Данный материал, напечатанный в выпуске журнала «Техника — Молодежи» военных лет (февраль-март 1944 года), выкладывается на сайт в продолжение темы классической фантастики, поднятой в статье уважаемого коллеги Андрея «"И Вам того же — вдвойне" Роберт Шекли».
Высоко по авеню Горного вида в Голливуде, в доме под номером 3776, живет Квинтус Тил, дипломированный архитектор.
В Южной Калифорнии даже архитектура не похожа на архитектуру других мест. Сосиски, называемые «горячей собакой», продаются в здании, похожем на щенка, и даже с надписью «щенок». Бензин, мыло и дорожные карты продаются под крыльями трехмоторных самолетов, а комнаты отдыха помещаются в каютах самого самолета. Все это может удивить или позабавить туриста, но местные жители, разгуливающие без шляп под знаменитым калифорнийским полуденным солнцем, считают, что все это в порядке вещей.
Квинтус Тил считал все попытки своих коллег-архитекторов трусливыми, неумелыми и робкими.
— Что такое дом? — спросил Тил у своего друга, Гомера Бэйли.
— Если говорить в общих чертах,— осторожно предположил Бэйли,— то я всегда считал дом приспособлением для защиты от дождя.
— Ерунда! Вы не лучше всех остальных.
— Я не сказал, что это определение полное…
— «Полное»! Да оно совершенно неверно. С этой точки зрения, мы могли бы до сих пор сидеть в пещерах. Но я не порицаю вас, — прибавил великодушно Тил; Вы не хуже всех этих поросят, занимающихся архитектурой. Нейтра! Шиндлер! Что они сделали, эти шишки? Что есть у Фрэнка Ллойда Райта, чего не было бы у меня?
— Заказы, — лаконично ответил его друг.
— А? Что такое? —Тил запнулся на миг, но налил себе двойную порцию и снова оправился. — Заказы! Правильно! А почему? Потому, что я не считаю дом просто разукрашенной пещерой; я считаю его и машиной для житья, живым, динамическим предметом, меняющимся вместе с настроением его обитателя, — не мертвым, статическим, огромным гробом. Почему нас должны удерживать замороженные концепции наших предков? Всякий дурак, чуточку знакомый с начертательной геометрией, может спроектировать вам обыкновенный дом. А разве статическая геометрия Эвклида — это единственная математика? Разве мы должны совершенно пренебречь теорией Пикара-Вессио? А что вы скажете о модулярной системе, не говоря уже о богатейших идеях стереохимии? Разве в архитектуре нет места для трансформаций, для гомоморфологии, для акциональных структур?
— Чорт меня возьми, если я знаю! — ответил Бэйли. — С таким же успехом вы можете говорить о четвертом измерении: для меня это все едино.
— А почему бы и нет? Почему вы должны ограничивать себя? Стоп! — Он прервал себя и уставился вдаль. — Гомер, мне кажется, вы действительно придумали что-то. В конце концов почему бы и нет? Подумайте о бесконечном богатстве членений и отношений в четырех измерениях. Что за дом, что за дом!
И он замер, задумчиво мигая выпуклыми бледноголубыми глазами.
Бэйли потряс его за руку.
— Очнитесь! О чем вы говорите, чорт возьми! О четырех измерениях? Четвертое измерение — это время; не станете же вы вбивать гвозди в него.
Тил стряхнул его руку.
— Ясно. Ясно. Время есть одно из четвертых измерений. Но я думаю о четвертом пространственном, как длила, ширина и высота. По экономии материала и удобству стройки это несравненно, не говоря уже об экономии места. Вы можете построить дом в восемь комнат на участке, занимаемом сейчас однокомнатным домом, как тессеракт.
— Что такое тессеракт?
— А вы ходили когда-нибудь в школу? Тессеракт — это гиперкуб, прямоугольная фигура, имеющая четыре измерения, как куб имеет их три, а квадрат два. Постойте, я покажу вам.
Тил кинулся в кухню и вернулся с коробкой спичек, которые рассылал на столе, небрежно отодвинув стаканы и почти пустую бутылку голландского джина.
