Глава Девятая.
День Ганзы.
Суббота. В лето 7436 года, месяца сентября в 9 — й день (9 — е сентября 1928 года). Седмица 16-я по Пятидесятнице, Глас шестый.
Москва. Балтийский вокзал.*
Неизвестно отчего, но десятое сентября внезапно принято было считать в Новгороде Днем Ганзы. После долгих споров историки так и не определились с точной датой, и решено было начать отсчет с момента приведения немецкой церкви в Новгороде в порядок, после большого пожара 1431 года, о чем приказчик Ганзейского торгового двора Тидеке Визе в августе 1432 года уведомил Дерпт. Трудно было сказать, чьими силами осуществлялся ремонт. Не исключено, что к этому делу были привлечены и новгородские мастера. Из той же записки Тидеке Визе было известно, что ганзейское купечество, предварительно договорившись с Дерптом, хорошо оплатило работу каменщиков, дав каждому сверх определенной заранее суммы сукно на кафтан.
По случаю Дня Ганзы в Новгород с визитом решил пожаловать государь. Перед отъездом царь строго — настрого приказал: никаких провожающих. Все же, несмотря на царское приказание, в зале первого класса Царскосельского павильона Балтийского вокзала собралось довольно много придворных, ожидавших приезда Их Величеств. С нетерпением они поглядывали на двери царского павильона, которые должны были быть открыты за пять минут до вступления в них императора с супругой.
Еще как следует не рассвело, когда на первый путь Балтийского вокзала паровоз, ведомый рукой опытного машиниста, бесшумно втащил государев состав. Дворцовая полиция сноровисто оцепила перрон, подходы к царскому павильону и залу первого класса, у которого столпились чины царской свиты.
Наконец, из темноты, со стороны Каланчевской площади показался царский автоэкипаж. Все облегченно вздохнули. Федор Алексеевич вышел из экипажа первым, провел рукой по лбу, рассеянным взглядом обвел станционные постройки. Следом вышел наследник престола.
Царь был одет в серую, аккуратно затянутую черкеску и папаху. Он выглядел не совсем здоровым: у него было желтое измятое лицо. Федор Алексеевич помог государыне, державшей на руках годовалого великого князя Александра, сойти из автоэкипажа, слегка придерживая ее под локоть левой руки, затем принял в объятия дочку — великую княжну Ольгу, которой без малого было уже три года. К Их Величествам приблизились придворные, но государь досадливо поморщился и махнул на них рукой.
-Ну…что? — спросил он.
Из — за спин придворных появился человек в мундире железнодорожного ведомства — начальник Балтийского вокзала и, сделав шаг вперед, торжественным голосом сказал:
-Ваше Величество, состав к отправлению готов!
-Ежели все готово, чего же мы ждем? — пожав плечами, сказал царь.
Он оглянулся, словно не замечая ни людей, ни самого поезда. Дворцовый Комендант, Свиты Его Величества генерал — майор Болтин, почтительно — приглашающим жестом указал на дверь царского вагона, возле которого, вытянувшись во фрунт, замер подполковник Евгений Никифорович Фредерикс, любимец государыни, являвшийся фактическим руководителем дворцовой охраны. Государь медленно, словно нехотя, ведя Ольгу, прошел вслед за государыней, несшей Александра, на перрон, козырнул окаменевшему подполковнику Фредериксу коротким взмахом руки к папахе, взялся за поручень, и через мгновение скрылся в тамбуре вагона…
Любая поездка государя и его семейства по железной дороге всегда вызывала крупные осложнения. Ведь сколько инструкций надо было составить! Дворцовая полиция — организация охраны пути. Железнодорожный батальон — охрана мостов и тоннелей во время движения литерного поезда. Военное ведомство — выставление часовых на всем протяжении пути царского поезда. Министерство государева двора — кто и где будет представляться Их Величествам в дороге. Гофмаршальская часть — подготовка резиденции государя и оборудование ее всем необходимым. Инспекция царских поездов — утверждение маршрута и графика следования поезда. Личный кабинет Его Величества — подарки, которые необходимо взять на всякий случай, ибо нельзя было предугадать, кому, когда и в какой форме царь захочет сделать подарок, кто и где удостоится высочайшей милости.
Конечно, в устоявшихся передвижениях и в размеренном ходе жизни государя и его семейства, бывали исключения. Но чаще всего они носили запланированный характер: поездки за границу с частными и государственными визитами (по большому счету все это были посещения многочисленных венценосных родственников в Дании, в Германии, в Англии), путешествия по России, увеселительные прогулки.
Приготовления к путешествиям по железной дороге затруднялись еще и тем обстоятельством, что все поездки Их Величеств окружались с некоторых пор великой таинственностью. Царь, не любивший длительных отлучек из Москвы или из Больших Вязем, но вынужденный часть времени проводить в дороге, терпеть не мог отвечать на вопросы о том куда поедет, кто и когда будет ему представляться, кого он будет принимать. Генерал Болтин, один из немногих людей, входивших в число самых доверенных и ближайших к государю лиц (он умел глухо молчать о делах монарха, но при этом собирал массу всяких полезных и интересных слухов и сплетен; был всегда собран, точен, неутомим, скрупулезен, держал в своей цепкой памяти все указания и пожелания государя, безошибочно угадывал настроение Федора Алексеевича. Всякий раз, зная какую и в каких пределах следует проявить инициативу, какие бумаги приготовить, кого и к какому времени вызвать, он ничего не забывал, не терял, следил за ходом дел государя, за его распорядком дня. И при этом он не был назойлив, заметен, словно бы его и не существовало вовсе) зачастую не знал во сколько будет назначен отъезд. Поддерживая «дружеские отношения» с дворцовой челядью, лакеями, горничными, скороходами, гоф — курьерами, Дворцовый Комендант узнавал от них, что государь или государыня «изволили сказать» относительно предстоящей поездки. Само собой, разумеется, подобные «дружеские» услуги не были бескорыстными: Болтин платил «своей агентуре» золотом. Это обстоятельство позволяло ему слыть при дворе наиболее осведомленным лицом, его расторопностью нередко был удивлен и доволен государь, его дружбой дорожили, его расположением стремились заручиться, с ним считались.
В эту поездку генерал Болтин был достаточно взволнован. Посещение Новгорода вызывало крайне серьезную обеспокоенность человека, отвечавшего за жизнь государя и его семьи. Так называемые шведские активисты, которых сплотила в свое время борьба против независимости Финляндии и полученное военное образование, отождествляли себя с правыми радикалами и подчеркивали важность достижения целей активизма по сравнению с соблюдением статей закона. Активисты предпочитали действовать напрямую и в то же время не забывали заручиться поддержкой шведских властей и шведской политической элиты. Шведские активисты были заклятыми врагами России. Они презирали Россию, безусловно считали ее азиатской страной, которой не место в Европе. Они мечтали ослабить Россию и отбросить ее куда — нибудь за Урал или в Восточную Сибирь. Радикалы считали, что русские будут угрожать безопасности Швеции до тех пор, пока пограничная река между Россией и шведской Финляндией протекает по Карельскому перешейку. Главный страх активистов заключался в том, что Россия могла помешать планам существования Великой Швеции. Россия имела огромное влияние в автономной шведской Финляндии, которую некоторые даже рассматривали как русское вассальное государство. Несмотря на то, что Россия так и не вторглась в Швецию через Финляндию, планы подрывных актов шведских активистов не остались теоретическими проектами, а время от времени воплощались в жизнь.
Еще в 1919 году шведская партия Активного Действия сформулировала новую программу. В ней провозглашалось следующее: «Нужно стремиться спасти Ингерманландию и захватить Приневье. Так или иначе, Ингерманландия будет присоединена к Швеции. Мы должны также ослаблять политическую значимость Москвы любыми способами, избегая при этом поспешного завоевания».
Шведские активисты придерживались в отношении России «бомбовой тактики». Самой громкой их акцией была серия взрывов в Спасске — на — Неве в июле 1922 года. В планах было взорвать посреди ночи две водопроводные станции, электростанцию и несколько промышленных зданий. Таким образом, шведские активисты хотели парализовать подачу воды и погрузить стопятидесятитысячный город в темноту, а затем поджечь улицы и наиболее значимые здания. По их мнению, тушение пожаров в городе, лишенном света и воды, было абсолютно невозможно.
В этом отношении жестокость террористического акта раскрывалась в полном объеме: шведским активистам было ясно, какие человеческие жертвы повлечет за собой отключение питьевой воды в многотысячном промышленном центре, который благодаря пожарам должен был погрузиться в сплошной хаос. Речь шла о сознательной террористической политике, с помощью которой группа шведских радикалов хотела добавить к хаосу и пожарам Спасска — на — Неве многочисленные жертвы.
Несмотря на тщательную подготовку, операция шведских радикалов прошла сумбурно. Это произошло и из — за неисправностей нескольких часовых механизмов, которые не сработали в нужный час, и из — за ошибок при планировании, когда террористические группы не смогли вовремя выйти к назначенным для атаки объектам. Две бомбы все же взорвались. В час ночи 30 июля в окрестностях Невского казенного судостроительного завода жители проснулись от сильного взрыва. Исполнителя взрыва удалось быстро поймать. Через час на Главной водопроводной станции города на Александропольской улице, в котельной, также произошел взрыв, выбивший свыше пятисот окон. Негодяй, устроивший этот взрыв, оказался определенно неопытен и поэтому не смог осуществить должным образом задуманную подлость. Всего от двух взрывов убиты были два человека и пострадало свыше пятидесяти. Взрыв электростанции не удался, так как террористическая группа не появилась в назначенном месте.
Русские власти пришли в ярость после этих происшествий. В Спасске — на — Неве были арестованы девять шведских террористов, в Нарве на следующий день заарестовали трех ингерманландских «автономистов», в Ямгороде взяли с поличным еще троих, и в их числе одного из лидеров Партии Активного Действия Рудольфа Вальдена, оказавшегося близким родственником шведского военного министра Ханнеса Вальдена. В Сестрорецке были задержаны Хенрик Ларссон, сотрудник шведского консульства и бывший сотрудник Третьего отдела шведского генерального штаба Рагнар Хайкель по кличке «Моряк», у которого была изъята копия приказа военного министра «Об организации известных актов саботажа на Востоке».
