14

     Гренландия. Начало двенадцатого века.

     Маленькие поселения на краю цивилизации. Рай для историков-этнографов.

      Но не все исследователи знают о настоящей цели экспедиции, и никто пока не догадывается, чем она закончится.

Грёнланд. Часть I

Содержание:

Девять веков тому назад

     Эйрик Рауди не врал, Грёнлад действительно оказался зеленой землей. Естественно, под Грёнладом он не подразумевал весь огромный остров, по размеру лишь чуть-чуть не дотягивающий до континента, и большей частью покрытый льдом. Зеленая Земля – это несколько больших фьордов, в глубине которых, вдали от холодного Лабрадорского течения, растут трава и карликовые леса. Она находится намного южнее Исландии, располагаясь на широте норвежского Согне-фьорда, и исландцы охотно поверили, что климат здесь пригоден для сельского хозяйства. И действительно, сейчас, во время средневекового климатического оптимума, лето достаточно длинное и теплое, чтобы заготавливать впрок достаточно сена. Скандинавские поселенцы на острове живут тут не то чтобы припеваючи, но и не впроголодь, в чем скоро мы и сможем убедиться.

     Переход в прошлое прошел на редкость удачно. Кораблик лишь ухнул вниз на полметра, и тут же выскочил обратно, при этом лишь чуток черпнув бортом волну. Мы все облегченно вздохнули. Вот на суше отправлять экспедицию в прошлое очень просто: Возводится деревянный помост, на него становятся исследователи со своим скарбом, а то и с лошадью. Все грудятся в кучу, а после броска в прошлое падают на землю с небольшой высоты. Всё незамысловато и вполне безопасно.

     На море же гораздо сложнее. Тут путешественники сидят в длинном кораблике, и как не вытягивай эллипсоид силового поля, вместе с судном придется переместить энное количество воды. И ладно несколько лишних тонн нагрузки, но ведь еще нужно избежать совмещения нашей воды с древней. В противном случае создавшееся давление взметнет вверх водяной столб как от взрыва морской мины. Перемещать суденышко над водой и ронять хрупкое деревянное плавсредство с высоты тоже не выход.

     В общем, инженеры нашли выход, одновременно отправляя сферический сегмент древнего моря еще дальше в прошлое, а уже на освободившееся место перебрасывая наш кораблик. Но все равно перемещение по морской кротовине остается делом довольно опасным. Однако, выбора у нас нет.

     Лет двадцать назад, когда физики, изучившие найденную машину времени, разработали теорию кротовых нор, или червоточин, весь ученый мир пришел в восторг. Ну, не весь конечно, а лишь имевший доступ к тайне. Так вот, предполагалось, что на Земле имеется множество таких мест, в которых для путешествия в прошлое энергии требовалось на несколько порядков меньше, чем обычно. То есть стандартной двухсотмегаватной батареи было вполне достаточно, чтобы отправить небольшую экспедицию на две-три тысячи лет назад. В обратном же направлении, «по течению времени», и вовсе хватало небольшого аккумулятора. Главное, держаться поближе к центру червоточины, иначе расход энергии значительно возрастает.

     За несколько лет всю планету тщательно обследовали, и, в полном соответствии с теорией, обнаружили несколько дюжин кротовых нор. На этом эйфория историков и закончилась. Ведь если мы раскрутим глобус и начнем наугад тыкать в него пальцем, то куда попадем? Правильно, три раза из четырех в океан. А остальные точки придутся на Антарктиду, пустыни, горы, арктическую тундру, бескрайнюю тайгу, тропические леса или безбрежную Великую евразийскую степь.

      Из всех этих мест добраться до цивилизации непросто, а уж вернуться и точно найти временной туннель практически невозможно, тем более, в открытом море. Жители двадцать первого века потеряли уважение к океанам, которые можно за считанные часы пересечь на реактивном лайнере. Но в прошлое отправлять любые анахронизмы, за исключением Хрономаяка, категорически запрещено. Можно лишь выбрать любое судно эпохи – базальтовый плот, долбленку, папирусную ладью, да хоть каноэ с балансиром. А для более поздних периодов даже наборное судно. Но эти суденышки не могли гарантировать возвращение в заданный район, да и средства навигации в те эпохи практически отсутствовали. Люди тогда плавали вдоль берега, ориентируясь по наземным приметам.

     Так и оказалось, что исследовать прошлое с помощью кротовин почти невозможно. Лишь России повезло. У неё имелись и три червоточины, и почти безграничные запасы электроэнергии, что позволяло отправлять исследователей в прошлое за сотни километров от выхода туннеля. Тем более, что на суше не нужно тащить с собой корабль с многотонной массой воды. Так что почти все древние города русских были им доступны – и Новгород, и Киев, и Смоленск находились в зоне досягаемости. Российские коллеги этим пользовались, и организовали целую Службу по спасению древних артефактов, в первую очередь летописей.

     А вот ближайшая к Западной Европе кротовина выходила у южной оконечности Гренландии, и вела на восемь-десять веков назад. Добраться от острова до континентальной Европы на реплике средневекового судна и вернуться обратно теоретически можно, но вероятность благоприятного исхода достаточно мала. Эксперименты показали, что благополучно преодолеть тысячи километров бурного моря на деревянной скорлупке без спутниковой навигации и даже без компаса весьма непросто. А ведь еще нужно вернуться назад в точку переноса.

