Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать подцикл в рамках проекта о России Прагматической III, посвященный Русской Императорской армии, или же армии Петра Великого, созданной им, и улучшенной его потомками. Сегодня речь пойдет о кратком обзоре различных родов войск, от линейной пехоты и гренадеров, до подразделений лейб-гвардии.
Содержание
Линейная пехота (фузилеры и мушктеры)
Регулярная пехота современного европейского образца была создана в России официально в 1698 году, хотя на деле к формированию пехотных полков фузилеров приступили лишь спустя год. Они в целом мало чем отличались от среднестатистической европейской линейной пехоты, и именовались фузилерами. Первое время у пехоты были проблемы с дисциплиной, да и выучка хромала – даже потратив огромное количество времени на муштру новых войск, Россия в результате проиграла шведам при Нарве, имея в несколько раз больше войск. Лишь после этого подготовка войск была реорганизована, и поставлена как надо. Особый упор был сделан на дисциплину – пострадав несколько раз от потери контроля над войсками, Петр желал сделать своих солдат как можно более управляемыми. Как и всегда, когда дело касалось организации тех или иных вопросов, значительный вклад в укрепление армейской дисциплины внес великий князь Невский. До откровенно изощренных способов воспитания оной, которые могли применяться в разное время в разных армиях вроде прусской, не дошло, зато использовались иные инструменты.
В первую очередь, вводилась система кнута и пряника за поддержание дисциплины, использовались проповеди полковых священников, в которые, как правило, попадали лучшие представители духовенства низшего звена, лично отбираемые митрополитом Филаретом. В солдатах пытались воспитать патриотические чувства, ощущение единства, ответственности личной и коллективной, осознание себя особой кастой «воинов христовых». Все это подкреплялось постоянной погоней за обеспечением армии продовольствием и снаряжением по лучшему разряду, что, вкупе со стандартной муштрой, в конце концов принесло свои результаты – под Полтавой русские фузилеры проявили себя уже достаточно дисциплинированными войсками, а в дальнейшем железная дисциплина русской пехоты станет легендой во всей Европе, наравне с пехотой прусской. Если в начале войны линейная пехота Петра I могла легко выйти из-под контроля, а в случае успеха быстро переключалась на грабеж, то к концу конфликта грабежи случались лишь по приказу, а потеря контроля на поле боя случалась все реже и реже [1].
Основной тактикой боя фузилеров была линейная. Роты выстраивались в линию, и при сближении с противником открывали огонь. Ранняя русская пехота плохо держала штыковой бой, потому об активном наступлении даже речи не могло идти, но уже к 1702 году, по мере укрепления дисциплины и улучшения боевой подготовки, фузилеры могли успешно и обороняться, и наступать. В первом случае предпочтение отдавалось огневому бою, нередко для улучшения своих позиций использовались земляные укрепления или рогатки. В наступлении пехота переняла шведскую тактику – сблизившись с противником на близкую дистанцию, давала 2-3 залпа, и кидалась в штыковую атаку, которую редко кто мог выдержать. Все это требовало развития умений и штыкового боя в строю, и навыков быстрой перезарядки фузей, что вновь приводило к необходимости усиленной муштры. Из-за этого ценность одного бойца регулярной пехоты постоянно росла, о чем Петру I не забывали напоминать приближенные. Сам царь знал цену деньгам, потому «благословил» свою правую руку, великого князя Невского, на борьбу любыми способами с небоевыми потерями – Россия была еще не настолько богатой страной, чтобы постоянно нести большие небоевые потери профессиональных солдат, обошедшихся казне в немалые суммы денег. В дальнейшем эта особенность – борьба с небоевыми потерями всеми правдами и неправдами – станет отличительной чертой Русской Императорской армии [2].
Тактика использования линейной пехоты постепенно развивалась. Уже в эпоху Петра III муштра усовершенствовалась до того, что фузилеры, переименованные в 1732 году в мушкетеров, могли молниеносно, прямо под огнем менять свои построения, развертываясь в линию из колонн, или сворачиваясь в батальонные каре. Какое-то время, следуя европейским тенденциям, практиковалось «огневое наступление», т.е. атака в линии с использованием одной лишь стрельбы, но, по мнению большинства офицеров и генералов, такой бой был малопродуктивен, и приводил лишь к увеличению потерь в атаке, когда вместо короткого рывка требовалось длительное время стоять под огнем противника, и отвечать ему одной лишь стрельбой. При этом линейная тактика приводила к тому, что пехотный строй, дабы избежать в нем разрывов и ослабленных мест, становился «дубовым», маломаневренным. Если в Европе это было нормой, то против турок требовалась куда большая мобильность, из-за чего приходилось менять тактику, и часто наступать не в линии, а в колоннах или каре. В начале 1760-х годов последовало новое усовершенствование – введение в состав пехотных батальонов легкой пехоты, стрелков, которые действовали в рассыпном строю, и подготавливали удар линейной пехоты, внося дополнительную сумятицу в ряды противника. Уже к концу столетия комбинация стрелков и мушкетеров дойдет до тактики боя рассыпного строя и пехотных колонн – застрельщики «обрабатывали» пехоту противника на нужном участке, вслед за чем по вражескому строю наносился молниеносный удар колонной линейной пехоты. Такая тактика применялась не всегда, но в то же время значительно снизила требования к войскам по муштре, и позволяла куда более активно маневрировать на поле боя, что позволило позабыть о «дубовости» линейного строя середины столетия. Впрочем, линии батальонов все равно использовались наиболее профессиональными и подготовленными полками РИА, и не без успеха — следуя заветам еще времен Петра I, такие линии давали несколько быстрых залпов, а затем переходили в штыковую атаку, и в большинстве случаев опрокидывали ряды противника.
