Выбор без выбора, или о перспективах альтернативной истории в Латинской Америке, часть II

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой обзорно-аналитический цикл по Латинской Америке, и сегодня настал черед второй статьи. В ней я продолжу продвигаться с севера на юг, и сделаю обзор таких государств как Колумбия, Венесуэла, Эквадор, Перу, и ряд других.

Содержание:

Колумбия и Венесуэла

У нас принято восхищаться Боливаром, считать его выдающимся революционером и государственным деятелем, и вообще одним из великих. Также у нас (точнее, конкретно в России) принято оценивать в более или менее положительном ключе его главное «детище» — Венесуэлу, хвалить ее правителей, идущих против влияния США, и борющихся за самостоятельность. Увы, при детальном рассмотрении и по возможности непредвзятому анализу картина получается совсем другой – Боливар был не более чем компромиссом между группировками креольской знати, творящей революцию в Венесуэле и Колумбии, и против воли этой самой знати не мог сделать практически ничего, оставаясь лишь формальным лидером, а Венесуэла остается самым проблемным и коррумпированным государством среди всех «боливарианских» республик, имея сильного конкурента в лице боливарианской же Колумбии. Впрочем, обо всем стоит говорить по порядку. Сразу же замечу – я не буду рассматривать Колумбию и Венесуэлу по отдельности, как отдельные темы для АИ-проектов, а возьмусь сразу за Великую Колумбию – государство, созданное Симоном Боливаром, и включавшее в себя территории современных Колумбии, Венесуэлы, Панамы и Эквадора. Панама и Эквадор, впрочем, больших восторгов от этого единения не питали, а вот Колумбия с Венесуэлой…

Оба современных государства входили в состав вице-королевства Новая Гранада. Сюда активно эмигрировали европейцы – испанцы, ирландцы и прочие – в результате чего индейцы уже к концу XVIII века составляли лишь 16,5% от общего числа новогранадцев, плюс их дополняло очень небольшое количество чернокожих рабов (в общем – не более 40 тысяч). Все остальные были белыми, креолами или метисами. В результате этого в вице-королевстве формировалось «белое» общество, а благодаря чрезвычайно развитому сельскохозяйственному сектору и промысловой базе цвела и пахла земледельческая элита – креольская аристократия. В отличие от Мексики, она была мало завязана на церковь, и градус клерикализма здесь был гораздо ниже, зато все это целиком перекрывалось высоким градусом экспрессивности, амбициозности и непримиримости местной знати. В западной части вице-королевства вовсю цвел и пах провинциализм – каждая провинция, или точнее – каждый мало-мальски значимый город имел собственные планы на будущее, желание рано или поздно получить полную самостоятельность, а еще лучше – раздать люлей и самоутвердиться за счет соседних городов. Самыми богатыми городами здесь были Картахена, главный торговый центр Вест-Индии, со своим арсеналом и весьма развитыми укреплениями, и Санта-Фе-де-Богота вместе с окрестностями – крупная горная долина с развитым сельским хозяйством и ведущей в регионе экономикой. Восточная часть Новой Гранады, генерал-капитанство Венесуэла, также страдало провинциализмом, но степень единства креольской верхушки здесь была куда выше. Собственно, самые богатые и влиятельные креольские семейства, настоящие хозяева колонии, формировали совершенно отдельную касту так называемых мантуанцев. Они были не прочь собачится друг с другом, но во главу угла ставили интересы свои личные и своих семейств. Несмотря на наличие определенного количества романтиков, идеалистов и адекватов вроде Антонио Нариньо и Хосе Антонио Сукре, именно эти мантуанцы и провинциалисты, циничные, жесткие и преследующие личные или сословные интересы, формировали политику колонии.

Собственно, в этой ситуации «пауки в банке», когда местная элита с удовольствием собачилась друг с другом, революция и стала развиваться в Новой Гранаде с большими осложнениями. Началось это задолго до 1810 года, и «отцом революции» стал генерал Миранда, который несколько раз пытался поднять восстание, поддержать революционеров и провозгласить независимость Венесуэлы, но в удобный момент был выдан испанцам собственными сотоварищами (во главе с Боливаром), и умер в заключении. Потом уже началась та самая революция, которая закончилась успехом. Правда, все равно не с первого раза…. В разных частях Новой Гранады она шла по-разному. На западе революционеры быстренько потеснили роялистов, а потом, опьянев от успехов, начали первую в истории Колумбии гражданскую войну – между федералистами и централистами. В Венесуэле противостояние между революционерами и роялистами оказалось более тяжелым, но зато после победы революционеров Боливар без особого труда разобрался с истощенными «собратьями» с запада вице-королевства, рассеял местных федералистов с централистами, занял Эквадор, вытеснив оттуда испанцев, и объявил о создании Великой Колумбии, после чего продолжил экспорт революции дальше с целью окончательно вытеснить из Америки бывшую метрополию. И все это – с рекламной паузой на время визита Пабло Морильо из метрополии, когда революцию с треском подавили, но не додавили, и она смогла быстро вернуть утраченное.

