Эскадренный броненосец «Ростислав» Часть 2
Свой первый большой поход в составе Практической эскадры летом 1900 года «Ростислав» совершил к Константинополю. Обойдя южное и восточное побережья Черного моря, он вернулся в Севастополь, а 17 октября вместе с броненосцами «Синоп», «Чесма», «Три Святителя» в присутствии Николая II участвовал в боевой стрельбе по сооруженным для этой цели береговым укреплениям в Мраморной балке. Между тем испытания башенных установок 254-мм орудий, возобновившиеся осенью 1900 года и длившиеся два последующих года, закончились неудачей, и управляющий Морским министерством приказал не мудрствуя лукаво выполнить все по образцу, уже апробированному на броненосцах типа «Адмирал Ушаков». Только 31 мая и 1 июля 1902 года артиллерия «Ростислава» наконец выдержала все положенные испытания. Механизмы башен были признаны весьма компактными и удобными в эксплуатации, замеры оседания башен относительно корпуса подтвердили прочность конструкции. Отмечалась и обратная сторона прогресса – значительная сложность электрических систем башен, в каждой из которых имелось до 332 контактов и выключателей. В то время чрезмерно увлекались системами «взаимной замкнутости», когда нельзя было пустить привод в ход, не выполнив предварительных манипуляций.
Требовавшее высокого уровня обслуживания и внимания к работе далеко не совершенных форсунок нефтяное отопление на «Ростиславе» со временем стало вызывать нарекания личного состава. В котлах не удавалось поддерживать спецификационное давление пара, увеличенный расход мазута при неоптимальных установке и регулировке форсунок сводил на нет теоретические преимущества в дальности плавания. Эти естественные и вполне преодолимые (с ними давно уже, 30 лет используя мазут для котлов пароходов, справились судопромышленники Волги и Каспия) трудности внедрения для казенного судостроения оказались лишь удобным поводом, чтобы избавиться от возни и хлопот с капризным новшеством. Отсутствие традиций, учреждений и кадров для систематических исследований и экспериментов довершило дело. Скорый на решения Морской технический комитет (МТК), так недавно (в 1897 году) смело декретировавший повсеместное введение нефтяного отопления на кораблях флота, теперь, спустя недолгое время, с легкостью от него отказался. Словно и не было в помине обширного перечня весомых экономических, технических и тактических преимуществ применения мазута для топок котлов, которыми козыряли при его введении.
В марте 1904 года генерал-адмирал «изъявил согласие» ликвидировать нефтяное отопление и на новейшем броненосце «Князь Потемкин Таврический». Введенное под впечатлением радужных надежд, вызванных удачным поначалу опытом «Ростислава», но также оказавшееся лишенным авторского надзора и как-то не заладившееся в топках водотрубных котлов Бельвиля, оно теперь ликвидировалось не только на «Потемкине», но и на строившихся по его усовершенствованному проекту броненосцах «Евстафий» и «Иоанн Златоуст». После этого нетрудно было покончить с нефтяным отоплением и на «Ростиславе», что и произошло зимой 1904–1905 годов.
Пронесшийся над Россией сокрушительный ураган первой русской революции оказался особенно опасным на Черном море, флот – одна из незыблемых, казалось, опор империи – вдруг зашатался и, подталкиваемый восстанием на броненосце «Потемкин», едва не рухнул и чуть было не похоронил царизм. Но вместо давно назревших реформ правящий режим продолжал уповать на силу. Во главе эскадры, подгоняемый паническим приказом Николая II утопить мятежный броненосец со всей командой и направляемый недрогнувшей рукой командующего флотом Г. П. Чухнина, «Ростислав» метался из Одессы до берегов Кавказа в этой прелюдии будущей безумной и страшной, затопившей всю огромную Россию кровью гражданской войны. Но тогда еще казалось диким и немыслимым стрелять по своим, и «Ростислав» (хвала флагманам А. Х. Кригеру и Ф. Ф. Вишневецкому!) уступил, дав дорогу идущему напролом «Потемкину» в «немом бое» под Одессой.
