ШТАБНОЕ «МАСЛЯНОЕ МАСЛО»
Для начала отметим – штаб не может быть дополнительно назван оперативным. Он и без того, согласно стройной военной теории, основной орган управления войсками в боевой обстановке и руководства их обучением в повседневной деятельности. Как известно, одними из главных принципов управления являются непрерывность, оперативное и гибкое реагирование на изменение обстановки. Поэтому называть штаб (как орган управления) оперативным – вопиющая общая и военная безграмотность.
Рассмотрим для примера самый большой штаб нашей страны – Генеральный. Он, как известно, является основным органом оперативного управления Вооруженными силами Российской Федерации. Здесь слово «оперативный» находится исключительно на своем месте. И в самом деле – разве применимы к термину «управление» прилагательные «медлительное» или же «неторопливое». Управление не может быть другим – только оперативным.
Теперь разберемся со штатной структурой штаба. Как правило, любой штаб жестко структурирован по отделам (управлениям) и службам. В частности, там обязательно присутствуют разведывательный, оперативный, организационно-мобилизационный отделы, служба военных сообщений, оперативное оборудование ТВД, шифровальщики (в разных штабах они могут называться по-разному, некоторые отделы в мелких штабах могут отсутствовать, но суть дела от этого не меняется).
У всех штабных департаментов есть свои функции, а у офицеров, их возглавляющих (равно как и у оперативного состава), десятилетиями отшлифованные обязанности (кто за что отвечает, и что обязан делать). Причем до определенной степени обязанности носят интернациональный характер. Скажем, разведчики или служба военных сообщений и в Африке выполняют те же функции, что и в Новой Зеландии.
Непонятно одно – каким образом эти отделы и службы можно применять в борьбе с птичьим гриппом или же стихийными бедствиями. Если же они в так называемом «оперативном штабе» отсутствуют, так это тогда уже и не штаб. А если у властей все-таки есть намерение создавать чрезвычайные органы по борьбе с наводнениями или нашествиями саранчи, то их в этом случае вовсе не обязательно называть военным словом «штаб».
Есть масса других, более подходящих и соответствующих обстановке терминов – комиссия, комитет, комиссариат, наконец. Конечно, понятно, что короткое военное слово «штаб» звучит более весомо, убедительно и даже приятно на слух, но что тогда при борьбе с саранчой за этим термином стоит?
В этой связи непонятен и еще один нюанс – когда в России по любому поводу создается «оперативные штабы», то возникает вполне естественный вопрос – кто в каждом конкретном случае разрабатывает обязанности для вновь срочно собираемых «штабных» работников и кто их утверждает. Да и вообще надо разобраться – руководствуются ли какими-либо обязанностями наспех собранные люди в «оперативных штабах»? Ведь их созывают каждый раз в связи с новыми обстоятельствами. Складывается впечатление, что мобилизованные в «штаб» работники исполняют обязанности по наитию, по совести, или же – как Бог на душу положит.
Функции штаба любого уровня достаточно объемны. Но в первую очередь он занимается оценкой обстановки и подготовкой предложений для принятия решения командиром. После принятия командиром решения всю свою дальнейшую энергию штаб направляет на претворении решения командира в жизнь.
И тут возникает следующая группа вопросов. Если формируется какой-либо штаб, то в этом случае должен быть, как минимум, назначен его начальник. Орган оперативного управления без руководителя не бывает. А если назначен начальник штаба, то должен существовать и тот командир, для которого готовит соответствующие предложения начальник штаба.
Теперь попробуйте среди десятков тысяч сообщений о создании по стране «оперативных штабов» доискаться, кто в каждом конкретном случае исполнял обязанности в той или иной кризисной ситуации обязанности начальника «штаба», а кто был соответствующим командиром (командующим, начальником). Сразу скажем – вряд ли из этого что получится. На практике «оперативные штабы» существуют, но упоминания о первых двух лицах – командире и начальнике штаба не найти нигде. Складывается впечатление, что создание «оперативных штабов» – чрезвычайно удобный способ ухода от персональной ответственности и запуска концов в воду.
Одни из самых ярких этому примеров – Беслан. Так называемый «оперативный штаб» был создан практически сразу после захвата заложников. Однако нигде не упомянут начальник этого органа управления. Самые тщательные попытки отыскать это должностное лицо окажутся безрезультатными. Тем более непонятно, кто был в Беслане «командиром». Его отыскать еще труднее. Для кого готовил предложения «оперативный штаб» и чью волю он воплощал в жизнь на практике, и до сих пор неясно.
Складывается впечатление, что штаб в Беслане существовал сам по себе. Наконец, любой штаб в немалой степени строит свою работу на основе решения вышестоящего начальника. Доискаться же, какие указания отдавал «оперативному штабу» в Беслане вышестоящий начальник – и вовсе сегодня не представляется возможным.
Наконец, еще одно немаловажное обстоятельство. Штаб не может существовать без соответствующего пункта управления (командного пункта), оснащенного соответствующей связью и средствами автоматизации. В противном случае он не является штабом и не может выполнять свои функции. Если обратить внимание на места, где собираются так называемые «оперативные штабы» (это касается всей страны), то сразу становится очевидным – они не являются органами управления. У них, как правило, нет ни современной связи, ни средств отображения обстановки, ни, наконец, приличного помещения. Почему не показали в свое время по телевидению оперативный зал бесланского «штаба»? Да его просто не было. Поэтому показывать, кроме позора, было нечего.
