Что было бы, если бы… Советская атомная бомба в 1941 году.
В конце фильма "Иди и смотри" главный герой в исступлении стреляет из винтовки в портрет Гитлера, лежащий в грязной луже. Стреляет раз, другой, третий. И вдруг замирает, увидев, что перед ним фотография ребёнка. Это — Гитлер, но в возрасте одного года… Это — очень редкое упоминание о том, что с той стороны тоже были люди: женщины и дети, добрые и наивные, талантливые и влюблённые. И с этой стороны в Великой Отечественной войне тоже не обошлось без тупых и бездушных, самодовольных и своекорыстных, извергов и садистов. Это была не война добра со злом, как её часто представляют, а война двух огромных производственных комплексов, которые перемалывали людей с обеих сторон без разбору, как древесину, как руду, чтобы в конце долгого и сложного производственного процесса выковать готовый продукт: победу над противником. На эту мысль меня натолкнули сообщения об издевательствах американских тюремщиков над иракскими заключёнными. И верно, ведь военнопленные, даже если они военные преступники, даже если они бандиты и террористы, — тоже люди. Но есть ли на войне место нравственности? Не знаю… Пусть каждый, кто читает эти слова, подумает, сможет ли он выстрелить в Гитлера-ребёнка. Я этого для себя пока не решил. Но, боюсь, что когда-нибудь, если не мне, то моим потомкам, придётся решать.
Однажды я придумал сценарий про то, что было бы, если бы у Советского Союза в 1941 году была атомная бомба. Это не совсем фантазия. Советский Союз вполне мог первым получить ядерное оружие, если бы в 20-е годы из страны не выгнали многих учёных, а в 30-е годы не пересажали тех, кто остался. Потом, правда, многих выпустили, но было поздно.
Так вот, по сценарию, группа молодых физиков в 30-е годы разработала теорию, и к 1 августа 1941 года у СССР уже было три ядерных заряда. Доставляли их к цели (Берлин, Гамбург и Дюссельдорф) на бомбардировщиках ТБ-7. Эти бомбардировщики реально существовали, о них написал Виктор Суворов в книге "День М". На одном из них Молотов во время войны летал в Лондон через территорию Германии. У ТБ-7 был фантастический потолок, до которого не могли достать ни одна зенитка, ни один истребитель тех времён. Пересказываю сценарий вкратце.
Действие разворачивается неторопливо. Показана обычная жизнь молодых советских учёных предвоенной поры: теоретические споры, формулы, конференции, прыжки с парашютом с вышки в ЦПКиО, военные сборы, выезды на заводы, политзанятия, доносы, любовь. Конец 1930-х годов. Тёплая московская ночь. Майор НКВД за столом с лампой под зелёным абажуром изучает фотографии и личные дела молодых физиков. Кабинет Л.П.Берии. Камера показывает его пронзительные глаза в пенсне, разглядывающие схему ядерной реакции. Ночное заседание политбюро. Вино и фрукты на столе. Рабочие под дождём, вручную забивающие сваи. Румяное лицо молодого физика, разглядывающего чертёж и наспех жующего бутерброд с копчёной колбасой. Зал со сложнейшим оборудованием, свинцовые перегородки, графитовые стержни, радостные лица молодых физиков и инженеров. Огромный завод, железнодорожные составы с рудой. Колонна заключённых, понуро идущая от завода к баракам за тремя рядами колючей проволоки.
Июль 1941 года. Полковник НКВД за столом изучает личные дела и фотографии военных лётчиков. Подбор экипажей, проверка до пятого колена. Аэродром в Эстонии, подготовка самолётов, заправка и загрузка, вылет в 22 часа 8 августа 1941 года. В каждом из трёх самолётов, кроме экипажей, по три инженера обслуживания спецоборудования и по два сотрудника НКВД с напряжёнными лицами и пистолетами в легко расстёгивающихся кобурах.
Ночь на 9 августа 1941 года. В большой полутёмной комнате за длинным столом сидят члены ГКО. Сталин ходит по ковру в мягких сапогах, посматривая на большие настенные часы. Они показывают два часа пять минут. Сидящий Молотов постукивает по столу костяшками пальцев. В углу на столике работает радиоприёмник. Из него слышится резкий, уверенный голос диктора, говорящего по-немецки.
