Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический цикл статей про Королевство Русинию, и сегодня речь пойдет о правлении короля Михаила II, прозванного Строителем за его активную деятельность по возведению различных построек. Рассказано будет о строительстве городов, храмов, восстановлении старой столицы Руси, ну и, конечно же, очередной порции военных конфликтов.
Содержание:
Король Михаил II Строитель
Если Лев II вел себя отстраненно и обособлено до своего восшествия на престол, то его сын, Михаил Львович, ставший в 1378 году королем Михаилом II, вел себя так на протяжении всей его жизни. Современные психологи, вероятно, поставили бы ему диагноз – социофобия, однако таких терминов в XIV веке еще не придумали, так что король считался просто самостоятельным и независимым человеком, сторонящимся людского общества. Лишь с доверенными лицами, которые формировали Королевский Совет, он общался постоянно, при этом активно управляя государством и держа под контролем все текущие дела. Это сформировало в народе образ постоянного незримого присутствия своего монарха – они редко его видели, но всегда знали, что он занят государственными делами, что в дальнейшем будет перенесено и на его потомков.
Характер Михаила был спокойным, склонным к созиданию. Он не шибко любил войны, и плохо разбирался в военном деле, из-за чего приходилось делать ставку на умелых воевод. Одним из таких его приближенных полководцев стал Дмитрий Туровский, князь, потомок старого рода из числа родоплеменной знати Турово-Пинского княжества. Именно он посоветовал своему князю во время войны за Смоленск осуществить дерзкий рейд на Москву, и в дальнейшем его влияние на военные дела в государстве стало абсолютным. Князь стал близким другом Михаила Львовича, а в дальнейшем – и родственником, когда король выдал свою дочь Марьяну замуж за сына Дмитрия, Изяслава. При этом Туровский не претендовал на роль фаворита, и ограничивал свою сферу деятельности лишь делами военными. В вопросах же управления король все брал на себя, и в этом проявился его самый значительный талант. Эпоха правления этого короля, продлившаяся 26 лет, стала временем созидания, активного строительства и укрепления государственности Русинии.
Супругой Михаила II была Ксения (Кенна) Ольгердовна, дочь литовского великого князя Ольгерда. Брак был заключен исключительно по политическим мотивам, а в результате оказался еще и странным. Так, несмотря на свое крещение и использование православного имени, Ксения долгое время оставалась верна некоторым языческим обрядам, и вела себя весьма своенравно и независимо. Русинская столица была для нее слишком тесной, ее натуре требовались свободные пространства, леса, реки, и отсутствие плотной застройки вкупе с малым количеством людей. В целом, она оставалась верна литовским нравам и порядкам, и считалась «дикаркой» среди аристократии. Тем не менее, супружеская жизнь у нее с Михаилом сложилась вполне удачная, в том числе и благодаря тому, что король сам не любил большие города, хоть и понимал необходимость их развития. Именно потому много времени Михаил и Ксения проводили в загородных резиденциях в Полесье, в частности, в Турове, а после переноса столицы государства в Киев венценосная пара практически постоянно проживала в Вышгороде. В браке у них родились шестеро детей:
- Олег I Михайлович (1370-1432), принц и наследник короны Русинии. Женат на Софии Литовской, дочери Витовта.
- Константин Смоленский (1372-1430), родоначальник Смоленской ветви Романовичей. Женат на Софии Московской, дочери Дмитрия Донского. Способствовал укреплению дружеских отношений между Русинией и Москвой, а также развитию города Смоленского, за что особо почитаем в нем по сей день.
- Марьяна Михайловна (1374-1448), замужем за Изяславом Туровским. Известная покровительница искусств и образования, при жизни короля Олега I сделала многое для развития Королевского Русинского университета Киева [1].
- Елена Михайловна (1376-????). Испытывала значительную тягу к монашеской жизни, добилась разрешения на постриг у своего отца, получила иноческое имя Иулания. О ее дальнейшей жизни известно мало, за исключением того факта, что некая Иулания пользовалась особым доверием короля Олега I по религиозным вопросам, и стал основательницей Межигорского женского монастыря в Вышгороде, который также длительное время исполнял функции крупного образовательного центра для знатных девиц.
- Ксения Михайловна (1378-1385). С детства проявила значительные умственные способности, но в возрасте 7 лет умерла от неизвестной хвори.
- Ростислав Черниговский (1380-1413), родоначальник Черниговской ветви Романовичей. Женат на некоей русинской княжне, по всей видимости – из мелких Ольговичей.
