Взгляд Василиска. 12,5-13:))
Уважаемый коллеги, текст постоянно правится, поэтому проды частенько накладываются одна на другую. Если что наиболее полный и последний вариант здесь. На картинке, если кто не знает, Порт-Артурский жандарм князь Александр Платонович Микеладзе.
Неделя пролетела в трудах, как один день. Все на эскадре заметили, с какой энергией и изобретательностью великий князь ведет ремонт крейсера, и неприкрытый скепсис понемногу стал сменяться уважением. Командиры многих кораблей распорядились прислать ему на помощь своих мастеровых, и подготовительные работы были выполнены в самые сжатые сроки. К огромному сожалению занимавшихся проектом механиков, злополучная пробоина была не в борту, а в днище крейсера. Так что кессон нельзя было сделать открытым сверху, что до крайности облегчило бы ремонт. Напротив, пришлось изготовить закрытый со всех сторон кроме одной ящик с неровными краями, повторяющими обводы корабля. Стенки неуклюжего сооружения были подкреплены полосами железа и уголками, и с двух сторон обшиты парусиной, не пропускающей воду. Для уплотнения по краю ящика крепилась наполненная мочалом и паклей парусиновая подушка, за ее длину сразу прозванная матросами колбасой. Дело оставалось за малым, прежде чем опускать кессон к пробоине в него нужно было вложить железный лист с прорубленной в нем загодя горловиной. Узнав о подобной надобности, Греве лишь развел руками. Формально он был прав, требование на материалы должно было быть подписано портовыми инженерами. Однако те, то ли, обидевшись на то, что их не допустили к ремонту, то ли еще почему, заявили, будто кессон не хорош, и тратить на него казенные материалы — недопустимо.
Если бы начальник порта узнал что будет дальше, он, вне всякого сомнения, не только выделил необходимые материалы, но заставил бы своих инженеров тащить их на руках, лично при этом подгоняя. Узнав, что листовое железо, равно как и прочие материалы, в ближайшее время, не будут ему выделены, великий князь недолго думая вооружил полуроту своих матросов и отправился с ними по железной дороге в Дальний.
Как уже упоминалось, торговый порт в этом молодом городе был устроен весьма хорошо. В нем были многочисленные склады, хорошо оборудованные мастерские и даже доки. Последние, были, к сожалению, слишком малы, чтобы вместить крейсер (однако вполне достаточны для миноносца «Боевой» также ремонтируемого кессоном), но Алеша повел своих матросов не к ним, а к складам. На них, по словам трюмного машиниста служившего прежде на КВЖД, было в достатке всяческих материалов. Склады эти, разумеется, охранялись… бодрого вида стариками с берданками. Увидев, властно распоряжавшегося вооруженными матросами офицера, большинство из них просто разбежалось. Следом бежали кладовщики с ключами, но великий князь, решив что «семь бед – один ответ» велел сбивать замки. Найденное имущество могло поразить самое смелое воображение: металлический прокат всех видов и фасонов, какой только можно было себе представить. Разнообразные провода, включая толстый кабель в медной оболочке, бывший в порту, как знал Алеша, ужасным дефицитом. Просто невообразимое количество такелажа и шкиперского имущества. Отдельно лежали различные упакованные механизмы, назначение которых не всегда можно было определить на глаз.
Нельзя, впрочем, сказать, что самоуправство непонятных моряков осталось не замеченным. Очень скоро из конторы прибежал размахивающий руками чиновник, попытавшийся прекратить разбой.
— Что вы себе позволяете? – кричал он на матросов, — всех под суд отдам!
— Вот это вряд ли, — усмехнулся капитан второго ранга и приказал своим людям: — Начать погрузку!
— Как вы смеете, ваше высокоблагородие, — почти взмолился чиновник, — мы же по другому ведомству…
— Будете писать о сем инциденте Сергею Юльевичу*, кланяйтесь.
— Я жандармов вызвал! – попробовал пригрозить тот.
— Вот и славно, помогут грузить, — отрезал Алеша, — а вы милейший, тоже без дела бы не стояли! Возьмите листок и карандаш, да записывайте что взято, а то знаю я вашего брата.
Впрочем, как оказалось, жандармов действительно вызвали. Примерно через полчаса, после начала погрузки на складах появился князь Микеладзе в сопровождении трех унтеров.
