Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический цикл про Великих Медичи, и сегодня будет рассказано о второй части правления короля Лоренцо III Сильного. Рассказано будет о подставах Венского конгресса, интригах, судьбе государства после 1815 года, и подготовке к большой войне за объединение Италии.
Содержание:
Италия и Шестая коалиция
В конце осени 1812 года до Флоренции дошли вести о том, что Наполеон в России серьезно увяз, понес огромные потери, и хоть и разбил русскую армию и даже захватил Москву, но положение его остается шатким. А в начале декабря до Лоренцо III дошла весть о том, что Наполеон вовсе начал отступление на запад, намереваясь якобы провести перегруппировку – но на самом деле испытывая проблемы со снабжением. Какими могут быть эти проблемы, прекрасно знал герцог ди Модена, и он вместе с офицерами Суперэсерчито быстро оценил положение французов в России как безнадежное. Великая армия таяла, союзники начинали колебаться, и Италия не стала здесь исключением. Герцог, отозванный перед этим из Испании, вновь отправился в действующую армию с рядом особых поручений, а Лоренцо III занялся подготовкой всего дома. Королева Каролина, пользуясь своими шпионками и связями с иностранными дипломатами, быстро установила контакты с англичанами и русскими. Момент истины приближался, и единственный шанс небольшой Италии спастись от давления Франции, не потеряв при этом приобретений, лежал в скорейшем участии в Шестой коалиции, о которой пока еще ходили лишь слухи. С точки зрения французов картина, конечно же, выглядела некрасиво – итальянцы задумали отколоться и предать их, но правительство во Флоренции это не особо волновало: национальные интересы требовали прекратить прогибаться под Наполеона, и искать более выгодных союзников, с более равноправными отношениями [1].
Когда кампания 1812 года закончилась, и Наполеон остался практически без армии, он тут же начал импровизировать и искать свежие войска для противостояния наступающим русским. Обратился он в том числе и к союзникам, отправив пасынка, Евгения Богарне, в Неаполь собирать новую армию, а попутно потребовал от Италии перебросить армию из Испании в Саксонию, и провести дополнительную мобилизацию в самой стране. Лоренцо III тянул время и собирал войско, пока шли дипломатические утряски, и в марте 1813 года Шестая коалиция не стала реальностью. Сразу же отмобилизованная армия в Италии, которую возглавил сам король, обрушилась на Неаполь, разбила едва собранную армию Евгения Богарне, и при поддержке англо-итальянского флота заняла Сицилию. Французская часть гарнизона Мальты была взята в осаду итальянскими частями, и вскоре капитулировала из-за недостатка продовольствия. Испанская армия по предварительной договоренности с герцогом Веллингтоном попросту сменила сторону и обрушилась на французские войска маршала Сульта. Союзники, приобретя огромное численное превосходство, стали стремительными темпами освобождать Испанию и гнать французов на север, к горам, государственной границе и собственно французским территориям. Лоренцо тем временем отвел свои войска на север, и стал занимать Пьемонт – но столкнулся с новой французской армией, которую возглавил все тот же Евгений Богарне. На сей раз победы давались куда тяжелее, и Итальянская армия, укомплектованная в основном милиционерами, под командованием не самого лучшего полководца, смогла лишь вытеснить французов за перевалы ценой больших потерь до конца 1813 года. К тому же моменту в Испании войска достигли государственной границы и вторглись в Южную Францию.
Пользуясь превосходством на море, герцог ди Модена в начале 1814 года перебросил часть своих войск в Прованс, и нанес мощный фланговый удар по армии Богарне, который обрушил линию фронта. Вскоре был взят Лион; Итальянская и Испанская армии соединились, и вместе с испанскими и британскими союзниками стали продвигаться на север. Вместе они взяли Орлеан, когда пришла весть об отречении Наполеона и конце войны. Начались народные празднования и демобилизация войск, поздравления союзников с победой, братания. В последнем особенно отличились итальянцы с испанцами, а английские и итальянские морские офицеры обменялись знаками взаимного уважения – как не крути, а именно старые тосканцы устроили жителям Туманного Альбиона самое крупное морское поражение за весь период войн у Эгадских островов. Отрекшийся Наполеон был удален на остров Эльба, под опеку своих родственников, которые совершенно не собирались его оттуда выпускать. Однако император французов еще устроил свои знаменитые 100 дней – лишив его на Эльбе возможности бежать, итальянцы не учли внешнего вмешательства. Оно вскоре явилось в виде десанта во главе с Мюратом, оставшимся верным своему государю [2]. Маршал помог Наполеону бежать, возглавил кавалерию возрожденной армии, и принял активное участие в кампании в Бельгии, обеспечив прорыв британских пехотных каре в битве при Ватерлоо. Однако это французам не помогло – на подмогу англичанам пришла итальянская гвардейская пехота под началом герцога ди Модена, которая на время перемирия находилась вместе рядом с Брюсселем. Она восстановила линию фронта, отогнала кавалерию, и выдержала последующие атаки вплоть до подхода пруссаков. На поле боя с Наполеоном было покончено, он отрекся во второй и последний раз, и теперь его удалили на остров Святой Елены в Атлантике, откуда он уже не мог сбежать, и откуда его не могли вызволить сторонники вроде Мюрата, погибшего в конце битвы при Ватерлоо. И пока происходили все эти события, в Вене решалась судьба послевоенной Европы, и королю Лоренцо III предстояло лично возглавить эту баталию за будущее своего государства, которую нельзя было проиграть.