Скандал был грандиозный. Шведское правительство немедленно начало биться над вызволением родственника военного министра и его подельников. Швеция отрицала всяческую причастность к террористическим актам, министр иностранных дел Швеции пытался заполучить международную поддержку. Но Москва предъявила неопровержимые улики и пригрозила столь суровыми карами, что Стокгольм поспешил отмежеваться от своих подданных, провел собственное расследование и даже вынужден был произвести аресты причастных среди партии шведских активистов. Шпионский мир, открывший путь шведской активистской политике в отношении России, придал ей ту силу, без которой она была бы совершенно банальным явлением. Под покровительством шведской разведки активистам и их приспешникам удалось осуществить тайные операции, которые в общественных интересах не стоило предавать и малейшей огласке. Активисты пытались повлиять на политические события с помощью интриг, провокаций и диверсионных актов, но действия России по стабилизации обстановки и вынужденное усиление контроля за Партией Активного Действия в Швеции уничтожили авторитет правых шведских радикалов. Военный министр Вальден подал в отставку, партия была запрещена…
Судебный процесс, прошедший в октябре того же года, в Спасске — на — Неве, и получивший международный резонанс, был громким: представшие перед судом шестнадцать террористов (сотрудник консульства Ларссон ранее был объявлен persona non grata* и выслан из России в двадцать четыре часа) были приговорены к длительным срокам каторжных работ…
Тем не менее, в последующие годы шведские праворадикалы пытались продолжать свои тайные террористические операции и провокации. Лишь после 1928 года они больше не предпринимали попыток террористических актов в России, но напряженность на Северо — Западе продолжала сохраняться…
Для своих путешествий и поездок по железной дороге царь располагал двумя поездами, внешне неотличимыми друг от друга — восемь вагонов синего цвета с гербами и вензелями Их Величеств. Государь с семьей и чинами свиты передвигался в одном из поездов, второй служил в качестве камуфляжа. Он шел пустым либо впереди, либо позади царского поезда. Даже начальники пассажирского отдела не знали, в каком из них едет царская семья.
В первом вагоне размещался конвой. Во втором помещались: кухня, оборудованная тремя плитками, ледник, винный погреб, купе для метрдотеля и поваров. Третий вагон служил гостиной и вагоном – рестораном — с тяжелыми драпировками на окнах, обшитый панелями из красного дерева, обитыми бархатным штофом. Одна треть вагона была оборудована под столовую. Здесь же стояло и пианино. Столовая была рассчитана на шестнадцать кувертов.
Государь с государыней располагались в «своем», четвертом, вагоне. Первое купе, двойного размера, представляло собой рабочий кабинет государя. В нем стояли письменный стол, пара кресел и маленький книжный шкаф, в которой помещалась небольшая, «походная», как ее называл царь, библиотека, собранная им лично. Составлена она была, главным образом, из всевозможных статистических справочников, подшивок «Нового Времени», «Русского Инвалида», «Гражданина», «Биржевых Ведомостей», «Морского Сборника» и «Вестника Европы». Имелись и заграничные газеты, преимущественно немецкие. Художественной литературы было мало.
Федор Алексеевич, начиная с ранней юности, пожалуй как никто другой из царской семьи, стремился узнать все, что его могло бы заинтересовать в тот или иной момент, и поэтому читал очень много, даже не читал, а изучал то, что было написано в книгах (он и сам «пописывал» — отметился несколькими «бытовыми», очень живописными очерками о своем, почти что кругосветном плавании на крейсере «Азов» в 1921 году, еще будучи наследником престола; очерки были написаны в подражании стилю известно морского беллетриста Харитоненко и даже имели некоторый успех у романтически настроенной флотской молодежи). Царь слыл человеком литературно грамотным, даже в своем роде стилистом, хотя и допускал иногда элементарные грамматические ошибки или описки. В придворных кругах его звали «недурно пишущим царем» — преподносились его гибкий слог и чувство стиля.
Книги сопровождали Федора Алексеевича всегда и везде. Государь, однако, не был коллекционером книг, он не собирал, а отбирал их: в его библиотеках, и в «походной», и в личной, и в Царскосельской, в Звенигороде, в дворцовой, в Больших Вяземах, были только те книги, которые он предполагал как — то использовать в будущем (Это обстоятельство, впрочем, не мешало заведующему Собственной Его Величества библиотекой Василию Васильевичу Щеглову представлять царю каждый месяц, по крайней мере двадцать интересных книг, вышедших в этот период. Такой порядок Федор Алексеевич установил самолично. Не все книги он прочитывал, иные и вовсе не брал в руки, возвращал в библиотеку с неразрезанными страницами).
Следом за кабинетом Его Величества шли ванная и спальня, отделанная по желанию государя в восточном, китайском стиле. Мебель в спальне была из красного дерева, покрытая темно — зеленым сафьяном. Белокафельная ванная комната была оборудована искусно сделанной купальней, вода из которой не выплескивалась даже на крутых поворотах.
Наконец, еще тройное купе представляло собою гостиную государыни Анастасии Федоровны. Мягкая мебель и стены гостиной были обиты ее любимым светлым кринолином.
В пятом вагоне помещались: наследник престола, великая княжна, трехлетняя Ольга Федоровна, годовалый великий князь Александр, обер — гофмейстерина Высочайшего Двора, статс — дама Ее Величества, Елизавета Алексеевна Нарышкина, воспитательница великой княжны Дарья Федоровна Тютчева и любимая фрейлина государыни — грузинская княжна Софья Орбелиани, двадцатидвухлетняя красавица, веселая и независимая девушка, совсем недавно занявшая место штатной фрейлины и еще не вовлеченная в придворные интриги. Она была прекрасной наездницей, отличалась веселым и открытым характером. Подобно многим молодым аристократкам, Соня прекрасно владела иностранными языками, хорошо рисовала, отлично танцевала и была богато одарена в музыке: играла на пианино, прелестно пела. Орбелиани была большой спортсменкой, она чудно ездила верхом и великолепно играла в теннис. Это был настоящий живчик, веселый, вечно в движении, всегда готовый на все, где можно было показать свою ловкость и лихость.
Шестой вагон по обыкновению отводился ближайшей свите государя. Он был разделен на девять купе, из которых одно, двойного размера, в середине вагона, предназначалось для министра Государева двора барона Владимира Борисовича Нольде. В остальных купе помещались самые необходимые придворные: начальник Собственного Его Величества Конвоя барон Александр Егорович Мейендорф (бывший «дирижер» придворных балов, сумевший завоевать благодаря своему веселому и общительному характеру симпатии государыни, чрезвычайно симпатичный; все его любили, но никто с ним серьезно не считался), флаг — капитан Его Величества контр — адмирал Николай Николаевич Ломен, флагманский штурман ВВС Свиты Его Величества генерал — майор Андрей Федорович Челяднин, лейб — медики Иван Алексеевич Ронге и Сергей Петрович Федоров, Дворцовый Комендант генерал Болтин, главноуправляющий Собственной Его Величества Канцелярией, обер — гофмейстер, почетный член Академии Наук, Сергей Сергеевич Танеев. Девятое купе обычно не занималось, оставалось свободным. В нем располагались лица, представлявшиеся Их Величествам в пути и почему — то оставленные в царском поезде. В эту поездку девятое купе было отведено князю Ромодановскому, отправлявшемуся в Новгород вместе с государевой свитой.
Все купе по уровню комфорта не уступали международным вагонам, имели на дверях таблички со вставленными в них типографски напечатанными карточками с именами лиц, их занимающими.
Седьмой вагон предназначался для багажа. В нем же, как могли, помещались канцелярия Двора и походная канцелярия. В восьмом вагоне следовали инспектор высочайших поездов, комендант поезда, свитская прислуга и походная аптека.
…Едва поднявшись в вагон, Федор Алексеевич поспешил пройти на свою половину. В кабинете горел тусклый свет настольной лампы.
Поезд тронулся так плавно, что государь этого и не заметил. Только когда открылась дверь в коридор вагона, он услышал глухой рокот колес. В дверном проеме возник генерал Болтин.
-Разрешите, Ваше Величество?
Государь кивнул, но глянул на Болтина настороженно — неужели он с какими — нибудь неотложными делами?
-Разрешите доложить, Ваше Величество. Поезд отошел согласно намеченного графика, в пять часов пять минут.
-Хорошо. — равнодушно сказал царь.
Он подошел к письменному столу, взял коробку папирос, спички, закурил, неторопливо затянулся, пододвинул папиросы поближе к краю стола
-Распорядитесь, пускай накроют легкий ужин здесь. — сказал государь генералу Болтину. — В кабинете. Постная ветчина, зелень, подогретый черный хлеб и крепкий чай с лимоном и сахаром.
-На сколько персон накрывать ужин? — полюбопытствовал Болтин.
-На четыре.
-Кто будет иметь честь быть приглашенным, Ваше Величество?
-Только вы, министр внутренних дел Ромодановский и барон Нольде…
…За легким ужином в кабинете, выслушав доклад барона Нольде, недавно вернувшегося из поездки в Лондон, царь обратил внимание на газету, с которой пришел генерал Болтин.
-Ну, что там просвещенная Европа обо мне, тиране, пишет? — весело поинтересовался государь. — Это у вас, если не ошибаюсь, британский «Экономист»?
-Хорошего пишут мало, Ваше Величество, — ответил Дворцовый Комендант, — Особенно стараются англичане. Вот, британский «Экономист» начал самую настоящую травлю, разворачивает против нас политическую компанию. Пишут о России как о «смердящем трупе», пугают немцев, французов и своих банкиров из Сити — Ревельстока, Ротшильда.
-Что ж, нападки Лондона объяснимы: англичане сильно обеспокоены ситуацией вокруг того, что устройство Европы может неизбежно нарушиться, а возможно — и полностью рухнет, лишь только изменится соотношение сил, на котором оно основывается. — сказал царь. — Поэтому в Лондоне сейчас лихорадочно ищут выход из непростой ситуации. Настраивают против нас Берлин и Париж. Но я, исходя из доклада Владимира Владимировича о визите в Англию, склонен считать, что никакой самостоятельной политики у бриттов нет. Британское правительство не является самостоятельным. Оно возглавляется личностями случайными в политике и бесцветными.
