ГЛАВА ВОСЬМАЯ. АНГЛИЯ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
МЫ ЗНАКОМИМСЯ C ЛОНДОНОМ
Совещания конференции заканчивались. Только теперь мы получили немного свободного времени, чтобы осмотреть Лондон. Если в Японии в течение первых двух месяцев мы изнывали от безделья, безрезультатно ожидая ответа на наши ходатайства, то в Англии с первого же дня нашего приезда начались заседания, непрерывно продолжавшиеся до тех пор, пока не было закончено обсуждение подавляющей части вопросов.
Вспоминается первое впечатление от Лондона. Мне казалось, что этот город представляет собой столицу всего мира. Поражали его грандиозные размеры, громадное число жителей, богатства, собранные в нем co всех концов земного шара. В Лондоне и на его окраинах жило в те годы 7 миллионов человек. В нем имелось до 8 тысяч улиц, которые, как нам указывали, при расположении их в одну линию вытянулись бы на 6 тысяч километров. В этом городе проживало огромное количество иностранцев, главным образом американцев, французов, немцев; во время войны часть населения Бельгии, захваченной германскими войсками, устремилась в Лондон; на его улицах очень часто можно было слышать французскую речь. Нам рассказывали, что в Лондоне было больше шотландцев, чем в столице Шотландии – Эдинбурге, больше ирландцев, чем в их столице – Дублине, больше евреев, чем во всей Палестине, больше католиков, чем в самом Риме…
Во время прогулок по Лондону на нас – как и на всех туристов – прежде всего произвел впечатление общий облик города: вид его улиц, площадей с памятниками, архитектура домов, а также уличная толпа и громадное движение экипажей, трамваев и омнибусов.
Большинство зданий, за исключением расположенных на некоторых центральных улицах, были трех- и четырехэтажные. Англичане не любители американских небоскребов. Дома их серые, мрачные, казавшиеся грязными. Масса подъездов украшала эти дома; в этом сказывался характер англичан – их стремление к полной самостоятельности, изолированности, а главное независимости от соседей; каждая квартира должна была иметь отдельный ход с улицы. Ближе к окраинам дома были еще ниже, всюду виднелись излюбленные англичанами двухэтажные коттеджи с оригинальными острыми крышами и отдельными садиками.
Особую красоту английских улиц составляли магазины. В витринах всегда с большим искусством подобраны товары. Это были целые выставки, которым лондонский обыватель придавал большое значение. В известные дни и часы, когда происходила смена выставленных образцов, например мужских и женских костюмов и платьев, мы видели толпы зрителей, собирающихся перед витринами, чтобы поглядеть на последние новинки. Выбор всяких предметов в магазинах – колоссальный. Каждый мог найти вещь по своему вкусу. Поразила нас и скорость, с которой происходила в больших магазинах процедура расплаты за купленные товары. Обращаться в кассу не приходилось, деньги получал сам продавец; он отправлял их по пневматической трубе в центральную кассу, откуда через минуту возвращались квитанция и сдача. Магазины доставляли все закупки на дом, покупателям не нужно было об этом беспокоиться. Практические англичане завели у себя изумительные порядки по обслуживанию населения. Магазины, расположенные в наиболее богатых центральных кварталах – Пикадилли, Риджент и Бондстрит – показались нам образцовыми.
Ресторанов, кафе, баров попадалось очень много. Однажды я зашел в бар, чтобы выпить у стойки бокал пива. За мной вошли две женщины, повидимому, хозяйка и нянька с ребенком на руках. Хозяйка потребовала виски и быстрым движением, закинув назад голову так, что заколотая сзади шляпа несколько отлетела вверх, опрокинула рюмку. Затем она взяла ребенка от няни, и та так же быстро «подкрепила свои силы». Может быть, это были уже военные нравы. А может быть, это должно было означать равноправие мужчин и женщин, но равноправие, к сожалению, насколько я успел заметить, проявлявшееся только в пользовании алкоголем. У дверей некоторых баров я видел иногда колясочки с детьми, а также более взрослых детей, терпеливо дожидающихся, когда их няни успеют выпить бокалы прохладительного пива. Надо все же отдать справедливость, что пьяные на улицах Лондона отсутствовали, но, возможно, это был результат быстрой и четкой работы знаменитой лондонской полиции.
Обширных площадей в Лондоне было мало. Самая большая – Трафальгарская, около которой находится много правительственных учреждений, в том числе адмиралтейство, конно-гвардейские казармы и военное министерство; в последнем нам часто приходилось бывать. У ворот конно-гвардейских казарм на часах дежурил верховой солдат. Уже давно во всех странах был уничтожен конный пост, но он остался в Англии, как символ любви к старинным обычаям.
Своими площадями Лондон не мог особенно похвастаться. Я невольно сравнивал их с площадями Петрограда. Вспоминал я пустынную ширь нашей Дворцовой площади (ныне площадь Урицкого), окаймленную с одной стороны зданиями Главного Штаба, построенными в изысканном строгом стиле, с красивой аркой, а с другой – пышной архитектурой Зимнего дворца. Мне вспоминалась стройная Александровская колонна посредине этой площади и одиноко стоящий около нее часовой – седой старик-гренадер в высокой медвежьей шапке, своей формой и обликом напоминавший об эпохе борьбы и победах над Наполеоном, в честь которых была воздвигнута колонна.