Венский конгресс
Карта Италии в результате Венского конгресса
Венский конгресс был крайне важным мероприятием для будущего Италии. На 1814 год итальянские полки находились в Неаполе и Сицилии, Риме, Пьемонте, и теоретически контролировали эти территории, напрямую заявляя о собственных претензиях на них. В «салонной войне» между женщинами-шпионками приготовилась принять самое активное участие Каролина Бонапарт, созвавшая 11 своих лучших агентесс ко двору, включая Контессину ди Нуоро, крестьянскую дочь с Сардинии, которая каким-то волшебным образом попала зону видимости королевы, получила образование, и разъезжала по Европе в качестве лучшей шпионки и сердцеедки, прозванной «Звездой Италии». В свое время она умудрилась «подстрелить» стрелой Амура и Талейрана, и Меттерниха, которые возглавляли соответственно французскую и австрийскую делегации в Вене. Сама Каролина позволила себе больше флирта, чем обычно, и уговорила потерпеть своего мужа, который понимал, что дипломатические баталии предстоят большие, и каждый успех придется выгрызать у великих держав ценой больших усилий, а возможно – и определенных жертв. Лоренцо III сам курировал всю работу дипломатического корпуса в Вене, но на переговорах его представлял министр иностранных дел Италии, Федерико Сальветти, очень дальний родственник Медичи, потомок Алессандро Сальветти, бастарда Карло I.
Удары начались с самого начала. На предварительное собрание «грандов», которое организовал Меттерних, пригласили представителей Британии, России и Пруссии – но не Италии. Это можно было понять, так как на собрание не пригласили даже французов, но по информации шпионов, которые тут же донесли информацию от проговорившегося британского представителя, виконта Каслри, Меттерних сразу же настроил всех против Медичи и Италии, и обсуждался даже вопрос о возвращении государства к довоенным границам, без всяких компенсаций за поддержку в недавней войне – так австрийцы решили отомстить итальянцам, а заодно прибрать к рукам Венето и Ломбардию. Озвучивался также вариант с изгнанием династии Медичи из Тосканы. К счастью, Каслри оказался или слишком умным, или слишком честным, и отказался вести переговоры без участия других крупных государств, включая Италию. При их возобновлении в списке ведущих держав, решавших судьбу Европы, появились, помимо итальянцев, португальцы, испанцы и французы, но на деле испанцы и португальцы ничего не решали, и даже не пытались ничего серьезно решать. Перед Сальветти сразу же было поставлено условие: Лоренцо III должен отказаться от титула короля Италии, так как он оскорбляет остальных суверенных монархов региона, выдвигая вперед Медичи. К счастью, это было ясно заранее, и примерно в то же время, когда итальянцам выдвигали ультиматум, парламент во Флоренции принял закон о возвращении старого названия и символики государства, правда, разместив тосканский крест на фоне итальянского триколора, чьи цвета были взяты с униформы пехоты Тосканы, ставшей стандартной с середины XVIII века [3]. Тем самым Лоренцо показывал свою готовность идти на переговоры, и как бы усмирял амбиции. Увы, ими пришлось пожертвовать ради синицы в руках – никто из «грандов» еще не был готов признать появление единой Италии на карте континента. После решения этого вопроса переговоры продолжились.
Главным оппонентом оставался Меттерних, который не желал давать тосканцам ничего сверх того, что у них было до 1793 года, и продолжал зондировать почву по поводу лишения Медичи титулов в Тоскане, но последнее никто не спешил поддерживать. Понимая, что «бодаться» с ним в одиночку будет сложно, Лоренцо III развернул свою закулисную игру. Легче всего оказалось заручиться поддержкой англичан: те страстно желали вернуть обратно Мальту, и готовы были даже воевать за нее, но когда король сам в частной беседе предложил Каслри передать ее в обмен на поддержку на переговорах, тот с радостью согласился. Легко удалось привлечь на свою сторону Талейрана, который хоть и представлял интересы Франции, которую Италия недавно предала, но прекрасно понимал, что сейчас Парижу и Флоренции нечего делить, и лучше им выступить вместе – что, впрочем, не помешает Талейрану вскоре предать тосканцев в рамках собственных интриг. С Пруссией все оказалось сложнее – ее представители, включая короля Фридриха Вильгельма III, были как бы не против заручиться поддержкой кого-то против Австрии, но целиком зависели от Александра I, которого уговорить было еще сложнее. В конце концов, после ряда писем и частных бесед с участием очаровательной Каролины, русский царь и прусский король присоединились к «друзьям Медичи», и интриги Меттерниха пошли прахом. Все представители, кроме него, единогласно объявили, что вклад Тосканы в войну был немалым, с Наполеоном до этого дружить успели все, и потому государство Медичи не только заслуживает остаться в довоенных границах, но и определенной награды.