— Господин ротмистр, спасите! – заголосил было чиновник, но тут же осекся, потому что прибывший жандарм приветливо поздоровался с грозным капитаном второго ранга.
— Мое почтение, Алексей Михайлович! Это вы тут хулиганите?
— Увы, Александр Платонович, к сожалению портовое начальство не оставило мне никакого другого выхода.
— Безобразие! – весело воскликнул бородатый князь, причем так, что было непонятно что именно он считает безобразием.
— Господин жандарм, разве вы … — почти простонал служащий КВЖД.
В ответ Микеладзе подошел к нему и приобняв за плечо с укоризной проговорил:
— Послушай, дорогой, — в голосе князя стал особенно заметен кавказский выговор, — ты разве не знаешь, что великим князьям нельзя перечить? Ты что, нерусский?
— Так это… — потрясенно прошептал чиновник – его императорское…
— А может, ты, генацвале, шпион? – продолжал тем временем нагнетать ротмистр.
— На счет шпионажа ничего не могу сказать, — счел своим долгом вмешаться Алеша, — а вот военное имущество на этих складах хранится.
— Какое еще военное имущество? – насторожился Микеладзе.
— А вот, полюбуйтесь, — показал ему великий князь на ящики.
— Что тут, — жандарм щурясь от недостатка света попытался прочитать надпись на бирке, — китайские пожарные машины?
— Да, меня эта надпись тоже заинтересовала, и я взял на себя смелость вскрыть одну из упаковок. – Сказав это великий князь приподнял крышку с крайнего ящика, внутри которого тускло блестел смазкой, разобранный пулемет.
— Однако, впрочем, может это из имущества отдельного корпуса погранстражи*?
— Не думаю, у нас принята немного другая модель. Скорее всего это трофеи из Таку** неведомо как попавшие на местные склады. Кстати, а там дальше под кучей всякого хлама пушка Армстронга.
— Как интересно, а не попадалось ли вам, ваше императорское высочество, совершенно случайно, разумеется, типографская машина?
— Какая еще типографская машина? – затравлено пискнул чиновник.
— Ну, вроде тех, на которых всякие злонамеренные личности прокламации противу существующей власти печатают, — любезно пояснил ротмистр, и потом добавил, хищно сверкнув глазами — я бы взял не торгуясь!
—————————-
*Отдельный корпус погранстражи в то время организационно подчинялся министерству финансов.
*Таку. – Китайская крепость, захваченная европейцами во время подавления восстания боксеров. После окончания военных действий оттуда в Порт-Артур было доставлено немало трофеев, в том числе пушек, пулеметов и даже автомобиль.
Дерзкий налет великого князя на склады КВЖД и обнаруженное там военное имущество, вызвали немалый скандал и грандиозную переписку между наместником и Петербургом. Всего там было обнаружено более десятка различных артиллерийских орудий, немалое количество взрывчатки и дюжина пулеметов под немецкий патрон.* В ходе скоротечного расследования, выяснить ничего не удалось. Скорее всего, груз доставили в Дальний по ошибке, потом сложили в самый дальний угол, да так и позабыли. Пока его там не обнаружил неугомонный Алексей Михайлович, которому не было никакого дела до ненароком поднятой им бури.
——————-
На вооружении китайской армии помимо прочих систем состояла немецкая комиссионная винтовка 1888 года выпускавшаяся хайнаньским арсеналом по лицензии.
Получив необходимые материалы, и потратив еще два дня на прорубание горловины и изготовление пробки, можно было приступать к установке кессона. Опустить в воду огромный деревянный ящик, было не самой простой задачей, но тут Алешу снова выручил Балк. Едва все было готово, он притащил «Силачом» плавкран и тот без труда подняв неуклюжее сооружение, осторожно опустил его рядом с «Боярином». Матросы, толпящиеся на палубе, натянули лебедками тросы и стали подводить кессон к борту. Вскоре ящик оказался на месте, но чтобы удостовериться в воду спустили водолаза. Вызвавшийся добровольцем на это непростое задание минный квартирмейстер Лоханкин должен был убедиться, что ящик стал именно там где это необходимо и плотно прилегает к бортам. Весь экипаж от великого князя, до последнего трюмного, с напряжением следил за мутной водой, пытаясь определить, что происходит на глубине. Наконец, водолаз подал условленный сигнал, и лебедка потащила его наверх.
