Переселение украинцев проходило не только в Канаду и Аргентину, но и на территорию Внешней Маньчжурии на берега Тихого океана. Иммиграция началась в 1883 году, когда было налажено регулярное массовое переселение украинских крестьян морским путем из Одессы во Владивосток на пароходах Доброфлота. Во Владивосток первый пароход, на борту которого находилось 724 переселенца из Черниговской губернии, прибыл 13 апреля 1883 года. Если русская колонизация Восточной Сибири проходила с запада на восток, то украинское заселение шло в обратном направлении…
Первые украинские колонисты появились на Дальнем Востоке в 1860 годы. А массовое переселение началось 1883 г., когда во Владивосток прибыл пароход с 724 украинскими переселенцами. Всего в 1883-1917 гг. в Приморье прибыло 180 тысяч переселенцев из Украины, которые и стали ядром местного сельского населения. Они дали краю свое название — Зеленый клин (вместо более раннего украинского же названия — Закитайщина). Кстати, клин (так украинские переселенцы называли места своего компактного расселения) был не только зеленый. Были еще клин Малиновый (Кубань), Серый (Юго-Западная Сибирь) и Желтый (Нижнее Поволжье).
На Дальнем Востоке украинцы стали основной этнической группой: по разным подсчетам, к 1917 г. из примерно 1,5-миллионного населения от трети до двух третей составляли украинцы. Скажем, уссурийские казаки «хохлами» себя не считали. Однако многие из них были переселенцами с Кубани, и некоторые даже говорили по-украински.
Один путешественник так описывал город Никольск-Уссурийский (теперь Уссурийск, 112 км от Владивостока) в 1905 г.: «Это большое малорусское село. Главная и самая старая улица — Никольская. Вдоль всей улицы, по обеим сторонам, вытянулись белые мазанки, местами и теперь еще крытые соломой… Среди полтавцев, черниговцев, киевских, волынских и других украинцев переселенцы из великорусских губерний совершенно теряются, являясь как бы вкраплением в основной малорусский элемент. Базар в торговый день, например, в Никольске-Уссурийском весьма напоминает какое-нибудь местечко в Украине; та же масса круторогих волов, лениво пережевывающих жвачку подле возов… та же украинская одежда на людях». 
После февральской революции 1917 г. дальневосточные и сибирские украинцы начали активную борьбу за создание своих автономий. Первый Украинский дальневосточный съезд состоялся в июне 1917 г. в «украинской столице» края — Никольске-Уссурийском. На нем было принято решение требовать от Временного правительства предоставления автономии в составе России — как для самой Украины, так и для Зеленого Клина. Фактически дальневосточные украинцы выдвигали те же требования, что и Центральная Рада в Киеве. Теперь российские историки объясняют такое их поведение «влиянием событий на Украине». Однако отметим, что эти требования были озвучены в те самые дни, когда появился Первый Универсал Центральной Рады, провозгласивший автономию Украины. Учитывая, что коммуникации тогда были развиты значительно хуже, вряд ли можно говорить о каком-то влиянии Киева.
На съезде была сформирована Дальневосточная краевая Рада и решено сформировать на местах окружные рады (всего их было создано десять, в том числе одна на китайской территории, в Манчжурии). Одновременно в крае стали открываться украинские школы, издаваться украинские газеты и книги. А вскоре стали появляться и украинские вооруженные отряды — как из местных, так и из проходивших в Приморье службу. В декабре 1917 г. два украинских батальона отправились домой, в Украину. А вот их командир поручик Твердовский вскоре вернулся обратно в статусе генерального консула Украины на Дальнем Востоке и в Манчжурии.
Юрий Глушко-Мова
Четвертый Украинский дальневосточный съезд, состоявшийся 25 октября — 1 ноября 1918 г., разработал проект Конституции украинцев Дальнего Востока. Были утверждены высшие органы самоуправления украинцев: Дальневосточная Краевая Рада (должна была избираться по принципу 1 делегат от тысячи избирателей) и ее исполнительный орган (по сути, правительство) — Дальневосточный Секретариат. Его возглавил глава Окружной рады Владивостока, 36-летний инженер Юрий Глушко-Мова. Немногим раньше под руководством генерала Хрещатицкого начинается формирование украинской дивизии.
