Американская революция. Часть VI Падение Нью-Йорка и прочие неприятности
Содержание:
Оставим на время морские операции и обживавшегося на шканцах «Альфреда» Джона-Пола Джонса. Вернёмся на сушу.
Объект «показательной порки»
Полученные порох и припасы позволили Конгрессу на первое время оснастить Континентальную армию, но остались две проблемы, которые решить на тот момент не представлялось возможным.
Во-первых, боясь призрака военного переворота, Вашингтону, назначенному командующим, сразу же подрезали крылья, разрешив нанять солдат лишь на год.
Во-вторых, проблема была в самом Вашингтоне, который мнил себя великим военным стратегом, но по факту им не являлся. Это и понятно. Историк Дэвид Маккалоу отмечал:
«Главнокомандующему армией Джорджу Вашингтону на момент начала боевых действий было всего 43 года. Джону Хэнкоку, президенту Континентального Конгресса — 39 лет, Джону Адамсу — 40, Томасу Джефферсону — вообще 32, он был моложе любого генерала на Род-Айленде. В те времена многие играли роли, которые, казалось, вообще выходили за рамки их опыта или способностей».
Вашингтон больше увлекался внешней стороной дела, нежели внутренним состоянием армии. Возможно, самым ярким примером этой тенденции является следующий случай.
Осенью 1775 года командиром артиллерийского батальона «Сердца из дуба», составленного исключительно из корсиканцев, был назначен любимец Вашингтона лейтенант Александр Гамильтон. В марте 1776 года Гамильтон стал капитаном и командующим 10-орудийной батареи (55 солдат) на входе в гавань Нью-Йорка. Прежде всего, капитан занялся внедрением муштры и шагистики. Летом его подчинённые столь лихо промаршировали на смотре перед Вашингтоном, что получили высочайшее одобрение командующего! Батальон Гамильтона некоторое время даже считался примером для всей армии. Но вот 12 июля 1776 года на горизонте появились британские военные корабли и ребята Гамильтона должны были наконец-то
«понюхать пороху и отличиться».
Капитан, как истый «служака» приказал навести пушки на британцев и зарядить орудия. Высунулся из-за бруствера с подзорной трубой, поджидая, когда враг подойдёт поближе.
Последовала команда: «Залп!» и…
Из десяти выстреливших пушек — четыре разорвало. Вокруг были крики, стоны и кровавое месиво. Растерянный Гамильтон поднёс подзорную трубу к глазам, чтобы удостовериться, что хотя бы ядра уцелевших пушек поразили британские корабли. Однако все ядра плюхнулись в воду ярдах в 100-150 от целей.
Оказалось, что за шагистикой Гамильтон совсем забыл о том, что главное в артиллерии — это пушки и работа с ними. Его подчиненные не знали, как правильно заряжать орудия и как их наводить. Более того, имея шесть месяцев в запасе – с марта по июль – бравые парни Гамильтона даже не удосужились пристрелять вход в гавань Нью-Йорка.
Словом, внезапно выяснилось, что шагистика и дисциплина — это не всё, на чем стоит армия. Знания и умения тоже сильно не помешали!
К счастью для Гамильтона английские корабли в тот раз просто производили рекогносцировку. Вскоре парусники под Юнион Джеком развернулись и ушли.
Имея представление об уровне подготовки канониров Гамильтона, уже как-то не особо удивляешься тому, как упомянутый нами инцидент описали англичане:
«Около 15.00 HMS Phoenix и HMS Rose проследовали между Статен Айленд и Манхэттеном, промеривая глубины. За ними потянулись и другие корабли. Колонисты пытались стрелять, но огонь их был столь неточен, что HMS Eagle плавал в проливе почти весь день, дразня восставших громадным развевающимся флагом Св. Георгия.
Стрельба их затихла через двадцать минут, наши корабли произвели пару неточных залпов в направлении их укреплений и вскоре всё затихло. Зеваки, собравшиеся посмотреть бой на берегах Нижнего Манхеттена, неторопливо потянулись по домам.