— Мне нужно еще пластелину, На прошлой неделе он был у меня вот здесь.— Он порылся в ящике заваленного бумагами стола, заполнявшего один угол столовой, и извлек оттуда кусочек маслянистой модельной глины. — Вот он.
— Что вы хотите сделать?
— Сейчас покажу. — Тил начал быстро отщипывать кусочки глины и скатывать их в шарики, величиной с горошину. В четыре таких шарика он воткнул по спичке и соединил их в квадрат. — Вот! Это квадрат.
— Очевидно.
— Другой такой же; еще четыре спички, и мы получим куб. — Спички составили теперь остов кубика с глиняными шариками по всем его углам. — Сделаем теперь еще один такой же куб, и оба они будут двумя сторонами тессеракта. Теперь внимание. Я открываю один угол первого куба, переплетаю его с одним углом второго и опять замыкаю. Потом я беру еще восемь спичек и соединяю нижние стороны обоих кубов наискось, потом точно так же верхние. Вот так. — И он быстро проделал все это.
— И чем же теперь это считается? — подозрительно спросил Бэйли.
— Это тессеракт, восемь кубов, составляющих стороны гиперкуба в четвертом измерение,
— Похоже скорей на «кошачью колыбельку». Во всяком случае, здесь только два куба. Где остальные шесть?
— Вы видите в перспективе. Если вы нарисуете куб на листе бумаги, то боковые грани будут суживаться — верно? Это перспектива. Когда вы смотрите на четырехмерную фигуру в трех измерениях, она, конечно, искажается. Но это все-таки кубы.
— Может быть, для юас это и так, братец, а для меня они все равно перекошены.
Тил быстро соорудил четыре куба, ставя их один на другой в виде не очень устойчивой башенки. Потом он построил еще четыре куба на внешних гранях второго снизу куба. Сооружение слегка закачалось на слабо скреплявших его глиняных шариках, но устояло: перевернутый крест, даже двойной «крест, так как четыре добавочных куба смотрели в разные стороны.
— Видите теперь? — сказал Тил. — Вот комната нижнего этажа, вот эти шесть кубов — жилые комнаты, а вот тут ваша мастерская, на самом верху.
Бзйли смотрел на эту фигуру с большим одобрением, чем на первую.
— Наконец-то я могу понять. Вы говорите, это тоже тессеракт?
— Тессеракт, развернутый в трех измерениях. Чтобы опять свернуть его, вы всовываете верхний куб в нижний, вкладываете в него боковые, пока они не совпадут. Вот и все. Правда, вы проделываете все это в четвертом измерении, так, чтобы не нарушить и» одного из кубов.
Бэйли все еще изучал этот шаткий остов.
— Смотрите-ка, — сказал он наконец, — почему бы вам не забыть о свертывании этой штуки в четвертом измерении — все равно это невозможно — и не построить дом вот так?
— Гмм… Может быть, вы и правы. Можно иметь столько же комнат и сэкономить столько же участка. Да, и можно ориентировать этот крестообразный этаж на северо-восток, юго-запад и так далее, чтобы каждая комната освещалась солнцем целый день. Центральная ось прекрасно годится для центрального отопления. Можно расположить столовую на северо-востоке, а кухню — на юго-западе и сделать в каждой комнате большие окна… О-кэй, Гомер, я сделаю это. Где вы хотите, чтобы я его построил?
— Минутку! Минутку! Я не говорил, что вы должны строить его для меня…
— А я построю. Кто еще сможет? Вашей жене нужен новый дом: вот он.
— Но миссис Бэйли хочет дом в грегорианском стиле…
— Вот еще идея! Женщины никогда не знают, чего им хочется.
— Хорошо, я поговорю с ней.
— Ничего подобного. Мы сделаем ей сюрприз.
— Ну, все равно, сейчас с этим ничего нельзя сделать. Мы с миссис Бэйли уезжаем завтра в Бэкерсфильд. Компания открывает там несколько нобых скважин.
