12 августа 1932 года. Четверг.
Москва. Кремль.
Старый русский домашний быт русских великих государей со всеми своими уставами, положениями, формами, со всей своей патриархальной традиционностью, чинностью, порядливостью и чтивостью, наиболее полно выразившийся в веке XVII, конечно же, не мог сохраниться незыблемым в веке XX, ибо давным — давно отжил свое при полном господстве исторического начала, которое было выработано и водворение которого в жизни стоило стольких жертв и такой долгой и упорной борьбы. Все, что необходимо было, случилось, неоспоримо и несомненно, и в умах самого народа, и для всех соседей России, когда-либо протягивавших руки за ее землями: политическое единство Русской земли, недосягаемая высота московского великого государя, самодержца всея Руси, о которой едва ли помышляли далекие предки, величие и мощь державы, необъятные просторы, грандиозные богатства.
Канули в Лету приказные, дьяки, тиуны, ситники, ближние бояре. Упразднили местничество, ушли в историю стольники, стряпчие, шатерничие, хоромные наряды…Великолепие и азиатский блеск уборки царских палат уступили место обыкновенным украшениям государевых приемных комнат…Но отдельные обычаи старого времени, впрочем, оставались незыблемы и в XX веке, веке моторов, паровозов, телефонии, авиации. Оставались незыблемы и чтились. Например, по обычаям старого времени, нельзя было подъезжать близко не только к царскому крыльцу, но и вообще ко дворцу, где пребывал государь. Царский указ 1654 года, по которому в Кремль въезжать дозволено было только старым, первостатейным подъячим, и то не более трех человек, никто не отменял. И он продолжал действовать.
Всем, кто въезжал в Московский Кремль, назначено было останавливаться почти у самых ворот и отсюда идти пешком. Все другие люди входили в Кремль пешком. Таким образом, самый подъезд ко двору соразмерялся с честью, или чином, каждого приезжавшего лица. Само собой разумеется, что это был особый этикет, принадлежавший к древним обычаям и сохранявшийся не только во дворце, но и в народе, особенно в высших, старинных его разрядах. Для иностранцев такой обычай воспринимался как гордая недоступность и высокомерие. Для русских людей в этом были почет, особенная почесть, воздаваемая хозяину дома.
Правом свободного входа во дворец пользовались придворные чины, но и для них, смотря по значению каждого, существовали известные границы. Кто — то мог прямо входить в Верх, то есть в непосредственно жилые хоромы государя, в его покои, в царский кабинет, для участия в Выходе Его Величества или для доклада, назначенной аудиенции. Для всех прочих царский Верх оставался совершенно недоступен. Всем прочим служилым людям дозволено было входить в некоторые дворцовые помещения, прилегавшие к Верху, например, в Теремной дворец, вход в который запирался медной золоченой решеткой. Двенадцать кремлевских дворцовых подъездов были расписаны указом, включавшим двенадцать статей, кому именно, на какие подъезды и по каким лестницам и переходам дозволялся вход в разные помещения дворца. Круг лиц, допущенных к государю, также был строго регламентирован: только «ближние» и только «уждав время».
Человеком, ставшим ныне ближе всех к царю, был Дворцовый комендант, генерал — майор Петр Иванович Болтин. До недавнего времени — начальник 1 — го отдела Управления Военных Сообщений Главного Штаба, отвечавший за передвижение войск и воинских грузов по всем железным дорогам России. Неизвестно, как и почему приглянулся он молодому государю и стал особо доверенным и надежным лицом «у трона». Вероятно, тому послужили личные качества — Болтин был человек, чуждый политиканству, честный, прямой, монархист по убеждениям, а не по личной корысти.
Прежний дворцовый комендант, генерал Михаил Никитич Матвеев, пользовавшийся одинаковым уважением двора, земцев и народа за свою неподкупную честность, справедливость и отвращение к дворцовым интригам, бывший в отдаленном родстве с князьями Черкасскими, чей предок, кабардинский правитель Инал был связан происхождением с египетскими султанами, а потомки чьих — «однородцы» с кабардинскими князьями Темрюковичами, из коих «кабардинская девица» Марья Темрюковна стала второй женой Иоанна Грозного, умер внезапно. Встал от обеденного стола — и у него хлынула изо рта кровь. Призвали врачей, да уж поздно. Кровь унять так и не смогли. Умер генерал молча. Прямо в обеденном зале.
Неизвестно, кто первый указал государю на кандидатуру генерала Болтина. Что за человек был Болтин, царь не знал. Из «приказного семени». Таких обыкновенно не замечали в генеалогических исследованиях. Одно дело — дворянство, служилые люди, а другое — чиновники, в редких случаях добивавшиеся вымечтанного занесения в «дворянские списки». У «приказного семени» зачастую свои ступени и мерила власти, честолюбия, богатства. В этом, последнем, они и в самом деле могли бы сравняться едва ли не с самыми состоятельными аристократическими, старобоярскими родами — все зависело от службистского рвения, усердия, собственной ловкости и умения оказаться вовремя под рукой у сильных мира сего и власть имущих, услужить, а главное не забыть и о собственных нуждах.
Царь приглядывался к Болтину, о котором слышал несколько раз от Матвеева. Слышал хорошее. Но одно дело слышать, другое дело — самому убедиться в правдивости услышанного. Особенно ежели Дворцовый комендант по должности своей один из немногих людей, входивших в число самых доверенных и ближайших к государю лиц. В конце концов царь решился, предложил должность Дворцового коменданта.
Не обладавшего весом в высших придворно — политических кругах, его рассматривали в качестве очередного царского каприза: мол, взяли приживалку во дворец, не желая обидеть обычной отставкой, подсластили пилюлей придворной должности. В то и дело разыгрываемых политических пьесах Болтин участия пока не принимал, ролей в этих пьесах ему, по сути придворному генерал — церемониймейстеру, не предлагали. В действиях генерала видели лишь заботу о духе самодержавия, его высоком, национальном смысле подданичества всех воле одного, помазанного божьей милостью на неограниченное властвование. Ну, вхож к царю, ну при случае может поспособствовать, нашептать нужное. Не более. Что взять с бывшего начальника отдела Управления Военных Сообщений?
Однако генерал Болтин не был жалок. Он был с жалом. Цепко всматривающийся в происходящее. На момент вступления Болтина в должность, Управление Дворцового коменданта, вместе с другими пятнадцатью управлениями, подчиненное министру Государева Двора и Уделов, состояло из управляющего делами (начальника канцелярии), его помощника, чиновника канцелярии, трех чиновников и одного штаб — офицера по особым поручениям, трех обер — офицеров, состоявших в распоряжении Дворцового коменданта, заведующего «дворцовым телеграфом» (личной шифровальной частью его Величества) и «почтового чиновника». В круг прямых обязанностей Дворцового коменданта входили общее наблюдение за безопасностью царских резиденций, надзор за охраной государя и его семьи, безопасность при передвижениях Его Величества по стране и во время поездок за границу. Ведению Дворцового коменданта подлежали также полиция Царского Села под Звенигородом, все охранные команды дворцовых управлений и полицмейстеры государевых театров. Дворцовому коменданту подчинялись Собственный Его Величества Конвой, составленный из отборных взводов казачьих войск, и команда ОА (охранная агентура), имевшая привилегированный статус. Формально задачами ОА являлись охрана путей проезда царя и внешнее наблюдение за лицами, находящимися в зоне охраны. В команде ОА насчитывалось около сотни сотрудников, осуществлявших охрану высочайших выездов в столице.