Грёнланд. Часть I

     К слову, когда Эйрик вел корабли в свое новое поселение, то до цели дошла лишь половина его эскадры. И это от куда более близкой Исландии! Так что вояж в Берген или Глазго, где как раз девять веков назад открывался новый кафедральный собор, сочли мероприятием невозможным. Конечно, некоторые отважные историки изъявляли готовность остаться в прошлом навсегда, а материалы исследований спрятать в условленном месте. Но международный центр хроноисследований был категоричен: Никаких долговременных экспедиций, а тем более поселенцев, несущих риск изменения прошлого. Может быть, квантовой физике и волновой хронометрии они аборигенов не обучат, но и самых крошечных изменений хватит, чтобы исковеркать ход времени.

     Кстати, в той найденной машине времени были оставлены дневники хронопутешественника, из которых следовало, что он кардинально поменял историю. В его мире тон задавала Индия, о Древнем Риме слышали не больше, чем сейчас о Кушане, а про эллинов вообще мало кто знал. А ведь этот исследователь, натурализованный в нашей античности под именем Гнипхон, был не полководцем или вождем, а всего лишь скромным учителем риторики.

     Правда, физики клялись, что если хрононавт вошел в кротовину из нашей реальности, то значит, она существует и будет существовать всегда. Ведь мировая линия объекта не может прерываться, и пространство-время не может исчезнуть. А все изменения просто образуют новую реальность. Но, с другой стороны, для создания второй вселенной потребовалось бы бесконечное количество энергии. Решить данный парадокс мог бы эксперимент, но проводить его, естественно, никто не собирался.

     Так вот, пока русские, китайцы и перуанцы спокойно исследовали свое прошлое, историкам Западной Европы приходилось скучать. Изучать скандинавские поселения в самой Гренландии, представлявшие собой просто кучку полуземлянок, организаторы проекта поначалу не хотели. Но группа влиятельных лиц, имевших, как и я, скандинавские корни, все же настояла на экспедиции.

     Меня рекомендовали зачислить в команду хрононавтов как специалиста по эпохе викингов, и мою скромную персону такое предложение несколько покоробило. Ну да, монографии по походам норманнов сделали имя Олава Андерсона известным в научных кругах. Но ведь эпоха-то совсем не та! Это лишь борзописцы — журналисты и популярные писатели пишут про поселения «викингов» в Гренландии. Но это все равно, что называть всех янки английскими пиратами, а в командировку на Дикий Запад рекомендовать специалиста по буканьерам.

     Среди первых поселенцев в Гренландии, возможно, и были люди, участвовавшие когда-то в пиратских набегах. Но и они прибыли на остров с целью основать фермы, а не ограбить кого-нибудь! А уж их потомки и вовсе никогда не бывали в викинге, занимаясь исключительно мирным трудом, заготавливая сено для коров и охотясь на тюленей. Лишь изредка кто-нибудь из поселенцев мог, отправившись в Маркланд за лесом, разорить индейскую хижину. Но называть из-за этого всех гренландцев морскими разбойниками, это нонсенс. Мы же не называем современный Нью-Йорк поселением каперов, хотя основавшие его голландцы и англичане пиратствовать и любили, и умели.

     Впрочем, в древнескандинавских диалектах я действительно разбирался, как и в нюансах раннесредневековой жизни, так что идея путешествия в смежную эпоху мне импонировала. Можно будет посмотреть на быт скандинавов и послушать истории об их предках-викингах. Конечно, все записанные исландские саги я читал. На языке оригинала, естественно. Но там больше рассказывалось о самих исландцах, да и период описывался более поздний, чем походы норманнов.

     В общем, на хронопутешествие я согласился без раздумий. А уж когда поговорил с кураторами экспедиции, то постарался ускорить отправление, насколько возможно. Считанные месяцы, посвященные хождению на лодке под парусом, запоминанию береговых примет и зубрежке хронологии двенадцатого века, пролетели как одно мгновение, и вот мы здесь.

Грёнланд. Часть I

     Я покрутил головой, высматривая отличия от нашего времени. Место то же самое, но стало чуть холоднее, а солнце успело подняться над горизонтом. Корабль сопровождения, разумеется, исчез. И если бы у нас имелась рация, то по всем каналам мы услышали бы только помехи.

     Подняв к глазам простейшее навигационное приспособление – дощечку со вбитыми в нее гвоздиками, я направил ее к вершинам дальних скал, служившим ориентирами. Как и следовало ожидать, все точно совпало. Скалы оказались на месте. Этот навигационный прибор очень пригодится нам при возвращении, чтобы найти червоточину в море, на расстоянии нескольких километров от берега.

     Мои спутники – Алекс Морозов и Альберто Моретти тем временем подняли мачту и заклинили ее в гнезде. Наше суденышко представляло собой просто большую парусно-гребную килевую лодку, длинной меньше восьми метров.  На ней можно пройти по спокойному морю вдоль берега и зайти в фьорд, а большего нам и не требовалось. Насколько аутентична сделана лодка, сказать не могу. В «мое» время, т.е. в девятом веке, суда строили иначе, и за три столетия многое изменилось. Впрочем, мы по легенде являемся иностранцами, так что и так сойдет. А как лодку правильно классифицировать, я даже не задумывался. Морозов вообще называл ее поморским карбасом.

     Алекс и Альберто такие же ученые-историки, как и я, только специализируются по Византии. Выбор специализации на первый взгляд странный. Однако, сойти за своих среди скандинавов двенадцатого века мы все рано не сможем. Ведь мир, как говорится, маленький. Назовись мы купцами из Швеции или Дании, и настоящие купцы, торгующие в Гренландии, нас тут же раскусят. Поэтому мы представимся гостями из Миклгарда.