Эта площадь была свидетельницей чуть ли не всей истории русской регулярной армии, полки которой маршировали здесь стройными рядами, олицетворяя военную мощь российокой державы. Ни одна площадь в мире, а тем более Трафальгарская, не может сравниться с ней ни по размерам, ни по ее оформлению, являющемуся творчеством всемирно известных архитекторов Растрелли и Росси…
На улицах Лондона – бесконечная, тесная толпа прохожих, толпа молчаливая, сосредоточенная, деловитая. Все куда-то спешат. Столь же большое движение и по мостовой. По некоторым улицам автомобили двигались непрерывной цепью, сплошь заполняя всю их ширину. Поразило нас и крайнее разнообразие средств транспорта. Здесь были автомобили самых различных марок, окрашенные в разные цвета вплоть до ярко-красного. Мчались громадные автомобильные фуры, велосипедисты, мотоциклетки и довольно странного вида конные экипажи с кучером, сидящим сзади и держащим вожжи над седоком – тоже дань старине. Все движение мгновенно замирало при поднятой руке или палочке полисмена; дисциплина уличного движения, при невероятной тесноте, была изумительной. Ничего подобного в России тогда не было.
Англичане с гордостью говорили нам, что Лондон был первым городом, который для некоторой разгрузки уличного движения построил еще около 75 лет тому назад свое метро. Несмотря на большую глубину Темзы, линии метро были прорыты под рекой; они соединили центр Лондона со всеми вокзалами. Войдя в первый раз в зал метро, я стал разглядывать различные плакаты, развешанные на стенах. Вдруг все это поползло у меня перед глазами вверх, на секунду мне показалось, что я проваливаюсь куда-то в бездну. Я не знал, что зал являлся кабиной грандиозного лифта, опускающего пассажиров к перронам. Через несколько секунд я очутился перед линией подземной железной дороги. Все, кому пришлось ездить по московскому метро, вряд ли все же могут представить себе лондонскую подземку. Ничего похожего на мраморное великолепие подземных станций Москвы там нет. Мрачные, давящие помещения, тусклый свет, спертый воздух, маленькие невзрачные вагончики, с грохотом бегающие до тоннелям, – вот что такое лондонское метро.
Городская жизнь Лондона была чрезвычайно напряженной. Лондонские омнибусы перевозили в течение года почти 510 миллионов человек, трамваи – 800 миллионов, местные железные дороги, расположенные в пределах города, – свыше 400 миллионов. В Лондон прибывало в день около 9 тысяч поездов, лондонская почта отправляла ежегодно свыше миллиарда писем. Размах жизни этого города был колоссальный.
Посетили мы и лондонские парки, которые, несомненно, служат украшением столицы. Резкое отличие их от наших заключается в том, что они представляют собой в сущности луга с редкими аллеями.
В них очень мало клумб и цветов, но разрешено ходить по траве; все это напоминает загородную сельскую местность. Знаменитый лондонский Гайд-парк – это громадный луг, окаймленный рядами деревьев. Здесь обычно богатые лондонцы занимались верховой ездой. Наш знакомый генерал Эллершау, выходя вместе с нами по окончании занятий из военного министерства, неизменно садился у крыльца на подведенную ему лошадь и ехал в Гайд-парк.
В парках отведено много площадок для игры в футбол, теннис и крикет, страстными любителями которых являются англичане. В этих парках, а также на Трафальгарской площади, происходили митинги, собрания, демонстрации по самым разнообразным поводам. Нам пришлось видеть одну из таких грандиозных процессий; впереди шло несколько оркестров музыки, не умолкавших ни на секунду. Несли знамена, плакаты. Большая часть участников этого шествия имела на руках повязки в знак принадлежности к определенной партии или обществу. Двигавшаяся толпа здесь оставляла впечатление серьезности, деловитости, сосредоточенности. Процессии и митинги показывали нам, что общественная жизнь в Англии была чрезвычайно развита.
Пользуясь кратким досугом, мы успели осмотреть главные достопримечательности и памятники старины Лондона – Тоуэр и Уэстминстерское аббатство.
Тоуэр, бывший когда-то крепостью и замком для первых британских королей, а затем тюрьмой для важных государственных преступников, представляет собой замысловатое сооружение со множеством башен и построек, окруженное стенами и рвом. Старейшее здание английской столицы. Самая древняя его башня – Уат-Тоуэр – была построена еще в 1078 году. Желая и тут сохранить аромат старины, англичане поставили у входа привратника в средневековой одежде.
В этом замке находились хранилище коронных драгоценностей и оружейный музей. Меня более всего заинтересовало собрание старинного оружия эпохи средних веков – доспехи рыцарей, их латы, шлемы, длинные копья, мечи, шпаги, луки, а также первые образцы огнестрельного оружия. Хотелось, конечно, подробно изучить эти немые свидетели прошлых войн, но, к сожалению, не было времени. Не только дни, но и часы нашего пребывания в Лондоне были считанными. Поэтому приходилось быстро переходить от одного экспоната к другому и ограничиваться лишь беглым осмотром.
Поразило меня и хранилище королевских регалий и драгоценностей. В небольшой комнате в стеклянной круглой витрине были собраны богатства на сотни миллионов рублей. Ни один человек не охранял этих сокровищ; они находились только под стеклянным колпаком, который всякий злоумышленник мог легко разбить. Здесь же было вывешено широковещательное объявление о том, что охрана сокровищ доверяется самим посетителям. Но нам объяснили, что малейшая порча витрины вызывает электрический сигнал в соседнюю комнату, где постоянно дежурило внушительное количество полисменов.
Недалеко от Тоуэра расположен знаменитый грандиозный мост через Темзу, построенный в конце прошлого столетия. Мост этот разводится для прохода самых больших океанских судов. По его концам вздымаются высокие башни старинной архитектуры. Необычайно красивый вид открылся нам с высоты башни: широкая Темза с ее толчеей самых разнообразных судов и необъятное пространство города.