Борис Хрещатицький
Однако адмирал Александр Колчак, взявший к тому времени власть в свои руки и объявивший себя «верховным правителем России», не нашел общего языка с национальными организациями. Кстати, не только с украинцами, о чем позволим себе небольшое отступление. Так, в недавно увидевшем свет фильме «Адмирал» нашла отображение история с переходом на сторону красных украинского полка (куреня) им. Т. Шевченко (сформированного из украинцев Желтого клина). Однако двумя месяцами раньше на сторону красных, по решению башкирского правительства, перешло семь (!) башкирских полков. Но из башкир российский маскульт и агитпроп пока еще не лепит предателей.
Летом 1919 г. Дальневосточный Секретариат взял курс на вооруженную борьбу с колчаковским режимом. В ответ по приказу губернатора Приморья генерала Розанова большинство украинских лидеров были арестованы. Глушко-Мова был приговорен к смертной казни, замененной ссылкой на Камчатку. Однако ему удалось бежать из-под стражи и перейти на нелегальное положение.
А дальневосточные украинцы массово пошли в партизаны. Не беремся утверждать, что причиной тому стало именно нежелание властей идти на уступки в национальном вопросе. Вероятно, большую роль сыграли реквизиции продовольствия и негативное отношение к мобилизации в армию. Вот как описывает партизанскую войну на Дальнем Востоке известный советский писатель Александр Фадеев в романе «Последний из Удэге»:
[Командир партизанского отряда] «Бредюк, пользуясь холмистой местностью, поросшей густым кустарником, к ночи стянул все силы к крайним от тайги казармам, а сам, переодевшись офицером, во главе двадцати конных, переодетых в колчаковскую форму, поехал в Шкотово. Вместе с Бредюком поехал и его ординарец и правая рука, Шурка Лещенко, — из тех преданных Бредюку и только его и признававших отчаянных ребят… На стук в дверь вышел заспанный босой денщик в нижней рубашке и ватных солдатских штанах с вылезающими из-под них белыми подштанниками. — Их высокоблагородие спыть, — сказал он в ответ на просьбу Бредюка пропустить их. — Де ж воно спыть? — ласково спросил Шурка. — А у горници, — ответил денщик, удивленно посмотрев на солдата, осмелившегося вмешаться в офицерские дела. — А может, тут еще кто живет, с кем поговорить: дело срочное, — сказал Бредюк. — Хто ж тут живе, только вин и живе, — почтительно подавляя зевоту, отвечал денщик. Бредюк двумя руками схватил его за рубаху и отшвырнул от двери. — А ну, вдарь его, Шурка! — сказал он. Денщик, охнув, с разрубленным лицом упал с крыльца. Взяв ночник, горевший в передней, а в другой руке держа обнаженную шашку, Шурка, за ним Бредюк на цыпочках прошли в комнаты. Начальник гарнизона, запрокинув голову и храпя так, точно он стакан грыз, спал, разметавшись на пуховой перине. Синее стеганое одеяло сползло на пол; видны были задранные кверху усы, верхний ряд зубов и обнаженное по пояс упитанное безволосое тело: по спортсменской привычке начальник гарнизона спал без белья. — Який гладкий… Видать, ще николы не битый, — с удивлением и завистью шепотом сказал Шурка. — Сейчас мы его научим жить, — раздув ноздри, просипел Бредюк и плетью, висевшей у него на руке, изо всей силы стегнул по ровно вздымавшемуся и опускавшемуся во сне белому телу. Начальник гарнизона взвился на постели и, выпучив оловянные глаза на стоящих перед ним … незнакомых людей, обиженно хрюкнул. — Вдарь его, Шурка! — сказал Бредюк. Лещенко взмахнул шашкой, и начальнику гарнизона так и не удалось узнать, что же, собственно, с ним произошло…Если из этого отрывка убрать упоминания о тайге и колчаковской форме, то можно подумать, что действие происходит на берегах Днепра. Однако описываемые события разворачиваются на берегу Тихого океана. Украинскую составляющую в тех событиях Фадеев прописал лучше, чем в «Молодой гвардии» (хотя Краснодон — это все же Донецкая область, а не Приморский край).
Атаман Забайкальского казачьего войска генерал Григорий Семенов, которому Колчак 4 января 1920 г. передал «всю полноту верховной власти на территории российской восточной окраины», решил искать общий язык с украинцами. Уже 20 января 1920 г. глава Читинской окружной Рады Василь Козак от имени всех украинцев обратился к атаману Семенову с просьбой предоставить украинцам власть на местах и помочь организовать свою армию.