     Нас троих выбрали за знание морского дела и умение говорить по-гречески. Основы исторического фехтования также были всем знакомы, хотя драться с кем-либо в прошлом категорически не советовалось. Для поддержания легенды мы везли ряд товаров, востребованных в Гренландии. В основном, это железные изделия – топоры, косы, ножи, рубанки, стамески и прочая мелочь. Имелось также немного солода, меда, соли и дегтя. Собственно, задача собрать весь скарб и стала главной трудностью при подготовке экспедиции. Ведь все железные изделия должны быть строго аутентичными. Никакой легированной стали, никакого хромирования, и вообще никаких анахронизмов попадаться не должно. Правда, допускалось использование быстроразлагающейся пластмассы и пенопласта. Из них сделаны, к примеру, наши яхтсменские шлемы. А самую сложную задачу — собрать аптечку, со всеми ее скальпелями, шприцами и щипчиками, инженеры решили еще несколько лет назад.

     В общем, все технические трудности преодолены, и нам осталось всего лишь покататься на лодке да совершить экскурсию по экзотическому поселению. И этого визита мы ждали с нетерпением, хотя и по разным причинам. Говоря откровенно, своим товарищам я страшно завидовал. Пусть мои предки даны владели всей Англией, но от всех их деяний не осталось ровным счетом ничего. Все завоевания были быстро утеряны, а вклада в мировую науку и культуру они тоже не внесли, не считая древних саг. А вот Италия в свое время не только создала империю, объединившую весь античный мир, но и заложила основы всей европейской цивилизации. Ну а Россия и сейчас сверхдержава, что являлось немалым поводом для гордости. Мне же гордиться, по большому счету, было нечем. И потому с нашим хронопутешествием я связывал кое-какие надежды.

      Плаванье много времени не заняло. Попутный южный ветер и начинающийся прилив быстро несли нас в нужном направлении, и уже через полдня мы входили в Эйнарсфьорд. Правда, вместе с нами несло и многочисленные льдины, так что я начал опасаться, что на обратном пути выход из фьорда окажется закупорен. Но пока в заливе льда было немного, и плаванью он почти не мешал.

     Чем дальше от моря, несущего холод и соленый туман, угнетающие растения, тем зеленее становились берега. Вскоре начали попадаться и жилые строения, но я пока не торопился причаливать. Судя по траектории движения солнца, мы очутились примерно в конце июня или в начале июля. Это значит, что ночь будет короткой, всего пару часов, и довольно светлой. Так что лучше пройти как можно больший путь, пока капризная погода нам благоприятствует.

     Мы стартовали в прошлое тридцатого июня 2036 года, а тайминг нам поставили ровно девять веков. Но автомат переноса наверняка гарантирует только место, а время выбирает сам, исходя из ряда факторов. И сама червоточина немного пульсирует, и сильного волнения на море в месте переноса быть не должно, и высота прилива обязана соответствовать той, что на старте. О наличии ледяных полей и говорить нечего. Поэтому точность в год или даже два считалась нормальной. Главное, что нам досталось лето. Пусть Алекс и уверяет, что зима у него в Волгограде холоднее, чем в южной Гренландии, но попасть в зимний шторм среди айсбергов приятного мало.

     Пока же мы совершали не опасное путешествие, а приятный круиз на яхте. Солнышко пригревало, мимо проплывали холмистые берега, на которых все чаще появлялись каменно-земляные постройки. Пару раз мы видели шлюпки с аборигенами, гребущими веслами, но близко к ним не подходили.

     Наблюдая за скалами, проливами и островами, мы между делом перекусывали вяленной говядиной и свежеиспеченным хлебом. Это конечно не моя любимая пицца, и не обожаемые Алексом равиоли с мясом, но еда сытная и питательная, придававшая нам сил. А когда нас стал морить сон, мы по очереди прикорнули на полчасика.

Первый контакт

     Цель нашего путешествия – Гардар лежал в полусотне километров от океана, в самом конце Эйнарсфьорда, где последний изгибается и почти встречается с Эйриксфьордом. На тонкой перемычке между этими заливами и находится резиденция гардарского епископа, ставшая своеобразной столицей средневековой Гренландии.

     Но прежде, чем отправиться в «столицу», хорошо бы проверить мои способности контакта на обычных гренландцах, да и стемнеет скоро. Из этих соображений мы стали высматривать удобную пристань, но на северном берегу, ближе к которому держалась лодка, высились громадные кручи, а фермы пропали. Однако, как я и ожидал, за очередным поворотом мы нашли, как нам показалось, настоящий порт. Во всяком случае, там у причала покачивалось целых пять морских кораблей, не считая лодок, наподобие нашей.

Грёнланд. Часть I

     Два самых мелких кораблика, вероятно, принадлежат жителям дальних гренландских фьордов. А вот на трех кораблях побольше прибыли иностранцы. Сами гренландцы двенадцатого века большие суда не строили, за неимением леса и железа. Отлично, вот мы и затеряемся в толпе заморских гостей. Как раз то, что нужно для первого контакта.

     Причалив чуть в сторонке от флотилии и надежно привязав канат к большому камню, мы скинули спасжилеты и шлемы — обязательное требование техники безопасности во время плаванья, и взяли сумки с аптечками первой помощи. Без них мы не имели права ступить на берег.

     Экипировавшись таким образом, наша компания отправились вдоль пристани к самому большому холму, покрытому травой. Именно так выглядел большой дом гренландцев. Ограды вокруг жилища не возводились, ибо нашествий здесь, на краю света, не ожидалось. Огораживались лишь загоны для скота и поля.