— Чепуха! Именно такой случай нам и нужен, Это будет сюрприз для нас, когда ока вернется. Только подпишите мне чек сейчас, и все ваши заботы кончатся.
— Я бы «е хотел начинать ничего такого, не посоветовавшись с ней. Ей не понравится…
— Скажите, пожалуйста, кто кого у вас держит под башмаком?
Чек был подписан на половине второй бутылки.
Дела в Южной Калифорнии делаются быстро. Обычные дома строятся там за месяц. Под пылким руководством Тила, дом-тессеракт головокружительно поднимался к кебу не по неделям, а по дням, и его крестообразный второй этаж торчал на все четыре стороны света. Сначала Тилу пришлось поспорить с инспекторами по поводу этих четырех выступающих комнат, но с помощью прочных подпорок и денежных аргументов ему удалось убедить их в доброкачественности своей постройки.
Как и было условлено, Тил остановился перед резиденцией Бэйли наутро после их возвращения. Он заиграл на своем двух-нотном рожке, и Бэйли высунул голову из двери.
— Почему вы не пользуетесь звонком?
— Слишком слабо, — весело ответил Тил. — Я человек действия. Готова миссис Бэйли? Ах, вот и вы, миссис Бэйли! Добро пожаловать, добро пожаловать! Садитесь скорее, у нас есть сюрприз для вас!
— Вы знаете Тила, дорогая, — вставил смущенно Бэйли.
— Знаю, — фыркнула она, — Мы поедем в своей машине, Гомер,
— Хорошая мысль, — согласился Тил. — Она сильнее моей, мы приедем быстрее. Править буду я. Я знаю дорогу.
Он взял у Бэйли ключи, нырнул на шоферское место и запустил мотор, раньше чем миссис Бэйли могла собраться с духом возразить.
— Где же дом, Квинтус? — слросил Бэйли.
— Дом? — переспросила подозрительно миссис Бэйда — Какой дом, Гомер? Разве вы сделали что-нибудь, не сказав мне?
Тил вмешался как можно дипломатичнее:
— Конечно, дом, миссис Бэйли. И какой дом! Сюрприз вам от любящего супруга. Погодите, пока увидите сами.
— Погожу, — сердито согласилась она,— А в каком он стиле?
— Он открывает собою новый стиль. Он современнее телевидения, новое будущей недели. Его нужно видеть, чтобы оценить. Кстати, — быстро прибавил он, не дожидаясь ответа, — вы, друзья, слышали землетрясение прошлой ночью?
— Землетрясение? Какое землетрясение? Гомер, здесь было землетрясение?
— Самое маленькое, — продолжал Тил,— около двух ночи. Но не проснись я перед тем, я бы его и не заметил.
Миссис Бэйли содрогнулась.
— Этого как раз вам и не нужно будет бояться в новом доме, миссис Бзйли, — успокоил ее Тил, — Он абсолютно безопасен в этом отношении: каждая часть находится в совершенном динамическом равновесии с остальными,
— Хорошо, надеюсь. Где же дом?
— Вот тут, за поворотом. Вот и указатель.
Большая стрела, того сорта, какой так любят конторы по сбыту земельных участков, возвещала буквами, крупными и яркими даже для Южной Калифорнии
Он сделал крутой поворот я остановил завизжавшую машину перед Домом будущего.
Вэйли смотрел недоверчиво,, его жена.— с нескрываемым отвращением. Они видели простую кубическую массу, с окнами и дверьми, но без всяких прочих архитектурных черт, если не считать украшавших ее сложных математических чертежей.
— Тил, — несмело спросил Бэйли:—-что это вы наделали?
Тил повернулся к дому. Исчезла шаткая башня с ее выступающими комнатами второго этажа. Не осталось ни следа от семи комнат над нижним этажом. Не осталось ничего, кроме единственной комнаты на фундаменте.
— Ох, боженьки! — взвизгнул он. — Meня ограбили.
И пустился бежать.