Ничего не известно о внебрачных связях короля Михаила, как и неизвестно о его бастардах. Современники считали, что Михаил и Ксения всю свою жизнь оставались верны друг другу, не допуская даже намека на измену. Крепость брака сделала его весьма популярным среди знати и в народе. Тот факт, что Ксения оставалась ярко выраженной литовкой и, скорее всего, даже язычницей, сделало этот брак и детей Михаила II чрезвычайно популярными в самой Литве. Оценили там и княжескую веротерпимость, и его в целом дружественную политику к своему северному соседу, за исключением разве что некоторых эксцессов. В будущем подобная семейная политика второго короля Русинии еще принесет свои плоды, совершенно неожиданные, но от того еще более приятные и важные для всего государства. Умер Михаил II в кругу семьи, в Киеве, в 1404 году, будучи любимым и уважаемым королем не только в Русинии, но и в соседних странах.
Внутренняя политика
Благодаря начинаниям еще короля Льва II, благоприятным законам, а также активному развитию сельского хозяйства в стране, Русиния с конца XIV столетия начинает переживать демографический бум. Население стремительно росло, и рост этот приходился не только на села, но и на города. Впервые за два столетия, со времен Романа Великого и домонгольского периода, началось активное строительство – как восстановление и расширение старых городов, так и постройка новых. Активно заселялось Поросье, ставшее безопасным благодаря экспансии короля Льва II, увеличивалась плотность заселения Переяславского княжества, ранее сильно страдавшего от прямого соседства со степью. Постройку новых городов еще со времен правления своего отца лично курировал Михаил Львович, который испытывал к градостроительству огромный интерес. Использовались не только традиционно русинские (русские) кадры, но и заграничные, планировка городских улиц составлялась заранее, а не хаотично, как в прошлые времена. В старых городах стали камнем мостить улицы. Отстраивались многие старые церкви, строились новые, причем не только православные – в особо крупных городах с различными религиозными меньшинствами появились католические храмы, еврейские синагоги и даже мусульманские мечети – последние, правда, встречались очень редко, преимущественно по соседству со степью. В северных уездах встречались литовские языческие храмы. С каждым годом все шире в качестве строительного материала употреблялся камень, а традиционные галицко-волынские «столпы», т.е. каменные башни, стали строиться в Причерноморье и на Левобережье, вдоль новой границы со Степью. Вся эта деятельность дала княжичу, а затем и принцу Михаилу бесценный опыт, и буквально сразу после своей коронации в 1378 году он взялся за реализацию проекта, который вынашивал еще его отец, но который с особым размахом реализовал именно новый монарх – возрождение Киева.
После двух разорений города войсками Джанибека, да еще и всех предыдущих кризисов, разрушений, осад и многих лет усобицы, Киев как значительный город практически прекратил свое существование. К 1380 году на старых руинах проживали лишь около 2-3 тысяч человек, рассеянных по нескольким отдельным поселениям, с зачаточными укреплениями и хилыми деревянными домами. Между тем, за Киевом все равно оставался престижный и известный во всей Европе статус столицы Руси, некогда великого города, культурного и политического центра всего региона. Именно потому после своей коронации Лев II задумал возродить город, отстроив его заново, тем самым вернув ему былое величие. К вопросу он подошел основательно, заранее начав сбор всех сведений о том, каким был старый Киев. Особый акцент делался на восстановлении знаменитых культовых комплексов – Десятинной церкви (Успения Пресвятой Богородицы), Софийского собора и Киево-Печерского монастыря. Церковь имела особый статус как самого первого каменного храма на Руси, Софийский собор должен был стать главным храмом всего государства и местом коронации Романовичей, а Киево-Печерский монастырь, помимо прочего, предполагалось восстановить в качестве династической усыпальницы.
Уже Михаилом II в проект были внесены новые изменения – город требовалось строить по новым планам, с четко размеченными прямыми улицами, упорядоченной застройкой, минимальным использованием древесины, которая во время осад и пожаров становилась пищей для огня и иногда приводила к катастрофическим последствиям. Кроме того, требовалось построить на Замковой горе мощный Михайловский замок, который должен был стать королевской резиденцией в городе. Окончательному проекту города были характерны черты упорядоченности, общей системы и четкой планировки – все это привнес в проект города лично Михаил II, которого не просто так потомки прозвали первым русинским урбанистом [2]. Для возрождения города вводились особые подати, осуществлялся постоянный набор рабочих, как свободных, так и зависимых. На восстановление храмов король не постеснялся позаимствовать церковную десятину, да и сам щедро поделился своими сбережениями. Тот, кто вместе с правителем вкладывался в возрождение города, получал особое расположение Михаила, а также определенные привилегии. Еврейский квартал города строился за счет средств еврейской общины, которая сделала щедрые пожертвования на общее дело. Многие купцы, в том числе иностранные, которые участвовали в финансировании строительства города, получили потомственное дворянство, а две фамилии купцов – русинская Бужанских и греческая Морейских (ее основатель, Иоанн, был родом с Мореи) – даже получили титул князей, пожертвовав на возрождение Киева более половины личных средств. Само строительство было четко распланировано, как и создание целой инфраструктуры по производству строительных материалов.