Грёнланд. Часть I

     Лодку мы, разумеется, оставили без охраны. В замкнутом сообществе, проживающем в суровых условиях, воровство недопустимо, и случается оно едва ли не реже, чем убийство. Да и вообще в скандинавской культуре доблестью считался грабеж иноземцев, а не кража.

     По дороге мы во все глаза разглядывали плавсредства аборигенов. Все большие корабли были явно торговые – широкие, с глубокой осадкой, высокими бортами и небольшим количеством весельных портов. Драконьи головы у них если и имелись, то здесь, у дружественной земли, были сняты. Щитов на планширах тоже не наблюдалось, за исключением одного кнорра. Насколько я мог разглядеть, для их крепления имелись специальные вырезы в шпангоуте, так что привязанные к ним щиты гребле не мешали. Опускаются ли у кораблей мачты, сказать наверняка было нельзя. Сейчас они горделиво высились, а на их верхушках крутились позолоченные флюгеры, указывающие ветер.

     Экипаж, ввиду темного времени суток, очевидно, спал. Из-под навесов и шатров, закрывавших корпуса кнорров, доносились богатырский храп и невнятные возгласы. Кормчие почивали неподалеку на берегу в персональных палатках.

 

     На торговые корабли сравнительно мирной эпохи лично я взирал хоть и с любопытством, но без особого пиетета. Вот если бы мне удалось узреть боевой драккар, тогда другое дело. Но Алекс пришел от корабликов в полный восторг, и все рвался потрогать руками настоящий средневековый кнорр. Мы с Альберто едва ли не силой оттащили его от берега. Незачем врываться ночью, пусть и светлой, на чужой корабль и будить усталых моряков. Еще не так поймут спросонья и примут за грабителей.

     А вот в жилой дом можно без зазрения совести стучаться в любое время суток, что мы и сделали. Это команды больших кораблей настолько многочисленны, что в дом не влезут, а нас троих должны принять гостеприимно. Мало того, туземцы посчитали бы странным, если бы три человека остались ночевать в лодке, когда рядом имеется роскошное теплое жилище. А мы должны вести себя как можно естественней.

     В дверях нас встретил подросток лет пятнадцати, представившийся как Холлфрид Суконная Шапка, и предложивший свое гостеприимство. В ответ я, как и положено знатному купцу, надменно поинтересовался, от чьего имени он приглашает. Надеюсь, голос у меня был твердым, ибо внутри я весь трясся. Как-никак, моя первая встреча с хроноаборигенами.

     Мальчонка оказался сыном Энунда, хозяина поместья. Пока его отец спал, он оставался дежурным капитаном порта и дневальным по дому, в который Холлфрид нас и повел по узкому извилистому коридорчику.

     Дом, правда, мне не очень понравился. Ошалевшие от недостатка строительного леса гренландцы построили его из необработанных булыжников и пластов дерна. Бревенчатыми были лишь столбы, подпиравшие крышу, и стропила. Это просто какая-то пародия на большой норвежский дом!

     Но внутри оказалось довольно уютно, хотя и сильно пахло дымом. Плошки с расплавленным жиром, служившие лампами, освещали длинный зал с рядом боковых ниш, укрытых шкурами. Холлфрид указал нам свободное место и предложил поужинать вяленой тюлениной, от чего я вежливо отказался. Дело в том, что являясь высшим звеном в цепи питания гидробионитов, тюлени отличаются крайне отвратительным вкусовым качеством. В принципе, тюленину можно есть, если вы специально обученный человек, всю жизнь проживший на крайнем севере. В противном случае вам понадобится недельная голодовка только для того, чтобы согласиться попробовать сей деликатес на вкус. А еще мясо ластоногих очень жирное. Без хороших приправ его лучше вообще не пытаться готовить, но с приправами в Гренландии туго. Лишь несколько видов трав, которые и сами по себе способны напрочь отбить аппетит.

     Конечно, во время подготовки нас пичкали тюлениной, пытаясь приучить питаться этой гадостью. Но в итоге добились лишь стойкого рвотного рефлекса на неё.

     Холлфрид с любопытством глазел на Моретти, чья южноитальянская внешность выдавала пришельца из дальних земель, и вежливо задал пару вопросов – откуда мы, куда плывем, да чем торгуем. Как я и рассчитывал, местный говор оказался вполне понятен, и общались мы без труда.

     Чтобы завязать хорошие отношения с местными жителями, я вытащил из сумки нож в кожаных ножнах – образец товара, и сунул мальчишке в руки:

     — Хочешь получить от меня в дар этот нож?

     Глаза у Холлфрида разгорелись, хотя, скорее, в них просто отражался свет лампы, но он все-таки нашел в себе силы отказаться:

     — Это дорогой подарок, а я ничего не могу предложить взамен.

     Однако, подобную реакцию я предвидел, и потому сделал ход конем:

     — Дай мне взамен свой, и будем в расчете.

     Тут уж гренландцу возразить было нечего, и он мгновенно стал обладателем сокровища, а я заполучил образец скандинавского средневекового ножа. Точнее, ножика. А еще точнее, жалкого огрызка. Рукоять у него была большая, как и положено, а от лезвия оставалась лишь крохотная полоска длинной в мизинец, настолько тонкая, что того гляди сломается. И это сын бонда! Да уж, с материальным обеспечением дела у островитян обстоят плоховато.