Дальше, правда, начались проблемы. Меттерних и Тайлеран, уже договорившись о другом, стали отстаивать принципы «легитимизма», т.е. законности владения теми или иными землями, и на этом хотели перекраивать карту Европы. Это фактически означало возвращение границ к довоенным, но с отличиями, выгодными Австрии, проглотившей Венецианскую республику со всеми ее обширными владениями в Адриатике, и не собиравшейся восстанавливать ее независимость. На это указал Сальветти, за что заслужил ненависть от австрийского канцлера, но другие дипломаты его поддержали – одним лишь легитимизмом при переговорах пользоваться не получалось. Тогда началась ревизия того, что могла получить Тоскана в дополнение к ее территориям на 1793 год. И тут рассуждения Меттерниха, увы, стали поддерживаться большинством. Сицилия и Неаполь возвращались к местным Бурбонам, как это и было до войны, и служить разменной монетой не могли. Папская область была «священна для католиков», и потому ее тоже следовало вернуть к довоенным границам. Сардиния-Пьемонт также была союзникам, и не меньше Тосканы (с чего бы это?) заслужила на территориальные прирезки, так что бывшая Лигурийская республика, она же Генуя, должна была перейти в распоряжение Савойской династии. Ломбардией до войны владела Австрия, пускай и не всей – но она должна по праву вернуться обратно к Габсбургам. Что до Венето, Истрии и Далмации, то Меттерних просто заявил, что эти территории являются требованием Австрии, от которого она никогда не откажется. Более того, он выдвинул новое требование, которое оскорбило короля и королеву Тосканы – раз одна сестра Наполеона до сих пор остается правящим монархом, то ее стране следует обеспечить компенсацию бывшей второй супруге императора Франции, а ныне просто Марии Луизе Габсбург. Мол, была императрицей, стала никем – так не пойдет, и ей нужно небольшое княжество для правления. К примеру, Парма с Моденой. Потом-то Медичи их вернут себе, но только после смерти Марии Луизы…. Абсурдность этого требования понимали все, но Меттерниха поддержал ушлый Талейран, а остальные в этом вопросе попросту устранились, посчитав, что это личные дела Австрии и Тосканы.
И все же у тосканцев осталась поддержка со стороны ряда государств, а конкретно – трех членов «большой четверки». Русский государь просто недолюбливал Меттерниха, и проникся симпатиями к итальянцам по принципу «враг моего врага – мой друг», да еще и оказался очарован агентессами королевы Каролины и обществом умного и дипломатичного Лоренцо III. Прусский король и его дипломаты также оказались на его стороне, но по своим соображениям – они уже предвидели в будущем конфликты с Австрией, и тосканцы выглядели в этом случае естественными союзниками, с которыми у Берлина не было ни одного противоречия. Наконец, англичане в лице Каслри честно отрабатывали свою часть сделки по Мальте, да и просто преследовали свою цель по созданию баланса сил на континенте – а чрезмерное усиление Австрии и ослабление Тосканы не входило в картину этого баланса. В результате понемногу начали договариваться о территориальных компенсациях. Ионические острова, включая Корфу, решено было передать Медичи, как вариант «ни вашим, ни нашим», так как на них претендовали сразу Россия, Франция и Великобритания. Вернули тосканцам и Корсику, которую французы пытались сохранить при себе несмотря на сопротивление местного населения. Но дальше вновь начались проблемы – австрийцы потребовали передать им Мантую, так как та была ключевой крепостью в регионе, и без нее Ломбардия и Венето оставались беззащитными, а обе эти территории Меттерних желал оставить для своего императора. Переговоры зашли в тупик, когда Каслри как представителя Великобритании сменил Артур Уэлсли, герцог Веллингтон. В ходе дальнейших переговоров представители других государств дали тосканскому королю ясно понять, что если он продолжить упирать на свои претензии на Ломбардию и Венето, то лишится поддержки остальных держав, и не получит вообще ничего, и тосканцам придется пойти на уступки и потерять что-то «для всеобщего блага» [4].
Не видя иного выхода, Лоренцо III предложил компромиссное решение всех итальянских проблем. Он готов был отказаться от Венето, Ломбардии и даже Мантуи в пользу Австрии, но лишь при условии, что Мария Луиза Австрийская получит себе княжество на управление за австрийской счет – к примеру, Ломбардию. Также он соглашался на уступки в пользу Сардинии, но лишь при компенсации ему генуэзских долгов, которые исчезли вместе с самой независимой Генуей. Он готов был отказаться и от других территориальных приобретений, кроме Ионических островов и Корсики, с одним только условием – если великие державы склонят остальные итальянские государства пойти на уступки его экономическим требованиям, которые включали свободу деятельности Флорентийского банка, свободу инвестиций в экономику, свободное переселение тосканцев в итальянские государства (Сардинию, Папскую область, Сицилию и Ломбардию-Венето), и ряд других требований, которые фактически позволяли Тоскане манипулировать экономиками этих государств. Большинство дипломатов поддержали идею, так как она позволяло легко разрешить сложный вопрос, а на экономику итальянских государств всем по большому счету было плевать; лишь Меттерних, заподозрив неладное, заартачился, но под давлением остальных все же согласился.
