8 сентября 1932 года. Среда.
Путевой дворец на Ярославовом Дворище Торговой стороны Великого Новгорода.
«Город воли дикой,
Город буйных сил,
Новгород великой
Тихо опочил»…
Так писал в начале XIX века поэт Эдуард Губер о Великом Новгороде. Город мало изменился и к тридцатым годам XX века. Он практически не имел серьезной промышленности, но здесь сохранились в достаточно большом количестве памятники древней архитектуры.
Была в Новгороде и Духовная семинария, одна из лучших в России, имевшая книжное собрание Новгородского архиерейского дома, включавшее библиотеку Новгородской школы Лихудов и богатейшую коллекцию книг по истории эллинизма, собирателем и хранителем которой являлся до некоторого времени Иван Иванович Аскольдов, крупный эллинист, известный переводчик Платона и Аристотеля. Ее государь с семьей посетил тотчас, едва лишь остановился в Новгороде в Путевом дворце, и у генерала Болтина в ходе этого посещения неприятно щемило сердце: Аскольдов в свое время предоставил собственную квартиру под химические опыты «революционизирующего юношества» — группке студентов, готовивших «гремучую смесь» для самодельных бомб, одна из которых взорвалась преждевременно, смертельно ранив одного из изготовителей «адских машинок» и покалечив другого. Эллиниста Аскольдова за сие закатали в каторжные работы, но вскоре чудесным образом освободили, дав возможность благополучно эмигрировать в Чехию…
Не посетить университетскую библиотеку и не увидеть коллекцию книг по истории эллинизма государь не мог, даже несмотря на то, что, как он был осведомлен, некоторые находили его не интеллектуалом в обычном понимании этого слова, называя «особенности» — ограниченные интересы и узкий круг чтения, а в ряде вопросов считая просто несведущим, поскольку мышление Федора Алексеевича расценивали скорее прагматичным, чем философским…
…Внешнеполитические концепции русского монарха обычно связывали с традиционными принципами, основанными на православных церковных догматах, вере в универсальность монархии, как наиболее гуманной формы правления. А также на вере в особый цивилизационный путь России, в том числе по части морального лидерства в мире. Учитывал он и экономические реалии времени, в частности призывал развивать международную торговлю, ратовал за снижение таможенных тарифов, за ликвидацию «особых интересов» монополий. Во взглядах царя наличествовали идеализм и реализм. И это отмечали многие. Мысли о месте России в мире заложили основы его внешнеполитической философии. Трудно поверить, что став государем, Федор Алексеевич приступил к формированию своей внешнеполитической программы с «чистого листа». Цели внешней политики России он связывал с экономическими интересами, но никогда не руководствовался своекорыстными интересами державы. Ровно также действовал и его отец, на протяжении двадцати двух лет своего правления и под конец жизни удостоившегося «звания» «консерватора в роли либерала», чья внешнеполитическая программа была попыткой сохранения государственной системы конкуренции XIX века, не устраняя признанного источника соперничества и вражды…
Политика как «сфера морального действия», связывалась государем еще и с категорией «целесообразности». С одной стороны, есть обязанность верующего человека, его ответственность перед Богом, с другой — есть важнейший принцип отношений между людьми, допускающий во имя справедливости действовать всеми доступными средствами. Не случайно Федор Алексеевич очень часто прибегал к цитированию Аристотеля, утверждавшего, что главный вопрос политики — это «как добиться максимально благоприятных условий для морального прогресса»…
Неподалеку, в гостинице Ганзейского торгового дома разместились прибывшие на празднество представители дипломатического корпуса: германский и голландский послы, датский посланник, Генеральный консул Польши в Риге, консул Генерального ведомства Литвы в Риге, шведский консул в Ревеле, шведский атташе по культуре в Москве и норвежский вице — консул в Риге. Отдельно держался посланник франкоязычного Квебека, недавно только вручивший свой дипломатический агреман и выглядевший слегка растерянным от своего статуса и положения, и смущенным от любопытствующих взглядов…
…Британская Северная Америка: шесть атлантических провинций — Онтарио, Верхняя Канада (южные земли, отделенные от Онтарио), Новая Шотландия, Нью — Брансуик, Ньюфаундленд и Лабрадор и Остров Принца Эдуарда, а также тихоокеанская Британская Колумбия вкупе с Юконом, Северо — Западными территориями и Нунавутом, по — прежнему находилась в совершенно особом положении — в полной зависимости от Великобритании. Внешняя политика осталась в руках британцев, Судебный комитет Тайного совета остался высшим апелляционным судом Британской Северной Америки, армия, полиция и гражданские власти — остались британскими.