     Впрочем, дальше будет еще хуже. Сейчас в Исландии и Норвегии наблюдается тенденция усиления власти церкви, и Гренландию этот процесс тоже затронул. Здесь уже имеется свой епископ, владеющий обширными землями и получающий причитающуюся ему десятину. На острове развернулось строительство новых больших храмов, и туда требуется церковная утварь – колокола, витражи, вино для причастия, облачения священников, и прочие абсолютно ненужные для выживания вещи. А для оплаты всего этого богатства надо посылать все больше людей за моржовой костью, вместо того, чтобы собирать лес и ковать железо в Маркланде. Ну, или менять у норвежцев те же моржовые бивни на металлические изделия. Да и само строительство церквей отнимает немало трудовых ресурсов, которые здесь наперечет.

     А еще епископ и священники начнут держать множество бездельников – прислугу, дьяконов, звонарей, монахов, церковные хоры. Для крошечного населения, не имеющего элементарных ресурсов, содержание полутора десятков церквей и огромного кафедрального собора – это непозволительная роскошь. Вместо того, чтобы развиваться и основывать постоянные колонии в Маркланде, а потом и в Винланде, здешние скандинавы тратят все силы впустую! И это пока еще климат сравнительно теплый, а спрос на северные товары высокий. Хотя Холлфрид сказал между делом, что в это лето травы опять мало, и сохнет она плохо.

     Но через столетие-другое станет намного холоднее. Период вегетации сократится, и продуктивность сенокосов снизится. В то же время плавучие льды помешают охотиться на тюленей. Плаванье в Гренландию для норвежских купцов станет очень трудным, да и спрос на моржовую кость упадет. Впрочем, все ближайшие охотничья угодья из-за чрезмерной эксплуатации природных ресурсов уже будут опустошены. А еще на остров переберутся многочисленные и очень воинственные эскимосы. Столько испытаний сразу скандинавская колония, ставшая никому не нужной, уже не выдержит.

Грёнланд. Часть I

     Тем временем Холлфрид, убедившийся в наших добрых намерениях и получивший заверения, что Альберто не раб и не колдун, разговорился и поделился ценной информацией: Епископский престол в Гардаре уже десять зим занимает Арнальдр. Отлично, значит прибыли мы точно, и на дворе сейчас 1136-й год. Печальный, надо сказать, год для Норвегии. Тамошний король Харальд Гилли скоро будет убит, а после его смерти начнется вековой период свар и гражданских войн. Ну да ладно, пока мы не знаем, что ждет завтра нас самих. Пора и на боковую.

     Валялись в постели мы недолго. Несколько часов освежающего сна, и можно продолжать путь. Экипажи кораблей и лодок тоже просыпались, сворачивали тенты и готовились поднимать паруса, пока не стих попутный ветер.  Как говорит поговорка, ветер никого не ждет. Опоздаешь, придется грести, а тяжелый пузатый кнорр с маленьким экипажем на веслах идет куда как медленнее узкого длинного сорокавесельного драккара.

Грёнланд. Часть I

     Что интересно, у здешних кораблей паруса были разного цвета. У самого большого кнорра парус белый с красными и синими полосами. Почти как российский флаг, только повернутый вертикально. У второго классическое чередование красных и белых полос, как на иллюстрациях с кораблями викингов. Прочие же суда довольствовались некрашеными белыми полотнищами, как и наша лодочка.

     Корабельщики на нас оглядывались, но подходить знакомиться не спешили. Они тут не хозяева, а такие же гости, как и мы.

     Однако, когда Альберто уже отвязывал швартов, мы все-таки дождались нового контакта. Нас посетил паренек лет восемнадцати, высокий как жердь и облаченный, несмотря на путешествие, в новую одежду. Его одеяние составляли узкие штаны, куртка из выкрашенной в синий цвет шерсти, кожаные башмаки и широкий ремень, украшенный блестящей пряжкой. Волосы норманна были, согласно новейшей моде, сравнительно короткими, и едва закрывали уши, а бороденка только собиралась вырасти.

     Норвежец двигался плавно, как кот, и походил на сжатую пружину, готовую в любой миг распрямиться с разрушительной силой. Примерно так же двигались лучшие бойцы среди реконструкторов, с которым мне приходилось иметь дело. А взгляд — пристальный, быстро оценивающий наше вооружение и нашу боеспособность, напомнил взгляд опытного коммандос, прошедшего несколько кампаний. А еще точно так же на меня смотрел один их кураторов экспедиции. Тогда еще мелькнула мысль – если откажусь от предложения, то проживу очень недолго.

     Подойдя к причалу, парень встал на слегка согнутых ногах, заткнув руки за пояс, поближе к ножу, и выглядел абсолютно уверенным в себе викингом, да еще из тех, кто стоит на носу драккара. Убедившись, что я смотрю на него, он важно представился:

     — Я Ивар Кольбейнсон.

     Ох, фу-ты ну-ты, Кольбейнсон он. Мал еще парнишка, чтобы величать его по-отчеству.

     А голос-то у юноши зычный. Сразу видно, что Норвегия – горная страна. Ты говоришь, стоя на одной горе, а твой собеседник на другой. Ну, или на разных кораблях во время бури. С таким голосом даже еще не изобретенный рупор не нужен.

     — Мы остманы, — добавил Ивар, показывая на корабли.

     Ну да, это в Европе норвежцы и даны – норманны, т.е. северные люди. А в Исландии и Гренландии они остманы, потому что приплыли с востока. Так, а теперь пора и мне представиться, только надо напустить на себя важный вид:

     — Я Олав Андерсон из Миклгарда. Мои предки жили в Нореге и Данмёрке, и я решил повидать мир, отправившись в северные воды. А это мои люди – бонд Алекс Айсман и Альберто Моретти.