Расплачиваться пришлось позднее, в Севастополе. Шесть раз поднимался и спускался красный флаг над «Ростиславом» в бешеной лихорадке сомнений и противоборства, охватившей флот от низов до командирских салонов в ноябрьские дни 1905 года. Провокационный выстрел «Терца», ставший сигналом к расстрелу мятежников, покончил с надеждами завершить конфликт взаимными уступками. В грохоте орудий береговых батарей и кораблей эскадры, в упор расстреливавших «Очаков», рассеялись благородные порывы «бунта гг. офицеров» (так в яростном негодовании отозвался о них Г. П. Чухнин), еще вчера от имени флота постановивших в кают-компании «Ростислава», что они «не желают кровопролития». Теперь же, повинуясь приказу адмирала и присяге, без промаха, прямой наводкой посылали они снаряд за снарядом в стоявший на якоре и почти беззащитный «Очаков».
Выпустив два 254-мм и семь 152-мм снарядов по крейсеру и еще семь 152-мм по «Свирепому», орудия «Ростислава» замолкли, и вышедшие на палубу офицеры, кто с ужасом, а кто и с удовлетворением всматривались в невиданное еще в русском флоте «поле боя». Они увидели охваченный ярким пламенем «Очаков», исковерканный, в полузатопленном виде прибитый к Павловскому мыску миноносец, плавающие в воде обломки расстрелянных вместе с людьми баркасов и катеров и первые шлюпки с захваченными мятежниками, подходившие к борту корабля. Вряд ли кто-либо представлял тогда, что все это – начало грядущего великого пожара, который через 12 лет охватит всю Россию и дотла спалит те идеалы, которым они так рьяно служили в роковом 1905-м…
В числе мер, принятых после Цусимы по техническому обновлению флота, была и попытка хотя бы частично освободить «Ростислав» от его фантастически выросшей перегрузки (1946 т), отчего из-за увеличившейся на 0,94 м осадки верхняя кромка броневого пояса почти скрылась в воде. Докладывая в мае 1907 года об этом удручающем факте морскому министру, руководство Морского генерального штаба (МПП) предложило ряд мероприятий по устранению перегрузки. На «Ростиславе» следовало снять все четыре надводных минных аппарата, сетевое заграждение, вспомогательные (явно ненужные) котлы, спардек и 47-мм пушки (оставив две для салютов) и заменить две тяжелые мачты одной грот-мачтой. Сняв этот 250-тонный груз и уменьшив запасы воды на 400 т, можно было уменьшить переуглубление более чем вдвое. Однако ограничились лишь снятием минных аппаратов и заменой одного из двух паровых катеров легким моторным. Остальные работы пришлось отнести ко времени окончания ремонта «Трех Святителей» (больше других линейных кораблей в нем нуждавшемся), который, в свою очередь, можно было начать лишь с вводом в строй в 1908 году «Иоанна Златоуста». Кроме того, «Ростислав» требовался для проводившихся в те годы беспримерных в русском флоте артиллерийских стрельб.
Флот начинал активно прорабатывать горькие, но поучительные уроки Цусимы. И если Балтийскому флоту, где сформировали плававший за границей гардемаринский отряд, отводилась задача подготовки офицерских кадров флота, то закрытый Черноморский флот должен был освоить артиллерийское искусство, благодаря которому японцы победили при Цусиме. В организованных А. Н. Крыловым и Е. А. Беркаловым методических стрельбах на немыслимых до войны дистанциях (до 80-100 кабельтовых), с невообразимым расходом боеприпасов (до 330 выстрелов из 254-мм пушек «Ростислава») удалось получить ценные данные для создания новых таблиц стрельбы. Испытания выявили, в чем с горечью убедились их участники, огромную неточность таблиц, которыми пользовались при Цусиме…
Приобретенные личным составом навыки закреплялись традиционными периодическими летними выходами кораблей для стрельб и эволюций в район Тендровского залива или ближайшего к Севастополю полигона – против устья реки Бельбек. Обширная программа учений, стрельб и занятий с 1909 года разнообразилась появлением на Бельбекском рейде первых подводных лодок Черноморского флота.
Совсем еще неведомые (или, в лучшем случае, значившиеся в разряде технических курьезов в пору постройки «Ростислава») подводные лодки как новый род оружия получили некоторую известность во время русско-японской войны, но и теперь, спустя пять лет, их, только еще приобретавших права гражданства, на флотах не принимали всерьез.