Мысли невольно перенеслись к нашей Неве, с ее одетыми в гранит берегами, многочисленными пароходами, буксирами и яликами, бороздившими реку во всех направлениях. И все-таки «Невы державное теченье» показалось мне очень скромным по сравнению с Темзой. Густой лес труб и мачт бесчисленного множества пароходов, прибывавших сюда со всех частей света, расстилался тогда перед нами.
Лондонский порт считался самым большим портом мира. Пристани и доки были расположены здесь на протяжении 60 километров по обеим сторонам реки. Я зашел в один из доков. Он представлял собой гигантский, огороженный каменными стенками бассейн, в который входили суда из Темзы через узкие ворота – шлюзы. Около доков были построены многоэтажные оклады. Сюда и перегружались с пароходов товары при помощи подъемных кранов и целой армии рабочих-докеров.
В этих складах сосредоточивались продукты, привезенные со всех концов земного шара: мешки с мукой и ящики с яйцами из России, чай из Китая, кофе из стран Южной Америки, апельсины из Испании, туши свинины из США, вино из Франции и т. д.
Вдоль набережной Темзы ютилось множество портовых кабачков. Из любопытства я зашел в один и заказал бокал пива.
Здесь, оживленно беседуя, выпивая свой эль и виски, сидели представители всех наций мира. Кроме английских солдат в форме цвета хаки, здесь находились и чернокожие негры многочисленных рас Африки, желтолицые китайцы, малайцы, индусы, японцы… Английский солдат, сильно жестикулируя, рассказывал о боях на французском фронте. Коротенькая винтовка покоилась между его ног. С удовольствием отметил я, что винтовка находилась в брезентовом чехле с отличными кожаными ремнями – солдат сберегал свое оружие. Я сидел в уголке, за маленьким столиком, наблюдая картину царившего здесь оживления; кругом вздымались клубы табачного дыма, винные испарения, оглушительный говор на самых разнообразных наречиях наполнял кабачок.
Я сравнивал эту картину с той, которую мне ежедневно приходилось наблюдать, проходя через приемные залы нашей гостиницы «Виктория-отель». Потоки электрического света с больших бронзовых люстр, стены, украшенные малахитовыми колонками с золочеными капителями, громадной величины зеркала, мраморные столики, мягкие стулья и кресла с золочеными ножками и спинками. Мужчины во фраках, женщины в бальных платьях с цветами у корсажа, – у всех розоватые холеные лица. В залы доносятся из столовой мелодичные звуки оркестра. Где-то там война, грязные окопы, нечеловеческие страдания, а здесь – роскошь, довольство и олимпийское спокойствие.
Нам рассказывали, что англичанин не только высшего, но отчасти и среднего общества, по окончании делового дня неизменно одевает фрак или смокинг и отправляется вместе со своей расфранченной женой в клуб или ресторан, чтобы провести время в салонных разговорах среди этого блистательного богатства и роскоши… Я и мои товарищи всегда с некоторым недоумением смотрели на такой «отдых». Для нас, русских, подобное времяпрепровождение не представлялось ни заманчивым, ни интересным. Нам казалось куда приятнее после службы отдохнуть у себя, в домашней обстановке, в простой тужурке, развалясь на диване или кресле с хорошей книгой в руках…
В один из воскресных дней мы посетили Уэстминстерское аббатство, построенное еще в XIII веке. Его центральную часть занимает готический собор с усыпальницей королей и выдающихся деятелей Англии. Подавляющее впечатление произвело на меня величественное собрание памятников, поставленных в честь умерших предков, имена которых дороги для всякого англичанина. Мы остановились у могил таких светочей науки, техники и литературы, как Ньютон, Стефенсон и Шекспир. По гробницам английских королей можно было проследить и вспомнить всю историю Англии. В аббатстве покоился прах знаменитых государственных людей Британии, которые создали ее славу и величие: Питта, Канинга, Палмерстона, Гладстона и др. В расположенных здесь гробницах были похоронены многие английские литераторы и поэты: Маколей, Мильтон, Теккерей, Диккенс, Спенсер…
Невольно вспомнился мне небольшой уголок на Волковом кладбище в Петрограде, так называемые «Литературные мостки». Здесь похоронены Тургенев и Салтыков-Щедрин. А где останки других великих русских людей, произведения которых известны всему миру и которые создали славу нашей родине? Их могилы раскиданы по всему необъятному лицу страны. Пушкин похоронен в селе Михайловском; Лермонтов – в Тарханах, недалеко от Пензы; Толстой – в Тульской «Ясной Поляне»; Гоголь – на Даниловском кладбище в Москве…
В Уэстминстерском аббатстве с особым чувством остановился я у могилы Генриха Бессемера, гениального изобретателя, всемирно известного металлурга, бывшего вместе с тем и родоначальником автоматического оружия. Шестьсот лет до Бессемера люди применяли огнестрельное оружие. И лишь он первый предложил использовать силу взрываемого пороха не только для выбрасывания пули, но и для облегчения работы стрелка по производству всех действий, необходимых для перезаряжания. В 1854 году Бессемер предложил проект заряжаемого с казны орудия, затвор которого открывался после выстрела давлением пороховых газов. Техника того времени, однако, не могла реализовать его блестящую идею. Понадобился длинный ряд лет, пока последователи Бессемера, оружейники-конструкторы, деятельно работавшие во всех государствах, и прежде всего Максим, не воплотили его гениальную мысль в образцы пулеметов, автоматических винтовок и пистолетов…
Неподалеку от Уэстмиистерского аббатства расположен и парламент – грандиозное готическое здание, которое содержит 11 дворов и 1100 комнат. Здесь происходят заседания палат уже в течение свыше 600 лет, начиная с того времени, когда королевская власть была ограничена собранием крупных духовных и светских феодалов вместе с представителями от рыцарства и городов. Как и всюду в Англии, в парламенте сохранилось много старых обычаев. Нам рассказывали, что до настоящего времени перед началом каждой сессии комендант в сопровождении стражи, одетой в средневековую форму, с фонарями в руках, несмотря на светящее электричество, обходит подвальные помещения с целью удостовериться, нет ли там каких-либо злоумышленников. Этот обычай был установлен еще три века тому назад, когда группой лиц, забравшихся в подвал, была сделана попытка взорвать парламент во время заседания. Особое должностное лицо парламента – спикер – до сих пор еще одевает перед заседанием парик, черный старинный костюм, башмаки и белые чулки. Он сидит в кресле, окруженном железной решеткой, в память тех давно прошедших времен, когда спикер, бывший ставленником короля, подвергался оскорблениям со стороны депутатов. Такой же парик и одежда сохранились в качестве одеяния должностных лиц и в судах Англии.