Все правительственные учреждения должны были информировать Дворцового коменданта обо всех поступавших сведениях и сигналах, которые могли повлиять на безопасность царя и оказывать ему всяческое содействие. На деле всю оперативную информацию, необходимую для выполнения задач по охране царя, Дворцовый комендант получал из Департамента Государственной Охраны, который был подчинен председателю совета министров. Осмотревшись при дворе, Болтин обратился к царю с просьбой о расширении полномочий Дворцового коменданта, в первую очередь касающихся получения информаций. Безопасностью, разведкой, контрразведкой в России ведало сразу несколько правительственных учреждений — считалось, что мало — мальски значимое ведомство должно иметь собственную «службу»: военное министерство, морское министерство, Особый отдел Департамента полиции Министерства Внутренних Дел, «черный кабинет» Департамента правительственной связи Министерства почт и телеграфов, Цензурный комитет Министерства печати, «Цифирный комитет» Министерства Иностранных Дел, информационно — статистическая часть Министерства финансов, Департамент Государственной Охраны при председателе совета министров, Центральное Бюро Технической Информации Министерства торговли и промышленности, Главный Штаб ВВС…Даже Министерство Государева двора и уделов вело самостоятельную зарубежную агентурную разведку. Эта агентура занималась, главным образом, собиранием всяких придворных сплетен и слухов, выяснением и освещением дрязг, склок, и вообще закулисной интимной жизни иностранных дворов. Мимоходом, в зависимости от наклонностей и способностей агентуры, изредка освещались также вопросы политические, дипломатические и военные. Агентура Государева Двора по количеству действовавших в ней лиц была не очень обширной, но зато прекрасно обставлена и снабжена весьма крупными суммами денег…Поистине, адское варево, которое никакой ложкой не расхлебать. Каждый сам себе змеиный царь…Деятельность всех этих служб координировали статс — секретарь председателя правительства и председатель Комитета Земского Собора по разведке и безопасности. Генерал Болтин добился того, чтобы в число координаторов, негласно, был включен и Дворцовый комендант, что в мгновение ока вывело его на весьма высокий уровень информированных лиц державы. При команде ОА Болтин создал секретное отделение, куда стекалась вся получаемая информация, и где она тщательным образом изучалась и анализировалась. В отличие от предшественников, далеко не все свои указания подчиненным фиксировал он формальным приказом; окружив себя несколькими единомышленниками, которых привел из Управления Военных Сообщений и Главного Штаба, Болтин стал использовать в отношениях с ними не только слово, но даже взгляд: хочешь служить идее, хочешь расти — изволь понимать все так, как мать понимает дитя. С кивка головы, по выражению глаз.
Дворцовый комендант, недавно назначенный, теперь часто появлялся в газетах, в разделах светской хроники и в новостных обзорах, посвященных церемониальным встречам. Во всем облике и в манере поведения генерала Болтина проглядывала основательность. Высокого роста, плотный, немножко, может быть, тяжеловесный; лицо не отличалось особой красотой, но приятное, потому что в нем виделась доброта, особенно когда он смеялся. Болтин был медлителен. Ходили слухи, что ему почти шестьдесят, но выглядел он гораздо моложе. За свою недолгую придворную карьеру он уже успел познать благорасположение и немилость тех, кто занимал высокое положение, побывал в опале, став жертвой подковерной борьбы возле трона, но смог удержаться на плаву, поскольку считался незаменимым в делах, грозивших неприятностями. Глаза и уши царя. Специалист по щекотливым вопросам, предпочитавший действовать за кулисами и оставаться в тени. Царь верил ему безоговорочно, а Болтин был лично предан ему.
…Именно к нему в копии попало сообщение из лондонского посольства от Кроуни и он решил быстро навести справки, кое — что прояснив для себя, в том числе и про личность Коновалова, засевшего на туманном Альбионе. После этого он обратился к статс — секретарю Председателя Правительства Ивану Андреевичу Новосильцову, который координировал деятельность секретных и специальных служб, оценивал и проверял информацию, готовил продуманные резюме для кабинета министров при принятии решений.
-Читал, знаю. — сказал Новосильцов, когда Болтин изложил ему суть дела. — Это не ново.
-Этот Коновалов…, эмигрант политический?
-У него есть собственная терминология. Он сознательно не принимает действующую власть, к которой он «политически враждебен». Он готов идти в Россию с помощью каких угодно иностранных сил.
-Вот как?
-Коновалов выражает лишь мнение ограниченной группы людей. Весь план Коновалова, в общем, сводится к следующему: издавать за границей особый информационный орган для осведомления представителей западноевропейских правительств, парламентов, общественных деятелей, политиков, военных, ученых, газетчиков о сущности и ходе развития политической борьбы в России. К еженедельнику со всякого рода информациями из внутренней и международной жизни прилагается превосходный обзор международной экономической печати, полный проверенных предположений. Еженедельник пользуется спросом. Информации о положении дел в России представляли Коновалову его корреспонденты. Сведения содержат самый разнообразный характер. Пишет о сплочении русской нации, о совместной деятельности, которую должны осуществлять объединенные политические силы, ища пути сближения с теми, кто стоит на близких позициях. Объясняет необходимость именно политического согласия тем, что России нужны идейные политики. Издание проектировалось одновременно на английском и русском языках, с рассылкой всем государственным деятелям, парламентариям, редакциям газет и журналов. Средства для задуманного информационного органа Коновалов берет у брата и собирает путем подписки в торгово — промышленных кругах. Ну, а заодно, Коновалов агитирует на Западе против России. Клевета, как говорится, не уголь: не обожжет, так замарает.
-На Москве связи у него крепкие?
-Куда крепче. Старший брат — один из крупнейших русских финансистов, банкир, промышленник. Входит в двадцатку русских богачей. Его активы по большей части скрыты от фискального ока.
-Так прямо и скрыты? — Дворцовый комендант посмотрел на Новосильцова.
-Так прямо и скрыты. Пример желаете, ваше превосходительство? Пожалте! Наглядный пример, который позволяет понять, что я подразумеваю под непрозрачностью коноваловских богатств! Коновалов — старший осуществлял финансирование строительства новых механических цехов в Брянске. Львиную долю вложили братья Джангаровы, тоже промышленники, а Коновалов в основном проводил необходимые операции через свой банк. Проект новых цехов, оказалось, был в техническом отношении не совсем зрелым. В ходе начавшихся работ выявилось, что по данному проекту Джангаровых ожидают крупные потери, первоначально оценивавшиеся в шестьдесят или около того миллионов рублей. Эту сумму Джангаровы, по совету Коновалова, изымают из общей массы финансовых средств своего концерна и «омертвляют»…
-Это как, «омертвляют»? — удивился Болтин.
-Сумма переводится на особый счет и ее уже нельзя использовать для проведения в жизнь текущей политики компании. — пояснил Новосильцов. — Если Джангаровы понесут потери, они будут покрыты как раз за счет этих отчисленных средств.
-А в чем здесь подвох?
-Такая практика не вызывала бы никаких возражений, если бы использование подобного рода отчислений полностью отвечало тем целям, на которые они предназначены. Но закон об акционерных обществах оставляет решение вопроса о величине отчислений на усмотрение правления самого общества, то есть на усмотрение Джангаровых. Они же в этом деле могут руководствоваться тем, что необходимо с разумной коммерческой точки зрения. Это резиновая формулировка предоставляет широкие возможности для разного рода рискованных операций с размерами ожидаемых затрат.
-Противоправно это? — нахмурился Болтин.