Начавшись в 1381 году, строительство достигло колоссального размаха, и уже в 1400 году Михаил II торжественно перенес столицу Русинии в уже частично возрожденный Киев, хотя по факту управление государством осуществлялось им из городского детинца, Михайловского замка (официально – в честь архистратига Михаила, которого начали почитать как верховного покровителя Русинии, фактически – в честь самого короля), еще с 1387 года. К тому времени уже вовсю шло возрождение Печерского монастыря и Десятинной церкви, которая после восстановления стала Десятинным собором (официально – собором Успения Пресвятой Богородицы). С Софийским собором решено было повременить – был разработан новый, грандиозный проект, по которому собор должен был стать крупнейшим православным храмом в мире, но требовал столько денег и ресурсов на свою реализацию, что строительство было начато лишь в 1402 году, и продлилось целое столетие. Гораздо быстрее восстановили Десятинную церковь, где Романовичам предстояло короноваться в ближайшее время, а также оформили и вымостили камнем две основные площади – Подольскую, к северо-востоку от Михайловского замка, и Соборную, на которую смотрел будущий восточный фасад Софийского собора.
Параллельно с отстройкой основной инфраструктуры в Киеве шло создание первого на Руси высшего учебного заведения – Королевского Русинского университета Киева (КРуК). Как и общий проект города, идея о создании отечественного университета пришла в голову еще Льву II, и была связана с проблемами, очень схожими с теми, что совсем недавно испытывал польский король Казимир III, что заставило того основать первый польский ВУЗ в Кракове [3]. Стремительное развитие государственного устройства, усложнение структуры законов приводило к тому, что государству срочно понадобились хорошо образованные юристы, как и многие другие специалисты других сфер. В Европе к тому времени уже действовало большое количество высших учебных заведений, да и в Польше работал первый среди славян Краковский университет, и распространение этой практики на Русинию, которая осознавала себя частью европейского мира, было вполне логичным решением.
Указ о создании университета был выдан в 1392 году, но фактически работа над ним была начата еще раньше. У достаточно крупной Подольский площади Киева еще в 1382 году началась постройка большого здания для первого ВУЗа Русинии, и тогда же во многие ВУЗы Европы были отправлены люди, которым суждено было стать позднее первыми преподавателями в государстве. Языком преподавания в университете был русинский, солидная выборка дисциплин давала многопрофильное образование. Среди преподавателей числились также и церковные иерархи, богословские специалисты, философы и многие другие. Помимо университета, создавалась также сеть школ по всей стране, но изначально она была весьма небольшой, и строилась, в основном, при крупных монастырях или в городах, где уже были в наличие какие-то преподавательские кадры. В целом, в сфере образования Русиния делала определенные успехи, и начинала догонять Европу в этом плане, сохраняя при этом свои, местные особенности.
Вместе с возрождением Киева началось строительство города на месте Вышгорода. Ранее это был пригород Киева, и во времена усобиц он даже имел своих князей и иногда выступал против русской столицы, но в дальнейшем разделил ее судьбу, и был настолько основательно уничтожен степняками, что к 1380 году это была обычная деревенька в несколько десятков домов – и это при том, что некогда Вышгород был крупным городищем и имел свой детинец! Михаил II, как и его супруга Ксения, не очень любили большие города, и пожелали получить близ Киева «личный» городок-резиденцию, небольшой, но уютный, с рекой и лесом. Их выбор пал на Вышгород, восстановление которого началось в 1384 году. Была выстроена деревянная усадьба, а также массивный каменный «столп» на случай осады, церквушка, которая усилиями дочери Михаила II, Елены, превратилась в каменный Межигорский женский монастырь. В стороне от них, ниже по течению реки, стали выстраиваться домики прислуги, какие-никакие мастерские, необходимые для обслуживания правящей семьи. При этом в первые столетия своего возрождения население Вышгорода строго ограничивалось, люди в нем могли селиться лишь по особому разрешению.
