12 сентября 1932 года. Воскресенье.
Москва. Малый Гнездниковский переулок.
…Татищев слушал доклад ротмистра Бегунова, сумевшего отыскать «Форд» — выяснилось, что легковой автомобиль с номером 42 — 48 принадлежал московскому цирку Чинизелли, шофером которого являлся некто Дарчия, в прошлом и сам цирковой артист, но по каким — то причинам прекративший артистическую деятельность.
-Стоп! — внезапно воскликнул Татищев. — Кстати, номер — то машины 42 — 48, а искомый номер 42 — 45. Как это объяснить?
-При случае я продемонстрирую вам каким путем можно провернуть махинацию с номером, — пообещал ротмистр Бегунов.
-Хорошо. Дайте — ка мне все последние рапортички наружного наблюдения по Каррингтону и выявленным сотрудникам британской секретной службы в Москве. И что у вас есть на циркача?
-Пока мало материалов.
-Цирк Чинизелли и британская резидентура…Нет ли тут закавыки? Что может связывать циркача и британского шпиона?
-Черт его знает. — откровенно ответил Бегунов.
-Мы двигаемся слишком прямолинейными шагами, не кажется ли вам, ротмистр? Искали «Форд», теперь смотрим джентльмена из цирка Чинизелли и не используем других возможностей. Мы уподобились шахматистам, выдвигающим пешки, ходили по прямым линиям, а король с королевой оставались недосягаемыми. Надобно сделать ход конем, чтобы порвать их линию обороны.
-Что за ход?
-Теперь мы можем сделать некоторые выводы. Истекшие сутки я определяю как период накопления материалов и наблюдений. Во — первых, из факта обнаружения тайных встреч. Во — вторых, из сведений полученных от наружного наблюдения. Давайте предположим, что мы имеем следующее: есть некая цепочка, в которую входят шофер — циркач, некий информатор и англичане из дипломатической и торговой миссий. К некоему информатору сходятся сведения. Он же координирует сбор, обработку, по крайней мере первичную, добытого материала, и передачу сведений бриттам. Он непосредственно может контактировать с англичанином, либо направлять на контакт с ним кого — либо, например циркача на автомобиле, дабы не рисковать попусту. Мне представляется, что на контакт он выходит непосредственно с резидентом британской секретной службы — уж слишком серьезные сведения он может передавать, а заодно консультировать бритта по некоторым неясным моментам, давать пояснения. Абы кому не доверишь.
-Итак, господин подполковник, осталась самая малость — взять с поличным резидента и нейтрализовать его агентуру. — с усмешкой сказал ротмистр Бегунов.
-Да. А почему это вызывает у вас усмешку, ротмистр?
-Вопрос — как установить время и место встречи? Только путем негласного наружного наблюдения?
-Установить время встречи и день как раз особого труда не представляет, ротмистр.
Бегунов удивленно поднял брови.
-Как?
-Есть на это некоторые соображения, для подтверждения которых нам с вами предстоит съездить в пару — тройку прелестных заведений. Я ставлю на то, что искомый нами господин информатор лично назначает время и место встречи Каррингтону. Искомый нами информатор собирает материалы, но когда эти материалы будут добыты и могут быть переданы, ни он, ни англичане предугадывать не могут. Ежедневно ожидать нельзя: это может броситься в глаза. Значит нужно каким — то путем обусловить заранее встречу машин и передачу материалов.
-Ресторан?
-Вероятнее всего, ротмистр. Ресторан, к примеру, одно из таких подходящих мест для незаметного обмена парой слов о встрече. И я не сомневаюсь, что господин Каррингтон может ловко и незаметно обуславливать такие встречи. Положительно невозможно уследить, с кем он перекидывается словечком.
Татищев пошелестел бумагами с рапортичками наружного наблюдения:
-В течение вчерашнего и сегодняшнего вечера к нему все время подходят, он вертится тут и там, раздает комплименты, беседует на важные темы, шутит, закусывает, волочится за дамами, а ведь достаточно короткой условной фразы — и встреча назначена. Где Каррингтон чаще всего бывает?
-Он где только не бывает…- вздохнул Бегунов.
-Надо уточнить, навести справки. Поднять старые рапортички и отчеты. Вычислить…
13 сентября 1932 года. Понедельник.
Москва. Большой Черкасский переулок.
-…Американский посланник в Варшаве Джон Уили сообщает в Вашингтон, что в недавних событиях Россия предвидит возможность германского разворота с запада на восток. Связано это, по мнению Уили с тем, что стоило только британскому, французскому и американскому давлению ослабнуть, Германия вновь обретает силы. Деликатное равновесие скоро не сможет сохраняться…Примерно то же самое докладывают и другие американские дипломаты: из Москвы Оуэн Норем, из Берлина — Янг…- генерал Брюханов пошелестел листами бумаги, которые он неуловимым движением достал из черной папки.
