Химен Мак. «Трудно быть сержантом» (No time for sergeants)
История американского солдата Швейка — деревенского парня из Джорджии, написанная офицером ВВС США Маком Хименом. Правда, в отличие от героя романа Гашека, рядовой Уилл Стокдейл действительно простоват и добродушен.
Пройдя после множества приключений курс молодого бойца, постоянно подставляя (из самых лучших побуждений) своего несчастного сержанта Кинга, Уилл становится воздушным стрелком, судя по всему, бомбардировщика Б-29.
Должен сказать, что Бену не нравился наш новый экипаж. Об офицерах он был прескверного мнения и все время ворчал. Хорошо еще, что не все такие, говорил он. Однако летать ему нравилось, и мы не отсиживались в казарме, как большинство ребят. Работа не пыльная, сидишь себе и дремлешь, иногда в карты, играешь или в шашки, а то просто вниз, на землю, смотришь. Когда к нам прислали еще одного стрелка, втроем стало веселее. Правда, этот парень играл в карты редко. Обычно он брал с собой модель самолета и только ею занимался. С ним мы так и не познакомились поближе. Он вскоре исчез, наверное, удрал из экипажа. Во всяком случае, мы его больше не встречали.
Отправляясь в полет, мы с Беном залезали в хвостовую часть самолета через специальный люк. После посадки выходили тем же путем. О прибытии никому не надо было докладывать. Иногда случалось, что командир корабля лейтенант Бриджес заглядывал к нам, но это бывало очень редко. А с остальными членами экипажа, как я уже сказал, мы почти не виделись.
Однажды произошел такой случай. Разговорился я с одним летчиком, и мне показалось, будто я слышал где-то его голос. Он сказал, что тоже вроде где-то меня видел. В конце концов, мы установили, что служим в одном экипаже. Это был наш второй пилот лейтенант Гарделла, славный парень. В зубах у него дымилась огромная сигара, он был навеселе. Спрашиваю его, чем офицеры, занимаются во время полета, а он отвечает:
— Да так, ничем особенным. А вы? Ну, я рассказал ему про карты, про шашки. Он решил, что это здорово, и вызвался составить нам компанию, а я пообещал познакомить его с Беном. Потом я спросил, какие у него обязанности как у второго пилота.
— Да разные, — сказал лейтенант,— обычно выпускаю и убираю шасси. Это моя основная работа. Да меня и не тянет сейчас еще чем-нибудь заниматься.
— И давно вы убираете и выпускаете шасси?
— Давно, почти шесть недель, с тех пор как окончил офицерскую школу. Вот в следующий раз я буду опускать и поднимать щитки. Приходи посмотреть, только попроси разрешения у командира.
— Спасибо,— говорю.— Мне очень хочется посмотреть, как убираются и выпускаются щитки.
Этот второй пилот был очень славный, просто не верилось, что говоришь с офицером: такой он был молодой, розовощекий. Его можно было вполне принять за бойскаута лет тринадцати, если бы не сигара и запах спиртного изо рта. Ведь большинство бойскаутов не курит и не пьет.
Я разыскал лейтенанта Бриджеса в доме для офицеров-холостяков. Лейтенант лежал на койке. Я подошел поближе и стал гадать: спит он или нет, потому что глаза у лейтенанта были, как обычно, полузакрыты. Но тут он сам приподнялся и молча взглянул на меня. Я попросил у него разрешения лететь в следующий раз в кабине, вместе с офицерами.
— Послушай, парень,— ответил лейтенант Бриджес,— так же нельзя: то здесь, то там. У тебя есть свое место. А впрочем, пойди спроси своего командира.
— Но вы, и есть мой командир,— ответил я.
Тогда лейтенант внимательно посмотрел на меня и виновато проговорил:
— Да, теперь припоминаю, я тебя видел как-то в самолете. Как, говоришь, твоя фамилия?
Я назвал свое имя и фамилию. Мы побеседовали еще немного, и я получил разрешение в очередном полете быть вместе с офицерами. Я попросил и за Бена.
— Это какой еще Бен?— удивился лейтенант. Я объяснил, что Бен служит в нашем экипаже.
— Ладно, мне все равно, садитесь, где хотите,— махнул рукой лейтенант.