Не особенно вспоминали о лодках и 29 мая, когда, продолжая программу учений, «Ростислав» под флагом начальника отряда контр-адмирала В. С. Сарнавского с раннего утра провел в течение почти четырех часов (на 14 галсах!) стрельбу в море из вспомогательных стволов по щитам, а после полудня уже в составе отряда вышел в плавание до Евпатории. Около восьми часов вечера, после двухчасовой стоянки на евпаторийском рейде, эволюции в море продолжили, с закрытыми ходовыми огнями и только в 23 ч 15 мин, выполнив последний поворот вправо, на траверзе Херсонесского маяка легли на инкерманский створ.
После тревог, суеты и напряжения, в которых прошел весь день, в полумраке рубки на «Ростиславе», по-прежнему шедшем за «Пантелеймоном», воцарились тишина и спокойствие. Растворившись во тьме опустившейся над Крымом безлунной ночи, корабли неслышными тенями скользили по глади моря. Впереди – Севастополь, и оставалось только проследить за точным совпадением створных огней, все явственнее проблескивавших из-за смутно угадывавшегося впереди «Пантелеймона».
За полчаса до полуночи (в 23 ч 27 мин по вахтенному журналу «Ростислава») слева от курса, где-то позади траверза «Пантелеймона», на расстоянии 400–600 м увидели яркую вспышку, принятую за огонь рыбачьей лодки. Корабль шел строго по створу, и командир больше для порядка приказал «влево не сдаваться» и следить за огнем, чтобы разойтись с предполагаемой рыбачьей лодкой левым бортом. Но огонь потерялся, и «рыбака» посчитали уже оставшимся за кормой, когда новая вспышка – совсем уже вблизи «Ростислава», в каких-то двух-трех десятках метров и почти прямо впереди – высветила рубку подводной лодки. Немедленно прозвучавшие команды – штурмана «лево на борт!» (что в то время означало поворот вправо) и командира «полный назад!» – ничего уже изменить не могли. Державшая 12-узловую скорость 10000-тонная громада корабля не успела даже замедлить ход, как острый бивень литого стального форштевня легко, словно топор яичную скорлупу, рассек лодку надвое. На баке услышали скрежет раздираемого металла, но корабль, слабо вздрогнув, продолжал свой неудержимый бег, как бы пытаясь на ходу удержать на поверхности у борта агонизирующую подводную лодку. Но что можно было сделать в те считанные мгновения, в течение которых лодка, а вернее, ее носовая половина с боевой рубкой, слабо прочертив бортом по броне корабля, камнем ушла под воду вблизи правого трапа?! Только тогда, вспенивая воду и содрогаясь всем корпусом, корабль воспринял действие начавших вращаться на задний ход гребных винтов и стал терять скорость.
Мрак и тишину разорвали два сигнальных пушечных выстрела, включились ходовые огни, полетели за борт спасательные буйки, к талям дежурных вельботов и рабочего катера бросились вахтенные смены гребцов, по волнам заметались лучи прожекторов. Спасти удалось лишь одного подводника, подобранного шестеркой с «Памяти Меркурия» (крейсер оказался ближе всех к месту катастрофы), – мичмана Аквилонова. Он и сообщил название погибшей лодки – «Камбала».
Всю ночь «Ростислав» оставался у места трагедии. Еще до подхода спасательных средств из порта его гребные баркасы и рабочий катер тяжелым пеньковым тралом захватили на грунте «Камбалу». Штурман с помощью секстана определил точные координаты места гибели лодки, на грунт ушел вызвавшийся добровольцем (57-м глубина превышала все допустимые тогда нормативы) водолазный унтер-офицер «Ростислава» Конон Кучма. Двадцать две минуты с риском для жизни обследовал он опутанную тралом лодку и подтвердил худшие предположения – все 20 человек экипажа и возглавлявший выход «Камбалы» начальник отряда капитан 2 ранга Н.М.Белкин – погибли.
Оставшийся в одиночестве (отряд ушел в Севастополь с рассветом), словно брошенный среди моря для покаяния и еще надеявшийся вернуть к жизни погубленную лодку, почти двое суток нес «Ростислав» на инкерманском створе свою скорбную вахту. С помощью специалистов броненосца точно обвеховали район гибели, организовали систематические спуски доставленных из Севастополя водолазов и первые подготовительные работы по подъему лодки. В корабельном лазарете пытались (увы, безуспешно) вернуть к жизни не выдержавшего на глубине предельных нагрузок водолаза с учебного судна «Березань» Ефима Бочкаленко. Днем 31 мая на «Ростислав» вернулся содействовавший спасательным работам начальник Черноморского отряда контр-адмирал В. С. Сарнавский, и под его флагом корабль ушел в Севастополь.
