Т-26? Да, но толстокожий!

Вот смотрю я, иной раз, на изображение жутко перетяжелённого, явно не от хорошей жизни экранированного со всех сторон 15-25-мм бронеплитами в конце Зимней войны, обычного Т-26 (суммарный уровень бронезащиты 30-45 мм, масса в районе 12 тонн) и думаю…

…Морозным январским утром 1931 года, на полигоне у Поклонной горы, руководству СССР и РККА демонстрировалась иностранная техника, купленная в ходе поездки специальной закупочной комиссии, возглавлявшейся начальником Управления Моторизации и Механизации РККА Халепским.

Наибольший эффект на «почтеннейшую публику», произвели два английских лёгких двух­башен­ных танка Mk.E или по-простому «Виккерс-шесть тонн».

(Закупочная комиссия Халепского приобрела у «Виккерса» 15 таких танков, полные пакеты документации на выпуск «шеститонника» и обязательство фирмы информировать СССР обо всех улучшениях, вносимых в его конструкцию в течение трёх лет. Ну как после такой сделки не начать его выпускать серийно?! Факт такой сделки, УЖЕ заключённой ДО детальных испытаний танка в СССР, напрочь бил любые контраргументы)

Вот его и решили массово производить в СССР, приняв на вооружение под маркой Т-26.

Самыми горячими сторонниками «шеститонника» были начальник УММ РККА Халепский, председатель НТК УММ Бокис (оба, в силу своего непрофильного образования, ровным счётом ничего не понимали в танках!) и, конечно, Тухачевский, только что ставший заместителем по вооружениям наркома по военным и морским делам Ворошилова.

Вообще, крайне странно, что Тухачевский получил назначение на столь высокую и ответственную должность. Героев Гражданской войны тогда было хоть пруд пруди, но руководить обеспечением РККА техникой и оружием фактически поставили человека, не имеющего абсолютно никакого технического образования, а военное – лишь на уровне пехотного подпоручика, вообще никак не связанного ни с техникой, ни со сложными образцами вооружений.

Прославленный маршал Г. К. Жуков отзывался о Тухачевском, как о чрезвычайно эрудированном и образованном человеке. Если всерьёз задуматься, то понимаешь, что на самом деле это не комплимент Тухачевскому, а скорее вопросы по кругозору к самому Жукову – ведь единственными источниками знаний для расширения того самого кругозора Тухачевского были популярные военные иностранные журналы, которые он почитывал на досуге (их специально привозили и переводили для высшего комначсостава РККА). Тухачевский даже изредка писал рецензии к некоторым статьям!

Вот бы сейчас все офигели, если бы осуществлять непосредственное руководство технологически сложным производством поставили субъекта, обладающего вместо высшего технического образования лишь дипломом об окончании кулинарного техникума, да «широким кругозором и эрудицией», полученными со страниц выписываемого с детства журнала «Техника-Молодёжи»! После этого стоит ли удивляться всему тому дремучему бреду, что натворил Тухачевский в системе вооружения и оснащения РККА, насмотревшись картинок в западных журналах!

Но, если проблема с образованием высших чинуш (включая военных) в те времена ещё не рассматривалась как непреодолимое препятствие для назначений (напротив, им создавались все условия для учёбы), то более странно это назначение бывшего дворянина Тухачевского выглядит и с классовой точки зрения («бывших» на самые высокие должности обычно старались не назначать), и с точки зрения кремлёвского «кланового» кумовства.

Тухачевский враждебно относился к «первоконникам» Ворошилову и Будённому (поскольку сам принадлежал к другому «клану»), к тому же считал именно их виновниками своего разгрома под Варшавой (как будто своевременный приход на помощь уже полностью истощённой в боях подо Львовом Первой конной армии мог спасти Тухачевского от организованной им самим же неминуемой катастрофы!). То, что приказ о прекращении бесперспективной Львовской операции и переподчинении Первой конной армии Тухачевскому саботировали не Будённый с Ворошиловым, а лично Сталин, не мешало Тухачевскому всячески заискивать перед «хозяином», и тот почему-то допустил назначение на столь ответственный пост совершенно профнепригодного карьериста.