     Итальянца за северянина никак не выдать, а вот у Алекса типичная нордическая внешность, так что пусть его лучше считают за своего, хотя и забывшего язык предков. А «Айсман» — вольный перевод фамилии «Морозов», звучит вполне по-германски.

     Норвежец пристально осмотрел и нас, и наше плавсредство, но это испытание мы с доблестью выдержали. О том, что мы иностранцы, свидетельствовали и не совсем обычная одежда, и лодка, собранная из хорошо подогнанных досок и скрепленная железными гвоздями. Сами гренландцы собирали свои утлые суденышки из плавняка, с бору да с сосенки, как выразился Алекс, сшивая их жилами и увязывая китовым усом.

     Однако, мы явно не могли пересечь океан даже на столь прекрасной лодке, и Ивар деликатно полюбопытствовал, где наш корабль.

     — В море путей много — туманно ответил я. — Отправился на запад разведать пути, пока мы наносим визит в Гардар.

     Лезть с расспросами у суровых северян не принято, да и понятие коммерческой тайны им знакомо. К тому же, как гласит пословица, «не говори, куда идете, пока туда не придете». Так что о нашем мифическом корабле Ивар больше не спрашивал. Зато от пластикового морского шлема, который надел Морозов, он не мог глаз оторвать. Было видно, что ему хочется потрогать диковинку, но Кольбейнсон лишь ровным голосом поинтересовался:

     — Это каменный шлем?

     — Нет, просто покрашен серой краской, — охотно объяснил я. — И он не боевой, а лишь уберегает голову от ударов о рею. Там внутри кора дерева. А если упасть за борт, такой легкий шлем будет держать голову над водой.

     Объяснение юношу вполне удовлетворило, но тут настал черед Алекса любопытствовать. Он непременно желал узнать, может ли древняя ладья плавать в бейдевинт, и как на ней берут рифы, и есть ли там крытая палуба, и хранят ли норвежцы свои щиты в чехлах, как византийцы,  и еще тысячу вещей.

     Ивар, похоже, как истинный купец, был полиглотом, и желание Морозова осмотреть кнорр, выраженное на древнеславянском пополам с греческим, понял вполне ясно. Признав в Алексе ровню себе, как по роду, так и по воспитанию, он чуть улыбнулся, первый раз за время беседы высказав эмоции, и гостеприимно пригласил Айсмана на корабль, сопроводив приглашение взмахом руки:

     — Мы тоже все идем в Гардар. Айсман будет желанным гостем на нашем кнорре.

     Отпускать своего помощника к чужакам мне очень не хотелось. Но, официально, целью экспедиции является сбор данных о прошлом, и было бы странно, если бы ее руководитель отказал в экскурсии на древний корабль. Поэтому, скрепя сердце, я дал Алексу разрешение совершить круиз на норвежском судне.

     Морозов схватил свою сумку с неизменной аптечкой, подхватил мешок с вещами, и выскочил на берег. Когда они встали рядом, я смог оценить рост Ивара — почти метр восемьдесят. Ненамного меньше, чем у нас с Алексом. Парень был очень высоким для средневековья. Впрочем, хотя здешние норвежцы и ниже своих далеких потомков сантиметров на десять, но они все равно намного выше остальных европейцев.

     На этом мои наблюдения за норвежцем и закончились. Морозов едва ли не вприпрыжку побежал к кораблям, увлекая за собой нового друга. Вот так, не успев и глазом моргнуть, я лишился трети своего экипажа. Однако, судьба вскоре послала мне взамен другого моряка. Пока мы ждали отчаливания всей эскадры, с корабля со щитами сошел человек с кожаным мешком и быстрым шагом направился к нам.

     — Я Снеррир Торлётссон, по прозвищу Язык, — еще издалека поприветствовал он нас. – Твой Айсман поплывет на моем корабле, а я на твоем. Побеседуем по дороге.

     Разглядев попутчика поближе, мы с Альберто многозначительно переглянулись. Внешне Снеррир очень походил на Ивара, видимо, приходясь ему близким родственником. Такое же лицо, тот же рост, те же рыжеватые волосы. Только он был раза в два старше и намного плечистее, и у него имелась длинная борода, заплетенная в две косичка.

     Однако, при всем внешнем сходстве, про Ивара с его покерным лицом нельзя было сказать наверняка, подходит ли он к вам, чтобы пырнуть ножом, или просто желает поздороваться. Но у Снеррира на лице явно читалось, что он хочет обжулить. Не знаю, как он торгует, в наше время у него никто бы подержанную машину не купил. Но, по крайней мере, при всех своих габаритах Торлётссон не выглядел опасным. Если про Ивара можно точно сказать, что когда он хватается за меч, через секунду одним живым человеком становится меньше, то Снеррир если и вытащит нож, то разве что с целью срезать кошелек.

     Так как по легенде я тут плавал впервые, то охотно уступил Снерриру, знающему здешние воды, рукоятку рулевого весла, и осторожно начал расспросы.

Грёнланд. Часть I

     Норвежец оказался настоящей находкой для шпиона. Болтая без умолку, он поведал, что привез товары из Бергена, а последнюю зиму провел в Вестрибигдаре – западном поселении. Там неподалеку большие моржовые лежбища Нордсета и охотничьи угодья, так что они загрузили корабли и моржовой костью, и канатами из моржовой шкуры, и ценным мехом. Сюда норвежцы добирались долго, потому что мешал южный ветер, а теперь им надо произвести расчеты и с бискупом, и с кое-какими грёнлендингами.

