Всадник на вороном коне: глад
Содержание:
И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нём всадник, имеющий меру в руке своей.
Откровение Иоанна Богослова, 6:5.
Беда не приходит одна. В справедливости этой народной мудрости в конце 1560-х годов жители Русской земли убедились самым что ни на есть наглядным образом. Жестокий мор, прокатившийся по русским градам и весям, только открыл череду бедствий, обрушившихся на государство и общество в конце 1560-х — начале 1570-х годов. Казалось, сама природа ополчилась на людей и изыскивала всё новые и новые способы истребить их в возможно большем количестве. И надо сказать, в этом она немало преуспела. Вслед за эпидемиями чумы на Русь пришёл великий голод. Совместными усилиями два всадника Апокалипсиса, на бледном и вороном конях, истребили великое множество народа и вмешались в ход Полоцкой войны.
Предвестники катастрофы
Малый ледниковый период и вызванные им природные аномалии обернулись неурожаями. Те, в свою очередь, вели если не к голоду, то, по меньшей мере, к локальной голодовке, которая охватывала беднейшие слои населения, «меньших людей», и способствовала росту социальной и политической напряжённости в обществе.
Небесные знамения. Миниатюра из Лицевого летописного свода
Начнём с 1541–1542 года (7050 по традиционному русскому летосчислению того времени). Долгая зима и поздняя весна поспособствовали неурожаю, и новгородские писцовые книги именно 7050 годом датировали охвативший Новгородчину голод. Последующие неурожаи удавалось купировать, в том числе за счёт завоза хлеба из других мест, но вот в конце 1540-х годов избежать голода не получилось. Новгородские писцовые книги гласят, что на протяжении трёх лет подряд, с 7057 по 7059 (с 1548–1549 по 1550–1551) год, Новгородчину терзал голод.
В 1557 году зарядившие в конце лета дожди не позволили собрать урожай, и голод приобрёл грандиозный размах. Как писал летописец,
«бысть глад на земли по всем Московским городом и по всей земли, а болше Заволожие: все бо время жатвы дожди были великие, а за Волгою во всех местех мороз весь хлеб побил; и множество народа от глада измроша по всем градом».
От этого голода пострадали не только русские земли — досталось и ногаям, которые бедствовали едва ли не в большей степени, чем сами русские. Бий Исмаил умолял Ивана Грозного прислать хлеба для пропитания людей, а английский путешественник А. Дженкинсон воочию наблюдал множество умерших ногаев, искавших спасения под Астраханью. В Крыму от эпидемии и голода перемёрло великое множество народу — настолько много, что, по словам князя Андрея Курбского,
«некоторые самовидцы наши, тамо мужие бывшее, свидетельствовали, иже и в тои орде Перекопскии десяти тысяч конеи от тое язвы не осталось».
Однако все эти проблемы были лишь предвестниками катастрофы, которая разразилась во второй половине 1560-х годов. Регулярные природные аномалии, ставшая обыденной дороговизна хлеба и периодические, возникавшие то тут, то там голодовки привели к тому, что, по словам отечественного историка Е.И. Колычевой, на окраинах Русского государства, и прежде всего в прифронтовой зоне, на северо-западе, в это время
«наблюдается крайне неустойчивое равновесие с наметившимися признаками запустения посевных площадей и убылью населения из-за неурожаев, эпидемий, набегов кочевников, Ливонской войны».
Поколебать это неустойчивое равновесие мог любой толчок.
Перед бедствием
Великий мор, который начался, судя по всему, в конце 1565 года, стал тем толчком, что опрокинул русское хозяйство в пропасть. Пришедший в 1568 году голод очень скоро охватил если не всю, то во всяком случае бо́льшую часть Русской земли и надолго запомнился современникам свирепостью и размахом. Затмил его только голод начала XVII века, который послужил причиной падения династии Годуновых и начала Смуты.
Голод не был случайностью. Предшествовавшие годы, как на подбор, выдались неблагоприятными, сырыми и дождливыми. В 1562 году, по словам псковского книжника,
«зима была добре снежна, а весне вода была велика в реках, и не памятят люди таковои поводи, и мелниц много теряло».