-Хорошо, хорошо. — сказал вице — директор департамента Государственной Охраны. — Вы доклад оставьте, я после посмотрю. -Теперь же прошу вас и вашу службу обратить особое внимание на информацию, в которой иностранцы будут сообщать о русско — японских отношениях…И не только иностранцы…
-Я как раз подготовил небольшой доклад. Собственно и не доклад, а отчет о перлюстрации частных писем. К отчету приложены несколько писем и выписки из них.
Вице — директор кивнул.
-И вот еще… — сказал он медленно. — Государь сподобился отправиться на маневры под Волоколамск. Однако, как говорят, эти маневры во всех подробностях срежиссированы заранее. Для иностранных наблюдателей. Маневры были устроены для них, и только для них. Впечатление, что все делается по заученному, вернее, зазубренному уроку; очень мало инициативы, чересчур пунктуальная выдержка частей. Надо бы на сей счет подготовить докладик для директора Департамента с выжимками из переписки иностранцев и их оценками маневров.
-Есть парочка любопытных сюжетов от американского военного атташе майора Уоллеса. — усмехнулся Брюханов.
-Вот как? Оперативно…
-«Мой человечек» расстарался…
-Да. Помню. Помню «вашего человечка»…
…«Человечка», Говарда Дорсея, уорент — офицера Квартирмейстерского корпуса армии САСШ, исполнявшего обязанности секретаря военного атташе северо — американской дипломатической миссии в Москве, завербовали в прошлом, 1931 году, аккурат на «день Благодарения».
В американском посольстве в Москве, накануне Дня Благодарения объявился военный атташе из Варшавы. Вместо убывшего в Вашингтон, в двухмесячный отпуск, весельчака, «рубахи — парня» майора Уоллеса, взамен никого не прислали, а бразды управления аппаратом атташата в России временно принял подполковник Симмз, военный атташе в Варшаве. Подполковник был фамильярен, развязен и всерьез полагал, что его присутствие в Восточной Европе вызвано необходимостью не столько представлять свою страну и вооруженные силы, сколько принимать меры по «укрощению зверей — славян и черных». К «черным» подполковник Симмз относил и евреев. В первый же час по прибытии в миссию он собрал весь аппарат атташата на совещание.
Когда в кабинет, в котором, вокруг подполковника рассаживались офицеры миссии, вошел Говард Дорсей, Симмз удивленно повел на него глазами, пренебрежительно кивнул и, наклонившись вперед, громко пробурчал:
-Разве у вас в миссии есть цветные? Мне кажется, что это не вызвано какой — либо дипломатической или военной необходимостью. Ему уже давно пора на плантации. Держите разве только в качестве шута для славян? Понимаю, но не одобряю…
Говард Дорсей грузно опустился на стул…Говард Дорсей был цветным. Негром. Сыном оклендского кузнеца. Он работал с семи лет, разносил газеты, был рабочим на сигарной фабрике, испытал тяжелую жизнь безработного. Он изъездил и прошел пешком почти все штаты Северной Америки. Призванный на военную службу, Говард попал в тяньцзинский батальон Корпуса морской пехоты, отличился во время вузунских событий 1927 года*, хорошо показал себя в Тяньцзине в качестве техника — специалиста по связи. Замеченный начальством, он получил нарукавного золотого орла* и вскоре был назначен на техническую должность при военном атташате американской дипломатической миссии в Мукдене, а затем — исполняющим обязанности секретаря военного атташе в Вильне. Жизнь, кажется, налаживалась, американская мечта — карьера и заработок, сбывалась (пусть и не в Америке, а в России)…Говард Дорсей любил военную службу и хотел всерьез сделать ее своей профессией. И вдруг — такой афронт от старого клуксера* Симмза…
…На празднике «Дня Благодарения» Дорсея не было. Он в этот день был назначен вне очереди на дежурство. Сменившись вечером, Говард отправился в харчевню подле Нескучного сада, крепко набрался и озверел — бросался на первых встречных, пудовыми кулаками бил жестоко, крепко ругаясь при этом. В конце концов, под утро, В конце концов Дорсей нарвался на городовых, мгновенно отхватил хороших «pizduley» и очутился в русском полицейском участке. Пристав был не дурак, сразу установил, что цветной драчун — сотрудник американского военного атташата и немедленно связался с Департаментом. На счастье Брюханов лично приехал в участок, едва взглянул на побитого негра в разорванных куртке и брюках, с залитым кровью лицом и сказал:
-Е, уэл, бой, ю гадыт.
-Хи гат ми. — мрачно ответил Говард Дорсей и кивнул на мрачного городового — конвоира, стоявшего у стола коменданта.