-Противоправность таких операций зачастую не могут доказать даже инспекторы фискального ведомства. — сказал статс — секретарь. — Более того, Джангаровы, через того же Коновалова, могут эти фонды, созданные за счет отчислений, ликвидировать в любое время, едва только они найдут это нужным. Ведь фонды образуются на добровольной основе. Можно сказать, что закон как бы поощряет манипулирование балансовыми позициями. И к тому же, поскольку данные о поступлении средств в подобный фонд, создаваемый за счет таких отчислений, и их расходовании, не публикуются, то весьма трудно проверить обоснованность направления средств компанией на те или иные цели.
-Спасибо за познавательную лекцию о коммерческих балансах. — засопел Болтин. — Есть что — то более конкретное? Меня интересуют биржевые дела Коновалова, а также то, что может связывать его и некоторых наших доморощенных финансистов и промышленников, например, тех же братьев Джангаровых.
-Предположим, есть некий государственный фонд, который имеет определенный доступ к конфиденциальной биржевой информации.
-Погодите с предположениями… — поморщился генерал. — Фонд есть или нет?
-Я могу только предполагать.
-Кто стоит за фондом?
-Вернее бы так: кто может стоять за фондом? Коль фонд государственный, то может кто — то из правительства. А может кто — то из промышленников.
-Не факт, но допускаю. Фонд может быть заинтересован в реализации неких проектов некой группы финансистов и промышленников?
-Разумеется. Фонд может иметь доступ и может точнее отслеживать движение акций…
-Акции — это биржа. — внушительным тоном сказал Болтин. — Биржа увязана с политикой…
-Знаю.
-Биржа — это связи. Это ходы в правительственные коридоры, к министрам, к тем, кто принимает определенные решения и оказывает определенное влияние на политические решения. Я допускаю, что биржевой воротила с хорошими связями может в некоторой степени влиять на политику государства.
-Вы сможете собрать побольше сведений о фонде? И вообще, вы можете разъяснить мне всю эту возню?
-Постараюсь.
-Кто из правительства может контролировать или направлять деятельность фонда?
-Тот, кто располагает информациями. — пожал плечами Новосильцов.
-Кто конкретно?
-Да кто угодно: министр финансов, председатель правительства…
-И как это они не боятся? — пробормотал Болтин.
-Чего?
-Появится кто — то, поймет, что позиция кого-то из правительства продиктована своекорыстными интересами, что в дело вовлечены люди, завязанные на выгоду. Начнет формировать правильную гражданскую позицию?
-Не исключено. Для этого, на всякий случай, в Лондоне сидит Коновалов — младший. Правдоруб — социалист, весьма информированное лицо.
-Но дельце — то может попахивать дурно?
-Может попахивать. Хотя…Большие деньги не пахнут.
-Еще как пахнут. — возразил Болтин. — А когда речь идет о нарушениях закона, то те, о ком вы говорите, те, кто будут формировать правильную гражданскую позицию, станут копать месяцами. Годами. И все их действия будут строго санкционированы.
-На самом верху?
-Да
-Тогда и вопрос — кто будет на самом верху? — спросил Новосильцов.
-Что вы имеете в виду?
-То и имею. — вздохнул Новосильцов. — Просматривается политическая комбинация вкупе с экономической. И может так статься, что речь в конце концов пойдет об охранении чести государя и государева двора. Коновалов, тот, который в Лондоне, привечает не только всякое непригожее, непристойное слово, произносимое в царском дворце, но и всякий неприличный поступок вблизи царского величества, который может оказаться крайне щекотливым и отнесенным к бесчестью двора. А это уже что?
-Что?
-В России доктрина самодержавной соборности возникла на основе национальных управленческих традиций. Основные ее черты — Россия есть последний оплот православия. В соответствиии с доктриной самодержавной соборности власть царя установлена Богом…
-Так…Следует ожидать прихода иных фигур в правительство?
-Данный сценарий все еще остается актуальным. — сказал Новосильцов. — К примеру, министру промышленности и торговли Никольскому можно продолжать, в рамках этого сценария, драматизировать всю эту историю, поднимать ставки. Очевидно совершенно, что сейчас будет просто откровенный удар по правительству.
-И по премьеру?
-И по премьеру и по правительству в целом.
-Никольский пытается спровоцировать отставку правительства?
-Нельзя убрать председателя совета министров, не убрав все правительство. Поэтому Никольский подбирается мягко, крадучись, подкапывает под слабые фигуры, в расчете выйти на ключевые позиции. Старая гвардия премьера теряет свои позиции, позиции министра промышленности и торговли Никольского, на фоне ослабления соперников, наоборот, несколько укрепились в последнее время. С чем это связано — не знаю. Какие настроения в высших сферах — мне до конца не ясно. Принимаемые на самом верху решения не освещаются, ввиду их крайней закрытости. Судьба нынешнего председателя правительства зависит прежде всего от его персональной близости с государем.
-А связь их с каждым днем слабеет. Государь сократил время докладов премьера и выделил для аудиенции всего один день в неделю — по вторникам.
-Откуда знаете? Ах, впрочем, что я спрашиваю, и у кого…
-Земля слухами полнится.
…На премьер — министра уже, не скрываясь, косились как на образец «средоточия косности и упорности, а не умственных сил». Но, невзирая на это, премьер наслаждался всем, что было связано с его высокой должностью. Ему нравилось закладывать здания, которые символизировали дух нового времени, открывать железнодорожный мост через Волгу под Самарой, или шлюз на уже готовом участке Ивановского канала, спускать на воду такие крупнейшие суда Русского Добровольного флота, как «Москва» и «Смоленск»…
-Игры, игры… Голову могут свернуть запросто. Всяк сверчок — знай свой шесток.
-Я глубже стал понимать, что действовать в интересах Родины, в интересах ее безопасности — это не все.
-Слова. Все это слова. — засмеялся Новосильцов. — А на самом деле, вы ставку сделать хотите? Не знаете, на кого поставить, чтобы не прогадать, и просите моего стариковского совета? Извольте…При всем моем уважении к нынешнему главе правительства, у меня, да и многих наблюдателей, складывается вполне объяснимое, основанное на ряде фактов, ощущение того, что он теряет контроль над ситуацией в державе нашей. Наш премьер находится в трудном положении. Он вынужден идти на уступки проевропейски настроенным членам кабинета и депутатам Земского Собора. В тоже время военный блок закулисно, а где и в открытую, пытается навязать ему свою стратегию. Добавьте к этому непрекращающиеся слухи о взятках, о лоббировании интересов отдельных, наиболее удачливых в «подкатах» с «черного хода» промышленников, финансистов, банкиров…Что в этих условиях остается делать? Надо понять, премьер контролирует положение дел или нет? И если выяснится, что нет, то кто тогда обладает полномочиями принимать государственные решения?
-И все же я вас не понимаю. Возле трона полно горлопанов. — сказал Болтин.
-Согласен. — кивнул печально Новосильцов. — Хватает. Отчасти и по нашей вине. Но что уж, идеи все более тесного сближения с Западом широко распространяются в среде интеллектуальной элиты страны. А интеллектуалов при дворе всегда было в избытке.
-Горлопанов, а не интеллектуалов. — вставил Дворцовый комендант. — Развели бардак! Они уже сейчас провозглашают: «Надо вытаскивать общество из летаргии и равнодушия!», «Надо подключать народ к процессу перемен!». Эк, ловко стелить стали! Вот так и к топору позовут, когда момент настанет. И пойдет — поедет: круши, жги, режь! А нам бы тишины. «Тишины», как оплота политической стабильности, об границы которой должны разбиваться волны революций, грозящих разрушить христианскую государственность.