Но это не помогло. С переднего или с заднего фасада здание оставалось все тем же; остальные семь комнат исчезла, исчезли бесследно. Бэйли остановил его, схватил за руку:
— Объяснитесь! Что там насчет грабежа? Как вы могли построить вот такое? Это не по договору.
— Нет, нет! Я строил как раз то, о чем мы договорились: восьмикомнатный дом в виде развернутого тессеракта. Это саботаж, вот и все. Зависть! Другие архитекторы в городе не посмели дать мне закончить эту работу: они знали, что это погубит их, и…
— Когда вы были здесь в последний раз?
— Вчера после обеда.
— И все было в порядке?
— Да. Садовники как раз кончали тогда.
Бэйли оглядел безукоризненный участок.
— Я не вижу, как можно было бы разобрать и увезти отсюда семь комнат за одну ночь, не испортив этого сада,
Тил тоже огляделся.
— Не похоже на то. Не понимаю. К ним подошла миссис Бэйли.
— Ну и ну! А меня вы оставили играть в одиночку? Мы можем осмотреть его, раз мы уже здесь, но предупреждаю вас, Гомер, это мне никогда не понравится.
— Осмотрам, конечно, — согласился Тил и, вынув ключ .из кармана, открыл входную дверь.— Может быть, мы найдем какие-нибудь следы.
Передняя была в полном порядке; подвижные перегородки, отделявшие ее от гаража, были отодвинуты, позволяя осмотреть все помещение сразу.
— Как будто в порядке, — заметил Бэйли.—Давайте поднимемся на крышу и попробуем сообразить, что случилось. Где лестница? Или ее тоже украли?
— О нет! — возразил Тил. — Смотрите! Он нажал кнопку под выключателем освещения; одна панель в потолке отвалилась вниз, как крышка ящика, и оттуда бесшумно выскользнула легкая, изящная лестница. Ее прочный остов был сделав Из морозно-серебристого дюралюминия, а ступеньки и перила — из прозрачной пластмассы. Тил чуть не запрыгал на месте, как мальчик, которому удался карточный фокус, а миссис Бэйли заметно оттаяла. Это было прекрасно.
— Довольно гладко, — одобрил Бэйли,— Но, кажется, она никуда не ведет.
— Ах, это! — Тил проследил за его взглядом. — Крышка поднимется, как только вы дойдете доверху.
Как он и предсказывал, крышка лестницы откинулась, когда они поднялись, и позволила им выйти, но не на крышу едим* ственной комнаты, как они ожидали: они оказались в средней из ляти комнат, составлявших второй этаж оригинального здания.
Впервые на этот раз Тилу было нечего сказать. Все было в совершеннейшем порядке. Прямо перед ним, за открытой дверью и прозрачной перегородкой, была кухня. Налево гостей ожидала простая, но изящная и уютная столовая, убранная по-праздничному.
— Ну, я должна согласиться, что это прелестно, — одобрила миссис Бэйли, — а кухня даже слишком хороша. Я не ожидала, глядя снаружи, что здесь так много места. Правда, здесь можно изменить кое-что. Вот этот столик переставить вот сюда, а диван туда…
— Молчать, Матильда! — оборвал ее муж.— Что это значит, Тил?
— Как, Гомер Бэйли! Одна мысль о…
— Молчать» говорю! Ну, Тил?
Архитектор сдержал бившую его дрожь.
— Боюсь сказать. Идемте выше.
— Как?
— Вот так.
Он нажал другую кнопку, и более темный двойник волшебного мостика, по которому они поднялись сюда, позволил им подняться на следующий этаж. Они поднялись с недовольной миссис Бэйли в арьергарде и оказались в спальне. Ставни здесь были .закрыты, как и в нижнем этаже, но мягкое освещение вспыхнуло автоматически. Тил сразу же повернул выключатель, приводящий в действие еще одну лестницу, и они поспешили в мастерскую на верхнем этаже.
— Ну как, Тил, — продолжал Бэйли, отдышавшись, — можем мы выйти на крышу над этой комнатой!? Тогда мы могли бы осмотреться.
— Конечно. Там есть наблюдательная площадка.