-Айл геч ю. — пообещал Говард Дорсей и засмеялся. Засмеялись и Брюханов с приставом.
Задержанного за пьяный дебош Говарда Дорсея доставили в приемную Департамента Государственной Охраны. До прибытия в приемную представителя Министерства Иностранных Дел, который затем должен был вызвать сотрудника консульского отдела посольства САСШ, американца попытался разговорить генерал Брюханов. Говард Дорсей хмуро отмалчивался, но затем бросил такую фразу:
-Да, обстановка не самая подходящая, да и времени у нас с вами нет для обстоятельного разговора, так как скоро приедет представитель посольства.
Эту фразу можно было расценивать по — разному — и как просто ничего не значащий ответ, и как действительно сожаление, что не удалось поговорить, но в любом случае эта его фраза генералу Брюханову запомнилась. Он немедленно созвонился с вице — директором и тот, после короткого раздумья, сказал:
-Разговорите его. А с вызовом представителя североамериканского консульства можно и не спешить…
Брюханов продолжил «беседу по душам» с американцем, и надо сказать, довольно удачно. Все остальное было делом пяти минут. Брюханов уладил все формальности:
-Ничего не бойся, старина. Мы никого вызывать не будем. Но помни — теперь ты будешь делать свою работу и для кого — то еще. А сам останешься в тени, призраком. Ты будешь снабжать нас хорошими и полезными сведениями, а мы будем тебе за них приплачивать. И не станем мешать тебе делать карьеру первого американского цветного генерала.
-Подполковник Симмз меня прибил. — равнодушно ответил Говард Дорсей. — Мне теперь надо готовить чемоданчик и убираться с военной службы.
-Твой подполковник Симмз скоро уберется в Варшаву, а в Москву вернется Уоллес. А ты, старина, пока сиди ровно, поменьше показывайся Симмзу на глаза и делай все так, чтобы у твоего ку — клукс — клановского подполковника чесались руки, а он ничего не смог сделать по формально — канцелярским причинам, то бишь, не мог бы отправить тебя в отставку…Ты хороший специалист, ты варишься в дипломатическом котле достаточно давно, хорошо знаешь местные реалии, без твоих услуг Америка, конечно, может обойтись, но не здесь и не сейчас — время нынче такое, что вашим правящим кругам не до жиру, на всем приходится экономить. Да что я тебе рассказываю, ты и сам это прекрасно знаешь…
Все вышло так, как и говорил русский. Говард Дорсей два дня отлеживался в своей комнате, в посольстве, не показывая подполковнику свою черную, побитую физиономию, а вернувшись к исполнению своих служебных обязанностей, уже не нашел в миссии военного атташе Симмза — тот, помимо того, что любил «заложить за воротник» не дожидаясь «адмиральского часа»*, умудрился за столь короткий срок нажить себе врагов буквально везде в посольстве, успел нахамить консулу, рассориться с советником посла и, отозванный телеграммой, отправился в Варшаву. До возвращения «рубахи — парня» Уоллеса подполковник Симмз больше так и не появился в Москве. Чему все в посольстве и в аппарате военного атташе были несказанно рады. А уж с Уоллесом Говард Дорсей успел сработаться…Вообще, майор Уоллес был «находкой для шпиона» — секретные и конфиденциальные документы им обрабатывались бесцеремонно. В его офисе ящики с бумагами терялись, находились, возвращались поздно, в неожиданный момент. Некоторые секретные документы просто лежали повсюду в его кабинете, некоторые даже хранили пятна от коктейльных бокалов. Один раз Говард Дорсей умудрился получить от своего босса, «ошарашенного» хорошей русской вечеринкой и не имевшего сил подняться с постели, приказ — отвезти несколько пакетов с официальными документами в посольство. Говард Дорсей в течение трех часов терпеливо высиживал на конспиративной квартире в ожидании, пока русские тщательно сфотографируют бумаги…
-Уж вы оформите все должным образом. — сказал вице — директор. — Может статься, доклад уйдет к министру. А от него прямиком к государю…
=======================
во время вузунских событий 1927 года* — антиамериканские беспорядки в Вузуне, вспыхнувшие после очередного инцидента между американским морскими пехотинцами и местными жителями, в ходе которых несколько китайцев были убиты, а среди морских пехотинцев имелись раненные.
Получил нарукавного золотого орла* — нарукавная нашивка «писарского» уорент-офицера в виде золотого орла*. Армейские полевые писари и полевые писари (Квартирмейстерский корпус) официально были превращены в уоррент — офицеров на основании Акта Конгресса от 4 июня 1920 года, и введены в армию Бюллетенем 25 Минобороны США от 9 июня 1920 года. «Писарские» уоррент — офицеры получили свой нарукавный знак различия 12 мая 1921 года.
от старого клуксера* Симмза… — член организации Ку-Клукс-Клан.