Стоит заметить, что на деле революция происходила в интересах креольской верхушки, в первую очередь – мантуанцев, так что ни о каких интересах простого люда речь не шла. Лишь спустя какое-то время мантуанцы начали «бросать кость» простому люду в виде небольших уступок, зато своими жесткими действиями и авторитаризмом вызвали такое неприятие со стороны крестьян, что на свет появилось то, о чем сейчас не очень любят вспоминать – движение льянерос во главе с Хосе Томасом Бовесом, чью жену убили по приказу мантуанцев, и который отличался особой жестокостью и непримиримостью в борьбе с ними, выступив в поддержку роялистов, хотя изначально был патриотом и республиканцем. При этом и у самих креолов главной мотивацией было «вот скинем испанцев, и заживем справедливо, в процветании!» — что, с одной стороны, понятно, ибо испанская колониальная администрация собирала немало ресурсов на нужды метрополии, игнорируя местные реалии, но ни о какой справедливости после независимости речь не шла: креолы хотели лишь перераспределить потоки ресурсов и богатств в пользу тех нескольких сотен семейств, которые представляли собой верхушку местного политикума, без серьезных перемен в местных порядках. Сама мысль о радикальных переменах, занесенная в колонии в 1812 году либеральной Кадисской конституцией, вызывала у мантуанцев ужас и сопротивление ровно в той же степени, как и у мексиканцев; но, в отличие от мексиканцев, для креольской знати Новой Гранады испанский король был не лучше либералов. Да и между собой элита не очень ладила, конфликтуя из-за «справедливого» распределения тех самых потоков богатств.

Собственно, из-за противоречий среди креольской элиты и сопротивления простого люда тому, что хотели устроить мантуанцы и иже с ними вместо колониального правительства, революция в Новой Гранаде и вышла такой затяжной. К примеру, в Венесуэле роялисты без того же Бовеса уже проигрывали войну, и лишь поддержка льянерос смогла победить Вторую республику, а еще до революций, когда появилась угроза вторжения британцев на континент, вице-король Новой Гранады смог собрать лишь несколько сотен верных ему войск. Именно потому креолы, после многих потерь, на какое-то время сплотились, и выбрали Боливара как компромиссного общего лидера. И когда революции закончились, то закончился и смысл в объединении этих самых элит – и Великая Колумбия за несколько лет распалась, вопреки огромным усилиям по ее сохранению со стороны Симона Боливара. Что, к слову, наглядно характеризует его реальное влияние среди всего того политического процесса, ну да ладно… Венесуэла и Колумбия после разделения пошли по пути постоянного внутриполитического кризиса, регулярных гражданских войн и всеобщего хаоса. Да, у них были светлые страницы в истории, но увы – их довольно мало. В XX веке Колумбия отметилась как главный двигатель и наркоторговли в Америке, такие города как Кальи, Медельин и Картахена во многих случаях обозначают «столицы» тех или иных наркокартелей, правительство очень коррумпировано, а в джунглях всегда найдется та или иная группировка революционеров. А еще там гражданская война длится с 1964 года по сей день, да… При этом Колумбия в целом все же успешнее Венесуэлы, которая, будучи одним из главных добытчиков нефти в мире, находится в глубокой нищете, и стала одной из главных проблем Латинской Америки – так как из нее толпами эмигрирует масса народа, склонного к криминалу и шовинизму относительно тех стран, в которые они бегут, ибо они – сыновья и дочери Боливара, белые люди, а не вот эти все цветные местные халявщики, и потому только белые люди могут устанавливать правила. Даже в чужой стране. Да-да, в Латинской Америке есть тоже свои горе-мигранты….

Как уже можно было понять, с развилками тут туго. Креолы будут портить жизнь и скинут любого прогрессивного правителя, но при этом будут сами собачиться друг с другом до последнего, что приведет к множеству гражданских войн и ослаблению государства, а уж о единой Великой Колумбии можно только помечтать. Единственно возможное, что я вижу в подобной ситуации – это сделать ставку на Бовеса, который не погибнет во время своего триумфа. Вначале в союзе с испанцами он начисто разгромит креольскую элиту, а затем и испанцев выкинет на мороз, создав большое и крепенькое по местным меркам государство. Правда, сопровождаться все это будет реками крови и расчлененкой в оптовых количествах, так что альтернатива на самом деле так себе… А жаль, что ситуация складывается столь печально. С точки зрения экономики местный потенциал весьма велик – здесь и сельхоз перспективен (то, что Венесуэла была недавно на грани тотального голода из-за краха собственной аграрки, иллюстрирует лишь убогость самой аграрки, а не ее потенциал), и полезных ископаемых очень много. Нефть, железо, золото, алмазы, каменный уголь – все есть! А еще ценные породы дерева. Плюс, есть достаточно многочисленное население (около 2,1-2,3 миллионов к 1830 году), что уже хорошо, ибо в то время Латинская Америка в плане демографии была достаточно малонаселенной. Но вот как раскрутить все это – я лично себе представляю плохо. Даже развилка с Бовесом представляется мне не очень интересной, и далеко не самой вероятной, да и после него кто будет разгребать все это креольское аристократическое болото? Опять те же мантуанцы? В общем, как и с Мексикой – еще один пример того, когда вроде бы есть потенциал, но препятствий его реализации столько, что руки опускаются. Потому едем дальше….