Они поднялись по четвертой лестнице; но когда крышка наверху откинулась, чтобы пропустить их, то они оказались не на крыше, а в той самой комнате нижнего этажа, в которую вошли с самого начала.
Мистер Бэйли сделался землисто-бледным.
— Ангелы небесные! — вскричал он. — Этот дом заколдован! Нужно бежать отсюда!
И, схватив жену в охапку, он распахнул входную дверь и выскочил наружу.
Тил был слишком озабочен, чтобы обеспокоиться их уходом. Для всего этого был только один ответ — ответ, которому он боялся поверить. Но он должен был оторваться от своих размышлений, так как откуда-то сверху донеслись хриплые крики. Он спустил лестницу и кинулся наверх. Там, в средней комнате, стоял Бэйли, склонясь над своей бесчувственной супругой. Тил сообразил ситуацию, подошел к буфету и налил в стакан на три пальца брэнди, с которым вернулся к своему другу.
— Вот,— сказал он,— это поможет ей. Бэйли взял стакан и выпил сам.
— Это было для миссис Бэйли, — возразил Тил.
— Не болтайте, — отрезал Бэйли, — дайте ей другой.
Из предосторожности Тил выпил одну порцию сам, прежде чем вернуться с другой к жене своего клиента. Она как раз открывала глаза.
— Вот, миссис Бэйли, — успокаивающе сказал он, — это подкрепит вас.
— Я никогда не пью спиртного, — запротестовала она и проглотила брэнди.
— А теперь расскажите мне, что случилось, — продолжал он. — Я думал, вы оба ушли.
— Мы и ушли, мы вышли через входную дверь и очутились вот здесь, в буфетной.
— Что за чорт! Гмм… погодите минутку.
Тил огляделся. Большое окно в глубине комнаты было открыто, и он осторожно выглянул из него. Он смотрел не наружу, в сельскую калифорнийскую местность, но в комнату нижнего этажа или в совершенную копию ее. Не сказав ничего, он вернулся к лестнице, которую оставил открытой, и заглянул вниз. Нижняя комната была на своем месте. Каким же образом она ухитрялась быть одновременно в двух местах, на двух равных уровнях?
Он вернулся в среднюю комнату, сел напротив Бэйли в глубокое кресло и поглядел на него из-за своих высоко поднятых костлявых колен.
— Гомер, — произнес он многозначительно,— вы знаете, что произошло?
— Нет, не знаю. Но если не узнаю поскорее, то здесь что-нибудь произойдет, и довольно страшное.
— Гомер, это подтверждает все мои теории. Этот дом — настоящий тессеракт. Как я вижу теперь, этот дом, вполне устойчивый в трех измерениях, был неустойчив в четвертом. Я построил его в виде развернутого тессеракта; что-то случилось, какой-нибудь толчок или удар, и он сложился в свою нормальную форму, свернулся. — Он вдруг щелкнул пальцами: — Нашел! Землетрясение!
— Землетрясение!
— Да-да, маленький толчок прошлой ночью. С точки зрения четырех измерений, этот дом был, как плоскость, поставленная на ребро. Легкий толчок — и он свернулся по своим естественным граням в устойчивую четырехмерную фигуру.
— Я помню, вы хвастались тем, как устойчив этот ваш дом.
— Он и устойчив — в трех измерениях.
— Я не называю дом устойчивым, — едко возразил Бэйли, — если он готов рухнуть при первом же легком толчке.
Тил отдернул длинные занавеси, закрывавшие большое венецианское окно по боковой стене буфетной, и вдруг остановился.
— Гмм… — произнес он. — Это любопытно, очень любопытно.
— Что там? — спросил Бэйли подходя.
— Вот что.
Окно выходило прямо в столовую, вместо того чтобы .выходить в сад. Бэйли отступил к тому углу, где буфетная и столовая примыкали к средней комнате под прямым углом.
— Но этого не может быть, — запротестовал он. — Это окно отстоит от столовой футов на пятнадцать-двадцать.
— только не в тессеракте, — возразил Тил. — Смотрите.