Еще одним городом, строительство которого курировалось королем в особом порядке, стало Олешье. Этот населенный пункт существовал в устье Днепра еще с давних времен, и успел кануть в лету во время пришествия монгол вместе с обширным регионом, которым де-юре владело Киевское княжество. Однако благодаря усилиям Льва II удалось целиком взять под свой контроль правый берег Днепра вплоть до самого устья, в результате чего появилась возможность осуществлять полноценную торговлю по всей протяженности Днепра, а значит появилась необходимость в торговом порту в устье, куда могли бы заходить купеческие корабли с Черного моря. Сразу же вспомнили про Олешье, однако восстановить его в былом виде было нереально, так как левый берег у устья Днепра оставался формально за татарами, да и строительство там какого-либо города было банально опасным. Даже новый город на правом берегу подвергался угрозе набегов, и потому первым делом требовалось выстроить детинец, и лишь затем – торговую инфраструктуру с причалами и складами. Место было выбрано напротив старого города [4], строительство началось в 1388 году, и к моменту смерти короля Михаила II морской порт уже работал в полную силу. Для обеспечения защиты торговли вдоль реки, один берег который оставался под контролем степняков, был построен также ряд крепостей по ее течению, самая крупная из которых располагалась на острове Хортица.
Далеко не все начинания Михаила II удалось реализовать при его жизни, и постройка нового, величественного Софийского собора стала не единственным таким неоконченным делом. Уже в 1390-е годы стала нарастать угроза со стороны Балкан, где уже вовсю орудовали османы. На носу явно были войны с новым противником, многочисленным и хорошо организованным. Имея вдобавок ко всему еще и продолжающиеся конфликты на других границах, самой очевидной реакцией было «запирание» сухопутной границы с Балканами, которая для Русинии имела чрезвычайно выгодную конфигурацию – узкой полосы земли шириной всего около 250 километров, протянувшейся от крутых склонов Карпат на западе до устья Дуная на востоке. При этом половина границы приходилась на широкий судоходный Дунай и болота, малопроходимые для больших масс войск. Единственным более или менее удобным местом для наступления на север с Балкан был путь через Валахию и предгорья, но ширина этой местности составляла всего лишь около 100 километров, причем все равно требовалось пересекать достаточно широкую реку Сирет. Грамотно расположив в этих условиях традиционное сочетание русинских «столпов» и каменных крепостей, можно было бы значительно усложнить врагу наступательные действия, и превратить границу с Балканами в неприступный рубеж на пути вторжений.
Так появились Берладские Ворота, которые требовалось осаждать и проламывать, теряя драгоценное время и людей. По проекту, составленному при участии Михаила II, на участке границы требовалось построить около двух дюжин «столпов» средних размеров, и шесть полноценных крепостей – четыре вдоль Дуная, и две вдоль Сирета. Три, расположенные восточнее всего – Ахиллея, Синель и Облучица[5] – должны были быть относительно небольшими, так как географические условия особо благоприятствовали их защите. Западная тройка крепостей – Галич, бывший к тому же крупным торговым городом и центром судостроения на Дунае, Броды и Фокшаны[6] – были более открыты для вторжения и осады, и потому их требовалось укреплять гораздо сильнее. Вместе со строительством крепостей предстояло построить еще и городки, так как из шести указанных населенных пунктов на тот момент существовали только четыре – Фокшаны, Малый Галич, Синель и Ахиллея. Предстоял огромный объем работ, и лишь в конце 1390-х годов началось строительство сразу всех укреплений, которое продолжалось полстолетия, и было завершено к концу 1440-х годов.
Занялся Михаил II и строительством флота. Как и во многом другом, он пользовался заделом своего отца, но при этом значительно расширил и углубил флотские преобразования. Галич-Дунайский значительно расширился, и стал крупным центром судостроения, а к середине XV столетия стал именоваться просто Галич после того, как первый город с этим именем окончательно деградировал и потерял былое значение. Строительством занимались, в основном, итальянские и греческие специалисты, но достаточно быстро появились собственные именитые корабелы – в частности, некий Путята Скоморохов, князь Матвей Бродник, ставший морским воеводой, и другие. Основным типом военных кораблей становились легкие галеры итальянского типа, которые представляли собой стандартный средиземноморский тип, мало изменившийся в период с XIII по XVIII века. Однако местная специфика накладывала свои, особые требования к кораблям. В частности, флот в случае войны должен был мешать противнику форсировать Дунай, что требовало установки метательных машин, временами весьма тяжелых и громоздких. Из-за этого в довесок к галерам стали строить корабли, названные по-византийски дромонами, и представлявшие собой некое подобие галеаса [7]. Это были тяжелые гребные суда, водоизмещением 300-350 тонн, с несколькими рядами весел и массивными площадками под метательные машины в оконечностях, напоминавшие античные пентеры. Авторами проектов этих судов, судя по всему, стали греческие мастера, так как ничего подобного итальянцы, и уж тем более русины ранее не строили, но в дальнейшем дромоны стали исключительно русинским типом тяжелых гребных судов, средиземноморский аналог которых – галеас – появился лишь спустя более чем сто лет. Гребцов обычно нанимали из числа свободных общинников, реже – из смердов, при этом значительная доля от общей массы людей набиралась среди валахов. Государство Басарбов разрешало набирать гребцов для флота на собственной территории без особых оговорок – своего флота и возможности его постройки у него было, в то время как Русиния была союзником и имела свой флот, способный в случае конфликта выполнить все задачи, которые могли бы потребоваться от собственно валашских боевых судов.