Эквадор

Усыхание Эквадора в динамике

Эквадор – поразительная страна. Нынче это одно из самых успешных государств в Латинской Америке, не самое большое, не самое маленькое, зато качающее нефть и выбирающее правильное развитие в сложных условиях. Местное население, преимущественно индейцы и метисы, всегда жили достаточно спокойно, и острых социальных конфликтов между ними не было, в отличие от большинства других испанских колоний. Именно здесь в свое время проводились геодезические исследования, заложившие основу ряда будущих великих проектов, в том числе и создание метрической системы. До недавнего времени считалось, что ничего кроме нефти в Эквадоре нет, однако тут ситуация забавная – эквадорцы по факту стали заложниками мифа, сформировавшегося еще в XVI веке, когда конкистадоры завоевали его, и не обнаружив золота решили, что в плане полезных ископаемых здесь пусто. Потому долго Эквадор не проводил серьезные геологические изыскания, а когда провел – то оказалось, что в стране есть и золото, и другие металлы, причем в таких количествах, что разработка запасов началась практически сразу же после обнаружения. В целом, это небольшой, но достаточно перспективный с экономической точки зрения регион, хотя целенаправленных проектов по Эквадору я бы не начинал – и ниже станет понятно, почему.

Вырос Эквадор из королевской аудиенсии Кито, причем изначально она был больше современного государства. Намного больше. Урезания начались еще до революций, когда испанцы уступали неконтролируемые ими территории Амазонии португальцами, и значительная часть этих территорий перепала как раз Кито. Так как эти территории не контролировались, то можно было бы и не обращать на них внимание – но, как оказалось, потеря стала лишь началом. Самый серьезный ушерб эквадорцам нанесли во время революций, о чем стоит рассказать отдельно. Дело в том, что в Южной Америке, вероятно, не было более просвещенной и интеллектуально развитой колонии. В Кито действовал университет, а во всей аудиенсии – множество школ, особое развитие получила местная медицина, которая на тот момент могла считаться одной из передовых не только на континенте, но и в мире. Само собой, прогрессивная эквадорская братия заразилась патриотизмом после Великой Французской революции, и в 1809 году попыталась поднять революцию, первую настоящую революцию в Латинской Америке – но не была поддержана народом, и потому была подавлена. В целом же аудиенсия Кито оставалась роялистской, и «освободить» ее, при почти полном нейтралитете местного населения, смогли лишь боливарианцы, да и то – только когда разобрались со своими дрязгами. Эквадор был включен в состав Великой Колумбии, а когда в 1830 году попробовал выйти оттуда – то его распадающееся государство отпустило. Правда, после войны, к которой эквадорцы оказались совершенно не готовы, и потому были вынуждены уступить Колумбии обширные территории, причем это был не девственный тропический лес, а достаточно развитые и обжитые области. Оказавшись выкинутым на мороз, с сильно урезанной площадью, эквадорцы в то же время испытывали серьезный внутренний кризис – ибо, вопреки идеям революционеров 1809 года, местное население оказалось совершенно неготовым к независимости, и это коснулось в том числе местной элиты. Да, она тоже была креольская, но не обладала таким могуществом, как мексиканская или новогранадская, и потому оставалась куда ближе к рядовому населению. И она мало понимала, зачем ей вообще эта независимость, и как ее защищать. Даже в 1860-е годы существовал проект объединения Эквадора с Перу в рамках единого государства – это при том, что Перу в это время пребывало не в самом стабильном виде, хоть и получало немалые доходы от экспорта гуано. Соседи продолжали пощипывать своего небольшого соседа, и нынешние границы бывшей аудиенсии Кито устоялись лишь после войны 1940-х годов.