Примечательно, что во время стрельбы мятежников HMS Eagle обстенил паруса и принял шлюпку лорда Хоу, то есть был практически неподвижен. Но ни одно ядро сепаратистов не попало ни рядом с кораблём, ни со шлюпкой командующего».
Теперь познакомимся с британскими планами.
Когда известие о Банкер-Хилле достигло Лондона, там решили проучить мятежников. Объектом «показательной порки» был выбран главный порт Америки Нью-Йорк. Генерал Уильям Хоу с 9000 штыков погрузился на суда в Галифаксе (Новая Шотландия), и 2 июля высадил армию на острове Статен Айленд. Вашингтон, имея преимущество в силах (19000 солдат), размазал свою армию по побережью — часть расположив на Манхэттене, часть на Лонг Айленде, часть — в Бруклине, часть — на Статен Айленде.
Да, Хоу должен был получить подкрепления (ещё 11 тысяч солдат, в том числе — немцев, спешно «закупленных» в Германии), но, тем не менее, на момент высадки Вашингтон имел двойное превосходство.
За оборону Нью-Йорка со стороны повстанцев отвечал Чарльз Ли, который ничего не сделал для укрепления города. Ли вообще считал, что оборона Нью-Йорка бессмысленна — мол, город, расположенный на островах и окружённый со всех сторон водой, сухопутной армией защитить просто невозможно. Свою мысль Ли выразил в письме Вашингтону предельно доходчиво:
«Кто владеет морем, тот владеет и Нью-Йорком».
Весело в попойках со шлюхами
Вашингтон прибыл в Нью-Йорк в апреле 1776 года с воинским контингентом, в котором числилось 19 тысяч человек, но при этом было мало артиллерии, а кавалерия и военно-морская компонента отсутствовали вовсе. Войска командующего Континентальной армии представляли из себя в основном милиционеров — неподготовленных новобранцев с пёстрым разнообразием в оружии и снаряжении. Ещё хуже обстояло дело с комсоставом — сам Вашингтон метко называл своих офицеров
«любителями».
В сложившейся ситуации логичнее всего надлежало бы отдать командование соединениями тем, кто хорошо знал Нью-Йорк и окрестности. Но этого не было сделано. Так, ключевой позицией на Бруклинских высотах командовал уже знакомый нам Израэль Патнэм, который в Нью-Йорке был до этого один раз, проездом… 18 лет назад.
Британцы, высадившиеся на Статен Айленде 2 июля 1776 года, не встретили никакого сопротивления. Американские войска, бывшие на этом острове в небольшом количестве, спешно убрались на Лонг Айленд. 12 июля к ним прибыло подкрепление в 10 тысяч человек, и количественно армии сравнялись. 10 дней — со 2 по 12 июля — были решающими в Нью-Йоркской кампании. Американцы имели возможность хотя бы попытаться реализовать своё численное превосходство. Однако они предпочли ограничились пассивной обороной.
Чуть отвлечёмся.
В Филадельфии, в тот же день, когда британцы высадились на Статен Айленде (2 июля 1776 года), была принята Декларация Независимости, а Континентальный Конгресс проголосовал за
«расторжение любых связей с Великобританией».
Далее цитата из Маккалоу, очень хорошо характеризующая нравы Континентальной армии:
Эта новость достигла Нью-Йорка 4 дня спустя, 6 июля, и сразу же начались спонтанные празднования. Все американские офицеры ринулись в публичный дом, чтобы отметить это радостное событие и порадоваться независимости.
«Мы весело провели день в попойках со шлюхами Нью-Йорка»
— писал Айзек Бэнгс.
Вернёмся к описанию военных событий.
13 июля лорд Хоу послал письмо американскому командующему с предложением о переговорах. Оно было адресовано
«Джорджу Вашингтону, эсквайру»,
что неимоверно взбесило самолюбивого Вашингтона. Американский командующий отклонил просьбу о передаче письма, указав, что оно должно быть адресовано не кому-то там, а именно командующему американской армией.