— Готово, — тяжело выдохнул тот, едва открутили гайки на его шлеме.
— С богом! – махнул рукой Алеша и по его команде машинисты пустили пар к помпам. Насосы с гулом начали откачивать воду из крейсера, шумным водопадом выбрасывая ее наружу. Все с надеждой смотрели на этот поток воды, но он все не ослабевал.
— Максимальная мощность, — тихонько проронил подошедший к командиру механик.
— Полагаете, неплотно стоит? – выразил всеобщую мысль великий князь.
— Никаких сомнений, надобно останавливать помпы.
— Не останавливайте, вашескобродие, — вдруг с горячностью обратился к ним Лоханкин, — если остановить, будет не видно куда тянет! Так можно неделю конопатить. Дозвольте спуститься сейчас, да и заделать!
— Ты что, с ума сошел? – воскликнул Орлов, — если тебя дурака напором затянет, так ведь переломает всего!
— Нечто я без понятия, вашбродь, — не уступал минер, — куда не надо дуриком не полезу! Пусть мне только мешки с отрубями подают, а я сам все сделаю.
От голоса немолодого уже матроса веяло такой уверенностью в своих силах, такой убежденностью в правоте, что Алеша не смог ему отказать.
— Действуйте, только осторожнее!
— Есть! – с веселым ожесточением в голосе отозвался тот и прикрикнул на своих помощников, — вертите гайки что ли!
Лебедка снова опустила водолаза в мутную глубину восточного бассейна. Помпы продолжали работать на полную мощность, извергая из затопленных трюмов потоки грязной воды. Текли томительные минуты ожидания, казавшиеся часами. Наконец, когда все готовы были уже сдаться, из трюма прибежал зачуханный донельзя машинист, и устало вытерев чумазое от масла лицо, выпалил:
— Так что уходит вода!
— Как уходит? – переполошился командир и кинувшись к амбрюшоту переговорного устройства закричал, — машинное, что там у вас?
— Уходит проклятая, — донесся из глубины искаженный голос Онищенко, — точно уходит!
— Почему не докладывали?
— Сглазить боялся…
— Господи, твоя воля, — обессиленно опустился великий князь, — да по дереву постучи! Лучше всего по голове.
А на палубе уже ощутимо выправившегося крейсера уже ликовали.
— Ура, наша взяла! – кричали обрадованные моряки. Некоторое принялись бросать бескозырки вверх, и наконец, не зная куда выплеснуть свою радость, один из них крикнул:
— Качать Алешку!
Едва прозвучал этот призыв, матросы кинулись к великому князю и подхватив того на руки стали подкидывать вверх. Но и этого было мало, тот же веселый и отчаянный голос крикнул:
— И старшого!
Попытавшийся улизнуть Никитин тут же был схвачен ликующими моряками и принялся летать рядом с командиром.
Наконец их отпустили, и красные и запыхавшиеся офицеры оказались рядом. Хотя после размолвки они и не вернулись к прежним отношениям, но старались вести себя корректно.
— Фух, — шумно выдохнул Алеша, — право, не ожидал подобного!
— Ничего страшного, — усмехнулся в ответ лейтенант, — это вы еще экватор не проходили, тогда бы непременно в море искупались.
— Лоханкина надо бы наградить, — вопросительно посмотрел на него великий князь, — все-таки рисковал человек.
— Непременно надо, — отозвался Никитин, и неожиданно добавил, — а ведь у него жена и маленький ребенок!
— Что же вы прежде не сказали?
— Не знаю – хмуро ответил минер. – а вы бы его тогда не послали?
— Наверное, вы правы, просто как-то…
— Господа, а что здесь происходит?
Вопрос заданный в обстановке всеобщей радости прозвучал настолько нелепо, что все с удивлением обернулись к спрашивающему. У трапа стоял незнакомый лейтенант с большим саквояжем в руках и с немалым любопытством разглядывал присутствующих.
— Здесь происходит удачное подведение кессона, — устало ответил великий князь, — а вы собственно кто?
— Лейтенант Семенов, представляюсь по поводу вступления в должность старшего офицера, — четко отрапортовал прибывший и отдал честь.
— Исполняющий должность командира крейсера, капитан второго ранга Романов, — козырнул в ответ Алеша.