-Я рад, генерал, что вы мыслете сообразно со мною. Хотя «тишина», когда мы находимся в зените военно — политического могущества, не раз приводила к объединению против нас Запада. Тем не менее, задуманные «реформы», в кавычках, могут приобрести такие угрожающие благополучию державы последствия, что мало не покажется никому. А истинные же «реформаторы», из — за океана и со скалистых обрывов Английского канала* будут руки потирать, довольные.
-Это уж точно.
-Сейчас образовались две социально — политические коалиции. В первую входят так называемые «консерваторы»: к ним теперь причисляются вообще все сторонники старины и традиционных ценностей. Во вторую входят «реформисты» — либералы и часть ведомственных пуритан. Вот эта самая, вторая группировка, пользуется, в большей степени, поддержкой торгово — промышленного капитала. Уже и команду свою проталкивают.
-Команду?
-Да. Команду, способную начать так называемые «преобразования». Дело за малым: оттеснить консерваторов от власти, отбить притязания и сменить их у руля власти…
-Ого!
-Например, насколько соответствуют действительности сведения, что внешне мягкому, послушному, исполнительному и податливому министру промышленности и торговли господину Никольскому удалось подмять под себя премьера и стать действительно вторым центром принятия решений на уровне кабинета министров? Он такой великий? У него накоплен огромный политический ресурс? Может, не зря он в Англию частенько выезжает, позволяет себе при премьере такие откровенные встречи, которые другим непозволительны. Это говорит о многом. Пока достаточно сообщить, что политические взгляды господина Никольского заслуживают доверия определенных политических кругов Великобритании.Можно добавить, что в их числе есть влиятельные люди.
-Полагаете, он хорошо затаился и неплохо играет свою роль? — спросил Болтин.
-Да, полагаю. И сейчас выигрывает у гораздо более именитых соперников, влияющих на председателя правительства. Есть и другие «фактики», что будто бы в правительстве формируется зародыш параллельной власти, где втихую, в очень камерной обстановке обсуждаются очень разные вопросы. И может быть, обсуждаются в рамках, в которых обсуждать нельзя.
-«Фактики»?
-Что будто бы Запад протестировал министра и решил, что он может стать следующим премьером. Не секрет, что Никольский надеется на благоволение англичан. Никольский — это связь с концернами и синдикатами. Это — внутренняя информация об индустрии. Это — финансы.
-Ну, это же Россия. Здесь все причастны к секретам и ни черта не знают, что под носом творится. Самолюбивы мы, закрыты. На все пуговицы застегнуты. Все против всех интригуют. Византия — Россия. Но сказанное вами больше похоже на слухи. — сказал Болтин. — При смене власти могут поменяться какие — то из представителей элиты, кто — то из стоящих у рычагов власти. Не более того. Любой политик, который получит законную власть в России, ежели он, конечно, самостоятельный политик, а не откровенная марионетка в руках неких хозяев, будет стараться сохранить имперский вектор развития государства. И во внешней политике будет всегда доминировать один и тот же постулат, рубленный, незыблемый: «Мы — великие, мы — многонациональные, мы — империя!». А еще: огромные территории, политическая и экономическая мощь, подкрепленные необъятными ресурсами и многовековую историю, которую иногда следует начинать со слов из «Откровения Иоанна Богослова»: «Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом. Здесь терпение и вера святых».
-Кстати, похожая формула существовала и в античном мире, в частности, в Древнем Риме в виде фразы «Кто воюет мечом, от меча и погибает». — заметил статс — секретарь. — Но, возвращаясь к слухам. Вот и надо для подтверждения фактов или опровержения их, собрать материалы. Сведения. Информации. Из разных мест и разными способами. Вы, Петр Иванович, не думайте, мы занимаемся…
-Вот все эти биржевые, финансовые игры…Почему бы не обратиться напрямую в «Кредит — контору»*?
-К Клячкиным?
-Да. «Соломон Клячкин и сыновья» — это ведь не просто имя. Это — гарантия качества.
-Помилуйте! «Кредит — контора» — есть предприятие частное.
-Но она обладает опытом подобного рода деятельности, к тому же есть у нее целая армия осведомителей и агентов.
-Вот именно. Целая армия. Поручить дело Клячкину — это все равно, что дать в утренней газете объявление: «Ищу немножко секретных сведений». А у нас тут игра. И игра может быть вдолгую. А мы слишком мало информированы.
-Я полагал, что дело обстоит несколько иначе.
-У вас сложилось ощущение, что наша служба — придаток монархических и консервативных сил, которые считаются ее полновластными хозяевами? Это не так.
-Не так?
-Мы не хранители традиций, Петр Иванович. Мы просто приспосабливаемся…
===========================================
со скалистых обрывов Английского канала* — Ла — Ма́нш или Английский канал — пролив между побережьем Франции и островом Великобритания.
в «Кредит — контору»*? — Крупнейшей универсальной конторой, специализирующейся на информационно-аналитической деятельности, с огромным штатом агентов и осведомителей, была компания Соломона Клячкина «С. Клячкин и сыновья», которая имела правление в Москве, шестнадцать отделений, в том числе четыре заграничных, три агентства, а также соглашения о сотрудничестве с пятью иностранными справочными фирмами. «Кредит — контора» занималась сбором сведений о кредитоспособности фирм и их финансовой состоятельности, подготовкой справок об организациях, готовила отчеты о финансовом балансе фирм, о случаях непогашения задолженности, о репутации фирм в торговой среде, о биржевой активности, представляла биржевые справки и рекомендации для заказчика — о согласии или отказе от сделки. Кроме того, фирма занималась и коллекторской деятельностью — принимала заявки от клиентов на возврат долгов по векселям и распискам или же перекупала долговые бумаги и сама занималась взысканием этих средств. Помимо штатных решершеров, при местных конторах, у Клячкиных имелась целая армия корреспондентов, многие из которых служили в банках, финансовых органах и учреждениях связи. «Кредит — бюро», стремясь извлечь доход из своей информационно — аналитической деятельности, использовало почти шестнадцать тысяч штатных и внештатных агентов, добывавших данные на интересовавшие их персоны или хозяйствующие коммерческие субъекты.
Картинки из прошлого — IX.
-…Жил бы хорошенько, да денег маленько…
Алексей Дмитриевич Покотилов приоткрыл веки, встал из — за письменного стола, подошел к окну и облокотился на подоконник.
Штаб — квартира Алексея Дмитриевича Покотилова, одного из соучредителей Русской Северо — Западной финансово — промышленной группы*, одного из крупных русских финансистов и богатых промышленников, располагалась на одиннадцатом этаже башни, в здании, выстроенном напротив Брянского вокзала, в самом начале Дорогомиловского проспекта. Здание, воздвигнутое всего за пятнадцать месяцев, по проекту немецкого архитектора Якоба Керфера, работавшего преимущественно в стиле так называемого «кирпичного экспрессионизма», состояло из шести симметрично расположенных корпусов переменной этажности — от двух до восьми. В центре выходящего на проспект корпуса была установлена девятнадцатиэтажная башня, оснащенная девятью лифтами, в том числе двумя самыми высокими в Европе патерностерами — хитрыми машинами, лифтами непрерывного действия, с двадцатью шестью кабинами, соединенными в цепь и двигающимися без остановки с медленной скоростью. Фасад здания украшали скульптуры голов животных и людей. На втором уровне между оконными проемами были установлены пять статуй, символизирующие пять континентов Земли. С внутренней стороны, во дворе, был разбит небольшой сад, спускавшийся к Москва — реке (здание стояло на искусственном возвышении) маленькими террасами, окруженными палисадником.