Побывали мы также и в другом интересном уголке, который представляет из себя Сити – центр деловой, торговой и финансовой жизни Лондона. Здесь сосредоточены банки, конторы, бюро всевозможных акционерных компаний, агентств и других предприятий, руководящих делами не только Лондона и Англии, но и отдаленных колоний во всех частях мира. Сити – это как бы отдельный город. Число одних служащих во всех предприятиях исчислялось в то время громадной цифрой в 350 тысяч человек. Свыше миллиона людей ежедневно посещало Сити.
Во время нашего краткого пребывания в Лондоне, несмотря на осень, стояла отличная погода. Климат здесь значительно мягче, чем в нашей северной столице. Температура как бы приспособлена для человеческого тела – без резких крайностей в жару и холод. Сильных морозов в Лондоне не бывает, и Темза никогда не замерзает. При нас выпал небольшой снег, но держался всего два-три дня и стаял. Конечно, нам пришлось видеть знаменитые лондонские туманы. Но на мой личный взгляд, они придавали своеобразную прелесть окружающим предметам, окутывая их легкой белесоватой дымкой.
Начиная с 1915 года на Лондон стали совершать налеты немецкие дирижабли; германское командование первоначально возлагало на них особые надежды в виду большого количества бомб, которые они могли брать с собой. Мы были в Лондоне, когда там уже принимались меры по светомаскировке.
В вечернее время город утопал во мраке. Уличные фонари не зажигались; горели только некоторые, расположенные на большом расстоянии один от другого; они были прикрыты сверху особыми колпаками, давая лишь незначительный свет у своего подножия. Все окна были завешаны темными драпировками. Затемнение громадного города было поставлено образцово. Резкое отличие с этой мрачной картиной представляли лишь ярко освещенные залы театров и кино, которые были видны в то короткое время, когда двери открывались для выпуска публики после окончания спектаклей.
Однако налеты германских дирижаблей не представляли большой опасности. Значительные размеры этих воздушных судов и сравнительно небольшая скорость давали полную возможность английской зенитной артиллерии успешно бороться с ними. Мы слышали немало нареканий на затемнение, так как оно представляло много неудобств для жителей столицы. Все же вряд ли можно было признать эти нарекания основательными.
Так Лондон делал первые шаги по противовоздушной обороне.
Наконец, было назначено особое заседание, на котором разбирался вопрос об отпуске русской армии артиллерийских орудий и выстрелов к ним. При обсуждении этого вопроса в виду его важности присутствовал Ллойд-Джордж и наша миссия в полном составе во главе с адмиралом Русиным. После продолжительного срока фракционных совещаний, где каждый из нас работал по своей специальности, мы опять оказались вместе…
Заседание открыл Ллойд-Джордж.
– Английскому правительству крайне трудно удовлетворить все пожелания русских союзников, – заявил он. – Английская армия перед войной почти не имела ни полевой тяжелой, ни осадной артиллерии. До сих пор этот недостаток еще не устранен. Мы сможем уступить только небольшое количество орудий.
Далее Ллойд-Джордж сообщил, что тяжелые осадные гаубицы калибром в 280 миллиметров вообще не могут быть заказаны ни в Англии, ни в Америке в виду крайней трудности их изготовления и отсутствия свободных заводов.
Далее он говорил:
– Исключительная храбрость и выносливость русских войск придали своеобразный характер операциям на Восточном фронте. Маневренные бои не прекращались ни в 1914, ни в 1915 годах. Движение в Восточную Пруссию, разгром австрийцев в Галиции, длительные сражения под Лодзью, зимнее движение в Карпаты, наконец, планомерный отход в 1915 году, при котором были расстроены все планы германского командования на окружение и разгром русских войск, – все это наглядно показывает, что русская армия в первую очередь нуждается в орудиях не осадной, а полевой артиллерии…
Это было не совсем так. Уже с самого начала войны русское командование было крайне озабочено недостатком тяжелой артиллерии. Еще во время первых успехов – при движении в Восточной Пруссии к крепостям Кенигсбергу и Летцену и в особенности после разгрома австрийских войск на полях Галиции при осаде Перемышля и атаки Кракова – русская армия остро ощущала недостаток в осадных орудиях. Военное министерство принимало всевозможные меры для организации осадных батарей. Нам приказано было закупить тяжелые орудия в Японии. Быстрое взятие бельгийских, а также некоторых французских крепостей во время наступления немцев на Париж вызвало новое беспокойство в русской ставке за участь наших укрепленных районов, форты которых не были вооружены достаточным количеством современной дальнобойной артиллерии крупного калибра. А столь же быстрое падение первоклассной крепости Антверпен под ударами 42-сантиметровых германских и 30,5-сантиметровых австрийских гаубиц усилило эту тревогу русского командования. Дальнейший переход к позиционной войне указал на решающее значение тяжелой артиллерии при прорыве неприятельского фронта.
