Великая Отечественная война, лето, начало июля. Немцы наступают, взломав советский фронт. Чтобы остановить их, в бой бросают 5-ю танковую армию, но авиаразведка противника обнаруживает выдвижение советских резервов, и танкисты Ротмистрова несут тяжёлые потери. По этому описанию лишь внимательный читатель может догадаться, что речь идёт вовсе не о сражении на Курской дуге, а о летних боях 1942 года на подступах к Воронежу. Разбитая 5-я танковая армия тогда была не гвардейской, а генерал-майор П.А. Ротмистров командовал в ней лишь одним из корпусов — 7-м танковым.
От танковых батальонов к танковым армиям
Опыт 1941 года в целом и действия механизированных корпусов довоенного формирования в частности наглядно продемонстрировали, что с управлением соединениями такого масштаба в Красной армии далеко не всё в порядке. Поэтому мехкорпуса и даже дивизии расформировали, а строительство танковых войск начали фактически заново, с отдельных «кирпичиков» — батальонов и бригад.
Впрочем, быстро стало ясно, что нужны более серьёзные соединения: отдельные танковые бригады были слишком слабы, а простой сбор вместе нескольких бригад, перемешанных с пехотой и артиллерией, особенно под управлением пехотных командиров, чаще всего приводил к большим проблемам с управлением. Чуть лучше действовали зимой 1941–1942 годов оперативные группы, где командирами были танкисты. К сожалению, это «чуть» не соответствовало масштабным планам советского командования, у которого после зимних побед сложилось мнение, что «1942 год будет нашим». Соответственно, формирование танковых соединений нового уровня, носило, как говорят дипломаты, «некоторый элемент поспешности».
Так, 5-я танковая армия генерал-майора А.И. Лизюкова формально начала создаваться ещё в конце мая, но на деле процесс выглядел следующим образом:
«Наибольшие трудности в формировании представляло полное отсутствие полевого управления армии. Первые 10 дней налицо имелись только командующий и комиссар армии, их два заместителя (стажирующихся), начальник оперативного отдела вместе с несколькими офицерами связи, начальник разведывательного отдела и начальник отдела связи. Полностью отсутствовали транспортные средства, за исключением личных машин командования… Все эти обстоятельства заставили оперативный отдел вести несвойственные ему функции всех отделов управления — главным образом, заниматься делами административными, хозяйственными и укомплектованием. Это препятствовало сколачиванию и боевой подготовке личного состава оперативного отдела, который в этом очень нуждался, так как весь личный состав никогда не работал выше штаба танковой бригады, а в большинстве — вообще в штабах не работал и штабной подготовки не имел».
Впрочем, если в штаб армии офицеров набрать смогли, пусть без опыта и с опозданием, то уровнем ниже ситуация была ещё сложнее. Так, 30 июня начальник штаба 7-го танкового корпуса отправил в штаб Брянского фронта донесение, которое трудно назвать иначе как «крик души»:
«Доношу, что штаба 7-го тк как такового сейчас нет. Есть начальник штаба, исполняющий должность начальника разведотдела, и пять офицеров связи. Остальные работники штаба отсутствуют… Прошу в срочном порядке выслать из вашего резерва в штаб 7-го тк работников для оперативного отдела, начальника разведывательного отдела и двух-трёх командиров от капитана и выше, для усиления штабов бригад».
Первоначальной задачей 5-й танковой армии виделась оборона на центральном участке фронта — тем более, что разведка докладывала о сосредоточении немецких танковых корпусов и моторизованных дивизий в районе Болхов – Орёл – Мценск. Для купирования этой угрозы 15 июня 1942 года армию Лизюкова выдвинули чуть западнее города Ефремов Тульской области. Если бы немцы и в самом деле двинулись от Орла в сторону Москвы, эта позиция давала бы возможность ударить во фланг наступающей группировке.