В обычные дни Покотилов любовался видом на заречные Пресненские Большой и Нижний пруды, на излучину Москва — реки и высокий берег, называемый «Бережки», или Мухиной горой, на которой был выстроен, в стиле ар — деко, характерном больше для североамериканских небоскребов, чем для московских высоток, величественный комплекс «Русской Генеральной Нефтяной Корпорации»*. Комплекс аккуратно огибал возведенную на месте архиерейской Ростовской слободы Церковь Благовещения Пресвятой Богородицы на Бережках, отметившую в 1913 году пятисотлетний юбилей.
Сейчас же Алексею Дмитриевичу было не до любования.
-Ну и? Кто еще хочет выйти из дела? — Покотилов повернулся к своей гостье, Иветте Семеновне Ткаченко, известной на Москве своей решительностью, самоуправством и способностью вмешиваться в чужие дела. Она была чем — то вроде Марфы — Посадницы в московском обществе, а власть, силу и уважение приобрела с помощью капиталов мужа, члена правления Русского общества вывозной торговли, доставшихся ей в наследство и ею преумноженных, в том числе и с помощью посредничества в тяжбах и делах житейских — их она решала приговором своим.
Та пожала плечами и даже слегка поежилась под тяжелым взглядом Покотилова, зашарила глазами по кабинету, будто наново разглядывая обстановку.
-С чего вдруг?
-Мои юристы предупредили о рисках. Я не хочу рисковать, я просто хочу сохранить свои деньги.
-Сохранить путем изъятия? Это разумно?
-На войне и поросеночек божий дар. Я хочу сохранить хоть что — то. Акции падают каждый день.
-Акции торгуются нынче по восемьдесят пять с лишком рубликов. — осторожно возразил Покотилов.
-А в мае акции шли за сотню целковых, Алексей Дмитриевич. С начала лета они упали. На пятнадцать процентов. И падению пока не видно конца. И хватит о деньгах. В понедельник я начну изымать свои вклады из банка.
…Все началось со статей голландского экономического еженедельника «Elsevier». Сам по себе, как и большинство подобных европейских журналов и газет, «Elsevier» особого интереса не представлял, но некоторые статьи еженедельника на экономическую тему заставляли серьезно заняться его изучением. Нельзя сказать, что голландский еженедельник представлял дутую финансовую информацию, больше основанную на слухах и предположениях малоизвестных экономистов и биржевых аналитиков. Еженедельник вел себя неторопливо, солидно, с уверенностью опытного банкомета-шулера, сдающего, вперемешку с краплеными, и настоящие карты, — правда, мелкие, не имеющие существенного значения в игре, но ценные возможностью доказать «честную игру» в мире биржевых «акул».
Вслед за короткими и откровенно куцыми публикациями еженедельника началась игра. Были замечены странные движения вокруг акций Западно — Русского общества пароходства, чье представительство располагалось в литовском Мемеле. Созданное для осуществления перевозок пассажиров и грузов между российскими, в первую очередь балтийскими, и иностранными портами Общество, одним из главных учредителей которого выступил Русско — Балтийский Торгово — промышленный банк Алексея Дмитриевича Покотилова, впоследствии ставший основным акционером компании, имело первоначального основного капитала что — то около трех миллионов рублей, поделенных на тридцать именных акций, владельцами коих могли являться исключительно российские подданные. Однако позднее основной капитал компании был увеличен втрое, что было обусловлено расширением деятельности Общества. В 1922 году компания имела одиннадцать пароходов совокупной грузоподъемностью в 45 тысяч тонн, в 1926 году Западно — Русскому обществу пароходства принадлежало двадцать семь судов, работавших на рынке международных грузоперевозок. К 1930 году Общество заслужило репутацию надежного и профессионального делового партнера и выступало как агент океанской судоходной компании «Северо — Германский Ллойд», в которой до недавнего времени влияние американского капитала было чрезвычайно сильным. Представительства Общества располагались в крупнейших портах Балтики — Данциге, Ростоке, Ревеле, Риге, Штеттине, Мемеле. Правление компании находилось в Москве.
Алексей Дмитриевич Покотилов, мысля на перспективу, планируя закрепление компании на европейском рынке, разместил на амстердамской бирже акции Западно — Русского общества пароходства и это не оказалось громом среди ясного неба, европейский финансовый рынок принял очередных русских благосклонно.
Вступление судоходной компании на биржу под присмотром Покотилова в свое время прошло хорошо. Но ему не удалось сохранить контроль над обществом в полной мере: его «Русско — Балтийскому Торгово-промышленному банку» принадлежало всего шестнадцать процентов акций. Голландская пароходная компания имела восемнадцать процентов акций, немецкий трансокеанский «Северо — Германский Ллойд» и датчане поделили между собой лакомый кусок пирога в двадцать восемь процентов, остальной состав вкладчиков был довольно широк и включал в себя несколько мелких шведских, голландских фирм, специализирующихся в области морской торговли и бесконечное число мелких акционеров, так называемых «плавающих» держателей. Однако время шло и вот кто-то, после публикаций в «Elsevier», начал снижать цену за единицу товара, начал игру. Признаки игры были видны только опытному глазу. Но этот опытный глаз мог сделать вывод.
А вывод мог быть такой: организованная группа давления, часто именуемая заинтересованной группой, ставила по всей видимости своей целью оказать влияние на различные политические и финансово-промышленные институты с тем, чтобы обеспечить принятие благоприятных для себя решений…
-Иветта Семеновна, ну зачем же спешить? Я прикупил часть акций германо — литовского судостроительного завода «Балтия», расположенного в незамерзающем порту города Мемель. Завод являлся одним из крупных промышленных предприятий в Литве, а также одной из немногих верфей на Балтике, способной строить суда под ключ. Это выгодное дело.
-Люди, как известно, учатся на примерах и анекдотах. — сказала Иветта Семеновна. — Очень впечатляют рассказы о том, как кто — то из друзей или знакомых продал дом за миллионы, а кто — то обогатился, скупая акции. Я стараюсь подобные истории на веру не принимать.
-Мне позарез нужны деньги. Для дела нужны.
-Дело идет плохо. Такая вот петрушка получается. — Иветта Семеновна участливо вздохнула. Она рассеянно рассматривала Покотилова, но Алексей Дмитриевич был уверен, что она оценивает его. Что ж, пусть оценивает. Одежда на нем была дорогой, хотя и не новой: в свое время он потратил немало денег, чтобы производить хорошее впечатление но, достигнув успеха, уже не относился к портным с Кузнецкого моста с должным пиететом, как когда — то в молодости. Покотилов неторопливо сел за стол, перебрал стопку газет, отодвинул ее и раскрыл зеленую папку.
-Вас пугает ситуация на бирже? — спросил он.
-Моя позиция по отношению к фондовому рынку и к бирже коренным образом отличается от моей же позиции, касающейся отношений потребителя и, скажем, Солодовниковского пассажа*. Я не стану реагировать на распродажи на фондовых рынках и биржах, но помчусь в пассаж скупать по даровой цене соломенные шляпки. — ответила Цыплятева. — Есть, конечно, рациональные игроки, получающие прибыль в результате бумов и паники на рынках и на биржах. Но их число невелико. Рациональное поведение на практике подавляется силой толпы и никакие меры не помогут.
-Хорошо. Выбор вами сделан. — сказал Покотилов. — Обойдемся без продолжения светской беседы. В конце концов, не мое это дело — нет у вас желания рисковать деньгами, ну что ж. Но есть другие, кто вложился в дело.
