Молодой скульптор Ханс Линдквист аккуратно умостился в кресле, вытащил из барсетки пакетик жареного попкорна, разорвал фольгу, бросил в рот щепотку подрумяненных шариков и с интересом воззрился на дядю. Дядя Эрик, работник Национального музея, интеллигент в пятом поколении, недовольно поморщился, но замечания делать не стал – слишком важна была новость, чтобы отвлекаться на разные мелочи.
– Ханси, – начал он с места в карьер, – ты даже не представляешь, что я обнаружил в запасниках.
– Ты совершенно прав, дядя. Не представляю, – подтвердил, жуя, Ханс.
– Разумеется, – проворчал Эрик. – Если ты и представляешь что-нибудь, так это наверняка обнажённый вид очередной симпатичной девушки, которая тебе ещё не позировала.
– Не вижу в этом ничего неестественного, – пожал плечами Ханс и полез в пакетик за очередной порцией попкорна. – В нашем деле без воображения не обойтись.
– Между прочим, моё открытие должно тебя заинтересовать. – Дядя наклонился к юноше и отобрал у него пакет. – Ты был прав. Я их нашёл.
Лицо Ханса немедленно приобрело серьёзное выражение.
– Рабочие записи Пигмалиона?
– Именно.
– Где они? – скульптор в нетерпении даже вскочил с места.
– На месте, разумеется, – холодно взглянул на него старик. – Ты же не думаешь, что я буду выносить из музея национальное достояние, даже ради любимого племянника?
Ханс жалобно взглянул на дядю и сложил руки в молитвенном жесте – как в детстве, когда выпрашивал лишний шоколадный батончик.
– Да тебе они сами по себе и не нужны, – сжалился старик. – Обычный пергамент, ничем не примечательный. Главное – я полностью перевёл записи, пока ты отдыхал в Италии.
– Дядюшка, я всегда знал, что ты у меня самый лучший! – возликовал юноша и крепко обнял Эрика. – Расскажи вкратце, сам перевод я дома почитаю.
– Во-первых, мрамор для статуи Галатеи был не эллинского происхождения. Камень добыли, как ни странно, где-то в Скандинавии, судя по всему – в Норвегии, по особому заказу верховной жрицы Гекаты, а затем перевезли на Крит отдельным кораблём.
– В Норвегии? – удивился скульптор. – А зачем? На Паросе или Эвбее мрамора – каждому эллину хватило бы памятник поставить.
– Не знаю, не знаю… Тёмная история. Пигмалион и сам, оказывается, был адептом Гекаты. Когда кусок мрамора привезли на Крит, он подождал, пока жрица совершит над ним какой-то обряд – не спрашивай, какой, там не описывается, – а затем отобрал освящённый камень у жрецов, царю они не посмели отказать. Кстати, он долго расписывает, как опасно использовать мрамор без этого обряда, и предостерегает безумцев, которые всё же осмелятся на это пойти.
– Ну, это понятно, – нетерпеливо отмахнулся юноша, – чего же ещё ожидать от приверженца учения Гекаты, они без обряда даже в кустики не ходили. Что там дальше?
– А дальше – всё по каноническому варианту. Пишет, что из мрамора вышла – непонятно, правда, почему именно этот глагол употреблён, – вышла красивая девушка, он влюбился, женился и забросил своё увлечение скульптурой. Соответственно и дневник закончился.
Молодой скульптор задумался.
– Интересно… Дядя Эрик, а точное место добычи мрамора можно как-нибудь определить? Ну пожалуйста, – заканючил он, – ты же такой умный!..
Через три месяца перед Хансом стоял огромный кусок норвежского мрамора. Белоснежный камень с чуть заметными зеленоватыми разводами был укрыт от посторонних глаз фанерными стенами сарайчика: дядя Эрик не только нашёл нужную каменоломню, руководствуясь заметными только ему смысловыми признаками, но и предоставил племяннику место для работы на собственной даче.
Ханс разложил на столике инструменты, затем подошёл к монолиту, обхватил его руками и прижался к нему – в самом начале он всегда так поступал, следуя давней собственной примете. На мгновение ему показалось, что мрамор теплее обычного и слегка подрагивает. Усмехнувшись разыгравшемуся воображению, он отошёл к стене, опытным глазом наметил участок работ, взял молоток и зубило и уверенными ударами начал скалывать крупные куски.
Где-то на десятом ударе каменная колонна шевельнулась, заставив юношу выронить инструменты и отскочить в испуге. Длинная продольная трещина расколола монолит, на деревянный пол посыпались обломки, покрытые мхом, и через пролом начала протискиваться огромная уродливая девица с длинным носом и растрёпанными серыми волосами.
– Ну наконец-то! – фыркнула она. – Сколько же я лет проспала… Ой, какой тут красавчик! Поцелуй же меня, мой сладенький! – радостно взревела троллиха и тяжело потопала к юноше, по пути отряхивая широкие ступни от мраморной крошки.