Да, сейчас это успешное и самостоятельное государство, с вполне патриотичным населением, но создать нацию удалось лишь во 2-й половине XX века, что уже намекает на степень самостоятельности Эквадора. Собственно, он и из Великой Колумбии сбежал не из-за ярого стремления к независимости, а по двум причинам – «все побежали, и я побежал», и резкое неприятие порядков боливарианского государства, в чем эквадорцы оказались солидарны с панамцами. А вот если Великая Колумбия выжила бы, и смогла устояться как адекватное государство – то и Эквадор без особого сопротивления остался бы в ее составе. Или Эквадор вошел бы в состав Перу, с которым его связывало намного больше, чем с Новой Гранадой, хотя формально аудиенсия принадлежала именно ей. Перуанский вариант симпатичен еще и тем, что эти страны во многом похожи ментально и этнически. Можно поиграть и в самостоятельность Эквадора, хотя это и не так интересно. Допустим, появляется некий эквадорский Лидер, который сумеет консолидировать общество, развить патриотизм, сформировать нацию, и все такое… В отличие от предыдущих государств, здесь возможностей более чем хватает. А более крепкий Эквадор могут и не так «обкусать» соседи – к примеру, во время гражданских войн в Колумбии Кито может вернуть себе потерянные в 1830 годы территорию, а это уже совсем другое государство получается! Единственная проблема – у Эквадора проблемы с раскачкой экономики, пока не начнется эпоха добычи нефти. А это значит, что самостоятельным игроком ему будет сложно оставаться, и выживать тоже. Все же варианты с присоединением Эквадора к другим государствам куда интереснее. К примеру, к Перу….

Перу

Перу был первым вице-королевством Испании на территории Южной Америки, а Лима являлась главным городом континента, превосходящим по значению и Картахену, и Рио-де-Жанейро, и Буэнос-Айрес. Именно от Перу в дальнейшем отделялись вице-королевства Новая Гранада и Рио-де-Ла-Плата, отсюда в XVI и начала XVII века текли в Испанию главные богатства колониальной империи – золото и серебро. Правда, испанцы разрабатывали только самые простые и доступные месторождения, и почти не обращали внимания на остальные, из-за чего в XVII веке драгоценные металлы «закончились», и стали вновь поступать лишь после реорганизации горной промышленности, в конце XVIII столетия. По сей день Перу остается одним из главных производителей драгоценных металлов в мире. Можно было подумать, что после кризиса XVII века значение Перу упало – но нет: вице-королевство продолжало поставлять Испании столь важный ресурс, как контроль. Местное население, составленное из многочисленных индейцев аймара, кечуа и прочих, а также белых испанцев, креолов и метисов, отличалось значительной лояльностью короне Испании, и в то же время практически не имело внутренних социальных конфликтов. Да, можно вспомнить кровопролитное восстание Тупака Амару, которое закончилось десятками тысяч жертв, и одним из лозунгов которого было «убить всех белых», но при этом надо помнить, что креольская знать держала на равных с собой местных касиков (вождей), и вместе они делили и радость, и горе, и для испаноязычных не считалось чем-то зазорным знать местные языки. Уже когда начнется время выступлений и революции, представители кечуа и аймара всегда будут идти рядом с креолами, а победоносную армию вице-королевства Перу по большей части будут составлять как раз индейцы, ради понимания которых офицеры-креолы, опять же, будут учить соответствующие языки. Пока вице-королевство Перу было верно Испании – то Испания могла править Южной Америкой, даже если сама метрополия не могла при этом никак помочь своей далекой колонии. И это при том, что в Перу к началу XIX века существовали 8 университетов, и едва ли можно было назвать местную элиту менее просвещенной, чем прочих американских революционеров!

Между тем, идеи революции практически не нашли отклика среди перуанцев, хотя тут шли собственные политические процессы. Так, потомки инков планировали возродить Тауантинсуйу еще в XVII-XVIII веках, и одной из попыток этого и стало восстание Тупака Амару, но в целом такую идею поддерживало мало людей. Большую поддержку имели планы по превращению вице-королевства в полноценное королевство, вассальное Испании, возможно с кем-то из младших Бурбонов на троне. А после 1810 года вице-королю Перу Абаскалю несколько раз по неофициальным каналам предлагали стать королем Перу, с сохранением подконтрольности Испании, правитель которой должен был стать императором. Однако ничего из этого не вышло, и вместо проектов самостоятельности перуанцы во главе с испанским наместником ревностно оберегали власть Испании, сражаясь в Чили и Аргентине, и помогая по мере сил новогранадским роялистам. Да чего там – перуанцы даже помогали метрополии, только в 1812 году отправив 800 тонн пороха в Кадис, не считая прочих материалов! Для защиты интересов метрополии в Перу была создана Королевская армия, а для ее снабжения в Лиме и Кальяо были построены фабрика по производству ружей, артиллерии и холодного оружия, пороховой завод, верфь для строительства кораблей и швейные мастерские, которые шили одежду для метисов, кечуа и аймара, которые вступали в ряды войска. И надо заметить, что сражалась такая пестрая, и, казалось бы, ненадежная армия очень даже серьезно, практически не зная поражений вплоть до вторжения Сан-Мартина. Да, в Перу были выступления – но в первую очередь их провоцировала коррупция и действия региональных чиновников, из-за чего восстания так и не приобрели широкий масштаб.