Четыре всадника Апокалипсиса. Ксилография Василия Корня, 1690-е годы. commons.wikimedia.org
Вслед за половодьем пришло ненастное лето. По словам всё того же книжника,
«на лете было дождливо в сенокос и в жатву; а рожь жати починали в богородитцкои пост поздно (в середине августа — прим. авт.), а рожь худа родилась, с весны были северики ветры и мразы и до Петрова говенья (конец июня — прим. авт.); а яровой хлеб был добр, да не дало обряжати хлеба и ржи и яри дождам, ни сеати хлеба ржи».
Дожди, по словам летописца, шли месяц, с середины августа до середины сентября, и по сути сорвали жатву и не дали толком провести посевную. Результат — новый неурожай и рост смертности. Писцовые книги Новгорода сообщают, что если в 7068 (1559–1560) году на Софийской стороне опустел один двор, то в следующем — уже семь, а в 7070 и 7071 годах — по 13.
В 1563 году осень снова выдалась дождливой. На Псковщине
«поводи были в реках аки весне до трижды, а к четвертои поводи пало снега много, и озеро и река Великая стало и поуть людям декабря в 3 день».
Однако морозы продержались всего шесть дней, после чего началась сильная оттепель.
«За многи лета такои поводи не бывало», и «людям пакости много починило»
и в Пскове, и в Новгороде. Распутица и дожди продержались месяц, до начала января, поспособствовав скачку цен на хлеб —
«по 11 алтын рожь».
Псковичам 1564 год запомнился ещё и нашествием вредителей. Летописец отмечал:
«Во Пскове и по волостем у христиан по огородом черви капусту поядоша, и нет памятухов такового не бывало, и по репищам репы теже черви нятину объели».
Осенью 1566 года
«прииде на Казанские да на Свияжские да на Чебоксарские места мышь малая с лесов, что тучами великими, и поядоша на поле хлеб всякой и не оставиша ни единого колоса».
Ганс Гольбейн. Крестьянин и смерть. Гравюра из серии «Пляска смерти», 1538 год. wikimedia.org
Пожрав хлеб в полях, голодные мыши атаковали хлебохранилища. «Не токмо по полем хлеб поядоша, — сообщал русский книжник, удивлённый этим нашествием, — но и в житницах и в закромех хлеб поядоша». Более того, голодные зверьки
«людем же и хлеба не дадуще ясти от множества их: отгоняху от себе метлами и убиваху, но и тем их не можаше отгонити, но паче множае пребываху».
В следующем году лучше не стало. Климат оставался крайне неустойчивым и неблагоприятным для крестьянского хозяйства. На Новгородчине в июне сильный град побил посевы, а в конце лета снова, уже который год подряд, зарядили сильные дожди, вызвавшие половодье. Судя по всему, из-за непогоды урожай был собран плохой, и это вызвало очередную голодовку и всплеск смертности в следующем году: если в 7073 (1564–1565) году в Новгороде на Софийской стороне опустело два двора, то в следующем — уже 11. Но это были ещё цветочки.
«Бысть глад велий по всей вселенней»
Долго собиравшаяся беда пришла в 7076 (1567–1568) году. Именно этим временем датирует начало голода соловецкий старец Пётр Ловушка, записавший в монастырском летописце, что «того же году был на Руси глад великой, купили на Москве четверть ржи в полтора рубля». Для сравнения — в подмосковном Волоколамске в относительно благополучных 1565 и 1566 годах четверть ржи (примерно 4 пуда — 64 кг) стоила 20–21 денег (то есть 10–10,5 копеек).
Ничуть не лучше, если верить монастырским книжникам, был и следующий 7077 (1568–1569) год. В Кирилло-Белозерском монастыре неизвестный монах сделал запись о том, что
«бысть глад, по всей Руской земле глад. И не бысть таков[а] за вног[о] лет».
Позднейший летописец под тем же годом сообщал читателям:
«Недород был великой хлебного плоду: рожь обратилась травою мялицею и бысть глад велий по всей вселенней».
7078 (1569–1570) год оказался ещё хуже. Продолжавший свирепствовать мор осложнил и без того критическую ситуацию в деревне: рабочих рук не хватало, а тут ещё и очередная природная аномалия. На смену холодной и многоснежной зиме пришла затяжная весна с возвратными холодами и даже снегопадами на юго-западе. Лето снова выдалось дождливым и холодным, так что скудный урожай, выросший на полях, был изрядно подмочен дождями и в немалой степени утрачен.