Английский министр согласился предоставить нам заказ лишь на осадные орудия меньших калибров – 203-миллиметровые и 152-миллиметровые гаубицы. Но для быстроты выполнения заказа американский завод Мидваль, изготовлявший такие орудия для английской армии, ставил непременное условие: заказ должен выполняться по английским, а не русским чертежам. Несмотря на то, что английский образец 203-миллиметровой гаубицы был хуже русского по подвижности, нам пришлось согласиться на это требование.
В итоге этого совещания англичане согласились предоставить нам 300 полевых гаубиц со всей материальной частью и необходимым количеством снарядов.
Последние заседания были посвящены обсуждению заказов на самые разнообразные предметы и материалы: стереотрубы, порох, взрывчатые вещества, ртуть, хлопковый материал, ручные гранаты, различные инструменты для заводов и т. д.
АНГЛИЯ ВООРУЖАЕТСЯ
Весь хозяйственный организм Великобритании бешено работал на войну. Шла полным ходом организация так называемой «китченеровской армии». Вновь образованные дивизии, богато снабженные всеми новейшими техническими средствами, постепенно отправлялись во Францию, на фронт. Приток добровольцев пока был еще очень значительным, в людском материале недостатка не было. Исключительно энергичную деятельность развивало министерство военного снаряжения, чтобы снабдить войска всем необходимым.
«Судьба войны зависит от наших мероприятий по увеличению количества всех технических средств войны»,
гласила надпись на одном из виденных нами заводских плакатов. Военная пропаганда была поставлена в широчайших размерах. Здесь использовались все средства: газеты и журналы, плакаты и листовки, публичные доклады, патриотические манифестации, кино, театр…
Согласно декрету о защите государства, обнародованному еще в самом начале войны, правительство получило право использовать любой завод, любую фабрику и мастерскую для производства предметов военного снаряжения. Явилась возможность контролировать деятельность всех предприятий, перевозить станки и машины с одного завода на другой, аннулировать различные заказы, служившие препятствием для более энергичного развития производства. 11 тысяч фабрик было зарегистрировано для изготовления предметов обороны. Ни один завод, ни одна мастерская, ни один станок не должны были пропасть в деле общих усилий, направленных к единой цели – победе. Промышленные возможности Англии были колоссальны, она обладала крупнейшими в мире машиностроительными заводами, имеющими громадное значение для развития всех видов производства.
Новые заводы росли, как грибы после обильного дождя. Мне часто приходилось видеть строящиеся всюду здания. Производство нередко открывалось во временных помещениях. С крайним интересом осматривал я эти наскоро сооруженные одноэтажные мастерские. Возводились лишь стропила и настилались полы, а стены и крыши заменялись громадными гофрированными железными листами, которые прямо прислонялись к стропилам. Окна проделывались лишь в крышах. Устанавливались станки, проводилась трансмиссия, электрическое освещение – и цех был готов. Таковы, например, были мастерские для изготовления винтовочных патронов, сооружавшиеся в два месяца. Это позволило англичанам ко второму году войны увеличить выпуск патронов в 14 раз! Ко времени нашего приезда английские патронные заводы и мастерские выпускали уже до 140 миллионов патронов в месяц. Кроме прежних четырех арсеналов в Вульвиче, Уолтем-Аббей, Энфильд-Лок и Фарнборо, работало уже 73 новых завода для производства снарядов под контролем министерства военного снаряжения. Часть из них изготовляла снаряды для легких орудий, остальные выпускали снаряды тяжелой артиллерии, окопных мортир, бомбометов и минометов. Были построены 8 отдельных снаряжательных мастерских, где начиняли снарядные стаканы взрывчатым веществом, шрапнельными пулями, ввертывали дистанционные трубки или взрыватели и т. п. Два завода занимались исключительно тем, что снабжали все предприятия, изготовляющие снаряды, необходимыми калибрами для соблюдения однообразия и точности производства.
Большое впечатление произвел на меня вновь построенный снарядный завод в Лидсе. Он занимал площадь величиной с добрый уездный город в старой России. В дни, когда обнаружился катастрофический недостаток снарядов, все механические предприятия Лидса объединились в одно промышленное общество и общими силами в необычайно короткий срок соорудили этот грандиозный город новых зданий. При входе в залитые светом мастерские глазам представлялись нескончаемые ряды станков, валы трансмиссий и массы рабочих (главным образом работниц), одетых в синие и черные халаты.
Так же, как и в России, главное затруднение было не в штамповке и обточке снарядных стаканов, а в изготовлении взрывчатых веществ для снарядки. С самого начала войны Англия обеспечила себя контрактами с наиболее сильными американскими заводами. Ко времени нашего приезда и в самой Англии уже функционировало несколько вновь построенных фабрик взрывчатых веществ, между которыми особенно выделялся своими колоссальными размерами завод в Олдбери для изготовления тринитротолуола.
В огромных масштабах было развито в Англии производство пулеметов. В этом отношении ни одно государство не могло с ней равняться. Помимо всемирно известной фирмы Виккерса, где в 90-х годах прошлого столетия работал первый изобретатель пулеметов Хирам Максим, это оружие изготовлялось еще на заводе в Энфильде, Кроме того, были построены и расширены заводы в Эрите и Крейфорде; заново было установлено производство пулеметов Льюиса в Бирмингаме; был основан новый завод в Ковентри, получивший заказ на изготовление пулеметов Гочкиса, которыми были вооружены впоследствии английские танки. Насколько велика была насыщенность английской армии этим оружием, видно из следующего рассказанного нам эпизода. В начале войны английское военное министерство стремилось довести количество пулеметов с 2 до 4 на батальон. Но вновь назначенный министр военного снаряжения Ллойд-Джордж, считая такую норму совершенно недостаточной, в шутку сказал:
«Возьмите максимум в 4 пулемета, возведите его в квадрат, умножьте результат на два, а произведение снова умножьте на два – на счастье…»
И действительно, норма была установлена в 64 пулемета на батальон.