Параллельно с постройкой флота в Русинии появилось и огнестрельное оружие в виде пищалей и бомбард, но во времена Михаила II это оружие было столь несовершенным, что не нашло широкого применения. В то же время известно, что бомбарды пытались установить на дромонах, а пограничные остроги и многие крепости во время войн не раз «окуривались дымом» из пищалей в сторону противника, из чего можно построить предположение, что, как и ранее с арбалетами, огнестрельное оружие в государстве Романовичей стало прокладывать себе путь к популярности и успеху, начав с оборонительных функций в крепостях. Стоит также добавить, что значительное усиление своих войск Русиния получила за счет миграции татар в Причерноморье, под начало короля Михаила, которая проходила с середины 1380-х годов. Постепенно эти татары переходили на полукочевой образ жизни и принимали православие, русинскую культуру, но продолжали оставаться достаточно неплохой и неприхотливой кавалерией, которая не раз пригождалась Романовичам в последующих войнах.
Внешняя политика и новые битвы
Как бы не был сосредоточен Михаил II на вопросах созидания и строительства, необходимость углубляться в дипломатию и военные дела постоянно сохранялась, и порой занимала все внимание и время короля. Уже с первых дней своего правления ему пришлось решать весьма важные вопросы внешней политики. Первым таковым стал союз с Москвой, и своим другом со времен Смоленской войны, великим князем Дмитрием Ивановичем. Москва, пользуясь Великой Замятней, фактически стала независимым государством, и стремилась отстаивать это положение любой ценой, параллельно ведя экспансию и расширяясь за счет сильно раздробленных территорий Северо-Восточной Руси. Однако рано или поздно усобицы в Золотой Орде должны были закончиться, а сил и средств у великого княжества было недостаточно, чтобы бороться со всей силой татар самостоятельно. Получив же Русинию в качестве союзника, Дмитрий Иванович мог быть уверенным в своем будущем, тем более что русины уже отвоевали свою независимость, и даже отхватили солидный кусок Степи себе во владение. Уже через два года, в 1380 году, состоялась битва на Куликовом поле, где объединенное московско-русинское войско наголову разбило армию ордынского темника Мамая, направлявшееся на Москву. Победу бурно отмечали в столице, причем от размаха гуляний едва не случилась большая беда – кто-то спьяну поджег дом на окраине города, и лишь присутствие большого количества рабочих рук, пускай и не совсем трезвых, и близость реки позволили быстро потушить разгорающийся пожар. В дальнейшем Москва и Русиния постоянно поддерживали друг другу, выделяли средства и войска, наемников, вместе совершали походы. Дмитрий Иванович также принял участие в возрождении Киева, прислав работников для восстановления Десятинной церкви. Наконец, Дмитрий Донской выдал одну из своих дочерей за второго сына Михаила Львовича, Константина, который обосновался в Смоленске и всегда поддерживал с Москвой дружественные отношения.
Кроме того, приходилось держать под контролем ситуацию в Литве, которая уже стала родственным государством для Романовичей – в 1377 году там умер князь Ольгерд, и между его детьми началась гражданская война, которая то затухала, то вновь разгоралась. Родственники из династии Гедимина не стеснялись искать поддержки у всех соседей, включая Тевтонский Орден, с которым долгое время сохранялись исключительно враждебные отношения. Формально великим князем был объявлен Ягайло, однако это сильно не понравилось Скиргайлу, его родному брату, его дяде Кейстуту, и двоюродному брату Витовту. В 1384 году военные действия завершились потерей Жемайтии, которую захватил Тевтонский орден. К этому всему добавился тот факт, что с 1386 года Ягайло стал королем Польши, взяв в жены Ядвигу Анжуйскую, последнюю легитимную правительницу королевства, внучатую племянницу Казимира III. Одним из условий брака был переход Ягайлы в католичество, а также крещение по католическому обряду всей Литвы. Это совершенно не понравилось многим представителям литовской знати, вызывало раскол в Литве, и напрашивался еще один гражданский конфликт, который начался в 1389 году. Вскоре должно было случиться или поглощение совсем уж уменьшившейся Литвы Польшей, или же раздел ее между поляками и тевтонцами.
