Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать альт-исторический цикл Россия Прагматическая III, и сегодня речь пойдет о продолжении правления императора Иоанна III Петровича. Рассказано будет о Великой ревизии, вопросах экономики, финансов, и многом другом.
Содержание:
Великая ревизия
Еще Петр I поставил все знатное сословие в лице дворян и князей в достаточно жесткие условия, в которых они или должны были служить государству, или платить налоги. Первоначально эти новые условия вызывали сопротивление, но к моменту смерти первого императора России об этом уже успели забыть. Государственная служба давала дворянам большие выгоды, особенно безземельным, которые пуще прочих рвались наверх, и для этого готовы были хоть отправляться чиновником в Сибирь, хоть вести в бой батальоны и эскадроны императорской армии. Но была среди знатного сословия определенная подгруппа помещиков – титулованной и нетитулованной знати, которая владела землями с крестьянами, и получала с этого вполне конкретные экономические выгоды. На законодательном уровне Петр I утвердил деление их земельных владений на вотчины и поместья, и ограничил права бар относительно крестьян, но первое время все это существовало лишь на бумаге. Многие вотчинные земли, объявленные «исконными родовыми владениями», на деле являлись поместьями, и были попросту захвачены у государства в собственное владение. Многие дворяне-землевладельцы не несли государственную службу, но и не платили за аренду поместий, просто владея ими, и присваивая доходы. Положение крестьян не только не улучшилось, но и стало тяжелее – новые европейские веяния требовали от дворян больше денег на одежду, престижные атрибуты, кофей и прочие недешевые вещи, и все это должны были оплачивать крестьяне, которые порой не вылезали из барщины неделями в нарушение всех возможных законов. Некоторые помещики даже устанавливали «личные» подати для своих крестьян, и те были вынуждены непонятно почему искать дополнительные средства для того, чтобы отдать их своему барину. Все это покрывалось местными региональными элитами, в первую очередь знатью, которая также являлась землевладельческой, и любые попытки привести реальность к декларируемым законам постоянно заканчивались провалами.
Именно эту проблему – своеволие региональных элит, вкупе с полным хаосом касательно земельной собственности – посчитала одной из самых главных вдовствующая императрица Екатерина. Император Иоанн III также считал такую ситуацию недопустимой – еще будучи цесаревичем он, разъезжая по регионам и общаясь с местным населением, включая самых последних крепостных крестьян, очень много неприятных вещей услышал о положении с землевладельцами «на местах». В его несколько наивном и гипертрофированном видении все это подрывало авторитет императорской власти, так как народ видел, что дворяне не соблюдают государевы законы, а кроме того – подрывало само народное единство, и было чревато серьезными проблемами в будущем, вплоть до народных волнений [1]. Заинтересованы в пересмотре подобной ситуации оказались и многие другие государственные деятели – в первую очередь выходцы из низов, для которых ревизия земель помещиков могла стать мощным инструментом для ослабления землевладельцев. В результате этого уже с 1725 года, в секретной обстановке, вдовствующая императрица вместе с приближенными «царскосельцами» стала готовить проект о так называемой Великой ревизии – решительного переучета всей земельной собственности в империи, включая промысловые территории. Сама ревизия изначально планировалась достаточно жестким и решительным предприятием – к ее проведению готовилось целое министерство, ревизорское, для чего расширили штат рядовых работников, а поддержку ему должны были оказывать агенты Тайной канцелярии, отдельные роты гвардейцев и гарнизонные полки, которые вскоре были преобразованы в милиционные.