Громадное внимание было обращено на различные военные изобретения. В первые дни войны к изобретательской работе в Англии было примерно такое же отношение, как и в России. Рассчитывали, что война будет молниеносной и потому новейшими изобретениями не удастся воспользоваться. Но суровая действительность показала, насколько ошибочными были такие взгляды, и от них пришлось вскоре отказаться. Наоборот, была осознана необходимость опередить своего противника в выпуске все новых военных изобретений.
Так, нам показали новинку – миномет Стокса. Изобретатель имел свой собственный завод по изготовлению сельскохозяйственных машин. Он не только разработал проект нового оружия, отличавшегося исключительной простотой устройства, но и предложил свои мастерские для скорейшего его производства. Миномет представлял собой простую трубу, поставленную наклонно на треноге. Сверху в канал опускалась бомба, капсюль которой взрывался о боек ударника, находившегося на дне трубы. Во время нашего пребывания в Англии фабрикация этих минометов шла уже полным ходом.
Генерал Гермониус, хорошо знакомый благодаря своим связям в английском министерстве с ведущимися работами, рассказал нам и об изготовлении опытного «сухопутного крейсера». Так назывался в то время танк, это замечательное изобретение английской индустрии, открывшее новую эпоху в развитии военной техники. Предшественником танка был опытный гусеничный трактор, к которому был приспособлен специальный механизм для резки проволочных заграждений. Через два месяца после объявления войны полковник Свентон предложил проект танка – забронированный гусеничный трактор, вооруженный пулеметом; он мог преодолевать различные препятствия – рвы и окопы. Изготовление опытного образца производилось в морском министерстве по инициативе первого лорда адмиралтейства Черчилля. Нам не удалось осмотреть это важное изобретение, – в то время оно еще не было закончено. Первоначальные испытания танка происходили в феврале 1916 года, и лишь в сентябре того же года первые 50 экземпляров были отправлены во Францию.
Английское министерство решило продемонстрировать перед нами действие огнеметов, которые выбрасывали на расстояние 10-15 метров горящую струю, сжигавшую все, на что она была направлена. Однако демонстрация оказалась неудачной: несколько человек, обслуживавших огнемет, вследствие преждевременного выпуска струи получили тяжелые ожоги и почти замертво были увезены с поля испытания.
Нам объяснили устройство новой автоматической винтовки Фаркара-Хилл с магазином на 50 патронов, сконструированной на принципе отвода пороховых газов. Этими автоматами предполагалось вооружить моторные лодки, действующие у побережья. Затем мы ознакомились с новейшими образцами ружейных гранат, перископов, осветительных пистолетов, ракет и т. п. У нас прямо глаза разбегались при виде этого изобилия.
АРМИЯ ТЫЛА
Посещая промышленные центры Англии, я присматривался и к жизни тамошнего пролетариата. Мне пришлось побывать и в рабочих поселках, и в заводских клубах во время различных собраний и празднеств. Здесь я и мог наблюдать воочию ту самую английскую рабочую аристократию, о которой так много писалось и говорилось повсюду.
Я видел уже немолодых солидных мужчин в хорошей и чистой одежде – ладно скроенный пиджак, жилет, тщательно выутюженные брюки. На голове у многих фетровая шляпа, на ногах – добротные ботинки. Конечно, свежая сорочка и галстук. Это – английские квалифицированные рабочие, которым хорошо платит их хозяин и которые сами поэтому «уважают» своего хозяина. Жены и дочери таких рабочих носили красивые платья и большие шляпы. Сначала я принимал их за небогатых буржуа, но был крайне удивлен, когда мне сказали, что это рабочие. Какой резкий контраст представляли они собой по сравнению с пролетариями царской России, где я привык видеть тогда сплошь бедную одежду и скромные платочки на головах женщин!
Однако большинство английских пролетариев жило в нужде и особенно страдало от скверных жилищных условий. В промышленных центрах Англии скоплялось огромное количество рабочего населения. Это вызывало острый жилищный кризис. А во время войны, в связи со строительством все новых и новых заводов, он принял еще более тяжелые формы. Однажды я посетил заводской поселок. Наружный вид домов производил довольно хорошее впечатление – небольшие чистые здания. Но совсем иное было внутри. Маленькие тесные комнаты были переполнены жильцами. Сплошь и рядом в такой комнатушке жило по 4-5 человек. Это неизбежно рождало антисанитарные условия – отсутствие должной чистоты и порядка, спертый воздух и, наверное, быстрое распространение болезней.
А в восточной части Лондона мы видели особые кварталы, вернее, целый городок, где ютятся безработные, нищие и рабочая беднота – главным образом неквалифицированные докеры, грузчики, возчики. Эти кварталы производили угнетающее впечатление своей бедностью: узкие, грязные и кривые улочки, низкие старые дома с подслеповатыми окнами.
Борьба рабочих с предпринимателями за предоставление лучших жизненных условий выразилась в образовании «лиг защиты квартирантов».
Когда мы приехали в Англию, между предпринимателями и рабочими был уже установлен так называемый «промышленный мир». Вожди английских профсоюзов (тред-юнионов) заявили, что во время войны они будут всецело поддерживать правительство в его борьбе с Германией. Стачки, так часто возникавшие в 1913 и 1914 годах, стали теперь более редким явлением.