Ж. Калло. Грабёж и сожжение деревни. Гравюра из серии «Великие бедствия войны», 1633 год. wikimedia.org
Голод никуда не делся и в следующем, 7079 (1570–1571) году. На Соловках Пётр Ловушка снова записал:
«Того же году был на Москве глад великой и по всей земли Руской, хлеб был дорог, многие люди гладом измирали».
Запасы хлеба, сохранившиеся от предыдущих лет, были практически исчерпаны, а погода не давала никаких надежд на улучшение ситуации. Суровая и малоснежная зима во многих районах погубила озимые, а яровые толком не взошли из-за сухой весны и ещё более засушливого лета. Похоже, именно в этом году голод достиг своего пика. Отечественный исследователь А.Г. Маньков в своей работе об изменении цен в Русском государстве в XVI веке приводит данные, согласно которым цены на хлеб в этом году достигли абсолютного максимума за всё столетие: в Волоколамске четверть ржи стоила 336 денег или в пересчёте на рубли — 1,68 рубля за четыре пуда зерна.
Тяжёлое положение сохранялось и в 7080 (1571–1572) году. В мае 1571 года сын боярский Кудеяр Тишенков, перебежавший на сторону крымского хана, уговаривал татарского «царя» идти сразу на Москву, поскольку, по его словам,
«на Москве и во всех московских городех по два года была меженина великая и мор великой, и мором де и межениною служивые многие люди и чернь в городех на посадех и в уездех вымерли».
Можно предположить, что мор и глад к началу 1570-х годов истребили в наиболее пострадавшем от них регионе — на русском северо-западе и западе (Новгородчина, Смоленщина и Псковщина) — от трети до четверти всего населения, причём города в силу скученности населения пострадали больше, чем сёла и деревни. Демографическая катастрофа опрокинула неустойчивое равновесие, и хозяйство северо-западных и западных волостей вошло в крутое пике, которое сменилось глубокой депрессией. Связано это было, как полагает отечественный историк Е.И. Колычева, не в последнюю очередь с тем, что
«эпидемия (и голод — прим. авт.) изменила половозрастной состав населения, породила большое количество неполных и бездетных семей, нарушила родственно-соседские связи в деревне и тем самым привела к деформации общины».
Такие неполные семьи, лишённые рабочих рук в нужном количестве, были
«не в состоянии распахать надел в прежнем объеме», а «наиболее молодые и сильные (мужчины — прим. авт.), не обременённые детьми, уходят в другие края, за пределы уезда».
В итоге
«нарушение (в результате главным образом эпидемии) нормального воспроизводства населения привело к тому, что нарастание экономического кризиса на какой-то период стало необратимым».
Питер Брейгель Старший. Триумф смерти. Около 1562 года. wikimedia.org
О том, что ситуация развивалась именно по такому сценарию, свидетельствуют отрывочные сообщения летописей. Осенью 1567 года, готовясь к большому походу в Ливонию, Иван Грозный
«повеле правити посоху под наряд и мосты мостити в Ливонскую землю и Вифлянскую, и зелеиную руду збирати».
Летописец с печалью сообщал:
«От того налогу и правежу вси людие новгородцы и псковичи обнищаша и в посоху поидоша сами, а давать стало нечево, и тамо зле скончашася нужно от глада и мраза и от мостов и от наряду».
Проблемы с набором посохи, неотъемлемого компонента русских ратей того времени, а также провианта и фуража сыграли свою негативную роль в неблагополучном финале похода, который в конечном итоге и вовсе был отменён.
Положение становилось год от года только хуже. Голод охватил не только Русскую землю, но и Литву с Польшей. В «Хронике литовской и жамойтской» под 1566 годом отмечено:
«На той час была великая дорожнета хлеба в Полщи и в Литве, и голод немалый».
Под 1571 годом (хотя, судя по контексту, речь шла о событиях 1569 года) неизвестный хронист упоминал, что
«голод великий был в Полщи и в Литве, же убогие люде стерво здохлое и собак ели, наостаток умерлых людей трупы выгребаючи з земли, ели и сами вмирали».
М. Вольгемут. Пляска смерти. Гравюра, 1493 год. commons.wikimedia.org
Об этом же писал и автор позднейшего «Острожского летописца». По его сведениям, «року 1569 голод великий был, аж селедявка по две копы было». Неурожайным был и 1571 год:
«рок той был неврожанный, люди з голоду умирали».