Пришли мы наутро в семь и ждали часа два. Наконец стали появляться наши офицеры. Вид у них был такой, что лучше бы глаза мои на них не смотрели. У лейтенанта Бриджеса волосы торчали, как солома, веки отекли так, что от глаз остались только щелочки, парашют он пристегнул задом наперед, и ранец болтался у него на животе, сильно мешая при ходьбе. А шел наш командир, спотыкаясь и, покачиваясь и все время глупо хихикая над какой-то шуткой лейтенанта Кавера. Остальные члены экипажа предстали перед нами ничуть, не в лучшем виде после этой веселой ночки. "Взрослые люди, а вздумали когда напиться!"— мелькнуло у меня в голове. Вен не мог смотреть на них без отвращения.
Грузовик уже дожидался нас. Когда все влезли и шофер собирался трогать, лейтенант Бриджес вдруг подошел к борту, зажал рукой нос, как делают мальчишки, собираясь нырять в воду, и крикнул:
— Вот так я выброшусь с парашютом!— И выпрыгнул из кузова. Он упал на спину, и просто удивительно, как он не переломил себе хребет. Вслед за ним поднялся лейтенант Кавер, и на нем парашют был пристегнут задом наперед. Он лихо повторил маневр своего командира и растянулся на дороге. Валяются оба в пыли, дрыгают ногами и ржут. Похоже было, что мы долго не тронемся, потому что и командир корабля, и штурман не думали снова залезать в грузовик. Глядя на них, я не знал, что делать: радоваться или горевать. Бен, наверное, не на шутку встревожился: он сидел, вытаращив глаза, белый как мел. Шофер, высунув голову из кабины, равнодушно смотрел на происходящее. Он даже заглушил мотор, видя, что командир и штурман не собираются подниматься с земли. Казалось, их невозможно было утихомирить. Меня уже начали одолевать грустные мысли, но тут я посмотрел на нашего второго пилота лейтенанта Гарделлу и с надеждой подумал, что не все еще потеряно. Лейтенант сидел смирно, держа на коленях судок с завтраком. Парашют его был в полном порядке. Он спокойно смотрел на своих друзей и не говорил ни слова. Когда прыгунам надоело валяться в пыли и они, пыхтя, вскарабкались в кузов машины, лейтенант Гарделла сжал губы и с отвращением передернулся. Гримаса не успела сойти с его лица, как командир и штурман снова были за бортом. Лейтенант Гарделла потрогал свой парашют, будто проверяя, все ли на месте. Он не хихикал, как все остальные, и это меня еще больше ободрило.
— Не горюй, может быть, второй пилот совсем управится,— шепнул я Бену.— Шасси он убирает и выпускает здорово, сам видел. Бен кивнул в знак согласия. Казалось, он немного успокоился, хотя по-прежнему был очень бледен. В это время лейтенант Гарделла вдруг встал, посмотрел на нас очень серьезно и сказал:
— А я-то думал. Бриджес с Кавером соображают лучше меня. Теперь смотрите, как надо прыгать.
И с этими словами он, к моему удивлению, сиганул головой вниз и так ударился о землю, что не мог подняться. В конце концов, нам с Беном пришлось слезть и втащить его в кузов. Один лейтенант Кендалл не прыгал я вел себя прилично, но и у него парашют был пристегнут бог знает как. К тому же, он был только бортинженером и не умел управлять самолетом. Честно говоря, тут и я начал волноваться.
Наконец нам удалось погрузить в кузов и успокоить командира со штурманом. Машина тронулась, и скоро мы были у нашего самолета. Я никогда не видел Бена таким бледным. Мне все время очень хотелось ободрить его. Я старался держаться молодцом, ходил вытянувшись и говорил всем почтительно "сэр". Но это не помогало. Бен то и дело шептал мне:
— Никто не в состоянии вести машину, Уилл, а мы должны лететь с ними, ты понимаешь…
Стоим мы с ним, разговариваем, и вдруг к нам подходит лейтенант Бриджес и спрашивает:
— Где это вы вчера были, молодчики?
Тут я вытягиваюсь в струнку и браво отвечаю:
— Виноват, сэр!
Говорю и чувствую, что ответ глупый, но зато по форме. Да я еще нарочно гаркнул погромче, чтобы Бен слышал. А Бриджес и говорят:
— Кино! Тоже нашли место, куда пойти. Надо же было додуматься!
Я ему опять отвечаю:
— Виноват, сэр!— козыряю и кошу глазом на Бена, а тот отчаянно мотает головой: мол, не то говоришь. Ну, думаю, опять сплоховал, и тогда уже запросто выкладываю лейтенанту:
— Мы вчера ходили в город, а вы куда?
