Забавная мифология: Троллиада и Идиссея. Часть 16
Забавная мифология: Троллиада и Идиссея. Часть 16
Предисловие автора Елены Кисель: Да! И мы наконец-то подошли к этой части! Встречайте сердителя богов и тыкателя в глаз Циклопам! Сосуд хитроумия, коварства и истинно греческой подлючести! Того, кто единолично уделал Троянскую войну, ибо плыл домой на год дольше, чем она продолжалась. Господина Никто, которого совершенно точно нельзя отпускать за хлебушком (ибо принесет сухари). И наконец того, кто совершенно точно знает – куда это он от жены и от детей.
В общем, к нам ме-е-е-едленно, не спеша, с остановочками подползает с моря Одиссей.
37. Побил врагов – пожуй цветочки
Война на всех действует по-разному. Кто-то вскакивает в кошмарах, потому что ему приснился стенающий над пяткой Ахилл; кто-то принимает ванну с бодрящей секирой под конец; у кого-то травматический синдром выражается в желании бить морды.
С Одиссеем случилось последнее – им овладел синдром Геракла, в народе называемый «Всех убью, один останусь». Пиры отгремели, флоты отплыли, а Одиссей на автомате всё крушил и крушил, пока не очнулся в разрушенном городе киконов. «А это, вроде, не Троя? – удивился Одиссей. – А я-то как-то уже и разогрелся. Ну, неудобненько вышло, давайте теперь уже на ужин и домой, а?»
Спутники Одиссея все как один были в глубоком состоянии гераклогорячки («Режь, круши, совершай подвиги, и да, где тут античные гуси, мы их тоже… в общем, побъём»), потому призывов царя не услышали. Тем временем киконы созвали подкрепление и проводили эллинских героев крепкими горячими люлями, после которых Троя начинала вспоминаться как-то даже с ностальгией.
– Минус шесть с каждой лодки, – подсчитал результаты Одиссей уже в море. – Ну что, может, по домам? Доберемся быстренько, легонько…
…после долгой бури, пустынных островов и пути «куда-то туда» корабли ожидаемо пристали «куда-то сюда». А именно – на остров лотофагов.
– Сдается мне, что это не Итака, – меланхолично молвил Одиссей, оглядывая остров, на котором масса странных людей кушала цветочки лотоса и от этого пребывала в непрерывно хорошем настроении. – Но мы поступим хитро и вышлем разведку!
Разведчикам лотофаги незамедлительно предложили «лотоснуть», а потому разведка донесла, что плыть дальше не желает, и вообще, где лотос – там родина, а без лотоса что-то виски ломят, во рту сухость, да и вообще в организме нехорошо что-то.
Одиссей попытался включить «черную» риторику с нейролингвистическим программированием и донести до спутников великое «Наркотикам – нет!»
– Ага ж, – сказали спутники, хрумкая лотосом и на глазах превращаясь в опасную помесь веганов-лотосоедов с античными хиппи.
– И дым отечества нам сладок и приятен, — рискнул Одиссей, но спутники к модерновой поэзии остались глухи.
– Вино на корабле, говорю, осталось, – ударил по больному Хитроумный, добился понимания в глазах и прибег к испытанному средству: «Бздыщ! Бздыщ! Бздыщ! Хватай их, скручивай, привязывай к мачтам, я им покажу, как от воинской службы бегать!»
– Минус ноль, – вздохнул после этого Одиссей, оглядев команду. – Ну ладно, хуже уже не будет.
С Олимпа, где явственно заскучали после окончания Троянской войны, донеслось развеселое «Звучит как вызов!»
Записки из подземки. Персефона
Приходил Арес. Они с Афиной днями и ночами спорят о стратегии Одиссея. Арес при этом просто утверждает, что Одиссей крадется к Итаке в стиле истинного разведчика: медленно, надолго притворяясь мертвым и маскируясь под местного идиота. Афина, как та, кто знает Одиссея лучше, уверяет, что он может уже плыть и совсем не на Итаку. А даже страшно подумать – куда.
Кое-кто на Олимпе на всякий случай пошел окапываться.
38. Моргало выколю!
А баран-то вдруг как оскалит зубы, да ему тоже: «Бяша, бяша…»
Предположительно, история о Полифеме
Отдельные аэды уверяют, что Одиссей плыл на родину методом исключения: заплываем на остров, долго бродим по нему с криками «Пенелопа, Пенелопа, ты где, Пенелопа?!», уверяемся, что Пенелопы нет, делаем вывод, что перед нами не Итака, грузимся на корабль, плывем на следующий остров.
При этом Одиссей, сам хитрый от природы, считал, что Итака (и Пенелопа) может маскироваться где угодно, а потому от своей линии не отступил даже на острове циклопов.
– Там циплопы, – сказали разведчики.
– Пф, – ответил Одиссей, показывая, что выбить себе глаз во имя маскировки, разожраться и поменять общинный строй – сущие пустяки.
– Это логово циклопа, явно же, – сказали недалекие спутники, увидев издалека пещеру, от которой несло хмурой первобытностью.
– Ну, а вдруг там Пенелопа, – усомнился Одиссей, как турист, которому уже показали все, но он-то точно знает, что самое интересненькое от него спрятали. – И вообще, давно я по пещерам-то не ходил! Вот возьму дюжину спутников, вина и еды – и на пикник…
– Но… тут же… логово… циклопа? – уже практически обреченно спросили спутники, которых жизнерадостный Одиссей затащил в пещеру, где повсюду лежали сыры, стояла в ведрах простокваша и витал дух неприятностей.