Началась Великая ревизия в 1728 году, и сразу же вызвала бурю возмущения со стороны помещиков. Согласно ее условиям, право на вотчинное или даже поместное владение на землю требовалось подтвердить документами или отдельными свидетельствами, подтверждающими права владения – а с таковыми частенько были проблемы. Все государственные бумаги еще перед началом кампании оказались перевезены в Петроград и взяты под серьезную охрану, что не помешало неизвестным дважды устроить поджог новых архивов, что дало бы многим помещикам отличную отговорку касательно отсутствия документов – дескать, они были, да вот сгорели. Началась массовая волна подделки документов – но здесь уже начинались явные нарушения законов, и при выявлении фальшивой бумаги о правах землевладения горе-помещиков тут же отдавали под суд. Те из землевладельцев, кто честно служил Петру Великому и Иоанну III, почти никак не были задеты ревизией – она лишь подтверждала их права на поместья или вотчины, или же, в случае отсутствия документов, принимались во внимание «облегчающие обстоятельства». А вот те, кто не спешил выказывать лояльность государству, попали под каток по полной. В один прекрасный день к помещику, некогда под шумок «отжавшему» себе землицу у государства, или выдавшему свое поместье за вотчину, приходилось принимать делегацию из ревизора, его свиты, агента тайной канцелярии, а зачастую – еще и с военным конвоем, и объяснять, почему он считает эту землю своим родовым владением, и чем может это подтвердить. Свидетельствами о наследственном владении могли считаться слова крестьян, которые были закреплены за землей, и знали ее историю получше многих бар… Но они могли выступить и против своего хозяина, особенно если тот плохо обращался с крепостными.
Накал страстей быстро достиг пика, многие стали вспоминать об опричниках Ивана Грозного, когда к ним стали являться особые люди с особыми целями. Начали организовываться заговоры с целью саботировать ревизию, некоторых ревизоров нашли убитыми. В ответ начинались репрессии со стороны Тайной канцелярии, которая не церемонилась с радикальными мерами, а Иоанн III, на мгновение позабыв о том, что он пацифист и гуманист, объявил, что нападение на ревизоров означает нападение на самого государя, что привело к временному ужесточению законодательства, и вынесению смертных приговоров. Некоторые помещики в панике пытались оказать вооруженное сопротивление, запугивали крестьян, и устраивали маленький локальный бунт. В некоторых местах крестьяне, которых утомил произвол помещиков, не стали ждать приезда ревизоров, и сами смещали своих бар и делили землю между собой [2]. Страну начало серьезно лихорадить, чем решили воспользоваться некоторые соседние государства – но они недооценили решительность правительства, и силу административного аппарата, построенного великим князем Романом Невским. Все выступления подавлялись еще в зародыше, а внутренняя нестабильность в государстве не мешала проводить внешнюю политику, и успешно участвовать в ряде войн, развязанных в 1730-е годы различными соседями.
«Мучения» помещиков, которые вроде как успешно проходили ревизию, на этом лишь начинались. Многие из них лишились своих вотчин, и стали владеть именно поместьями – за которые необходимо было или служить государству, или же выплачивать деньги как за аренду. Барщина была строго ограничена, «личные» налоги наказывались жестко, вплоть до конфискации земельных владений, так что приходилось или налаживать эффективное хозяйство и соблюдать законы, или же идти на государственную службу, или вовсе отказываться от землевладения. Нарушение законов государства стало вообще очень нежелательным поступком, в том числе для вотчинников – так как за это также можно было лишиться земли. Появились и новые законы, которые выглядели как издевательство – в случае голода или недорода помещик обязывался или отпустить на волю своих крестьян, или обеспечить их продовольствием, иначе земля конфисковывалась государством. В случае высокой смертности среди крестьян землевладелец также рисковал навлечь на себя визит ревизора и конфискацию без компенсаций. И опять здесь более ущемленными оказались те, кто предпочитал сидеть дома и не служить государству – ибо служилые дворяне были в общем-то привычны к дисциплине и подобным строгостям в новой империи, дела вели эффективнее, да и относились к крестьянам лучше. Собственно, и ущемление это было очень относительное – по факту ревизия и новый комплект законов, обязательных к соблюдению, лишь максимально приближали помещиков к новым экономическим условиям, с более активным рынком, большим спросом на рабочую силу, и многим другим.
