Дмитрий Полупанов. Диссертация
Ойген Блау, профессор кафедры германистики факультета новой филологии Гейдельбергского университета позвонил в дверь своего дома. Протянул открывшей родственнице покойной жены, живущей с ним на правах экономки, портфель.
— Добрый вечер, фрау Бёме. Сегодня стоит хорошая погода, я решил прогуляться и не стал садиться в трамвай. Кстати, Урсула, а что у нас на обед?
— Ваши любимые жареные колбаски с тушеной капустой, доктор Блау, Проходите скорее. Все готово, сейчас буду подавать.
— Прекрасно, фрау Бёме. Есть какие-нибудь новости?
— Вам пришел пакет из какого-то русского университета, я не разобрала название города. Сар… Сару…, — экономка в задумчивости провела рукой по волосам.
— Саратов, Урсула, этот город называется Саратов. Скорее всего, прислали журнал с моей статьей. В тамошнем университете прекрасные литературоведы. Кафедра германистики, или как там она называется, просто замечательная, а её заведующий, доктор Соколов, мой хороший друг. Помню, нас познакомили на одной из конференций в Бонне… — профессор, как это часто за ним водилось, был готов начать пространственный рассказ.
— Я положила пакет в Вашем кабинете, доктор, — прервала его Урсула, прекрасно знавшая привычки хозяина. — Только не вздумайте смотреть его прямо сейчас, иначе обед точно остынет.
— Спасибо, фрау Бёме. Кстати, Вы не знаете, куда подевался мой велосипед? По такой погоде мне стоит ездить на нем на работу и обратно.
— Помилосердствуйте, Ойген, в Ваши-то годы… Да и что Вы наденете? И куда денете этот свой портфель? — экономка как раз поставила его на тумбочку в прихожей. — Или Вы, наконец-то, решили явиться в университет в джинсах и свитере, с рюкзаком за спиной? Погодите, вот скоро приедут Ваши внуки, тогда и покатаетесь на велосипеде с Алексом и Манфредом в свое удовольствие. Давайте, скорее, переодевайтесь, а я подаю к столу. И не опаздывайте.
Профессор посмотрел в зеркало. Там можно было увидеть высокого подтянутого мужчину, чей возраст могла выдать лишь аккуратно-подстриженная седая борода. Урсула не зря подтурнивала про джинсы и свитер, в одежде доктор Блау был невероятно консервативен, студенты говорили более ёмко — старомоден. Как и обычно, на профессоре был бежевый плащ, под которым обнаружился клетчатый пиджак из верблюжьей шерсти. Из-под пиджака выглядывал вязаный жилет — подарок Урсулы на очередное Рождество. Безукоризненно белая рубашка с запонкам и монограммами на манжетах. Темно-синяя бабочка на шеё. Завершали облик идеально выглаженные черные брюки и ботинки, которые, впрочем, слегка запылились после прогулки до дома.
Профессор прошел в свой кабинет, поставил портфель на стол, не удержавшись вскрыл конверт из Саратова. Так и есть, его статья…
— Доктор Блау, ну где же Вы? — вернул его в реальность голос экономки. — Обед подан.
— Сейчас, дорога фрау Бёме, уже иду.
Он быстро снял с себя пиджак с жилетом и повесил их на стул, развязал бабочку. Потом достал любимый домашний шлафрок, надел, завязал пояс. Теперь можно было и приступить к трапезе.
Урсула, как всегда, приготовила великолепный обед. Профессор не переставал нахваливать и колбаски, и капусту и сваренный кофе по-турецки.
— Может, налить рюмочку коньяку? — предложила экономка.
— Нет, фрау Бёме. Мне нужно поработать. Йорг, наконец-то, передал мне свою диссертацию. Нужно вычитать. Герр Амзель, безусловно, талантлив, должно быть, работа его интересная. Но только тема его мне совершенно не нравится.
— Йорг, этот милый юноша, Ваш докторант? И о чем же его исследования, что Вам не нравится тема?
— Представляете, Урсула, наш герр Амзель написал страниц пятьсот об эволюции германской фантастической литературы. Нет, Вы только представьте, — профессор начал жестикулировать, — и он поддался этим модным веяньям. Если так пойдет дальше, мне будут приносить диссертации про детективы. Или, того хлеще, про любовные романы.