Лишь в 1820 году революция в полный рост пришла в Перу, причем термин «пришла» тут наиболее уместен – ибо идеи независимости и республиканства были импортированы извне, с юга, откуда прибыла Андская армия во главе с Хосе де Сан-Мартином и Бернардо О’Хиггинсом. Впрочем, романтиками-освободителями они не были – испанский оплот в Перу они планировали уничтожить ради безопасности Чили и Аргентины, так что после «освобождения» вице-королевства они предъявили счет за собственное навязывание независимости, который перуанцы выплачивали до 1860-х годов, а то и дольше. К тому моменту время надежд и верности уже подошло к концу – вместо либералов в Испании утвердился ультраконсервативный Фернандо VII, Абаскаля отозвали, и поддержка испанцев стремительно падала. Причем ситуация сложилась таковая, что роялисты раскололись на две партии – основная часть осталась верна положениям Конституции 1812 года, в то время как часть стала роялистами-абсолютистами, поддерживавшими деспотизм Фернандо VII. Последние не нашли иного выхода, как заключить союз с Симоном Боливаром против роялистов-либералов (!!!), что еще более ускорило падение испанского владычества в Перу. В результате этого героические революционеры Севера и Юга, встретившись в Перу, поздравили друг друга, решили взяться за создание нового государства… И обнаружили, что местное население, мягко говоря, не питает симпатий к республиканским идеалам, и желает утверждения монархии в стране. Чем попытался воспользоваться Боливар, но короноваться у него не вышло, потому он просто поступил как Сан-Мартин, предъявив большой счет перуанцам, и вернувшись в свою Великую Колумбию. А перуанцы в результате остались у разбитого корыта, с кучей долгов, со сломанной старой системой, которая вполне могла еще работать и развиваться, и без альтернативы ей. В результате этого в стране начался политический кризис, и Перу на какое-то время распался на две независимые республики, которые собрал воедино лишь Андреас Санта-Крус. Да и то не целиком – перуанцы хотели короля или императора, но таковых не было, тем более что местные не собирались провозглашать монархом абы кого, как это было с Итурбиде, что сильно ограничивало их выбор. Будучи фактически обезглавленным, Перу переживало постоянную борьбу между несколькими кланами, которые желали заполучить бесхозную верховную власть, причем эти кланы существуют по сию пору, и ровно по сию пору контролируют перуанскую политику. Новую систему существования государства взамен разрушенной «революционерами» перуанцы смогли построить лишь в XX веке, да и то – далеко не самую надежную и эффективную. А уж сколько пришлось натерпеться по дороге к этому….

Несмотря на посредственные показатели из сурового реала, Перу обладает огромным потенциалом. Да, здесь есть свой аналог «мантуанцев», однако это не зажравшиеся латифундисты, а торговцы и промышленники, ибо большая часть земли таки остается в распоряжении крестьян. Да чего там – они даже в креолов себя никогда не выделяли, ибо этот термин имел в Перу иное значение, и считались просто местной «белой» элитой, без четкой градации между собственно креолами (местными потомками европейских браков) и метисами (местными потомками смешанных браков). Кроме того, креолы дополнялись касиками из числа индейцев, и вообще межрасовые отношения в Перу очень спокойные, практически лишенные любых следов противостояния уже с той поры. Есть огромные ресурсы, а с начала 1810-х годов есть, если можно так выразиться, самый мощный среди испанских колоний ВПК, имеющий огромный потенциал для развития. Нет в Перу и другого бича Латинской Америки – провинционализма, когда каждый губернатор или коррехидор мнит себя царем, и мечтает о независимости собственных владений. Наоборот – перуанское общество проявило высокую лояльность к центризму и крепкой власти. Т.е., государство может выйти достаточно крепким, особенно если поглотит родственные Боливию и Эквадор, что вполне вероятно. Проблема лишь одна – нельзя при этом ломать старую систему отношений и иерархию власти, иначе перуанцы станут «как все», т.е. глубоко погрузятся во внутренние смуты и политические разборки, лишенные точки опоры и основного стержня местного общества. А для этого нельзя допускать импорта революции в Перу, страна должна стать независимой самостоятельно, в идеале – во главе с вице-королем и всей колониальной администрацией, которая уйдет в отрыв от метрополии. Что, с одной стороны, кажется маловероятным, а с другой, учитывая, как в это время лихорадило Испанию – далеко не исключено. В общем, для меня вариант с Перу, особенно «Большим Перу», представляется в Латинской Америке одним из самых заманчивых и вероятных, и перспективы для такого государства в будущем открываются интересные. А самое главное – может выйти настолько серьезное государственное образование, что оно будет способно и на великие свершения, и на переписывание истории всего региона, реализовав множество «малых альтернатив» с другими государствами.