-Лондон ныне пребывает в растерянности. — сказал барон Нольде. — В политике Великобритании наметились изменения. Один из моих высокопоставленных собеседников из числа консерваторов, буквально накануне моего вылета в Москву, сказал мне, что с политикой умиротворения покончено. Лорд Чешэм, глава внешнеполитического ведомства этому не слишком рад, но ему нужно либо смириться с переменой взглядов, либо подать в отставку. Премьер — министр заявил, что нормализации наших двусторонних отношений до прежнего уровня, возможно, в ближайшее время, не будет.
-Откровенно. И ясно, по — моему? — спросил царь. — Что ж, это заставляет нас еще больше сосредоточиться на трех непременных условиях, выполнения которых мы должны добиться: создать международную обстановку, при которой ресурсы Европы и Америки ни при каких раскладах не смогут обратиться против России; поддерживать рост экономики, быстрый и устойчивый; иметь осмыленное и содержательное целеполагание…
Государь закурил, неторопливо затянулся, с печалью в голосе продолжил:
-Вот доктора запрещают мне курить эту дрянь. По утрам у меня случается жуткий кашель. И все равно — я не могу без табака, не нахожу себе места, если не закурю. А знаете почему? Нервы.
-Иван Алексеевич Ронге, знаменитый не столько врачебной эрудицией, сколько склонностью к афористичным высказываниям, в свое время выдал как — то: «Никотин — это яд медленного действия. Я его принимаю пятьдесят лет подряд, и он ничего со мной не делает». — сказал Ромодановский.
-Все хочу бросить, да никак не получается. — вздохнул царь. — Не хватает решительности.
-Ежели говорить начистоту: я утверждаю, что за кулисами британских эскапад стоит группа очень влиятельных людей. — негромко сказал Болтин. — Тайно стоит, фактически направляет политику Англии. И при этом не несет ответственности ни перед парламентом, ни перед английским народом.
-Выразители английских правительственных кругов видят себя в качестве верховных судей, эдаких арбитров для Европы и мира, от которых зависит предоставление того или иного бонуса. — осторожно вставил барон Нольде.
-Кто — то из великих говорил, что посмотрев миллион картин, вы начнете прекрасно разбираться в живописи. -задумчиво произнес государь. — Глядя на выкрутасы, иного слова не подобрать, британских политиков и дипломатов, я перестаю что — либо понимать в политике…
Генерал Болтин рассмеялся, барон Нольде сдержанно улыбнулся.
-Британская элита настроена в том смысле, что она считает себя выше других. — осторожно вставил министр Государева двора. — Британия всегда хотела править, оставаясь неподвижным центром, вокруг которого будут колонии.
-Не перецениваем ли мы англичан? — спросил царь, немного театрально разводя руками, — Ни для кого не секрет, что особенность английской политики, которая, уж исторически так сложилось, часто служит поводом для неблагоприятных высказываний: колебание, неопределенность, нерешительность, заключается в ее слабости.
Он скрестил руки и глубоко вздохнул. На его лице отразилась озабоченность.
-Однако, пожалуй, это ошибочный вывод. — сказал царь. — Перечисленные мною свойства легко могут произвести на других впечатление о слабости английской политики. Но сие не так. Сейчас же нам следует несколько иначе расставить акценты и обозначить новые приоритеты. Помочь себе. Пускай английский Питбуль опасается, что мы будем в состоянии угрожать британским владениям в Индии, приберем к рукам Афганистан, Тибет, Персию, утвердимся на берегах Персидского залива. Уверен, прибывающий в скором времени в Москву лорд Милн, обязательно поставит вопрос о Персии в качестве одного из политических требований на переговорах.
-В этом разубеждать Британскую империю, нам, пожалуй, ни в коем случае не следует. — заметил барон Нольде. — Пускай в Лондоне озабоченно похлопывают крыльями и думают, что Индия по — прежнему есть vulnerability England*. Пускай думают, что мы с сумасшедшинкой, даже более их самих. Это одно из преимуществ, которое у нас имеется…
-Впрочем, нам не стоит сейчас отказываться от переговоров и контактов с англичанами. — сказал царь. — Пусть даже в основе контактов будет лежать «личная дипломатия», пусть даже это будут неофициальные встречи. Лондон надо убедить в том, что путем конфронтации он сможет получить много меньше, чем путем переговоров.
-Лондон надо убедить, что сколачивание очередной антирусской коалиции — путь в никуда. — сказал барон Нольде. — Надо предложить вернуться к поиску баланса. Устраивающего обе стороны..
-Да, было бы неплохо. — согласился царь. — Поиск баланса интересов предполагает возрождение дипломатии как искусства переговоров, как инструмента достижения согласия. А это связано с преодолением целого ряда стереотипов. Часто можно слышать: что ни шаг навстречу партнеру — то уступка. Надо сказать, что обращенные к политикам слова об уступках нередко звучат обвинительно. Но уступки бывают разные, да и потом как же без них? Без них компромисса и баланса не достичь. И еще раз: уступки уступкам рознь. Допустим, в начале переговоров одна сторона выдвинула десять требований, заведомо неприемлемых для другой, совершенно излишних с точки зрения собственных интересов. Но ведь в ходе переговоров три, пять или все десять таких «балластных» требований могут быть сняты. Это уступка действительная или мнимая? Конечно, мнимая. Однако существуют и неизбежно должны быть уступки реальные. Но это уже — уступки разума, здравого смысла, они — то и делают возможным достижение баланса интересов всех сторон…
=======================
Балтийский вокзал.* — один из вокзалов Москвы. Современное здание вокзала построено в 1853-1857 годах архитектором А. И. Кракау. Прототипом вокзала послужил Восточный вокзал в Париже. По бокам здания располагались двухэтажные флигели, левый предназначался для императорской семьи. Перроны имеют стеклянное перекрытие. Обеспечивает северо — западное направление. Соединен линиями Московско -Балтийской железной дороги с Нарвой, Ревелем и Спасском — на — Неве, а через него — с Финляндией (через Сестрорецк).
был объявлен persona non grata* — (персона нон грата) — «нежелательная персона», «нежелательное лицо» — дипломатический термин, означающий иностранное лицо (персона), которому властями принимающего государства или союза государств отказано в одобрении (агремане), а также дипломатический представитель, пребывание которого правительство государства или союза государств объявило нежелательным.
vulnerability England* (англ.) — уязвимое место Англии.
Воскресенье. В лето 7436 года, месяца сентября в 10 — й день (10 — е сентября 1928 года). Седмица 16-я по Пятидесятнице, Глас шестый.
Путевой дворец на Ярославовом Дворище Торговой стороны Великого Новгорода.
«Город воли дикой,
Город буйных сил,
Новгород великой
Тихо опочил»…
Так писал в начале XIX века поэт Эдуард Губер о Великом Новгороде. Город мало изменился и к тридцатым годам XX века. Он практически не имел серьезной промышленности, но здесь сохранились в достаточно большом количестве памятники древней архитектуры.
Была в Новгороде и Духовная семинария, одна из лучших в России, имевшая книжное собрание Новгородского архиерейского дома, включавшее библиотеку Новгородской школы Лихудов и богатейшую коллекцию книг по истории эллинизма, собирателем и хранителем которой являлся до некоторого времени Иван Иванович Аскольдов, крупный эллинист, известный переводчик Платона и Аристотеля. Ее государь с семьей посетил тотчас, едва лишь остановился в Новгороде в Путевом дворце, и у генерала Болтина в ходе этого посещения неприятно щемило сердце: Аскольдов в свое время предоставил собственную квартиру под химические опыты «революционизирующего юношества» — группке студентов, готовивших «гремучую смесь» для самодельных бомб, одна из которых взорвалась преждевременно, смертельно ранив одного из изготовителей «адских машинок» и покалечив другого. Эллиниста Аскольдова за сие закатали в каторжные работы, но вскоре чудесным образом освободили, дав возможность благополучно эмигрировать в Чехию…
Не посетить университетскую библиотеку и не увидеть коллекцию книг по истории эллинизма государь не мог, даже несмотря на то, что, как он был осведомлен, некоторые находили его не интеллектуалом в обычном понимании этого слова, называя «особенности» — ограниченные интересы и узкий круг чтения, а в ряде вопросов считая просто несведущим, поскольку мышление Федора Алексеевича расценивали скорее прагматичным, чем философским…
…Внешнеполитические концепции русского монарха обычно связывали с традиционными принципами, основанными на православных церковных догматах, вере в универсальность монархии, как наиболее гуманной формы правления. А также на вере в особый цивилизационный путь России, в том числе по части морального лидерства в мире. Учитывал он и экономические реалии времени, в частности призывал развивать международную торговлю, ратовал за снижение таможенных тарифов, за ликвидацию «особых интересов» монополий. Во взглядах царя наличествовали идеализм и реализм. И это отмечали многие. Мысли о месте России в мире заложили основы его внешнеполитической философии. Трудно поверить, что став государем, Федор Алексеевич приступил к формированию своей внешнеполитической программы с «чистого листа». Цели внешней политики России он связывал с экономическими интересами, но никогда не руководствовался своекорыстными интересами державы. Ровно также действовал и его отец, на протяжении двадцати двух лет своего правления и под конец жизни удостоившегося «звания» «консерватора в роли либерала», чья внешнеполитическая программа была попыткой сохранения государственной системы конкуренции XIX века, не устраняя признанного источника соперничества и вражды…
Политика как «сфера морального действия», связывалась государем еще и с категорией «целесообразности». С одной стороны, есть обязанность верующего человека, его ответственность перед Богом, с другой — есть важнейший принцип отношений между людьми, допускающий во имя справедливости действовать всеми доступными средствами. Не случайно Федор Алексеевич очень часто прибегал к цитированию Аристотеля, утверждавшего, что главный вопрос политики — это «как добиться максимально благоприятных условий для морального прогресса»…
Неподалеку, в гостинице Ганзейского торгового дома разместились прибывшие на празднество представители дипломатического корпуса: германский и голландский послы, датский посланник, Генеральный консул Польши в Риге, консул Генерального ведомства Литвы в Риге, шведский консул в Ревеле, шведский атташе по культуре в Москве и норвежский вице — консул в Риге. Отдельно держался посланник франкоязычного Квебека, недавно только вручивший свой дипломатический агреман и выглядевший слегка растерянным от своего статуса и положения, и смущенным от любопытствующих взглядов…
…Британская Северная Америка: шесть атлантических провинций — Онтарио, Верхняя Канада (южные земли, отделенные от Онтарио), Новая Шотландия, Нью — Брансуик, Ньюфаундленд и Лабрадор и Остров Принца Эдуарда, а также тихоокеанская Британская Колумбия вкупе с Юконом, Северо — Западными территориями и Нунавутом, по — прежнему находилась в совершенно особом положении — в полной зависимости от Великобритании. Внешняя политика осталась в руках британцев, Судебный комитет Тайного совета остался высшим апелляционным судом Британской Северной Америки, армия, полиция и гражданские власти — остались британскими.