Экономка, у которой в кухонном ящике как раз был припрятан любовный роман, только улыбнулась в ответ. Что ни говори, за все годы, проведенные в доме доктора Блау, она свыклась с чудачествами хозяина. И его явное нежелание пользоваться новинками современной техники. Не смотря на наличие в доме компьютера милейший Ойген всегда писал письма от руки и отправлял их по почте, предпочитал стационарный телефон сотовому и всегда посыла Урсулу за газетами, хотя все вокруг давно перешли к чтению их мобильных версий на планшетах. И его одеяние, ну кто сейчас носит, к примеру, бабочку? Тот же докторант Йорг Амзель спокойно появляется на работе в пиджаке с джинсами и водолазкой. Или профессорские внуки, Александер и Манфред, которых фрау Бёме любит как своих, хотя приходится им только отдаленной родственнице. Урсула припомнила, как мальчики пытались обучить деда посылать им сообщения по электронной почте, и не сдержала смех.
— Вы согласны со мной, почтенная фрау Бёме? — по-своему интерпретировал её смех профессор. — Вы тоже думаете, что тема Йорга вызывает ухмылку. Но посмотрим, что такого он написал в своей диссертации. Я всё же стараюсь быть объективным.
Отдав должное обеду и погладив любимого кота Урсулы, никогда не упускающего свою долю колбаски, доктор Блау поднялся в свой кабинет. Из портфеля на свет был извлечен футляр для очков, а сами очки водружены на нос. Следом появились шариковая ручка с красной пастой и, наконец, толстая пластиковая папка. Это и была диссертация Йорга Амзеля. Профессор принялся читать.
Ойген Блау не жаловал фантастику. Нет, вовсе не по той, причине, что, будучи филологом, не считал её литературой. Нет, в принципе он разделял мысль, что допустимы все жанры, кроме скучного. В детстве, как и многие его сверстники, отдал дань Жюлю Верну, Герберту Уэллсу и Александру Беляеву. Потом, уже в студенческие годы, не без удовольствия прочел книги Толкина. Впрочем, в том случае, скорее всего, будущий литературовед восхищался попыткой профессора английской филологии создать эльфийские языки и сотворить эпос. Поэтому "Сильмариллион" нравился молодому Ойгену куда больше "Властелина колец" и "Хоббита". К футуристическим антиутоприям и всякой постаппокалиптике отношение было двоякое. С одной стороны — полезное предостережение для человечества жить достойно, только иногда авторов заносило. Но все эти космо-оперы, звездные странники и пираты, бластеры-шмастеры, которыми в первую очередь грешили американские фантасты… Равно как и эльфы с орками в эпигонских продолжениях Толкина. Профессор Блау был уверен, что фантасты описывают тех же марсиан или эльфов просто от не умения изобразить реальный мир. Вот и накручивают интриги, показывают благородство или предательство в совершенно невероятных условиях. Если человеческая составляющая некоторым писателям все же удавалась, хотелось сопереживать героям, то антураж. Описание космоса настолько противоречило науке, что это понимал даже гуманитарий Блау. Да и к чему все эти джунгли Марса, пустыни Юпитера, да хотя бы равнины Средиземья? На нашей Земле много подходящих мест, даже экзотических, в которые можно поместить благородного героя и подлого негодяя. Взять, к примеру, книги Карла Мая или Лизелотты Вельскопф-Генрих про индейцев (Ойген Блау, надо сказать, приключенческую литературу любил). Оба автора побывали в Америке много позже того как их романами начали зачитываться дети. Но описание Дикого Запада было реалистичным, краснокожие и бледнолицые выглядели куда правдоподобнее что зеленых человечков с бластерами, что гоблинов с дубинами.
С удовольствием профессор заметил, что его докторант придерживается сходного мнения. Уже во введении Йорг Амзель оговорил, что слово "фантастика" не будет пониматься им в узком смысле и на страницах диссертации место найдется и братья Гримм, и Иоганну Вольфгангу Гёте, и Эрнсту Теодору Амадею Гофману, и Герману Гессе.
— Что сказать, — подумал профессор, — сумрачному германскому гению мистическое и фантастическое никогда не было чуждо. Наоборот, весьма и весьма созвучно. Если Йорг уделил большую часть своего труда германскому романтизму, то я, пожалуй, излишне строг к выбранной им теме. Любопытно, что это за эпиграф он подобрал к первой главе?
Я рассматриваю фантастику не как пророчество, а как изображение благоприятных и неблагоприятных возможностей, над которыми следует задуматься… Прошлое нас только учит, на будущее мы еще можем воздействовать; вот почему будущее для нас интереснее прошлого. Герберт Вернер Франке.