— Лейтенант Никитин, насколько я понимаю, теперь не исполняющий должность старшего офицера, — не удержался от ерничества минер.
***
Война шла уже несколько недель, и жизнь в Порт-Артуре после первых потрясений потихоньку вошла в свою колею. Даже вывоз нечистот, бывший прежде делом покинувших город китайских купцов, наладился. Занятия в Пушкинской школе продолжались, несмотря на то, что количество учеников сократилось. Когда уроки закончились, и дети с шумом кинулись по домам, начала собираться и Людмила Сергеевна. После памятного приключения, когда ее совершеннейшим чудом спас таинственный великий князь, она несколько опасалась ходить по вечерам одна.
— Мила, ты уже домой? – обратилась к ней ее подруга, преподававшая в их школе словесность.
— Да, Машенька, мне уже пора.
— Ты совсем переменилась в последнее время, что-то случилось?
— Ну что ты, — поспешила та ее успокоить, — все очень хорошо. Просто дел много дома.
— Нет, ты говоришь неправду, — строго и немного печально заявила ее собеседница, — тебя будто подменили после того вечера. Ты стала нас избегать, иначе одеваться. Может у тебя появился ухажер?
Услышав это, Людмила Сергеевна замялась. Ей было неудобно рассказывать, чем закончился тот злополучный вечер, но после него она действительно не бывала у своих подруг.
— Ну, если только ненадолго, — нерешительно сказала она.
— Ну конечно, ненадолго! – сразу обрадовалась ее собеседница, — давай скорее пойдем, у нас сегодня собираются все наши. Они давно справлялись о тебе, особенно сама знаешь кто.
О подругах Людмилы Сергеевны стоит рассказать особо. Как и наша героиня, они закончили бестужевские курсы и зарабатывали себе на жизнь тем, что учительствовали. Первой была уже знакомая нам Мария, фамилия которой была Лещинская. Невысокая брюнетка с довольно симпатичным лицом, которое немного портили очки, придававшие своей обладательнице вид строгий и неприступный. Несмотря на польскую фамилию, родом она была из Иркутска, впрочем, в тех местах подобное не редкость. Вторую звали Ольга Литвяк и числилась она учительницей географии. Родом она была из Москвы, откуда ее впрочем, выслали за неблагонадежность. Довольно рослая и при этом болезненно худощавая барышня, еще учась, обратила на себя внимание полиции своей неуемной жаждой к искоренению несправедливости. К сожалению, в окружающей нас жизни много всего такого, что можно назвать несправедливостью, так что жажда эта со временем не только не прошла, но даже усилилась, что не раз вовлекало молодую учительницу в неприятности.
Поскольку жалованье учителей земских школ совершенно не велико, жили девушки вместе, снимая квартиру в старом городе. Две одинокие барышни в таком переполненном мужчинами месте как Порт-Артур не могли не вызвать к себе определенного интереса. К тому же среди представителей сильного пола было немалое количество людей абсолютно уверенных, что среди выпускниц бестужевских курсов царит необыкновенная легкость нравов. Подобные слухи, разумеется, только подогревали мужской интерес и многие пытались завести с девушками знакомство. Однако, жаждавших свободной любви господ, неизменно ждало жестокое разочарование. Какая любовь? Общественный прогресс, борьба с несправедливым устройством мира, народным невежеством и изжившими себя обычаями – вот что занимало умы учительниц положивших свою молодость и красоту на алтарь народного просвещения! Со временем вокруг них сформировался кружок людей не чуждых прогрессу и любящих об этом прогрессе поговорить. Надо сказать, что прежде Людмила Сергеевна была активной участницей этих собраний, но в последнее время немного отошла от них.
Немного досадуя, что согласилась прийти, Мила переступила порог знакомого дома. В большой комнате игравшей роль гостиной было изрядно накурено. Появление давно не появлявшейся участницы было встречено весьма благосклонно.
— Что ты вы нас совсем забыли, — громко заявил сидящий во главе стола прапорщик Зданкевич, едва заметив входящих, — я уж было думал, что вы уехали. Не желаете ли с морозу красненького?
— Если можно чаю, — улыбнувшись, ответила Людмила Сергеевна.
— Как скажите, мадемуазель, — склонился тот в ответ.
