе 1939 года удалось достичь темпа в 20 танков в месяц. Всего было построено 96 танков данной версии. С учетом того, что до этого самой массовой «тройкой» был Pz.Kpfw.III Ausf.D, произведённый в количестве 30 экземпляров, тоже достижение.
По состоянию на 1 сентября 1939 года в боевых частях вермахта находился всего 51 Pz.Kpfw.III. Неудивительно, что в СССР про этот танк почти ничего не знали.
Pz.Kpfw.III Ausf.G. НИБТ Полигон, август 1940 года
Впервые с Pz.Kpfw.III Красная армия познакомилась в конце сентября 1939 года. Случилось это на Западной Украине, значительная часть которой тогда являлась территорией Польши. 19 сентября советская 24-я легкотанковая бригада ворвалась во Львов, после чего приняла участие в перестрелке с немецкими частями, которые также входили в этот город. Бригада потеряла БТ-7, немцы – несколько противотанковых пушек, огонь быстро прекратился. Позже, в самом конце сентября, из состава 24-й легкотанковой бригады был собран специальный отряд. Его целью стал СПАМ (сборный пункт аварийных машин) в районе Томашува-Любельского. Там находились польские танки, а также некоторое количество трофейных немецких. Лихим наскоком отряд умудрился вывезти из немецкого тыла «две немецких ПТО, 9 польских танков, 10 танкеток и до 30 орудий».
Эта же машина сзади, виден блок пуска дымовых шашек
Среди трофеев оказались и два немецких танка. Неверно истолкованная некоторыми российскими историками информация привела к тому, что появился миф о якобы вывезенном из немецкого тыла Pz.Kpfw.III. Это не соответствует действительности: документы четко говорят о том, что никакого немецкого среднего танка осенью 1939 года в СССР не попало. Зато попало два Pz.Kpfw.II, модификаций Ausf.B и Ausf.C. Одну машину удалось восстановить и испытать, вторую использовали сначала в качестве донора запчастей, а затем подвергли обстрелу.
Закупленный в конце весны 1940 года танк вызвал у советских специалистов очень большой интерес
Впрочем, один Pz.Kpfw.III советские танкисты всё же угнали. Этот эпизод отражен в мемуарах А.В. Егорова, служившего в 24-й легкотанковой бригаде. Инцидент случился во время посещения советскими военными немецкой части, дислоцированной в Польше:
«Может быть, и не так запомнилась бы мне эта встреча, если бы не произошел во время неё один непредвиденный случай. Дело в том, что мой подчиненный старший лейтенант Ткаченко проявил «инициативу», за которую потом мне здорово попало от старших начальников.
Когда после осмотра боевых машин хозяева и гости направились в особняк на банкет, Ткаченко отстал. Забравшись в немецкий танк Т-III, он внимательно осмотрел приборы, быстро понял, что к чему, а потом попробовал завести двигатель. Нажал стартер, увеличил подачу топлива, и мотор заработал. Вот тут и возник у него дерзкий план: угнать машину в свое расположение и хорошенько изучить ее. Ведь немцы уверяли, что Т-III — танк новейшей конструкции…
В тот же день немцы обнаружили пропажу. Обратились с претензиями к нам. Глава нашей делегации полковник Фотченков ничего определенного ответить не мог и был страшно удивлен, когда поздно вечером я доложил ему о поступке старшего лейтенанта Ткаченко. Он вызвал нас обоих. Едва мы успели доложить о прибытии, обрушился на старшего лейтенанта:
— Политики не понимаете, товарищ Ткаченко, — не скрывая возмущения, упрекал Фотченков моего подчиненного. — Ваш легкомысленный поступок может привести к серьезным осложнениям в дипломатических отношениях с Германией. И о чем вы только думали?
— О Родине думал, о нашей армии думал, — выпалил Ткаченко.
Фотченков, расхаживавший по кабинету, остановился как вкопанный. Он явно не ожидал такого ответа.