Но дни шли, а ожидаемое немецкое наступление на центральном участке фронта так и не начиналось. Зато южнее, на воронежском направлении, 28 июня перешла в наступление армейская группа «Вейхс», взломав оборону Брянского фронта. Ещё через несколько дней немецкие танки замкнули кольцо под Старым Осколом, где в окружение попали части советских 40-й и 21-й армий. Прибывший на фронт начальник генштаба генерал-полковник А.М. Василевский вместе с начальником автобронетанкового управления РККА генерал-лейтенантом Я.Н. Федоренко запланировали нанести удар во фланг наступающей на Воронеж немецкой группировке силами 5-й танковой армии.
Контрнаступление вслепую
Здесь следует остановиться на силах, на которые мог рассчитывать командующий танковым корпусом. Советские танковые корпуса летом 1942 года по штату насчитывали 7800 человек, 181 танк разных типов, восемь реактивных установок БМ-8, 32 орудия калибра 45 и 76 мм, 20 зенитных пушек калибра 37 мм и 44 миномёта калибра 82 и 120 мм. В среднем корпус включал в себя одну тяжёлую танковую бригаду (24 КВ и 27 Т-60) и две средние бригады (44 Т-34 и 21 Т-60 в каждой, при этом иногда Т-34 заменялись английскими «Матильдами» или «Валентайнами»). При этом ценность Т-60 в танковом бою была, мягко говоря, невысокой, но и немецкие танковые дивизии в память о славных годах блицкрига имели наследство в виде лёгких Pz.Kpfw.II — от 10 до 32 машин в каждой танковой и моторизованной дивизии.
Бросается в глаза полное отсутствие артиллерии крупных калибров. В итоге танковые корпуса сгорали в атаках на подготовленную оборону немцев, не имея возможности разрушить её навесным огнём артиллерии. В боях в большой излучине Дона, не считая отдельных танковых бригад, дрались 13 танковых корпусов (более 2350 машин по штату, из которых 62% были средними и тяжёлыми танками) — более половины от количества сформированных весной 1942 года. Все они сгорели, не добившись ожидаемого стратегического эффекта.
На левом фланге операции «Блау» немцы изначально бросили в бой 9-ю, 11-ю и 24-ю танковые дивизии, а также моторизованную дивизию «Великая Германия» — в общей сложности 525 танков на 45 км фронта. К тому моменту, когда 7-й танковый корпус пошёл в бой, они уже разгромили входившие в состав Брянского фронта, переданные из состава Юго-Западного фронта и полученные из резерва Ставки 1-й, 4-й, 16-й, 17-й и 24-й танковые корпуса. Эти соединения принимали участие в первом контрударе по флангу немецкой группировки.
1-й тк (на 22 апреля — 30 КВ, 60 Т-34 и 48 Т-60) и 16-й тк (на 16 июня — 24 КВ, 88 Т-34 и 69 Т-60) должны были наступать с севера из района Ливны. Их противниками были 9-я тд (144 танка) и 11-я тд (155 танков). Навстречу им из района Горшечное должны были наступать 4-й тк (29 КВ, 26 Т-34, 60 Т-60 и 30 Т-70), 17-й тк (23 КВ, 88 Т-34, 68 Т-60) и 24-й тк (24 КВ, 48 Т-34, 52 Т-60, 17 «Стюартов»), которые были объединены в оперативную группу генерала Федоренко. Здесь против них действовали 24-я тд (181 танк) и мотодивизия «Великая Германия» (45 танков), позже на этом же участке немцы ввели в бой 3-ю мотодивизию (54 танка), 16-ю мотодивизию (54 танка) и 16-ю танковую дивизию (100 танков). В итоге советский контрудар провалился, и немцы оказались на подступах к Воронежу.
Нас в рамках заявленной темы интересует самый левый фланг немецкой группировки в виде XXIV танкового корпуса, в составе которого и были 9-я и 11-я танковые дивизии. Именно этот корпус поставил крест на контрударе 5-й танковой армии. Перед наступлением в ней числился 641 танк: 83 КВ, 228 Т-34, 88 «Матильд», 242 Т-60. Из общего количества 212 танков были в составе 7-го танкового корпуса (33 КВ, 96 Т-34 и 83 Т-60) и 19-й отдельной танковой бригады (44 Т-34 и 21 Т-60).
