Демоны навализма. Почему континентальные державы строят большой флот
Демоны навализма. Почему континентальные державы строят большой флот
Содержание:
Сухопутная армия является гарантом безопасности государства. Это положение, вообще говоря, верное даже для островных государств, кажется особенно убедительном в применении к государствам «континентальным» (под которыми мы будем понимать государства, имеющие общую сухопутную границу как минимум с одним государством, обладающим сравнимым военным потенциалом). И, поскольку ресурсы государства ограничены, строительство «большого» военного флота в континентальной державе часто вызывает критику — современную или ретроспективную (под «большим» флотом будем понимать флот, предназначенный для нанесения поражения главным силам флота противника — или способный решать задачи, считающиеся типичными для самого большого флота эпохи).
Критики часто называют создание сильного флота «увлечением», описывая соответствующие решения как «ошибочные», противоречащие самой природе вещей. Логика критики проста и понятна, а потому привлекательна. Тем не менее, заслуживает внимания тот факт, что подобного рода «увлечения» были и остаются не исключением, а нормой жизни континентальных стран, претендовавших или претендующих на великодержавный статус. Нидерланды и Франция из романов Мэхэна, Германия и Россия из книг Масси, Китай и Южная Корея из нынешних журналов — примеров так много, что, скорее, исключением будет пример великой державы, не строившей большой флот (даже Австро-Венгрия не удержалась).
Обилие примеров может навести на мысль о наличии «объективных причин», заставляющих континентальных властителей раз за разом отбрасывать «естественную» логику и окунаться в омут безумного навализма. Впрочем, концепция «объективных причин» — концепция рискованная. Проявим осторожность, используем некогда упомянутый вскользь образ демона: трансцендентной силы, преодолевающей сопротивление линейной логики «здравого смысла». Силы отнюдь не всегда рациональной, но зачастую — неодолимой.
Формула Рэли
Долгое время эталоном «большого флота» был Королевский флот, а британская морская политика — главной историей морского успеха. В основе этой политики лежала специфическая оценка угроз. Уолтер Рэли, известный английский поэт, сформулировал проблему так:
There are two ways in which England may be afflicted. The one by invasion … the other by impeachment of our Trades …
Фраза слишком простая и красивая для того, чтобы я смог её удачно перевести. Впрочем, смысл, думаю, понятен всем — равно как и то, что под invasion подразумевается именно вторжение с моря. Формула нехитрая, однако Артур Мардер назвал это соображение raison d’etre британской морской мощи на протяжении столетий.
Очевидно, что эти соображения плохо работают в отношении континентальных держав. Вторжение с моря возможно, но оно редко оценивается как главная угроза. Морская торговля если и существует, то не является единственной доступной формой международной торговли. Таким образом, классическая мотивация создания большого флота у континентальной державы отсутствует.
Здесь возникает главная теоретическая проблема континентального навализма. Морской успех налицо, хочется его воспроизвести, а вот фундаментальное основание вроде как отсутствует. Значит ли это, что морской успех континентальной страны — химера? Или же есть возможность построить здание на другом фундаменте? Люди спорят.
Демон №1: внешнеполитические соображения
Решение о создании большого флота принимает политическое руководство. Которое, прежде всего, руководствуется политическими соображениями (капелька каламбура украсит наш коктейль). Поэтому резонно начать наше перечисление именно с этого уровня — точнее, с внешней политики (внутреннюю политику мы обязательно обсудим ниже).
В наиболее общем виде аргумент формулируется так: большой флот есть необходимый, или как минимум очень полезный инструмент внешней политики, обладающий уникальными свойствами, которые невозможно заменить иными средствами. Такова суть внешнеполитического аргумента. Формы же он может принимать разные.