16 июля Хоу написал второе письмо, адресованное
«Джорджу Вашингтону, эсквайру, и т.д., и т.п.».
Вашингтон счёл, что «и т.д.» не является синонимом слову «командующему», поэтому второе письмо тоже отклонили. Тогда Хоу попросил через парламентеров личной встречи в Вашингтоном, которая должна была состояться 20 июля.
Адъютант Хоу, полковник Джеймс Паттерсон, сообщил американскому командующему, что у Хоу есть полномочия помиловать и Вашингтона, и всех мятежников. На что Джордж ответил:
«Не могут быть помилованы те, за кем нет никакой вины».
Тем временем к англичанам прибывали подкрепления, и на 12 августа они уже имели 32 тысячи человек при 73 военных кораблях разного ранга. 22 августа британцы высадились на Лонг Айленде в заливе Грейвсенд. Вашингтон рассчитывал, что противник, пойдя в атаку на Бруклинские высоты, окажется под перекрёстным огнём с Бруклина и с высот Гуан, то есть повторится схема Конкорда-Лексингтона. Однако Хоу решил обойти высоты Гуан восточнее по Ямайскому проходу (Jamaica Pass). Последний защищали целых… 5 американских милиционеров.
Каким образом Вашингтон умудрился забыть о Ямайском проходе — совершенно непонятно. Скорее всего, подвело американского командующего просто плохое знание местности.
Ещё раз пройдёмся по диспозиции. Патнэм занимал оборону на Бруклинских высотах, Джон Салливан и полковник Стирлинг — на высотах Гуан, а вот Ямайский проход стерегли лишь «пятеро смелых».
В ночь на 26 августа 10 тысяч англичан и немцев форсированным маршем прошли Ямайским проходом и оказались в тылу и Патнема и Салливана. Таким образом битва за Лонг Айленд американцами была проиграна сразу же, ещё даже не начавшись. Далее 4000 гессенцев устроили фронтальную атаку на позиции Салливана. Последний, имевший под командованием 1600 человек, дал бой. Однако необходимость постоянно оглядываться назад, откуда тоже мог появиться противник, не позволила Салливану действовать активно. Когда прозвучал сигнал (выстрел из пушки), который сообщил гессенцам, что их товарищи вышли в тыл американцам, Салливан, фигурально выражаясь, оказался между молотом и наковальней. Чтобы не быть «расплющенным», он был принуждён спешно отступить.
Узнавший о падении высот Гуан Вашингтон вместо того, чтобы эвакуировать войска с Лонг Айленда, приказал перебросить дополнительные полки в Бруклин с Манхэттена. В это самое время Салливан и Стирлинг продолжали отступление, причём их отряд сократился уже до 400 человек. Заметим, что поредел он не столько от боевых потерь, сколько из-за того, что большое количество ополченцев просто разбежалось. Противник продолжал напирать. Стирлинг с 12 ополченцами отстреливался до последнего, но попал в плен. В середине дня Салливана смог привести к Патнэму всего 266 человек. Теперь Бруклин оказался блокирован англичанами не только с моря, но и с суши.
Ну, а далее… Хоу совершил ошибку, которая позже дорого обошлась англичанам. Он решил не атаковать Патнэма сходу, а начать осаду — мол, всё равно сепаратисты никуда не денутся, ибо от Манхэттена их отряд отделяет Ист Ривер. За две ночи 28 и 29 августа, собрав все возможные лодки, Вашингтон смог эвакуировать войска Патнэма из Бруклина на Манхэттен. К наступлению сумерек 30 августа все 9000 американских солдат с припасами и артиллерией смогли вырваться из ловушки. Хоу же, хотя и сохранил стратегическую инициативу, не смог нанести серьёзное поражение Континентальной армии.