В сложившейся тяжелейшей ситуации советское командование попыталось использовать свой ближайший крупный резерв для парирования новой угрозы, но, к сожалению, в генштабе в этот момент, видимо, было много стратегов и не оказалось ни одного логиста. Перебазирование 5-й танковой армии из-под Ефремова в район Ельца происходило одновременно с переброской из-под Тулы в Ефремов 3-й танковой армии, которая и использовала практически весь подвижный состав и паровозы на этом участке железнодорожной сети. Армия генерала Лизюкова получала в сутки не более 3–5 эшелонов, что было явно недостаточно — даже с поправкой на то, что некоторые части выдвигались своим ходом. При этом разгрузка на конечных станциях, Елец и Долгоруково, проходила под бомбёжками. Разумеется, немецкая авиация не только бомбила выгружающиеся танки, но и оперативно докладывала об их перемещениях.
В случае с 7-м танковым корпусом всё получилось ещё сложнее. Формировался он в районе Калинина. Когда его в начале июля направили на усиление 5-й танковой армии, ехать танкистам пришлось через Москву: например, 62-я тбр только 4 июля разгрузилась на разъезде Улусарка под Ельцом, откуда своим ходом перешла в деревню Новосильское.
Директива Ставки требовала начать операцию 5 июля не позднее 15:00–16:00, не ожидая окончательного сосредоточения всех сил армии. Впрочем, это было невозможно физически — 2-й танковый корпус генерал-майора И.Г. Лазарева ещё не закончил погрузку в Ефремове, а 11-й танковый корпус генерал-майора А.Ф. Попова только начал прибывать на станцию Долгоруково. Да и корпус Ротмистрова к назначенному сроку не успевал; только в 01:30 6 июля его штаб принял приказ о наступлении, которое должно было начаться в 06:00 — то есть через 4,5 часа. Разумеется, в этих условиях говорить о какой-то нормальной подготовке наступления, организации разведки, взаимодействия между частями говорить не приходилось:
«Высланная разведка из состава разведроты донесла: наблюдением установлено, что у Хрущево, Ивановка имеются мелкие группы мотопехоты противника — нумерация частей противника не установлена. Дополнительных данных, дающих полную ясность о противнике, нет».
Советским танкистам оставалось лишь надеяться, что немцы, также только вышедшие в район, ещё не успели организовать серьёзной обороны, способной выдержать удар свежего танкового корпуса — пусть даже и без всякой поддержки. К сожалению, немцы в этом отношении умели неприятно удивлять.
4 июля 1942 года 11-я танковая дивизия вермахта закрепилась на достигнутом рубеже и занялась подсчётом потерь. С 28 июня немцы списали 15 танков, ещё 55 числились в ремонте, а боеспособными были только 86 машин. Позже она была отведена на отдых в тыл, а её участок передали прибывшей из-под Киева 340-й пехотной дивизии. Только когда 11 июля пехота не выдержала удара советских танков, 11-я танковая была снова брошена в бой. В отличие от «отдыхающих» коллег, 9-я танковая дивизия была развёрнута фронтом на север для отражения советского танкового контрнаступления: о сосредоточении советских танков противник узнал всё тем же 4 июля.
Генералы, полковники и подполковники
Как противник, 9-я танковая дивизия заслуживала очень серьёзного внимания. В её составе было много опытных солдат, полками и батальонами командовали заслуженные офицеры — такие, как кавалер Рыцарского Креста командир 59-го разведывательного батальона 43-летний подполковник Вальтер Горн (Walter Gorn), позже заслуживший Дубовые Листья и Мечи. Не менее опытными солдатами были командир 10-го панцергренадерского полка 48-летний полковник Виллибальд Боровиц (Willibald Borowietz) и 11-го панцергренадерского полка 41-летний подполковник Вильгельм Шмальц (Wilhelm Schmalz), возглавивший в описываемых событиях одну из боевых групп. Оба они получили свои Рыцарские Кресты ещё за кампании 1940–1941 годов. 33-м танковым полком дивизии командовал бессменный полковник Ганс-Йоахим фон Кёппен (Hans-Joachim von Köppen). Одним из основных персонажей в предстоящих боях было суждено стать полковнику Генриху-Герману фон Хюльзену (Heinrich-Hermann von Hülsen), буквально накануне возглавившему основную боевую группу 9-й танковой дивизии.