Организационно пехотные полки согласно штатам 1698 года формировались из 12 рот, каждая численностью по 164 человека, однако уже в 1699 году, по мере формирования первых подразделений, было решено отказаться от этой практики, и собирать полки из 2 батальонов по 4 роты, что значительно упрощало их управление. Кроме того, в составе каждого полка числилась отдельная рота гренадер. Количество нестроевых оценивалось в 17% от личного состава полка, в результате чего численность личного состава достигала отметки в 1,8 тысяч человек. Однако первый же опыт военных действий показал, что такие полки имеют ограниченную тактическую эффективность, а роты слишком велики и громоздки. В результате этого уже к 1705 году в ротах оставили по 128 человек, а из освободившегося личного состава сформировали третий батальон. Численность нестроевых уменьшилась до 14%. Суммарная численность личного состава в полку теперь составляла около 2 тысяч человек, однако сам полк теперь был гораздо более гибким, имел больше тактических возможностей, и при этом лучше маневрировал на поле боя. Так была найдена «золотая середина» организации пехотных полков, которая без серьезных изменений продолжала существовать в дальнейшем.
Правда, мелкие изменения все же происходили. Так, в 1718 году гренадер, которые и ранее использовались отдельно от полков, изъяли из них уже де-юре, и сформировали из них отдельные гренадерские полки. Полковая артиллерия также пережила изменения – до 1705 года к полкам приписывались по 2 2- или 3-фунтовых пушек (по 1 пушке на батальон), а в 1705 году их стало уже три 3-фунтовых, единого образца. Из нестроевых в 1748 году была сформирована отдельная инженерно-понтонная рота при полку, разделенная на две команды. Первая отвечала за инженерное обеспечение деятельности полка, вроде ремонта обозных телег и руководства возведением полевых укреплений, вторая – за наведение переправ. В состав полкового обоза вошли несколько телег, нагруженных складными парусиновыми понтонами, с помощью которых можно было за несколько часов соорудить переправу через реку, что оказалось особенно ценно в условиях Причерноморья, где было мало лесов для постройки плотов. Кроме того, в 1762 году в штатный состав каждого пехотного батальона были введены дополнительные роты стрелков, в результате чего количество рот в полку, с учетом инженерно-логистической, возросло до 16. Количество нестроевых осталось все равно высоким – полки получили достаточно солидный «тыл», который на какое-то время делал их целиком самодостаточными боевыми единицами. При этом численность личного состава в полку достигла отметки в 2,5 тысячи человек (из них около 200 – нестроевые). С такими штатами полки русской линейной пехоты продолжили свое существование в дальнейшем.
Тяжелая пехота (гренадеры)
Регулярные гренадерские подразделения в России появились вместе с регулярной пехотой, т.е. в 1698-99 годах. Изначально гренадеры составляли лишь одну-единственную роту в полку, чьей главной функцией были решительные штурмовые операции, для чего наиболее рослые и сильные рекруты, обученные применению гранат, подходили лучше всего. Однако тонкое размазывание гренадеров по пехотным полкам снижало их эффективность, потому уже с 1701 года в действующей армии стали извлекать гренадерские роты из полков, и формировать сводные батальоны, а затем и полки. «Шефствовал» над гренадерами великий князь Невский, решивший во время войны со шведами создать хотя бы небольшой отряд высокопрофессиональных солдат, способных на равных противостоять противнику, пока массовая регулярная армия медленно училась тому же. Так, пока еще не совсем официально, был сформирован Гренадерский корпус, состоявший из 4 сводных гренадерских полков, 2 гвардейских (Лефортовского и Бутырского), а также 2 сводных конно-гренадерских. Общая численность его достигала 12 тысяч человек боевого состава.
Это временное формирование, числившееся как сводное, настолько эффективно зарекомендовало себя в ходе Северной войны, что в 1718 году, во время очередной большой реформы армии, гренадеров окончательно извлекли из пехотных полков, и сформировали из них регулярные гренадерские полки. По своему статусу они находились выше обычной линейной пехоты, но ниже гвардии, получали улучшенное питание и увеличенное годовое жалование. Использование гранат постепенно сокращалось, но ударные возможности гренадер все равно оставались высокими – в основном за счет физической силы солдат. В остальном же гренадеры целиком и полностью повторяли штаты полков линейной пехоты, включая стрелковые роты и полковую артиллерию. Схожей оставалась и тактика боя, за исключением особого упора на штыковой бой. Из-за этого нередко гренадерские полки ставились на острие атаки, или же держались в резерве на тот случай, если наступит переломный момент, и потребуется мощный удар, дабы склонить воинскую удачу в свою пользу.