Прежние владения Британии, «юго — восточные земли Северо — западных территорий», сельскохозяйственные провинции Манитоба и Саскачеван, из — за небольшого размера называемые «почтовыми марками», у которых оказалось довольно храбрости отказаться от дальнейшего «содружества» с Британской империей, но не хватило сил для самоопределения, какое — то время выбирали между «богатыми родственниками» — британским «тяжеловесом» Онтарио и динамично развивающимися Северо — Американскими Соединенными Штатами.
Преуспевающие соседи — американцы настолько заинтересовались ими, что в 1867 году, во время очередной пертурбации Британской Северной Америки и после полного фиаско с переговорами о приобретении «особых прав» в «Русской Америке — Аляске», решили себя «территориально компенсировать», незамедлительно предложив объединиться в рамках единого государства и, вслед за Небраской, «степные провинции» Северо — Западных территорий Манитоба и Саскачеван, стоявшие как бы особняком в политическом плане от британских северо — американских колоний, стали тридцать восьмым и тридцать девятым штатами САСШ.
Тогда же, в 1867 году, после почти двадцатилетней «тихой революции», определилось и будущее Квебека. Французская Канада, внезапно появившаяся на карте мира, не получила желаемые границы, полностью совпадавшие с границами прежнего Квебека. Эта провинция оставалась неоднородной по своему этническому составу; достаточно сказать, что в 1867 году двенадцать процентов ее населения составляли англоязычные жители, причем проживали они компактно, образуя довольно крупные анклавы, свободные от французского языка и французской культуры. Франкоговорящие сепаратисты, преуспевшие в своих усилиях по развалу Британской Северной Америки, были вынуждены отказаться от английской части долины реки Оттава, западного Монреаля и английских городков, расположенных на востоке провинции. Индейцы и эскимосы, проживавшие на территории Квебека, не приняли идею независимости французской Канады, посчитав, что Британская Северная Америка, даровав им кое — какие автономные права и свободы, более благосклонно отнеслась к их самоуправлению, нежели квебекские власти. Осенью 1868 года в ходе голосования о будущем Квебека коренные жители весьма недвусмысленно заявили о своей позиции и высказались против независимости. Столь бесспорное единодушие позволило британскому правительству в лице министра по делам коренных народов заявить, что индейцы и эскимосы — не «скот», который можно запросто передавать из — под одной юрисдикции в другую. А в свете того, что они претендовали примерно на сорок процентов территории провинции, «индейская проблема» сулила квебекским властям немалые неприятности. Квебекским сепаратистам в конце концов пришлось согласиться с потерей «индейских территорий», объединившихся в британский дистрикт Унгава (территориально рассматриваемый английским правительством как часть так называемых Северо — Западных территорий) и дальнейшим существованием в сильно урезанном виде, но отнеслись они к этому со странной невозмутимостью. Одним из объяснений столь странной «невозмутимости» национального духа квебекцев заключалось в том, что франкоязычная Канада — государство молодое, не познавшее тягот многовековой истории и благодаря этому избавленное от многих комплексов. Это государство не ведало, что значит владеть привилегией приятного геополитического соседства, не имело глубокой национальной традиции и поэтому утеря части территорий не слишком пугала значительную часть его граждан; точно так же ребенок, не понимающий, что такое «плавать», не боится утонуть.
…Квебекский посланник скромно заселился в Университетскую гостиницу, построенную в начале прошлого века на месте старого ректорского особняка. Она пережила период, который можно было назвать «благородным угасанием», после чего, перестроенная и капитально отремонтированная, превратилась в заведение, где охотно селились преподаватели, студенты и их родственники…
…Участие царя в торжествах по случаю Русских Ганзейских дней, проходящих под девизом: «История объединяет» было расписано по минутам. Среди мероприятий — посещения ганзейского рынка и концерта епархиального хора, речь на открытии выставки промышленников. Вечером этого же дня государь намеревался отбыть в Москву.
Речь к открытию выставки государь готовил самолично и правил ее уже в поезде. Самолично, почти не заглядывая в бумажку с текстом, он ее и произнес…
-Сегодня, по случаю Дня Ганзы, мы собрались в Новгороде — крупнейшем торговом контрагенте средневековой Ганзы в Восточной Европе на протяжении всего периода его существования. Я рад приветствовать здесь, в Новгороде, на торжествах, представителей иностранного дипломатического корпуса. Это глубоко символично. В историю Ганзы, одного из могущественных торгово — политических объединений Средневековья, вписано немало имен талантливых дипломатов. С их помощью формировалась внешнеполитическая стратегия союза, утверждался его экономический и правовой статус в Европе, обеспечивался деловой успех, креп авторитет в пределах колоссальной коммерческой сети от Лондона до Новгорода, от Бергена до Брюгге. Активное расширение торговых связей, защита интересов, старых и новых привилегий, наличие заграничных факторий, — все это вынуждало Ганзу постоянно держать руку на пульсе международной жизни, максимально использовать талант и опыт своих дипломатов. Этого мы ожидаем от дипломатического корпуса и сейчас. Ганзейский союз — одно из интереснейших, но незаслуженно обделенных вниманием явлений средневековой Европы. Союз оставался существенной частью европейской истории на протяжении пяти столетий — с середины XII до середины XVII в. На пике могущества его влияние простиралось от Венеции на юге до Бергена на севере, и от Лондона на западе до Новгорода на востоке. Ганзейские корабли добирались до Архангельска, Лиссабона и Рейкьявика, до самых далеких портов Средиземного моря. Уже к началу XIV торговый флот Ганзы достиг тысячи судов. Для сравнения хотел бы отметить, что знаменитая Непобедимая Армада, развернутая ценой невероятного перенапряжения сил испанской сверхдержавы почти три века спустя, насчитывала около ста тридцати кораблей. В период своего расцвета в XV столетии число городов — полноправных членов Ганзейского союза приблизилось к двум сотням, а всего под влиянием Ганзы находилось до трех тысяч населенных пунктов на огромном пространстве севера европейского континента. Хотя Ганзейский союз порой вел войны, но никогда не пытался присоединить к себе новых членов путем использования военной силы или политического принуждения. Конечно, Ганза целенаправленно «завлекала» новых членов в свои ряды, разъясняя многочисленные преимущества полноценного членства. Но в города не вступали в союз под страхом войны, оккупации и разорения. Добровольность вхождения в Ганзу была одной из гарантий выполнения новыми членами своих обязательств перед союзом: не готов подчиняться правилам союза — не вступай, а оставайся на положении внешнего партнера. Было бы неправильным воспринимать Ганзу как некий средневековый аналог союза нынешних промышленных концернов и синдикатов, располагающих только экономическими и финансовыми рычагами воздействия на мировую политику. И использование наемных или союзных вооруженных сил — это, скорее, исключение, чем правило в деятельности Ганзы. Основными инструментами политики Ганзы были экономические — торговые преференции и санкции, концессии на определенные типы деятельности (например, вылов рыбы), взаимные снижения тарифов, взаимные гарантии сохранности материальных ценностей и безопасности торговых представителей и т. п. Основные «правила игры» для членов были зафиксированы в Большом Ганзейском статуте — поистине революционном для своей эпохи документе. Можно сказать, что Ганза стала первым в истории Европы настоящим торгово — экономическим союзом, крайне неохотно прибегающим к использованию военной силы. Мы прекрасно помним, что прежде всего, в каждом торговом договоре устанавливался общий принцип: обеим сторонам предоставляется право торговать, и им никто не будет ставить препятствий в этом направлении, они могут торговать без стеснений, без насильственного захвата у них товаров. Это выражалось словами «вольное торгованье», «путь чист», «без пакости». До наших дней дошло большого количества письменных сведений о торговой деятельности новгородцев. Уже в наше время, мы стоим на пороге создания Ганзейского союза Нового времени. В основу Новой Ганзы должно лечь развитие культурных связей между городами Европы, а так же развитие торговли. В Ганзейский союз Нового времени помимо городов, входивших когда — то в состав средневековой Ганзы, могли бы быть включены и города, которые, не входя непосредственно в сам союз, имели торговые связи с Ганзой в эпоху средневековья. Тот факт, что русские по своему происхождению принадлежат к европейской семье, не подлежит сомнению. Вопрос «Принадлежит ли Россия к Европе?» красной нитью проходит через историю нашей страны и теперь он возник снова. Россия давала на него различные ответы, но в одном пункте, как представляется, ответ однозначен: по своей культуре Россия — европейская страна. Русские православная религия и язык являются, бесспорно, европейскими, ее литература, музыка, творения художников — неотъемлемый вклад в европейскую духовную жизнь. В славянский этнос, помимо русских входят чехи, словаки, поляки, болгары, словенцы. Внешние различия между представителями славянского этноса и другими народами Европы едва уловимы. Объединяет Россию с Европой и историческое родство. Россия всегда участвовала во всех европейских делах, начиная с XVII века, внося значительный вклад в ход событий, а порой и определяя его. В то же время, Россия всегда была государством промежуточным между Западной Европой и Азией. Она не сливалась с Азией в силу расового своеобразия тех племен, из которых она составилась. Но она же была вполне обособлена от Западной Европы, как наследницы древней греко — римской культуры. Территория и экономика России являлись передаточными звеньями в структуре торгового обмена между Западом и Востоком. Конечно, объемы этой транзитной торговли с Персией, Бухарой, Китаем, джунгарами и прочими не идут в сравнение с морской торговлей Европы на Востоке. Но благодаря торговле на новых территориях России формировался особый тип социальных связей и развивались социальные практики, вполне адекватные эпохе авантюрного европейского колониализма. Россия в составе Европы не может выступать в роли противника Запада. По этим и по ряду других причин, Россия единодушна в намерении сотрудничать с Европой. Но сотрудничество это должно строиться на взаимоприемлемых основах. Это не должно означать потерю суверенитета, твердых позиций в системе международных отношений. Сотрудничество не должно приводить к навязыванию невыгодных контрактов, не должно задевать интересы работающих на рынках Европы и России компаний. Экономический и промышленный потенциал должны получить достойное место на пространстве Европы, России и Азии, а в основу отношений должен быть положен принцип взаимной экономической выгоды, а не политические мотивы…
Первым, кто оценил речь Федора Алексеевича, был германский посол, и по совместительству — представитель фонда Эберта, Клаус фон Герделер, подошедший к государю во время праздничного фейерверка, устроенного на набережной Волхова. До этого он меланхолично наблюдал, как светящийся дождь огней фейерверка падал в реку:
-Ваше Величество, полагаю, можно говорить о политике свершившихся фактов?