Прапорщик, немного кичившийся своим польским происхождением, был человеком веселым и галантным. В их компании он числился ухажером Маши Лещинской, но настоящей его страстью была свобода Польши… и красное вино. О первом он любил поговорить, запивая разговор вторым. Впрочем, на сей раз главным оратором был телеграфист Максим Городецкий. Высокий молодой человек с несколько длинными волосами и интересной бледностью, он любил изображать из себя человека видавшего виды и разочарованного жизнью. Он пытался ухаживать за Милой и даже как то бывал у Егоровых по четвергам, но Капитолина Сергеевна довольно быстро пресекла поползновения недоучившегося студента.
— Увы, друзья, — вел он речь перед собравшимися, — прошедшие события совершенно четко показали всю нелепость российских порядков.
— О чем вы, дружище, — прервал его Зданкевич, разливая вино по стаканам, — дело в том, что нелепых порядков в России так много, что я просто теряюсь…
— Посудите сами, господа, — отвечал тот, — перед самой войной в Артур прибыл представитель нашей вырождающейся династии! И что же, прошло всего две недели после нападения японцев, и он уже получил два ордена и следующий чин! В связи с какими заслугами, я вас спрашиваю? Уж не за то ли, что он терроризирует весь город своим браунингом, вместо того что бы воевать с японцами! А последнее известие, ему дали под командование крейсер, затерев более достойных офицеров, а он, нет-бы выйти в море, устроил нападение на склады КВЖД. Ну, каково!
— Да уж, — пробурчал прапорщик, — кому то чины и ордена, а кому то лямка…
— Вы знаете, господа, — продолжал воодушевленный Подгородецкий, а он ведь приходил к нам на почтамт.
— Кто он?
— Да великий князь! Тоже знаете, грозил браунингом…
Мила отставив в сторону чашку, слушала своего бывшего поклонника со странным чувством. Раньше его язвительные нападки на существующие в России порядки казались ей очень смелыми и правильными, но теперь они не доставляли ей ни малейшего удовольствия.
— Простите меня, Людмила Сергеевна, что не слишком хорошо выскажусь о вашем родственнике, но он вел себя в присутствии этого великосветского хама совершенно недостойно. Впрочем, это неудивительно. Люди наши боятся власти, а их высочество пришел к нам в сопровождении жандарма. Но это все же не повод так лебезить перед сатрапами! Мне стоило немало труда, противостоять их произволу, но…
— Вы лжете!
— Что, простите? – оратор удивленно посмотрел на прервавшую его девушку.
— Вы лжете, — твердо повторила она, — мне хорошо известны события, о которых вы рассказываете. К тому же именно Ефим Иванович принял вас на службу, и вам, Максим, должно быть стыдно так о нем говорить!
— Людмила Сергеевна, лишь мое безусловное уважение к вам, мешает мне… неужели вы думаете, что ваш зять рассказал бы вам, как все было на самом деле, рискуя выставить себя в невыгодном свете?
— Максим, а помните тот вечер, когда у наместника был бал? – вдруг неожиданно спросила она его.
— Э… о чем вы, — смешался телеграфист.
— Вы же пошли меня тогда провожать? – продолжала Мила, пристально смотря на него, — я сразу не вспомнила, а теперь помню совершенно отчетливо, это были вы!
— Не понимаю!
— Вы подлец, Максим! – взволнованно сказала девушка и неожиданно поднявшись отвесила своему бывшему ухажёру оплеуху.
— Вах, маладец! – неожиданно громко прозвучало от двери.
Все присутствующие удивленно обернулись к говорившему и увидели стоящего в проходе князя Микеладзе. Весело глядя на смутившихся хозяев, жандарм шагнул внутрь комнаты давая войти следом своим подчиненным.
— Барышня, а дайте ему еще раз, а то я при исполнении. – Шутливо попросил он. – Я ведь тоже на почтамте тогда был и что-то не припомню, как этот карбонарий произволу противостоял!
— Простите, а вы кто? – первой опомнилась Мария Лещинская.
— Позвольте представиться, — снял папаху жандарм, — Микеладзе Александр Платонович. Вы знаете, совершенно случайно зашел. Проведать поднадзорную Литвяк, а тут такое…
— А вы всегда к поднадзорным женщинам ходите в сопровождении своих альгвазилов? — с вызовом спросила Ольга.