Гвардейская пехота
Пешая гвардия Российской империи берет свое начало от потешных полков Петра I – Преображенского и Семеновского, а также выборных (лучших, элитных) московских стрелецких полков, Бутырского и Лефортовского, которые в 1692 году были реорганизованы в гвардейские наравне с двумя «личными» царскими. Это были лучшие из лучших в России – отборные стрельцы, солдаты иноземного строя, дети дворян и простолюдинов, которые постигали воинскую науку с детства, вместе с самим царем Петром. Их боевые качества были весьма высоки, и не уступали лучшим европейским полкам. Уже в годы Северной войны гвардейцам суждено будет стать главной ударной силой русской армии, и через их ряды пройдет великое множество будущих русских офицеров и полководцев. Первое время гвардия служила Петру сразу и кузницей кадров, в первую очередь военных. Он вполне серьезно намеревался в дальнейшем сохранить эту функцию за ними, но великому князю Невскому удалось отговорить его. Более того, отговорил он царя и от возложения на гвардейцев функции охраны государя и его семьи – дабы та не выродилась в поздних стрельцов или янычар, которые могли смещать правителей и диктовали власти свои условия [3]. Функции военного образования были вынесены отдельно от гвардии, а для охраны царя были сохранены небольшие отборные части – лейб-гренадеры и кавалергарды, появившиеся в 1718-1721 годах.
С этого момента гвардия приобретает свой окончательный вид в качестве элитных пехотных полков армии, предназначенных для ведения боя на особо ответственных участках линии баталии. В этом гвардия была близка по своей сути к гренадерам, но в гвардию попадали солдаты не только богатырского телосложения, а уже со времен Петра I – еще и не одни лишь дворяне. Конечно, их удельный вес в гвардии был высоким, но попасть в элитные полки могли и простые солдаты, хорошо показавшие себя в ходе военных действий. Учитывая, что гвардейцы имели ряд привилегий, и получали двойной оклад относительно обычной пехоты, награда в виде перевода в гвардейские полки выглядела вполне уместно. Первое время солдат элитных полков, происходящих из простого люда, затирали, ибо слишком велик был напор дворян, желавших вступить в царскую гвардию, но после создания гвардейской конницы этот напор значительно снизился, и теперь простому солдату стать преображенцем, семеновцем или еще кем-то было проще, чем ранее.
По штату первоначально гвардейские полки были крупнее армейских – к 1699 году в Преображенском и Семеновском полках было по 4 батальона пехоты, в Лефортовском и Бутырском – по 3. Именно опыт последних двух полков выявил наиболее удобный для управления штат, потому уже в 1705 году всю армию перевели на стандартный трехбатальонный состав, который сохранился в дальнейшем, вместе со всеми атрибутами обычного штата пехотного полка, включая вспомогательную роту и полковую артиллерию. Преображенский и Семеновский полки были сокращены, частично в счет восполнения потерь, частично в счет перевода гвардейцев в качестве офицеров в линейные полки. К 1740-м годам гвардия настолько хорошо себя показала, что при Петре II было решено расширить сначала еще на 4 полка, а после войны с турками – еще на 4, в результате чего в походе вся пешая гвардия могла формировать самостоятельную пехотную дивизию. Назывались гвардейские полки в честь императорских резиденций и городков – такая традиция сложилась из-за названий первых двух полков, которые присваивались в честь царских сел, загородных резиденций Романовых в конце XVIII века.
Перевод из гвардейских полков осуществлялся с повышением, но лишь в случае поощрения, что случалось редко. Если гвардеец переводом наказывался, то он понижался в звании, что обычно означало для него большое сокращение жалования и позор, за который его могли не принять в новом полку. Не единичны были случаи, когда переведенный таким образом в армейские полки офицер был вынужден или досрочно и себе в ущерб уходить в отставку, или вовсе заканчивал жизнь самоубийством. Таким образом, изгнание из гвардии превращалось в суровое наказание, для предотвращения которого многие просто предпочитали не вступать в нее. В то же время служба в гвардии обязывала многим вещам – примерному поведению в обществе, верности однополчанам и государю, железной дисциплине, но и более того – взаимовыручке на поле боя, соперничества между гвардейскими полками, патриотизма. Моральный облик гвардейцев всегда держался на высоком уровне, любые, кто мог бы его опорочить, из гвардии изгонялись, в лучшем случае с сохранением звания. На поле боя петровские гвардейцы никогда не бежали, и лишь в самых безвыходных ситуациях могли организованно отступить. К концу Северной войны среди них утвердилось суеверие, что когда гвардия побежит – то погибнет вся Россия. Популярным оно останется еще очень долгое время.