-Другие тоже начнут уходить, Алексей Дмитриевич, — гостья Покотилова слегка кивнула головой. – Не пожелают регистрировать убытки, продавая активы по упавшим ценам. Процесс лавинообразный, вы знаете, как это обычно бывает.
-Кто — то возможно, да, уйдет. Но те, кто останется, кто рискует вместе со мной, те и придут в конечном итоге к успеху. Вас среди них не будет, но я переживу.
-А выйдет дело — то? — со спокойствием акулы спросила Ткаченко, поднимаясь с полукруглого дивана, — Сомневаюсь я…
-Сомненья прочь! — Покотилов изобразил на лице улыбку, больше похожую на кривую ухмылку пирата.
-Алексей Дмитриевич, я пережила на своем веку немало бурь. Переживу и эту. Переживу даже ваш возможный успех, а уж вашу неудачу — подавно.
-Я вас услышал, дорогая моя Иветта Семеновна. Возможно, я даже сочту возможным вернуться к этому нашему разговору позже.
Гостья Покотилова улыбнулась:
-Пугаете?
-Предупреждаю. Об упускаемой вами выгоде.
-Выгода вилами на воде писана.
-Выйдете из дела сейчас, потеряете потом, когда дело выгорит. Тогда несчетное количество людей начнет покусывать свои локти. Вы будете в их числе.
-Жаль только, что в эту пору прекрасную, жить не придется ни мне, ни тебе. — негромко продекламировала собеседница Покотилова и направилась к выходу.
-В финансовом мире нет ничего постоянного.
-В том — то все и дело, Алексей Дмитриевич. — ответила Ткаченко.
Она уже положила руку на ручку двери, намереваясь выйти из кабинета, но остановилась и, не оборачиваясь, сказала:
-Я знаю, вы, Алексей Дмитриевич, начнете тонуть и пойдете на дно вместе со своим кораблем, как настоящий капитан, который не сможет покинуть мостик. Но я не капитан. И я не горю желанием тонуть за компанию. Вы меня поняли?
========================
соучредителя Русской Северо — Западной финансово — промышленной группы* — один из крупнейших концернов России. В состав группы входят: вторая в России сахарно — импортная компания «Брандт, Родде и Ко», Общество Сибирских лесопилен братьев Сибиряковых, Торговые дома «Кнопп» ( с Кренгольмской и Измайловской хлопчатобумажными мануфактурами), «В.Ф. Плюснин и К°» и «Михаил Пьянков с братьями», Общество Кажимских заводов, «Невская верфь», Товарищество Рижского механического завода «Рюквард и Вагнер», Акционерное Судоремонтное Общество «Рижский патент — слип — док», Общество «Балтийские верфи» (Мюльграбенские верфи в Риге, рижская судоверфь Ланге), Акционерное Общество Мюльграбенских химических заводов, Общество Московско — Балтийской железной дороги, Русско — Балтийский Торгово — Промышленный банк, Общество Виндавско — Московской железной дороги, Московское общество электромеханического завода «Крамм и сыновья», Фабрично — Заводское Товарищество Растеряева в Москве, Московское товарищество резиновой мануфактуры, Общество Московского химического завода «Фабверке», Русское Акционерное Общество «Шеринг», Товарищество механического завода Щеглова (в Москве), Московское Общество механического завода «Вулкан», «Общество Русской торговли металлами», Олонецкое «Товарищество Лейкина и Пинеса «Металл», уральские металлургические и механические заводы Общества «Белый металл», Общество Северо — Западных лесопильных заводов, Новгородское товарищество спичечных заводов «Солнце», Северное Общество Целлюлозного и Писчебумажного производства «Сокол», Вологодское товарищество целлюлозного производства «Север», Восточно — Сибирское горнозаводческое общество, Общество Восточно — Сибирской розничной торговли, Западно — Русское общество пароходства, Акционерное Общество Мальцевских заводов в Калуге и ряд других предприятий.
«Русской Генеральной Нефтяной Корпорации»* — «Русская генеральная нефтяная корпорация» (РГНК) — мощный холдинг, который владел почти половиной российского рынка и контролировал треть европейского. Он вобрал в себя независимые компании Степана Лианозова, братьев Мирзоевых, братьев Гукасовых, обладавших развитой инфраструктурой.
Солодовниковского пассажа* — пассаж купца Солодовникова, крупный торговый комплекс в Москве в виде пассажа. Прямоугольный в плане дом имел две галереи с параллельными проходами на Петровку и Неглинный проезд и являлся частью большого торгового квартала от Кузнецкого Моста до Театральной площади — к нему примыкали Голофтеевский (бывший Голицынский) и Александровский пассажи, а с угла Театральной площади находился флагманский магазин «Мюр и Мерилиз». В галереях Солодовниковского пассажа размещались многочисленные магазины: музыкальный П. И. Юргенсона, картин и эстампов Бюргера, ювелирный Хлебникова, товарищества А. И. Абрикосова, парфюмерный Буиса, меховой Б. Штурма, восточных товаров А. Тамирова, «Ремесленный базар», кондитерская Сиу, модные магазины Бовара (Мегрона), Камбеня, Бурновиля и Флориана и многие другие.
18 августа 1932 года. Среда.
Москва. Всехсвятское.
В Братской Роще, во Всехсвятском, носился холодный августовский ветер, швырявший пригоршни дождя в лица немногочисленных утренних прохожих. Было около половины девятого утра. Недалеко от трамвайного круга, в маленькой деревянной беседке, укрывшись от колючего дождя, сидели двое: Малькольм Каррингтон и Леонид Кациус. Они неторопливо курили и также неторопливо беседовали.
-Холодновато для первой половины августа, вы не находите, Леонид Фридрихович?
-Да. Чуть больше двенадцати градусов тепла. Пока почти все дни августа — пасмурные.
-Прогулка на свежем воздухе сильно взбодрила бы.
-Прогулка придает разговору чересчур интимный характер.
-Что плохого в доверительном тоне?
-А что плохого в этом простом невзрачном месте? — возразил Кациус. — Обстановка действует успокоительно. Особенно, если на вас не смотрят как на чужого. И вообще…Мне нравится наблюдать за кислыми лицами прячущихся под зонтами прохожих, кидать солидарные взгляды на редких наслаждающихся и весело шлепать по лужам. Дождь с утра — это обновление, перезапуск дня. Ну, если он короткий. Еще мне нравится приходить сюда, на это место. В эту беседку. Посмотрите, как поэтично и в тоже время весьма величаво выглядит открывающийся отсюда шпиль Адмиралтейской Канцелярии*! Только вдумайтесь, как красиво звучит — «Адмиралтейство Песчаных улиц…»*
-Да, очень поэтично, — втягивая голову в плечи и поправляя руками приподнятый воротник плаща, сказал Каррингтон. — И величаво. Все это вполне в русском стиле.
-Что именно? — спросил Кациус.
-Адмиралтейство Песчаных улиц…Иметь здание морского ведомства вдали от моря, на берегах заключенной в трубе речки Таракановки. Вполне по — русски.
-Язвите?
-Немного.
-Язвите, язвите. — качнул головой Кациус, — Между тем, ежели хотите, это вполне в духе противостояния между морскими, атлантистскими и сухопутными, континентальными цивилизациями. Вы язвите как типичный представитель атлантистской школы геополитики. И пространственной экономики. Вы словно стражник интересов океанических держав. Я — будто бы представитель евразийского направления российской экономической и геополитической мысли.
-Хотите сказать, встреча наша здесь, сегодня, в этой беседке, носит некие символические элементы?