Боливия

А вот так проходила через многократные обрезания Боливия

Исторически Боливия – это провинция (аудиенсия) Чаркас, которая в конце XVIII века стала также называться Верхним Перу. Многие боливийцы считали ранее, что последний термин неуместен, однако, как по мне, он как раз является весьма подходящим. Как и в Перу, провинция Чаркас была населена индейцами кечуа, аймара и прочими мелкими коренными народностями; как и в Перу, здесь процветала горная промышленность, а индейцы с белым населением различных сортов проживали в достаточно мирной атмосфере, и большинство социальных конфликтов происходили не по этническим причинам, а из-за беззакония, произвола местных властей, и т.д. Провинция Чаркас в свое время входила в состав вице-королевства Перу, но в конце XVIII века ее решили присоединить к недавно созданному вице-королевству Рио-де-Ла-Плата, руководствуясь сугубо логистическими причинами – будущая Боливия имела более простые пути сообщения с Буэнос-Айресом, чем с Лимой. Если вторые проходили по горным тропам и суше, то пути на юг шли по рекам – Пилькомайо (Арагвай), Парагвай, Парана. Однако никакой привязанности к новой столице у бывшей провинции Чаркас не было, все этнокультурные и политические связи с Перу и Лимой сохранялись вплоть до окончания колониальной эпохи.

В 1810 году в Латинской Америке началась эпоха революций. Бахнуло и в Буэнос-Айресе, и местные власти сразу же сместили вице-короля, создали собственную хунту, и принялись силой подчинять себе все территории вице-королевства Рио-де-Ла-Плата, а в перспективе – и вообще все, до чего могли дотянуться загребущие руки. Попытались аргентинцы импортировать революцию и в Верхний Перу, но тут их ждал былинный отказ – местное население хоть и выразило симпатии к идеям революции, но власть креолов-расистов из Буэнос-Айреса видело в гробу, так что вместе с революционерами голову быстро подняли и контрреволюционеры, а многие боливийские метисы быстренько стали вступать в ряды роялистских войск. Правда, многие метисы и индейцы присоединились к революционному движению, но его до самого конца будет характеризовать хаос и неопределенность целей, о чем можно рассказывать бесконечно – но, в общем, и целом, организованной революции здесь не вышло, а самыми значимыми оказались именно роялисты. В будущем именно им, разочаровавшимся в Испании, будет суждено стать «отцами отечества» в Верхнем Перу…. Благодаря этому, а также старым связям, вице-король Перу Абаскаль временно присоединил провинцию Чаркас к своему вице-королевству, и ввел сюда свои войска, разогнав выступления. Несколько аргентинцы снаряжали крупные военные экспедиции для «освобождения» Верхнего Перу, и роялисты наносили им серьезные поражения. В результате этого сюда все же удалось успешно завезти немножечко революции, но сделали это боливарианцы, благодаря чему страна сменила свое название на Боливию, а город Чукисака был переименован в Сукре. Случилось это аж в 1820-х годах, когда патриоты с большим трудом смогли разгромить роялистов, расколотых на два лагеря, и после небольшого наведения порядка, боливарианцы ушли из Боливии точно так же, как и из Перу, оставив местных выкинутыми на мороз, с обрушенной старой системой управления и власти.

Правда, старая система как раз в Боливии была не так чтобы очень эффективна, и разрушена она оказалась далеко не полностью, в результате чего Боливия на короткое время стала едва ли не наиболее сильным и активным государством региона. Во главе его встал Андрес де Санта-Крус, кадровый военный Королевской армии Перу, ветеран множества баталий против патриотов. Да-да, за свободу Перу или Боливии он практически не воевал, что не помешало ему возглавить уже независимое боливийское государство, а затем, пользуясь старыми связями, создать Тихоокеанскую Конфедерацию из Боливии и двух республик Перу (да, на тот момент было два Перу). Началось наведение порядка и формирование национальной армии, причем Санта-Крус ориентировался не на местные реалии, а на европейский опыт Наполеоновских войн, и перспектива получить крепкое и сильное государство, с индейцами-нагибаторами, действующими колоннами и рассыпным строем, ничуть не обрадовала чилийцев и аргентинцев, которые объединились, и нанесли поражение конфедерации, вызвав ее распад. И вот тут оказалось, что Боливия фактически отрезана от внешнего мира – узкий участок побережья она не контролировала, дорог туда не было, а нормальному сообщению по рекам мешали аргентинцы и парагвайцы. Плюс ко всему, благодаря вмешательству аргентинцев и чилийцев таки обрушило все то, что оставалось с колониальных времен, и было укреплено Санта-Крусом, и Боливия рухнула в перманентный политический и экономический кризис. До 2-й половины XX века Боливия де-факто оставалась хоть и не самым маленьким или слаборазвитым, но по совокупности – одним из самых слабых государств Южной Америки, которое проиграло все свои внешние войны, и было «обкусано» практически всеми соседями, уступив ценные территории Перу, Бразилии, Аргентине, Парагваю и Чили.

