Еще одна интересная статья из жж коллеги Харитонова.
В старые времена, когда Горнозаводскую железную дорогу еще не построили, самым экономичным способом транспортировки продукции уральских металлургических заводов был сплав по рекам на небольших грузовых барках. "Лоцманы" этих барок моря в глаза не видывали, однако во время сплава по речке имели вполне реальные шансы разбить свои суда о самые настоящие рифы. Вот, например, скала Ермак на Сылве (ниже) – риф древнего пермского моря, правда не коралловый, а мшанковый. Представляет собой практический полный стратиграфический разрез пермского периода – то есть весь этот период, четыре с половиной десятка миллионов лет, эта колония микроскопических созданий, одна из многих, слой за слоем росла под водами Пермского моря. А по берегам этого моря жили разные зверюшки.
Справа: Широты даются с точностью 5-10 градусов, долготы взяты произвольно; значимы лишь разности долгот.
МН – Монголия;
РР – Русская Равнина;
ПУМ – ПриУральское (Пермское) Море;
Кзс – Казахстан;
СК – Северо-Китайский микроконтинент, имевший соприкосновение с Ангаридой;
ЮК – Южно-Китайский микроконтинент.
Север и восток Ангариды были заселены холодолюбивой фауной и временами покрываемы льдом, на южном полюсе также наличествовало оледенение массивнее нынешнего антарктического.
Нагревающийся на солнышке украшенный каренит (Karenites ornamentatus) – насекомоядная тварь, застрявшая по своему строению где-то между хорьком и саламандрой. Длиной сантиметров сорок, точнее сказать трудно – его жопку и хвостик так и не нашли. Относится к тероцефалам – группе зверообразных, родственной предкам млекопитающих. Ямки на его черепе говорят о наличии усов, а те, возможно, о том, что он охотился в воде, как и строение его слуховой системы – ему было проще слышать под водой или улавливать вибрации почвы, положив нижнюю челюсть на землю, чем воспринимать звуковые волны в воздухе. Возможно, впридачу к вибриссам он был покрыт короткой шерсткой – скорее всего, первоначально ролью шерсти было предохранение кожи синапсид от быстрого высыхания, а уж потом, по мере возникновения теплокровности, она взяла на себя функции сохранения тепла. По хребту у каренита шел недопанцирь из ряда окостеневших щитков под кожей, а по краям кисти – рудименты дополнительных пальчиков, доставшиеся ему от наших с ним общих предков, не сразу определившихся с количеством пальцев. При этом каренит обладал довольно хорошо развитым головным мозгом, что выгодно отличает его от многих других пермских созданий, например таких, как его друг перплексизавр (Perplexisaurus foveatus):
Он тоже был тероцефал, раза в полтора меньше каренита. А пробурнетия была раза в полтора больше:
Про пробурнетию (Proburnetia viatkensis) вообще мало чего известно, от нее одна головка осталась, со странными выростами, напоминающими таковые у эстемменозуха. А вот то, что выглядит как заросли ивняка на заднем плане, на самом деле заросли пурсонгии, растения из класса гинкговых – в перми их было не менее десятка родов, из которых до наших дней дожил лишь один вид – собственно гинкго, причем благодаря участию человека – японцы берегли реликтовое древо и высаживали его подле храмов. А в пермском периоде по ветвям гинкговых частенько лазали суминии (Suminia getmanovi):
Это небольшое – длиной около полуметра – изящное животное с хорошо развитыми пальцами на лапах (один был противопоставлен) и длинным гибким хвостом напоминало помесь обезьяны и ящерицы с торчащими лошадиными зубами. Состоит в одном отряде с уже упоминавшимися мной дицинодонтами. Один раз удалось найти целую плиту окаменевшего песчаника, на которой находилось около двадцати скелетов суминий. Может, они так и жили, группой, а может быть, тела были снесены потоком из разных мест, скажем, во время наводнения. Суминии умели жевать – их челюсти двигались в нескольких плоскостях, а износ зубов говорит о том, что их пищей была грубая растительность, содержащая минеральные кристаллики, например, хвощи. Суминии могли забраться на деревья не только в поисках пищи, но и для защиты от крупных наземных хищников. Хотя не всегда успевали – об этом свидетельствуют разломанные кости суминий, встречающиеся в окаменевшем помете хищных тероцефалов, таких, как вяткозух (Viatkosuchus sumini):