Ревизия продлилась 12 лет – с 1728 по 1740 годы, но в отдельных региона ее повторно проводили до самого конца XVIII века. Все земли государства были заново учтены и определены в частное владение, аренду или государственную собственность. Количество вотчинных владений уменьшилось, зато поместий стало больше, как и государственной земли. Землевладельцев в жесткой форме обязали соблюдать законы, а положение крестьян значительно улучшилось. Помещики теперь были просто вынуждены налаживать эффективное хозяйство, так как выезжать и выживать за счет жесткой эксплуатации крепостных уже было нельзя. Неожиданно резко усилилось развитие сельского хозяйства, во многом за счет его диверсификации – землевладельцы старались выращивать уже не одну монокультуру (как правило, зерно), а сразу несколько видов продуктов, чтобы в случае неурожая одного можно было компенсировать убытки другими, да к тому же накормить собственных крепостных в случае их голода. Активнее стали разводить домашний скот и птицу, выпасая их на «свободной» земле, находящейся под паром. Но самое главное – региональным элитам, чье могущество базировалось на игнорировании законов и земельной собственности, был нанесен сокрушительный удар. Саботировать решения из центра и нарушать законы стало чрезвычайно опасно – ибо можно было попасть под ревизию, и лишиться вообще всего, а суды по этим вопросам работали на интересы правительства, которое оказалось теперь кровно заинтересованным в торжестве законности в стране. Старые «хатоскрайние» элиты оказались ослаблены и разгромлены, и им на смену стали приходить новые люди – уже не просто помещики, а успешные землевладельцы, купцы, чиновники и военные, вне зависимости от принадлежности к сословию. И если старые элиты были заинтересованы только в собственном достатке и сохранении статуса местных царьков, то новые уже были интегрированы в единое государство в общественном, экономическом и политическом смысле. Тем самым империя сплачивалась и становилась все более единой, а реальный авторитет власти императора максимально приблизился к абсолютному. Лишь в конце правления царя Иоанна III Россия по-настоящему стала самодержавной и абсолютной монархией [3], не изничтожив при этом зачатки адекватного местного самоуправления, и Великая ревизия сыграла в этом одну из ведущих ролей.
Экономика и финансы империи
Экономика империи, как и при Петре I, оставалась одной из самых важнейших направлений государственной деятельности. Несмотря на впечатляющий рост государственных доходов в 1689-1725 годах, казны все равно было мало для того, чтобы успевать заделывать все дыры, потому деньги приходилось искать везде, и любой ценой увеличивать их количество в стране. Обязательным стало сохранение положительного торгового баланса, и увеличение доходов от этой самой торговли. Не мешало и совершенствовать сельское хозяйство, которое во многих регионах отличалась невысокой продуктивностью. В последнем случае большой вклад сделал сам Иоанн III, разъезжавший по стране, и лично контролировавший введение многих новшеств, вроде выращивания картофеля, новых методик земледелия, производства сельскохозяйственного инструмента, и многого другого. Он же настоял на появлении в государственных расходах отдельных статей на помощь земледельцам – причем помощь эта выделялась исключительно крестьянам, которые благодаря ей частенько поднимали новые хутора с нуля, расчищали землю, выкупали ее у государства, и создавали небольшие, но вполне успешные хозяйства. Следил император и за скотоводством – еще в юношеские годы, пребывая в Европе, он отметил, насколько мало по отношению к ней в России выращивают домашнего скота и птицы. Эта забота о крестьянах и их благополучии послужила еще одной причиной народной любви к царю Ивану, а также послужила основой для его репутации как крайне странной венценосной особы, занимающейся не совсем своим делом. Популярности добавил и его отдельный указ от 1731 года, по которому с удаленных и малонаселенных территорий разрешалось не выдавать беглых, а устраивать их на месте и включать в хозяйственную деятельность, что позволило без лишних усилий со стороны государства заселить ряд окраинных владений за счет пришлых крестьян, бежавших от помещиков из центральных регионов страны.