Имя автора цитаты было смутно знакомо доктору Блау. Записав его в блокноте, чтобы при случае вспомнить, профессор продолжил чтение. До позднего вечера он читал рукопись, иногда что-то подчеркивая, делая выписки, а то и отрываясь от стола, чтобы свериться с томиками, что стояли на полках книжных шкафов, и даже пару раз (вот чему точно не поверили бы его студенты) заходил во всемирную паутину, чтобы получить информацию из компьютерной сети. Не без удивления Ойген обнаружил, что в отцы-основатели германской научной фантастики можно записать великого Иоганна Кеплера, да и другие астрономы XVII-XVIII веков потрудились в этом жанре. Конечно, их творчество было далеким от совершенства, что подчеркивал и Амзель на страницах своей диссертации. Ну а то, что жанр "фентези", который тогда, разумеется, так не назывался, появился именно в Германии — у кого в этом могут быть сомнения? Полистайте томики Гофмана, Арнима или Тика и эти сомнения окончательно развеются.
Профессора отвлекло появление на пороге кабинета Урсулы. Он как раз закончил с анализом творчества романтиков начала XIX века и перешел к мистикам конца того же столетия.
— Доктор Блау, я уже третий раз зову Вас ужинать. Когда же Вы, наконец, соизволите откликнуться?
— Да? — ученый не сразу сообразил, что желает от него экономка. — Вы что-то сказали, фрау Бёме?
— Я говорю, что пора ужинать, а Вы, герр Ойген, никак не реагируете на мои взывания. Вы сидите за письменным столом уже пятый час, — разумеется, Урсула слегка преувеличила. — Чай давно остыл, а бедный Томми призывно мяучит, глядя на холодильник. Чем Вы так заняты, профессор, что витаете в облаках?
— Читаю труд Йорга, — доктор Блау поднялся из-за стола. — Мой ученик, похоже, написал прекрасную работу. Она легко читается, у Амзеля неплохой слог. Посоветую ему издать монографию. Вот, послушайте…
— Пойдемте ужинать, профессор, всему свое время, — экономка решительно направилась из кабинета. — Завтра продолжите.
— Уже иду, дорогая Урсула, уже иду.
В тот вечер экономке удалось оторвать своего хозяина от дальнейшего чтения диссертации. За ужином, на который Урсула подала горчичный картофель со свиным фаршем и шампиньонами, яблочный штрудель и чай, поскольку доктор Блау отказался от бокала рейнвейна, говорили в основном о внуках профессора, о хорошей погоде и планах на лето. Ойген вновь выразил желание сесть на велосипед и даже поехать на нем в университет. После еды, не забыв поблагодарить фрау Бёме за приготовленное, он и в самом деле отправился в кладовку, чтобы осмотреть своего двухколесного Росинанта. Велосипед был в хорошем состоянии, следовало только подкачать шины, но профессор никак не мог отыскать насос. Так что в университет, как обычно, пришлось ехать на трамвае.
На следующий день занятия в университете у доктора Блау были не продолжительны. Он с удовольствием отвел семинар по германским романтикам, вспоминая при этом диссертацию Амзеля, побеседовал с деканом о предстоящем конкурсе студенческих эссе, в котором ему предстояло быть председателем жюри. Не забыл показать свою статью в журнале Саратовского университета. И поспешил откланяться, сославшись на вычитку.
— Ну как Вам творение Йорга? — спросил декан. — Помнится, на первом курсе этот молодой человек поразил меня своими знаниями Гофмана. А его курсовые работы я до сих пор привожу как пример того, как вообще нужно делать подобные вещи. В его стиле не было излишнего академизма, но именно излишнего, Вы меня понимаете, дорогой Ойген.
— Отлично понимаю, Штефан. Обычно студенты грешат либо излишним увлечением источников, когда почти невозможно понять, что они думают сами, а что позаимствовали у маститых корифеев. Особенно это стало бедой последнее десятилетие, а может и больше, когда в компьютерных сетях можно отыскать что угодно. Мои внуки, правда, говорят, что появилась возможность выявлять явный плагиат. Но я не так дружен с современными вычислительными машинами, — доктор Блау понял, что по привычке пустился в разглагольствование и чуть не потерял первоначальную мысль, махнул рукой и продолжил. — Ну а второй крайний случай, когда они все делают самостоятельно, но при этом совершенно не читают научных работ. Их язык при этом такой наивный, я даже не могу подобрать для него подходящего слова. А перлы, проскальзывающие в таких работах, заставляют улыбнуться.