— Слышишь, какими высокими словами оправдывается, — обратился он уже ко мне. — Он о Родине думал, о нашей армии думал. А думали вы о том, что наша страна всегда точно и пунктуально соблюдает свои договоры и соглашения с другими государствами?..
Ткаченко молчал. Наверное, он только теперь задумался над тем, какие последствия может иметь его поступок…
— Товарищ полковник, выслушайте меня, — просит старший лейтенант. — Я командир-разведчик и думал только о том, чтобы мы знали технику вероятного противника.
— Таким грубым способом разведданные не добывают, — упрекает Фотченков моего подчиненного. — Недозволенный это прием, товарищ Ткаченко.
— А в бою за такие данные, может, десятками и сотнями жизней заплатить придется, — пытается убедить комбрига старший лейтенант. — Вот и хотел я, чтобы мы эти жизни сохранили…
Разговор кончился тем, что Фотченков объявил мне и Ткаченко по выговору и приказал немедленно доставить танк для передачи немцам…»
Разумеется, за столь короткий промежуток времени детально изучить немецкий танк было невозможно. Тем не менее, уже осенью 1939 года появилась схема немецкого среднего танка, на которой указывались его примерные характеристики и уязвимые места. На схеме был изображен Pz.Kpfw.III Ausf.D. Вероятнее всего, именно эту машину и угнал старший лейтенант Ткаченко.
Та же машина справа, антенна в походном положении
Полноценное изучение немецкого среднего танка началась летом 1940 года. К тому моменту между СССР и Германией было налажено взаимовыгодное сотрудничество. В СССР немцы закупали сырье, в то время как в Советский Союз поступали станки. Было получено почти 6,5 тысяч немецких станков, которые потом очень пригодились. По аналогии с заезженной фразой про «ковавшийся в СССР немецкий меч», можно сказать, что как раз советский меч отчасти ковался немецкими станками.
Кроме того, в Советский Союз попали образцы вооружения и военной техники немецкого производства. Среди полученных машин оказались, например, немецкие полугусеничные тягачи Sd.Kfz.7, Sd.Kfz.8 и Sd.Kfz.9. Таких машин было закуплено по 3 штуки. Наконец, был приобретён и танк – Pz.Kpfw.III Ausf.G. Это был один из последних образцов «тройки», имевших вооружение в виде 37-мм пушки. Уже с июля 1940 года начался выпуск Pz.Kpfw.III Ausf.G с 50-мм пушками KwK 39 L/42. Советские военные об этом не знали. Но в любом случае приобретение немецкого танка было большой удачей.
Возмутитель спокойствия
После поступления немецкого среднего танка в СССР немедленно началось его изучение. Машина вместе с полугусеничными тягачами была доставлена на НИБТ Полигон в подмосковную Кубинку в начале июня 1940 года. 10 июня был составлен план ознакомления с танком. В этом документе, помимо работников Генштаба и Народного комиссариата обороны (НКО), фигурировали конструкторы ведущих танковых заводов. Отдельные узлы Pz.Kpfw.III были разобраны для изучения. К 4 сентября 1940 года был составлен достаточно подробный альбом с описанием танка.
Смотровой прибор механика-водителя. Такие приборы ставились на танки ранней производственной серии
После этого в истории немецкого танка зияет большое белое пятно. Достоверно известно, что проводились его ходовые испытания, но отчёт по ним отсутствует и в РГВА (Российском государственном военном архиве), и в РГАЭ (Российском государственном архиве экономики). С уверенностью можно сказать, что советские испытатели немедленно забраковали немецкий воздушный фильтр. Из-за того, что он плохо работал, фильтр с танка сняли, заменив отечественным. Кстати, и во время войны на трофейные ремонтные танки, а также на СГ-122 и СУ-76И, первым делом ставились советские воздушные фильтры.
Во время ходовых испытаний танк прошел 800 километров.