Из Вены Лоренцо III и Каролина Бонапарт возвращались в сложной обстановке. Население Венето и Ломбардии восприняли новости негативно, да и в самой Тоскане начались волнения из-за капитуляции их правителя. Однако тут на полную заработала печать, и газеты донесли до простых жителей ту сложную ситуацию, в которой оказалось государства из-за проклятой Австрии и Меттерниха. В результате народный гнев стал переадресовываться на Вену, а то, что сделал король во время Конгресса, оценили заново, и получалось совсем не так плохо, как могло бы быть. Да, Тоскана вновь ужалась до старых границ, и даже лишилась Мантуи, приобретя лишь никому не нужные Ионические острова, но главная победа была в другом. Уже несколько веков практически вся экономика полуострова завязывалась на государство Медичи – тосканцы финансировали сельское хозяйство и промышленность, торговали, работали на заводах в городах, хозяевами многих плантаций юга были тосканские патриции. Кроме того, в последние годы усилилась миграция тосканцев в соседние державы, и их численность там стала увеличиваться. Теперь же все это получило защиту, и фактически Тоскана могла диктовать Сардинии, Папской области и Обеим Сицилиям условия развития экономики, а это оказывало влияние также и на политику. Имелось определенное влияние и на положение в Ломбардии и Венето. Это могло стать мощным инструментом объединения Италии уже в ближайшие десятилетия, а прямо сейчас приносило огромные экономические выгоды. Учитывая же прогрессивные законы, продуктивное сельское хозяйство, мощную промышленность и многочисленное население, а также консервативность всех прочих правителей Италии, то Тоскана становилась единственной страной, которая могла стать центром Рисорджименто, его естественным сердцем и костяком. Понимая, что проиграв битву, можно выиграть войну, Лоренцо III и Каролина Бонапарт принялись дальше развивать свое государство и плести сети заговоров и интриг при европейских дворах, дабы в будущем обеспечить поддержку или хотя бы нейтралитет в грядущей большой войне за единство Италии, в вероятности которой уже никто во Флоренции не сомневался.
Возвращение к корням
Флаг Тосканы с 1815 года
Вернувшись к старой символике и названию, Тоскана все же осталась хоть и сильно обрезанной, но Италией – той Италией, которая была одним из самых прогрессивных государств Европы. Удалось целиком сохранить и все законы, и порядки, и структуру общества. Какое-то время существовали опасения, что либеральность Лоренцо III была лишь напускной, и он подастся в ту же реакцию, что и другие правители Европы – но тот остался верен своим взглядам, и сохранил парламент, выборное право и местное самоуправление. Более того, продолжилось развитие всей этой весьма либеральной системы – в 1818 году был несколько понижен ценз, и продолжилось развитие остановленных ранее реформ, включая реформу здравоохранения. В Ассамблее четко сформировались две партии – Дестра («Правая») и Синистра («Левая»), однако обе они редко спорили с королем Лоренцо III, который уже перестал быть просто дуалистическим монархом, и становился символом борьбы Италии за объединение – несмотря на разгромный Венский конгресс, он неутомимо продолжил развивать свое государство и готовить его к объединению Италии. Подобная либеральность и верное следование пути, который когда-то намечался еще Наполеоном, привели к тому, что во Флоренцию стали прибывать бывшие сторонники и соратники французского императора. Одним из них оказался Евгений Богарне, с которым Лоренцо III доводилось встречаться на поле боя – а теперь он стал герцогом Каррары и был признан родственником короля. Приезжали и другие, полезные и просто дружественно настроенные мигранты. Предательство Италией Наполеона в 1813 году они пытались лишний раз не вспоминать.
Развитие экономики продолжилось с восстановлением естественных торговых связей, и шло прежде всего по пути качественного роста. Промышленная революция 1-го этапа завершилась, и настал 2-й этап – массовое внедрение паровых машин. Тоскана одной из первых в мире, и первой в Италии построила паровой корабль, и продолжила развивать свое судостроение. Сельское хозяйство постепенно поднимало и без того высокий уровень, а промышленность производила все новые товары. Численность рабочего класса стала еще больше увеличиваться по мере увеличения численности заводов и фабрик. Значительные экономические выгоды стал приносить Итальянский таможенный союз, чье создание было одним из условий Венского конгресса от Тосканы – раскинув сети экономических связей по всей Италии, Медичи стали получать прибыли даже от экономик других государств. Пользуясь механизмами давления, тосканцы также стали регулировать таможенную и экономическую политику Сицилии, Папской области и Сардинии. Демографический бум, начавшийся еще во время Наполеоновских войн, продолжался, и ежегодно тысячи людей покидали Тоскану для переселения в Америку, предпочитая Аргентину – но в первую очередь отправляясь в соседние итальянские государства, формируя там мощный кластер населения с иным образом мышления, иными политическими взглядами и четким пониманием того, за чем стоит будущее [5]. Быстрый рост экономики уже в 1820-е годы позволил не только восстановиться от потерь Наполеоновских войн, но и усилить экономическую экспансию Тосканы в Италии, сформировать единое пространство, с едиными стандартами (включая метрическую систему, утвержденную еще во времена Итальянского королевства), заложив мощную базу для дальнейшего объединения страны.