— А Вы знаете, доктор Блау, один мой знакомый из университета Бонна, он профессор философского факультета, недавно издал книгу "Антиответы" с подзаголовком "Как не надо сдавать экзамены", в которой изложил все ляпы и несуразности, что преподносили ему студенты. Я как-нибудь принесу Вам экземпляр, надеюсь, он Вас обрадует.
— Буду премного благодарен, доктор Дистергоф, — улыбнулся Ойген. — Вы знаете, меня тоже порой посещали мысли о подобной книге. Но все некогда заняться столь несерьезным делом. Позвольте откланяться. Я поспешу дальше читать диссертацию Йорга Амзеля, чей слог совмещает достоинства как академического стиля, так и популярного. Надо бы выделить ему грант на издание монографии, в каком-нибудь приличном издательстве, чтобы труды герра Амзеля были известны и за пределами научного сообщества.
— Я подумаю над Вашим предложением, милейший Ойген. Прощайте. Как-нибудь выпьем по кружечке пива в выходные.
— Непременно, дорогой Штефан.
Придя домой, профессор сразу проследовал в кабинет и углубился в чтение. Следующая глава диссертации посвящалась фантастике в узком смысле этого понятия, той, что обычно называют "научной" или "космической". Как мы уже отмечали, доктор Блау не особо жаловал данный жанр, но признавал, что и в нем можно найти шедевры. Увидев упоминание романа Курта Ласвица "На двух планетах", когда то любимого в детстве, не удержавшись, полистал стоящий на дальней полке томик. В очередной раз подумал, что был прав, когда ещё в четырнадцать лет решил, что Ласвиц не зря носит прозвище "немецкого Жюля Верна", но пишет все же хуже француза. Как, впрочем, и Герберта Уэллса. Хотя, возможно, чуть лучше Константина Циолковского. Мысленно согласился с Амзелем, что книги того периода можно разделить на популяризаторские, как те же «Власть трех» или «Наследие Уранды» Ганса Доминика, и дешевые приключения в псевдокосмическом антураже. Непременно с кровожадными космическими пиратами, роковыми красотками и белокурыми героями, рушащими на своем пути все препятствия. Последних книг, по мнению доктора Блау, в германской фантастике было не много, что выгодно отличало её от той же американской. Когда он был мальчишкой, то читал лишь парочку авторов, пишущих в подобном стиле. Какого же было его удивление, когда на страницах работы Амзеля встретились десятки имен, многие из которых творили ещё в начале XX века.
— Неужели Йорг все это прочитал? — удивился профессор. И когда только успел?
— Герр Ойген, — отвлек его голос Урсулы. — Спуститесь к телефону. Вам звонит Йорг.
— Здравствуйте, Амзель, а я как раз читаю Ваш труд. И сегодня говорил о Вас с деканом.
— Здравствуйте, профессор, — в баритоне докторанта чувствовались нотки беспокойства. — Хотел сообщить, что вынужден покинуть на некоторое время Гейдельберг. Дела семейные, сегодня прооперировали отца. Надеюсь, все обойдется. Но все же выезжаю в Мюнхен.
— Дай Вам Бог, дорогой Йорг, — сочувствием ответил Ойген. — Не буду докучать Вас расспросами. Но все же скажу, что Ваша диссертация пришлась мне по вкусу. Только не могу понять, по какому признаку Вы её структурировали. По хронологии или же по жанрам?
— Этот вывод, доктор Блау, я приберег для заключения. Не зря работа названа "Эволюцией". Так уж получилось, что сказку сменили чудеса инженерной мысли, тех — космические приключения, за ними, вперемешку с антиутопией, последовали всевозможные эльфы, потом на сцену вступил киберпанк. И так далее.
— Вот как? Весьма интересно, — задумался профессор.
— До свидания, доктор Блау, у меня поезд через два часа, — поспешил сказать Амзель. — Думаю, что через неделю или около того возвращусь, и мы с Вами побеседуем. Тогда с удовольствием отвечу на все Ваши вопросы.
— Прощайте, дорогой Йорг. И здоровья Вашему отцу.
После разговора со своим докторантом профессор решил позвонить внукам и спросить, что из космической фантастики, которую приводил в диссертации Амзель, они читали. Оказалось, что Манфред с Александером в этом вопросе куда более продвинуты чем их дед. Удивились, с чего бы это вдруг "либер гроссфатер" спрашивает о фантастической литературе.
— Диссертация про фантастику? Не может быть! Здорово! Дашь почитать? — восторженно произнес старший из мальчиков. — А про что пишет твой ученик? "Образ космического пирата как символ…". Да, дед, безусловно я издеваюсь. А про фантастические фильмы он не пишет? Жаль, я бы порекомендовал бы тебе посмотреть парочку. А то ты все Шиллер да Гёте, будто больше и читать нечего.