Несчастливый для флота 1909 год (в августе едва не утонула подлодка «Лосось», экипаж которой два часа боролся за живучесть) потребовал жертв и от «Ростислава» – в июне на Тендровском рейде шквалом опрокинуло шестерку № 1. Несколько дней водолазы «Ростислава», «Пантелеймона» и «Трех Святителей» обшаривали дно бухты в поисках тел трех утонувших матросов. Здесь же на рейде, приспустив кормовые флаги, отслужили панихиду по погибшим…
В сентябре 1912 года, с вводом в строй модернизированного линейного корабля «Три Святителя», «Ростислав», как планировалось, уступил ему свое место в бригаде и перешел в 1-й резерв. В этом решающую роль сыграла несовместимость его главной артиллерии с 305-мм калибром орудий остальных кораблей бригады. Поднятые к этому времени на уровень достижений науки тактика и артиллерийское искусство русского флота однозначно указывали на то, что единство главного калибра и одинаковость баллистических свойств орудий кораблей бригады – главнейшее условие обеспечения массирования огня. С определенностью установили и то, что оптимальный состав бригады – четыре корабля. При большем числе одновременно стреляющих кораблей эффект огня увеличивался незначительно, а сложности с его управлением возрастали неизмеримо.
На случай войны корабли 1-го резерва (в котором состояли все мореходные канонерские лодки типов «Уралец» и «Черноморец») должны были осуществлять операции в прибрежной зоне: прикрывать огнем высадку десантов, обстреливать береговые позиции войск, укрепления, портовые и другие сооружения у побережья Турции и на Дунае. В этих условиях возрастала опасность со стороны вражеских миноносцев, и для отражения их атак решили усилить противоминную артиллерию «Ростислава». Проект, разработанный в июне 1912 года по заданию командующего Морскими силами Черного моря, предусматривал замену восьми из имевшихся двенадцати 47-мм пушек, давно уже малодейственных против миноносцев, на четыре пушки калибра 102 или хотя бы 75 мм. Вызываемую этим решением (по первому варианту) 24-тонную перегрузку (осадка увеличивалась на 0,014 м) предлагалось уменьшить или вовсе устранить, сняв давно бездействующие (но остававшиеся в неприкосновенности) вспомогательные котлы с арматурой (27 т) и два тяжеловесных (34 т) подводных минных аппарата системы Г.А Лесснера. Если бы в МГШ считали аппараты в вооружении корабля по-прежнему необходимыми, то следовало бы их заменить современными и более легкими установками конструкции Металлического завода. Но в штабе не поддержали инициативу черноморцев – эффект перевооружения почему-то сочли незначительным, а главное, как говорилось в ответе из столицы, не хватало средств не только на резервный «Ростислав», но и на другие гораздо более насущные потребности флота.
Обостренность обстановки на Балканах, взорвавшихся первой, и теперь уже межславянской войной, усилившееся германское проникновение в Турцию, упорные слухи об усилении ее флота приобретаемыми на Западе дредноутами держали Черноморский флот в постоянном напряжении. Только в октябре 1913 года, проведя в непрерывной кампании (впервые корабли на зимнее время не зачислялись в вооруженный резерв) больше года и выполнив насыщенную как никогда программу боевой подготовки, приступили к ремонту машин и котлов на «Ростиславе». Одновременно шла переборка механизмов башенных установок, монтаж обновленных 254-мм орудий, установка прицелов Металлического завода, комендорских рубок.
На верхней палубе меняли износившийся деревянный настил (настилавшийся поверх металлического), снаружи борта устанавливали возвращавшиеся снова на вооружение корабля противоторпедные сети. Затем работы продолжили в Алексеевском сухом доке и наконец 1 января 1914 года перешли на береговое паровое отопление, при необходимости позволявшее ускорить ввод корабля в строй. В апреле «Ростислав» и «Синоп» свели в резервную бригаду линейных кораблей, которую в сентябре, с присоединением «Трех Святителей», переформировали во 2-ю бригаду.
Превратности судьбы, уже не раз выделявшие «Ростислав» среди других кораблей, определили ему особую роль и в мировой войне. Он стал первым линейным кораблем, начавшим боевые действия у берегов противника. 6 ноября 1914 года «Ростислав» и «Кагул» под прикрытием державшихся мористее главных сил флота провели обстрел сооружений Зунгулдака – центра Угольного района, снабжавшего топливом чуть ли не всю Турцию.