Помимо гвардейской линейной пехоты, формировались также гвардейские стрелковые полки. Они имели тот же штат, что и армейские, и такие же высокие боевые качества. Если гвардейская конница считалась средоточием дворян, а гвардейская пехота – смешанную основу, то в стрелки брались преимущественно люди простого происхождения, включая офицеров. К концу XVIII столетия из гвардейских стрелковых полков был сформирован отдельный корпус, состоящий из 2 дивизий, но целиком он использовался достаточно редко, так как элитную легкую пехоту предпочитали делить на бригады и равномерно распределять между действующими армиями. Из-за этого редко когда в одном месте могла сражаться целая гвардейская стрелковая дивизия. Практиковалось также включение одной гвардейской стрелковой дивизии в корпус гвардейской пехоты, что значительно увеличивало его гибкость и боевые возможности, и вместе с гвардейской кавалерией и полевой артиллерией делало русские элитные войска небольшой, но очень боеспособной и опасной армией, способной самостоятельно сокрушать на поле боя войска небольших государств.
Иррегулярная кавалерия (казаки и туземные войска)
Казачья конница во времена Петра I была относительно новым явлением – еще полвека назад казаки воевали в основном пешими, выставляя достаточно неплохую (а временами и отличную) пехоту. Однако Петр, с его любовью к регулярству и постоянным дефицитом кавалерии, решил превратить всех казаков в конницу, указ о чем последовал уже в 1699 году. Правда, это пока еще были лишь самые общие прикидки и указания, так как ни штатов войск, ни их численности еще не создавалось, казаки ставились под ружье или явочным порядком, или по требованию государства. У Войска Запорожского имелась полковая структура, но там полки были административно-территориальными единицами, и каждый из них отличался по штатной численности. Все это усложняло командование казачьими войсками, и изрядно раздражало как царя, так и полководцев-«регуляров», которым приходилось иметь дело с нестройной, плохо организованной иррегулярной конницей едва ли не ежедневно. Всем было понятно, что рано или поздно потребуются кардинальные реформы.
По ряду причин реформы назрели лишь в 1745 году, и совпали с кардинальными преобразованиями в казачьем самоуправлении. С военной точки зрения они заключались в учете населения казачьих войск, из которого стали формировать конные полки определенного штата. На вооружение и оснащение лошадьми, если у войска не хватало средств, выдавались дополнительные средства, при этом стимулировалось развитие собственных казачьих конезаводов, которые считались государственной собственностью в пользовании казаков. Сами полки имели штаты, близкие к кавалерийским – те же 108 человек в сотне (роте), но сам полк состоял из 5 сотен, не делился на эскадроны, не имел сильно развитой тыловой и обозной структуры, и даже не пытался оснащаться полковой артиллерией. В результате этого численность личного состава казачьих полков достигала 600 человек. Казачьи полки имели свои знамена, именовались по нескольким принципам, хотя позднее обиходным стало также название полка в честь его текущего командира. Также была попытка ввести единую униформу для казаков, но так как ее они шили сами, то единая в общих чертах, она все равно отличалась в деталях и изменялась в зависимости от желаний и предпочтений своего носителя, и лишь к началу XIX века стала более или менее регулярной.
Привитие отдельных элементов регулярства и единообразия казачьей коннице пошло на пользу. Новыми полками было проще командовать, учитывать их в общей сводке сил армий, да и в бою они теперь вели себя несколько более организованно. Вооружившись пиками, они приобрели в конном строю определенные ударные функции, и могли на поле боя показывать себя достаточно успешно. Впрочем, это было их второстепенное назначение, а в первую очередь казачьи полки должны были осуществлять разведку, патрулирование и глубокие рейды на коммуникации противника. Если дело касалось разорения каких-либо территорий, то это также проще всего было сделать именно казакам. Больше всего полков предоставляли Донское и Украинское войска [4]. Остальные войска выставляли относительно небольшое количество полков, которые могли даже не привлекать для службы в регулярной армии, так как они должны были стеречь государственные границы. Кубанское войско выставляло в поле не конницу, а пехоту, а Терское — и пехоту, и конницу. Такая система организации казачества сохранится и в дальнейшем, а сами казаки станут ценным дополнением для регулярной армии, и не раз покроют себя воинской славой.
Однако главной иронией судьбы было то, что еще до 1745 года подобную «регулярную» структуру уже имели некоторые войска, не относившиеся напрямую к казакам — в первую очередь, Башкирское и Казахское. Первыми здесь были башкиры, которые со времен Петра I получили особые права самоуправления в обмен на службу в Войске. Само Войско создавалось по образу и подобию казачьих, но организация была значительно усовершенствована, в результате чего башкиры, и до того бывшие отличными конниками, превратились в грозную силу на поле боя. Уже в 1730-е годы вассальные России казахи, осознав выгоды от подобной организации, сформировали собственное Войско по тем же принципам. В дальнейшем в империи появились еще несколько подобных войск, которые не были казачьими, и официально именовались «туземными», но именно организация первых подобных структур послужила основой для реформ среди казачьих войск. В результате этого к середине XVIII века в империи уже сложилась достаточно стройная и четкая структура иррегулярных войск, пеших и конных, которые благодаря внедрению в их структуру «регулярства» значительно увеличили свою боеспособность, превзойдя прочие иррегулярные конные формирования других государств и народов, и в чем-то превзойдя даже регулярную легкую конницу.