Помимо всего прочего, в практику окончательно вошло еще одно далекое от здравого смысла, управленческой науки и элементарной штабной культуры понятие «представитель оперативного штаба». В штабе любой армии мира нет такой штатно-должностной категории – «представитель». Если же он все-таки только «представитель», то, естественно, он не может владеть обстановкой в полном объеме и не знает, чем занимаются те или иные управления, отделы, службы штаба. На практике, как правило, так и происходит – стоит случайный человек перед телекамерами и мучается от полного незнания происходящего.
Опять-таки после бесланской трагедии на «представителя» все и свалили. А ведь в городе во время трагедии присутствовали два силовых министра – МВД и ФСБ. Кто из них был командующим, кто начальником штаба, неясно до сих пор. Но сам «оперативный штаб» вроде как существовал. Подобная практика ведет только к одному – к коллективной безответственности.
РАСПИСКА В СОБСТВЕННОМ БЕССИЛИИ
Похоже, сегодня нет ясного ответа на вопрос, отдают ли себе наши власти отчет в том, что создание внештатных и чрезвычайных органов управления, подобных «оперативным штабам», говорит (или даже попросту кричит) о том, что существующая система управления страной ни на что не годится. Да и в самом деле: стихийное бедствие – оперативный штаб, птичий грипп – оперативный штаб, захват заложников – оперативный штаб. А где же в этих случаях находятся штатные органы управления страной и силовыми структурами? Они что, в подобных ситуациях абсолютно беспомощны, если приходится прибегать к уже ставшей привычной для современной России чрезвычайщине?
Тут есть и еще один аспект. Что такое «оперативный штаб» по своей сути? Это самая натуральная импровизация. Как известно, любые органы управления для своей нормальной жизнедеятельности требуют элементарного слаживания. Хуже всего со своей работой справляются вновь созданные или импровизированные органы управления – это многократно доказанный наукой управления факт. Любой штаб после его формирования как орган управления еще некоторое время остается неработоспособным организмом. Его «шестеренки» на первых этапах существования вращаются зачастую вхолостую – происходит элементарное знакомство должностных лиц, притирка друг к другу отделов и служб, налаживается взаимодействие и связь. Тут, кроме всего прочего, надо даже учитывать национальный менталитет – россияне очень плохо подчиняются малознакомым людям и на практике очень много делают для того, что спустить их указания, что называется, на тормозах. Бросать в бой подобный, еще не окрепший орган управления – преступление. Он элементарно не сможет оказывать командиру помощь в управлении войсками и руководстве сражением. А ведь от подготовленности и слаженности штаба во многом зависит успех операции – и это аксиома.
В современной России на практике происходит что-то совершенно невероятное с точки зрения элементарных законов и правил управления. Скажем, террористы захватывают заложников – и спешно, с бору да с сосенки, мобилизацией кого попало, создается «оперативный штаб». В возникшей кризисной ситуации, когда счет идет буквально на секунды, надо без малейшего промедления решать множество важнейших вопросов по организации освобождения жертв террористов. Однако большинство рекрутированных в «штаб» сотрудников даже не знают друг друга в лицо. Плюс постоянно идет выяснение отношений между силовыми структурами, которая из них круче. Горы трупов при спецоперациях в подобных случаях являются не случайностью, а трагической закономерностью.
Как известно, любая ситуация становится более понятной, если ее характеристики и размерения увеличить до гигантских масштабов (или же довести до гротеска). Представим себе на минуту – после 22 июня 1941 г. в газете «Правда» и сообщениях Совинформбюро населению было бы доведено – для руководства обороной страны создан «оперативный штаб». При этом не названы ни командующий, ни начальник, ни работники самого «штаба». То есть тем самым была бы размыта персональная ответственность соответствующих должностных лиц за отражение германской агрессии.
Руководство страны между тем отдавало себе отчет, что для управления страной и армией в сложившейся обстановке действительно требуется орган, наделенный чрезвычайными полномочиями. И такая структура – Государственный комитет обороны – был создан всего через неделю военных действий. Причем сразу персонализирован кадровый состав этого чрезвычайного высшего органа СССР, в котором была сосредоточена вся полнота государственной власти. Председатель ГКО – Сталин, заместитель – Молотов, члены – Маленков, Ворошилов, Берия. Иными словами, народу и армии стало ясно, кто несет полную и единоличную ответственность за ход и исход войны. И никаких «оперативных штабов», где концов найти нельзя, в течение всей войны не появлялось. Результат – 9 мая 1945 г.
В современных российских условиях следует признать, что создание по любому поводу импровизированных чрезвычайных органов – своеобразная расписка в полной неэффективности существующей системы управления. В случае появления очередного сообщения о создании нового «оперативного штаба» есть все основания полагать, в ход вновь пущено средство коллективной безответственности и на практике (вольно или невольно, осознанно или неосознанно) многое делается для того, чтобы пустить любое дело под откос. И ответственных – нет.