Финансовая система при Иоанне III переживала далеко не самые легкие времена. Экономика государства постоянно менялась, и приходилось подстраиваться под новые реалии сразу же, из-за чего вчерашние реформы могли уже завтра устареть. Кроме того, государству требовались капиталы для масштабных проектов, а их в казне ощущался острый дефицит. К иностранным займам вдовствующая императрица Екатерина предпочитала лишний раз не прибегать, а частные капиталы внутри государства еще не настолько окрепли. Кроме того, бурно растущий внутренний рынок требовал постоянной подпитки в виде денежной массы – а на чеканку серебряных и медных монет постоянно не хватало металла. В результате этого двумя основными особенностями русской финансовой системы времен правления Иоанна III стали активная печать бумажных денег (ассигнаций), и привлечение частных инвестиций из-за рубежа. В первом случае Россия попросту повторила имеющийся опыт англичан и шведов, передав полномочия по печати ассигнаций Центральному банку и его административному аппарату. Тот, регулируя объем денежной массы, смог за достаточно короткий срок ликвидировать ее дефицит внутри страны. Во внешних операциях продолжал использоваться серебряный рубль, имевший свой, отдельный курс к бумажному. Благодаря грамотной финансовой политике и активному развитию экономики на протяжении полутора десятилетий правления Иоанна III курс обоих рублей оставался достаточно стабильным и выгодным. Привлечение же иностранных капиталов шло преимущественно через фондовую Невскую биржу, которая стала достаточно популярной у различного рода иностранцев и иностранных организаций. Прибыль с облигаций гарантировалась царскими властями, а акции пользовались репутацией достаточно выгодного приобретения даже по европейским меркам. В целом же именно в правление сына Петра Великого русская финансовая система окончательно догнала европейскую, и стала столь же эффективной, как системы Великобритании или Франции.
Несмотря на выпуск бумажных ассигнаций, необходимость в накоплении запасов золота и серебра все равно оставалась, и была достаточно острой проблемой. Несмотря на ограничение вывоза этих благородных металлов еще при Петре I, и активный их ввоз, текущие запасы при Иоанне III все равно считались недостаточными. Мало было и меди, из которой не только чеканили монету, но еще и использовали для изготовления бронзовых пушек, спрос на которые для большого флота и огромной армии был колоссален. Добыча меди на Урале лишь частично покрывала потребности, к тому же ее было сложно подвозить к большим литейным Петрозаводска, который по производственным мощностям к середине 1730-х годов занял уже твердое лидирующее положение в России, и обрел славу достаточно развитого и мощного промышленного района в Европе. В результате этого пришлось прибегнуть к импорту сырья из Швеции, в обмен на необходимое ей продовольствие, что улучшило общее положение с медью, но далеко не решило всю проблему ее дефицита. С серебром и золотом же недостачу покрывали не только за счет ввоза, но и путем поиска новых месторождений и добычи этих металлов. Формировались целые особые комиссии, которые регулярно и скрупулезно исследовали недра страны. Драгоценные металлы находились реже, чем хотелось бы, но в целом при Иоанне III удалось обнаружить множество новых месторождений, и приступить к их разработке, что позволило нарастить добычу и запасы серебра и золота [4]. Кроме того, попутно были найдены многие другие источники рудных полезных ископаемых, которые заносились в единую государственную систему учета недр, и по мере возможности и необходимости разрабатывались государством, или же передавались в аренду частникам.