— Я же говорю, случайно, — и не подумал обидеться грузинский князь, — а вы я слышал, всякую несправедливость не любите, а сейчас в вашем присутствии на хорошего человека наговаривают и хоть бы хны!
— Не вам судить, господин жандарм, что хорошо и что плохо! – отрезала учительница.
— Это верно, — согласился он, — судит у нас суд, а я так, рядом…
— Что вы себе позволяете? – пьяным голосом возмутился Зданкевич.
— Встаньте прапорщик, когда со старшим по званию говорите!
— А я жандармов не считаю за офи…
— Заткнись пьянь, а то ведь до дуэли договоришься, — прервал его Микеладзе. – сейчас пошел вон отсюда, а завтра пусть твой полковой командир решает, что с тобой делать.
— Простите, но я собиралась уходить, — нерешительно сказала Мила, — мне можно уйти?
— Людмила Сергеевна Валеева, — обернулся к ней жандарм, — свояченица коллежского асессора Егорова? Вы, как раз можете! Вот за вас я совершенно спокоен, чего, к сожалению, не могу сказать о ваших подругах.
— А что такое, вы же не собираетесь их арестовать?
— Арестовать? – возмутился ротмистр. — Глупости какие! Вот предостеречь — да. Понимаете, милые барышни…
— Мы вам не милые!
— Вах, зачем так говорите! Очень милые! Так вот, барышни, тут война, крепость на осадном положении. Вокруг враги, шпионы! А две дурочки у себя на квартире революционный шалман устроили! Вы, правда, думаете мне больше заняться нечем? Еще раз узнаю, в два счета вышлю из крепости! Для вашего же блага.
***
Удачная постановка кессона, придала команде «Боярина» новые силы. Пройдя сквозь пробоину в ящик, трюмные механики выпрямили ее загнутые края и просверлили в них отверстия. Затем приложив к обшивке находящийся в кессоне лист железа, они закрепили его болтами, восстановив, таким образом, целостность борта. После чего вылезли через горловину и закрыли ее пробкой. Ремонт, на этом, разумеется, закончен не был, но производить его можно было и изнутри. Как не старался великий князь, но захватить все потребные для ремонта материалы в Дальнем ему не удалось. Постоянно возникали, какие-то непредвиденные раньше надобности, но тут на первый план вышел лейтенант Семенов. Новый старший офицер прежде служил в Порт-Артуре, всех знал, и со всеми был на приятельской ноге. Нет, портовое ведомство не стало менее забюрократизированным и требующим меньше бумаг. Но легкий в общении офицер, написав по всем правилам заявку, спокойно отправлялся в порт и легко доставал все требуемое.
— Как это у вас, получается? – удивленно спрашивал коротко сошедшийся с ним Алеша.
— По знакомству, — только улыбался в ответ Семенов.
— Боже, отчего вы не прибыли раньше? Я тут такого наворотил…
— Наслышан, но с другой стороны, найденные вами в Дальнем материалы и вооружение сейчас активно вывозятся в Порт-Артур. Так что в порту, даже, некоторым образом, немного рады вашему самоуправству.
Таланты старшего офицера «Боярина» скоро стали известны и всей эскадре. Не проходило и дня, чтобы с какого-нибудь корабля не приходил кто-либо с просьбой: «помочь достать». Семенов обычно в ответ только кивал на великого князя, дескать, он командир, а я что? Депутация тут же обращалась к Алеше со слезной просьбой отпустить старшего офицера на берег. Командир всегда шел навстречу таким просьбам, сам оставаясь на корабле и старательно изучая его, пытаясь постичь каждую мелочь и вникнуть во все нюансы службы. Так что все были довольны. Вот и сейчас Семенов направлялся в порт, чтобы выпросить для «Ангары» материалы для заделки пробоин.
Надо сказать, что «Ангара» прежде была одним из лучших пароходов Добровольного флота под именем «Москва». Перед самой войной, она была переименована, вооружена и причислена к крейсерам второго ранга. Во время боя 28 января, шесть ее 120мм орудий активно стреляли в сторону японцев. Сами они вряд ли куда попали, а вот в ответ получили целый двенадцатидюймовый снаряд, по счастью не взорвавшийся. Большого ремонта полученные повреждения не требовали, но производить его не разрешалось! По слухам, наместник готовил этот вспомогательный крейсер для размещения своего штаба. На нем было много прекрасной мебели, шикарная отделка салонов и вот, чтобы все это великолепие не испортили, было строжайше велено ничего не предпринимать. Наконец командир ее не выдержал и решил по примеру «Боярина» произвести ремонт своими силами. Запрос на материалы, как водится, принялись волокитить, но тут в дело вступил лейтенант Семенов.