Легкая кавалерия (гусары)
Гусары впервые появились в России еще в XVII веке, но постоянно испытывали проблемы с регулярством. При Петре несколько раз формировались гусарские полки, но предпочтение в первую очередь отдавалось найму представителей определенных национальностей, из-за чего полки эти были слишком маленькими, но обходились казне в немалые деньги. Во время русско-турецкой войны 1710-1715 годов они не сыграли никакой роли, и потому были распущены. Позднее предпринимались еще несколько попыток сформировать иррегулярные или наемные гусарские полки, но при наличии многочисленных казаков смысла в них особого не просматривалось, потому все затеи завершались ни с чем. Единственные более или менее боеспособные гусарские полки предоставляла с 1711 года Молдавия Кантемиров, но формально эти полки к русской армии не принадлежали, и вообще считались вассальным войском Османской империи, хотя всегда воевали на стороне ее врагов. Однако в середине XVIII века Молдавское княжество целиком вошло в состав Российской империи, и единственными регулярными его войсками к тому моменту оставались как раз 6 гусарских полков. Их решено было сохранить, но переформировать под русские стандарты, и сделать полноценной частью Русской Императорской армии. При этом был совершен полный отказ от былых традиций и предрассудков касательно комплектования таких полков – иностранцев стали брать лишь при их наличии, в основном в гвардию, в то время как в обычные регулярные гусарские полки брали русских, татар, остзейцев, финнов, и вообще всех, кто попадался под руку рекрутеров.
Штаты гусар были обычными для регулярной кавалерии – 5 эскадронов по 2 роты, в роте по 108 человек, всего с нестроевыми – до 1,2 тысяч человек. Учились они вполне регулярному бою в сомкнутом строю, ведению стрельбы с лошади, и многому другому. Однако по сути своей это регулярное гусарство формировалось как легкая кавалерия – ее первейшей функцией была «малая война», т.е. разведка, рейды, диверсии, и все подобное. Для крупных баталий гусары подходили мало, и могли там играть лишь вспомогательные роли, хотя при должной выучке и азарте они вполне были способны сражаться с вражеской пехотой и конницей. Большой популярности регулярные гусары в России не приобрели, так как у государства и без того хватало легкой кавалерии, в результате чего 6 молдавских гусарских полков так и остались единственными в своем роде в РИА, если не считать, конечно же, двух гвардейских гусарских полков. Гусар активно пытались использовать на поле боя хотя бы в качестве поддержки более тяжелых кирасир и драгун – но из этой затеи редко получалось что-то действительно хорошее. Лишь в преследовании противника гусарам (как и казакам) не было равных, потому их полки нередко берегли до конца боя, когда требовалось как можно дольше и активнее преследовать противника, нанося ему дополнительный урон. С другой стороны, служба в гусарских полках оказалась достаточно популярной из-за униформы – необычной, красивой, но еще и дорогой. Многие дворяне, не попавшие в гвардейскую кавалерию, стремились стать хотя бы гусарами. Их полки окружила особая романтика, сделавшая гусарию популярной в обществе. Это же соседствовало с несколько менее опасной службой, чем у улан, драгун и кирасир, что было приятным бонусом к униформе и известности.
Средняя кавалерия (уланы)
К формированию улан в России приступили в 1772 году, причем изначально их создавали вполне под конкретные задачи. Дело в том, что кирасирские полки отлично проявили себя в качестве ударной конницы – но много их создать не было возможности, так как кирасиры были слишком дороги. Драгуны прекрасно дополняли их, но были слишком перегружены функционалом, играя роль и ударной, и стрелковой конницы, да еще и «ездящей пехоты». В результате было решено облегчить и удешевить полки драгун, сняв с них задачу поддержки кирасир в атаке, и создать новую разновидность кавалерии, которая по сути была бы теми же драгунами, только тяжелыми [5]. При этом сразу же было обращено внимание на опыт последних войн, и потому вместо тяжелых драгун решено было формировать полки уланские, по образцу польских улан, которые весьма неплохо зарекомендовали себя в составе саксонской армии. Новая разновидность кавалерии должна была иметь все уланские атрибуты, ездить на более тяжелых лошадях, и вооружаться, помимо сабли с карабином и пистолетами, еще и пикой, которая немного позднее перекочует и к собственно драгунам.
Создание уланских полков прошло без особых проблем, в основном за счет населения присоединенных в Семилетнюю войну территорий. По штату они целиком повторяли кирасир (5 эскадронов по 2 роты, без полковой артиллерии, всего около 1,2 тысяч человек), и количество полков равнялось числу полков тяжелой конницы. В грядущих сражениях уланы показали себя вполне уместным дополнением к регулярной коннице, и обходились казне заметно дешевле, чем кирасиры. Правда, большой потребности в уланах не было, потому их в войсках осталось относительно немного. Покрыв себя славой в больших баталиях, они были мало приспособлены к повседневным нуждам армии – разведке, рейдам, дозорной службе. Забавной особенностью улан стало то, что туда из-за красивой формы старались попасть многие дворяне, в результате чего их количество в полках драгун заметно уменьшилось. Из-за этого к концу XVIII века драгун стали называть «мужицкой кавалерией», а всех остальных – кирасир, гусар и улан – «дворянской». Разделение это было весьма условным, да и официального признания оно не приобрело.