Потом внуки, вырывая друг у друга трубку, долго рассказывали, что они думают про то или иное произведение, удивлялись, что дед из не читал, как такое вообще возможно. А в итоге вынесли вердикт, что раз Ойген начал смотреть с литературоведческих позиций на фантастику, то ему пора выходить из своих консервативных представлений и в других вопросах. Например, перестать пользоваться таким старьем, как стационарный телефон и наконец-то начать общаться с внуками по скайпу. Это куда дешевле, к тому же позволит им видеть лица дорогого дедушки, равно как и ему любимых внучков. И пообещали поскорее приехать на каникулы, чтобы научить "либер гроссфатера" пользоваться современными информационными технологиями.
Чтение диссертации занимало у доктора Блау больше времени, чем он предполагал. Если произведения романтиков XIX века были ему знакомы и любимы, то авторов космической фантастики он толком и не знал. Внуки, при всей любви к ним, не были достойными экспертами, на чье мнение он мог безоговорочно положиться. Некоторые произведения, упомянутые Йоргом, стоило прочесть. Пришлось даже обращаться к некоторым текстам во всемирной паутине, хотя Ойген и не был любителем читать с экрана.
Но вот, наконец, космическая фантастика была преодолена, за ней последовали и другие жанры. Антиутопия, фентези, и примерно через неделю доктор Блау добрался до раздела, озаглавленного "Альтернативная история".
— Сейчас будет исследование всяческих реваншистов, — скептически произнес профессор, отрываясь от текста. — Торжество прусского порядка, кайзер на белом коне на площади Петербурга. Помню, помню, рассказывал мне как-то Дитер.
Доктор Дитер Хольст, старинный приятель доктора Блау, также был профессором Гейдельбергского университета. На факультете философии и истории он уже который год занимался исследованиями по геополитической обстановке XX века. Ну а в свободное время любил почитывать и несерьезную литературу из серии "что было бы, если…". Ойген вспомнил, что по мнению его товарища, среди груды бреда про то, как Германия всех победила, иногда попадаются неплохие книги. Доктору Хольсту они ценны не за литературные достоинства, на привилегии своего друга Ойгена он не покушается, но, в первую очередь, хорошим критическим анализом проработанного мира.
— История не знает сослагательного наклонения, — утверждал как-то Дитер за кружкой баварского пива, — эта истина, давно набившая оскомину. Но человеческая фантазия имеет право, в том числе и на сослагательное наклонение. И порой творения этих авторов, гордо именующих себя альтисториками, помогает нам, историкам, понять, было ли в тот или иной развитие нашего мира трендом или мы удачно проскочили очередную точку бифуркации.
Припомнив этот разговор, доктор Блау решил, что ему есть к кому обратиться за консультацией. Тем более, что Йорг пока так и не вернулся из Мюнхена. Интересно, Дитер как-то назвал ему имя одного автора, недурственно пишущего в альтисторическом жанре. Жаль, детали того разговора по прошествии времени слегка позабылись.
Попросив Урсулу принести ему чашечку крепкого кофе и отправив на пол запрыгнувшего было к нему на колени кота, профессор продолжил вычитку. Первые впечатления от текста вполне соответствовали его ожиданиям. Амзель верно подметил, что если первый наверняка задокументированный альтисторический труд, разумеется Тит Ливий, рассматривал ситуацию "что было бы если мы бы проиграли", т.е. победу Карфагена над Римом, то германские авторы большей частью сосредоточиваются над своими возможными победами. Есть, разумеется, и исключения, которые, в общем-то, подтверждают правило. Неплохи книги Фридриха Нойквиста про несостоявшуюся Реформацию, наполеоновские альтернативы Вальтера Куницки, книга про неутонувшего Барбароссу, написанная дуэтом Генриха Валентайна и Леона Юнгмана. Но большинство, увы, к этому не относится. Практически все авторы грезят переиграть Великую войну, порой даже не приводя к этому никакого исторического обоснования. Многие используют "бога из машины" и "туза в рукаве" в виде попавшего в те времена человека из нашего мира, снабженного… А вот тут фантазия авторов гуляет от современного оружия, до компьютера со всей информацией о тогдашнем ходе военных действий, планами кампании, ну и разумеется чертежами танков, самолетов, линкоров и подводных лодок. И если бы для такого перехода в прошлое использовалась машина времени. Но нет, внезапно провалился и все тут. Словно в сказке, по воле провидения. Кому-то из авторов одного попаданца мало, они отправляют в прошлое целые воинские подразделения. Другие, видимо понимая, что шансов выжить в прошлом у нашего современника мало, отправляют их сознания в тела исторических персонажей. Того же кайзера Вильгельма или Бисмарка. И последние, что интересно, вовсе не оказываются в сумасшедшем доме с явно выраженной шизофренией от раздвоения личности, а начинают блестяще справляться с ситуацией, приводя Германию к вершинам победы.