Конечности его были коротки и, как и у других зверообразных того времени, торчали в стороны, то есть ходоком на длинные дистанции он был неважным, но вот на рывке мог быть, подобно современным варанам, весьма стремителен. Это позволяло ему кушать всех вышеперечисленных животных, и не только их: найден скелет вяткозуха с окаменелым непереваренным содержимым кишечника, в котором обнаружились кости черепа эмеролетера (Emeroleter levis):
Предыдущие звери, хоть и были похожи на ящериц, относились к синапсидам, к которым относятся и наши предки-цинодонты, а вот эмеролетер, хоть и еще больше похож на ящерицу, относится к анапсидам и родственен скорее черепахам. Мозги у него были слабоваты, зато зачем-то был был третий глазик и совершенное ухо, позволявшее ему слушать согласное жужжанье насекомых, коих он, вероятно, и пожирал. Обитал он вблизи водоемов, в которых паслись и куда более внушительные анапсиды:
Парейазавры (Deltavjatia vjatkensis вверху, Proelginia permiana внизу) – тяжеловесные медлительные парарептилии размерами от поросенка до гиппопотама – вероятно, напоминали гиппопотамов и по образу жизни. Скорее всего, они питались мягкой водной растительностью и паслись в водоемах, однако по мере истощения или пересыхания "пастбищ" могли преодолевать значительные расстояния по суше в поисках новых. Челюстные зубы служили им для срезания и обкусывания сочных растений, но не для жевания: эту роль выполняли расположенные на нёбе мелкие зубы, выполнявшие роль терки.
Тратить много времени на жевание парейазавры позволить себе не могли – полной перегородки между носовой и ротовой полостями у них не было, поэтому одновременно жевать и глотать они не могли – сорвал, растер по "терке" и проглотил. Возможно, несколько помогало ситуации кожное дыхание, как у жабы. По мнению некоторых исследователей у них, как и у современных земноводных, имелся горловой мешок, посредством которого происходило проталкивание воздуха в легкие. Хорошее развитие голосовых пазух в черепе парейазавров свидетельствует о том, что ящеры могли общаться между собой посредством мощных горловых звуков, например, в брачный период. Под мягкой железистой кожей у них залегали остеодермы – какая-никакая защита от клыков саблезубых горгонопсов, таких, как вяткогоргон (Viatkogorgon ivachnenkoi):
Сам вяткогоргон был невелик – с дворнягу, однако и котельничские парейазавры-дельтавятии были размером не с бегемота, а с некрупного борова. А для пробивания их толстой шкуры вяткогоргону и были нужны клыки:
Самой развитой частью его мозга был мозжечок – это обеспечивало хорошую координацию движений. Задние конечности точно могли принимать выпрямленное положение, а недавние исслндования скелета показали возможность передвижения и с выпрямлением передних ног – вероятно, вяткогоргон и его собраться горгонопсы были наиболее стремительными хищниками своего времени. Если парейазавра завалить не удавалось, вяткогоргон мог поймать и суминию или какого-нибудь австралобарбара (Australobarbarus kotelnitshi):
Австралобарбар был примитивным дицинодонтом. Большинство его сородичей обитало тогда южнее, в той части Пангеи, что потом стала Африкой, а этот вот предпочел Приуралье. Как и другие дицинодонты, он обладал одновременно клыками и клювом, а также лапами, неплохо приспособленными для рытья. Впрочем, про дицинодонтов был отдельный пост.
И все эти создания несли яйца. Приезжайте к нам на Урал. Ну или в Кировскую область…
Всех зверюшек нарисовал Роман Евсеев
Масштабная таблица нарисована на основе картинок Дмитрия Богданова