Линейная кавалерия (драгуны)
Драгуны стали самой старой регулярной кавалерией в России, если не считать конных полков нового строя, существовавших в XVII веке. Формирование драгунских полков началось в 1698-99 годах, как дополнение к формируемой регулярной пехоте. При этом всего их сформировали 4 штуки – явно мало, чтобы драгуны имели шансы сделать какую-либо погоду на войне, особенно в свете того, что их распределили по «генеральствам», т.е. дивизиям, по одному [6]. Основную ставку в кавалерии решено было сделать на поместную конницу – многочисленную, и дешево обходящуюся государству. Однако в боевых действиях та себя показала отвратительно, став одной из косвенных причин поражения при Нарве, в результате чего с 1701 году началось массовое формирование новых драгунских полков, которые отныне становились единственной регулярной кавалерией. Поместная конница расформировывалась, многие ее представители переводились в новые кавалерийские полки, туда же попадали бедные дворяне, которые не могли себе ранее позволить службу в поместном войске. Первое время боеспособность новых драгун была низкой – плохой конский состав, недостаточная подготовка всадников, слабая дисциплина давали о себе знать, однако уже к 1703 году драгуны стали сначала хорошей ездящей пехотой, а к 1705 году могли уже действовать уверенно и как кавалерия, хотя в конных боях уступали шведам из-за все еще плохого конского состава. Также в составе драгунских полков первоначально имелись роты конных гренадер, но в 1705 году их оттуда изъяли, а в 1718 году конных гренадер и вовсе переформировали в гвардейские драгунские полки.
Лишь к 1730-м годам русские драгуны достигли высокого уровня боеспособности благодаря тщательной выучке и улучшению конского состава, который теперь вполне соответствовал европейским стандартам. К тому моменту драгуны стали очень полезным и эффективным инструментом войны, своеобразной гордостью Русской Императорской армии, так как европейские аналоги этой конницы начали переживать упадок, и явно уступали наследию Петра Великого. Главным отличием была тактика. Европейские драгуны в это время уже предпочитали исключительно огневой бой – заняв определенную дистанцию, они стреляли по пехоте или коннице противника, могли отойти на расстояние (а могли и не отходить), перезаряжались, вновь стреляли… Учитывая, что всадник всегда оставался более удобной целью, чем пехотинец, это приводило к крайне посредственным результатам использования драгун. Русские же драгуны в конном строю делали один залп, или вовсе не открывали огня, и прямо врубались в строй противника. Активно огнестрельное оружие использовалось лишь в пешем строю. Это делало драгун главной ударной силой кавалерии РИА. Косвенным образом они послужили основой для преобразований в кавалерии Фридриха Великого, чьи реформы позднее станут образцом для всех западноевропейских армий [7].
Лишь в 1770-е годы роль драгун стала меняться в связи с переменами в русской кавалерии. Сами драгуны в былые времена были гордостью русской кавалерии, но оказались перегружены функционалом – будучи конными стрелками, они еще и являлись ударной кавалерией, да еще и обучались сражению в пешем строю. Именно подготовка драгун являлась самой сложной из всех. Потому ударные функции было решено переложить на улан, в то время как драгуны остались лишь конными стрелками и ездящей пехотой. Это значительно снизило требования к их конскому составу, упростило подготовку, и фактически сделало русских драгун аналогом различной легкой кавалерии вроде конных егерей, шеволежеров или легких драгун. Они все еще могли выполнять ударные функции, особенно после выдачи им в 1796 году пик, но в бою в первую очередь должны были поддерживать огнем кирасир и улан, или действовать как мобильная пехота, занимая передовые позиции быстрее противника, или же используя тактику «бей-беги». Значительно более востребованы они теперь стали и в разведке, и дозорах, и караульной службе. В таком виде драгуны продолжат свое существование до конца XVIII века, но и в дальнейшем серьезных изменений не перетерпят.
Организация драгунских полков на протяжении практически всей истории глобально не менялась – 5 эскадронов по 2 роты, а до 1705 года – еще и рота конных гренадер. В каждом эскадроне числились примерно по 108 человек, нестроевых в полку было 13-14%. Специальных инженерно-понтонных рот при кавалерийских полках не создавали, зато у драгун была своя конная артиллерия – 2 3-фунтовые пушки, позднее – 2 10-фунтовые гаубицы. Численность личного состава доходила до 1,2 тысяч человек. За исключением мелких корректив, штаты драгунских полков на протяжении долгого времени не менялись, имея черты как кавалерии, так и пехоты, что было вызвано их тактическими функциями. Удельный вес драгун в войсках также был достаточно высок на протяжении всего XVIII века, во многом из-за того, что даже после их «облегчения» они остались наиболее универсальными из всех разновидностей кавалерии, и составил около половины всех регулярных конных полков.