Все это было совершенно не в интересах Русинии и Романовичей, которых вполне устраивала небольшая, но крепкая Литва, независимая или попросту дружественная Киеву и оттягивающая на себя интерес соседних государств. Такую Литву хотел воссоздать Витовт, который как раз и выступил против Ягайлы, и потому он сразу же получил поддержку со стороны Русинии. Ягайло, чувствовавший себя весьма шатко в Польше, не смог собрать достаточно сил, дабы противостоять родственнику, и в 1392 году потерял титул великого князя Литвы. Кревская уния была расторгнута, и Витовт встал во главе всего литовского государства. В руках его было слишком мало ресурсов, и потому его деятельная натура оказалась загнана в жесткие ограничения, самостоятельного выхода из которых он не видел. Сложившееся положение он и сам прекрасно понимал, потому целиком поддался влиянию Михаила II, участвуя в военных кампаниях на его стороне в качестве почти что вассала в надежде, что тот когда-то вернет Литве былой блеск. Для этого он даже выдал свою единственную дочь, Софию, замуж за наследного принца Олега, считая, что их дети когда-то объединят Русинию и Литву, и защитят его народ от посягательств немцев и поляков. О перспективах унии Русинии и Литвы думал и Михаил II, добиваясь соглашения церкви на подобный брак – супруги приходились друг другу достаточно близкими родственниками (оба были правнуками Гедимина, но имели разных дедов и бабушек), и требовалось особое разрешение на заключение такого союза. После смерти Витовта, и при отсутствии у него иных наследников, у двух государств должен был оказаться один и тот же правитель, и тот факт, что Романовичи исповедовали широкую национальную и религиозную терпимость в своей стране, позволял литовской знати с надежной смотреть в будущее.
Помимо дел на северных и западных границах, Русинию все еще не отпускал восток, а именно Золотая Орда. После разгрома Мамая казалось, что еще чуть-чуть, и государству степняков настанет конец, оно распадется на мелкие и не опасные кланы, и русские наконец-то получат серьезное преимущество, но не тут-то было – на смену Мамаю пришел Тохтамыш, который, пользуясь поддержкой Тамерлана, подчинил себе Золотую Орду, и стал готовиться к собиранию ее бывших вассалов. Первые вести от него король Михаил II и великий князь Дмитрий Иванович получили сразу после Куликовской битвы, когда завершалось масштабное празднование победы в Москве – посол от Тохтамыша поблагодарил правителей за то, что они разбили мятежного темника, указал на то, что в Золотой Орде отныне вновь правит настоящий Чингизид, и они должны вернуться под его защиту, т.е. вновь стать вассалами татар. Для Москвы такой вариант был крайне нежелательным, для Русинии – вообще недопустимым, так как обнулялись все достижения и жертвы былых времен, терялся королевский титул и высокий международный престиж, а скорее всего – и все отвоеванные у Степи территории. Посланцы хана получили вежливый, но твердый отказ, вопреки попыткам спровоцировать русичей на убийство и тем самым обеспечить Тохтамышу еще более законный повод для войны.
Начались приготовления к долгосрочной войне против татар, однако Тохтамыш далеко не сразу выдвинулся в большой поход. В 1381 году он ограничился небольшим набегом на Москву, который завершился ничем, и лишь в 1382 двинулся в большой поход — на Русинию, которую он считал главным злом и ядром всего мятежа против ордынской власти. В первую очередь при вторжении он намеревался захватить юго-восточные окраины Русинии и передать власть в них местным Ольговичам, которые всячески содействовали татарам ранее. Для отвлечения Тохтамыш перебил всех русских купцов в своих владениях и пустил слухи, что его орда выдвинулась на Москву через Казань. Союзники поверили в это — Дмитрий стал собирать своих ратников у себя дома, а русинская армия сосредоточилась на северо-восточных окраинах государства. Эта меря оказалась перестраховочной, на случай, если Тохтамыш разделит силы — но целиком себя окупила. Настоящая армия хана была обнаружена дозорами еще на дальних подходах, и сразу стало ясно, что она нацелена на Левобережье. Двинув всю свою армию на юг, воевода князь Туровский отправил посланников в Москву с грозными известиями, а сам успел опередить татар и на реке Ворскла преградил им дальнейший путь на запад. Умело дезинформировав Тохтамыша по поводу численности своей армии, и постоянно совершая набеги на татарский лагерь, русины смогли на время задержать его на этом рубеже (события эти получили название «Стояние на реке Ворскле»), пока не подошла московская армия Дмитрия Донского. Было решено дать бой степнякам. У городка Полтава [8] Тохтамышу дали переправиться через Ворсклу, и прямо на переправе русичи ударили по нему объединенными силами. Битва была масштабной и кровопролитной, князь Дмитрий получил ранение, а русинская пехота понесла большие потери — но победа осталась за славянами. Тохтамыш потерял почти всю свою армию, и бежал на восток, вглубь Степи. Полтавская битва встала в один ряд с Куликовской, и сразу же стала одним из символов воинской славы русских, решающим событием, когда правители Руси с оружием в руках отстояли свою свободу перед лицом угрозы из Великой Степи, а уже спустя многие века эти два сражения станут одним из символов того, чего могут добиться русские, действуя вместе, а не порознь, и не против друг друга.