Он распахнул окно и перешагнул через подоконник.
С точки зрения четы Бэйли, он просто исчез, но не со своей собственной. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы перевести дыхание. Потом он осторожно выпутался из розового куста, с которым оказался почти нерасторжимо связанным, мысленно обещая себе при этом никогда больше не проектировать садов с колючими растениями, — и огляделся.
Он был вне дома. Рядом с ним возвышалась массивная громада нижнего этажа. Судя по всем признакам, он свалился с крыши.
Он бегом обогнул угол дома, распахнул дверь и кинулся вверх по лестнице.
— Гомер! — «крикнул он. — Миссис Бэйли! Я нашел выход!
Бэйли казался скорее раздосадованным, чем обрадованным, при виде его.
— Что с вами было? — спросил он.
— Я выпал наружу. Я был вне дома. Вы можете сделать это так же легко — шагните в это большое окно. Только помните, там есть розовый куст, — хотя мы можем поставить здесь еще одну лестницу.
— А как вы вернулись?
— Через входную дверь.
— Тогда через нее мы и уйдем. Пойдемте, дорогая.
И Бэйли нахлобучил шляпу и стал спускаться по лестнице, ведя под руку жену.
Тил встретил их в буфетной.
— Я же говорил вам, что это не подействует, — сказал он. — Теперь мы должны сделать вот что. Как я вижу, трехмерный человек в четырехмерном пространстве должен делать выбор между двумя возможностями каждый раз, когда переступает какой-нибудь стык, вроде стены или порога. Обычно он делает поворот на девяносто градусов, только не чувствует этого, будучи трехмерным. Смотрите.
Он шагнул в то самое окно, из которого только что выпал. Шагнул —и появился, в столовой, продолжая говорить.
— Я следил, куда иду, и пришел, куда хотел.— Он вернулся в буфетную.— В прошлый раз я не следил и двигался в нормальном пространстве и выпал из дома, чтобы выйти сейчас из этого дома… Миссис Бэйли, если вы станете спиной к этому окну и прыгнете назад, то я почти уверен, что вы попадете в сад.
— Гомер Бэйли, — взвизгнула миссис Бэйли, — неужели вы будете стоять здесь и позволять ему говорить такие…
— Но, миссис Бэйли, — попытался объяснить Тил, — мы можем обвязать вас веревкой и спустить потих…
— Довольно, Тил, — резко вмешался Бэйли. — Поищем лучше других путей. Ни я, ни миссис Бэйли не созданы для прыжков.
— Тил, — продолжал он, — я не стану терять времени на упреки: они бесполезны, и я уверен, что все это у вас получилось нечаянно. Но я думаю, вы понимаете, что наше положение довольно серьезно. Как нам выйти отсюда? Похоже, что мы должны оставаться здесь, пока не умрем с голоду. Каждая комната ведет в другую комнату.
— Мы не испробовали всех комнат. Есть еще мастерская.
— Ах да, мастерская! Мы проходили ее, когда вошли в первый раз, но не останавливались там. Вы думаете, мы сможем уйти через окна?
— Не увлекайтесь надеждой. Математически мастерская должна выходить в четыре боковые комнаты этого этажа. Мы не открывали в ней окна; может быть, нам нужно было бы посмотреть.
— Вреда от этого не будет, я думаю. Дорогая, вам лучше будет остаться здесь и подождать…
— Остаться одной в этом ужасном месте? Ни за что! — И миссис Бэйли тотчас же вскочила с дивана, на котором отдыхала.
Они поднялись наверх.
— Это и есть внутренняя комната, Тил? —спросил Бэйли, когда они прошли спальню и выкарабкались в мастерскую,— Я хочу сказать, меньший куб, подвешенный в середине большого на вашей модели и окруженный со всех сторон?
— Вот именно, — подтвердил Тил. — Ну-с, давайте смотреть. Я думаю, вот это окно должно выходить в кухню. — Он потянул шнур шторы и поднял ее.
Но оно выходило не туда. Волны головокружения хлынули на них, и они невольно упали на пол, беспомощно цепляясь за узоры ковра, чтобы не упасть.