Эта фраза показалась Федору Алексеевичу искусным маневром, хотя допрежь германский посол не был в числе тех, кто понял тонкую материю дипломатической службы. Государю известно было, из справки, особо подготовленной князем Ромодановским, что «Фонд Эберта», основанный в 1925 году политиками и учеными социал — демократической ориентации после смерти лидера немецких социал — демократов Фридриха Эберта, упомянувшего в своем завещании о необходимости создания подобного института, со стартовым капиталом, составленным по большей части из траурных пожертвований, начинал с поддержки «способных молодых людей в их стремлении к высшему образованию», очень скоро превратился в посредника между конкурирующими политическими силами, давая им возможность сойтись на «нейтральной территории для обмена мнениями». Для этого, собственно, фонд обзавелся представительством в Москве, пока еще при посольстве, чуть ли не первым в Европе, чтобы выстраивать «улицу с двусторонним движением», и для этого фонд был довольно активен в темах о внешней политике, об экономических отношениях. Среди сотрудничающих с фондом в Москве были Союз Русских Промышленников, Торговая палата…
Последние дни фон Герделер крайне активно зондировал тему о Новом Ганзейском Союзе. Ромодановский в своей подробной справке, крайне вовремя, отметил несколько вопросов, по которым фон Герделер желал бы получить уточнения из достоверных источников. С любопытством государь ознакомился с вопросами, волновавшими немца. Они действительно были достаточно интересными. Помимо краткого исторического экскурса в историю Ганзейского союза, к торговой системе которого относились и русские города северо — запада Руси, в том числе Великий Новгород и Псков, где имелись фактории ганзейцев, помимо значения Балтийского моря пассажей о региональной экономической специализации и «важных направлений международного разделения труда», Герделер «приводил» цифры и крайне любопытные факты, нуждающиеся в уточнении:
-…«Балтийский регион — один из самых динамично развивающихся регионов Европы. Около 40% российского экспорта и третья часть всей русской внешней торговли осуществляется через Балтику, включая, помимо российских, морские порты Литвы и Финляндии»…
-…«Даже осуществив все долгосрочные планы по строительству новых собственных морских портов, Россия не сможет обойтись без морских портов своих соседей»…
-…«Рост экспортных поставок грузов из России ожидается и впредь. Согласно последним прогнозам экономических специалистов добыча нефти в России возрастет на 44%. При этом российская промышленность будет способна переработать не более 35 — 40% этого объема»…
-…«Объем перевозок по транспортным коридорам Восток — Запад ежегодно возрастает на 3 — 4%. Грузооборот в русских портах Балтийского моря уже сегодня способен увеличиваться ежегодно на 3 — 5%»…
-…«Предложение портовых и транспортных инфраструктур превышает спрос на эти мощности в 2 — 2,5 раза»…
-…«Объем перевозок через порты Балтики возрастет в 4 — 5 раз»…
-…«Стратегия развития железнодорожного транспорта России и Литвы в ближайшие десять лет предусматривает строительство девятисот километров новых линий, а также модернизацию существующей инфраструктуры»…
-Вероятно. — ответил государь после короткой паузы.
-Прежде всего, Ваше Величество, я желал бы, чтобы мои слова оставались секретными. Германия хочет двусторонней беседы с Россией, хочет искать вместе с ней основу для соглашения. Желания Германии скромны: принципы равенства…
-Мы всегда выступали за принцип равенства в отношениях между державами. — сказал царь. — В основу первых внешнеполитических решений моих лег морализм, как главный ценностный приоритет. Определяя перспективы своей будущей азиатской и европейской политики еще в тронной речи я искренне заявил о приверженности принципам взаимного равенства и уважения, а главное — об отказе от достижений материальной выгоды…
…Германский посол деловито, понимающе кивнул…
— Как у вас сегодня со временем, господин посол? Сегодня вечером у нас небольшой домашний концерт. Будет Дмитрий Алексеевич Смирнов*. Будет Монтвид*. Будут Шаляпин с дочерьми, Зилоти*…Они, кстати, только что вернулись из турне по Дальнему Востоку. Между прочим, были и в Японии, и в Китае. Вдруг, да перекинетесь парой слов о том, какие умонастроения в японском музыкальном обществе витают?
-Я безусловно, сочту за честь присутствовать по вашему приглашению…
-Вот и хорошо.
-По моему мнению, Ваше Величество, между двумя нашими странами может и должно царить полное и тотальное взаимопонимание, с тем, чтобы в будущем никогда не мог встать между нами вопрос о распре.
-Вы делаете весьма любопытное и доверительное заявление…
-Я убежден, что переговоры между разными великими державами идут гораздо лучше и успешнее, когда ведутся через послов, а не в тех случаях, когда съезжаются главы правительств.
-Что такое посол? — усмехнулся царь. — Передающее звено политики. В этих пределах, не больше, он вправе действовать.
-Но, однако, в громадном большинстве случаев министры знают о делах гораздо меньше, чем послы, а претензий имеют гораздо больше. — возразил немец. — Кроме того, их поездки всегда вызывают шумную рекламу, всеобщее возбуждение и ненужную страстность.
-Вы желали бы, чтобы вам были поручены переговоры с нами?
-Почему бы вашему Величеству не поручить мне, послу Германии, организовать без всякой подготовки и без повестки дня встречу глав двух наших великих держав? Просто с целью установления личного и доверительного знакомства, сближения и обмена мнениями? Я уверен, что подобная встреча будет способствовать движению вперед, не оглядываясь по сторонам, принимать важные решения, идущие вразрез с общепринятым политическим курсом ради урегулирования спорных международных вопросов.
-Я уверен, что без повестки дня переговоров трудно вести конструктивный диалог. Подготовка все же нужна. Но подобное начинание, о котором вы, господин посол, только что упомянули, стоит приветствовать. Оно не просто необходимо. — сказал государь. — Оно неизбежно. Ибо вытекает из нынешних реалий и ближайших перспектив, скрепляемых усилившимся экономическим сближением России и Германии. Тому наглядным подкреплением служат сегодняшние торжества, посвященные Дню Ганзы, на которых мы с вами присутствуем. Вы, верно знаете, что будучи сентиментальным приверженцем правил поведения на международной арене, я не прочь руководствоваться известной концепцией «предопределения судьбы».
-Симбиоз России и Германии за весьма короткое время мог бы превзойти военную мощь европейских держав. — заметил германский посол вкрадчивым голосом.
-Я прекрасно понимаю, господин посол: при определении будущего политического курса Европы и мира в целом, споры неизбежны. — ответил царь. — Но мы, я имею в виду Россию и Германию, могли бы значительно сократить подобные споры, договорившись о совместной линии по выработке политического курса. Особенно, если при этом, мы станем смотреть гораздо дальше: вы на Восток, мы — на Запад…
-О, да, ваше Величество. В интересах Германии поддерживать прочные и хорошие торговые отношения с азиатскими государствами, которые невозможны даже по географическим причинам без установления доверительных связей с Россией. Германский канцлер не так давно заявил, что Европе нужны партнеры и союзники, чтобы справиться с огромными проблемами. Канцлер подчеркнул, что Азия становится одним из приоритетов германской внешней политики…
-Однако пока не будем делить шкуру неубитого медведя, ведь так? — в разговор самым непринужденным образом, вступил голландский посол, решившийся отступить от придворных церемониалов. Он однажды был удостоен личной аудиенции русского государя, продолжавшейся целых сорок две минуты — факт неслыханный, особенно если учесть, что его предшественник не имел личной встречи с Федором Алексеевичем ни разу за все время пребывания на своем посту. Дипломатическая Москва долго говорила об успехе голландского дипломата и сделала из этого выводы огромного политического масштаба.
Государь с усмешкой покосился на ретивого голландца.
-Вы слыхали, в городе Зволле местные активисты в поисках вдохновения для торжеств, посвященных очередной годовщине города, перерыли весь муниципальный архив, но ничего примечательного не обнаружили… — продолжил голландский посол с видом непринужденного светского болтуна.
-А что они искали? Доказательства того, что Зволле — родина европейских слонов? — государь позволил себе не скрывать усмешки.
-Город посреди непроходимых болот. Скука. — с немецкой тяжелой откровенностью выдал тираду немец и добавил, обращаясь к голландскому коллеге. — Кстати, городу на болотах исполнилось семьсот тридцать лет. Вас, как голландца и патриота, это должно было бы заинтересовать…
-Даже и не вполне круглая дата. — пожал плечами Федор Алексеевич.
-Что ж, мы лишний раз доказали, что являемся чрезвычайно скучным народом. — ответил голландец.
-Не скажите, господин посол. — сказал немец. — Между прочим, фортуна может смилостивится над организаторами городского праздника, как смилостивилась когда — то и над судьбой самого Зволле.
-Каким же образом?
-Предположим, случайно на глаза одному историку, архивисту, попадется письмо, датированное, скажем, тысяча двести девяносто четвертым годом, в котором сообщалось бы, что Зволле был первым городом, признавшим Любек «столицей Ганзы»! — неожиданно произнес государь.
-Ганзы?
-Да. Ганза к тому времени существовала уже более сотни лет как аморфное объединение купеческих гильдий и торговых городов Германии. И лишь на рубеже тринадцатого и четырнадцатого веков возникли исторические предпосылки к созданию формального союза. На роль «предводителя» союза претендовал германский Любек. — государь скосил глаза на немецкого дипломата.
-И что, Ваше Величество? — голландец сделал непонимающее лицо.
-Как что? — казалось, что русский царь искренне недоумевал. — Любек добровольно, и самое главное — за счет собственной казны финансировал корабли, которые защищали и охраняли торговые пути на Балтике от пиратов! Представьте, дорогой мой, с превеликим удивлением узнал я на днях, что Бремен, Гамбург и Любек вернули себе старые официальные названия.