— Виноват, сэр,— сказал он, захихикал и ушел. А через минуту я услышал голос командира с другого конца самолета: он просил кого-то задать ему вопрос, где он, Бриджес, вчера был. Когда вопрос был задан, лейтенант ответил:
— Виноват, сэр!— и снова захихикал. У самолета возились механики; с одного из моторов был снят капот. Старший механик спустился по лесенке, подошел к лейтенанту
Бриджесу и доложил:
— Двигатель номер два вышел из строя, сэр, а третий не развивает полных оборотов. Машину нельзя поднимать в воздух.
— Это почему же?
— Она в плохом состоянии, сэр!
— Что это с тобой, парень? Сдрейфил? — заорал на него лейтенант.
— Не в этом дело, сэр,— спокойно ответил механик,— я же не полечу на нем, поэтому и дрейфить мне нечего. Просто я полагаю…
— Я водил самолеты и на одном паршивеньком моторе,— перебил его лейтенант Бриджес.— А на этой махине их просто невозможно сосчитать. Я даже не знаю, сколько всего моторов на моей машине, а ты лезешь ко мне с одним мотором.
— Но я…
Лейтенант опять не дал механику договорить и строго спросил:
— Кто снял капот? А ну-ка быстро поставить на место! До чего же докатились механики наших ВВС!
Он еще что-то сказал в том же духе, но меня отвлек Бен, и я прослушал. А Бен без конца твердил, что никто из членов экипажа не в состоянии вести машину и надо что-то предпринять. Тогда я предложил:
— Бен, а хочешь я им морду набью, может быть, тогда они…
Но Бен отчаянно замотал головой и испуганно прошептал:
— Что ты говоришь, Уилл, они ведь офицеры. Как же ты смеешь поднять на них руку! Вот если попытаться отговорить их лететь, да и этого делать, кажется, по уставу не положено.
И все же я решил попробовать. Ведь Бен этого так хотел. Подошел я к лейтенанту Бриджесу и говорю:
— А почему бы нам не подождать до завтра? Может быть, к тому времени…
— Виноват, сэр,— ответил он, хихикнул и ехидно добавил:
—Кто здесь пилот— ты или я? Я, не так ли? Так вот, не хочешь лететь— отправляйся поездом, а я полечу, полечу в эту голубую пустынную бездну! А ну-ка кончайте с капотом, живо, живо, живо!..— крикнул он механикам, уже забыв про меня.
Говорить с ним дальше было бесполезно. Я направился к лейтенанту Гарделле и попытался убедить его, но он вряд ли мог понять, какая нам грозила опасность. Уж я ему объяснял, объяснял, а он только мычал и хлопал глазами. Тогда я кинулся разыскивать других офицеров, но толку не добился. Лейтенант Кендалл уже спал, лейтенант Кавер с головой окунулся в работу. Он то и дело записывал что-то, расшвыривал карты, рассматривал трубочки и каждый раз, когда я к нему обращался, недовольно говорил;
— Уходи, не мешай, я занят.
Пришлось поставить на этом крест. Когда я сказал Бену, что уговаривать офицеров отложить полет бесполезно и что нам разрешено вернуться на поезде, Бен только покачал головой и твердо заявил:
— Нет, этого мы не можем сделать, Уилл.
— Почему?
— Мы должны быть в самолете, на своем посту. Тебе это хорошо известно. Ведь нельзя же каждый раз, когда грозит опасность, бросать самолет и возвращаться поездом. А впрочем, тебе виднее. Если хочешь ехать, отправляйся на вокзал, а я останусь с экипажем.
Я еще ни разу не видел Бена таким спокойным и уверенным в себе. Он не спорил со мной, не злился, а просто сказал о своем решении, не пожелав обсуждать какие-либо другие шаги с нашей стороны.
Я не знал, как мне быть. Бен в душе, конечно, лететь не хотел, это я понял сразу. Надо было подумать, как его отговорить.
Механики все еще возились с капотом, а лейтенант Бриджес расхаживал и отдавал приказания. Я присел на колесо и стал закуривать, но вдруг вспомнил, что курить нельзя, потому что моторы близко, а потом решил:
"Черт с ними, с моторами, пусть загораются, может, это и к лучшему" — и стал пускать дым клубами и разбрасывать повсюду пепел. Однако из этого ничего не вышло.
Механики наконец закончили работу, спустились на землю и убрали лестницу. Я отчетливо слышал, как один из них сказал другому:
— Надо бы сообщить диспетчеру.
— Он разобьет самолет раньше, чем мы успеем это сделать. Как назло, ни одной машины поблизости! — ответил другой.
А события развертывались своим чередом. Лейтенант Бриджес подал команду:
— Всем по местам!