Ллойд-Джордж внес в парламент проект закона о работах на военных предприятиях. Основы этого закона были выработаны на совместных заседаниях предпринимателей с вождями тред-юнионов. Рабочие лишались права забастовок. Взамен этого правительство обязывалось вести контроль над размером прибылей заводчиков, ограничив их довоенной нормой. Этот закон должен был внести успокоение в рабочие массы. Он имел в своем основании тот же предупредительный характер, которым всегда отличалось английское социальное законодательство; оно неизменно руководствовалось стремлением не столько облегчить положение труда, сколько предотвратить опасность предъявления рабочими дальнейших, более настойчивых и далеко идущих требований.
Перед английским правительством стоял и другой важный вопрос: как укомплектовать достаточным количеством рабочих вновь построенные и расширенные военные заводы? Так же, как и в России, прежде всего был прекращен призыв квалифицированных рабочих в армию. Затем надо было возвратить уже взятых в войска. Но сделать это было чрезвычайно трудно. Из четверти миллиона рабочих металлообрабатывающей промышленности, ушедших в армию, удалось вернуть всего около 5 тысяч человек. Выступление Ллойд-Джорджа о всех трудностях, встреченных им при этих хлопотах, происходило во время нашего пребывания в Англии. В газетах была напечатана его речь:
«Мы пытаемся вернуть людей из армии. Это то же, что пробиться через проволочные заграждения без тяжелой артиллерии. Люди, квалифицированные в каком-нибудь одном деле, остаются квалифицированными и в другом. Они являются полезными и в окопах, и никто не хочет их лишиться. Поэтому каждый военный начальник сопротивляется уходу хороших толковых рабочих…»
Чтобы хоть как-нибудь уменьшить недостаток рабочих рук, пришлось прибегнуть в широких размерах к женскому труду. В Лондоне мы были свидетелями такой демонстрации. Тысячи женщин шли по улицам, сопровождая свою делегацию; она направлялась в министерство военного снаряжения для переговоров об условиях женского труда в предприятиях оборонной промышленности. Как это ни было странным, делегацию возглавляли суфражистки – деятельницы женского движения по борьбе с правительством за избирательные права женщин. Теперь, во время войны с Германией, они шли помогать тому же правительству в деле усиления работ на оборону… На заводах число женщин в это время было огромным. Они составляли добрую четверть всех работающих.
Война требовала колоссального количества поставляемого на фронт военного снаряжения. Успешная деятельность предприятий зависела в большой степени и от положения рабочих. Все, что мы видели во время пребывания в Англии, и все, что рассказывали нам о мероприятиях военного министерства, показывало, какое огромное значение придавалось тогда рабочему вопросу. Английское правительство прекрасно понимало, что для ведения современной «технической» войны рабочая армия в тылу была не менее важной, чем армия на фронте.
ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ
Пребывание в Англии, конечно, не обошлось без представления фельдмаршалу Китченеру, занимавшему в то время пост военного министра. Нам всем был хорошо известен его ответ, данный им в самом начале войны на вопрос: когда можно ожидать ее окончания? Он был единственным из английских военных деятелей, занимавших ответственные посты, который сразу определил затяжной характер империалистической бойни.
«Когда окончится война, – сказал он,– я не знаю, но она начнется только в 1916 году».
Этими словами он хотел подчеркнуть, что намеченные английским военным министерством мероприятия по увеличению армии будут закончены лишь через два года.
Войдя в его кабинет, мы увидели высокого роста, худощавого и стройного человека с суровым лицом командира, на котором выражалась исключительная решимость и резкость.
Китченер молча выслушал заявление адмирала Русина о пожеланиях русского правительства. Он не любил тратить время на излишние разговоры. Обменявшись несколькими фразами с чинами английского военного министерства, он обратился к генералу Эллершау:
«Все это должно быть сделано».
И закрыл заседание.
В 1916 году Китченер и Эллершау трагически погибли во время их поездки в Россию. Крейсер «Гемпшир», на котором они ехали, пошел ко дну от взрыва в море. Из всей команды крейсера спаслись лишь два матроса, подобранные со спасательного плота. Они рассказали, что в последние минуты видели фельдмаршала Китченера на гибнущем, заливаемом волнами корабле. Он спокойно стоял на капитанском мостике, скрестив руки на груди. Возможно, что это была обычная прикраса рассказчиков, но такой образ вполне вязался с той огромной решимостью и силой воли, какими отличался Китченер.
Обстоятельства, при которых погиб английский министр, были весьма загадочными. День его отъезда держался в строгом секрете. Как могли немцы узнать о выходе крейсера? Все это указывало на сильную шпионскую организацию.
Вообще во время первой мировой империалистической войны, помимо открытой борьбы на полях сражений, шла еще сложная подпольная борьба. Это был факт, с которым и нам приходилось считаться и быть все время начеку. Для примера приведу следующий эпизод, происшедший со мной в Англии. Вернувшись как-то после одной из поездок на заводы и открыв свой номер, я был поражен, увидев посредине комнаты мой кожаный чемодан распоротым. Я бросился к нему. Чья-то рука переворошила в нем все вещи. Тогда я кинулся немедленно к шкафу, где у меня были спрятаны секретные документы о положении русской армии. Все они, к счастью, оказались налицо. Денег в чемодане я не держал, были взяты лишь мои ордена, но думаю, что это было сделано только для вида.