     Странно, если корабли шли с севера, то почему же они не свернули в Эйриксфьорд, а сделали крюк, несмотря на противный ветер? Чего ради? Непохоже, что на последней стоянке норвежцы закупались чем-то ценным. А ведь в Эйриксфьорде находится богатейшей поместье Гренландии – Браттахлид. Эту усадьбу основал сам Эйрик, выбрав себе лучшие земли, и там всегда имеются дорогие товары.

     Но на прямой вопрос, кто сейчас управляет Браттахлидом, и как там идут дела, Снеррир неопределенно махнул рукой и сменил тему разговора, заявив, что дела Гиркланда куда интереснее дел маленького хутора.

     Далее наступил мой черед повествовать о событиях великих и значительных. Рассказывал я все более о делах военных, в которых разбирался лучше, чем в ценах и в конъюнктуре рынка. Норвежец с непритворным интересом слушал о битвах греков с сельджуками, взятии Кастамона и осаде Гангры, и заговорщицки подмигнул, услышав прозрачный намек об интересе гиркландского кейсара к Киликии, за которую активно боролись все ее соседи.

     Наверно, с подробностями я немного перестарался, ибо мой собеседник принял меня за участника всех этих баталий, служившего в норманнской или в варяжской страже. Правда, и мои шрамы на лице, заработанные во время исторических реконструкций самого жесткого формата, тоже намекали о боевом прошлом их носителя.

     Впрочем, самоуверенный Торлётссон мне почти не завидовал. Он даже небрежно заметил, что хотя и не утруждал себя службой вождям, однако вполне этого достоин по своему образу жизни.

     Затем настала очередь Снеррира рассказывать занятные истории, и в этом жанре он заткнул меня за пояс. Его невероятные рассказы о плаваниях, приключениях и заморских чудесах могли составить конкуренцию фрайхеру Мюнхгаузену.

     Альберто, которому я кратко переводил сказанное, лишь посмеивался, но рассказчика это ничуть не смущало. Каждая следующая история была интереснее и фантастичнее предыдущей. Да уж, вот тебе и устное народное творчество. А кто-то еще может верить, что в исландских сагах рассказывают исключительно правдивые истории.

     Разумеется, как ученый, я прекрасно понимаю, что Исландская Сага – это повествование о реальных событиях, преподнесенных рассказчиком с выгодной для него стороны, и порой богато приукрашенное выдумками. Заказчик саги может приписывать себе чужие заслуги, оправдывать свои прегрешения и замалчивать кое-какие неприятные моменты. Редко когда скальд строго придерживается объективности и не искажает повествование в угоду одной из сторон. Да и в этом случае он частенько выдает свои догадки за факты. Скажем, скальд не знал, что к моменту повествования герой саги уже женился на дочке другого персонажа, и придумывает хитроумную схему сватовства. Или герой пошутил, что охотился на куропаток, а повествователь принял это за чистую монету и красочно описывает сцену охоты.

Грёнланд. Часть I

     Тем временем фьорд, по которому мы плыли, потихоньку заворачивал влево, и ветер, доныне попутный, начинал нам мешать. Скорость лодки заметно упала, и стало ясно, что к ночи мы доплыть не успеем. Однако вечер был светел, погода безоблачна, кормчий правил нашим суденышком весьма умело, а время за разговорами летело быстро, и я ни о чем не беспокоился.

     Но, наконец, когда началась история про перевозку пяти белых медведей из Гренландии в Норвегию, мы все-таки пристали к берегу. Если бы не длинный полярный день, то мы бы причалили затемно, сейчас же еще было хорошо видно.

     С трепетом в душе я окинул взглядом небольшую долину, со всех сторон зажатую морем и горами. Вот он какой, Гардар – финал моего путешествия. Здесь, на узком перешейке между двумя самыми заселенными фьордами, раньше располагалось место тинга. Впрочем, народ тут и сейчас регулярно собирался, и тинговые землянки постоянно подновлялись. В одной такой полуземлянке, специальной гостевой для заморских купцов, Снеррир и предложил мне переночевать, а заодно познакомиться со всеми кормчими.

Грёнланд. Часть I

     Вскоре остманы отвязали свои сундуки, вытащили скарб на сушу, разложили одеяния для просушки, покрыли гостевую землянку шерстяным сукном, а на улице поставили котелок с варевом. Здесь же рядом у входа мы и расселись на принесенных скамеечках.

     Заморские купцы хотя и приплыли вместе, одной флотилией, но были из разных краев. Большинство норвежцы, но один корабль прибыл из Исландии. Исландцам до Гренландии добираться ближе, но кораблей у них очень мало. Свои невысокие леса они вырубили подчистую еще несколько поколений назад, и лесоматериалы для хозяйственных нужд импортируют с континента. Корабли же покупают у норвежцев, если сумеют сойтись в цене.

 

     Меня сразу представили купцам как человека видного и знатного, а указывая на моих спутников Снеррир добавил:

     — С ним два бонда, и оба стоящие. Прочие же спутники отправились на корабле дальше, разведать побережье.

     Впрочем, Морозова, имя которого моряки сократили с Айсмана до Исы, норвежцы уже знали.