В рамках подготовки к будущей войне с Австрией продолжилось развитие армии и флота. Наполеоновские войны показали то, что в целом курс развития вооруженных сил был верным, особенно флота, и процесс продолжился далее. Армия вновь частично перешла на контрактную армию – многие ветераны былых сражений со всей Италии съезжались в Тоскану для того, чтобы пополнить ряды ее войска, в результате чего страна смогла содержать 90-тысчную армию, имея при этом еще милицию и резервы. Были установлены важные военные связи с Россией и Пруссией – ситуация требовала анализа прошедших войн и правильных выводов, ибо Лоренцо III намеревался создать армию, значительно превосходящую по качеству австрийскую. Неожиданно большой интерес к вооруженным силам проявила и королева Каролина, которая видела в них залог будущего успеха, эффективный инструмент внешней политики и гаранта независимости государства. До того неплохой сержантский состав стал активнее тренироваться и расширяться, в результате став одним из лучших в Европе. В судостроении и военно-морском флоте также наблюдалось оживление – из-за упадка Испанской империи в Тоскану перебрались многие инженеры-судостроители, морские офицеры, простые матросы, а боевая подготовка после сражения у Эгадских островов была лишь усилена, ибо стало понятно, что именно она при прочих равных может позволить одерживать победы даже над таким грозным врагом на море, как Великобритания. Количество линейных кораблей выросло, и по нему Тоскана заняла 4-е место в Европе и мире, обеспечив себе тотальное превосходство над молодым австрийским флотом, и шансы на победу в случае войны с Францией.
Наконец, во Флоренции собрались лучшие мыслители Италии во главе с самим монархом, которые занялись тем, о чем еще не задумывались во многих странах Европы – национальной идеей, которая должна была объединить такую разную Италию в один мощный организм. Для нее требовалась историческая почва, и большинство советников рекомендовали сделать упор на Римскую империю – государство, которое некогда доминировало над всей Западной Европой и Средиземноморьем, но Лоренцо III поступил гораздо мудрее. В качестве опоры были выбраны и римляне, и греки, которые были близки Южной Италии, и лангобарды, оставившие значительный след в Северной Италии. Все они являлись предками современных итальянцев, но при этом итальянцы позиционировались как нечто новое. Впрочем, некоторый перегиб в сторону Рима все же имелся, но об этом король сразу же сказал: «Думая о Римской империи, мы должны строить Итальянскую», перечеркивая знак равенства и фактически отбрасывая возможность прямой наследственности там, где ее не было. Всячески восхвалялись итальянские тяга к искусствам, научные успехи, мореходы и воины. При этом акцентировалось внимание на том, что длительное время итальянцев угнетали соседние народы – в первую очередь немцы и французы, еще со времен Средневековья, и на протяжении дальнейшего времени. Этот мотив был популистским, но хорошо воздействовал на массы, так как все помнили господство и предательство двух великих соседних держав, Австрии и Франции. Их успехи объяснялись силой, из чего делался вывод, что итальянцы должны стать такими же сильными, как и они, чтобы избавить себя от посягательств иноземцев на господство над ними [6]. Все это уже в конце 1820-х годов стало утверждаться в умах тосканцев, а вместе с переселенцами стало попадать и в другие части Италии. Ложась на благодатную почву стремлений к объединению нации, это формировало новый национальный дух, менталитет, силу воли и четкость целей, поставленных перед каждым итальянцем. В будущем столь ранняя постановка вопроса о национальной идее, объединяющей итальянцев, еще принесет свои богатые плоды.
Карбонарии
Наполеоновские войны оставили следы во всей Италии. И в Сардинии, и в Папской области, и в Обеих Сицилиях, где успели побывать французы и утвердить свое управление, начался бум либеральных настроений. Народ (или как минимум его сознательная часть) оценил преимущества прогрессивного французского строя, и когда его стали загонять в старое стойло абсолютных монархий, порою весьма деспотичных и жестоких, начало нарастать возмущение. Кроме того, Наполеон разбудил то, что даже пока и не пытались сделать Медичи – национальное самосознание, и теперь в каждом уголке Италии жители начинали понимать, что они – итальянцы, и что им просто остро необходимо жить в едином государстве. Тоскана выглядела отличной платформой для единой Италии, но одна она не могла справиться с волей великих держав, что уже показал Венский конгресс. В результате этого начало формироваться тайное подпольное движение, охватившее весь полуостров, и получившее название карбонариев.