Тохтамыш из-за понесенных потерь решил отложить подчинение русских вассалов, а в 1385 году ввязался в войну на Кавказе, фактически бросив вызов своему бывшему покровителю, Тамерлану. Затея эта закончилась для него печально – разразившаяся война окончательно подорвала могущество Золотой Орды, а сам хан был свергнут в 1395 году. После этого он попытался найти поддержку в Русинии в обмен на признание независимости русских князей от Орды, но вместо этого Тохтамыша заковали в цепи и отправили в качестве дара темнику Едигею, фактическому правителю Золотой Орды. Тот высоко оценил подобный жест, и поблагодарил обоих правителей за ценный подарок, заодно объявив их в одностороннем порядке своими вассалами. Впрочем, реальных последствий это заявление не возымело – и Русиния, и Московское государство остались независимы.
Крестовый поход на турок
Южное направление также требовало внимания и средств. Экспансия Османской империи на Балканах в начале 1390-х годов докатилась до Дуная. Оборону от турок возглавил талантливый господарь Валахии, Мирча I Старый, но под его началом сражались и русинские полки, регулярно высылаемые Михаилом II на помощь своему союзнику, а также татары, принесшие присягу верности королю Русинии. Нападения были успешно отражены, но с каждым разом они становились все более настойчивыми, а вражеские армии – все более многочисленными. В 1397 и 1400 годах походы повторились ровно с тем же результатом, но потери христиан были уже достаточно большими. Турки оказались весьма серьезным противником для русинов – настойчивым, многочисленным, дисциплинированным и умелым. Под впечатлением от рассказов дворян, воевавших в Валахии, Михаил II стал искать связи с западными странами и формировать антитурецкую коалицию. К счастью, такая уже начинала складываться при деятельном участии влиятельнейших людей Европы. Растущая угроза со стороны Османской империи, которая активно расширялась на Балканах, привлекла внимание многих стран Европы, и даже самого Папу Римского.
В 1396 году был созван крестовый поход против турок, который должен был защитить христианский мир, а заодно и лишить мусульман владений на Балканах. Русиния не была католическим государством, и не подчинялась воле Папы Римского, однако от границ османского государства до русинского Берладья уже оставалось не так много расстояния, и сражения шли уже в соседней Валахии, союзной Киеву. Объединение своего войска с рыцарями-крестоносцами для разгрома подобной угрозы напрашивалось само собой, и потому Михаил II присоединился к походу. Однако дело не заладилось сразу же – в войске хватало и католиков, и православных (помимо русин, там имелись болгары и валахи), и многие католики истово считали представителей греческой веры схизматиками и еретиками. Однако русинский король выставил на поле боя значительные силы – против 15 тысяч католиков у него было 12 тысяч своих войск, в которые с радостью включились болгары и валахи, негативно воспринявшие высокомерие «папистов». Имелись сразу несколько высокопоставленных, влиятельных и титулованных полководцев, которые стали конфликтовать друг с другом за влияние и командование. Шутка, брошенная кем-то из дворян в шатре короля Михаила по поводу того, что все это сильно напоминает Калку 1223 года, не встретила ни единой улыбки. Еще на подходе к границам Османской империи появился раскол в войске, не считая того, что даже не все официальные участники похода прибыли на общий сбор вместе со своими воинствами, и крестоносцы располагали заметно меньшими силами, чем предполагалось.
Когда участники похода все же объединились и вторглось в государство османов у Никополя, случилось сражение, оказавшееся главным и единственным за весь этот крестовый поход. Франко-бургундская часть армии, проигнорировав все предостережения других своих союзников, устремилась в атаку, и даже смогла смять первую линию турок, но затем была уничтожена сосредоточенным ударом султанской кавалерии. Король Венгрии Сигизмунд I бросился на помощь французам, но далеко не все войска послушали его. Возглавил этих «ослушников», конечно же, Михаил II, хотя на самом деле командование осуществлял князь Дмитрий Туровский. Вместо спонтанного наступления он принялся готовиться к обороне, и к нему присоединились также болгарские и валашские отряды. С русинами остались и многие венгерские феодалы, обладавшие хорошим чутьем или просто сообразительностью – на их глазах только что смяли франко-бургундское войско, которое пользовалось репутацией одного из лучших, и нарываться на то, что припасли им турки, многие решительно не хотели. «Ослушники» отошли к стоянке союзного флота, состоявшего из венецианских и русинских кораблей, и построились дугой, уперевшись флангами в Дунай и исключив возможность обхода.