     Из кормчих, с которыми мы познакомились, мне больше всего импонировал Хермунд Кодрансон – высокий черноволосый исландец средних лет с полуседой бородой.  У нас с ним нашелся общий интерес в виде старинных исландских саг, коих мы знали немало. Мало того, для Хермунда саги были не просто легендарными историями тысячелетней давности, а рассказами о деяниях прямых предков. Он не преминул похвастать, как бы между прочим, что является внуком Хердис, дочери Болли и Тордис, и, стало быть, праправнуком самого Снорри Годи.

     Высоко оценив мое знание исландского эпоса, Хермунд даже пообещал мне рассказать новую сагу, лишь недавно сложенную, о сыновьях Дроплауг. Однако, при всей нашей взаимной симпатии с Хермундом, обсуждать предания я старался осторожно, памятуя о родственных связях последнего с персонажами саг. Скажем, весьма неприятный типчик Стюр Убийца был тестем Снорри Годи, следовательно, приходясь моему собеседнику прапрапрадедом. Поэтому мне не следовало отзываться плохо как о самом Стюре, так и о его двоюродных братьях. Кузены у древних скандинавов считались очень близкими родичами.

Грёнланд. Часть I

     Впрочем, знанием родовых преданий его интересы не ограничивались. Хермунд блеснул эрудицией, поведав мне историю про Троюборг из древнегреческого эпоса. При этом он знал даже предысторию конфликта – и как Приам, испугавшись пророчества, велел вынести младенца Париса на мороз. И как богини Фрейя, Сив и Фригг просили Александра-Париса рассудить, кто из них наикрасивейшая. И как Эркулес, собрав войско, напал на Илиум-Трою, которая в то время не была сильна ни стенами, ни числом жителей. Он убил конунга Ламедона и много люда, разрушил крепость, разграбил добро и похитил Хесиону. Ставший царем Приам требовал у греков возмещения, но получил лишь угрозы, и тогда, созвав тинг, объявил о походе. Поход же, возглавленный Александром, закончился на острове Спарта похищением Элены.

 

     Но, как ни интересно было послушать занятные истории о прошлом, важнее было знать о будущем, а главную скрипку у купцов задавали норвежцы, причем они были явно озабочены какой-то проблемой. Больше всех волновался молодой Симун Полушубок – высоченный крепкий парень, ростом с меня, но более плечистый, и явно буйный по характеру. Хотя по возрасту и одеянию он не являлся самым знатным из остманов, но все внимание было уделено именно ему. Симун приплыл на корабле своего дяди Кетиля Кальфсона, доблестного мужа, бывавшего во многих краях и немало видавшего на своем веку. Этот умудренный опытом судовладелец успокаивал своего дылду-племянника, обещая завершить дело так, что все останутся довольны. Но племянник от его уверений почему-то нервничал еще сильнее.

     Еще, помимо уже известных мне Снеррира и Ивара, здесь присутствовал брат Хермунда – Торгильс Кодрансон. Братьев Кодрансонов таинственная проблема явно не радовала, и они лишь хмурились, слушая разговоры норвежцев. А вот Снеррира происходящее откровенно забавляло, и он подзуживал юного Симуна, уверяя парня, что тот уже давно стал зрелым мужем и способен решить любую проблему, в чем завтра все и убедятся. Никто не скажет, что руки у него растут из колен. А если что, так они с Иваром будут рядом. Взглянув на хладнокровного Ивара, излучавшего спокойствие, Симун действительно приободрился, и предложил отужинать.

     Сам Ивар в прения не встревал, продолжая обсуждать с Алексом, которому присвоил громкое прозвище «Стейнгрим» — «Каменный Шлем», особенности судостроения и судовождения в разных странах. Я их смеси разноязыких слов не понимал, да впрочем, и не старался, думая о своем. Впрочем, когда приступили к трапезе, я заметил, что у Морозова в руке нож с рукояткой из моржового бивня, Ивар же пользовался греческим ножиком. Верно, Кольбейнсон подарил свой нож новому другу за прозвание, которое он ему придумал, а Алекс посчитал нужным отдариться в ответ.

 

     После ужина, дождавшись, когда Хермунд пошел проверять, хорошо ли устроились его люди, я догнал исландца и прямо спросил, что тут за совы во мху прячутся. Кормчий не стал отнекиваться и лишь устало пожал плечами:

     — У купцов тяжба с епископом, а он самый могущественный человек в этой стране. Поэтому мы и взяли людей из Вестрибигдара, чтобы они поддержали нас на тинге. И скажу прямо, не нравится мне это дело. Остманы неуступчивы и мстительны. Если они повздорят с местным властителем, то просто уплывут и никогда не вернутся, а нам-то нужно торговать с грёнлендингами.

     К этому времени вестрибигдарские кормчие, державшиеся особняком в соседней землянке, уже спали. Постепенно улеглись почивать и все экипажи – исландцы, норвежцы и западногренландцы, прибывшие с ними. В нашей землянке тоже сгребли все угли из костра в угольную яму и засыпали золой, чтобы утром не разводить огонь заново, и вскоре отовсюду слышался разномастный храп.

     Мне же не спалось. Я чувствовал, что здесь что-то не так. Но, пройдя по берегу, все еще хорошо видимому в ночных сумерках, немного успокоился. Военных приготовлений заметно не было, щиты остались на кораблях, стражу не выставляли, и обход ночью никто не делал. Все до единого обитатели лагеря уже спали крепким сном.

 

Источник: http://samlib.ru/editors/k/kalmykow_a_w/green.shtml

Подписаться
Уведомить о
guest

1 Комментарий
Старые
Новые Популярные
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
Альтернативная История
Logo
Register New Account