Да, флот уже был не тот, что при Цусиме, и великолепный германо-турецкий линейный крейсер «Гебен» (перекрещенный на турецкий манер в «Явуз Султан Селим») при своем техническом превосходстве не рисковал ввязываться в продолжительный бой с устаревшими русскими кораблями. Первым же данным ему уроком стала встреча у мыса Сарыч 5 ноября 1914 года, когда шедшие впереди дозорные крейсеры предупредили о приближении обнаруженного ими «Гебена», да и сам он выдал себя радиопереговорами с сопровождавшим его легким крейсером «Бреслау». Корабли, еще не видя друг друга (сильная мгла затрудняла наблюдение), стремительно сближались. В напряженном ожидании – от головного «Евстафия» до концевого «Ростислава» – все замерло на русской эскадре. Пришло время проверить в бою столь тщательно отрабатывавшуюся Черноморским флотом систему централизованной стрельбы.
С особым вниманием оглядывались вокруг на концевом «Ростиславе» – «Гебен» мог появиться и с кормовых курсовых углов, и тогда кораблю предстояло тяжкое неравное единоборство. Зябко поеживаясь, – от томительного ли ожидания или просто от пронизывающей утренней свежести, в который уж раз проверив готовность всех средств связи и вооружения, снова и снова, до боли в глазах, вглядывались в неясную мглу офицеры, сигнальщики, комендоры. Нельзя было упустить момент и дать застать себя врасплох – все еще незримому, но уже почти ощутимо приблизившемуся грозному противнику. Не успели подтянуться к шедшим впереди и едва видимым в тумане «Трем Святителям», как гром залпов впереди по курсу дал знать о начале боя.
Все вышло не так, как ожидалось. Мгла и густой дым, в особенно плотную полосу которых попали ложившиеся на боевой курс корабли (поворот влево, чтобы ввести в бой артиллерию всех кораблей командующий флотом начал сразу, как только стал виден приближавшийся «Гебен»), не позволяли уверенно поймать противника в окуляры дальномеров. Управляющий огаем флота и находившийся на втором в строю «Иоанне Златоусте» (так было задумано для большего удобства и живучести системы управления стрельбой) и потому хуже видевший «Гебен» офицер медлил с началом стрельбы и все-таки ошибся в определении расстояния. На флагманском «Евстафии» дистанцию определили точно, но не могли передать ее флоту: управляющий огнем не обращал внимания на попытки «Евстафия» возглавить стрельбу и продолжал сообщать ошибочные данные для ведения огня. В результате «Евстафий», не выждав, по приказу командующего флотом открыл огонь, первым же залпом накрыв «Гебен». Но тут же от его ответного залпа потерял радиоантенну, лишился связи с кораблями, выпустил из рук командование и по сути вел бой в одиночку. «Иоанн Златоуст» и «Три Святителя», исполняя команды управляющего огнем, впустую разбрасывали свои снаряды. «Пантелеймон», так и не сориентировавшись или просто не видя противника, весь бой безмолвствовал, а на самом дальнем в строю «Ростиславе» и вовсе ничего не могли понять. Проступивший было во мгле «Гебен» почти сразу скрылся и, изредка появляясь в разводьях дыма и тумана, так и не дал взять себя на прицел. Пришлось, следуя примеру «Трех Святителей», перенести огонь на более отчетливо наблюдавшийся «Бреслау».
Все окончилось так же неожиданно, как и началось. Получив с «Евстафия» за 14 минут четырнадцать попаданий, «Гебен» не стал больше испытывать судьбу. Резко отвернув, он вместе со следовавшим за ним «Бреслау» скрылся в очередной полосе тумана. Эскадра же, описав пологую кривую и оставаясь в готовности к бою, легла на курс, ведущий в Севастополь.
Все тяготы выпавшей на долю флота долгой и напряженной, ни на день не прекращавшейся военной страды «Ростислав» нес наравне со своими более современными и сильнее вооруженными собратьями. В том же составе – пять линейных кораблей, три крейсера (считая «Алмаз»), охранные миноносцы, а нередко – и носители гидросамолетов, называвшиеся на Черном море гидрокрейсерами, – «Ростислав» участвовал в поисках «Гебена» и других германо-турецких рейдеров («Бреслау», «Гамидие»), перехватах торговых судов противника, блокаде угольного района, обстрелах укреплений у Босфора и Инады. Только в первом квартале 1915 года состоялось семь выходов к малоазиатским и кавказским берегам. В одном из этих походов опять столкнулись с «Гебеном».