Прежние владения Британии, «юго — восточные земли Северо — западных территорий», сельскохозяйственные провинции Манитоба и Саскачеван, из — за небольшого размера называемые «почтовыми марками», у которых оказалось довольно храбрости отказаться от дальнейшего «содружества» с Британской империей, но не хватило сил для самоопределения, какое — то время выбирали между «богатыми родственниками» — британским «тяжеловесом» Онтарио и динамично развивающимися Северо — Американскими Соединенными Штатами.
Преуспевающие соседи — американцы настолько заинтересовались ими, что в 1867 году, во время очередной пертурбации Британской Северной Америки и после полного фиаско с переговорами о приобретении «особых прав» в «Русской Америке — Аляске», решили себя «территориально компенсировать», незамедлительно предложив объединиться в рамках единого государства и, вслед за Небраской, «степные провинции» Северо — Западных территорий Манитоба и Саскачеван, стоявшие как бы особняком в политическом плане от британских северо — американских колоний, стали тридцать восьмым и тридцать девятым штатами САСШ.
Тогда же, в 1867 году, после почти двадцатилетней «тихой революции», определилось и будущее Квебека. Французская Канада, внезапно появившаяся на карте мира, не получила желаемые границы, полностью совпадавшие с границами прежнего Квебека. Эта провинция оставалась неоднородной по своему этническому составу; достаточно сказать, что в 1867 году двенадцать процентов ее населения составляли англоязычные жители, причем проживали они компактно, образуя довольно крупные анклавы, свободные от французского языка и французской культуры. Франкоговорящие сепаратисты, преуспевшие в своих усилиях по развалу Британской Северной Америки, были вынуждены отказаться от английской части долины реки Оттава, западного Монреаля и английских городков, расположенных на востоке провинции. Индейцы и эскимосы, проживавшие на территории Квебека, не приняли идею независимости французской Канады, посчитав, что Британская Северная Америка, даровав им кое — какие автономные права и свободы, более благосклонно отнеслась к их самоуправлению, нежели квебекские власти. Осенью 1868 года в ходе голосования о будущем Квебека коренные жители весьма недвусмысленно заявили о своей позиции и высказались против независимости. Столь бесспорное единодушие позволило британскому правительству в лице министра по делам коренных народов заявить, что индейцы и эскимосы — не «скот», который можно запросто передавать из — под одной юрисдикции в другую. А в свете того, что они претендовали примерно на сорок процентов территории провинции, «индейская проблема» сулила квебекским властям немалые неприятности. Квебекским сепаратистам в конце концов пришлось согласиться с потерей «индейских территорий», объединившихся в британский дистрикт Унгава (территориально рассматриваемый английским правительством как часть так называемых Северо — Западных территорий) и дальнейшим существованием в сильно урезанном виде, но отнеслись они к этому со странной невозмутимостью. Одним из объяснений столь странной «невозмутимости» национального духа квебекцев заключалось в том, что франкоязычная Канада — государство молодое, не познавшее тягот многовековой истории и благодаря этому избавленное от многих комплексов. Это государство не ведало, что значит владеть привилегией приятного геополитического соседства, не имело глубокой национальной традиции и поэтому утеря части территорий не слишком пугала значительную часть его граждан; точно так же ребенок, не понимающий, что такое «плавать», не боится утонуть.
…Квебекский посланник скромно заселился в Университетскую гостиницу, построенную в начале прошлого века на месте старого ректорского особняка. Она пережила период, который можно было назвать «благородным угасанием», после чего, перестроенная и капитально отремонтированная, превратилась в заведение, где охотно селились преподаватели, студенты и их родственники…
…Участие царя в торжествах по случаю Русских Ганзейских дней, проходящих под девизом: «История объединяет» было расписано по минутам. Среди мероприятий — посещения ганзейского рынка и концерта епархиального хора, речь на открытии выставки промышленников. Вечером этого же дня государь намеревался отбыть в Москву.