Наконец, самой, наверное, интересной фигурой был сам командир 9-й танковой дивизии 50-летний генерал-майор Йоханнес Бесслер (Johannes Bässler), сменивший в апреле 1942 года на этой должности явно уставшего от Восточного фронта генерала Альфреда фон Хубицки (Alfred von Hubicki). От недавнего штабного офицера сложно было ожидать той прыти, которую он проявил на посту командира танковой дивизией, но именно его неуёмное желание командовать непосредственно с передовой и видеть всё своими глазами стало одной из причин успеха 9-й танковой дивизии в бою против 7-го танкового корпуса.
По укомплектованности людьми 9-я танковая дивизия накануне операции выглядела тоже достаточно хорошо. 1 июля 1942 года в её боевом составе числилось 10550 человек: 293 офицера, 1743 унтер-офицера и 8514 солдат. На ту же дату на довольствии состояло 23263 человека: 609 офицеров, 98 служащих, 3403 унтер-офицера и 19153 солдата. В первом бою частям 7-го танкового корпуса противостоял сильный и опытный противник!
Что представлял собой командный состав 7-го танкового корпуса? Генерал-майор Ротмистров впервые вёл в бой такое крупное соединение — ещё недавно он командовал бригадой. Комбриг 7-й мотострелковой бригады, сформированной в апреле 1942 года, полковник М.П. Лебедь боевой опыт получил в должности начальника штаба стрелковой бригады на Ленинградском фронте. Его умелое руководство и успехи в боях неоднократно отмечались командованием. Начальник штаба 7-й мсбр подполковник Н.Д. Резниченко воевал с июня 1941 года и имел боевой опыт, однако уже 8 июля он был тяжело ранен и на фронт не вернулся. Командиром 62-й танковой бригады, сформированной в апреле 1942 года, был подполковник В.Н. Баскаков, воевавший в танковых войсках с лета 1941 года. 7 июля он был назначен начальником штаба 7-го танкового корпуса, а бригаду принял майор Д.К. Гуменюк, воевавший в бригаде Ротмистрова ещё в 1941 году. Командиром 87-й танковой бригады, сформированной в феврале 1942 года, был майор Г.К. Кривошея. Командиром 3-й гвардейской тяжёлой танковой бригады, послужившей основой для формирования корпуса, был подполковник И.А. Вовченко, воевавший с первого дня войны, а штаб возглавлял подполковник Г.И. Калинин.
Все эти командиры имели богатый индивидуальный опыт, но они никогда не действовали вместе в составе столь крупного танкового соединения. Корпусу также были приданы: 19-я отдельная танковая бригада (сформирована осенью 1941 года, командир полковник С.А. Калихович), 2-я механизированная бригада (сформирована в апреле 1942 года, командир подполковник М.К. Марков), 12-я мотострелковая бригада (сформирована в апреле 1942 года, подполковник В.Л. Калашников). Наконец, в интересах корпуса должен был действовать 611-й лёгкий (он же истребительно-противотанковый) артиллерийский полк.
От 20 до 210, или артиллерийский дисбаланс
День 6 июля ознаменовался встречным танковым сражением. Командарм 5-й танковой генерал-майор Лизюков постарался при первом же ударе ввести в бой максимальное количество частей и соединений армии. Имея в подчинении три танковых корпуса и одну танковую бригаду, а всего 13 подвижных бригад, он задействовал семь ударных соединений, которые должны были обрушиться на части 9-й танковой дивизии. Как ими распорядился руководивший на месте генерал-майор Ротмистров? Об этом ниже.