Тяжелая кавалерия (кирасиры)
Подготовка к созданию регулярной тяжелой кавалерии в России началась еще в 1698-99 годах, когда по указу царя Петра I Роман Михайлович Романов, будущий великий князь Невский, начал создание сети конезаводов по всей стране, где необходимо было разводить в том числе породистых голштинских лошадей, пригодных для кирасир. Правда, скорость их разведения оказалась очень невысокой – в ходе Северной войны лошадей с конезаводов князя Невского было поставлено великое множество поголовья хороших лошадей, но голштинских среди них было еще крайне мало. Лишь небольшие отряды конницы, в первую очередь сопровождавшие полководцев и самого царя, получили их в свое распоряжение. Тем не менее, к началу 1730-х годов с поголовьем голштинских лошадей ситуация стала уже вполне подходящая, потому было решено приступить к формированию кирасирских полков. Первыми в 1730 году были сформированы два гвардейских кирасирских полка, а за ними в 1732 и 1734 последовали еще две пары полков, уже общеармейские.
Русские кирасиры мало чем отличались от европейских. Основным вооружением являлись палаши, пистолеты и гладкоствольные карабины, защитой являлась полукираса, которая прикрывала лишь грудь всадника, так как иначе полная кираса вышла бы слишком тяжелой. По штату в полку насчитывалось 5 эскадронов по 2 роты, в каждой роте – около 108 человек. За счет развитого «тыла» общая численность личного состава полка достигала примерно 1,2 тысяч человек, из них около 1100 – непосредственно боевого состава (рядовые, офицеры и музыканты). Это было больше, чем в среднем по Европе, в первую очередь из-за больших кавалерийских рот (в прусской армии рота регулярной кавалерии насчитывала 66 человек, правда, рот в полку было 12). Тем не менее, такая организация была выверена и опробована еще в Северную войну, и показалась русским офицерам наиболее уместной. Самым серьезным отличием являлась тактика боя кирасир – они не завязывали огневой бой, а сразу же переходили в ближний, сокрушая вражескую пехоту и конницу своими лошадьми и палашами. Карабин и пистолеты имели строго вспомогательные функции. Это было значительное преимущество, так как регресс европейской конницы после войны за испанское наследство привел к тому, что та практически разучилась ходить в ближний бой, и из-за этого потеряла львиную долю своей силы. Но даже когда европейские кирасиры оклемаются, русские все равно сохранят за собой грозную славу.
Гвардейская кавалерия
Гвардейская кавалерия была создана в 1718 году, и должна была выполнять те же функции, что и гвардейская пехота при армии – быть элитой, лучшими из лучших. Увеличенное жалование, лучшие лошади и снаряжение, но при этом более высокие требования к моральным качествам, выучке и дисциплине – все это оставалось верным и для нее. Первыми гвардейскими кавалерийскими полками стали два драгунских – Волжский и Днепровский. Позднее к ним добавились два кирасирских, затем два казачьих, а затем гусарские и уланские. Все эти полки с 1763 года делились на две дивизии, и дополняли гвардейскую пехоту. Штаты гвардейских полков целиком соответствовали штатам армейских. Полковую артиллерию имели лишь драгуны. Гвардейская кавалерия стала излюбленным местом службы дворян, которые всеми правдами и неправдами стремились попасть в нее, особенно в кирасирские полки. Многие воспринимали строгие законы императорской гвардии как своеобразный статут, а саму гвардейскую конницу – как рыцарский орден. К концу XVIII века эта точка зрения уже стала достаточно распространенной, что еще больше стало привлекать романтичных дворян. Многие ради службы в этих полках отказывались от разгульного образа жизни, давали определенные обеты, меняли образ жизни. Специально, или случайно, но императоры России превратили свою гвардию в инструмент для воспитания морального облика дворян, пускай и узкоспециализированный. А на поле боя эти же гвардейцы творили чудеса ничуть не меньшие, а то и большие, чем вся остальная регулярная кавалерия Российской империи.
Лейб-гвардия
Лейб-гвардия была создана в 1718 году, в качестве небольших элитных воинских подразделений, которые отвечали за непосредственную охрану государя и его семьи. Выделение отдельной от остальной (полевой) гвардии части солдат было вызвано нежеланием давать преображенцам, семеновцам и прочим слишком большое влияние на государя и власть в стране. Первым ее отрядом стал лейб-гвардии гренадерский батальон, позднее прозванный дворцовыми гренадерами. Они имели ту же униформу, что и гвардейские гренадеры, но более качественную и богато оформленную, а вместо обычных гренадерских шляп использовались треуголки, позднее – гренадерские митры, а после Наполеоновских войн – медвежьи шапки. Гренадерами гвардейцы были лишь постольку-поскольку, так как не имели основных гренадерских атрибут, и гранатами никогда не вооружались. Единственной «гренадерской» отличимой чертой было предпочтение перед рослыми гвардейцами. При этом гренадеры как правило проходили проверку надежности, верности государю, и отбирались лишь из солдат действующей армии, которые успели зарекомендовать себя в боях.