Но, если в танках Сталин и не разбирался, то в людях-то он разбирался превосходно и, судя по всему, просто играл на противоречиях Ворошилова и Тухачевского, с удовольствием выслушивая их доносы друг на друга. Особенно его в этой игре забавляла настойчивость Тухачевского, явно метившего в кресло Ворошилова. Говорят, что Тухачевский очень сильно расстраивался, когда узнал, что вместо скончавшегося Фрунзе на должность нарвоенмора назначили не его, а Ворошилова. Я даже в самом кошмарном сне не могу себе представить, что было бы с нашей армией (и страной, кстати, тоже), если бы Тухачевский стал наркомом обороны!

Вот и предположим, что в ходе обсуждения вопроса о приёме на вооружение «шеститонника» и запуске его в серийное производство схлестнулись два «авторитета»: Ворошилов и его зам по вооружениям Тухачевский. А Сталин, как обычно, молча до поры до времени, сидел как тигр в засаде и терпеливо ждал, когда из спора родится та самая истина, лично провозгласив которую, можно в очередной раз продемонстрировать приближённым свою невероятную «мудрость».

Тухачевский настаивал на немедленном запуске «шеститонника» в серию, как одного из лучших танков в мире на тот момент. Его поддерживали Халепский и Бокис, утверждавшие, что раз уж и поляки этот танк купили, мы просто обязаны упредить их и по срокам, и тем более по количеству. (Да и вообще, ведь если от «шеститонника» откажемся – с кого спросят за напрасно потраченные деньжищи?!)

Им оппонировал Ворошилов, доказывавший, что «Виккерс» противопоказан нашей нынешней промышленности, кое-как освоившей Т-18 и так и не сумевшей освоить Т-24 (Это он сугубо у меня в АИ такой! В жизни-то он, похоже, касательно танков всецело полагался на мнение Халепского, который, при своём образовании уездного телеграфиста, был конечно, в танках тем ещё «докой». Вообще не понятно, как он залез на должность начальника управления Моторизации и механизации РККА, а потом ещё и возглавил свежесозданное Автобронетанковое управление (АБТУ). Зато, исходя из вышеприведённого обстоятельства, я совершенно не удивлён тому, что в конце концов и Халепского, и Бокиса (год проучившегося на агронома, а затем взлетевшего до небес через Военно-хозяйственную академию РККА), и самого Тухачевского расстреляли – слишком уж много очевидных ошибок они совершили, нанесли своей деятельностью огромный вред армии и получили вполне по заслугам).

Оппонировал «тухачевцам» и молодой, но в тоже время один из талантливейших инженеров, начальник Инженерно-конструкторского бюро по танкам Гинзбург, как и в РИ отстаивавший своё детище Т-19.

Наконец, не вызывал энтузиазма «шеститонник» и у начальника Артуправления РККА Бондаря, которому не нравилась слабая, для установки серьёзной артиллерии, платформа «Виккерса». Равно как и «гениальная» идея Тухачевского, что самым массовым танком РККА должен стать сугубо пулемётный «чистильщик окопов».

(Сбыча мечт Тухачевского – двухбашенный пулемётный Т-26 обр. 31 г., которых должно быть не просто много, а очень-очень много!)

В то время, как «тухачевцы» старательно, не жалея красок расписывали достоинства уже купленного ими со всеми потрохами «шеститонника», Сталин читал копию справки, составленной настоящим специалистом по танкам Гинзбургом в качестве отчёта по итогам всесторонних испытаний «шеститонника», в которой объективно отмечались как достоинства, так и все недостатки «Виккерса». А их тоже хватало с превеликим избытком.

Наконец, Сталин, вместе со всем почтенным собранием, заслушал и доклад самого Гинзбурга, предлагавшего вместо поспешного принятия «шеститонника» в исходном виде создать «гибрид» «Виккерса» и отечественного перспективного Т-19, взяв и от того и от другого всё передовое. Такой танк, по словам Гинзбурга, для армии был бы значительно лучше, а для промышленности удобнее.

Единственный, кто, в ходе всего заседания лишь раз высказавшись, больше не вступал ни в какие прения – это Георгий Иосифович Бондарь, начальник всей артиллерии РККА. Будучи родом из крестьян, он сумел получить высшее образование. С самого начала своей военной карьеры был связан с артиллерией. В Первую Мировую служил командиром батареи, в звании поручика. В Гражданской войне командовал артиллерийским дивизионом, дослужился до начальника артиллерии дивизии, зарекомендовав себя с самой лучшей стороны. За что и был отправлен учиться.

