«Самый бедный грузин богаче любого русского». Эта присказка стала популярной еще в начале 60-х. К тому времени союзные власти вмонтировали Грузию в оранжерейные социально-экономические условия.
Она стала одной из «витрин» СССР наряду с другими республиками Закавказья, не говоря уже о республиках Прибалтики.
По существу: свыше 50 тысяч предприятий разного профиля, более 40 тысяч объектов здравоохранения, многие десятки миллионов квадратных метров сверхкомфортного жилья, разветвленная железнодорожная сеть, первоклассные автодороги, современнейшие морские порты, каскады ГЭС, фешенебельные приморские и горные курорты, как и полная уже к середине 70-х газификация республики лишь верхушка айсберга союзного, притом безвозмездного финансирования Грузии в советский период. Подсчеты ряда экономических ведомств СССР начала-середины 80-х показывают, что начиная с 60-х в республику ежегодно закачивались многие миллиарды, а то и десятки миллиардов рублей. Немногим меньше были дотации в 30-е и во второй половине 50-х. А если учесть еще и льготы для «избранных», предусматривавшие в том числе оставление в бюджетах экономических субъектов минимум 60 процентов их валютной и рублевой прибыли, получается, что пресловутая советская «оккупация» принесла Грузии более 500 миллиардов долларов. Россия имеет все основания выставить Тбилиси счет на эту сумму.
Стоит напомнить, что до 25 тысяч грузинских предприятий, созданных в советский периода и работавших на российском, украинском, восточноевропейском оборудовании, рекордно наращивали экспорт во все большее число стран. Это, например, уникальный завод ферросплавов в Зестафони, предприятия электрометаллургии и транспортного машиностроения в Рустави, марганцевый комбинат в Чиатуре, целлюлозно-бумажный в Зугдиди, нефтехимический в Батуми, электротехнический в Кутаиси.
Цитрусоводство и чаеводство Грузинской ССР не единожды признавались ФАО ООН не уступающими по уровню продуктивности и техоснащенности тем же отраслям в странах Запада.
Между тем уже в начале 60-х Тбилиси добился от Москвы самостоятельности в региональном распределении союзных дотаций. В результате Абхазия с Южной Осетией реально получали в целом лишь пять – семь процентов средств. В отличие от Аджарии, которой перепадало не меньше 15 процентов: давние турецкие притязания на нее и стратегическая роль Батумского порта для Грузии и всего СССР требовали надлежащей подпитки региона.
Насчет первопричин «витринности» интересны датируемые 1971 годом выкладки Мюнхенского института по изучению истории и культуры СССР. А именно: после Сталина в Москве опасались реставрации националистических настроений, а затем и требований в ряде союзных республик. Особенно в Армении, Грузии и Прибалтике. Потому взамен сталинского тотального контроля была выбрана поэтапная либерализация централизованных управленческих функций. Но послесталинские власти на местах либо были неспособны грамотно управлять своими «вотчинами» в интересах СССР, либо перестали скрывать антисоветизм, а по сути русофобию. Косвенно, а то и впрямую потворствуя низовому национализму, они добивались от Москвы новых экономических, социальных и прочих преференций.
Власти Грузии после 1953 года шантажировали центр тем, что не смогут контролировать ситуацию, если не будет увеличиваться финансирование республики. Москва была вынуждена выполнять их запросы во все в большем объеме. А местные деятели уже не опасались «сталинских» мер против проявлений национализма, антисоветизма, тем более против фиктивных рапортов о перевыполнении пятилетних планов.
В упомянутом мюнхенском исследовании отмечено, что кровавые репрессии центра в 1956 и 1961 годах против просталинских демонстраций в Тбилиси и Гори были восприняты в Грузии двояко. С одной стороны, Москва подтвердила свой «неоколониально-великодержавный» курс даже под ширмой хрущевской либерализации. Но с другой – борьба со сталинизмом, по крайней мере в Грузии, – составная часть национального возрождения, как заявляла поле 1956-го все более активная оппозиция. Эти тренды микшировались не только половинчатой десталинизацией местной топонимики, но и рекордными объемами финансирования республики из союзного бюджета.