Хорошо видна спаренная установка пулеметов MG 34. От неё немцы отказались летом 1940 года
Поскольку отчёта об испытаниях найти не удалось, можно делать лишь какие-то предположения, опираясь на косвенные данные. А именно – на характеристики, которые НИБТ Полигон готовил на испытанные танки. Здесь наибольший интерес вызывает максимальная скорость, которую развил немецкий танк. Согласно некоторым данным, в ходе пробега Pz.Kpfw.III Ausf.G развил максимальную скорость 69,7 км/ч. Вокруг этой цифры сломано немало копий. На самом деле такую скорость танк действительно мог развить. Собственно говоря, Z.W.38 и создавался как боевая машина с очень высокой подвижностью. При его создании как раз и ориентировались на максимальную скорость 70 км/ч. Танк, на который ставилась 10-скоростная коробка передач Maybach Variorex 328 145, на 10-й передаче развивал 67,07 км/ч. Учитывая погрешность спидометра и дорожные условия, те самые 69,7 км/ч выглядят вполне реальными. Как бы то ни было, в тактико-технических характеристиках (ТТХ) иностранных танков от 7 марта 1941 года указаны именно такие данные по максимальной скорости Pz.Kpfw.III.
Сводная характеристика иностранных танков от марта 1941 года. Максимальная скорость Pz.Kpfw.III – 70 км/ч
На то, что немецкий танк действительно развил такую скорость, указывают и дальнейшие действия ГАБТУ КА в отношении танка СП (будущего Т-50) и модернизированного Т-34. Первоначальная концепция СП, или Т-126, предусматривала создание боевой машины с максимальной скоростью 30, позже 35 км/ч. Именно такую скорость развивал Т-126 на испытаниях. А вот к Т-135, он же Т-50, предъявлялись уже другие требования – 50 км/ч, именно такая цифра указывалась при рассмотрении полноразмерного макета. Опытный образец Т-50 разогнался еще быстрее – до 52 км/ч. Еще быстрее оказался Т-50 разработки Кировского завода – 64 км/ч. Такая скорость появилась не просто так. В некоторых документах Т-50 прямо сравнивался с Pz.Kpfw.III.
Наконец, в первом же проекте модернизации Т-34, датированном январем 1941 года, указана максимальная скорость 65–70 км/ч. Ради её достижения скорости предлагалось поставить на машину двигатель В-2К мощностью 600 лошадиных сил. Правда, на заводе-производителе такую скорость признали нереальной. В ТТХ эскизного проекта танка А-43, рассмотренного в апреле 1941 года, указана максимальная скорость 60 км/ч для танка с броней 45 мм и 55 км/ч с броней 60 мм.
Смотровой прибор механика-водителя для «боевого» вождения
Как видно, скоростные данные немецкого танка стали для ГАБТУ КА крайне неприятным сюрпризом. Другое дело, что с этой самой скоростью существует один нюанс. Знал бы конструктор Генрих Книпкамп о том, какой шум поднялся в советском бронетанковом ведомстве вокруг немецкого танка, он бы точно грустно ухмыльнулся. Дело в том, что с такой высокой скоростью Pz.Kpfw.III Ausf.G не мог двигаться долго. На скоростях выше 40 км/ч спустя короткое время начинали отслаиваться и разрушаться бандажи опорных катков. В результате предельно допустимой скоростью была указана планка в 40 км/ч. Больше того, начиная с модификации Ausf.H на Pz.Kpfw.III стали ставить 6-скоростную синхронизированную коробку передач ZF SSG 77. С ней прыть Pz.Kpfw.III заметно поубавилась: паспортная скорость составляла 42 км/ч, а на НИБТ Полигоне трофейный танк разогнали до 50 км/ч.