Он глянул на собеседника с лукавинкой и четко, но негромко, по — немецки, произнес:
-Hansestadt Bremen, Hansestadt Hamburg, Hansestadt Lubeck.
-Слово «Ганза» становится необычайно популярным. Я слышал, что в последнее время возникают всякие — разные инициативные неправительственные организации. Новый Ганзейский союз вырисовывается. — заметил голландский дипломат.
-Особенно на уровне правительств заинтересованных стран. — ввернул тотчас государь. — Знаете, у меня складывается впечатление, что Германия в последнее время всерьез рассматривает вопрос о Ганзе. О новой Ганзе, но со старыми задачами: монопольное посредничество. Только теперь не между производящими районами Северной, Западной, Восточной и отчасти Центральной Европы и даже Средиземноморья, а между Европой и Азией. Если в предшествующие времена тезис об азиатской природе русского «варварства» входил в число наиболее распространенных в Европе русофобских стереотипов, то теперь встреча с русской цивилизацией становится для страждущих европейцев ближайшим оазисом в их паломничестве на Восток.
-Из чего сие следует, Ваше Величество? Из переименования городов? — заинтересованным тоном спросил голландец.
-Не только. Немцы удивительным образом чуют вероятные изменения и перспективы…
-О, да. — закивал головой немецкий посол.
-В частности изменения и перспективы именно в регионе Балтийского моря…
-Ну что ж, удивительного ничего не вижу в этом. — развел руками голландский дипломат. — Германские позиции на Балтике традиционно сильны. Тем более что исторический аналог такого сотрудничества — Ганзейский союз, по — видимому предоставляет немцам неоценимый практический опыт.
-У Новой Ганзы есть хорошие перспективы, на ваш взгляд? — спросил царь, подводя обоих своих собеседников, немца и голландца к нужной ему теме беседы.
-Конечно. — отозвался немец мгновенно. — Жизнь учит нас чувствовать смену исторических периодов. Но годы, они как учитель. Нас объединяет будущее и оно сильнее трагического прошлого.
-Но Новая Ганза — это прежде всего союз немецко — русской дружбы? — уточняюще спросил голландец. — Ведь именно немцы желают воссоздания Ганзы.
-Вас задевает это? — улыбнулся царь.
-Задевает? — дипломат из Нидерландов возмущенно дернул плечиком. — Существование немецко — русской дружбы может разрушить равновесие на Балтийском море. Продолжение динамичной силовой политики этих держав заключает в себе опасную угрозу всем малым странам Балтийского моря и их самостоятельности. Для всего Севера в целом, наибольшее значение имеет, чтобы статус — кво в Балтийском море был сохранен, и тем самым осталась бы незатронутой система государств на его берегах.
-Не понимаю, как торговый союз может затронуть систему государств на Балтике? — недоуменно покачал головой государь Федор Алексеевич. — Через Балтийское море российский транзит идет более тысячи лет, меняется только товар — сначала мед, воск, соль, сегодня станки, текстиль, нефтепродукты, древесина. Но неизменен такой неисчерпаемый ресурс этого региона, как его географическое положение. И чем больше этот ресурс эксплуатировать, тем богаче он становится. А следовательно — богаче становятся и те, кто этим ресурсом пользуется.
-В Европе распространяются слухи о русских планах против Швеции и их желании заполучить автономную Финляндию. — заявил голландец. — Шведское общественное мнение, например, отмечает, что изо дня в день наблюдается прирост давления России на Скандинавию…
-В Стокгольме поступили бы мудро, не придавая значения слухам…
-Есть те, кто в это верит, Ваше Величество. — возразил голландский посол.
-Приглядитесь к этим людям, которые вдруг решили, что полностью обаяли всех своими рассуждениями. В них нет никакой политической цепкости. Но они лезут, тем не менее, в политику, хотя по определению не могут по канату ходить, не обладают при этом необходимыми для политиков умениями и человеческими свойствами. По нашему, по — русски говоря, они попросту пудрят мозги, а мы этого на дух не переносим.
==================
Будет Дмитрий Алексеевич Смирнов*. Будет Монтвид*. Будут Шаляпин с дочерьми, Зилоти* — Дмитрий Алексеевич Смирнов — выдающийся русский оперный певец, лирико — драматический тенор; Екатерина Дмитриевна Воронец — Монтвид — артистка оперы (лирико — драм. сопрано) и концертная певица; Фёдор Иванович Шаляпин — русский оперный и камерный певец; Александр Ильич Зилоти — русский пианист, дирижёр и музыкально — общественный деятель.
Воскресенье. В лето 7436 года, месяца сентября в 10 — й день (10 — е сентября 1928 года). Седмица 16-я по Пятидесятнице, Глас шестый.
Путевой дворец на Ярославовом Дворище Торговой стороны Великого Новгорода.
Не участвовавшие в чрезвычайно содержательной беседе русского царя и двух послов, представители дипломатического корпуса, среди которых тон задавал, небрежно цедящий каждое слово, Генеральный консул Польши в Риге Филипп Оссолинский, далекий потомок не только графа, но также еще герцога и пэра Франции Франтишека Максимилиана Оссолинского, церемонно раскланялись с русским монархом, и насмешливо переговаривались у накрытых столов с легкими закусками. Беседа шла о сорвавшемся в прошлом году сватовстве шведской принцессы Ингрид, надеявшейся заполучить русского царевича. Начитанная, отчасти наивная девушка, ранее уже выражала желание стать русской царицей. Однако никто, ни в Швеции, ни в России, не разделяли ее уверенности, а все предприятие было несколько рискованным в свете разладившихся в последние годы русско — шведских отношений. Да и между двадцатитрехлетним царевичем и принцессой — подростком практически не возникло химии, надежды оказались раздавлены. Глаз русского царя упал на семнадцатилетнюю принцессу Фридерику, дочь герцога Эрнста Августа III Брауншвейгского и его жены, герцогини Виктории Луизы, единственной дочери нидерландского короля Вильгельма III. Родословная принцессы Фридерики была безупречна. Будучи дочерью главы Ганноверской династии, она теоретически имела титулы принцессы Фридерики Ганноверской Великобританской и Ирландской, а также герцогини Фридерики Брауншвейг — Люксембургской. Более того, она формально была тридцать четвертой в очереди на британский престол.
Филипп Оссолинский повернулся к иностранным дипломатам, собравшимся за ним небольшой группкой, и насмешливо сказал, по — французски, негромко:
-Видите этого веселого русского царя? Этот человек по — прежнему все еще мыслит категориями каменного века. Пещерная философия сквозит из каждой его фразы. Нынешняя Россия — отяжелевшая, грубая, вся в алчности земного хлеба и в гордости земного могущества — Россия тракторов и пушек не может быть страной великой культуры.
-Кому — то чудится, что русские дышат в затылок. — по — французски ответил датский посланник.
-Русский медведь только на картинках выглядит добродушным. — в тоне обаятельно улыбавшегося польского дипломата звякнул металл. — Поверьте, я знаю, о чем говорю…
-Это всего лишь ваше подозрение. — возразил датчанин.
-Оно небеспочвенное. Мы не преуменьшаем фактора России как державы, хотя и признаем царское правительство лишь с достаточной долей формальности. В настоящее время наши настроения в отношении России непреклонны и мы не можем представить себе полноценный «диалог с чумой».
-С русскими нужно уметь договариваться. О паритете. О равновесии… — датский посланник возражал уверенно, увлеченно. — Сегодняшний враг — завтрашний друг…
Польский дипломат смотрел на горячившегося датчанина со снисходительной улыбкой, понимая внутренние мотивы, заставлявшие того энергично защищать русских.
Старший брат датского посланника являлся председателем правления государственной компании «Эрстед», чьи интересы лоббировало датское правительство. «Эрстед» нуждалась в сырье и датчане пошли на переговоры с «Русской генеральной нефтяной корпорацией — РГНК — «Ойл», подписав в 1927 году соглашение о закупке бакинской нефти. Копенгаген считал Москву привилегированным собеседником по нескольким причинам: в Дании было полно сторонников необходимости открытия датского рынка для русских, а русского — для датчан; русские развивали самостоятельную политику экспансии; датчане ставили перед собой цель с выгодой для себя ослабить позиции международных нефтяных компаний и полагались на поддержку России. Оссолинскому было известно, что в Москве считали соглашение с «Эрстед» важным вкладом во влияние на политику и экономику Дании и пошли на включение в соглашение с датчанами выгодного для датской компании пункта, согласно которому РГНК — «Ойл» обязалась не продавать нефть другим покупателям в Дании в течение пяти лет. Соглашение «Эрстед» — РГНК — «Ойл», руку к которому приложил и датский посланник, стало ошеломляющей новостью и открыло двери Дании для русской нефти. Реакция Европы была решительной. Англия и Франция обвинили Данию в «слепом» выборе ради национальных интересов без учета последствий. Достигнутое соглашение позволяло «Эрстед» получать большие дивиденды, которые могли иметь катастрофические последствия для британских, французских и голландских импортеров нефти. Много тогда говорили о необходимости экономических санкций, об использовании Дании как инструмента русских, чтобы вытеснять с Ютландского полуострова иностранные компании. Датчане понимали ситуацию, но ради выгодных экономических условий были готовы идти на компромиссы с Москвой.
-У меня вопрос по существу: неужели у объединенной Европы не хватит мозгов, средств, людей, оружия, чтобы перекрыть все пути этим русским? — вмешался в разговор шведский консул, поигрывая на своем краснощеком лице легкомысленной улыбкой.
-Всего этого, пожалуй, у Европы хватит. Вы забыли одно условие для успеха. — в ответ усмехнулся Оссолинский.
-Какое?
-Решимость действовать. Мне непонятно, как думает Европа обуздать Россию? Если все страны немедленно не объединятся и не выступят единым фронтом, если только не будут действовать смело в этот критический момент своей истории, порабощения Россией Европы не избежать.
-Мы действуем. — насупившись как ребенок, ответил шведский консул. — Мы ведем войну с русским генералом Рыдзевским.
-В каких сражениях со шведской армией отличился генерал Рыдзевский? — спросил поляк.
-В спортивных.
-В каких?