9-я танковая дивизия двигалась навстречу частям 5-й танковой армии тремя боевыми группами, состав которых при первом взгляде вызывает удивление. Первым шёл довольно пёстрый передовой отряд подполковника Вальтера Горна, созданный на основе 59-го мотоциклетного батальона. Кроме мотоциклистов, туда входила зенитная рота (по штату 10 20-мм зенитных установок — восемь обычных и две счетверённых), сапёрная рота, обеспечивающая движение танков по разрушенным дорогам и мостам, два взвода 88-мм зенитных орудий и по одной батарее (3–4 орудия) 100-мм пушек и 105-мм гаубиц — все на механизированной тяге. Наконец, группу сопровождала одна рота противотанкового дивизиона — по штату восемь Pak 3,7 cm, три Pak 5 cm и шесть пулемётов.
Передовой отряд, несмотря на отсутствие танков, был полностью моторизован, и за счёт трёх мотоциклетных рот батальона со средствами усиления и достаточного количества крупнокалиберных зенитных автоматов имел высокую плотность огня против пехоты. Группа Горна была также устойчива к атакам с воздуха и могла противостоять танковым атакам — как благодаря 37-мм и 50-мм противотанковым орудиям, так и наличию 88-мм зенитных орудий, губительных для любой советской бронетехники. Эти же зенитки вкупе со 100-мм батареей могли держать противника на дистанции и поражать его в ближнем тылу. Учитывая мобильность, дававшую возможность самим выйти из-под удара, отряд подходил для решения широкого спектра задач.
Откуда взялись зенитные орудия в структуре артиллерийского полка 9-й танковой дивизии? Типичный артполк танковой дивизии имел два лёгких моторизованных дивизиона 105-мм гаубиц — всего 24 орудия, по четыре в батарее. Третий моторизированный дивизион имел две батареи 150-мм гаубиц (всего восемь орудий) и одну батарею 100-мм пушек (четыре орудия). В случае со 102-м артиллерийским полком 9-й танковой дивизии было несколько иначе: в неё со 2 июня 1942 года был включён четвёртый дивизион, укомплектованный 88-мм зенитками.
Основной ударной силой 9-й танковой дивизии была боевая группа «Фон Хюльзен», ядро которой состояло из 10-го панцергренадерского полка и 33-го танкового полка без одной роты. Как и в предыдущем случае, эта группа была усилена 88-мм зенитками и 100-мм орудиями. Кроме того, боевой группе «Фон Хюльзен» придавались батареи реактивных систем залпового огня, или «небельверферов» — отдалённого аналога советских «катюш». Производимый ими эффект описал в своей повести «После десятого класса» писатель-фронтовик Вадим Инфантьев:
«В одно ненастное утро враг пошёл в контрнаступление. Артподготовка началась залпом «дурил» — реактивных шестиствольных миномётов. «Дурила» слабей «катюши», но под его огнём поймёшь, что такое кромешный ад… Мы лежали ничком в мелких траншеях и орудийных котлованах, нас подбрасывало горячим воздухом, било комьями мёрзлой земли по спинам, разноголосо и густо свистели осколки. Я часто высовывался из своего ровика, боясь прозевать атаку танков… Мимо прополз санинструктор, волоча на плащ-палатке раненого солдата. Санинструктор часто останавливался, подбирал свалившуюся с груди бойца оторванную руку, клал её на место и волок дальше. Снова обрушился шквал мин. Стало темно и душно. За один час батарея потеряла четверть личного состава».
Имея почти сотню танков, боевая группа «Фон Хюльзен» была способна создать множество проблем любому противнику, особенно при отсутствии серьёзного противодействия со стороны советской авиации.
