Для начала напомню цитату из Келли ДеФриза, которую приводил раньше (чуть подкорректировав ее):
«Но одна конница редко выигрывала сражения. Только когда пехота использовалась для поддержки рыцарей, когда лучники «размягчали» противника при подготовке конных атак, средневековые сражения завершались великим победами…».
Грубо говоря, можно сказать и так — если пехота выступала в роли «тела» боевого построения, то конница — как руки, посредством которых полководец и наносил удары по неприятелю. Именно она выступала в роли действующего субъекта на поле боя, тогда как пехота — в роли преимущественно объекта. Успех определялся в первую. очередь действиями конницы, равно тяжелой и легкой, а пехота была на «подтанцовке» — вещь, конечно, нужная, но отнюдь не необходимая до крайности. Есть она — хорошо, нет ее — попробуем обойтись и без нее, здесь много зависело от таланта военачальника и его умения грамотно распорядиться имеющимися у него силами, использовав сильные их стороны и затушевав слабые.
Воспользуемся методами Вербрюггена (или все же Фербрюггена?) и ДеФриза и попробуем вскрыть механизм не то чтобы типичной, но весьма показательной битвы времен войны Юрия Долгорукого и Изяслава Мстиславича — той самой, что решила в конечном итоге исход этого проти воборства. Речь идет о сражении между двумя коалициями, во главе которых стояли Юрий и Изяслав, в мае (по числам дата гуляет — кто-то пишет о 5 мая, кто-то относит сражение в конец мая или даже в начало июня) 1151 г. под Киевом (именуют его по разному — то на Перепетовом поле, то на Руте — последнее, по моему, более точно определяет его место).
Предысторию сражения опустим — это долгий рассказ и он нам сейчас не особенно и нужен (может быть, потом как-нибудь развернем в более обширное повествование на том же Warspot’e) . Изяслав в очередной раз вынудил Юрия бежать из Киева, однако последний вовсе не собирался сдаваться — перефразируя известное выражение, «его неумолимо тянуло к Киеву». Изяслав понимал, что без боя его дядя не сдастся, и готовился к отпору. Изяславу удалось привлечь на свою сторону Ростислава Мстиславича Смоленского «с Смолняны, с множеством вои» и, кроме дружины его дяди Вячеслава и Изяслава Давыдовича, одного из черниговский Давыдовичей, «черных клобуков» («своих поганых» — много их выступило на стороне Изяслава, тут и торки, и ковуи, и берендеи, и даже печенеги). На его стороне были и киевляне — от мала до велика, ибо не любили они Юрия Долгорукого. Киевское ополчение «многим множества», выступившее из города в поддержку Изяслава, было и конным, и пешим.
Юрий тем временем собирал свои силы, которые включали, кроме его собственной дружины и дружин его сыновей, дружины черниговских Ольговичей и Давыдовичей. Позднее к союзной рати присоединились еще и «дикие» половцы («своих поганых» у Юрия не было). Судя по тому, что войско Юрия и его союзников двигалось к Киеву водою и сушею, в нем также была пехота — похоже, что черниговская.
Надо полагать, что Изяслав располагал большей по численности ратью — за счет киевского ополчения, которое, кажется, выступило в поход en masse (тот самый случай, когда киевлянам-пешцам далеко идти не надо было. В общем, как заявили сами киевляне, «ать же поидут вси, како может и хлуд в руци взяти», а кто не пойдет, тех киевляне обещали побить). Любопытно отметить, что когда Юрию удалось все-таки форсировать Днепр, то Изяслав по совету дружины, киевских «лутчих людей» и предводителей черных клобуков вернулся к Киеву, ибо в противном случае князю, стремившемуся дать бой Юрию на дальних подступах к стольному городу, пришлось оставить свою пехоту из-за ее малоподвижности в Киеве. Юрий, очевидно, уступая коалиции во главе с Изяславом в силах, действовал не слишком решительно, рассчитывая на помощь со стороны своего союзника Владимирко Галицкого.