Йорг Амзель давал хороший анализ приживания жанра альтернативной истории на германской почве. Помимо того, что это один из мировых фантастических трендов, вспомним, например, блестящие произведения Гарри Тертлдава, популярности способствовал и никуда не девшийся реваншизм. Первые произведения, появившиеся вскорости после окончания войны, собственно и посвящались тому, что она была выиграна. Впрочем, тогда они остались незамеченными у широкого круга читателей. Все тогда грезили техническими новинками, покорением космоса. Новым толчком, приведший жанр альтистории на пик популярности, по мнению Амзеля, послужила нынешняя сложившаяся в стране ситуация, когда бюргерам все приелось, они, образно говоря, зажрались, им хочется что-то изменить, исправить. Вот и находятся в прошлом возможности повернуть историю вспять.
У лучшего, по мнению Амзеля, германского автора этого жанра, сумевшего переболеть "вирусом реваншизма", хорошо разбирающегося в истории и имеющего прекрасный литературный язык, была своеобразная говорящая фамилия. Альтхаус. Йоахим Альтхаус, писатель-фантаст из Берлина, которому на данный момент едва исполнилось сорок лет.
Доктор Блау припомнил, что именно эту фамилию и называл ему Хольст. Что же, если и старый приятель, и любимый ученик, оба считают данного автора стоящим, то, пожалуй, его книги и в самом деле следует прочесть. Ну а пока посмотрим, что там Йорг пишет про творчество этого самого Альтхауса.
В тот вечер профессор просидел в кабинете так долго, что Урсуле пришлось пару раз напоминать, что время позднее, а завтра у него лекция с самого утра. Докторант так интригующе преподносил творчество "мэтра германской альтистории", что желание прочесть книги Альтхауса стало ещё сильнее. Доктору Блау, надо сказать, обычно не требовалось знакомства с первоисточником, когда он разбирал анализ художественного текста, проделанный его учениками. Но в этом случае захотелось ознакомиться с оригиналом, пожалуй, даже не из профессиональных соображений. Взять, например, роман о эрцгерцоге Рудольфе, наследнике Франца-Иосифа. Волею автора в сознании принца, в действительности погибшего при странных обстоятельствах, очутился молодой австрийский бухгалтер. Разумеется, история пошла другим путем. Йорг Амзель замечал, что в этом романе писатель не избежал использования вселенца, допустил достаточное количество штампов, и хотя книга — не шедевр творчества Альтхауса, она все же отличается в лучшую сторону от подобных произведений других авторов.
На следующий день после лекции и двух семинаров доктор Блау направился в университетскую библиотеку.
— Здравствуйте, герр Ойген, — приветствовал его старый служитель, — давненько Вы к нам не захаживали. Что привело Вас на этот раз? Хотите новые выпуски журналов? Мы как раз получили бюллетени из университетов Бонна, Геттингена и Вены.
— Мое почтение, герр Михаэль, — профессор пожал протянутую ему руку. — Нет, сегодня я пришел за книгами.
— Неужели у нас есть то, чего нет в Вашей домашней библиотеке, уважаемый доктор? Не может этого быть.
— Меня интересуют новинки беллетристики, — улыбнулся профессор. — Вы не поверите, мой докторант написал диссертацию, в которой рассматривает фантастическую литературу. К чести его, он не ограничился звездолетами и пришельцами, хотя и отвел им достаточное число страниц. Как по мне, было бы совсем не плохо, ограничься Йорг романтиками и мистиками, впрочем, всякую бульварную шелуху он в любом случае не рассматривает. Вот и захотелось взглянуть на некоторые книги, чтобы составить собственное представление.
— И какие же авторы Вас интересуют, профессор?
— Иоахим Альтхаус в первую очередь. Это современный автор.
— Сейчас посмотрю в каталоге художественной литературы, — библиотекарь повернулся к компьютеру и что-то начал набирать на клавиатуре. — Есть. Мы недавно получили две его книги. Возьмете домой?
— Да, разумеется. Большое спасибо, герр Михаэль.