У истоков карбонариев стояла королева Каролина, которая не унималась, и стремилась хотя бы как-то содействовать процессу объединения Италии. Оказывал поддержку движения и ее супруг, Лоренцо III; лидеры карбонариев были известны монархам и главам правительства, а также имели постоянных представителей в Палаццо Питти, пребывающих там под видом художников и музыкантов. Особенно большой размах движение приняло в Сицилии, наименьший – в Папской области. Во всех странах ядро карбонариев формировали политики и военные, что обеспечивало их на случай всеобщего выступления поддержкой армии. План был прост – поднять всеобщее восстание во всех итальянских государствах, вынудить монархов принять Конституцию, провести плебисцит, и присоединить три итальянские державы к четвертой, создав единое государство. К восстанию готовились достаточно серьезно, начинать революцию следовало одновременно, по сигналу свыше, когда Тоскана сможет поддержать все движения, вплоть до объявления войны Австрии, если на то будет необходимость. Тем не менее, планирование его оказалось посредственным. Не учитывались множество факторов, вроде отказа полков перейти на сторону революционеров, или вмешательства третьих сил. Страстное желание объединиться затмевало людям глаза, мешало мыслить трезво, а со временем и вовсе заставило позабыть об осторожности [7].
Всеобщее восстание началось спонтанно, без указки сверху, в 1821 году, когда разыгрались революции в других государствах. Первыми подняли революцию сицилийцы – было объявлено о невозможности дальнейшего сохранения абсолютной монархии в стране, полки поддержали своих офицеров, и король Фердинандо I был вынужден бежать из страны вместе с наследником Франческо. Тут же последовал первый провал – широкие народные массы не поддержали выступление, а флот и вовсе остался верен королю. Плохо дело пошло в Милане – революционерам удалось захватить город, но дальше дело не пошло из-за плохой подготовки восстания. В Сардинии из трех выступлений два провалились, и лишь третье, столичное, принесло карбонариям успех – король Витторио Эмануэле I отрекся от престола в пользу барат, Карло Феличе, находившегося в это время в Австрии, а регент, Карло Альберто Кариньянский, был вынужден утвердить Конституцию и провести выборы. Наконец, в Папской области была провозглашена Римская республика, и началась подготовка к плебисциту, откладывать который никто не хотел. Увы, у всех этих революций уже не было времени – Австрия мгновенно отреагировала на восстания в итальянских государствах, и тут же бросила войска на поддержку местных монархий. Милан утопили в крови революционеров; вслед за этим последовала Сардиния-Пьемонт, причем австрийскими штыками командовал новый король, Карло Феличе. Австрийцы потребовали у Тосканы права прохода на юг, но Лоренцо III отказал, объявив мобилизацию. Это не помогло – при помощи купеческих судов, а также сицилийского флота австрийцы высадились в Марке, и подавили сначала Римскую республику, а затем после длительной кампании разбили сицилийскую армию. Вслед за этим последовала реставрация Бурбонов и террор по отношению к собственному населению со стороны реакционного правительства, всячески поощряемый австрийцами.
Так бесславно закончилась история карбонариев и их революций в Италии. Инициированные снизу, они были обречены на провал – чего не понимали рядовые участники, бравшие руки в оружие по всеобщему призыву. Лоренцо III пытался всячески сдержать выступление карбонариев, но потерпел неудачу, а намеками и угрозами заставить австрийцев отказаться от вмешательства не вышло. Попытка добиться снисходительности к пленным революционерам также была обречена на провал – всесильный Меттерних отвечал на требования насмешками. Террор, который обрушился на головы карбонариев, привел к практически полному разгрому движения – оставшиеся жалкие группки людей во главе с Джузеппе Мадзини сформировали новую подпольную организацию «Молодая Италия», но ей понадобилось немало времени, чтобы достичь былого влияния. В то же время австрийцы твердо обосновались в разумах итальянских борцов за свободу и объединение в качестве главных угнетателей и врагов, и будущее Рисорджименто твердо стало ассоциироваться с военной победой над ними. Но нашлась в бочке с дегтем ложка меда – если до этого местные ячейки революционеров пытались быть автономными, то отныне они целенаправленно работали на государство Медичи, обладавшее самыми лучшими законами, самой мощной армией и самой крепкой экономикой в Италии, ибо понимали, что без такой поддержки их выступления обречены. Даже нейтралитет Лоренцо III в происходящих событиях был оценен как вынужденная мера, а дерзкий отказ пропустить австрийские войска на юг сближало народ и короля. Время объединения Италии еще не настало, но уже стало появляться четкое понимание, как и на основе чего оно произойдет.
Греческая революция
Ионические острова в Тоскане прозвали «пятым колесом в телеге». Никто не понимал, зачем они вообще сдались итальянскому государству, достаточно удаленному от них, и не имеющему значительных интересов на Балканах. Тем не менее, за их включение в итальянскую государственную машину взялись основательно еще при Наполеоне, и потому к 1821 году там вполне себе установилась современная администрация, с современными законами и порядками. Согласно законам о самоуправлении власть принадлежала местным грекам, и делопроизводство велось на греческом, за исключением лишь документов государственной важности. Греки показали себя достаточно лояльно, да и приобщившись к тосканским порядкам, обществу и образу жизни, вкусили тосканской жизни, и быстро превращались в совсем других греков, а благодаря открытым школам с обучением на греческом языке образованность местного населения быстро росла [8].