7 сентября Вашингтон в отчаянии согласился на план сержанта Эзра Ли, который вызвался на приводимой в движение мускульной силой подводной лодке «Черепаха» взорвать 64-пушечный флагман эскадры Хоу «Игл». Американские источники пишут, что Ли удалось достичь «Игла», но он не смог прикрепить взрывное устройство к борту английского корабля — помешала медная обшивка. В результате адская машинка была унесена течением Ист-Ривер и затонула ниже по течению.
Британские же источники вообще считают это изложение событий «уткой», потому как с английской стороны не было сделано даже самых кратких записей об инциденте с «Черепахой».
От Кипс-бей до Форта Вашингтон
7 сентября Натаниэль Грин, вернувшийся в строй после болезни, написал Вашингтону письмо, в котором призвал командующего оставить Нью-Йорк. В обороне Нью-Йорка, указывал Грин, после падения Лонг Айленда нет никакого смысла. Континентальная армия разбросана по островам, численно уступает противнику, и не может противодействовать высадкам из-за господства англичан на море. На этом основании Грин предлагал сжечь Нью-Йорк и отступить в Нью-Джерси. Не успел Вашингтон ознакомиться с новаторской идеей Грина, как получил послание от Хэнкока с резолюцией Конгресса, требовавшего от командующего город не жечь, а защищать оный до последней крайности.
10 сентября Вашингтон решил умерить гордыню и пойти на переговоры с Хоу, однако их встреча закончилась ничем. Стороны выслушали друг друга, но остались каждая при своём мнении.
12 сентября американцы всё же решили оставить Нью-Йорк. Часть Континентальной армии перешла в Гарлем по Королевскому мосту, а часть — форсировала реку Гарлем. 13-го генерал Клинтон предложил лорду Хоу ударить по Королевскому мосту и захватить его, тем самым заблокировав Вашингтона на островах. Однако Хоу упёрся, с предложением не согласился и решил высаживаться 15-го в заливе Кипс-бей. К этому времени 2/3 американской армии были уже на Верхнем Манхэттене в Гарлеме.
15 сентября британские войска направились в Кипс-бей. Сначала флот обстрелял укрепления повстанцев, что привело к панике среди коннектикутских ополченцев (последних насчитывалось 500 человек). Далее на плоскодонных лодках к берегу двинулись 4000 гессенцев. Вашингтон, прибывший с 2000 патриотов, сделать ничего не смог — при виде стройных рядов английских солдат американская армия ударилась в бегство.
Вновь в опасности оказались войска Патнэма, которые, как мы помним, перебрались из Бруклина на Манхэттен. Срочно прибывший к ним на помощь полковник Аарон Бэрр был, наверное, одним из немногих американских командиров, кто хорошо знал местность. Он смог провести 6000 солдат Патнэма по берегу Гудзона до Гарлема. Правда, при этом пришлось бросить всё снаряжение и припасы, но личный состав был спасён.
Вот при таких обстоятельствах 15 сентября пал Нью-Йорк и это было явным успехом британцев. Другое дело, что Хоу имел целых три возможности, чтобы покончить с частью, а то и со всей Континентальной армией: атаковать сходу Бруклинские высоты (это лишило бы Вашингтона примерно половины армии), перекрыть сильным отрядом Королевский мост (это ставило бы под удар уже всю Континентальную армию), и произвести синхронно с высадкой в Кипс-бэй атаку Манхэттена (что лишило бы американцев примерно трети сил). Ничего этого не было сделано. Поэтому сдав Нью-Йорк, Вашингтон, благодаря ошибкам противника, всё же сохранил армию.
Последним сражением Нью-Йоркской компании стала стычка на Гарлемских высотах.