Весь оставшийся день профессор посвятил чтению книг, спть лег затемно. А на утро позвонил Дитеру Хольсту и предложил встретиться в ближайшее время.
— С удовольствием, Ойген, — ответил историк. — Завтра выходной, сходим в нашу любимую пивную, выпьем пару кружечек, возьмем к ним колбасок. Я так понял, что разговор не требует столь серьезной атмосферы, чтобы собираться в кабинете за бумагами.
— Пожалуй да, Дитер, но я хотел бы задать тебе множество исторических вопросов. Впрочем, твоя эрудиция должна позволить ответить на них, не прибегая к документам. Я мог бы поискать информацию в сети, но ты же знаешь, недолюбливаю я все эти новомодные компьютерные штучки. и с живым человеком общаться всегда приятнее.
— Ладно, ладно, старина, — засмеялся доктор Хольст, — не надо льстить. В своей области ты столь же эрудирован. До встречи завтра за кружкой пива.
— Это кстати, дружище, — заметил Блау, — мой вопрос будет иметь к пиву некоторое отношение.
Дитер Хольст внешне был полной противоположностью своего приятеля. Пышнотелый здоровяк, с гладковыбритым лицом и слегка загорелой на весеннем солнце лысиной. По случаю теплой погоды историк оставил дома плащ и появился в легком бежевом трикотажном свитере и темных джинсах. На ногах кросовки.
— Уж не приехал ли ты на велосипеде, Дитер, — приветствовал его Ойген, первым пришедший на встречу и в ожидании друга уже попивающий пиво.
— Сейчас нет, но утром я и в самом деле крутил педали. Что ты тут заказал? Келнер, — кивнул он подошедшему служителю, — мне кружку того же самого пива, что и у моего друга. Дальше поглядим.
— Прозит, дружище!
Профессора сдвинули кружки, смачно отхлебнули.
— Ну так что ты хотел меня расспросить? — произнес доктор Хольст.
Ойген Блау чуть ослабил свой галстук, отодвинул кружку и заговорил:
— Я вроде сообщал тебе, что мой докторант, Йорг Амзель, принес мне на вычитку свой труд. Получилась весьма интересная работа. С позволения этого милейшего юноши я позже дам тебе почитать. Йорга заинтересовала наша германская фантастика, причем он задался целью рассмотреть её становление. От сказок до современности. Есть там и романтика, и мистика. Разумеется, и космонавтика, без фентези тоже не обошлось. А с тобой я хотел поговорить по той причине, что меня заинтересовал жанр альтернативной истории. Или, если быть точнее, одно произведение одного автора.
— Кажется, я догадываюсь, о ком пойдет речь…
— Конечно, ты когда-то называл мне это имя, — улыбнулся доктор Блау. — Милейший Йорг настолько хвалил творчество Иоахима Альтхауса что я не удержался и взял пару его книг в библиотеке. И настолько втянулся, что читал позавчера до двух часов ночи. Даже получил выговор от дражайшей фрау Бёме. Роман называется "Фюрер".
— Я читал эту книгу, дорогой Ойген, — Дитер потянулся к кружке. — Так вот почему ты вчера говорил, что твой вопрос связан с пивом. Как известно, 9 ноября 1923 года в Мюнхене произошла некоторая заварушка, которую окрестили "Пивным путчем". И этот самый Альтхаус предположил, что в ходе перестрелки с полицией одна шальная пуля пролетела мимо.
— Совершенно верно, приятель, — теперь и Блау сделал глоток. — И в результате некий молодой человек, участник прошедшей войны и средней руки художник, по имени Адольф Гитлер остался в живых. Вот я и хотел спросить тебя, имеют ли под собой основания фантазии Альтхауса. Ты знаешь, чем меня зацепила эта книга? Я не столь знаком с жанром альтернативной истории. Сужу по ней только по нашим с тобой разговорам, ну и по диссертации Амзеля, разумеется. Раньше у меня было мнение, что здесь творят одни реваншисты, с лозунгом "Германия превыше всего" в голове. Будто не понимают, что величие не обязательно достигается военным путем. Да, мы проиграли Великую войну, но поражение нас отрезвило. Мы многого достигли, хотя сейчас, кажется и зашли не туда со всем миром. А в книге Иоахима Альтхауса как раз и показано, к чему может привести тот самый реваншизм, если его вовремя не обуздать. Нарисованные им картины просто ужасные. Я просто молюсь, как хорошо, что этого в нашей жизни не случилось. Но, как ты думаешь, могло ли это произойти?