В отличие от того же, напрочь зазнавшегося и считавшего себя самым умным, не желающего больше ничему и ни у кого учиться Тухачевского, Бондарь сперва (ещё в 1921-ом!) окончил Высшие артиллерийские курсы и с 1930 года учился на специальных Высших академических курсах для высшего комначсостава военной академии имени Фрунзе (с успехом закончит их в 1932 году). Т. е. человек действительно имел способности, стремился к высшему и полному, академическому военному образованию (Благо, тогда ещё было у кого учиться! Было бы желание). Которым Тухачевский пренебрёг, и которое, кстати, не погнушался получить прославленный побольше Тухачевского Будённый! Т. е. если какойнить чудак думает, что Тухачевский – образованный военачальник, а Будённый – необразованный дуралей-кавалерист, то на самом деле всё обстоит наоборот. Это Тухачевский по уровню образования лишь пехотный подпоручик, а у Будённого за плечами Военная Академия им. Фрунзе и гигантский РЕАЛЬНЫЙ боевой опыт руководства войсками от полка до армии. Тухачевский же в ПМВ до само­стоятель­ного командования ротой едва дорос, а в Гражданскую, не умея командовать даже батальоном, командовал уже исключительно армиями и фронтами, разумеется, сугубо директивными методами, свалив всю работу на своих, умеющих её делать заместителей (обычно уровня полковника генштаба царской армии). Басни, что он якобы что-то там планировал сам – ложь, поскольку он просто физически не мог этого делать, не обладая соответствующими знаниями.

Но вернёмся к Бондарю. Получив диплом Академии им. Фрунзе в 1932-ом году и не найдя общего языка с Тухачевским (заболевшим динамореактивными пушками и прочими «вывихами» сознания), Бондарь так и не вернулся на свою должность и ушёл командовать стрелковой дивизией (на время учёбы в Академии его замещал Симонов, также снятый с этой должности в 1932 году). Но интересная деталь – едва в мае 37-го арестовали Тухачевского и его артил­ле­рий­ского единомышленника, тогдашнего начальника ГАУ Ефимова (того самого, что занял эту должность после Бондаря и подменявшего его на время учёбы Симонова), Бондаря немедленно возвращают в ГАУ, сразу на должность заместителя его нового начальника Кулика.

А вот дальше всё пошло для Георгия Иосифовича совсем не в ту сторону. В конце того же 37-го Бондарь получает высокую должность заместителя наркома оборонной промышленности (!) и занимает её до конца августа 1938 года, когда совершенно неожиданно попадает под молох второй волны репрессий. А вторая волна в РККА – это по сути уже «круги на воде» – в большинстве своём это люди, арестованные по материалам следствия над арестантами «первой волны». Соответственно, именно в ней был максимальный процент невинно пострадавших. Расстрелян Бондарь был уже в марте 39-го, совсем немного не дотянув до того времени, когда после снятия с должности Ежова начался массовый пересмотр дел репрессированных в рамках ревизии деятельности ежовского НКВД, реабилитация и восстановление в должностях невинно осуждённых и оклеветанных. И чем к началу ВОВ ближе, тем более массовым становился этот процесс, благодаря которому выжили и внесли свой вклад в нашу Победу очень многие видные военачальники.

Полностью реабилитирован Бондарь был не в 60-е и даже не в 90-е, когда наша либерастическая тусовка объявила всех пострадавших скопом «безвинными жертвами сталинских репрессий, обескровивших армию» и даже собиралась поставить на Красной площади памятник лиходею Тухачевскому, а ещё в 56-ом, когда никого не реабилитировали «оптом» и без серьёзного разбирательства материалов дел. К сожалению, таких, как Бондарь, оклеветанных и погибших, тоже было предостаточно.

Так вот. Когда высказались все желающие, Сталин, выдержав паузу по Станиславскому, просто спросил у Бондаря:

– А каковы шансы «Виккерса» на поле боя, относительно артиллерии?

– Никаких, товарищ Сталин. Его уничтожит одним выстрелом любая пушка. Принятая нами на вооружение в 1930-ом году скорострельная 37-мм противотанковая пушка «Рейнметалла» пробивает его броню со всех дистанций.

(3,7 см противотанковая пушка концерна «Рейнметалл-Борзиг», принятая в СССР на вооружение РККА под маркой «37-мм противотанковая пушка 1-К обр. 1930 г.»)

– И похожими пушками сейчас вооружаются все армии мира?

– Так точно, товарищ Сталин. А щит, прикрывающий пушку и её расчёт, пулемёты «Виккерса» винтовочного калибра с приличной дистанции не возьмут.