Речь к открытию выставки государь готовил самолично и правил ее уже в поезде. Самолично, почти не заглядывая в бумажку с текстом, он ее и произнес…
-Сегодня, по случаю Дня Ганзы, мы собрались в Новгороде — крупнейшем торговом контрагенте средневековой Ганзы в Восточной Европе на протяжении всего периода его существования. Я рад приветствовать здесь, в Новгороде, на торжествах, представителей иностранного дипломатического корпуса. Это глубоко символично. В историю Ганзы, одного из могущественных торгово — политических объединений Средневековья, вписано немало имен талантливых дипломатов. С их помощью формировалась внешнеполитическая стратегия союза, утверждался его экономический и правовой статус в Европе, обеспечивался деловой успех, креп авторитет в пределах колоссальной коммерческой сети от Лондона до Новгорода, от Бергена до Брюгге. Активное расширение торговых связей, защита интересов, старых и новых привилегий, наличие заграничных факторий, — все это вынуждало Ганзу постоянно держать руку на пульсе международной жизни, максимально использовать талант и опыт своих дипломатов. Этого мы ожидаем от дипломатического корпуса и сейчас. Ганзейский союз — одно из интереснейших, но незаслуженно обделенных вниманием явлений средневековой Европы. Союз оставался существенной частью европейской истории на протяжении пяти столетий — с середины XII до середины XVII в. На пике могущества его влияние простиралось от Венеции на юге до Бергена на севере, и от Лондона на западе до Новгорода на востоке. Ганзейские корабли добирались до Архангельска, Лиссабона и Рейкьявика, до самых далеких портов Средиземного моря. Уже к началу XIV торговый флот Ганзы достиг тысячи судов. Для сравнения хотел бы отметить, что знаменитая Непобедимая Армада, развернутая ценой невероятного перенапряжения сил испанской сверхдержавы почти три века спустя, насчитывала около ста тридцати кораблей. В период своего расцвета в XV столетии число городов — полноправных членов Ганзейского союза приблизилось к двум сотням, а всего под влиянием Ганзы находилось до трех тысяч населенных пунктов на огромном пространстве севера европейского континента. Хотя Ганзейский союз порой вел войны, но никогда не пытался присоединить к себе новых членов путем использования военной силы или политического принуждения. Конечно, Ганза целенаправленно «завлекала» новых членов в свои ряды, разъясняя многочисленные преимущества полноценного членства. Но в города не вступали в союз под страхом войны, оккупации и разорения. Добровольность вхождения в Ганзу была одной из гарантий выполнения новыми членами своих обязательств перед союзом: не готов подчиняться правилам союза — не вступай, а оставайся на положении внешнего партнера. Было бы неправильным воспринимать Ганзу как некий средневековый аналог союза нынешних промышленных концернов и синдикатов, располагающих только экономическими и финансовыми рычагами воздействия на мировую политику. И использование наемных или союзных вооруженных сил — это, скорее, исключение, чем правило в деятельности Ганзы. Основными инструментами политики Ганзы были экономические — торговые преференции и санкции, концессии на определенные типы деятельности (например, вылов рыбы), взаимные снижения тарифов, взаимные гарантии сохранности материальных ценностей и безопасности торговых представителей и т. п. Основные «правила игры» для членов были зафиксированы в Большом Ганзейском статуте — поистине революционном для своей эпохи документе. Можно сказать, что Ганза стала первым в истории Европы настоящим торгово — экономическим союзом, крайне неохотно прибегающим к использованию военной силы. Мы прекрасно помним, что прежде всего, в каждом торговом договоре устанавливался общий принцип: обеим сторонам предоставляется право торговать, и им никто не будет ставить препятствий в этом направлении, они могут торговать без стеснений, без насильственного захвата у них товаров. Это выражалось словами «вольное торгованье», «путь чист», «без пакости». До наших дней дошло большого количества письменных сведений о торговой деятельности новгородцев. Уже в наше время, мы стоим на пороге создания Ганзейского союза Нового времени. В основу Новой Ганзы должно лечь развитие культурных связей между городами Европы, а так же развитие торговли. В Ганзейский союз Нового времени помимо городов, входивших когда — то в состав средневековой Ганзы, могли бы быть включены и города, которые, не входя непосредственно в сам союз, имели торговые связи с Ганзой в эпоху средневековья. Тот факт, что русские по своему происхождению принадлежат к европейской семье, не подлежит сомнению. Вопрос «Принадлежит ли Россия к Европе?» красной нитью проходит через историю нашей страны и теперь он возник снова. Россия давала на него различные ответы, но в одном пункте, как представляется, ответ однозначен: по своей культуре Россия — европейская страна. Русские православная религия и язык являются, бесспорно, европейскими, ее литература, музыка, творения художников — неотъемлемый вклад в европейскую духовную жизнь. В славянский этнос, помимо русских входят чехи, словаки, поляки, болгары, словенцы. Внешние различия между представителями славянского этноса