Вскоре Семенов издал указ, в котором признавал за украинцами Зеленого Клина право на национальное самоопределение в рамках «единого Дальневосточного государства». По замыслу атамана, дальневосточное государство должно было стать федерацией казаков (забайкальских, амурских и уссурийских), украинцев и бурят. А на формирование украинской армии он выделили 14 600 золотых рублей и 10 вагонов муки. Правда, в формировании своей армии дальневосточные украинцы не преуспели — был создан только один полк, который уже в 1921 г. был разоружен не то большевиками, не то белыми. Осенью 1920 г. войска Семенова оказались разбиты Красной армией, и его проект дальневосточного государства остался только на бумаге.
Сразу же после того, как осенью 1922 г. Дальний Восток перешел под полный контроль большевиков, чекисты доложили в Москву об аресте 14 руководителей и ликвидации украинских организаций:
«Предъявлено обвинение:
1) заключении договора [с] атаманом Семеновым на культурно-национальную автономию,
2) незаконной выдаче паспортов бывшего Петлюровского правительства [c] его нац[иональным] гербом лицам украинского и неукраинского происхождения,
3) содействии [в] уклонении от военной службы согласно выданных паспортов,
4) распространении провокационных слухов о Сов[етской] Украине и к[онтр]-р[еволюционной]литературы,
5) незаконном назначении учителей в украинские школы… Установлено получение головой Дальсекретариата Юрием Мова и членом секретариата Горовым от Японвоенмина 400 тысяч золотых рублей на созыв Дальневосточного Всеукраинского съезда, а также участие Мова на совещании … по вопросу о поддержке Семенова».
В 1924 г. над ними был устроен суд в Чите. Однако благодаря активной позиции местных украинцев, приходивших на судебные заседания, приговоры были вынесены довольно мягкие. За полученные от Семенова средства троим дали по 5 лет, остальным — по три года и меньше.
Странно, но в мемуарах атаман Семенов почему-то не упомянул о своих связях с дальневосточными украинцами. Однако российская эмиграция связывала Семенова не только с японцами, на помощь которых он опирался, но и с украинцами. Выходившая в Париже русская эмигрантская газета «Возрождение» писала в декабре 1931 г.: «В украинских кругах в Берлине и в Вене были получены извещения от атамана Семенова, что японские власти предлагают создать из Нижнего Приморья буферное казачье государство и что они намерены оказать содействие украинцам-сепаратистам».
Действительно, Япония в период между первой и второй мировыми войнами проявила большой интерес к украинскому фактору на Дальнем Востоке. В японской военной миссии в Берлине был даже специальный офицер по связям с украинскими эмигрантами. Поначалу японцы наладили контакт с гетьманом Павлом Скоропадским, а позже переключились на ОУН — как более активную организацию. При встречах японцы подчеркивали, что только на Востоке существует возможность создания украинского государства.
В 1932 г. японские войска вступили в Харбин и инициировали создание государства Маньчжоу-Го. К тому времени там проживало порядка 11 тысяч украинских эмигрантов. В Японской военной миссии был разработан план создания в Приморье буферного украинского государства после начала военных действий против СССР. Планировалось в случае войны с СССР поднять антисоветское восстание дальневосточных украинцев и увязать его с диверсионными действиями в самой Украине.
«Все это создавало реальную угрозу безопасности советского государства. В то же время четкая и профессиональная деятельность спецслужб позволила руководству страны быть в курсе агрессивных планов Японии и эмиграции в Манчжурии и осуществить своевременную контрподготовку», — сообщалось в свое время на сайте ФСБ РФ. («УКРАИНСКАЯ ЭТНИЧЕСКАЯ ГРУППИРОВКА В ХАРБИНЕ В 1930-е ГОДЫ В ОСВЕЩЕНИИ СОВЕТСКОЙ РАЗВЕДКИ» — правда, сейчас эта ссылка не действует). «Контрподготовка», правда, состояла прежде всего в деукраинизации Дальнего Востока: массово закрывались украинские учебные заведения, газеты, украинская интеллигенция высылалась или отправлялась в лагеря… Победа СССР в войне окончательно закрепила эту тенденцию.
В советское время любили повторять, что Владимир Ульянов-Ленин называл Владивосток «городом далеким, но нашенским». Думается, мы могли бы сказать примерно то же самое обо всем Дальнем Востоке. Во всяком случае, в свое время этот край мог бы стать «нашенским»…
http://www.tribuna.com.ua