В принципе, из Боливии может выйти вполне себе конфетка, самое главное – это решить логистические проблемы, вовремя построив нужное количество дорог, как обычных, так и железных. Это позволит укрепить государство, и начать активнее реализовывать его потенциал, а потенциала там много – в недрах большое количество полезных ископаемых, а на востоке страны есть обширные территории, пригодные для земледелия. В реальности их начали осваивать только после 1950-го года, как раз из-за плохой связи с ними. Однако раскачаться в одиночку настолько, чтобы отбиться от всех желающих откусить кусочек от Боливии, будет чрезвычайно сложно – как показала практика, даже талантливый реформатор вроде Санта-Круса не является гарантией успеха в сложившихся условиях. Потому, как мне кажется, будущее успешной Боливии связано напрямую с Перу, и объединением этих двух государств. Ведь по факту и Перу, и Боливия, и даже Эквадор – это бывшая империя инков, Тауантинсуйу, ее основные территории, населенные близкими индейскими племенами и сохранившие связи даже в XIX веке, и лишь по воле импортеров революции да испанской колониальной администрации они оказались разделенными на три государства, оказавшихся жертвами перед лицом более сильных и организованных соседей.

Бразилия

Одна из самых честных карт колониальной Бразилии в динамике, начиная с 1700 года. При этом стоит понимать, что реально из всей указанной площади контролировалась лишь прибрежная полоса шириной 150-200км.

Бразилию можно назвать одной из самых бестолковых, но при этом самых удачливых стран Латинской Америки. Причем я сейчас не про современную Бразилию (которая, впрочем, тоже далека от идеала), а Бразилию на этапе ее становления, от начала европейской колонизации до начала XX века. Исторически сложилось, что португальская колония в Америке представляла собой подборку практически независимых владений, которые лишь со временем превратились в известную нам Бразилию. На старте португальской колонизации еще действителен был Тордесильясский договор, по которому Лиссабон мог хапнуть не так уж и много территорий. И если касательно восточного направления португальцы старались ревностно соблюдать условия договора, и заставлять соблюдать других, в первую очередь – испанцев, то в Америке на него они забили. Если в прибрежной полосе португальцы активно смешивались с местными племенами, и даже неофициально ввели многоженство для еще большей скорости, то жителям глубинных территорий повезло не так – на них совершали целенаправленные рейды различные бандейранты, которых можно сравнить с испанскими конкистадорами, или русскими казаками, покорявшими Сибирь – двигаясь вглубь континента, они наносили на карты территории, основывали опорные пункты, и завоевывали на своем пути всех, кто не был способен оказать достаточное сопротивление. Правда, бандейранты отличались от прочих, причем в худшую сторону, ибо главной целью их была охота на индейцев, с дальнейшим порабощением оных. А рабство в Бразилии было жестким, куда более жестким, чем в США или испанских колониях, и смертность среди негров и индейцев была высокой, потому голландцы и прочие нашли хороший рынок сбыта для африканских рабов в лице португальской колонии. Поток рабов не прекратился даже в начале XIX века – просто процесс перевозки несколько усложнился, и набирать негров стали не на невольничьих рынках, а ловить в Анголе или Мозамбике, и потом уже отправлять в Америку.

Впрочем, бандейранты все же расширяли границы колонии, а не только ловили рабов, так что целиком очернять их нельзя. И вот тут как раз стала сказываться невообразимая удача португальцев и бразильцев. В нарушение Тордесильясского договора они стали захватывать территории, на которые не имели прав, и от которых ранее отказались, и делали это вновь, и вновь, и вновь. При этом количество людских ресурсов было сильно ограничено, и потому многие территории контролировались португальцами лишь формально, и в какой-то Амазонии, объявленной португальской колонией, могло не быть и тысячи португальских колонистов на миллион квадратных километров – но португальцы все равно считали эти территории своими. Кто-то обязан был проучить их за такое распыление сил и объявление ничейной земли своей без каких-либо прав и контроля, но… Этого не случилось. Испанцы сами захватили слишком много, и потому рядом договоров только лишь легитимировали экспансию португальской Бразилии, голландцев удалось изгнать, а больше никто особо и не посягал на бразильские территории. В результате к началу XIX века сложилась парадоксальная, и во многом абсурдная ситуация, когда огромная колониальная Бразилия была заселена и контролировалась менее чем на половину, лишь узкой полосой вдоль берега от устья Амазонки и до истоков реки Уругвай, но де-юре заявляла права и владела огромными территориями, часть из которых она и в наше время только начинает осваивать. Никто не смог как следует пнуть бразильцев, никто не смог умерить их аппетиты, и когда наступила эпоха независимости американских колоний – Бразилия оказалась самой густонаселенной и развитой в Южной Америке, что подогрело ее амбиции, и она попыталась стать еще более могущественной и большой. Тут, правда, оказалось, что бразильцы достаточно бестолковы, и максимум, что им удалось – это толпой, вместе с аргентинцами и уругвайцами, запинать небольшой Парагвай в затяжной и тяжелой для экономики войне. Даже Уругвай пришлось отпустить на волю, и лишь ценой больших усилий удалось не допустить отделения еще нескольких южных провинций (о чем будет рассказано далее). Армия, флот Бразилии были большими и гордыми – но, увы, в целом бестолковыми. Даже парагвайцев удавалось побеждать преимущественно числом, а не умением.