27 апреля 1915 года бригада впервые опасно разделилась: «Три Святителя» и «Пантелеймон» отправились обстреливать укрепления Босфора, три других линейных корабля остались в прикрытии в 20-25 милях к северу. Не без тревоги вглядывались на «Ростиславе» в горизонт – вылазка «Гебена» была бы очень некстати. И тот, как вскоре дал знать дозорный крейсер «Память Меркурия», не замедлил появиться. Бригада начала отход на соединение с вызванными по радио «Тремя Святителями» и «Пантелеймоном». На «Ростиславе» – концевом в строю из трех кораблей уже готовились испытать свое военное счастье и помериться силами с быстро нагонявшим его «Гебеном», но обстановка неожиданно переменилась. Адмирал А. А. Эбергард, видя, что «Гебен» настигнет полубригаду быстрее, чем подоспеет подмога с юга, повернул навстречу противнику и приказал открыть огонь с предельной дистанции. Так «Ростислав» вместо отчаянной дуэли с настигавшим «Гебеном» был выведен из-под огня и оказался зрителем разгоревшегося ожесточенного боя. Все понимали, что линейный крейсер, используя всю мощь своего огня, постарается не упустить представившийся ему реальный шанс разбить русских по частям. Его пятиорудийные залпы следовали с предельной частотой – через каждые 20 секунд, и головной «Евстафий» временами совершенно скрывался за окружавшими его со всех сторон высокими всплесками от разрывов кучно ложившихся снарядов. Предельное нервное напряжение, по-видимому, передалось обоим противникам – ни залпы «Гебена» (хотя один и лег явным накрытием), ни централизованная стрельба русской полубригады не давали попаданий.
В тягостном ожидании, с трудом сдерживая нетерпеливое желание ввязаться в бой, следили на «Ростиславе» за огнем «Гебена» и за показавшимися с юга кораблями второй полубригады. Вот уже стали ясно различимы головной «Три Святителя» и следовавший за ним «Пантелеймон» с его характерными серповидными катерными кранами на спардеке. На «Ростиславе» сбавили ход, чтобы уступить кораблям место в строю, «Пантелеймон» начал обгонять «Три Святителя», но что это?.. Рев снарядов, пронесшихся почти над «Ростиславом», заставил непроизвольно пригнуться находившихся на его мостике. Это «Пантелеймон», не ожидая момента вступления в строй и не включаясь в централизованную, явно неудачную стрельбу бригады, самостоятельно открыл огонь по показавшемуся из-за корпуса «Ростислава» «Гебену». Уже вторым залпом «Пантелеймон» накрыл немецкий корабль. После попаданий двух 305-мм снарядов, круто повернув, «Гебен» вышел из боя…
Ввод в строй летом 1915 года первого черноморского дредноута с 21-узловой скоростью «Императрица Мария» (в обеспечении его перехода из Николаева в Севастополь участвовал и «Ростислав») покончил с безраздельным господством «Гебена» в Черном море, развязал руки русскому флоту и позволил уверенно действовать сразу нескольким тактическим боевым соединениям. Одно из них, действовавшее в юго-восточном «углу» моря и получившее название Батумский отряд, с начала 1916 года возглавил «Ростислав». Корабль своим огнем поддерживал наступление русских войск в районе реки Архаве, прикрывал десанты, сопровождал транспорты с войсками. С начала сентября 1916 года «Ростислав» действовал уже у западных берегов Черного моря. Базируясь на Констанцу, он возглавил отряд особого назначения, сформированный после вступления Румынии в войну на стороне Антанты.
Наметившееся использование «Ростислава» преимущественно для действий в прибрежной зоне и грядущее (в связи с проблемой Босфора) их расширение требовали усиления защиты корабля от мин и торпед. Поэтому, видимо, и возникла у адмирала А. А. Эбергарда (еще в октябре 1915 года, вероятно с подачи своего флаг-капитана по оперативной части К. Ф. Кетлинского) мысль оборудовать некоторые линейные корабли противоминной защитой по английскому образцу. Речь шла о специальных бортовых противоминных наделках-булях в подводной части кораблей, применявшихся англичанами на своих мониторах, начиная с «Аберкромби» (а затем и на самом мощном – «Эребусе»), а также на некоторых линейных кораблях.