С рассветом 16 сентября Вашингтон послал в разведку боем небольшое подразделение Генри Ноултона (120 человек), которое наткнулось на пикеты британской армии у Холлоу Уэй (Hollow Way). Завязалась перестрелка и американцы предсказуемо обратились в бегство. Этим, наверное, всё бы и закончилось, если бы не английские офицеры, которые начали призывно дудеть в трубы, имитируя сигнал охоты на лис (любимая британская забава того времени). Посчитав, что дело сделано, то есть враг сломлен, английские солдаты слабоорганизованной толпой бросились в погоню. И нарвались. Чуть отбежав и придя в себя, американцы отрезали лёгкую пехоту и шотландцев от основных сил, после чего приступили к методичному обстрелу смешавшегося противника. На помощь полуокружённым силам (примерно 150 человек) вовремя подоспели гессенцы и егеря, заставившие сепаратистов окончательно отступить. В стычке погибло примерно по 70 человек с каждой стороны, в том числе и начальник американского отряда Ноултон.
На время установилась патовая ситуация. Американская армия не могла идти на англичан в лобовую атаку. Хоу тоже не собирался гробить своих бойцов в ходе лобовой атаки, а потому принялся выжидать. Наконец 12 октября Хоу решился на фланговый маневр — на 80 судах снабжения английский командующий по Ист Ривер прошёл через узкий пролив Хэлл Гейтс (Врата Ада) между островами Квинс и Асторией и высадился с частью войск (4000 человек) на Троггс-Хейк — песчаной косе между Лонг Айленд Саунд и Ист Ривер.
На самом деле, высадка планировалась в Бронксе, но англичане в тумане немного заблудились. Когда же туман рассеялся, то «красные сюртуки» обнаружили себя зажатыми между мелкой речкой и болотом. Выход на материк был возможен лишь по дамбе или броду через речку. Но оба этих пункта охранялись американцами. Естественно, обнаружив непрошенных гостей, повстанцы сразу усилили охранение, которое на следующий день насчитывало уже 1800 человек.
Тем не менее манёвр лорда Хоу испугал Вашингтона. Если бы англичанам удалось занять Бронкс, то американцы оказывались бы на острове Манхэттен в ловушке. Именно поэтому 17 октября было принято решение срочно переправить Континентальную армию на равнины Уайт Плейнс. В этом отступлении блестяще себя проявил американский бригадир Джон Гловер. Он устроил англичанам несколько засад, что позволило Континентальной армии оторваться от преследователей. Таким образом, 20 октября американская армия (за исключением 1200 человек Натаниэля Грина, оборонявших Форт Вашингтон на Манхэттене) оказалась сосредоточена в Уайт Плейнс.
28 октября Хоу начал наступление, которое изрядно замедлили коннектикутцы Спенсера у Чаттертон-Холла. Гесенцам пришлось подтащить артиллерию. Град ядер вызвал панику среди американцев, и только тогда англичанам удалось двинуться дальше. Континентальной армии пришлось вновь отступить. Хоу опять не стал преследовать американцев, ожидая подкрепления. Когда же 30 октября английский командующий наконец-то продолжил наступление, то к своему большому удивлению обнаружил, что противника и след простыл!
Пожав плечами, Хоу решил не гоняться за «армией призраков». Вместо этого он 5 ноября повернул армию обратно к Нью-Йорку, где 16-го атаковали Форт Вашингтон сразу с трёх сторон. С четвёртой была организована высадка солдат с флотских баркасов. Такой комбинированной атаки американцы не выдержали. Гарнизон ради приличия недолго пострелял в ответ и сдался.
Грин, дабы не попасть в плен, бежал на лодке, а оставшийся за главного Маго поднял белый флаг. Британцы захватили в форте 34 пушки, 2 мортиры, множество одеял, припасов и провианта.
Через три дня после падения Форта Вашингтон — Континентальная армия начала новое отступление. Главным на тот момент был вопрос – а где, собственно, разбить лагерь? Сам командующий хотел остаться поблизости от противника в Нью-Джерси. Но тут в дело вмешалась американская демократия — пенсильванские депутаты, предвкушая возможность хорошо заработать на поставках в армию, шантажировали Конгресс тем, что армия должна расположиться на территории Пенсильвании. Иначе они выйдут из состава Конгресса и…
Многозначительная пауза означала, что Пенсильвания, если её требования не удовлетворят, вполне может начать сепаратные переговоры с англичанами.