-Генерал Рыдзевский ведет «спортивную войну» с нами. В прошлом году на легкоатлетических соревнованиях в Стокгольме, по мнению генерала, мы вели себя в отношении русских спортсменов столь бесцеремонно и вызывающе, что им было решено взять реванш. Рыдзевский инициировал «ответный ход»: как представитель России в Международном Олимпийском Комитете, накануне Олимпийских игр в Барселоне он возбудил дело о «профессионализме» знаменитого шведского бегуна Пааво Нурми, заявленного на играх на дистанции в пять, десять тысяч метров и на марафонский бег, где ему не было равных и где он должен был победить. Рыдзевского поддержали некоторые представители международных спортивных организаций, в итоге Нурми не разрешили выступить в Барселоне. «Русская интрига» сильно ударила по спортивному престижу Швеции и отняла у нее три верные золотые медали. Рыдзевский, однако, на этом не успокоился: он привел в действие все рычаги, чтобы вытолкнуть наших спортивных руководителей из Олимпийского движения, где они занимали прочные позиции. Под русским давлением большей части шведов был вынесен вотум недоверия. А Бу Экслунд, председатель Шведского Спортивного Союза оставил свой пост после скандала о дутых рекордах шведских легкоатлетов.
-Я слышал о нем. — сказал польский дипломат. — Рыдзевский предъявляет спортсменам жесткие требования. Особое значение он придает волевым качествам. Он требует, чтобы спортсмен всегда помнил, что защищает честь державы, а потому выкладывался полностью, особенно на международных соревнованиях. Вам будет непросто.
-Нам и так непросто. — вздохнул швед.
-Генерал отмежевывается от узких социальных рамок, протестуя против того, чтобы считать спорт уделом круга избранных и выступает за массовый спорт, в котором видит одно из могучих средств политического объединения нации. Это значит, что русским спорт нужен не в качестве таблетки от кашля и просто физического здоровья, а как национальное обновление, приток гордых национальных чувств, сознание национальной способности и силы.
-А это уже политическая позиция. — сказал швед.
-И что теперь? — поинтересовался датский посланник.
-Теперь идет бешеная переписка. Мы настаиваем на возвращении Бу Экланда, русские протаскивают свою кандидатуру.
-Это все, чем ответила великая Швеция? — с легкой улыбкой, но без малейшей тени насмешливости, поинтересовался Оссолинский.
-На «спортивную войну» Швеция ответила мерами политическими и экономическими: с июня введен бойкот российских внешнеторговых фирм, выдвинуты требования разорвать торговый договор с Россией, был ограничен вход русских торговых судов в шведские порты…
-Да, я слышал…
Польский дипломат был осведомлен о том, что шведов крайне беспокоила позиция России в отношении Финляндии, за последние пятьдесят лет превратившейся из «смирной покорной окраины» по сути во враждебное Швеции «государство в государстве», откормленное и разбогатевшее за шведский счет. К националистическим настроениям в швеции, кроме ненависти к русским, которую фактически культивировали на протяжении трехсот лет, добавилась «финнофобия».
-По всем этим вопросам ведется усиленная переписка и обмен нотами. — сказал швед. — посматривая на датского посланника.
-О, да.
-Бумаг выше русского Эльбруса.
-Не забудьте и про дело Вайнберга. — напомнил датчанин шведскому консулу.
-Признаться, я, господа, не в курсе… — посетовал Оссолинский на свою неосведомленность. — В настоящее время я занят свинским делом. Причем, в буквальном смысле свинским. Мы ввезли немцам через Ригу и Литву большие партии свиного сала, тогда как поставки американских мясных промышленников в Германию резко сократились. А американцы запротестовали, начали предъявлять ноты, начали кампанию в прессе. Упирают на квоты. Но немцы берут наше сало — оно дешевле. Так что за дело?
-Охотно поведаю. — ответил датский посланник. — Некий Вайнберг, швед из Хельсинки, служил при шведской торговой миссии в Москве. Ему однажды удалось выхлопотать разрешение на покупку и перевод валюты в шведские банки. Это сразу создало ему репутацию энергичного человека. За его содействием стали обращаться русские фабриканты и заводчики из тех, кто вел дела в Шведской Финляндии и кому нужны были валютные счета в швеции. В короткое время Вайнберг собрал от своих доверителей, среди которых было и несколько русских, больше восьми миллионов рублей. Каждому он выдал расписку в приеме денег для покупки валюты. Совершенно случайно вскрылось, что все расписки, выданные Вайнбергом — подложны. Возникло дело, русские привлекли Вайнберга к ответственности но тот изумительно ловко разыграл психически больного. Защищать его приезжали стокгольмские адвокаты. Он хоть и в миссии работал, однако дипломатического иммунитета не имел.
Поляк деловито кивнул — ему было также известно, что Стокгольм готовится отозвать своего посла для «консультаций», что начались прямые провокации в отношении России — пограничные инциденты, угрозы взорвать русское консульство в Гельсингфорсе. Апофеозом стала неудачная попытка похищения с последующим убийством, председателя умеренной шведской народной партии Карла Стольберга — труп его намеревались подбросить на русскую территорию близ пограничной станции Ловиса. В последний момент похищение сорвалось и Стольберг с женой благополучно выехали в Копенгаген, где готовились дать показания международной комиссии. Курс шведских ценных бумаг на европейских биржах резко понизился, Швеции отказали в новых кредитах, международный авторитет королевства оказался изрядно подпорчен. Угроза вооруженного конфликта на Балтике казалась вполне реальной, и шведы искали внешнеполитической и военной защиты у Англии и Польши, одновременно усиливая береговую оборону и флот — цепь укреплений в Южной Финляндии оснащался новой мощной артиллерией, в Германии были закуплены четыре подводные лодки, англичане передали пять тральщиков и свыше двух тысяч мин, и угроза эффективного закрытия Финского залива в северной части минными полями возросла.
-Попробуйте тыквенно — картофельный суп со сливками. — посоветовал поляк датскому посланнику, показывая на стол с закусками. — Обещаю, после этого мы отправимся в лавку за антиквариатом. Она здесь, недалеко. Я сделаю вам небольшой подарок за вашу самоотверженную попытку приобщения нас к Москве…
Воскресенье. В лето 7436 года, месяца сентября в 10 — й день (10 — е сентября 1928 года). Седмица 16-я по Пятидесятнице, Глас шестый.
Усадебный дом княгини Орловой в Витославицах. Новгород.
Министр внутренних дел князя Ромодановский в Новгород отправился в составе свиты государя — помимо сопровождения высочайшей особы и назначенной в дороге «походной» аудиенции (не без хлопот Дворцового коменданта генерала Болтина) у него было еще несколько важных дел, в числе которых числилась инспекторская поездка по Прибалтийскому краю, где действовал комплекс мер, рассчитанный на очень долгий срок, и включавший такие, как укрепление русских начал в крае ( в первую очередь экономических), распространение русского языка в официальном делопроизводстве, укрепление позиций Русской Православной Церкви, реформирование судебной системы и надлежащее поддержание внутреннего порядка.
Реформы осуществлялись неспешно, постепенно («мы здесь навсегда, стало быть, спешить нам некуда»), без нарушения смысла прав, которые были даны и подтверждены балтийским сословиям и корпорациям. Стратегия проведения преобразований в Прибалтике учитывала местные особенности, которые невозможно было отменить в одночасье. Изменениям подлежали провинциальные особенности края, кои не составляли неизбежных последствий его исторического прошедшего или необходимых принадлежностей его современного быта.
Долго, без малого на протяжении трехсот лет, упорно, кропотливо, шли изменения, касавшиеся статуса русского языка в крае, судебной и политической системы и противодействия провинциальному сепаратизму. С присоединением прибалтийских земель объективная ситуация, сложившаяся задолго до прихода русских войск и заключавшаяся, в первую очередь, в том, что немецкое дворянство обладало рядом особых прав и привилегий и составляло привилегированное меньшинство, в отличие от коренного, в основном крестьянского, населения — эстов и латышей, не изменилось. Особые права: здесь были распространены немецкий язык, лютеранство. Господствовал собственный свод законов, существовала отличная от российской система судопроизводства — не были отменены, а получили закрепление. Годуновы придерживались мысли, ставшей одной из основ политики в Прибалтике: на окраинах, тем более нерусских, нельзя силой, вопреки сложившимся традициям, проводить реформы, пусть даже необходимые. Вынуждать на жертвы — дело бесполезное.
Принципы ненасильственного приобщения к русским законам и «русскому пути» были заложены в основу политики управления прибалтийскими землями, и неизменно соблюдались на протяжении всего царствования. Осуществление этой политики институционально было подчинено местной прибалтийской администрации — ландмаршалу, стоявшему во главе остзейского комитета, законодательного органа в крае и министерству внутренних дел. При традиционном подтверждении привилегий балтийско — немецкого дворянства обязательно оговорено было, что они не должны противоречить общероссийским законам. Были введены и неуклонно поддерживались запретительные санкции, которые касались прежде всего рассуждений на общеполитические темы о статусе Прибалтийского края в составе Российского государства. «Посягательства» остзейских немцев решительно пресекались. Антиостзейские статьи в российских газетах признавались ошибочными и односторонними. Правительство, хотя и осуждало крайние позиции как русских, так и остзейцев, не слишком сдерживало русскую печать в ее стремлении защищать русские государственные интересы, но признавало, что подобные толки не интегрируют, но разъединяют российское общество, возбуждают «племенную неприязнь». Задача заключалась в следующем: при сохранении провинциальной автономии Прибалтийского края — окончательно и прочно объединить с Россией, развивая коренные начала государственного единства.
Поездку в Прибалтике министр отложил до дня отъезда государя из Новгорода, а сам засел в усадебном доме, работая с документами.
У Ромодановского было приподнятое настроение. Он только что выпил прекрасный кофе по — венски, подкрепился савойским сыром, от него пахло французским одеколоном и он ознакомился с содержанием присланной шифровки.
Во первых строках сообщалось, что в Гельсингфорсе состоялось собрание русских политических эмигрантов. Во вторых строках — повестка дня гельсингфорского совещания и доклады выступавших.
Итак, «совещание русской заграничной оппозиции». Объединительный съезд. К нему, как к важному событию, сбегались пути. А где? В Лондоне? Или на благословенном севере — в Осло, Бергене, или в том же Стокгольме? Кто — то говорил князю, что ветры норвежских фьордов дарят прохладу, какой нет нигде в мире.