Смотровые приборы заинтересовали советских инженеров
Высокая максимальная скорость, впрочем, оказалась далеко не единственной особенностью Pz.Kpfw.III Ausf.G, которая оказала влияние на советское танкостроение. После испытаний в Кубинке немецкий танк отправился в своеобразное турне по советским танковым заводам. Отдельные российские историки на основании этого факта дошли в своих публикациях до утверждения, что некоторые советские танки якобы были скопированы с Pz.Kpfw.III. Оставим эти фантазии на совести авторов – ни одного построенного в металле танка – клона Pz.Kpfw.III в СССР не было. Отдельные элементы, разумеется, либо копировались, либо творчески перерабатывались. Примерно то же самое происходило в Германии год спустя, когда изучение трофейного Т-34 заставило немецких конструкторов вносить серьезные изменения в свои разработки. И в том, и в другом случае о копировании танка в целом речи не шло. Каждая из танкостроительных школ шла своим путем.
Указатель поворота башни позже был скопирован для Т-50
Первыми с немецким танком ознакомились ленинградские предприятия – Кировский завод, завод №174 и Ижорский завод. Танк тщательно осмотрели. Затем машину частично разобрали с целью изучения отдельных агрегатов. В качестве образцов для изучения были оставлены один запасной трак, торсион и опорный каток. Наиболее интересными, с точки зрения ленинградских предприятий, стали смотровые приборы, указанные выше элементы, снятые, как образцы, поворотный механизм башни и другие мелкие детали. Практически по всем узлам на заводе №174 составили схемы. С листов корпуса были взяты образцы металла для изучения, также из различных узлов машины слили для образца масло.
Сама пулеметная установка особого интереса не вызвала, зато идея с двумя спаренными с пушкой пулеметами была использована на Т-50
На продукцию Кировского завода влияние немецкого танка оказалось минимальным. Танки семейства КВ получили командирскую башенку. Впервые она была спроектирована для Т-150. Впрочем, на немецкую конструкцию она оказалась не похожа. Советская командирская башенка разрабатывалась исключительно как смотровая, люка для командира в ней не предусматривалось.
Бо̀льшим было влияние немецкого танка на конструкцию другой машины – Т-50. Помимо того, что после изучения Pz.Kpfw.III резко ужесточились требования к её максимальной скорости, на эту машину перекочевали и некоторые элементы немецкого происхождения. Прежде всего, это командирская башенка, которая, впрочем, также отличалась от немецкой. Одновременно с башенкой в башне появилось место для командира. Еще одной позаимствованной деталью стала установка двух спаренных с пушкой пулеметов. Советским военным эта идея понравилась, поскольку в результате резко повышалась плотность огня. На этом, впрочем, заимствования и заканчивались. В остальном Т-50 Кировского завода был вполне самобытной конструкцией, которая оформилась еще до появления на заводе немецкой машины.
Прибор для пуска дымовых шашек
Теория о копировании с немецкой машины Т-50 вообще выглядит несостоятельной. Программа СП стартовала ещё в феврале 1940 года, а полноразмерный макет танка Т-126 был рассмотрен комиссией 9 июля. К тому моменту общий облик машины уже сформировался. Что же касается заимствований из конструкции Pz.Kpfw.III, то они перечислены в докладной записке от 10 апреля 1941 года, которую подготовил главный конструктор Т-50 С.А. Гинзбург:
«В ответ на Ваше письмо за №144353 от 27.1–1941 года сообщаем, что при проектировании и изготовлении объекта Т-50 был использован опыт танка T-III в следующих элементах:
Схема расположения команды и вооружения в башне.
По типу танка T-III, на машине Т-50 командир расположен в задней части машины, за гильзоулавливателем системы. Для обеспечения кругового обзора на башне установлена специальная командирская башенка, высотой 240 мм, снабженная семью (на установочной партии восемью) призменными смотровыми приборами, вместо триплекса на машине T-III, что значительно повышает безопасность командира.
По типу танка T-III на машине Т-50, 45-мм пушка спарена с двумя пулеметами. В целях уменьшения лобовой части башни и повышения снарядостойскости бронировки системы, на машине Т-50, в отличие от танка T-III, не предусмотрена возможность раздельной наводки пулемета и системы.
Кроме того, на машине Т-50 установлены следующие приборы по типу T-III.
1. Трехцветная световая сигнализация от командира к водителю.