Как Джефферсона единодушно заставили
Оставим Вашингтона размышлять над вечным русским вопросом — «что делать?» Используем возникшую в боевых действиях паузу, чтобы кратко затронуть политическую составляющую событий.
Как мы уже говорили, в Филадельфии, в тот же день, когда британцы высадились на Статен Айленде (2 июля 1776 года), была принята Декларация Независимости, а Континентальный Конгресс проголосовал за
«расторжение любых связей с Великобританией».
Это была та самая Декларации Независимости, слова которой знакомы каждому:
«Когда ход событий приводит к тому, что один из народов вынужден расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом, и занять самостоятельное и равное место среди держав мира, на которое он имеет право по законам природы и её Творца, уважительное отношение к мнению человечества требует от него разъяснения причин, побудивших его к такому отделению.
Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определёнными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить её и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье…»
Ещё в феврале 1776 года, когда британский Парламент объявил о блокаде всего побережья Тринадцати Колоний, Джон Адамс говорил, что тем самым британцы, де-факто, признали независимость Америки. Несмотря на этот довод, значительная часть депутатов прибыла на Континентальный Конгресс — имея от избирателей наказ голосовать против разрыва с Великобританий. Других депутатов снабдили совершенно двусмысленными инструкциями, толкование которых можно было менять в зависимости от ситуации. Всё это ещё раз говорит о том, что по-настоящему большинство американцев рвать связи с Англией не собиралось. Попугать — да, поиграть в войнушку и сепаратизм — безусловно. Но не более того!
В общем, радикалы, кричавшие:
«Хватит кормить Лондоны и Эдинбурги!»,
оказались в меньшинстве. Прежде всего за независимость были депутаты Новой Англии. Но вот другие колонии поддерживать радикалов не торопились.
Прорыв произошёл 12 апреля 1776 года, когда Генеральная ассамблея Северной Каролины настоятельно порекомендовала трём своим депутатам (Джозефу Хьюзу, Уильяму Хуперу и Джону Пенну) голосовать за полный разрыв с Англией.
23 апреля примеру Северной Каролины последовала Южная. 15 мая 1776 года Конвент Вирджинии так же потребовал выхода колонии из состава Великобритании.
В тот же день Джон Адамс выпустил резолюцию, в которой писал: поскольку король Георг отверг примирение и прислал в Америку наёмников для борьбы с колонистами, «необходимо, чтобы любая возможность подчинения короне на данной территории была отвергнута». Эту резолюцию приняли 9 штатов, 4 проголосовали «против», а депутация Мэриленда вообще покинула зал заседаний в знак протеста.
7 июня была издана резолюция депутата от Вирджинии Ричарда Генри Ли. Она содержала три пункта:
1
Необходимо принять решение, согласно которому Объединенные колонии являются и по праву, и по сути свободными и независимыми государствами, и освобождаются от всякой верности Британской короне; вся политическая связь между ними и государством Великобритания прекращается.
2
Целесообразно незамедлительно принять наиболее эффективные меры по формированию международных альянсов со странами-врагами Англии в Европе.
3
Необходимо подготовить план создания конфедерации из Тринадцати Колоний, и разослать его на рассмотрения и апробации по колониальным ассамблеям.
К 21 июня все депутаты от всех ассамблей получили право голосовать за независимость. Последней озвучить призыв к независимости решилась колония Нью-Джерси, где 15 июня был арестован по обвинению в пособничестве королю и его войскам губернатор Уильям Франклин.
Ещё 15 июня был создан комитет, в который вошли депутаты Томас Джефферсон (Вирджиния), Джон Адамс (Массачусетс), Роджер Шерман (Коннектикут), Роберт Ливингстон (Нью-Йорк) и Бенджамин Франклин (Пенсильвания). Задача комитету дана была самая простая — составить официальное коммюнике, оправдывающее колонии за разрыв с Великобританией.