Таким образом, Литву и Польшу голод опустошал на протяжении пяти лет. Надо ли говорить, что это бедствие наряду с мором внесло коррективы в планы короля Сигизмунда и его советников относительно продолжения войны? Характерный случай. В 1567 году строительство замка на реке Сорице неожиданно натолкнулось на серьёзное препятствие. Провиант для строителей и гарнизона замка надлежало собрать с Могилёвской волости, но, как писал гетман Г. Ходкевич своему коллеге князю Р. Сангушко, жители той волости
«суть знищоны и зубожоны»,
так что даже полсотни коров собрать с них сложно.
В условиях прогрессирующего хозяйственного кризиса, вызванного стечением крайне неблагоприятных природно-климатических и эпидемиологических факторов, ни Москва, ни тем более Вильно с его более слабым и недостаточно эффективным государственным аппаратом не могли больше поддерживать достигнутый в первые годы Полоцкой войны уровень военного напряжения. Обе стороны оказались неспособны во внезапно изменившихся условиях снарядить в поход войско столь мощное, чтобы оно смогло бы разом переломить ход событий. Нарастающая нехватка ресурсов, необходимых для продолжения войны, обусловила постепенное сворачивание активности и переход конфликта в вялотекущую стадию, когда кратковременные периоды оживления сменялись долгими паузами. Пустая казна и обезлюдевшие города, сёла и деревни по обе стороны линии фронта — совсем не то, что нужно для победы.
Единственно возможным вариантом действий в этих условиях становилась «малая война», к которой обе стороны постепенно перешли после 1565 года. Однако она только изматывала противников, не принося гарантированного успеха ни Ивану, ни Сигизмунду. Но даже и для такой войны в конце 1560-х годов становилось всё сложнее изыскивать необходимые силы и средства. Обе стороны измотанные затянувшейся войной и понёсшие колоссальные потери от болезней и голода, остро нуждались в передышке, чтобы собраться с силами. Для Москвы это было тем более важно, если учесть, что она вела напряжённую борьбу с крымским ханом, за спиной которого стоял турецкий султан.
Итог нам известен: трёхлетнее перемирие, которое растянулось на восемь лет, пока в 1578 году уже новый король нового государства, Речи Посполитой, де-факто не разорвал перемирие. Началась новая война — Московская, или Баториева. Однако это уже другая история.
Литература и источники
- Аграрная история северо-запада России XVI века. Новгородские пятины. — Л., 1974.
- Анхимюк, Ю.В. Записи летописного характера в рукописном сборнике Кирилло-Белозерского собрания — новый источник по истории опричнины / Ю.В. Анхимюк // Архив русской истории. — 1992. — № 2.
- Выписка из посольских книг о сношениях Российского государства с Польско-Литовским за 1487–1572 гг. // Памятники истории Восточной Европы. Источники XV – XVII вв. — Москва-Варшава, 1997.
- Дополнения к Никоновской летописи // ПСРЛ. — Т. XIII. — М., 2000.
- Зимин, А.А. Летописчик Игнатия Зайцева. Краткие летописцы XV–XVI вв. / А.А. Зимин // Исторический архив. — Т. V. — М.–Л., 1950.
- Колычева, Е.И. Аграрный строй России XVI века / Е.И. Колычева. — М., 1987.
- Корецкий, В.И. Соловецкий летописец конца XVI в. / В.И. Корецкий // Летописи и хроники. 1980. — М., 1981.
- Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // ПСРЛ. — Т. XIII. — М., 2000.
- Новгородская вторая (Архивская) летопись // ПСРЛ. — Т. ХХХ. — М., 2009.
- Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. — Т. III (1560–1571) // СбРИО. — Вып. 71. — СПб., 1892.
- Писцовые книги Новгородской земли. — Т. 6. Писцовые книги Шелонской пятины XVI века. — М., 2009.
- Псковская 3-я летопись // ПСРЛ. — Т. V. Вып. 2. — М., 2000.
- Тихомиров, М.Н. Краткие летописные записки эпохи опричнины / Малоизвестные летописные памятники XVI в. / М.Н. Тихомиров // Исторические записки. Том 10. — 1941.
- Устюжская летопись // ПСРЛ. — Т. 37. — Л, 1982.
- Archiwum ksiąźąt Lubartowiczów Sanguszków w Slawucie. — T. VII. 1554–1572. — Łwów, 1910.
источник: https://warspot.ru/17496-vsadnik-na-voronom-kone-glad