Торговая политика России при Иоанне III изменилась мало. Все еще оставались в действии большие пошлины на многие товары, включая предметы роскоши, и доминирование государственных монополий на вывоз товаров. Впрочем, некоторые монополии постепенно упразднялись, а некоторые развивались и углублялись. В первую очередь это коснулось экспорта зерна, которое обеспечивало казне и населению большие прибыли. Монополия на экспорт зерна была введена в 1724 году, а при Иоанне III окончательно сформировалась как механизм государственного контроля над качеством зерна. Специальные комиссии при закупке зерна у частников сортировали зерно и выплачивали им деньги в зависимости от уровня качества, а затем продавали по фиксированным ценам, в зависимости от сортов, за границу. Партии зерна, получившие документ, подтверждающий его качество, достаточно быстро стали цениться в Европе, за них давали больше денег и куда охотнее покупали. В результате этого, когда в 1740 году и эта монополия была фактически заменена пошлинами, и торговцы зерном получили возможность торговать напрямую с иноземцами, система контроля качества никуда не делась – иноземцы просто отказывались без ее документов, свидетельствующих о том или ином уровне качества покупаемого товара, совершать торговые сделки с купцами [5]. При этом стоимость освидетельствования после этой реформы была установлена невысокая, так как основные деньги шли в казну посредством пошлин, что позволило торговцам зерном достаточно легко и быстро получать соответствующие документы, и совершать выгодные сделки. Ну а так как подобная система в масштабах большого государства требовала централизованного контроля, то в том же 1740 году, после длительной подготовки, была создана Императорская Таможенная служба, которая занималась контролем над внешней торговлей, монополиями и контролем качества вывозимой и завозимой продукции.
Лишь после 1725 года стала понемногу сбываться мечта Петра I – становление самостоятельного русского купечества во внешней торговле, и появление вполне осознавших себя купеческих предприятий, действующих целиком самостоятельно, со знанием дела. При нем во внешней торговле по факту играли сколь-либо значительные роли лишь четыре семейства – Медведевы, Бровкины, Посошковы и Невские, которые брали откуп на торговлю теми или иными товарами в обход монополий, и со знанием дела вели дела непосредственно с европейскими портами и торговыми предприятиями. И если последние были родственниками царя, то прочие три семейства были выходцами с самых низов, и в начале своего пути были лишь мелкими дельцами уровня небольших деревень, или рыночными торговцами. Но благодаря прямой торговле с Европой они уже к концу 1720-х годов превратились в одних из богатейших людей в России, а в 1729 году к ним неожиданно присоединились также купцы и промышленники Денисовы, бывшие старообрядцами. Видя столь явные примеры успеха, многие русские купцы потянулись к зарубежной торговле, а так как деньги на нее были не у всех – то начали формировать торговые компании (кумпанства), как правило – по региональному признаку (Тверская, Новгородская, Московская компании, и т.д.). Вместе они арендовали или покупали корабли, формировали для них команды, и отправляли с грузами в Европу – и, если торговать назначали не дурака, получали немалые прибыли. В результате этого в 1730-е годы начался быстрый рост русской внешней торговли, а также русского торгового флота. Многие из купцов, еще вчера едва сводившие концы с концами, выбились в люди, стали «своими» в высшем свете – и это разожгло их амбиции, что заставляло устремлять русское купечество свой взгляд все дальше и дальше. А «старая пятерка» торгово-промышленных семейств уже давно стала смотреть дальше Европы, что выразилось в пока еще первых и несмелых, но уже вполне сформировавшихся запросах на торговлю с заокеанскими территориями и государствами, для чего стали снаряжаться торговые караваны и научно-исследовательские экспедиции. Правда, весь этот бурный рост пока еще сдерживался объективными факторами – в России было не так много опытных моряков и кораблей, чтобы покрыть все потребности, потому часто приходилось нанимать в команды иноземцев, а сами корабли покупать в Голландии или Британии. Тем не менее, эти проблемы постепенно преодолевались, и некоторые государства уже начали поглядывать косо на амбициозное русское купечество, хотя даже в собственной русской внешней торговле оно пока еще отвечало не более чем за пятую часть от общего оборота, и содержало не более 12% торговых судов, перевозивших русские товары.