2. Указатель выхода системы из-за габаритов машины.
3. Переносная лампочка с электромагнитом.
4. Отдельные элементы крепления применены в укладках снарядов и ЗИП-а.
Что касается трансмиссии, то, несмотря на то, что она представляет значительный интерес, но ни схему, и ни отдельные агрегаты применить на машину Т-50 не удалось. Схема машины Т-50, в отличие от T-III, как это предусмотрено в ТТТ (тактико-технических требованиях – Прим. ред.), с задним расположением ведущего колеса.
Что касается применения отдельных агрегатов, то их конструкция требует большую предварительную конструкторскую и экспериментальную работу. Завод, имея очень ограниченный срок для проектирования и изготовления Т-50, конструкцию этих агрегатов применить не мог.
С машиной T-III познакомился почти весь состав конструкторов, испытателей и исследователей завода. Ряд агрегатов машины T-III, как запасная коробка скоростей, запасной гидравлический амортизатор, были полностью разобраны и сняты с них эскизы. Ряд агрегатов сфотографирован.
Ряд элементов мотора был использован при проектировании нового мотора на нашем заводе».
Рассказы о значительном числе заимствований из конструкции Pz.Kpfw.III в Т-50 сильно преувеличены. Еще меньше от немецкого танка получил А-43 (Т-34М). На заводе №183, куда в декабре 1940 года прибыл немецкий танк, его подробно изучили. Для химического анализа специалисты завода взяли пробы с торсиона, балансира, пальца трака и листов брони. Были разобраны и изучены двигатель, ходовая часть, элементы трансмиссии, вооружение и смотровые приборы. Были сделаны эскизы наиболее интересных элементов и деталей. Разумеется, при проектировании А-43 изучение немецкой машины учитывалось, но, кроме командирской башенки и размещения третьего члена экипажа в башне, ничего другого от Pz.Kpfw.III конструкторы советского танка не взяли. Торсионная подвеска для Т-34 предлагалась еще до появления немецкого танка, конструктивно она отличалась. Что же касается ходовой части А-43 в первом варианте, то она была, скорее, похожа на ходовую Т-50, а не Pz.Kpfw.III.
Этот же танк на НИБТ Полигоне в сентябре 1941 года. Цифра 37 означает калибр пушки
В марте 1941 года по требованию Сталинградского тракторного завода немецкий танк был отправлен в Сталинград. 20 июня, по требованию начальника НИБТ Полигона, танк вернули в Кубинку. Вплоть до эвакуации полигона в Казань машина находилась на полигоне. Её краткая характеристика попала в справочник, составленный в начале сентября 1941 года. Для придания машине большей аутентичности на неё нанесли немецкие «балочные» кресты. В дальнейшем следы танка теряются. Возможно, он оказался в Казани, где использовался для ремонта Pz.Kpfw.III Ausf.H, который испытывался зимой-летом 1942 года.
Хитрости с броней
Помимо ленинградских танковых заводов, Pz.Kpfw.III изучался и специалистами Ижорского завода. На тот момент это было ведущее советское предприятие в вопросе изучения брони. Позже из него выделили Броневой институт, он же НИИ-48. О том, как немецкий танк изучался на этом предприятии, следует поговорить отдельно, поскольку распространённый вольный пересказ результатов испытаний имеет очень мало общего с реальностью. Согласно «легенде», весной 1940 года танк, якобы захваченный в Польше, подвергся испытанию обстрелом. Результаты обстрела якобы вызвали состояние лёгкой паники, поскольку только в 2 случаях из 5 броня немецкого танка оказалась пробита.
На самом деле осенью 1940 года здесь обстреливали корпус и башню Pz.Kpfw.II Ausf.B. При стрельбе по правому борту из 37-мм пушки выяснилось, что немецкая броня хрупкая, при этом отмечалась высокая прочность сварных швов.