В это же время в Берлине. Молодая женщина с грустным лицом стоит возле кроватки, в которой ворочается маленький ребёнок. Женщина берёт ребёнка на руки, он успокаивается и закрывает глаза. Женщина с ребёнком на руках подходит к письменному столу, освещённому настольной лампой с зелёным абажуром. Её взгляд устремлён на фотографию в рамке, на которой изображён молодой, улыбающийся гауптштурмфюрер СС. Женщина с ребёнком на руках подходит к открытому окну и останавливается в позе Сикстинской Мадонны. С третьего этажа в лунном свете видна чистая улица с ровными рядами деревьев. Возле подъезда стоят два шуцмана в характерных касках. Они курят и тихо переговариваются. Среди почти полной тишины откуда-то сверху доносится едва различимый гул моторов. Некоторое время он нарастает, потом начинает удаляться. Камера показывает крупным планом в полутьме грустные глаза женщины, ласково вглядывающиеся в личико спящего ребёнка. Вдруг лицо женщины, ребёнка и всю комнату заливает яркий свет. Ещё мгновенье — и занавески на окнах взметнулись от страшного вихря.
Камера показывает залитый светом город издали и сверху, с высоты двенадцати километров. Слышен громкий гул моторов. Крупным планом — лицо мужчины средних лет в шлемофоне. В наушниках слышен хрипловатый голос штурмана: "Командир, есть вспышка." Второй пилот оборачивается к командиру и сквозь гул моторов возбуждённо-радостно кричит: "Максим! Сделали!" Командир оборачивается к второму пилоту и молча смотрит на него несколько секунд. Потом с бесстрастным лицом одними губами говорит: "Сделали…" Второй пилот внимательнее вглядывается в лицо командира, видит выступившие на глазах слёзы и поспешно отворачивается.
Комната политбюро. Сталин ходит, в нетерпении поглядывая на часы. На них два пятнадцать. Из радиоприёмника по-прежнему слышен голос диктора. И вдруг он замолкает. В комнату вбегает человек в генеральской форме: "Товарищ Сталин! Берлинское радио прекратило передачу." Сталин молча подходит к своему столу и долго выбивает из трубки в пепельницу несгоревший табак.
В Лондоне в большом аппаратном зале сидят девушки в военной форме и в наушниках. На больших настенных часах — одиннадцать с четвертью. Камера показывает одну из девушек крупным планом. Она слушает ту же самую немецкую радиопередачу. Вдруг звук пропадает. Девушка крутит ручку верньера — звука нет. Она подзывает человека в форме капитана: "Сэр, берлинское радио замолчало."
В бункере Гитлер и генералы склонились над картой. Вбегает адъютант. "Майн фюрер!" По глазам адъютанта видно — случилось что-то страшное.
Вторая серия фильма. Сентябрь-октябрь 1941 года. Во весь экран — компьютерная карта Европы, которую справа налево заливает красная краска. Победоносная Красная Армия, почти не встречая сопротивления, вихрем проносится по дорогам Германии, Голландии, Бельгии, Австрии, Швейцарии, Франции, Италии, Испании, Португалии… Крупные планы: над Эйфелевой башней проносится звено штурмовиков ИЛ-2; на фоне холма с оливковыми деревьями и танка Т-34 старая испанка в чёрном поит танкистов вином из бурдюка; загорелый солдат с автоматом ППШ на груди трофейным штык-ножом вырезает на стене Колизея слово: "Дошли!"
Ночь, кабинет Л.П.Берии, на стене висит большая карта Европы. Лаврентий Павлович встаёт из-за стола. Из-за настольной лампы его грузная фигура отбрасывает на стену тёмную, отчётливую тень. Берия подходит к карте, и его тень закрывает Европу.
А конец второй серии такой: Снова конец 1930-х годов. Тёплая июльская ночь. Из затемнения появляются яркие пятна уличных фонарей. Чёрный воронок. Четверо в сапогах поднимаются по тёмной лестнице. Яркий свет лампы. Пронзительный голос: "Кто с тобой работает!?" Крупным планом: окровавленное лицо молодого физика с выбитыми зубами.
Конец…