-Может быть. — кивнул Кациус.
-Это потрясающе. Это так по — восточному. По — евразийски, я бы сказал…
-Ну и зря вы так сказали.
-Почему?
-Во всем вы желаете сыскать восточный символизм. Откуда в вас это, господин Каррингтон? Как ни странно, но вы, критик евразийства, редко обращаете внимание на одно весьма примечательное обстоятельство: любовь евразийцев к тюркам. К монголам. К азиатам — заочна, так сказать, платонична. Возьмите меня — что я могу знать о монгольских аймаках? О киргизских аулах? Я, хотя и не выросший в родовом поместье, я, чье детство не прошло с французскими гувернантками и английскими дворецкими? Мое знакомство с евразийскими народами исчерпывается знакомством с дворником — татарином. И вообще…Мало кто обращает внимания на прекраснодушное невежество евразийцев, толком не знающих ни Азии, ни Евразии.
-И на ваше невежество, я имею в виду ваше личное, тоже?
-И мое тоже.
-А Запад? Запад вы знаете?
-О, господин англичанин, я большой обличитель Запада. Смею думать, что знаю его. Но не приемлю. Латиницу называю нечестивой, английский язык для меня — «тарабарский язык».
-Но английский знаете прилично.
-Знаю хорошо.
-А между тем, вас иногда называют евразийцем. Вы и сами мне заявляли, что являетесь представителем евразийского направления российской экономической и геополитической мысли.
-Напрасно вы стараетесь выжать из меня мое политическое кредо.
-Но ведь называют.
-Я не отказываюсь. По нескольким причинам. Но считаю, что евразийство в — общем обречено. В нынешних условиях.
-Почему?
-Понимаете, Малькольм…Евразийцы остаются людьми православными, многие — глубоко верующие. Основу духовной жизни они видят только в православии. Но большинство восточных, степных народов, столь любезных сердцам евразийцев, исповедуют ислам или буддизм. А к этим религиям у евразийцев отношение пренебрежительное. Или прямо враждебное. В их глазах догматика ислама бедна и банальна, а мораль — груба и элементарна. К буддизму отношение и того хуже: его прямо считают разновидностью язычества. — Кациус заерзал, суетливо достал портсигар, закурил.
-Вы ведь занимаетесь политикой профессионально? — у Каррингтона был тщательно отработанный голос выпускника Оксфорда, в котором, однако, иногда слышались повелительные нотки, приобретенные на Даунинг — стрит.
-В некотором роде. В министерские кабинеты меня, бывшего каторжанина, конечно не пускают. Но мне и с черного хода удобно влезать к высшим сферам.
-И искренне информируете об этом своего патрона в Лондоне?
-Патрона?
-Господина Коновалова. У него, кстати, неприятности…
-Что вы говорите?
-Не может найти общий язык с теми, кто его привечает в туманном Альбионе. Да, и потом…В Лондоне, между нами говоря, свой взгляд на все эти эмигрантские скопища, группы, группки. Считается, что это не соответствует задачам сегодняшнего дня. Подстрекательство, жульничество, расходование средств, провокация — назовите как хотите. Группа, сплотившаяся вокруг Коновалова и его Русского Политического Центра в Лондоне отнюдь не монолитна. Там есть течения, фракции, группки. Каждая группка блюдет свой интерес. Фракции не могут прийти к согласию.
-Уверен, что Коновалов и его центр не стоили вам баснословных денег.
-Что? О чем вы?
-Я говорю о том, что экономически он вас мало стеснил. Вы прекрасно знаете, он обеспеченный человек…
-И терпеть не может брать от нас денег? — улыбнулся Каррингтон.
-Он не хочет себя привязывать к вам. Коновалов больше верит в тех, кто фактически правит страной, чем в тех, кто ею формально правит. Он беззаветно верит в разумную администрацию. Политика для него имеет смысл лишь как средство просвещать администраторов, влиять на них и даже направлять их. Вот почему он занимается политикой. Я помогаю ему. Отчасти. Но, запомните пожалуйста, Малькольм — он мне не патрон. Пока я загибался в Хибинах на каторге, он кушал омаров в Лондоне. Он видит вокруг себя партию русских консервативных европейцев, а сам он будто бы с энергией солнца продвигает интересы национального бизнеса на самом высоком уровне.
-О, да, я прекрасно понимаю вас и преклоняюсь перед вашими страданиями, перед тем, что пришлось вам пройти…
-Оставьте, вы тарахтите без капли искреннего сочувствия…
-Хорошо, оставим…Вы, как и ваш патрон, простите, ваш политический партнер Коновалов…
-У которого, между прочим, свой институт в Англии, а брат финансист в Москве…
-Да, простите…Вы тоже занимаетесь политикой. Но в России политика монополизирована ортодоксальной церковью и монархом.
-Не соглашусь с вами. Монополизация идей ведет к духовному оскудению народа. Но разве вы, в России, имеете дело с обществом кретинов? Скорее наоборот. В православной традиции сформировалось определенное представление об идеальной форме церковно — государственных отношений, которое получило название симфонии Церкви и государства. Суть ее в обоюдном сотрудничестве, взаимной поддержке, взаимной ответственности, без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой. Государство при симфонических отношениях с Церковью ищет у нее духовной поддержки, ищет молитвы за себя и благословения на деятельность, направленную на достижение целей, служащих благополучию подданных, а Церковь получает от государства помощь в создании условий, благоприятных для проповеди и духовного окормления своих чад, являющихся одновременно гражданами государства.
-Однако в России, в государстве, признающем православную церковь величайшей народной святыней, иными словами, в государстве православном, симфония церкви и власти не существовала в совершенно чистой форме. — возразил Каррингтон. — Церковь в России неоднократно оказывалась объектом притязаний со стороны государства.
-Да. Отступая от норм симфонизма, цари то и дело претендовали на монопольное устроение церковных дел. Хорошо известен ответ царя Ивана V патриарху Аввакуму, одному из неистовых «ревнителей благочестия» — «Ныне бывает вси царским хотением!».
-Как, как? «Все бывает царским хотением»? Абсолютизм чистой воды!
-В конечном итоге церковь вынуждена была уступить часть своей власти государству, лишившись ряда политических и экономических прав. Тем не менее, Церковь не утратила совершенно, способность к каким-либо самостоятельным выступлениям. Церковь оставалась на позициях русского православного традиционализма, была единой, в ее среде не выделялось никаких раскольнических течений. Церковь поддерживала авторитет государственной власти, который в России всегда был высок, несмотря на то, что, к неудовольствию церковных иерархов, не без попустительства государства, новоевропейский рационализм все более проникал во все слои жизни: политической, экономической, культурной, социальной…
-Кстати, а каково, на ваш взгляд, место монархической идеи в евразийстве?
-Монархическому принципу в общественном устройстве России евразийцы отводят довольно слабое место. Монархическая идея может быть, а может не быть. Не нам, говорят евразийцы, предрешать выбор народа. Главное — не попасть «к немцам на галеры».
-Как, простите? «К немцам на галеры»? Очень интересно. Поясните.
-То есть к вам, к европейцам. Это самое главное. Мы не хотим быть у немцев на галерах. Англичане, немцы, французы, я убежден, могут быть лишь хитроумными эксплуататорами. А между тем, евразийский тезис таков: надо искать не врагов. Их хватает. Надо искать друзей. Друзья — это самая главная ценность в жизни. И союзников надо искать. И находить их — искренних, настоящих.
-Европа вам не друг? И не союзник?