Как и следовало ожидать, воинство Сигизмунда вскоре было разбито, и венгерский король вместе с бегущими мадьярами отошел за спины русинов. А затем турецкое войско обрушилось и на войско Михаила II. Конкретное описание дальнейшего сражения отсутствует, и не потому, что сохранилось мало свидетельств, а из-за того, что схватка превратилась в беспорядочную мешанину сражающихся людей, которые не видели дальше нескольких метров от себя, и потому понятия не имели, как на самом деле шло сражение в тот или иной момент. Однако по отрывкам текста можно сказать, что русинская пехота, оказавшись под ударом тяжелой османо-сербской конницы, какое-то время держалась, но все же отступила; что в какой-то момент в центре общего строя образовалась толкучка из всадников всех национальностей и религий, что присутствовали у Никополя в тот день; что потери обеих сторон исчислялись сотнями и тысячами убитых. В конце концов, османы были вынуждены ослабить натиск, а потрепанные русинские войска стали отходить на корабли. На этом сражение фактически закончилось – отплытию союзного флота с потрепанными войсками никто не мешал.
Крестовый поход закончился победой турок, однако во многом результаты его получились спорными. Потери османского войска оказались столь велики, что пришлось отказаться от развития дальнейшего успеха на целый год. Потери союзников также были крайне тяжелыми, в особенности французов и бургундцев, но зато русины показали себя с самой лучшей стороны. В то же время, войско Михаила II оказалось не способным победить уже потрепанное воинство осман, что было тревожным знаком. Пехота русин держала первый удар тяжелой конницы, но не могла удержать второй; русины в плане дисциплины настолько же превосходили европейских феодалов, насколько уступали туркам. Из всего этого военного опыта требовалось сделать важные выводы, но увы, Михаил II не был специалистом в военном деле в принципе, а его воеводы, включая Дмитрия Туровского, не обладали достаточными аналитическими и организаторскими навыками. В результате этого Русинии в войнах с турками предстояло пережить еще много тяжелых и кровавых сражений перед тем, как начнутся качественные изменения, которые сделают из государства Романовичей достойного конкурента Османской империи.
Примечания
- По меркам Европы, в том числе и ближней (Польша и Венгрия), подобное поведение в конце XIV – начале XV столетий было уже нормой. Да, это не традиционные русские барышни, которые сидят сутками в светелке и сходят с ума от скуки! Впрочем, и на Руси бывали исключения – хотя бы Елена Глинская.
- Термин более современный, и к XIV веку применим относительно слабо, но о том, как правильно и функционально строить города, думали еще в Древней Греции, так что ничего не мешает задуматься об этом и русинскому королю, тем более такой важный вопрос – столица!
- Напомню, что Ягеллонский университет в Кракове основан в 1364 году, и ничто не мешает близкой географически к Польше стране сделать так же через 15 лет. Тянуть до XVI-XVII веков нет смысла, тем более на том уровне развития, на котором уже находится государство Романовичей у меня к концу XIV века.
- Таким образом, новое Олешье строится на месте современного Херсона.
- Ахиллея – греческое название Килии. Синель – русифицированное название валашского городка Синил, которое после турецкого завоевания стало называться Измаилом. Облучица – славянское название Исакчи, в альтернативе – название крепости и поселения напротив Исакчи, на русинском берегу, где в наше время расположено село Орловка.
- Галич, он же Малый Галич, он же Галич Дунайский – реальный город Галац. Броды – реальное румынское село Lungoci. Фокшаны – реальный исторический город, в альтернативе находится во владении Русинии.
- Вот казалось бы – анахронизм, а ничего подобного! Тяжелые гребные судя были известны еще со времен античности, и даже встречались в ранней Византии, пока ее военно-морские силы не выродились окончательно. Потому возрождение класса подобных кораблей требует лишь определенных условий, по большей части – конкретного осознания конкретной необходимости в них, что как раз и получается в Русинии, с ее необходимостью держать устье Дуная в случае войны.
- Локализация битвы как Полтавская — по большей части авторский произвол, вызванный достаточно своеобразной причиной: для будущего РИФа нужно обоснование названия корабля «Полтава», ибо мощно звучит, но в более поздние времена в АИшке нет никаких предпосылок для сражения в этих местах с участием российской армии. Так что пускай это будет Куликовская битва 2.0.