Пока члены экипажа поднимались в кабину, он изображал шум поезда и даже вспомнил старую шутку: "Прошу садиться!" — "Спасибо, я уже сидел". Эту шутку он повторил несколько раз и все полезли наверх.
Махнув на все рукой, я решил опять сесть в кабину вместе с офицерами и понаблюдать за ними. Мне это занятие с самого начала пришлось по душе, а теперь должно было быть еще интереснее.
Бен уже поднимался к себе, когда я крикнул ему, что опять сяду в кабину, и пошел вынимать колодки из-под колес.
Когда я вернулся, лейтенант Бриджес уже захлопнул дверь кабины. Я начал стучать изо всех сил и вдруг услышал, как затарахтел один из моторов.
Я растерялся и не знал, что делать, а потом стукнул в дверь еще несколько раз, но она не открывалась. Зачихал второй мотор, совсем как на старой машине перед тем, как ей тронуться с места, и сильная струя воздуха от винта сорвала с меня пилотку. Тогда я решил пробраться к Бену, но и он уже заперся. Тут заработал еще один мотор, и мне пришлось пригнуться, чтобы воздушный поток не сбил меня с ног. В отчаянии я рванулся к кабине стрелка и стал кричать:
— Бен, открой, Бен, открой!
Но вот зарокотал еще один мотор, самолет накренился и двинулся в сторону взлетной дорожки. Делать было нечего, и я побежал за ним.
Мне казалось, что я бежал очень долго, размахивая руками, чтобы привлечь внимание Бена. Он был прямо надо мной. Я хорошо видел за стеклом фонаря его бледное лицо с округлившимися от ужаса глазами. Бен уже успел пристегнуться ремнями к спинке сиденья. Конечно, в таком состоянии ему трудно было заметить меня. Чтобы привлечь его внимание, я па ходу хватал горстями гальку и швырял в хвост самолета, не переставая кричать:
— Бен, Бен, открой!
Наконец Бен заметил меня и махнул рукой. Потом он попытался встать, но сделать это;
было невозможно из-за ремней, которыми он пристегнул себя к сиденью. Тут я вспомнил, как однажды он рассказывал мне, что — летчики на реактивных истребителях тщательно застегивают все ремни. Я с ужасом подумал, что Бен сделал то же самое, и боялся, что он теперь не скоро выпутается из ремней. А самолет выруливал к взлетной полосе, и я напрягал все силы, чтобы не отстать.
Бену пришлось расстегнуть по крайней мере ремней пятнадцать, прежде чем он смог встать с места. Когда он покончил с ремнями… самолет как раз остановился в начале взлетной полосы, перед тем как начать разбег. Вот люк кабины стрелка открылся, и на миг оттуда показалась голова Бена. Потом он протянул руку, и я ухватился за нее. Еще мгновение — и я был бы на месте. Но тут взревели моторы, самолет рванулся, хвост его немного подпрыгнул, а я, потеряв опору, сорвался и потянул за собой Бона. Оба мы шлепнулись на землю. Бедняга Бен, наверное, здорово ушибся и от боли не мог понять, что произошло. Он только мотал головой, пытаясь очнуться как после сна. И прежде чем я успел вскочить на ноги, самолет, покачивая крыльями, уже бежал по взлетной полосе. Он подпрыгивал и весь дрожал от напряжения, будто собираясь взвиться на дыбы, как норовистый конь. Вот машина на миг отделилась от земли, но тут же стукнулась колесами о бетон, подпрыгнула, накренилась и, почти касаясь правым крылом земли, пошла низко над аэродромом. Поднявшись метров на тридцать, самолет пошел было свечой, но потерял скорость и рухнул на землю. Хвостовая часть его отломилась и загорелась. Вот тогда я понял, что нам с Беном чертовски повезло: будь мы в самолете, от нас бы, кроме пепла, ничего не осталось! Передняя часть самолета выглядела сносно, но хвост, вернее, то, что от него осталось, совсем исчез в пламени. Тут взвыла сирена, и к месту аварии со всех сторон побежали люди. Честно говоря, увидев горящий самолет, я не стал особенно сокрушаться, что нас не оказалось на боевом посту. Я, конечно, ничего не сказал Бену, но именно эта мысль первой пришла мне в голову.
В 1958 году режиссером Энди Гриффитом был снят фильм по этой книге. В 1962 году она была издана и в СССР, издательством «Воениздат», видимо в пропагандистских целях.
Читать онлайн и скачать: http://4itaem.com/book/trudno_byit_serjantom-188112