По плану Главного управления кораблестроения (ГУК), разработанному с участием представителей МПП и Черноморского флота (капитан 1 ранга К.Ф.Кетлинский и корабельный инженер подполковник В.К.Трегубов), «противоминные кессоны» (так назвали були) для первых двух кораблей – «Синопа» и «Ростислава» – могли быть установлены в Николаеве, в новом плавучем доке в конце марта – конце мая 1916 года.
Время, затрачиваемое на установку кессонов, флотские специалисты предлагали использовать для модернизации кораблей. На «Ростиславе» командующий флотом считал совершенно необходимым добавить по две бортовые 152-мм пушки, так как опыт показал, что имеющиеся четыре орудия (на каждый борт) этого калибра
«мало обеспечивают действия против берега».
В марте 1916 года из артиллерийского отдела ГУКа помощнику морского министра доложили, что «с кораблестроительной точки зрения» предлагаемое усиление артиллерии затруднений не представит. С типичной для той эпохи четкостью и деловитостью отмечалось, что водоизмещение в этом случае увеличится на 60,4 т, а метацентрическая высота уменьшится с 0,85 до 0,81 м. Но осуществление проекта, разработанного в Севастопольском порту и в принципе одобренного МПП, затянулось. Сначала из-за поисков беседок для 152-мм патронов (лебедки для их подъема Черноморский флот имел в своих запасах) и их заказа, затем вследствие нежелания министерства дать пушки с Балтики (предложено было использовать собственные запасы Черноморского флота) и, наконец, в связи с невозможностью (заводы задыхались под бременем экстренных заказов) переделать станки 152-мм орудий (четыре для «Ростислава», двенадцать – «Синопа») для увеличенного до 25° угла возвышения орудия. Выяснилось также, что непомерно велик – в условиях уже ощущавшейся дезорганизации промышленности – и объем работ, необходимых для переделки спардека (вертикальный габарит пушки с прицельными приспособлениями не вписывался в межпалубное пространство).
Скептически оценивали в ГУКе и намерения командующего флотом справиться за время установки кессонов с обширным перечнем других накопившихся работ. Почти все они являлись следствием застарелого, так и оставшегося непреодоленным, пренебрежения к нуждам «Ростислава». На нем в неприкосновенности сохранялся даже такой еще доцусимский анахронизм, как боевая рубка с грибовидной крышей. И только к исходу мировой войны решили рубку переделать. Новую стальную крышу и козырек заказали Ижорскому заводу и, судя по переписке за сентябрь – октябрь 1916 года о спешной ее доставке, по-видимому, успели установить.
Мачты на корабле, спроектированном и построенном под заклинания против перегрузки и малой остойчивости, все еще носили рожденные в пору увлечения пятиствольными револьверными пушками Гочкиса боевые марсы, столь же тяжеловесные, как и сами мачты. Их теперь, по примеру «Трех Святителей», предлагалось заменить легким рангоутом. Пришло время устроить в бортовых башнях (прорезав горловины в тыльной броне) ручную подачу боеприпасов – пока же в случае выхода из строя электрической системы снаряды и патроны приходилось подавать далеко не военным способом – через горловины в крыше башни. Отсутствовали на «Ростиславе» и давно – с 1911 года – включавшиеся во всеподданнейшие отчеты Морского министерства, но долго осваивавшиеся на флоте муфгы Дженни (обеспечивавшие точность и плавность наведения орудий), которые надо было установить к моторам горизонтального наведения во всех башнях 152-мм орудий и вертикального наведения – в «центровых» (254-мм) башнях. Нуждались в замене две трюмно-пожарные и одна главная пожарная помпы, в обновлении – водоотливная и пожарная системы. Безопасности корабля угрожало и неоднократно происходившее повышение температуры воздуха в погребах боезапаса, что требовало установки в них (также и в машинных отделениях) системы аэрорефрижерации. Требованиями улучшения управления артиллерийским огнем диктовалась необходимость оборудования отсутствовавшего на корабле кормового командного пункта и перенос дальномера с марса на крышу штурманской рубки. Помочь ускорению заряжания могла небольшая переделка зарядников 254-мм орудий, которую предлагал старший артиллерийский офицер корабля.