Наконец, третьей была боевая группа «Шмальц» с ядром из 11-го панцергренадерского полка, 701-й роты самоходных 150-мм гаубиц на шасси Pz.Kpfw.I (шесть орудий по штату), роты 33-го танкового полка и дивизиона 210-мм гаубиц (девять орудий по штату), а также уже привычных зениток и гаубиц. Тяжёлые 210-мм гаубицы, буксируемые полугусеничными тягачами Sd.Kfz.8, были способны забрасывать 113-кг осколочно-фугасные снаряды на дальность от 4500 метров до 16 700 метров. Снаряд Gr.18 при ударе об землю под углом менее 25° давал разлёт осколков на 30 метров вперёд и на 80 метров в стороны, а при большем угле — на 75 метров вперёд и на 50 метров в стороны. Наибольшим поражающим действием снаряд обладал при дистанционном подрыве на высоте около 10 метров — в этом случае осколки летели вперёд на 80 метров и в стороны на 90 метров. Мощный артиллерийский кулак — именно то, чего не было в 7-м танковом корпусе и, по сути, во всей 5-й танковой армии!
Веник, сломанный по прутику
На утро 6 июля в 7-м танковом корпусе было 245 танков, но с врагом схлестнулись только 160 из них — 3-я гвардейская тяжёлая танковая бригада в этот день в бою не участвовала.
Первыми под удар попали танкисты 168-го батальона капитана А.Ф. Суздалова из 87-й танковой бригады, наступавшей в направлении Землянска. Поначалу ничего не предвещало беды — возглавлявшие бригадную колонну танкисты батальона столкнулись с передовым отрядом подполковника Горна, который под прикрытием огня артиллерии начал оттягиваться назад. Бой к радости советских танкистов перешёл в преследование, но тут по обе стороны Землянского тракта на танкистов Суздалова вышли более 100 бронированных машин основной боевой группы фон Хюльзена. В бою, длившемся два часа, 168-й батальон погиб почти полностью; его остатки дрались восточнее Новопавловска, но уже с немецкими противотанкистами, так как фон Хюльзен двинулся дальше на Перекоповку.
Следом танкисты фон Хюльзена вышли на 167-й танковый батальон майора С.В. Свешникова, который задержался на переправе у Перекоповки. В момент, когда комбриг майор Г.К. Кривошея отдавал последние распоряжения Свешникову, рядом разорвалась мина. Кривошея умер от ран в тот же день, а Свешников получил тяжёлую контузию, но остался в строю и пошёл в атаку во главе батальона. Вскоре его танк получил два попадания; майор выскочил из горящей машины и потерял сознание. Комбат пережил этот день и погиб в сентябре 1943 года, командуя танковой бригадой.
87-я бригада была обескровлена и вышла из боя. При первоначальной численности в 44 Т-34 и 21 Т-60 потери за 6 июля составили 27 Т-34 и шесть Т-60 (из числа подбитых три танка удалось эвакуировать), кроме того, сгорели 10 автомашин. Личный состав бригады был рассеян, многие числились пропавшими без вести, некоторые попали в плен, благодаря чему немцы выяснили планы командования 7-го танкового корпуса. В дальнейшем остатки 87-й бригады были приданы 19-й отдельной танковой бригаде.
Сразу после ранения комбрига майора Кривошеи тяжёлое ранение получил и военком бригады батальонный комиссар П.Ф. Корбут. В итоге соединение возглавил начальник штаба бригады капитан С.И. Кирилкин. Не пробыв в должности начштаба и недели, он стал комбригом и теперь вынужден был решать тяжелейшую задачу по восстановлению боеспособности разгромленной и рассеявшейся бригады.
Не лучше, чем у вновь сформированных бригад, обстояли дела и у 19-й отдельной танковой бригады, танкисты которой имели опыт боёв за Москву. Согласно приказу Ротмистрова, 6 июля бригада должна была следовать во втором эшелоне, вслед за 87-й танковой, и развивать её успех. К бою были готовы 41 Т-34 и 21 Т-60.