Начать можно с вильгельмовой Германии. Хотя создателем Флота открытого моря и был Альфред Тирпиц, заказчиком — покупателем — был всё же кайзер Вильгельм II. Которым владели страсти — он просто хотел иметь большой флот. Чтобы было чем похвастаться перед удачливой британской роднёй. Если это соображение кажется «глупым», то заметим, для начала, что само по себе желание кайзера подчёркивает привлекательность флота как такового. Ну а привлекательное является инструментом успешной пропаганды. Иными словами, даже если считать страсти главной мотивацией Вильгельма II, пример не стоит выводить за скобки. Кроме того, страсти не были единственным мотивом. Была и чуть более рациональная идея борьбы за «место под солнцем», «равноправия» Германии. Большой флот был нужен кайзеру и как доказательство державного статуса Германии, и как инструмент решения глобальной задачи внешней политики (или большой стратегии, тут я разграничить не смогу): он должен был стать залогом нейтралитета Великобритании в решении континентальных вопросов и уступчивости Великобритании при решении вопросов колониальных.
Другим классическим аргументом является союзная ценность флота, который, в теории, даёт возможность приобретения сильных союзников. Этот аргумент был отчасти дискредитирован Тирпицем. Который его использовал в пропаганде, но на практике был противником союза с Россией. Впрочем, этот аргумент был популярен и в других странах, в том числе России и Франции того времени. И как минимум в случае с Францией теория была реализована на практике: неофициально согласованная передислокация британских и французских линкоров в 1912 г. наложила на Великобританию «моральное обязательство» защищать атлантическое побережье Франции от немцев, и тем самым способствовала привлечению Великобритании на сторону Франции в Первой мировой войне.
Стоит заметить, что «союзная ценность» стала нормой жизни «комплиментарных» флотов союзников США в эпоху «холодной войны». Впрочем, изначально эта идея как раз предполагала отказ от «большого» флота в нашем определении: оные союзники, для укрепления союза и повышения собственной ценности, создавали флоты, предназначенные для решения ограниченных задач («противолодочный» флот Великобритании и Японии; минно-десантный флот Нидерландов и т.п.) и, тем самым, облегчения жизни флота США на главном направлении. Однако сегодня эта концепция приобрела новое качество: союзники США строят современные крупные корабли (эсминцы, лёгкие авианосцы) для того, чтобы в случае чего «подержать американское имперское пиво». Это относится к Великобритании, Японии и — континентальной Южной Корее. Все они стремятся повысить свою ценность для США как союзника за счёт создания флота, способного решать задачи, аналогичные тем, которые решает американский флот.
Родственным — но не тождественным — идее «союзной ценности» является идея «концерта держав», идея, в которой флот обеспечивает вовлечение державы в мировую политику. Морские «концерты» стали популярны на рубеже XIX и XX вв.: в качестве примеров можно привести и блокаду Крита, и подавление боксёрского восстания, и блокаду албанского побережья во время осады Шкодера. Такая же «концертная» история разворачивается перед нами сегодня — международные эскадры ведут борьбу с пиратством, торговлей наркотиками, оружием и людьми. Особо отметим операцию «София», поскольку она даёт интересный негативный пример: Германия, ставшая главным объектом вожделения для беженцев из Ливии, вынуждена была опираться на флот других стран при решении возникшей проблемы.
И, наконец — not least, разумеется — имеет место прямое использование флота как инструмента силового давления без собственно войны. Наша история тут богата как негативными, так и позитивными примерами. К числу первых относятся истории с [не]взятием Константинополя в 1878 г., гражданской войной в Испании и Карибским кризисом. К числу вторых — демонстрация в Чифу в 1895 г., «аренда» Квантуна в 1897-1898 гг., противостояние в Средиземном море в октябре 1973 г., во время войны Судного дня. Аналогичные примеры можно найти и в истории других стран. Франция, например, [не] получила Фашоду. Италия, с другой стороны,получила Эфиопию и успешно продвигала свой интерес в Испании.
Современные условия придают идее непосредственного использования флота во внешней политике новое звучание. Говорят, одним из ключевых аргументов в пользу увеличения флота КНР стала история с большим тихоокеанским цунами 2004 г.: китайский флот тогда не мог ответить симметрично на спасательные операции в исполнении флота американского. Руководство КНР было разочаровано и решило, что не допустит подобного в будущем.