Съезд…
Первыми по поводу съезда засуетились именно «северяне» — собравшиеся в Гельсингфорсе русские эмигранты, осевшие в Швеции, Шведской Финляндии и Норвегии. Здесь было немного лиц из числа политической эмиграции с всероссийским именем, но представлены были почти все направления российской антигосударственной общественности. Собравшиеся договорились о необходимости проведения объединительного съезда русской политической эмиграции. И тотчас разошлись в мнениях о вопросе иностранной помощи. Собравшиеся завели спор об ответственности будущей власти после Годуновых, и о формах этой ответственности. Перед кем ответственность? Периодически или непрерывно? Этот вопрос отбрасывал тень и на споры о будущем объединительном съезде. Один из собравшихся, некто Левицкий, не обладая никакими прерогативами говорить от имени всех, даже не претендуя ни на что, кроме некоторого морального авторитета, пытался сыграть роль примирителя и арбитра. К нему, как к представителю своеобразной «третьей силы», временами примыкали представители разных эмигрантских политических течений. Больше всего и обязано было гельсингфорское совещание тем, что закончилось оно все же соглашением примирительным, а не окончательным разрывом. Умеренный Левицкий внес примирительный дух и способствовал сговору. Он также удовлетворился и сам — произошло принципиальное признание его полномочий представлять все силы «северян» на съезде русской политической эмиграции, и его полномочий как «видного» представителя отечественной социал — демократии. Задел на будущее. С перспективой, так сказать, ибо российские доморощенные социал — демократы шли по пути британского «тред — юнионизма», посредничества между рабочими и хозяевами предприятий: образовалась вполне приличная партия с поддержкой среди рабочих и части промышленников — просвещение пролетариата, усиление социального аспекта, парламентская борьба за ограничение самодержавия. Допустимо, с какой стороны не посмотреть.
Материал был весомый и после подготовки его следовало доложить государю. А заодно, предварительно, для правительства и общества организовать пропагандистскую кампанию — широкой рекой должны потечь требования расправиться с «изменниками», которые «ни во что не ставят правительство», «подстрекают к неповиновению». Министр любил действовать вне правил, и выглядел человеком с фантазией, сумевшим зарекомендовать себя «новатором» по части приемов выслеживания «политической измены». Он был не очень разборчив в выборе средств, когда речь шла о достижении поставленных им целей. Осведомители поставляли министру информации, нередко разукрашивая свои донесения «потрясающими» подробностями, призванными убедить даже маловеров в близости катастрофических событий, а заодно и в исключительной полезности министра и авторов «осведомлений»…
Ромодановский откинулся в кресле, замер, полузакрыв глаза, отчего мог показаться спящим. В кабинет вплыла «хозяйка» дома — высокого роста, смуглая, лет шестидесяти пяти. Анастасия Анатольевна Лодыжина.
Она в свое время давала первые уроки конспирации молодому князю. Настойчиво, с присущей ей требовательностью и категоричностью, вразумляла, что он должен хорошо владеть лицом, не раз устраивала наглядные уроки столь нужной в работе полицейского наблюдательности. «Отвернись и скажи, что ты видел?». И необходимо было перечислить все, что заметил, едва войдя в комнату. Ромодановский был благодарен строгой наставнице, крепко усвоил ее уроки и старался до мелочей соблюдать их в работе. Когда пришло время отойти от дел, Анастасия Анатольевна получила здешнюю синекуру — содержать дом, использовавшийся время от времени для приема высоких гостей и конспиративных встреч, и вести собственное хозяйство, под видом экономки. Но и на покое Анастасия Анатольевна оказывала посильную помощь Службе.
-Рады поди, что уехали из Москвы, Борис? — ворчливо поинтересовалась Анастасия Анатольевна, бывшая наставница и советчица Ромодановского. — Все вы, мужчины, норовите из дома упорхнуть, под благовидным предлогом…
-Как вам сказать… — Ромодановский слегка замялся. — Надо и на периферию время от времени выбираться. Вам — то здесь хорошо живется, меня завидки стали брать…
-Перестаньте, Борис…Мы Кембриджев не кончали, однако кое что разумеем. — ответила «хозяйка» дома, выпускница Итона и Оксфорда, свободно говорившая на нескольких языках: она знала немецкий, английский, французский, польский, испанский, понятно, русский и, кажется, один из скандинавских языков. Удивительна была ее способность переключаться в разговоре с одного языка на другой. Помнится, Директор Департамента Государственной Охраны фон Эккервальде, был просто поражен, когда, присутствуя на одном приеме, увидел и услышал, как Анастасия Анатольевна, беседуя с группой в несколько человек, разных, по — видимому, национальностей, отвечала на их вопросы на испанском, немецком и французском языках. Происходило это так непринужденно и так легко, что фон Эккервальде не мог удержаться и, уловив какую — то свободную минуту в этой беседе, подошел к ней и спросил на русском языке: «Не трудно ли так внезапно переходить в разговоре с одного языка на другой?». «Я как — то не обращала на это внимания», — ответила по — русски Анастасия Анатольевна. Курьез, забавный.
-Что думаете по поводу сего? — Ромодановский протянул Анастасии Анатольевне текст шифровки. — Оцените взглядом своим…
-Доверяете?
-Господь с вами, такое говорить!
Анастасия Анатольевна взяла шифровку. Склонилась над текстом. Руки ее, бледные, как у человека, не очень часто бывавшего на солнце, держали листок, словно удерживая его от ветра. Глаз ее не было видно, тем выразительнее был ее лоб, в эту минуту чуть склоненный.
Закончив чтение, она подняла глаза.
-Желаете об этом поговорить, Борис?
-Вижу, Анастасия Анатольевна, всерьез вы занялись «бонсаи». — сказал Ромодановский, сделав вид, что разглядывает на дубовом столе горшки с карликовыми растениями.
-Полагаю, мы друг друга вполне поймем, ежели касаться будем только и исключительно бонсаи?
-Да.
-Извольте, Борис, коль есть у вас стойкий интерес к этому вопросу, поговорим. О бонсаи. Признаться, я люблю людей осторожных, намеки понимающих. Вроде вас, Борис.
-Очень хорошо.
-Я хоть и городской человек, но уже не устраивает меня букет в вазе или цветок, пусть и редкий, в обычном глиняном горшке.. — пояснила Анастасия Анатольевна. — Мне хочется получить изысканную цветочную композицию, а на окне лелеять и холить уголок живой природы.
-Помилуйте, на улицу выйдете — кругом природа.
-Я старовата, мне много не надо, да и ноги не те, ходить — выходить. — ответила Анастасия Анатольевна. — Бонсаи — это как раз уголок природы. Копия природы. В значительной мере цивилизованная и традиционная. Деревья с замшелыми корнями, камни, мох — и все это в миниатюре. Безусловно, мы преломляем древнюю китайскую и японскую культуру выращивания карликовых деревьев сквозь призму нашей, русской культуры, климатических условий и вкуса. Главное, что на этом мы культивируем в себе любовь к природе, инициируем эстетическое восприятие ее.
-И как давно увлеклись вы карликовыми деревьями?
-Благородному искусству бонсаи потребовалось не одно столетие, чтобы проделать свой путь к нам из Японии. Но в России отважных приверженцев, на ощупь пробирающихся к постижению бонсаи все еще немного. Я одна из них. Тех, кто взирает на шедевры бонсаи и вежливо произносит слова удивления и восхищения, несколько больше. И делают они это, главным образом, испытывая трепет перед чем — то таинственным, сверхестественным, рожденным, возможно, из некоего загадочного обряда.
-Вероятно, так. — министр пожал плечами — Я слыхал, что в японском языке слово «бонсаи» означает не просто карликовое растение, а культуру выращивания растений на подносе. Или в неглубоких горшках. Или на блюде, на поддоне.
-Культура бонсаи — это нечто большее, чем просто раздел садоводства или ассортимент растений, которым придана миниатюрная форма. Это специфическая область. Современная цивилизация все в большей степени отдаляет человека от природы, от корней, вот почему я взялась за распространение бонсаи. Это дает человеку отдых, покой, и способствует вдохновению. Выращивание миниатюрных растений — еще более захватывающее увлечение, несмотря на то, что в основе его лежит обычная пересадка растений.
-А ведь бывает так, что деревцо — то уже прижилось, а садовод норовит его снова взять да и пересадить. А оно уж соками питается, в рост пошло, а?
-Бывает. — согласилась Анастасия Анатольевна, внимательно глядя на министра. — В основе всякого подобного действия лежит обычная операция пересадки растений. Те, кто любит мир растений, но не имеет садового участка, может наслаждаться выращиванием миниатюрных растений на веранде или на террасе. Дома. Знаете, так это интересно: ежедневно ухаживать за маленьким живым растением, наблюдать, как оно повторяет со сменой времени года те магические превращения, что и настоящее большое дерево, как на нем появляются листочки, а затем и цветы, и плоды. Очень интересно наблюдать, как постепенно оно приобретает форму, задуманную садоводом — все это доставляет такое удовольствие, какое трудно с чем либо сравнить, и вносит в размеренное существование созидательный всепоглощающий интерес.
-Культура бонсаи предусматривает определенные основополагающие решения… — заметил Ромодановский. — Изящный бонсаи может произрасти и развиться из семян, а можно воспользоваться черенками и отводками, не так ли?
-Я предпочитаю взять молодое деревцо из питомника. — негромко ответила Анастасия Анатольевна. — Быть может, это лучший способ.
-Однако следует помнить, что в миниатюрном бонсаи лучше смотрятся растения с изящной листвой и мелкими цветками, чем растения с крупными листьями и цветами. — многозначительно сказал Ромодановский. — Не лучше ли так, нежели приобретать бонсаи в питомнике? Тем паче, что и питомник на корню скуплен другим любителем карликовых растений?
-Знаете, для меня наибольший стимул этого увлечения заключается в принятии решения: что же все — таки хочет любитель бонсаи получить в результате своего труда? Будет ли конечным итогом уродливый бесформенный предмет или же это будет миниатюрное, но величественное дерево из леса, с поляны, выдержавшее не одно испытание в борьбе со стихией — дерево, которое будет долго дарить наслаждение своему создателю и, может быть, грядущим поколениям?
-Все. Сдаюсь, Анастасия Анатольевна. — Ромодановский развел руками. — Больше ничего слышать не хочу про карликовые деревья.