-Разумеется. Какая может быть искренняя дружба с Европой, ежели нам, ощущавшим себя частью Европы, нам, входившим в систему европейских держав, то и дело давали понять и почувствовать, что мы только лишь третьестепенная Европа? Установка такая у вас была, понимаете? Эта установка максимально затрудняла творческий вклад России в мировую культуру. Нет, когда надо было, когда политические условия диктовали необходимость, когда к выгоде европейской надо было — вы признавали нас державой, имеющей политическую силу и волю. Но чуть только минует надобность — вы снова норовили отодвинуть нас на зады европейской цивилизации. А может быть истинное союзничество, может быть истинная дружба с Европой, чье пренебрежение являлось единственно возможным отношением к этим задворкам? Решительно не может быть! Ни союзничества, ни дружбы.
-А что есть в таком случае?
-Взаимные интересы.
-Стало быть, Россия не часть Европы?
-Россия — это «третий мир» старого света. Россия не составная часть ни Европы, ни Азии. Россия -это отличный от них, но в тоже время соразмерный им мир, особый исторический мир.
-С Европой вам не по пути?
-Чтобы сблизиться с Европой, нужно стать духовно и материально самодавлеющим миром. В настоящее время этот процесс реализовывается. Россия имеет все предпосылки к такой независимости.
-Но географически…
-Послушайте, Малькольм! Россия представляет собой своеобразную географическую среду, в своих простых, широких очертаниях. Резко отличную от дробного строения Европы. В России есть самостоятельная культурная традиция, достаточно сильная для того, чтобы наглядным образом обосновывать независимое от Европы культурное развитие. В этой культурной традиции запечатлено много начал, связанных с Востоком и чуждых Западу. В России единство политическое и единство внутреннее, я говорю о взаимной тяге населяющих ее народов, в ряде проявлений своих резко контрастирующего с теми национальными ненавистями и отталкиваниями, коими полна Европа.
-Но знаете, для большинства незападных стран Россия по — прежнему остается европейской имперской державой. Критика критикой, дорогой князь, новый элемент в традиционной теме русской историософии новым элементом…Критикуйте Запад, отрицайте Россию как европейскую державу, но не так уж легко оказывается, порвать с Европой.
-Да, не так уж легко.- согласился Кациус. — Триумфальное шествие Европы пока продолжается. Европейская культура продолжает коварно очаровывать. По большому счету ни в политическом, ни в экономическом отношении господство Европы не удалось поколебать значительно. Но это пока…
-Зависимость от Европы сохраняется…
-Но будущее России не в том, чтобы оставаться европейской державой, а в том, чтобы стоять во главе всемирного антиевропейского движения.
-Великобритания тоже не вполне европейская держава. — заметил Каррингтон. — Остров. На острове тоже хватает антиевропейских настроений. Значит, пока мы с вами партнеры?
-Да.
-И можем рассчитывать на сотрудничество? С вашей партией? «Народное действие»?
-В какой — то мере. Пока мы с вами, я имею в виду Россию и Англию, можем называться партнерами. Я допускаю даже создание русско — английской коалиции. Я исхожу из того, что в Англии нам противостоят по сути, две силы: здравомыслящие политики, а их, мне кажется, все — таки немало, и исконные противники, ничего не поделаешь. Вопрос в том, на каких принципах будет существовать эта коалиция и каковы ее исторические перспективы.
-Союз с Англией вы не рассматриваете?- поинтересовался Каррингтон.
Кациус улыбнулся:
-Видите ли, Малькольм, русско — английские отношения представляют собой классический исторический конфликт между двумя великими державами. Но это не просто национальный конфликт. Это также борьба между двумя имперскими системами и впервые в истории она означает ни больше, ни меньше как соперничество двух наций за мировое господство.
-Но согласитесь, Леонид Фридрихович, ведь ситуацию можно исправить. — ответил Каррингтон. — Для прочного и надежного сотрудничества двух великих держав необходим кардинальный пересмотр внешнеполитических ориентиров с обеих сторон.
-Следует признать, что и ваши и наши лидеры оказались неспособны к смягчению позиций в международной политике. Амбиции с обеих сторон были подогреты. Поэтому всякое подозрение в Москве или в Лондоне относительно намерения другой стороны получить новые преимущества создавали и продолжают создавать сейчас, основания для недоверия.
-В Англии есть те, кто, по — вашему, относится к здравомыслящим политикам. В России тоже есть здравомыслящие люди. Почему бы им не осведомлять друг друга о своих шагах, и таким образом влиять на принятие некоторых решений, ослабляющих позицию тех, кто настроен на откровенную конфронтацию? И тем улучшить общий политический климат? Выстроить мосты?
-Вы, Малькольм, сейчас заняты выстраиванием подобных мостов для «обмена любезностями»?- насмешливо спросил Кациус. — Ну, так мы с вами такие мосты уже навели.
-Мы не в идеальном мире живем. Мы живем в мире, который все более и более становится непокорным. Ну, а коль скоро мы с вами партнеры, то и обязательства по отношению к миру у нас общие.
-Я не возражаю, чтобы британский дипломат говорил о наших общих обязательствах. — сказал Кациус. — Главное, чтобы при этом не забывал говорить о своих обязательствах.
-О каких именно? — спросил Каррингтон.
-О тех, например, которые бы фиксировали сложившийся статус — кво и не допускали бы их интерпретации, попыток использования для получения тех или иных выгод и преимуществ, чаще же для удержания прежних позиций любой ценой, даже и ценой усиления конфронтации.
-Я готов заверить вас, что принадлежу к тем кругам в Англии, кто выступал за такой подход, который уменьшает конфронтацию и снижает поляризацию политических и идейных установок. — высокопарно сказал Каррингтон.
-Отрадно слышать. — Кациус картинно развел руками. — Однако пока британские дипломаты предпочитают рисовать общую картину мира все тем же старым методом дихотомического рассечения — Англия по одну сторону, и это силы Добра, Россия по другую сторону, и эта сторона олицетворяет силы Зла. А сие приводит к устоявшейся позиции — с силами зла невозможно вести никакие переговоры по общепринятым правилам, их необходимо остановить и с ними не стоит считаться. И можно забыть про свои обязательства.
-Почему же вы так думаете? — в голосе коммерческого советника британского дипломатического представительства послышалась обида. — Когда, например, британская сторона ведет переговоры с какой — нибудь державой, существует попытка обеих сторон понять точку зрения другой и в конечном счете прийти к соглашению, которое будет представлять компромисс между обоими этими государствами. Когда соглашение достигнуто, строятся отношения между этими странами, пока не понадобится новое соглашение. Такие отношения подразумевают честность, признание обязательств по договорам, надежность соглашений. Уверяю вас, что и в отношении России моя страна придерживается такого же мнения.
-Однако время от времени ваша страна придерживается также мнения о том, что русские невосприимчивы к логике разума, но очень чувствительны к логике силы…
-Ну, преувеличенного пренебрежения хватает и у вас.
-Отчасти соглашусь с вами. Будем считать, что обменялись «шпильками» в адрес друг друга.
===============
шпиль Адмиралтейской Канцелярии* — Адмиралтейская Канцелярия или Адмиралтейство — государственное учреждение, часть Морского Министерства, в компетенцию которой входили хозяйственные и финансовые вопросы. К решению задач боевого управления флотом Адмиралтейская Канцелярия не привлекалась.
«Адмиралтейство Песчаных улиц…»* — строка из стихотворения Джулии Коронелли. Здание Адмиралтейской Канцелярии располагалось недалеко от Всехсвятского, на краю Ходынского поля, в районе Песчаных, 1-ой и 2-ой улиц.