– Товарищ Сталин, мы предполагаем со временем перевооружить одну из башен танка лёгкой 37-мм пушкой «Гочкиса», – вставил Тухачевский. – В каждом танковом взводе будет один танк с пушкой.

(Реалии РККА первой половины 30-х. Ещё одна «сбыча мечт» «великого стратега» Тухачевского – один танк с 37-мм пушкой на взвод «жестяных» двухбашенных Т-26)

Сталин поначалу оставил эту реплику без внимания. Но чуть поразмыслив, спросил:

– Товарищ Бондарь, какие шансы у танка Виккерса с пушкой Гочкиса против 37-мм противотанковой пушки Рейнметалла?

– Никаких, товарищ Сталин. Табличная прицельная дальность стрельбы у танковой версии пушки Гочкиса всего 300 метров. «Рейнметалловская» противотанковая пушка, с дистанции вдвое большей, пробивает до 27 мм брони. У «Виккерса» же брони всего полдюйма.

– А какой должна быть броня, чтоб 37-мм «Рейнметалл» её не пробил?

– Судя по проведённым нами опытам, на дистанции 100 метров, то есть практически стреляя в упор, «Рейнметалл» пробивает до 34 мм брони.

– До? Ага, – хмыкнул Сталин. – Спасибо, товарищ Бондарь. Товарищ Гинзбург, Вы можете сделать нашу версию «Виккерса» с бронёй толщиной 35 мм?

– Сложно, но можно, товарищ Сталин. Придётся ради такой бронезащиты кое-что пересчитать и переделать, чем-то пожертвовать…

– Считайте это Вашим новым заданием.

И обращаясь уже ко всем собравшимся, Сталин, веско качнув, словно кадилом, своей дымящейся трубкой, закончил:

– Нашей армии ещё одна большая картонная танкетка не нужна.

– Но наша промышленность не сможет строить такие танки в тех количествах, которые мы запланировали на эту пятилетку! – Заявил Тухачевский, и даже Ворошилов, к немалому удивлению Сталина, пожал плечами, как о чём-то само собой разумеющемся. Ещё бы, он хоть и желал всей душой «макнуть зазнайку-Тухача мордой куда нужно», но такого поворота событий тоже никак не ожидал.

– Товарищ Тухачевский, Ви не помните, как называлась статья в «Правде» нашего вождя, товарища Ленина, от 4 марта 23 года?

– Конечно помню, товарищ Сталин: «Лучше меньше – да лучше».

– Почаще вспоминайте эти слова. В самом широком смысле. Тогда, возможно, из Вас и выйдет толк, как от начальника вооружений РККА.

Специальная группа Гинзбурга, немедленно созданная для выполнения «Сталинского задания», подошла к делу со всей ответственностью! Понятно, что главной задачей было добиться возможности увеличения массы машины с 7,2 т (столько реально весил «шеститонник») до примерно 12 т без кардинальной переделки её агрегатной части. Поэтому, ради определённой «заказчиком» бронезащиты, массу решили экономить на всём, чём можно.

Так, внимательно рассмотрев расположение агрегатов, танк решили насколько возможно заузить по корпусу и сделать однобашенным. При этом длину опорной поверхности движителя, напротив, немного увеличили при неизменной длине корпуса. Поскольку ужимать корпус по ширине можно было только за счёт стоящего сбоку от двигателя бензобака, его ёмкость упала втрое. А чтоб компенсировать уменьшившийся объём возимого топлива, ещё один бензобак установили в боевом отделении (решение, конечно, «не айс», но, один хрен в РИ это тоже будет сделано).

Сам корпус теперь собирался на каркасе не при помощи частой клёпки бронедеталей (как у англичан), а на редких, но значительно более крупных, чем заклёпки, болтах (т.н. гужонах) с закалёнными головками. Технология была довольно простой. Детали (все плоские) нарезались по лекалам (шаблонам) из незакалённой катанной брони толщиной 35 мм. Потом в них медленно и с постоянным охлаждением (во избежание перегрева) высверливались отверстия под крепёжные болты. И только после этого бронеплиты подвергали окончательной закалке. Отверстия в каркасе из уголков высверливались по месту – исходя из уже готовых отверстий в бронедеталях (поэтому при замене они могли иногда не совпадать!).

Это позволяло не только упростить сборку, но также снижало процент неизбежного брака после окончательной закалки (если бы отверстий было слишком много, металл больше потерял бы в прочности и из-за микротрещин увеличился бы объём брака), а также существенно ускоряло время разбронирования корпуса для замены повреждённых бронеплит и демонтажа агрегатов, которые невозможно было извлечь без этой процедуры.