В 1821 году началась греческая революция. Она нашла живое сочувствие жителей Ионических островов, а затем и тосканцев. В Грецию сразу же отправилось большое количество добровольцев, а многие сочувствующие богатеи выделили средства на закупку оружия для греков. Начала действовать и Каролина Бонапарт, послав своих шпионов в Грецию, начав собирать информацию и действовать на поддержку повстанцев. Именно в ее буйной головушке родилась мысль – добиться независимости Греции, и усадить на ее трон своего сына, Джованни. Лоренцо III, огорченный неудачей выступлений карбонариев, решил победить хотя бы в одной революции, и согласился с Каролиной. Усилив поддержку греков, в том числе отправкой волонтеров и военных специалистов, он фактически взял шефство над греческими повстанцами, начав необъявленную войну с Османской империей. Турки быстро обнаружили тосканский след в восстании, и потребовали прекратить поддержку греков, но король хитро выкрутился – заявив, что вся поддержка доставляется без его ведома, он отправил флот к западным берегам Греции для пресечения контрабанды. Конечно же, на деле он занимался не этим, а всячески поддерживал греков. Благодаря итальянскому влиянию греки быстро сформировали некое подобие единого правительства, отбили Морею (Пелопоннес), и развили наступление в Аттике. Параллельно поднялся мятеж в Македонии, где греков должна была ждать неудача – но на помощь пришли итальянские добровольцы, ветераны Наполеоновских войн, для которых нерегулярная турецкая армия была далеко не равным противником. В результате этого вскоре заполыхало не только в Морее и Македонии, но и Эпире. Турки развернули несколько армий и флот, но подавить греков, поддержанных итальянцами, так и не смогли. А в 1827 году в дело, принимающее все больший оборот, вступили другие европейские державы, и османы стали сдавать позиции. Грянуло Наваринское сражение, в котором приняли участие тосканские корабли – и турецко-египетский флот оказался уничтожен. Вскоре после этого Российская империя объявила Османской войну, и настал черед турецких армий гибнуть под натиском русских полков. Благополучный для греков исход был уже неотвратим.
В 1829 году было заключено перемирие, и началось обсуждение будущего Греции. Так как участие в революции Тосканы уже не было ни для кого секретом, а греческим вопросом интересовались трое грандов – Россия, Великобритания и Франция – то Лоренцо III предложил всем странам-участницам собраться на территории его государства, прямо на Корфу, чтобы быть как можно ближе к самой Греции, и в случае неожиданностей вовремя отреагировать на возможное изменение обстоятельств. Все три прочие государства ответили согласием. Так как рядом не было ни Талейрана, ни Меттерниха, то Лоренцо III показал себя во всей красе, проявив свой дипломатический талант. Позиции всех трех великих держав были разными – Россия хотела закрепить Грецию за собой, Великобритания противилась подобному решению, из-за чего стремилась максимально ослабить и сжать Грецию, Франция же просто следовала в английском кильватере. Наличие относительно нейтральной Тосканы на переговорах позволило подойти к вопросу с другой стороны – можно было создать не пророссийскую или проанглийскую Грецию, а целиком нейтральную, ориентированную на Тоскану. Королю из династии Медичи удалось отстоять «широкие» границы Греции, вплоть до реки Аксиос и Северного Эпира, а также все острова Эгейского моря, включая Крит, захваченный при поддержке тосканского флота в 1828 году. Согласившись на британское требование сделать Грецию конституционной монархией, Лоренцо тут же предложил скопировать конституцию с его собственной. В конце концов, в 1830 году был подписан акт, согласно которому три великие державы признавали суверенитет Греции в широких границах и объявлялись ее протекторами. Однако ряд важных вопросов так и не был решен.
В 1832 году конференция на Корфу возобновилась, и на сей раз решался вопрос того, кто станет монархом Греции. Франция выдвинула нейтрального Оттона Виттельсбаха; Россия намеревалась посадить на трон русского князя; Великобритания поначалу рассматривала вариант с Альбертом Саксен-Кобург-Готским, которому суждено будет стать королем Бельгии. Именно тут настало время выдвинуть тосканского, целиком нейтрального кандидата – 24-летнего неженатого принца Джованни, герцога ди Пьомбино. Он увлекался античностью, участвовал в экспедиции на Крит, и по наущению матери стал фанатом всего греческого, выучил греческий язык и даже перешел в православие, что для детей Каролины и Лоренцо, воспитанных в атеистическом ключе, было сущей мелочью. Он уже обладал некоторым весом в греческой правящей верхушке, и с ним связывали надежды на объединение Греции и Ионических островов, а также финансовую помощь Тосканы. Последняя вскоре подоспела, правда не в том виде, в каком ожидали греки – Флорентийский банк под давлением Лоренцо III выкупил французские и английские займы, и теперь греки были много чего должны именно тосканцам [9]. Выкуп повлиял на выбор правителя в дальнейшем – Россия проголосовала за Джованни Медичи сразу же, англичане – после отказа Альберта от короны Греции. Дольше всего колебались французы, но Оттон Виттельсбах, несмотря на очень отдаленное родство с последними византийскими императорами, плохо подходил для роли греческого монарха, и потому окончательное решение было вынесено в пользу Джованни Медичи. В Греции он короновался как Иоанн IX, и заложил основу будущего быстрого развития государства благодаря своим родственным связям. Как и ожидалось, вместе с ним в состав Греции вошли и Ионические острова, а воспитанные и обученные по итальянским стандартам чиновники станут хорошим подспорьем для дальнейшего государственного строительства, и станут связующим звеном между королем-иностранцем и народом.