Эти оценки созвучны высказанному в 2016-м мнению директора Института стратегии управления (Тбилиси) Петро Мамрадзе: «В составе бывшего СССР Грузия была самой богатой республикой. Люди помнят, что они жили лучше всех в СССР и все у них было гарантировано. После Сталина шесть – восемь процентов благодатной грузинской земли были в частных руках. Но на этих шести – восьми процентах крестьяне, которые формально были колхозниками, получали около 70 процентов от общего урожая республики. И все это можно было беспрепятственно вывезти на рынки в Москве, Ленинграде, других городах РСФСР. Эта многолетняя деятельность была настолько доходной, что торговцы, их семьи и родственники могли каждый год покупать «Москвич» и «Жигули», а то и «Волгу».
Статистика Госплана СССР это подтверждает: совокупный стоимостный объем потребления товаров и услуг в Грузинской ССР в 60–80-х был вчетверо, а то и впятеро больше производства товаров и услуг в самой Грузии. В РСФСР тот же показатель не превышал 70 процентов.
Средний уровень зарплаты, пенсий, стипендий и соцпособий в советской Грузии был минимум на 20 процентов выше, а розничные цены и тарифы – на 15–25 процентов ниже российских. В структуре занятости в производственных отраслях доля русского трудоспособного населения в республике превышала 60 процентов, а грузинского – едва достигала 30 процентов. Зато в сфере услуг (торговля, медицинское и курортное обслуживание, стройбригады, межрайонные перевозки грузов, такси, доставка продуктов и т. п.) русское трудоспособное население было представлено лишь 25 процентами, грузинское – вдвое большей долей
Зато в теневом секторе экономики, дававшем с середины 60-х минимум треть реального ВВП Грузинской ССР, число лиц титульной национальности стабильно превышало 70 процентов. При этом цеховики наладили и поддерживали надежные связи со своими опекунами в местных и общесоюзных структурах. А опасения руководства страны насчет усиления центробежных тенденций в Грузинской ССР надежно страховали теневой сектор от выкорчевывания силами союзных КГБ и МВД.
Малхаз Гаруния, бывший работник КПК грузинского ЦК, пояснил автору: «Если и прижимали цеховиков и их визави во властных структурах, то лишь для большего притока взяток. Теневые дельцы презрительно высказывались о русских, «привыкших к лишениям», но особенно – о партгосчиновниках в центральных структурах, многие из которых предрасположены к взяткам и обману вышестоящего начальства». Схожее мнение у Эрика Смита, эксперта Международного центра Вудро Вильсона: «Грузинская ССР сыграла значительную, если не главную роль в образовании теневой экономики Советского Союза, формируя рынок позднего СССР».
Кстати, именно в Грузии еще в середине 60-х дельцы наладили выпуск высококачественной джинсовой ткани и швейной продукции из нее, а также из нейлона. Через считаные годы эти сегменты были фактически легализованы решениями союзных органов, но прибыль более чем на 70 процентов обходила местный и союзный бюджеты, оседая в карманах производителей, торговцев, местных и союзных чиновников. В тот же период грузинские теневики активно включились в нелегальный экспорт из СССР бриллиантов и ювелирных алмазов, с распределением доходов по отработанной схеме. Об этом сообщалось в прессе КНР, ЮАР, Южной Родезии.
Приходится согласиться с аналитиком Вадимом Андрюхиным: «Советская власть роковым образом пошла по стопам царских предшественников. Вместо того чтобы заставлять местных чиновников напряженно работать, Кремль, особенно с середины 50-х, предпочел подкупать их всевозможными благами. И пользоваться все более крупными взятками». Притом большинство постсоветских грузинских лидеров «были взращены в недрах местной номенклатуры, где места сторонникам России уже не нашлось».
Алексей Балиев,
политолог
Источник: https://vpk-news.ru/articles/50463