Обретение Бразилией независимости – это отдельная история, которую можно рассказывать долго. Во время Наполеоновских войн португальский королевский двор переехал в Бразилию, что понравилось местной креольской знати. А бразильские креолы были, пожалуй, еще более крутыми ребятами, чем мантуанцы – владея обширными земельными наделами и рабами, они выращивали большое количество сельскохозяйственной продукции, и зарабатывали огромные деньги за счет торговли ею с британским купечеством. При этом такая аграрная олигархия была достаточно сплоченной, и старалась блюсти местные интересы. Потому Бразилия не спешила отделяться от Португалии в Пиренейскую войну, в отличие от испанских колоний – креолам было выгодно иметь короля у себя. Но когда король уехал обратно в метрополию, а потом еще и сменилась власть, и Португалия начала закручивать гайки и урезать самоуправление Бразилии, бразильцы легко и непринужденно отделились, объявили о независимости, и посадили принца из дома Браганса на трон свежеиспеченной империи. По иронии судьбы, среди великого множества посредственностей из этой династии бразильцам перепали наиболее лучшие и адекватные ее представители. По жестокому стебу судьбы, Бразилии это мало помогло, ибо прогрессивные императоры постоянно сталкивались с ожесточенным сопротивлением аристократии. Любые прогрессивные реформы или блокировались, или реализовывались настолько тяжело, что теряли всякий смысл и выгоду для государства. Империю в результате погубил вопрос рабства – императоры активно отстаивали освобождение рабов, но из-за противодействия латифундистов-рабовладельцев процесс затягивался, да и освобожденные рабы в результате или оставались рабами де-факто, или же пополняли ряды населения трущоб или нищих сезонных рабочий, берущих копейки за кабальный труд, что не способствовало социальной стабильности государства. В удобный момент на императора, а точнее – его дочь-регентшу (император лечился в Европе) надавили аболиционисты, и заставили ее подписать акт об освобождении рабов, но это вызвало бурю возмущения бразильских ультраконсерваторов и латифундистов, и империю в результате закрыли. Правда, рабов обратно в стойло возвращать было уже как-то совсем не с руки, потому формально ультраконсерваторы заявили о том, что да, они поддерживают освобождение. Официальной статистики по рабству в Бразилии с тех пор нет, так как де-юре все свободны, но вот за одно десятилетие XX века с подпольных хозяйств в удаленных от городов территориях бразильской полицией было освобождено несколько десятков тысяч человек, которые работали в рабских условиях на плантациях кофе, какао и всего прочего. Как по мне – наглядная иллюстрация….

При всем при этом Бразилия на деле имеет огромный экономический потенциал, который успешно реализует в наши дни, и не имеет проблем с недостаточным населением – наоборот, населения так много, что государство не успевает обеспечивать его рабочими местами, образованием и инфраструктурой, из-за чего Бразилия остается одной из наименее образованных латиноамериканских стран. Но в плане политики и общества Бразилия – жуткое болото, особенно в XIX веке. Местную «кофейную» олигархию победить просто так не получится, и опереться в стране особо не на кого. До последнего будет сохраняться рабство, и лишь когда петух клюнет в одно место – ультраконсерваторы решат начать проводить реформы, просто чтоб их совсем уже не вынесли вперед ногами возмущенные бразильцы. В XX веке ситуация улучшилась, и там Бразилия таки смогла встать на ноги и перейти на рельсы интенсивного развития, но по удельным показателям это все равно пока еще далеко не самое богатое, развитое и благополучное государство. И как это исправить, как изначально встать на этот путь, уже в 1820-е годы – я себе даже не представляю. Бразилию могут спасти и возвеличить правильные люди в достаточных количествах, но их там слишком мало, да и то – часть из них предпочитала путь сепаратизма, а не революции. Так что страна эта, большая и перспективная, встает в один ряд с Мексикой и Великой Колумбией – стран с огромным потенциалом, который практически невозможно нормально реализовать в XIX веке из-за сложившихся социально-политических и социально-экономических порядков. Частные улучшения не исправят картину в целом, и потому значительно лучше Бразилия не будет. А вот хуже может стать запросто, если кто-то начнет оспаривать территории, которые страна не контролировала многие десятилетия после обретения независимости, и успешно проведет операцию по изъятию пустынных окраин, как это сделали в свое время США с Мексикой. И тогда на бразильской бестолковой удачливости будет поставлен крест.