Внешнеполитические соображения кажутся наиболее убедительным аргументом в пользу большого флота континентальной державы. Принятие этого аргуента требует изменения взгляда на жизнь вообще и строительство вооружённых сил в частности. Это изменение предполагает отказ от эсхатологического подхода к строительству вооружённых сил с единственной целью ведения судьбоносной войны. Если вооружённые силы рассматриваются не только как военное, но и как политическое средство, ценность флота для континентальной державы возрастает. При этом флот может рассматриваться и как средство решения самоценных политических задач, и как инструмент политической подготовки той самой судьбоносной войны. Последнее предполагает активное участие в глобальной политике, каковое без флота оказывается неполноценным.
Демон №2: военные соображения
Собственно военные соображения для создания большого флота континентальной державы убедительными оказываются не так часто. В этом — суть проблемы с формулой Рэли. Тем не менее, иногда возникает ситуация, когда частная, ограниченная военная задача требует строительства большого флота, и при этом решение задачи представляется необходимым.
Одним из примеров такого рода является создание немецкого линейного флота в эпоху Бисмарка. «Железный канцлер» к флоту был по-ленински равнодушен. Собственно флотом руководил генерал, вполне признававший подчинённое положение морской силы. Однако, поставленная перед флотом ограниченная военная задача — предупреждение блокады побережья Северного моря французским флотом — потребовала создания третьего по величине линейного флота мира. Просто потому, что сильным линейным флотом обладал потенциальный противник.
Нечто похожее происходило с французским флотом в годы, предшествовавшие Первой мировой. От прямого состязания с флотом Тирпица французы отказались, противостояние с Великобританией с повестки дня снял Делькассе. Одной из главных военных задач было господство в Западном Средиземноморье. Однако, поскольку оспорить это господство могли сразу два континентальных флота — итальянский и австрийский — Франция оказалась втянута в полноценную дредноутную гонку.
Военные соображения дали жизнь и нашему «океанскому ракетно-ядерному». Военно-политическое руководство СССР не посчитало возможным ни игнорировать угрозу ядерного нападения с моря, ни лишать себя возможности грозить противнику тем же. Глобальность ядерной проблемы не должна обманывать: задачи флота всё равно были частными, поскольку собственно ядерное сдерживание и ядерная война возможны без использования флота. Результатом стали крупнейший в мире атомный подводный флот, и второй в мире флот надводный. Отдельный интерес в этом контексте представляет эволюция авианесущих кораблей советского флота. Первые — «Москва» и «Ленинград» — были построены для охоты на американские подводные лодки с баллистическими ракетами. Дальше произошёл постепенный сдвиг в сторону слежения за американскими авианосцами (каковые также рассматривались как носители ядерного оружия) и обеспечения действий своих подводных лодок, т.е. борьбы за оперативное господство на море.
Велик соблазн «прикрутить» сюда и Тайвань, но я не знаю, в какой степени тайваньская проблема способствовала нынешнему росту китайского флота. Тем не менее, стоит добавить «географическое» наблюдение. Как бы ни старалась великая держава быть континентальной, наличие протяжённой береговой линии, островных и полуостровных территорий, в сочетании с сильными на море соперниками — а такие соперники есть атрибут великой державы — приводит к тому, что даже решение ограниченных, оборонительных задач может потребовать создания большого флота. Такова была, например, логика строительства линейного флота Италии в 70-х и 80-х годах XIX в.
Демон №3: организационные соображения
Военные соображения тесно связаны с проблемой «ведомственных интересов». Ни одна крупная держава, имеющая выход к морю, не рискует отказаться от флота вообще. Тем не менее, не редки попытки ограничиться созданием флота оборонительного, «малого». Это решение практически неизбежно даёт ход логике увязающего коготка.