Находясь на южной окраине села Красная Поляна, комбриг полковник С.А. Калихович своими глазами видел разгром 87-й бригады. Он выдвинул вперёд оба своих танковых батальона, 19-й и 237-й, но вступать во встречный бой не стал и ограничился дальним обстрелом Перекоповки, не форсируя реку Кобылья Снова. При этом боевые порядки батальонов растянулись по фронту на три километра. В 11:10 командир 19-го танкового батальона майор И.С. Митрошенко повёл своих танкистов в атаку, однако батальон не смог переправиться через труднопроходимую реку и отошёл назад. Двум «тридцатьчетвёркам» всё же удалось преодолеть водную преграду, и они ворвались в Перекоповку, где и были подбиты. Кроме двух потерянных танков и трёх автомашин, бригада понесла потери и в людях: за день 11 человек было убито, 17 ранено, а 14 пропали без вести.
62-я танковая бригада (27-й и 164-й танковые батальоны, всего 37 Т-34 и 23 Т-60) наступала на Землянск через Островок – Голосновку – Долгое, хотя ввиду отсутствия разведданных и связи с соседями это было скорее выдвижение в сторону предполагаемого противника. Комбриг подполковник В.Н. Баскаков выдвинул вперёд разведку, которая обнаружила немецких мотоциклистов, но никому об этом сообщено не было — выдвигавшаяся в то же время 87-я бригада так и не узнала от соседей, что противник близко. Передовым в бригаде шёл 164-й танковый батальон капитана А.М. Петрова, 14 танков которого поднялись на высоту у Ивановки и скрылись за гребнем, а потом наступил ад. В документах бригады этот бой описан так:
«Противник, разгадав замысел, сосредоточил большое количество ПТО и танков в рощах, что юго-восточнее Ивановка. Мелкие группы без особого сопротивления отвёл. 164-й тб, атакуя в направлении в створе двух рощ (что юго-восточнее Ивановка) попал в огневой противотанковый мешок».
В итоге потери 164-го батальона составили 12 Т-34 и два Т-60. Что касается личного состава, то 18 человек смогли записать в убитые и раненые, а ещё 52 танкиста, включая командира батальона, попали в разряд пропавших без вести. Впрочем, вряд ли в тот момент у кого-то в бригаде были сомнения относительно судьбы экипажей сгоревших танков. Танкисты капитана Петрова попали в засаду 10-го панцергренадерского полка полковника Боровица из состава всё той же боевой группы фон Хюльзена. Общие потери 62-й бригады за день составили 15 Т-34 и два Т-60, а также трактор и 68 человек личного состава, при этом 27-й батальон бригады в бою не участвовал.
Не менее трагично разворачивались события во 2-й мотострелковой бригаде. Если сравнить замысел удара Ротмистрова по противнику с трезубцем, то бригаде отводилось место его левого зубца. Согласно задаче, бригада должна была выйти на реку Ведуга в районе Лосёво – Солонцы и дальше двигаться до переправ под Семилуками. В итоге утром 6 июля комбриг подполковник М.К. Марков повёл свои батальоны в походной колонне без разведки.
448-й мотострелковый батальон составлял передовой отряд бригады, вторым на 47 грузовых машинах выдвинулся 449-й мотострелковый батальон капитана В.А. Костина. Замысел такого построения был в том, что передовой 448-й батальон имел две батареи орудий, миномётную роту, взвод ПТР и роту автоматчиков, а 449-й составлял резерв на случай, если 448-й вступит в бой. Увы, всё вышло иначе: когда 449-й батальон вышел на высоту 217.8, на него обрушились немецкие танки. Комбат Костин, пытавшийся развернуть батальон в оборонительный порядок, погиб под гусеницами.