– Это вы просто жены моей не знаете, – ответил Хитромудрый и сел сервировать пикничок с энтузиазмом Машеньки в гостях у трех медведей.
Роль папы-медведя досталась циклопу Полифему, который как раз явился домой. Роль медведицы и медвежат отыгрывали овцы и козы, которых циклоп загнал в эту же пещеру.
– Кто-кто ел мои сыры и не спал на моей постели? – осведомился одноглазый, свирепый и огромный Полифем, заваливая вход за собой скалой.
– …ты не Пенелопа, – ответил ему из угла голос, полный неизмеримой печали.
После этого фундаментального вывода Одиссей попробовал было включить нейролингвистическое программирование, но тонкие материи не брали Полифема, который головой мог только есть. Потому беседа проходила по схеме:
– Не соблаговолишь ли ты *много красивых речевых оборотов* отпустить нас и вообще быть с нами дружелюбным *еще много красивых речевых оборотов*, ведь Зевс любит гостеприимцев!
– Че?! Какое мне дело, кого любит Зевс? Ты вообще на что намекаешь?
И вообще, беседа напоминала разговор интеллигента с гопником, который допытывается: «А корабли есть? А если найду?»
В ответ на очередную дозу черной риторики циклоп просто начал есть спутников Одиссея, так что тому пришлось закрыть дискуссию.
То есть, закрыть он хотел ее глобально, при помощи меча, когда циклоп заснул. Но мудрость вовремя подсказала, что скала у входа никуда не денется, и придется коротать дни в компании стада овец, трупа циклопа и простокваши. Простоквашу Одиссей не любил, а потому сел выдумывать хитрый план.
Утром Полифем привычно позавтракал спутниками Одиссея, приготовив их полезным народным методом всмятку, а после ушел пасти коз и овец и привел скалу у входа в привычное состояние «Замуровали, демоны». Одиссей с оставшимися спутниками приступил к гениальному: они нашли бревно, обстругали бревно, обожгли конец бревна в спрятали бревно.
Вечером, когда Полифем устроил себе калорийный ужин из еще двух эллинов, Одиссей высказался в том духе, что это ты зря, много эллинов сразу – вредная и тяжелая пища, они без вина вообще никуда не идут, ни в походы, ни в еду, так что вот тебе винишка, ты бы запил, шоб ты был здоровенький!
Циклоп послушно запил, захмелел и поинтересовался, как зовут поителя. Одиссей, поперебирав варианты от «белочка» до «аппендицит» остановился на нейтральном «Никто».
– Ну, и имя тебе дали, – посочувствовал Циклоп. – Я тебя от жалости самым последним съем.
После чего впал в тяжелый алкогольный сон, из которого был вырван внезапным появлением в глазу чужеродного тела (напоминающего бревно).
Говорят, некоторые не замечают бревна в глазу. Циклоп был на этот счет наблюдателен. А потому принялся орать: «Хулиганы зрения лишают!», реветь и носиться. А на закономерный вопрос соседей-циклопов: «Обидел ли кто тебя, цвяточек наш нежненькой?» – отвечал честно:
– Да Никто тут меня губит, вообще-то!
– Да шоб тебя Зевс любил с твоими-то фантазиями, – обиделись соседи-циклопы. – Никто ему… вот если бы белочка…
После чего разошлись. А Полифем, дождавшись утра, отвалил камень и начал выпускать овец и коз на волю, тщательно по спинам ощупывая – не ползет ли там чего-нибудь эллинского. Эллинское не ползло, а болталось, потому что Одиссей составил из баранов овечий тройник, а под центральное брюхо привязал по товарищу. Сам Одиссей изобразил клеща-паразита на брюхе самого главного барана стада. Как выяснилось, баран был по совместительством другом и отчасти собеседником Полифема, так что тот решил ему на прощание излить душу и начал ласкать и жаловаться на жизнь. Баран-эллиноносец и Одиссей дружно прошли психологическую пытку и дождались свободы.
После чего Одиссей вернулся на корабль и решил, что высшая хитрость – в правдивости. А потому громко озвучил Полифему свое имя, свою должность и адрес. Недоставало разрывания хитона на груди с воплем: «Я Одиссей!»
Ослепленный Полифем сначала начал бросаться на голос Одиссея огромными глыбами, а потом не попал и загрустил. И начал жаловаться папочке.
А папочка Посейдон насупил бровь, но осмотрительно ничего предпринимать не стал.
Античный форум
Арес: А с Одиссеем не слишком много животных связано? Конь, вот баран ещё…
Дионис: А какие еще были варианты, кроме Никто и белочки?
Афина: От комара до Таната, от тумбочки до неведомой тартарской квакозябры. Это же Одиссей, его фантазия…
Арес: Я так и не понял, почему Посейдон только насупил бровь.
Посейдон: Это явно какой-то ход. Либо это не Одиссей, либо он специально назвал свое имя, чтобы меня на что-то спровоцировать. И вообще, это же Одиссей, его фантазия…
ПРИЛОЖЕНИЕ
источник: https://pikabu.ru/story/zabavnaya_mifologiya_trolliada_i_idisseya_ch_16_6704762