Кроме того, при такой технологии не исключалась замена бронеплит на ещё более толстые в перспективе!

О сварке брони такой толщины тогда ещё никто и не думал!

В общем, слегка ужатый по ширине бронекорпус собирался на болтах из плоских бронедеталей толщиной 35 мм. Причём бортовая деталь подбашенной коробки и центральной части корпуса теперь представляли собой одно целое.

Поскольку масса корпуса существенно выросла (по сравнению с оригиналом), а его ширина, напротив, чуть-чуть уменьшилась, наиболее серьёзно встали вопросы подвижности и вооружения. Первое, чем пришлось пожертвовать – это подвижность. При двигателе мощностью всего 85 л.с. танк Виккерса развивал 31 км/ч и, конечно, в сравнении с нашими Т-18 (16 км/ч) и Т-24 (22 км/ч) выделялся резвостью. Однако столь шустро двигался «шеститонник» при этом с постоянным риском, что мотор перегреется либо пойдёт вразнос (система воздушного охлаждения не была идеальной, а ограничитель оборотов вообще отсутствовал).

Чтоб устранить эти недостатки и создать двигателю щадящие условия работы в более тяжёлой машине, эффективность системы охлаждения повысили (поставили другой, более произво­ди­тель­ный вентилятор), соотношение передач существенно изменили, а прочность некоторых деталей трансмиссии увеличили. Теперь танк развивал максимальную скорость всего 19 км/ч, что по сравнению с привычными 16 км/ч у основного танка РККА того времени Т-18 не так уж плохо. Для танка сопровождения пехоты скорость была вполне приемлема. Зато двигатель и трансмиссия уже практически не страдали от перегрузки.

Подвеску усилили дополнительными, более толстыми листами в рессорах (вместо трёх их стало пять) и немного изменив конструкцию катков. Катки, при том же наружном диаметре, стали толще, прочнее, а резиновые бандажи теперь выполнялись съёмными для быстрой замены разрушенных на новые. Гусеница, соответственно, тоже стала чуть-чуть шире и прочнее, чем у «Виккерса» (тем более что методика горячей штамповки траков из стали Гартфилда (или Гадфильда) ещё не была освоена и траки прежней толщины советского изготовления вообще никуда не годились бы).

Проблему вооружения решили ещё более кардинально. Поскольку технологий изготовления гнутых и штампованных сложнопрофильных деталей из брони толщиной 35 мм в стране ещё не было, башню изготовили по той же технологии, что и корпус – плоские детали простой трапециевидной формы собирали при помощи болтов-гужонов на каркасе, складывая в небольшую башню с наклонными стенками, самой простой, квадратной в плане формы, в виде усечённой пирамиды.

Поскольку башня получалась небольшой, одноместной, а вооружение в виде одного пулемёта винтовочного калибра признали неприемлемо слабым (пушку «Гочкиса» считали устаревшей, а новая пушка калибра 37 мм, разрабатываемая Сячинтовым, ещё была далека от совершенства, к тому же в башню вставала с трудом, вызывая сложности при эксплуатации), немедленно возникла идея вооружить танк новеньким крупнокалиберным пулемётом Дегтярёва (ДК). Этот пулемёт был достаточно компактным (масса тела чуть больше 30 кг, в то время как качалка 37-мм танковой пушки Сячинтова весила более 100 кг) и чрезвычайно мощным! Он превосходно подходил для борьбы с живой силой, укрытой лёгкими полевыми укреплениями (бруствер окопа либо рамка ДЗОТа), легко прошивал щиты пулемётов и орудий, и даже для борьбы с лёгкой бронетехникой того времени подходил просто идеально! На дистанции в 500 метров пуля 12,7-мм бронебойного патрона ДК обр.30 г. пробивала либо 15-мм броню высокой твёрдости, либо 20-мм броню средней твёрдости. Со 100 метров та же пуля пробивала уже и 20-мм бронеплиту высокой твёрдости.

Т. е. если представить себе гипотетический бой РИ двухбашенного Т-26 обр. 31 года, в одной из башен которого стоит ЛЮБАЯ 37-мм советская танковая пушка того времени, против АИ Т-26 с 35-мм бронёй и крупнокалиберным пулемётом ДК, совершенно очевидно, что у РИ Т-26 нет ни малейших шансов на выживание! АИ-шный танк без ущерба для своего здоровья способен перемалывать те РИ жестянки в хлам, пока ДК весь возимый боекомплект не расстреляет (ну, или пока те РИ Т-26 просто не разбегутся – кто успеет, сообразив, что тут им ничего хорошего не светит и вся надежда на тридцатикилометровую в час «скорость убегания»).