О том, кто конкретно написал (или дописал) Декларацию Независимости, споры ведутся по сей день. Джефферсон в 1823 году приписал авторство себе:
Другие члены комитета единодушно заставили (sic!) меня в одиночку взяться за составление этого документа. Я согласился, и я написал его. Но прежде чем доложил об этом комитету, я отдельно сообщил содержание документа доктору Франклину и мистеру Адамсу с просьбой внести свои правки… Затем я написал чистовую копию, доложил об этом в комитет, а потом — без изменений отправил в Конгресс.
Проблема в том, что Джефферсона не раз ловили на откровенном вранье и возвеличивании своих заслуг, что открылось, например, во время суда над Аароном Бэрром в 1807 году. При этом сам Джефферсон писал, что Конгресс
«просто чудовищно изуродовал»
его черновой вариант документа, так что правки, скорее всего, действительно были велики. По крайней мере, Адамс упоминает о том, что в ходе дебатов Конгресс вырезал примерно четвёртую часть текста Джефферсона.
Странный праздник в честь 4 июля
Самое время посмотреть на то, как описывал происходившее Джон Адамс:
«Вы спрашиваете, почему такой молодой человек как Джефферсон был поставлен во главе комитета для подготовки Декларации Независимости? Это был совет Франклина, поставить вирджинцев во главе всего. Мистер Ричард Генри Ли уехал на тот момент к своей семье, поскольку у него болели дочь и жена; Одновременно было создано три комитета, один — по разработке Декларации Независимости, второй — для подготовки статей Конфедерации, и ещё один — для написания договора, который предполагалось предложить Франции, как главному врагу Англии. Ли поставили во главе комитета по Конфедерации. Ну, а Джефферсон пришёл в Конгресс в июне 1775 года, и имел репутацию знатока литературы, науки и талантливого публициста. Несмотря на то, что на Конгрессе он больше молчал, чем говорил, в своих суждениях он был более радикален даже, чем Сэмьюэл Адамс. Именно поэтому я и отдал свой голос за то, чтобы он возглавил комитет по написанию Декларации и склонил к этому других. При голосовании Джефферсон выиграл у меня с разницей в один голос. Потом мы встретились, и Джефферсон предложил написать Декларацию мне. Я отказался. Тогда он поинтересовался — почему? Я ответил: «Во-первых, вы вирджинец, а это многого стоит. Во-вторых: я отвратительный, вечно всеми подозреваемый и непопулярный. В-третьих: вы можете написать это в десять раз лучше, чем я». После чего Джефферсон согласился принять мои наработки и написать сам документ.
Когда я прочитал Декларацию, я был в восторге от высокого стиля документа, и ораторского искусства, которым от него веяло за версту. Некоторые обороты я убрал, например — пассаж об отношении к негритянскому рабству, я знал, что это сильно отпугнёт наших южных депутатов. Были несколько выражений, которые бы я не написал, если бы сам составлял такой документ. Я думал, что некоторые вещи — слишком личные, и я никогда не верил, что король Георг был тираном по характеру. Я всегда считал, что его обманывают придворные по ту сторону Атлантики. Соответственно, называть Георга тираном в документе я бы не стал, ибо это слишком похоже на брань.
Что касается самой идеи документа и всех аргументов, там присутствующих — примерно то же самое содержится в брошюре, выпущенной в Бостоне Сэмьюэлом Адамсом и Массачусетским Конгрессом под руководством Джеймса Отиса ещё в 1774 году».
Так или иначе, Декларация была написана, и… положена под сукно до 1 июля. Поскольку в работе Конгресса был объявлен перерыв. На следующий день, то есть 2 июля, Конгресс принял резолюцию Ли, де-факто объявив о независимости Тринадцати колоний, и приступил к рассмотрению Декларации. 4 июля была утверждена её окончательная редакция.
В этой связи очень интересно — что же празднуют американцы в День Независимости?