— Ты знаешь, дорогой Ойген, я веду некоторые исследования о том, как бы могла повернуть история в тот или иной момент. Привлекаю для этих целей самые последние достижения науки и техники, в том числе и так нелюбимые тобой компьютеры, — в этот момент на лице доктора Хольста так и было написано, что он не какой-нибудь простодушный бюргер, каким казался, а и в самом деле профессор, член всевозможных международных академий и вообще светило исторической науки. — Мои коллеги-математики разработали целую модель, уж и не знаю всех тонкостей, на чем она основана. Искусственный интеллект, мягкие вычисления, нечеткая логика, нейронные сети — в общем эти слова будто бы сошли со страниц книжек, про которые твой Амзель пишет диссертацию. Важно, что это и в самом деле работает. Мы порой развлекаемся, читая ту или иную книжку с альтисторическим сюжетом. Привлекаем к описываемым в них развилках нашу модель, чтобы показать, что никаких точек бифуркации там на самом деле нет. Могут быть другие персонажи, но генеральную последовательность не обманешь. Точек бифуркаций на самом деле не так много.
— Ну а в случае с данной? — Ойген Блау даже привстал с места.
— А вот тут — как раз тот самый редкий случай, когда системе не удалось дать определенного ответа, — Дитер Хольтс в задумчивости провел рукой по макушке, вытирая пот. — Равновероятно, что события пошли бы так, как они развивались в нашем мире. Правительство доктора Маркса, его президентство после смерти Гинденбурга, попытки захвата власти Тельманом. В общем, все, как мы и предполагаем. Но также вероятен и написанный Альтхаусом сценарий. Разумеется, без излишней чернухи. Не людоеды же немцы в конце-концов. Мы пересчитывали множество раз, но так и не смогли найти единственного верного ответа. Похожие исследования ведут наши коллеги в Оксфорде.
— И? — нетерпеливо спросил доктор Блау.
— У них тоже все неоднозначно. Чем-то подобным занимаются и в Москве, но их результаты мне неизвестны. Понятно, что русских больше интересуют события из их собственной истории, как ты понимаешь, там тоже есть интересные точки бифуркации. Что им до драки в пивной, перешедшей в стычку с полицией, пусть в ней и отличился генерал, из армии, проигравшей войну.
— Ну а что могут сказать на этот счет документы? — произнес Ойген. — Машина не человек и всего знать не может. И, насколько я понимаю, историю так просто не описать математической формулой. Что вам, историкам, известно про личность того самого Адольфа Гитлера?
— Не так много, — пустился в разъяснения историк. — Родился в Австрии, неплохо рисовал, переехал из Вены в Мюнхен. Во время Великой войны служил в пехоте. Ранен несколько раз. Пара Железных крестов. Отравление газом. После войны полез в политику. Антисемит, противник Версальского договора, социалист, но не коммунист. В общем, его никак не назовешь серьезным политическим деятелем. Пуля, полученная им на Одеонплац, вполне логичное завершение карьеры. Альтернативой могла бы быть тюрьма. В общем, дорвись он до власти, вполне мог бы сотворить те ужасы, что описывает этот Альтхаус. Но в то, что он смог бы получить власть, лично я сомневаюсь. Давай ещё по кружке выпьем, да попросим к ним колбасок.
— С удовольствием, что-то мы заговорились, — согласился Блау. — Эй, кельнер!
Через несколько дней, когда Йорг Амзель возвратился из Мюнхена, научный руководитель вернул ему диссертацию.
— Должен Вас поздравить, Йорг, — доктор Блау с удовольствием пожал руку своего ученика. — Вы проделали большую работу, которая лично мне понравилась. Буду рекомендовать Вас к защите. Я ещё раз поговорил с деканом, вопрос о выделении гранта на печать монографии решен положительно. Только скажите мне, друг мой, почему Вы выбрали именно фантастику в качестве темы исследования?
— Все очень просто, профессор, — на лице Амзеля появилась улыбка. — Просто я очень люблю книги этого жанра. Среди них, Вы согласитесь, попадаются шедевры. А серьезных литературоведческих работ на эту тему не так много. Особенно про нашу, германскую фантастику. Американцев знают все, пишут про них много, русская фантастическая литература тоже находит своих исследователей, как и французская, к примеру. У нас же есть только разбор отдельных произведений, цельного же нет. Вот мне и захотелось заполнить этот пробел.
— И Вам это блестяще удалось, дорогой коллега. Надеюсь, скоро назвать Вас доктором Амзелем. Уверен, скоро Ваше имя станет известным в литературоведении.