— Закройте! Закройте!—простонал Бэйли.
Преодолевая первобытный, атавистический ужас, Тил подполз к окну и с трудом опустил штору. Окно выходило вниз, а не наружу открывался вид с головокружительной высоты.
— Видите? Вот это — Крайслер Билдиниг, верно, как пушки. А это — Ист Ривep и Бруклин. — Они словно смотрели с крыши невероятно высокого здания; внизу, более чем в тысяче футов под ними, был город — игрушечный, но очень оживленный — Несколько я мory понять, мы смотрим со стороны Импайр Стэйт Билдинг, с уровня выше ее башни, — Что это? Мираж?
— Не думаю: слишком четко для миражa. Вероятно, пространство образовало здесь складку в четвертом измерении, и мы смотрим как раз в эту складку.
— Вы думаете, мы видим это не по-настоящему?
— Вот именно по-настоящему. Не знаю, что могло бы случиться, если бы мы прыгнули га этого окна, но этого-то я и нe хочу пробовать. Но что за вид, детки, что за вид! Попробуем теперь другое.
За вторым окном было не так уж плохо. Там простирался пейзаж, верхней стороной кверху и на таком уровне, что мастерская казалась расположенной в нижнем этаже. Но он был явно неприветливым.
Жаркое, жаркое солнце пылала в лимонно-желтом небе. Плоская равнина казалась сожженной до бесплодного, выгоревшего, бурого цвета и не приспособленной для жизни. Но жизнь здесь была: странные чахлые деревца, тянущиеся к небу узловатыми, искривленными ветками. На кончиках этих уродливых ветвей сидели пучки узких остроконечных листьев.
— Свет небесный! — выдохнул Бэйли.— Где это?
Тил смущенно покачал головой:
— Не знаю. Это сильнее меня.
Это не похоже ни на что на земле, скорее — на» другую планету: на Марс, например.
— Не знаю. Но, Гомер, это может быть даже хуже, чем другая планета.
— Как так?
— Это может быть совсем не нашего пространства. Я не уверен в том, что это вообще наше Солнце. Оно мне кажется слишком ярким.
Миссис Бэйли подошла к ним довольно робко а теперь смотрела вместе с ними на странный пейзаж.
— Гомер, — жалобно сказала она, — эти ужасные деревья… я боюсь их.
Он погладил ее по руке.
Тил хлопотал со шпингалетом окна.
— Что это вы? — спросил Бэйли.
— Я подумал, что если высуну голову из окна, то смогу оглядеться и сказать вам побольше.
— Ну ладно, — проворчал Бэйли, — только будьте поосторожнее.
— Буду. — Он чуть приоткрыл раму и понюхал. Воздух, по крайней мере, хороший. — И он распахнул окно.
Однако взимание его было отвлечено раньше, чем он смог выполнить свой план. Неприятная дрожь, словно первый намек на темноту, потрясла все здание на одну долгую секунду — и исчезла.
— Землетрясение! — воскликнули все трое. Миссис Бэйли повисла на шее у мужа.
Он только что изобразил на своем лице выражение уверенности, как толчок повторился. И на этот раз эго было уже не мягкое покачивание, а настоящая, внушающая морскую болезнь волна.
Во всяком калифорнийце, прирожденном или натурализованном, глубоко укоренился один первичный инстинкт. Землетрясение наполняет его душепотрясающей клаустрофобией, неодолимо и слепо толкающей сто прочь из здания. Повинуясь ей, образцовые мальчики отталкивают своих престарелых бабушек. Нужно отметить, что Тил и Бэйли выпрыгнули прямо на миссис Бэйли. Это заставляет думать, что она выскочила из окна первой. Такой, порядок следования нельзя объяснить рыцарством — обоих мужчин: просто она оказалась более готовой к прыжку.
Они поднялись на ноги, отдышались, и протерли запорошенные песком глаза. Некоторое время они молча наслаждались ощущением твердой почвы под ногами.