— Владимир Иванович, дорогой, сколько лет, сколько зим, — горячо поприветствовал его приятель в порту, — каким ветром?
— Да вот, нужда-с!
— Ну, это не нужда, а так нужденка, — засмеялся собеседник, — послушай, но ты же не на «Ангаре» служишь. Хочешь сбежать от своего великого князя, готовишь запасную гавань?
— Ну что ты, Николай Николаевич, у нас с его высочеством все хорошо. Что вы его так боитесь?
— Да никто его особенно не боится, — отмахнулся собеседник, — нет, когда он своим взглядом смотрит, бывает люди и теряются, а так просто лишь…
— Просто лишь?
— Ну, как тебе объяснить, сам понимать должен, великий князь…
— Ну, ладно–ладно, — засмеялся Семенов, — понимаю. «Ангару» то выручите?
— Отчего не выручить, выручим!
— А сразу нельзя было без волокиты? Все-таки время военное.
— Побойся бога, Владимир Иванович, небо и земля перейдут, а отчетность не перейдет!
— Полноте балаганить! Хлопнет 12-дюймовый снаряд в вашу отчетность — и нет ее; хлопнет в склад — и нет склада!
— Исполать им! Чего лучше такого оправдательного документа, как дыра от 12-дюймового! А пока такового не имеется, пожалуйте требуемый законом!
— Однако же вы сейчас распорядились и без документа…
— Это совсем другое дело! Это — уважение хорошему человеку! Вы мне сказали: что, как, почему. Я вам верю и вижу, что документ обеспечен, всё равно, что в кармане… А без этого… ни-ни!
— Так что, будь я не я, не дали бы?
— Пока требование не прошло бы все подлежащие инстанции, ни в каком разе!
— Да если нужно! Понимаете: по условиям военного времени нужно! — горячился Семенов.
— Порядок требований сверх штата ясно определен…
— Вы меня просто травите!..
— Совсем нет, и не злитесь — печенке вредно! — смеялся приятель. — Да что! — вдруг вскочил он. — Вот вам пример! Старка чуть под суд не отдали! Чуть не утопили! А выплыл! Почему? Из-за бумажки! Знаете? Он рапорт подавал о необходимости мер предосторожности… Так вот рассказывают, что как раз 26 января заходит он в штаб и спрашивает: — А что мой рапорт? — Ему показывают. На рапорте резолюция: «Преждевременно». Он его взял… и — в карман. Ему так и сяк, говорят: «Следовало бы пришить к делу»… А он: «Чего же, — говорит, — если отказано…» — и ушел. Тогда-то на это и внимания особенного не обратили, а как пришла беда да повели дело к тому, что он, дескать, во всем виноват, — так он только похлопал себя по карману… «Хотите, мол, покажу бумажку кому следует?..» То-то и есть!.. Нет, голубчик! Бумажка — святое дело! На словах только в любви объясняются! Есть бумажка — чист как голубь. Нет ее — пропал как швед под Полтавой!..
— А скажи мне, Николай Николаевич, — задумчиво протянул Семенов, — что, правда, будто бал был когда…
-Японцы напали? Вздор! Не было никакого бала, сам посуди, эскадра на рейде, все на местах, какой тут бал? Да разве отбилась бы эскадра, если бы офицеры где-то отплясывали? Нет, друг ситный, это на старика хотели все повесить, да он не дал.
— Хм, а отчего же он тогда, на «Полтаве»…
— Алексей Михайловича по матушке приложил? Тоже враки! Не так все было. Я же тебе объясняю, адмирал все рапорты посылал, чтобы сети поставить, а ему – «преждевременно!» Ну, он на эскадру возвращается, а тут без команды ставят, а отвечать если что ему! Вот и вспылил старик на Успенского. Кто же знал, что это вашего Алеши идея, и он так все воспримет? Кстати, если бы бал был, неужто без великого князя обошлись?