и другими народами Европы едва уловимы. Объединяет Россию с Европой и историческое родство. Россия всегда участвовала во всех европейских делах, начиная с XVII века, внося значительный вклад в ход событий, а порой и определяя его. В то же время, Россия всегда была государством промежуточным между Западной Европой и Азией. Она не сливалась с Азией в силу расового своеобразия тех племен, из которых она составилась. Но она же была вполне обособлена от Западной Европы, как наследницы древней греко — римской культуры. Территория и экономика России являлись передаточными звеньями в структуре торгового обмена между Западом и Востоком. Конечно, объемы этой транзитной торговли с Персией, Бухарой, Китаем, джунгарами и прочими не идут в сравнение с морской торговлей Европы на Востоке. Но благодаря торговле на новых территориях России формировался особый тип социальных связей и развивались социальные практики, вполне адекватные эпохе авантюрного европейского колониализма. Россия в составе Европы не может выступать в роли противника Запада. По этим и по ряду других причин, Россия единодушна в намерении сотрудничать с Европой. Но сотрудничество это должно строиться на взаимоприемлемых основах. Это не должно означать потерю суверенитета, твердых позиций в системе международных отношений. Сотрудничество не должно приводить к навязыванию невыгодных контрактов, не должно задевать интересы работающих на рынках Европы и России компаний. Экономический и промышленный потенциал должны получить достойное место на пространстве Европы, России и Азии, а в основу отношений должен быть положен принцип взаимной экономической выгоды, а не политические мотивы…
Первым, кто оценил речь Федора Алексеевича, был германский посол, подошедший к государю во время праздничного фейерверка, устроенного на набережной Волхова. До этого он меланхолично наблюдал, как светящийся дождь огней фейерверка падал в реку:
-Ваше Величество, полагаю, можно говорить о политике свершившихся фактов?
Эта фраза показалась Федору Алексеевичу искусным маневром.
-Вероятно. — ответил он после короткой паузы.
-Прежде всего, Ваше Величество, я желал бы, чтобы мои слова оставались секретными. Германия хочет двусторонней беседы с Россией, хочет искать вместе с ней основу для соглашения. Желания Германии скромны: принципы равенства…
-Мы всегда выступали за принцип равенства в отношениях между державами. — сказал царь.
…Германский посол деловито, понимающе кивнул…В основу первых внешнеполитических решений царя лег морализм, как главный ценностный приоритет. Определяя перспективы своей будущей азиатской и европейской политики еще в тронной речи Федор Алексеевич искренне заявил о приверженности принципам взаимного равенства и уважения, а главное — об отказе от достижений материальной выгоды…
-По моему мнению, Ваше Величество, между двумя нашими странами может и должно царить полное и тотальное взаимопонимание, с тем, чтобы в будущем никогда не мог встать между нами вопрос о распре.
-Вы делаете весьма любопытное и доверительное заявление…
-Я убежден, что переговоры между разными великими державами идут гораздо лучше и успешнее, когда ведутся через послов, а не в тех случаях, когда съезжаются главы правительств. В громадном большинстве случаев министры знают о делах гораздо меньше, чем послы, а претензий имеют гораздо больше. Кроме того, их поездки всегда вызывают шумную рекламу, всеобщее возбуждение и ненужную страстность.
-Вы желали бы, чтобы вам были поручены переговоры с нами?
-Почему бы вашему Величеству не поручить мне, послу Германии, организовать без всякой подготовки и без повестки дня встречу глав двух наших великих держав? Просто с целью установления личного и доверительного знакомства, сближения и обмена мнениями? Я уверен, что подобная встреча будет способствовать движению вперед, не оглядываясь по сторонам, принимать важные решения, идущие вразрез с общепринятым политическим курсом ради урегулирования спорных международных вопросов.
-Я уверен, что без повестки дня переговоров трудно вести конструктивный диалог. Подготовка все же нужна. Но подобное начинание, о котором вы, господин посол, только что упомянули, стоит приветствовать. Оно не просто необходимо. — сказал государь. — Оно неизбежно. Ибо вытекает из нынешних реалий и ближайших перспектив, скрепляемых усилившимся экономическим сближением России и Германии. Тому наглядным подкреплением служат сегодняшние торжества, посвященные Дню Ганзы, на которых мы с вами присутствуем. Вы, верно знаете, что будучи сентиментальным приверженцем правил поведения на международной арене, я не прочь руководствоваться известной концепцией «предопределения судьбы».
-Симбиоз России и Германии за весьма короткое время мог бы превзойти военную мощь европейских держав. — заметил германский посол вкрадчивым голосом.
-Я прекрасно понимаю, господин посол: при определении будущего политического курса Европы и мира в целом, споры неизбежны. — ответил царь. — Но мы, я имею в виду Россию и Германию, могли бы значительно сократить подобные споры, договорившись о совместной линии по выработке политического курса. Особенно, если при этом, мы станем смотреть гораздо дальше: вы на Восток, мы — на Запад…