Ещё раз. Независимость Континентальный конгресс объявил 2 июля 1776 года. Кстати, именно в этот день Джон Адамс написал жене:
«Я склонен полагать, что 2 июля (День Независимости) будет отмечаться последующими поколениями как великое торжество. Его следует назвать День Избавления или торжественным Актом Преданности Богу Всемогущему. Однозначно это будет торжество с помпой и парадом, с театральными постановками, играми, колоколами, кострами, иллюминацией от юга нашего континента до севера, начиная с этого 2 июля и навсегда».
4 июля был не тот день, когда Колонии начали американскую революцию (это произошло ещё в апреле 1775 года).
4 июля это даже не тот день, когда Томас Джефферсон написал первый проект Декларации независимости (это было в июне 1776 года). И это не та дата, когда Декларация была доставлена в Великобританию (этого не произошло до ноября 1776 года). И это не дата подписания Декларации (это было 2 августа 1776 года).
Таким образом, 4 июля, это всего лишь день, когда Континентальный Конгресс одобрил окончательную формулировку Декларации независимости! Вот такой странный праздник в честь 4 июля 1776 года у Соединённых Штатов получился.
Американский этюд в мрачных тонах
Декларация Независимости была подписана 2 августа 1776 года. Это сделали представители 12 из 13 колоний. Первым поставил свою подпись под Декларацией Независимости Джон Хэнкок — подписал размашисто, сильно. В Штатах потом долго подпись «Джон Хэнкок» в конце любого документа означала окончательную редакцию, после которой никакие споры и обсуждения уже невозможны. В известном апокрифе говорится: один из депутатов от Массачусетса, увидев подпись Хэнкока сказал, что британские министры прочтут это имя без очков.
Итак, именно 2 августа 1776 года и есть историческая дата образования нового государства — США.
Одновременно Декларацию отправили во Францию и в Англию. Первый экземпляр декларации, предназначенной для Парижа, был утерян, и Европа познакомилась с образцом американского эпистолярного жанра только 19 ноября 1776 года.
Взглянув на документ, английские парламентарии дали поручение памфлетисту Джону Линду написать достойный ответ на декларацию американского конгресса. Первый же выпад памфлета пришёлся не в бровь, а в глаз — Линд посетовал на то, что американские колонисты почему-то не применяют одни и те же принципы «жизни, свободы и стремления к счастью» в отношении индейцев и негров. Линд удивлённо вопрошал, как американские рабовладельцы в Конгрессе могли заявить, что «все люди созданы равными», не освободив при этом своих рабов? Потом памфлет катком прошёлся по «естественным правам», сообщив, что они более присущи животным, чем обществу, которое, всё же, регулируется законом и порядоком, а не чем-то там «естественным». И да, ехидно заметил Линд, надо полагать, именно «естественные права» заставили колонистов самочинно организовать вторжение в Канаду в 1775 году? Или «естественные права» позволяют сепаратистам спокойно грабить и обирать лояльных короне жителей Америки?
Что было самой главной жалобой колонистов? Что они облагались налогом такого размера, которые не могли платить? Нет! Они только должны были облагаться налогом. Причём, довольно маленьким. Они просто не хотели платить ничего. В принципе!
Словом, Линд неплохо оттоптался по аргументам и по пафосу Джефферсона. Но большого распространения за пределами Англии памфлет не получил. Как говорится, до Америки не долетело…
9 июля 1776 года отпечатанная Декларация Независимости попала в Континентальную армию и была зачитана Вашингтоном перед войсками. Командующий надеялся, что документ побудит американцев вступать в войска добровольцами, однако надежды эти оказались тщетными. Особого рвения колонисты не проявили.
Заканчивая эту часть, мы можем отметить, что и в Англии и в Америке, несмотря на Декларацию Независимости, восстание колонистов всё же рассматривалось как мятеж, череда неудач, потеря Нью-Йорка, а также непонятные перспективы создания собственной военной силы, поставили Североамериканские колонии на грань поражения.
Будущее восстания многим его участникам виделось в самых мрачных тонах.
источник: https://fitzroymag.com/right-place/padenie-nju-jorka-i-prochie-neprijatnosti/