450-й мотострелковый батальон, услышав канонаду и шум боя, из деревни Каменка не выдвинулся и занял оборону. Немцы обошли Каменку и двинулись дальше. Поздно вечером было решено отходить к Дону, но в темноте бригада окончательно осталась без управления. Личный состав был деморализован — согласно донесению политработников, чтобы вернуть бойцов в чувство, приходилось идти на самые крайние меры. Передовой 448-й батальон пропал вовсе и был обнаружен лишь через несколько дней восточнее места боя. Уже 7 июля ситуацией со 2-й мотострелковой занялась военная прокуратура 5-й танковой армии, и это не сулило командованию бригады ничего хорошего. Точные потери соединения за 6 июля не известны, но, учитывая разгром, они составили не менее 650 (по другим данным, 1500) человек. Фактически, 2-я мотострелковая бригада для Ротмистрова была потеряна.
Итоги и выводы первого дня
Долгий день 6 июля закончился. Поредевшие части 7-го танкового корпуса занимали северный берег реки Кобылья Снова, немцы закрепились на южном. Ни одна из задач, поставленных перед корпусом, не была выполнена. У Ротмистрова оставались фактически нетронутыми 3-я гвардейская тяжёлая и 19-я отдельная танковые бригады. Две других — 62-я и 87-я тбр — были деморализованы и понесли огромные потери, 2-я мотострелковая была рассеяна. Приданная 12-я мотострелковая бригада задачу по прикрытию корпуса от удара с запада также не выполнила и закрепилась в районе Островок – Тербуны 2-е. Её потери за 6 июля составили 24 убитых, 51 раненого, 50 без вести пропавших, а также 11 автомашин, бронемашину, мотоцикл, пять станковых пулемётов, одно 45-мм и одно 76-мм орудия.
К вечеру 6 июля к фронту подошла штатная 7-я мотострелковая бригада корпуса и 324-й отдельный гвардейский миномётный дивизион «катюш». Теперь Ротмистров мог бросить в бой три бригады, оставив 12-й мотострелковой прежнюю задачу. «Катюши» были использованы сразу же — в 23:10 огневой налёт был нанесён по Перекоповке, но без видимого эффекта.
Немецкая 9-я танковая дивизия получила указание из штаба XXIV танкового корпуса: «Удерживать участок на реке Кобылья Снова». В 21:15 из штаба дивизии в корпус ушло последнее за день донесение: «Подбит 61 танк противника, из них 52 Т-34. Свои потери — семь танков». Потери немцев в людях составили 36 убитых и 62 раненых.
К сожалению, неудача на поле боя породила фантазии в советских донесениях. Штаб 19-й тбр заявил уничтоженными три немецких танка, два орудия ПТО, 16 автомашин, 449 человек и даже… четыре самолёта! Очень странное утверждение для бригады, не имевшей плотного огневого контакта с противником. 87-я танковая бригада доложила о настоящем разгроме противника в зоне своего наступления, насчитав 45 уничтоженных немецких танков, 60 автомашин, 10 орудий ПТО, две миномётные батареи, два самолёта и до 200 человек пехоты. Самой скромной оказалась 62-я танковая бригада — по докладам экипажей, было подбито шесть танков, одно орудие ПТО и одна миномётная батарея.
Причиной разгрома советского 7-го танкового корпуса была тактика, выбранная командованием 33-го танкового полка 9-й танковой дивизии вермахта. Если брать тактико-технические характеристики из справочника, многочисленные Т-34 и КВ Ротмистрова должны были разгромить немецкую дивизию, но немецкие командиры умело использовали свои машины, имея в каждом конкретном боестолкновении больше стволов, чем их советские оппоненты. В итоге в советские танки летело в 5–7 раз больше снарядов, чем они могли выпустить в ответ. Согласно донесениям и наградным листам, советские танкисты нередко дрались, имея от 7 до 14 попаданий снарядов по своим машинам, что свидетельствует об убийственной плотности огня 9-й танковой дивизии. Также огромную роль сыграло и то, что немецкие офицеры вплоть до командира дивизии руководили боем непосредственно из боевых порядков своих частей, а генерал Ротмистров находился в 10 километрах от своих бригад и руководил сражением через делегатов связи.
Впрочем, хотя первый день сражения и закончился для 7-го танкового корпуса и всей 5-й танковой армии неудачно, но их силы были далеко не исчерпаны…
Продолжение следует.