— Где же дом? —- спросила миссис Бэйли и испуганно оглянулась.
Он исчез. От него не осталось и следа.
— Что вы скажете на это. Тил? — осведомился Бэйли.
— То, что при этом последнем толчке он попросту провалился в другой сектор пространства. Я вижу теперь, что его нужно было бы прикрепить к фундаменту болтами.
— Вам нужно было сделать не только это.
— Но я не вижу, о чем тут вообще можно печалиться! Дом был застрахован, а мы научились поразительно многому. Здесь есть возможности, старика, возможности! Только сейчас мне пришла в голову потрясающе новая идея насчет дома.
Тил нырнул во-время, чтобы избежать удара. Он всегда был человеком действия.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вы прочли фантастическую повесть о приключении людей, попавших в мир четырех измерений. Может показаться, что все описанное в повести не только не существует в действительности, но и совершенно нелепо. Однако это не так.
Для того чтобы это понять немножко яснее, попробуем себе представить существо, у которого отсутствует ощущение верха и низа, у которого нет третьего измерения. Такое плоское существо — «двухмерец»— могло бы двигаться свободно по листу бумаги, но никогда бы не подозревало, что существует еще что-то, кроме этого листа. Квадрат, нарисованный на листе, представил бы для двухмерца то же, что кубик-дом в нашем мире. Представим себе далее, что на лист бумаги трехмерные люди поставили обыкновенный кубик. Как это воспримет наш двухмерец? Подойдя к нижней грани он увидит простой квадрат. Двигаясь внутри этого квадрата, он подойдет к его краю. И здесь для двухмерца произойдет первое чудо. Взглянув в «окошки», сделанные в кубике, он увидит перед собой лист, на котором он живет, но, двигаясь по поверхности куба, он вдруг попадет на следующую грань, а совсем не на лист, который он видел. Не заметив того, он повернулся на прямой угол. Каждая грань куба для него, превращается в странное место, из которого, можно попасть сразу в два новых — либо по плоскости, как это привычно, либо завернув на следующую грань, которую раньше наш двухмерец не мог и видеть.
Удивившись этому, нащ двухмерец пошел изучать кубик дальше, перешел на верхнюю грань, потом на другую, боковую, и неожиданно для себя, — ведь он шел все дальше и дальше, — опять попал на тот же самый квадрат, с которого он начал путешествие.
Еще более удивительные вещи мог бы, увидеть двухмерец, если бы лист, на котором он жил, не был бы гладкий, a был бы смят; на нем были бы разные складки. Для двухмерца он оставался бы плоским: ведь он не может узнать, что плоскость изгибается в трехмерном мире. Тогда с верхней грана куба он, наряду с незнакомыми местами, увидел бы и кусочки своего листа в тех местах, где складки достигали бы по высоте этой грани. Он мог бы увидеть и места, до которых, идя по листу, пришлось бы очень долго добираться.
Еще больше странного увидели бы мы, если бы нам удалось побывать на кубе четырехмерном. Это было бы похоже на то, что описано в повести о четырехмерном доме.
Но ведь четвертого измерения, о котором говорится в повести, нет. Все, что мы знаем и видим, происходит в обычном трехмерном мире. И все же рассуждения о четырехмерном мире оказываются нужными. Одна из глубочайших теорий, которые создал человеческий разум, — теория относительности, доказала, что наш мир обладает аномалиями, в какой-то мере похожими на те, которые обнаружил бы двухмерец, путешествуя по кубу. Это все слишком сложно, чтобы объяснять в коротком послесловии. Но очень редко бывает, чтобы даже самые абстрактные, далекие на первый взгляд от жизни теории не помогали бы познанию того мира, в котором мы живем. Вот почему с повестью «Дом четырех измерений» будет полезно познакомиться читателям журнала «Техника — молодежи».
Кандидат физико-математических каук А. СМОРОДИНСКИЙ
источник: Роберт А. ХЕЙНЛЕЙН «Дом четырех измерений», перевод с английского Зинаиды БОБЫРЬ, «Техника — Молодежи» 02/03-1944