Рост российского промышленного (мануфактурного) производства при Иоанне III замедлился, однако причины на то были вполне объективные – достигнутых объемов производства продукции было уже минимально достаточно, но вот стремительный ее рост при Петре I привел к тому, что общее качество продукции оказалось достаточно невысоким. Потому параллельно с небольшим ростом промышленного производства при его наследнике шел процесс борьбы за культуру производства, и ее качество. Используя уже созданные методы «кнута и пряника», т.е. систему денежных поощрений и штрафов, Россия смогла за полтора десятилетия достичь достаточно значительных успехов в случае с частными мануфактурами. С казенными заводами дела обстояли несколько иначе, и кампания по борьбе за повышение качества производства оказалась связана с активной работой ревизоров, судебной системы и постоянным поиском эффективных управленческих кадров. С последними все оказалось не так уж и хорошо, потому, в конце концов, были отброшены последние сословные условности при назначении высших управляющих казенным производством. При всем этом Россия умудрилась по некоторым отдельным сферам своей промышленности не только догнать, но и перегнать Европу. В первую очередь это оказалось связано с развитием отечественного станкостроения и деятельностью такого специалиста, как Андрей Нартов. Он стал знаменитостью еще при Петре I, а при Иоанне III зарекомендовал себя как главный двигатель развития средств производства в империи. Изобретенные им станки (включая токарно-винторезный станок с механизированным суппортом) значительно упростили многие производственные процессы, и позволили при тех же усилиях создавать куда более качественную продукцию. Особенно востребованы его станки оказались в области производства пушек и ружей. При содействии имперских властей Нартов в 1732 году открыл небольшой станкостроительный завод в Петрограде, который достаточно быстро стал расти, и вскоре уже обеспечивал своей продукцией значительную часть русских заводов. Незадолго до своей смерти в 1756 году Нартов открыл еще три завода – в Петрозаводске, Москве и Киеве. К концу XVIII века Россия уже целиком обеспечивала себя станками для новых заводов и фабрик, и даже приступила к их экспорту за границу [6]. И основа этому явлению была заложена именно в царствование императора Ивана III.
Примечания
- Не так уж далеко от истины, если подумать, но только в очень долгосрочной перспективе, с точки зрения послезнания. А на 1-ю половину XVIII века такое мнение выглядит достаточно забавно и своеобразно, почти что чудаковато, хоть и целиком в русле европейского абсолютизма.
- При подобной «большой чистке» эксцессы и проблемы совершенно неизбежны, но она необходима для дальнейшего развития империи, административного аппарата и экономики, да и единство подобными мерами в результате будет лишь укреплено.
- По большому счету, этого так и не произошло в реальности. И если Франция Людовика XIV базировалась на подавляющем авторитете короля, а за любое неповиновение следовали репрессии, то в «самодержавной» России до конца существования региональные элиты могли запросто игнорировать или откровенно саботировать указки из центра, и реальная абсолютная власть царя оставалась, в общем-то, лишь формальностью. Это я не вспоминаю о том, как излишне ретивых государей у нас выходцы из региональных элит знакомили с табакерками посредством близкого контакта в височной области….
- В реальности добыча золота в промышленных масштабах в России XVIII века практически не велась – среднегодовой показатель добычи составлял всего 280кг, причем значительная часть добытого почти сразу же уходила за границу, не говоря уже про прочие нужды, не связанные с деньгами. Лишь со времен Павла и Александра темпы добычи золота значительно ускорились.
- Получается эдакая система ГОСТа для зерна. Что, в общем-то, остро необходимо, так как в реальности качество русского зерна с середины XVIII века не только не росло, но и падало, что на фоне роста качества и количества зарубежного зерна, особенно американского, привело к ряду серьезных проблем и масштабных убытков, а русское зерно на мировом рынке продавалось по очень низким ценам.
- Абсурдная с точки зрения реала ситуация, так как Россия до последнего импортировала станки из-за границы, пускай и не на 100%. Да и в СССР даже в самые злачные годы лучшие станки закупались за границей… Но в АИшке совсем другие экономические предпосылки, и есть дяденька Нартов, который и в реале в станки умел, любил и практиковал, а еще имел связи при дворе. А уж в АИшке он может развернуться на полную, и Россия может стать как минимум на XVIII век целиком самодостаточной в плане станков, при гораздо более развитой промышленности.