«Малый» флот континентальной державы находится в дважды униженном положении — по отношению к большим флотам, и по отношению к собственной армии. Эмоциональный заряд тут недостаточно велик, поэтому заострим: в униженном положении находятся офицеры этого флота. Между тем, любая военная организация устроена культивирует честолюбие, как минимум в форме простого карьеризма. «Малый» флот ограничивает карьерные возможности. Поэтому естественным следствием честолюбия и карьеризма флотских офицеров является желание повысить значимость своей организации в глазах военно-политического руководства и общества. Столь же естественной оказывается монополия на экспертизу в оценке морских угроз и возможностей. Это даёт флотскому руководству эффективный инструмент воздействия на руководство политическое. Результат практически неизбежен: флотские манипулируют мнением общества и политиков для достижения своих целей.
Словарным примером такой манипуляции будет творчество Тирпица. Его «теория риска» могла бы вызвать критику по существу со стороны серьёзных теоретиков морской войны, но не со стороны членов Рейхстага, каковым она казалась вполне убедительной. Я далёк от мысли о том, что Тирпиц был циником от начала и до конца, однако сомнений в том, что «теория риска» нужна была для создания большого флота (а не большой флот — для реализации политической цели) не так много.Здесь же можно вспомнить и Григоровича, и Горшкова. И, опять же, можно предположить, что они искренне считали большой флот благом для страны. И, тем не менее, использовали те или иные манипуляции для убеждения общественности и политического руководства.
Впрочем, настоящим «слоном» в этой лавке будет Мэхэн. Хотя США и не подпадают под наше определение континентальной державы, упоминание Мэхэна в контексте сегодняшней беседы будет более чем уместным. Главная книга навализма, потрясшая мир, была написана офицером «малого» флота по заданию другого офицера «малого» флота с вполне конкретной целью — убедить народ и правительство в том, что «малый» флот стоит заменить флотом большим. Успех этого предприятия трудно оценить в полной мере даже сегодня.
Слабость «организационного демона» в том, что такие соображения не могут быть использованы в явном виде. Никакое политическое руководство не будет строить флот просто для того, чтобы порадовать флотских офицеров, и ни один народ не согласится с подобной постановкой вопроса. Сила же этого демона в том, что навалистская пропаганда всегда будет звучать привлекательней пропаганды скептиков или умеренных постольку, поскольку эта пропаганда — позитивная. Тирпиц или Григорович предлагали обзавестись флотом, получить что-то новое. Встречная пропаганда — пропаганда негативная, предполагающая отказ от чего-то. Подобная пропаганда, при прочих равных, всегда будет проигрывать.
Демон №4: внутриполитические соображения
Наконец, следует обратиться к внутренней политики. Тем более, что сегодня многие историки рекомендуют держаться догмы о примате внутренней политики. Чтение газет и новостных сайтов убеждает в правоте этих историков: внутриполитический эффект является главным мерилом успешности любых решений политиков, в том числе решений в области строительства вооружённых сил.
Создание большого флота — проект национальной значимости. Как таковой, этот процесс оказывает существенное влияние на происходящие в обществе процессы, и сам зависит от хода этх процессов. Соответственно, и внутриполитическая логика, приводящая к созданию большого флота, может быть двунаправленной.
Здесь мы снова должны первым делом вспомнить Тирпица (но, обратите внимание, ему не нашлось места в разговоре о военных соображений). Его аргументация — на редкость разветвлённая, а потому и столь убедительная — включала, помимо прочего, утверждение о том, что создание флота есть «прекрасное средство против образованных и необразованных социал-демократов». И — да, Тирпица считают одним из архитекторов поражения немецких эсдеков на выборах 1907 г. (подробности по ссылке). Частные примеры соображений того же рода имели место и в современных Тирпицу России и Австро-Венгрии. В обоих случаях проблема увольнения рабочих судостроительных заводов (и роста внутриполитической напряжённости) регулярно использовалась как аргумент в пользу начала строительства новых кораблей. Одним из новейших примеров подобной аргументации — впрочем, безуспешной — был вопрос о «рабочих местах», возникший в Великобритании в 60-х годах прошлого века, когда было решено отказаться от строительства новых авианосцев.