Опять-таки, поскольку ДК был чертовки эффективен и против живой силы, а места в башне было мало, крупнокалиберный пулемёт стал единственным оружием танка, а его боекомплект постарались довести до максимально возможной величины. Штатно он составлял 960 патронов (32 магазина по 30 патронов в каждом). При максимальной же загрузке, запас патронов можно было увеличить ещё наполовину (1440 патронов в 48 магазинах).

Поскольку башня всё равно получалась массивной и вращать её было довольно нелегко, пулемёт установили в специальной шаровой установке. Благодаря ей, пулемётчику было достаточно повернуть башню просто в сторону противника, а шаровая установка позволяла уже практически без усилий точно навести на цель хорошо сбалансированное оружие.

Для наблюдения за полем боя впереди по курсу, лишь с одной стороны от ДК имелась обычная смотровая щель, которой можно было пользоваться, только отвернув пулемёт чуть-чуть в противоположную сторону, что было не совсем удобно (башня тесная!). Зато с другой стороны от пулемёта, прямо в крыше башни, установили простой перископический прибор наблюдения (не вращающийся, смотрящий только вперёд) с быстросменными пуленепробиваемыми стёклами.

 Сам пулемёт оборудовали простецким 2,4-кратным оптическим прицелом, скопированным со старой пушки «Гочкис», а напротив головы командира, в боковых стенках башни, прорезали смотровые щели, чуть позже заменённые на пуленепробиваемые триплексы. Таким образом, в целом обзор у командира был вполне хороший.

В крыше корпуса, помимо перископа, было вырезано большое вентиляционное отверстие, прикрытое бронеколпаком, а вместо посадочного люка башня имела удобную (в т. ч. и для демонтажа оружия) двустворчатую дверцу в задней стенке. У этой дверцы имелся один недостаточек – она выполнялась из противопульной брони, толщиной 13 мм, поскольку открывать-закрывать даже небольшие створки из брони толщиной 35 мм было бы очень нелегко! По сути это было единственное слабое место танка (кстати, водитель входил-выходил тем же самым путём, поскольку посадочного люка в передней части корпуса для него предусмотрено не было).

Танк спроектировали оперативно, практически параллельно подготовке на «Большевике» мощностей для его выпуска. Испытания он прошёл успешно и был запущен в серию под индексом Т-26 в самом конце 1931 года, став на долгие годы основным пехотным танком РККА.

(Лёгкий пехотный танк Т-26 обр. 31 г.)

За годы выпуска танк прошёл всего одну модернизацию, в ходе которой, вместо ставшего к середине 30-х недостаточно бронепробивающим 12,7-мм пулемёта ДК, танк перевооружили на его новенькую 14,5-мм версию со значительно более мощным бронебойным патроном обр. 1934 г. (созданным для перспективных противотанковых ружей) и ленточным питанием. Допотопный 2,4-кратный прицел заменили на более современный 2,5-кратный, скопированный с «Виккерса». Командирский перископ сделали поворотным на 180 гр. (по 90 гр. вправо или влево от продольной оси) и стабилизированным в продольной же плоскости. Кроме того, танк оснастили сверхнадёжными гуслями с траками, изготовленными горячей штамповкой из стали Гатфилда и пальцами, закалёнными токами высокой частоты, дополнительными надкрыльевыми бензобаками и форсированным до 100 л.с. двигателем. (Вот когда пригодилась статья договора с «Виккерсом» об информировании советской стороны о всех усовершенствованиях машины. Одним из них как раз и был форсированный до 100 л.с. двигатель. В РИ задачу создать форсированную 100-сильную версию 85-сильного мотора пытались решить самостоятельно, но отечественная 97-сильная версия оказалась ненадёжной и мощность форсированного двигателя пришлось ограничить 92 л.с.).

А ещё в днище корпуса появился эвакуационный люк, применявшийся также для удаления стреляных гильз.

В серию такой танк пошёл в 1935 году. Причём его командирская версия имела радиостанцию, а часть бронеплит дополнительно укреплялась цементацией.

Р.С. Во второй части я расскажу о пушечной и прочих версиях этого же танка (куда уж без них!).