Из других работ, заключавшихся в основном в переделке оборудования, переносе компасов и прожекторов, самой насущной являлась установка над дымовыми трубами специальных сеток для защиты от авиабомб. Выполнение этой работы подтверждается донесениями командира, но большинство остальных надолго, а скорее всего, навсегда было отложено последовавшим 10 августа 1916 года распоряжением морского министра И. К. Гришровича. Приходится лишь гадать, почему он приказал отставить «на неопределенное время» установку на «Ростиславе» изготовленных для него кессонов. (На «Синопе» монтаж кессонов, их водоотливной системы завершили 24 июля 1916 года). Кессоны приказали сдать на хранение в Николаевский порт, а приход туда «Ростислава» отменили. О неожиданном решении министра не успели предупредить машиностроительный завод братьев Кертинг, напрасно приславший в Николаев бригаду рабочих для монтажа на «Ростиславе» системы аэрорефрижерации. Убытки фирмы министерству пришлось компенсировать из военного фонда. До ноября 1916 года продолжались переговоры Общества Николаевских заводов и верфей с ГУКом о проектно-сметной документации по остальным, тоже, видимо, несостоявшимся работам.
Новый 1917 год «Ростислав» встретил в Батуме, откуда вернулся в Севастополь 8 января. Вместе с выполнением накопившихся ремонтных работ на корабле, остававшемся в составе 2-й бригады линейных кораблей (все те же пять додредноутов, противостоящих «Гебену» в боях 1914-1915 годов), продолжалась плановая боевая подготовка. 15 февраля 1917 года «Ростислав», следуя за «Тремя Святителями», на котором подняли флаг начальника бригады, под охраной нефтяных эсминцев «Громкий», «Счастливый» и «Поспешный» вышел в море. В условленном квадрате отряд встретили эсминцы «Пронзительный» и «Гневный», охранявшие тральщик «Батум» с плавучим щитом на буксире. В походе на одном из эсминцев находился новый командующий флотом вице-адмирал А.В.Колчак.
Словно прощанием с прежним, освященным вековыми традициями, а теперь неудержимо рушившимся укладом флотской службы, с надеждами на мир и спокойствие измотанных четырехлетней войной людей стала 20-дневная стоянка «Ростислава» в Батуме в сентябре – октябре под брейд-вымпелом начальника Батумского отряда. Корабль брал под охрану приходившие на рейд гидрокрейсеры «Румыния» и «Король Карл» (бывшие товаро-пассажирские суда румынского флота), посыльное судно «Александр Михайлович», менявшиеся на рейде почти каждый день транспорты и тральщики, миноносцы «Жуткий», «Зоркий», «Свирепый», «Строгий», «Сметливый».
Принесенный в жертву идее социальной революции, таял Черноморский флот. Оставленные командами, ржавели на приколе некогда грозные корабли 2-й бригады, часть флота затопили у Новороссийска, а в Севастополе хозяйничали немцы и маячил на рейде до боли знакомый силуэт «Гебена». Разгром флота довершили бывшие союзники по «Антанте» – англичане и французы. Угнав наиболее исправные корабли в Константинополь, они на оставшихся (в том числе и на «Ростиславе») подорвали машины, выведя тем самым корабли окончательно из строя. Они же утопили и все подводные лодки.
Возвращение в Севастополь белых летом 1919 года активизировало деятельность флота Вооруженных сил Юга России. «Ростислав» с его подорванными машинами, но сохранившимися 254-мм орудиями превратили в несамоходную плавучую батарею и перевели в Керчь. Так конструктивные особенности корабля – относительно малые водоизмещение и осадка – в очередной раз определили ему особую роль в боевых действиях на море. Бывший броненосец, укомплектованный разношерстной командой – студенческой молодежью, гимназистами, кадетами, юнкерами и несколькими офицерами, охранял с севера подходы к Керченскому проливу, обстреливал позиции красных на Таманском полуострове. Корабль стал молчаливым свидетелем последних попыток руководителей белого движения перехватить инициативу, предприняв высадку десанта в июле 1920 года на северное побережье Азовского моря и в августе – десанта Улагая на Кубань. В последние дни драматичного исхода белых из Крыма – в ноябре 1920 года – «Ростислав» был затоплен в Керченском проливе, чтобы затруднить выход красной флотилии из Азовского моря.
источник: Р. М. Мельников «Ростислав» сборник «Гангут» вып.10