Правый эвакуационный люк, который изучался на Ижорском заводе
Pz.Kpfw.III Ausf.G прибыл на Ижорский завод в сентябре 1940 года. Разумеется, никакого обстрела корпуса танка не проводилось, поскольку он имелся в одном-единственном экземпляре. Первым делом были проведены замеры листов, снята стружка с бортов и лобовой части, а также определена твердость по методу Польди. Далее специалисты провели химический анализ, из-за загрязнённости стружки содержание углерода в стали посчитали ориентировочным. Был сделан вывод, что броневые детали немецкого танка изготовлены из высокоуглеродистой стали. Твердость для такого типа брони посчитали нормальной.
Вопреки распространенной версии, толщину листов советские специалисты определили верно – 30 и 20 мм. Борта корпуса и башни изготавливались из гомогенной брони, а лобовая часть – из гетерогенной.
Половинка люка до обстрела
В дальнейшем из ГАБТУ КА было получено разрешение на изъятие одной из деталей для её изучения и обстрела. В качестве образца была взята крышка эвакуационного люка. Снятую деталь заменили на такую же, изготовленную Ижорским заводом. На Кировском заводе деталь разрезали пополам, одна половина осталась на заводе, вторую передали Ижорскому заводу. Выяснилось, что люк был изготовлен из высокоуглеродистой стали, значительно отличающейся от той, что использовалась на основных броневых деталях корпуса и башни.
Результаты обстрела. После первого же попадания 45-мм снарядом люк раскололся
Для проверки стойкости брони было решено провести огневые испытания. Огонь велся тупоголовым бронебойным снарядом 53-БР-240 на дистанции, соответствующей пределу пробития листа толщиной 30 мм (скорость снаряда 533,8 м/с). Итоги испытаний оказались неожиданными: первое же попадание раскололо крышку люка на 8 частей. Далее был произведен обстрел из пулемета ДК калибра 12,7 мм. Выяснилось, что предельная дистанция, с которой лист не пробивался, составила 150 метров. Возникло подозрение, что столь неожиданные результаты стрельбы связаны с малыми размерами детали и термическим воздействием при разделке. Чтобы это подтвердить, на Ижорском заводе изготовили точно такую же деталь из советской броневой стали ФД 5634. Деталь точно так же сначала разрезали пополам, а затем произвели выстрел на пределе пробития (скорости снаряда 525,4 и 564,2 м/с). Пробития детали не произошло, на люке появились две вмятины. Проблема была явно не в размерах или термообработке.
Результаты обстрела такой же детали, изготовленной из советской броневой стали
Ижорский завод данные испытания посчитал недостаточными, поскольку другие детали танка изготавливались из стали иного состава. Но на тот момент обстрел корпуса и башни не представлялся возможным.
Упомянутой некоторыми авторами паники из-за «плохих снарядов» в документах конца 1940-начала 1941 годов не прослеживается. В октябре 1940 года проводились испытания 45-мм противотанковой пушки обр. 1937 года. На них выяснилось, что броню толщиной 30 мм, установленную под углом 30 градусов от нормали, снаряд пробивает на дистанции 1000 м. Обеспокоенность вызвало резкое снижение дистанции пробития при стрельбе по плите толщиной 40 мм. Пробивалась такая плита лишь на дистанции 150 метров. При этом, действительно, отмечалась недостаточная прочность снарядов, но критичной она становилась при стрельбе по бронелистам толщиной 40 мм и выше.
О недостаточном пробитии было известно и ранее, это стало одной из главных причин запуска разработки 57-мм противотанковой пушки ЗИС-2. Что же касается листов толщиной 30 мм, то они пробивались без проблем и на больших дистанциях. Это подтверждают данные более поздних обстрелов. Например, в ходе обстрела из пушки танка Т-70 борта немецкой самоходной установки StuG III Ausf.B снарядом 53-БР-240 выпуска 1938 года он пробил броню толщиной 30 мм на дистанции 850 метров. Та же самая картина наблюдалась и при стрельбе по другим листам толщиной 30 мм. Проблемы возникали только при стрельбе по более толстой броне. Для советских военных эта информация новостью не являлась.