Другое подразделение лейб-гвардии было сформировано уже в 1721 году, как раз под коронацию Петра I императором. Подразделение было чисто конным, состояло из 4 рот, и называлось лейб-гвардии кавалергардским эскадроном. Кавалергарды ездили на голштинских лошадях, имели качественно сшитую и украшенную униформу, поверх которой одевался алый суперверст, в результате чего всадники по внешнему виду напоминали кирасир. Позднее в их снаряжение включат и настоящие кирасы, но стилизация их под алый суперверст сохранится. Предназначены кавалергарды были для сопровождения императора и его ближайших родственников на выезде, в то время как лейб-гренадеры считались охранниками царских дворцов и шатров. В кавалергарды также попадали лишь проверенные люди, вне зависимости от происхождения, с тем лишь отличием, что среди них имелись также и иноземцы – как правило, волонтеры из дружественных стран. Кавалергарды уже в начале 1730-х годов послужили прообразом для небольших отрядов телохранителей полководцев, которые сопровождали их на поле боя. Нанимались они за государственный или частный счет, снаряжение их целиком повторяло императорских кавалергардов, но без суперверста. Соответственно появились и два отличимых названия – лейб-кавалергарды, охранявшие государя, и обычные кавалергарды, хотя о первом термине вспоминали редко.
Два других подразделения лейб-гвардии – лейб-казачий эскадрон, и лейб-инженерный батальон – появились в 1748 году, при императоре Петре II. Каждый из них состоял из 4 рот. Создание лейб-казаков было своеобразным знаком доверия казачьим войскам, что было не лишним после проведенных ранее реформ в области казачьего управления. Униформа у лейб-казаков была особая, комплектование проходило за счет лучших казаков из разных войск, при этом в самом эскадроне они служили вперемешку, без выделения в отдельные «войсковые» сотни. По назначению лейб-казаки являлись еще одним конным эскортом императора, и достаточно часто использовались дабы подменить кавалергардов, которых отправляли выполнять те или иные задания. Лейб-инженеры были довольно своеобразным решением, и выступали скорее школой для высших инженерных кадров, а заодно и испытательным полигоном. Все главные инженерные и технические новинки Европы перед внедрением в Россию испытывались этими гвардейцами. Ими же разрабатывались и испытывались отечественные новинки. Таким образом, лейб-инженеры являлись скорее испытателями, и единственной функцией по защите монарха, которую они выполняли, осталось наблюдение за правильными постройкой и содержанием от государевых жилищ, от дворцов до полевых шатров.
Примечания
- Здесь, к слову, имеет место быть большой прогресс – при штурме Нарвы в 1704 году русские войска быстро скатились в грабежи, а спустя полвека, причем не самых благополучных для армии, во время Семилетней войны русские войска разоряли прусскую территорию очень активно – но лишь по приказу. Если его не следовало – то русские полки грабежами и разорением не занимались. Таким качеством на тот момент могли похвастать только пруссаки, а французы и австрийцы после больших баталий, штурмов и захватов городов чаще всего скатывались в бесконтрольные грабежи – причем, совершенно не различая собственную территорию и вражескую.
- Что является крайне необходимой фичей на фоне того, насколько все плохо было в РИА с небоевыми потерями в XVIII-XIX веках. Нет, у нас конечно принято считать, что в том же XVIII столетии все было на европейском уровне – вот только европейцы со времен войны за испанское наследство уже старались свести небоевые потери к минимуму, не имея возможности постоянно извлекать из населения пополнения посредством вербовочной системы, а у нас потеря даже половины армии от голода и болезней в кампанию считалась мелочью в это же время. Так что здесь мы, увы, сильно отставали от Европы.
- О том, что гвардию всегда надо делить на «внутреннюю» и «внешнюю», я уже не раз говорил – ибо чем многочисленнее полки гвардейцев, охраняющие царя, тем более они склонны к вырождению в янычар, т.е. большую массу вооруженных людей, которые упиваются своей элитарностью и начинают влиять на политику государства. Аналогично с извлечением структуры образования из гвардейских полков – в реальности в гвардию записывали чуть ли не с детских лет, там многие проходили обучение и начальную службу, но такой подход превращал чисто боевые подразделения в непонятно что. Т.е., опять же способствовало к вырождению гвардейской элиты в некий аналог янычар. При описанных АИшных раскладах гвардия остается гвардией – воинской элитой, чисто боевым подразделением, каковым она в реале стала лишь после ревизии, учиненной Николаем I после мятежа декабристов. А немногочисленную «внутреннюю», т.е. лейб-гвардию, и контролировать проще, и превратиться в орудие политики у нее возможностей практически нет.
- Украинское войско в том смысле, что его «сферой влияния» будет юго-западная окраина империи. Сам термин «украинцы» в этой АИшке в первую очередь будет принадлежать в первую очередь как раз казакам этого войска.
- Нечто подобное я уже ранее делал в России Прагматической II.
- В реале драгунских полков изначально было вообще всего два.
- В реале ситуация была совсем другой – создав вполне хорошую драгунскую конницу при Петре I, Россия растеряла ее боевые качества к середине столетия, и использовала как ездящую пехоту или конных стрелков, в том числе из-за катастрофической ситуации с конским составом. По факту русская конница начала возрождаться лишь во время Семилетней войны, причем уставы для этого использовались «вражеские», т.е. прусские – а Фридрих Великий таким образом оказался «крестным отцом» всей последующей европейской кавалерии, включая даже французскую имперскую конницу.