Я не знаю, кто и как мог узнать, что я привез с собой большое количество документов, которые касались снабжения русской армии, но взлом был сделан только у меня одного. Правда, мне повезло. В первый же день приезда в гостиницу я решил возможно лучше припрятать все эти бумаги. Из трех шкафов, бывших в моем довольно обширном номере, меня удивил один громадный старинный шкаф, неизвестно для какой цели сделанный: он имел до ста выдвижных ящиков. По устройству он несколько напоминал аптечные шкафы. Взобравшись на стул, я рассовал мои документы по самым верхним ящикам, а шкаф запер на ключ, который и носил постоянно с собой. Только это и спасло от пропажи секретные бумаги.
Я заявил об этом случае. Надзор за доступом в этажи, где находились помещения русской миссии, был усилен. Но кто мог забраться в номер? Вопрос этот не давал мне покоя. Мелькала мысль, что сама английская разведка решила проверить по документам правильность сообщаемых мной на конференции данных. Но английской разведке не было никакого смысла вспарывать чемодан. Зная, куда я уезжаю и когда я должен вернуться обратно, разведка не спеша могла бы открыть обыкновенный замок чемодана и осмотреть его, не возбуждая никаких подозрений. Стало быть, у меня шарили германские шпионы, боясь каждую минуту моего прихода и лихорадочно вспарывая чемодан.
Мы собирались уже выехать в Россию, когда адмирал Русин получил срочную телеграмму от военного министра. Генерал Поливанов предлагал ему со всей миссией выехать во Францию, чтобы ознакомиться с некоторыми делами по снабжению русской армии. Кроме того, мне и полковнику Кельчевскому было предписано посетить передовые позиции на англо-французском фронте. Для русского военного министерства было важно иметь не только сведения о результатах конференции и о нашем пребывании в Англии, но также и о положении английских и французских войск. Это давало возможность судить о действительной технической мощи армий союзников России. Только пребывание в окопах могло показать мне, насколько богато снабжены их войска различным оружием и правы ли они в своем слишком расчетливом отношении к нуждам русской армии.
До выезда из Лондона оставалось несколько дней. Я как-то шел со своим спутником Ф. Керби, направляясь к Трафальгарской площади. Здесь англичане воздвигли величественный памятник своему герою, адмиралу Нельсону, погибшему в 1805 году в Трафальгарском сражении. В этом бою английский флот под командованием Нельсона разбил и почти полностью уничтожил французскую и испанскую соединенные эскадры, Эта победа окончательно разрушила планы Наполеона, стремившегося произвести высадку на Британские острова громадного десанта, уже сосредоточенного вместе с транспортными судами на побережье пролива Ла-Манш, в районе Булони. Нельсон спас Англию от страшной опасности. Хорошо известен его исторический приказ перед боем:
«Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг».
Теперь этот исторический эпизод был использован в качестве агитационного средства. У памятника Нельсона производилась запись добровольцев в действующую армию. На домах прилегающих улиц и на особо воздвигнутых столбах были размещены многочисленные плакаты, призывавшие жителей к поступлению в войска. Один из плакатов представлял картину Трафальгарского боя; сбоку был изображен однорукий адмирал Нельсон; надпись гласила:
«Англия ждет, исполните ли вы ваш долг в настоящее время!»
На других плакатах были изображены фигуры английских солдат, устремляющихся на врага с примкнутыми к винтовкам штыками; надписи были следующие:
«Решайся – вступай в войска! Сюда, братцы, сюда, вы здесь нужны! Стой, кто идет? Если друг, то немедленно вступай в армию помогать своим братьям».
Под плакатом, изображавшим отряд марширующих английских войск, окруженный наблюдающей толпой, стояла надпись:
«Не стой в толпе и не глазей, ты нужен на фронте! Запишись сегодня же в солдаты!»
В окнах многих домов были вывешены особые почетные удостоверения, данные городским муниципалитетом тем семьям, члены которых уже сражались на фронте. Военные оркестры играли бравурные марши и национальные песни. Во время перерывов выступали с речами выдающиеся английские общественные деятели.
Каждого, прибывавшего в те дни в Англию, поражал исключительный размах всех приготовлений и мероприятий по созданию грандиозной армии и по надлежащему ее вооружению первоклассной техникой.
Англия вооружается, – вся страна живет этой идеей, вся страна сосредоточила свои силы и стремления для достижения победы.
Я не мог не поделиться своими мыслями с моим спутником.
– Вы правы, – ответил Кэрби. – При колоссальном размахе наших усилий, при исключительном темпе наших работ мы можем быть спокойными за конечный результат войны. Нам не страшны первоначальные неудачи. Наши безуспешные пока попытки продвинуться на французском фронте, неудача Дарданельской экспедиции, неблагоприятное для нас положение в Месопотамии – все это мы рассматриваем как временную ситуацию, которая нисколько не вызывает у нас паники. Англию с ее мощью не так-то легко повалить! Все, что вы видите кругом, должно в вас вселить непоколебимую уверенность в нашей конечной победе.
Кэрби был прав. Все, что мы видели кругом, рождало такую уверенность. С этим чувством я и покинул Англию…
Фолькстоун, в котором мы сели на пассажирский пароход, совершавший рейсы через Ла-Манш, представлял собой небольшой городок с прекрасным пляжем для купанья и небольшой гаванью.
Вскоре мы двинулись к берегам Франции. Пароход был переполнен английскими солдатами и офицерами, возвращавшимися в свои части, на фронт. Шли мы под охраной миноносцев.
Я стоял на палубе, облокотясь на поручни, и жадно всматривался в туманную даль. Там была Франция. Я стоял и думал: что предстоит мне еще впереди, какие встречи и события ожидают меня на Западном фронте?
источник: Военно-исторические мемуары проф. В. Г. ФЕДОРОВА «В поисках оружия» Рисунки К. АРЦЕУЛОВА // «Техника – молодежи» 1941-09