Увы, греческий вопрос оказался последним, который король Лоренцо III решил во благо интересов Тосканы. На конференции он вновь показал себя великолепно, но речи свои произносил через силу, так как был глубоко болен. Вскоре после ее завершения, в возрасте 50 лет, он скончался от рака желудка. Смерть его оплакивала вся Италия, письма с сочувствиями его наследнику и супруге прислали большинство государств Европы. Несмотря на то, что он не был королем великой державы, и не вершил судьбу континента так, как это делали Наполеон или Александр I, фигура Лоренцо III стала во многом характерной для эпохи и Италии, и весьма популярной во многих странах. Причина этого была проста – будучи аристократом, он жил для народа; в сложных условиях и при дефиците ресурсов добился того, что посчитали бы хорошим достижением и гораздо более крупные и сильные государства. Именно при этом короле о Тоскане заговорили при дворах всех столиц Европы, и в их глазах это государство хоть и не стало великим, но уж точно близким к тому, имеющим международный вес. За силу воли, характера и взглядов его прозвали Лоренцо Сильным. Единственной мечтой, которую он не выполнил при своей жизни, было объединение Италии – но он сделал все, чтобы подготовить это великое событие. Его наследнику оставалось лишь продолжить дело отца и добиться того, чего так жаждали уже многие поколения великой династии Медичи.
Примечания
- Эта АИшка служит иллюстрацией в том числе и судьбы не самых сильных государств, для которых упорствовать в своей лояльности проигрывающей стороне – непозволительная, гибельная глупость. Потому не стоит удивляться, что некоторые государства как флюгер меняли стороны в ходе своей истории, когда от этого могла зависеть судьба их государства. Другое дело, когда подобные метания обусловлены сугубо внутренними причинами – к примеру, прогерманским монархом и пробританским правительством во время войны. В этих случаях подобные метания являются признаком политического кризиса, а не политического прагматизма.
- Вот что бывает, когда не женишься на не той женщине! При всей нелюбви между Мюратом и Наполеоном, первый откололся от императора по сути лишь из-за влияния Каролины, и без него он так и останется верным до конца, ибо кто обеспечит лихому рубаке лихую рубку, кроме человека, претендующего на европейскую гегемонию?
- У реального триколора Италии примерно такая же история – его придумал Наполеон при виде миланского ополчения, основными цветами формы которого были зеленый, белый и красный.
- Обычное явление, когда всем плевать или почти плевать на Италию в общем и Тоскану в частности. Для общего виду поспорят, в обмен на поддержку покивают головами, но в общем – делайте что хотите, но ради вас мы перенапрягаться не будет. Т.е., теоретически при нажиме Британии и России Австрия может отдать Тоскане и Ломбардию, и Венето, но дело в том, что им это абсолютно, целиком и полностью не интересно. Интерес к Италии у грандов подобного масштаба и в подобное время может появиться только когда она уже появиться единой, и начнет доставлять проблемы кому-то из этих самых грандов.
- Подобная «ползучая экспансия» путем миграции тосканцев в будущие части единой Италии позволит несколько сгладить отличия между населением разных регионов, хотя и не уберет проблему полностью. Плюс, это подправит и демографию, и не даст утечь слишком большому количеству населения в Америку.
- Грязный, но эффективный во все времена прием – вокруг одни враги, они вот-вот нас завоюют, сплотимся же, братья и сестры, перед лицом угрозы, и простим правительству любую коррупцию, беззаконие и бардак!
- Суровый реал. Будучи романтичными идеалистами, карбонарии не учли, что помимо итальянских государств в мире еще есть другие, и им объединение Италии может быть крайне нежелательным.
- Вообще, развитая цивилизация с эффективным управлением сильно развращает и помогает ассимилировать небольшие группы населения. Так французы за одно-два поколения ассимилировали корсиканцев, просто познакомив с собственными порядками, прогрессом и эффективной управленческой машиной.
- Спорный шаг, но гарантированно привязывающий Грецию к Тоскане. В реальности, конечно, Англия и Франция предпочли оставить привязку к себе, но там вопрос стоял вообще иначе – или загнать греков в долги перед собой любимыми, и тем самым закрепив их за собой, или пустить все на самотек, и допустить переход Греции в сферу влияния России. Россия, конечно, тоже выдала грекам займ, но на фоне остальных он был небольшим, и решающей роли не играл.