Известно так же, что в эпоху навализма немалую роль в успехе этой идеологии играл крупный капитал. Так было в Германии, где Крупп спонсировал работу Тирпица с газетами. Так было и в той же Австро-Венгрии, где немалую роль в «продавливании» судостроительных программ играли оружейники «Шкоды» и сталевары «Витковице». Точнее — один из Ротшильдов, владевший акциями этих заводов и спонсировавший навалистскую пропаганду в прессе. Подобные истории обычно воспринимаются как «неприглядные». Однако, во-первых, кажущаяся «неприглядность» не отменяет самого факта — наличие влиятельных групп в обществе, заинтересованных в строительстве сильного флота, способствует решению «проблемы Рэли». Во-вторых, стоит заметить, что в то время строительство большого флота было одним из лучших — возможно, лучшим — способом государственного стимулирования развития тяжёлой промышленности. Сегодня значимость этого аргумента существенно снизилась, тем не менее не лишним будет заметить, что упомянутые выше Китай и Южная Корея — лидеры современного мирового судостроения.
Здесь, так же, как и в предыдущем разделе, мы рискнём упомянуть ещё один «островной» пример, так же кажущийся уместным — историю создания большого флота в Японии эпохи Мэйдзи. Историю, в которой немалую роль играла своеобразная сила — «клан Сацума». Представители которой продвигали идею строительства флота ради решения «групповых» внутриполитических задач.
Наконец, большой флот является удобным инструментом внутриполитической пропаганды. Если великодержавный статус является существенной частью идентичности власти, то флот становится необходимым элементом пропаганды. Поскольку соответствие статусу предполагает соответствие некой статусной моде — а большой флот является неотъемлемой частью подобного статуса. Этот аргумент, вероятно, может так же показаться несерьёзным технократическим умам. Однако китайцы, лидеры современного навализма, вероятно, принимают его всерьёз — и заливают на ютуб ролики один краше другого. Теоретически можно предложить встречный сценарий: если державы называется великой, но миролюбивый, то флот можно объявить инструментом агрессии и разбоя. Однако, такая пропаганда обладает существенным изъяном: она предполагает, что власть хвалится не наличием, а отсутствием чего-то. Это попросту неудобно.
Заключение
Сильная армия является гарантом безопасности государства. И она же является «дорогим» элементом вооружённых сил: создание армии, занимающей определённое положение в мировой иерархии, обходится в разы дороже, чем создание высокорангового флота. Первая в мире армия дороже первого в мире флота, вторая в мире армия дороже флота второго, и т.д. Это объясняется достаточно просто: больше стран вкладываются в армию, больше стран считают армию самым ценным инструментом собственной безопасности.
Логика прямого противопоставления расходов на флот и армию, конечно, ошибочна. Это, однако, не делает её непопулярной. Подобная логика применяется очень широко, с чем приходится считаться. Посчитаемся, и переформулируем центральную дилемму: континентальная держава часто отказывается от большого флота из-за дороговизны армии (а не дороговизны флота).
Эта формулировка кажется несколько отвлечённой от темы сегодняшней беседы. Но — только кажется. Поскольку она позволяет указать на болевую точку логики морской экономии: отказ от большого флота есть не державная мудрость, а вынужденная слабость. Влекущая за собой существенные издержки. Великая держава без большого флота лишается одного из удобных инструментов внешней политики. Решение некоторых военных задач оказывается невозможным. Имеющийся «малый флот», созданный в рамках концепции «моё дело — маленькое», не привлекает по-настоящему амбициозных и талантливых офицеров, и потому плохо справляется даже со своей малой работой. Наконец, внутриполитическая пропаганда и патриотическое чувство народа страдают от отсутствия чего-то, что есть у других.
Из сказанного не следует неизбежность сталинского «по копеечке соберём, но построим». Из него следует ровно одно — морской скептицизм «с открытыми глазами», без логики «лисы и винограда», должен включать в себя аккуратную калькуляцию издержек. И — анализ, в явном виде, величины компенсации, которую континентальная держава платит за отсутствие большого флота. И в мирное время, и во время войны.
