Кровь рубинами стынет, на турецком ноже
Я убит и не знаю, взят ли Халеб уже?
На востоке владений крестоносцев, в это время тоже спокойствия не наблюдалось. Мы оставили князя Антиохии вместе с графом Эдессы Балдуином де Боргом и Танкредом (временно без определенного лена и занятий) в Антиохии в начале 1102 года, готовиться в наезд на Алеппо. Пожалуй, стоит в очередной раз упомянуть, что время для крестоносцев оказалось выбрано крайне удачно — в 1102 году, помешать франкам на севере Сирии, с востока оказалось некому. В Багдадском халифате царствовал, но не правил халиф аль-Мустазхир Аббасид. А правил сельджукский султан, и если на трон халифа никто не посягал, то вот по вопросу кандидатуры султана последние лет восемь имелись острые, постоянно переходящие в затяжные бои, дискуссии. На текущий момент претендентов существовало два — предыдущий, официальный Беркиярук и его брат Мухаммад. Воевали они уже три года, причем дважды Мухаммад уже успел разбить армии братца, но тот — упорный — не сдавался и к открытию нового сезона, к весне 1102, готовил новую армию. Так что, султанам было совсем не до Сирии. С Эдессой граничил мощный по меркам тех мест эмират Мосула, глава которого чуть не разбил латинян при взятии Антиохии. Но в 1102 этот эмир, знаменитый Кербога, умирал во дворце, а вокруг потихоньку разгоралась схватка за освобождающийся трон. Еще рядом имелся эмир Мардина Сукман ибн Артук, из двух братьев-артукидов. авторитетных в тех местах. Но как раз сейчас он был очень занят — завоевывал эмират Хасанкейф (второй братец, Иль-Гази, служил претенденту на султанство Мухаммаду, мы с ними еще встретимся). А других серьезных сил на востоке не существовало. В самой Сирии, у эмира Алеппо Ридвана, с союзниками и войсками тоже не очень сложилось.
После разгрома крестоносцами в 1101 году в Малой Азии коалиции Кылыч-Арслана, Ридван и эмир Хомса Джанах сумели уйти. Но после возвращения, соседи повоевали между собой, и эмир Алппо был разбит в Сармине Джанахом. Ну а в эмирате Дамаск правил родной брат Ридвана — Дукак. Братьев, вообще, изначально было четыре, но двоих Ридван прикончил при захвате власти в Алеппо, а Дукака не успел. По этой причине, они не очень дружили. Соответственно, после двух неудачных кампаний, войск в Алеппо оставалось немного, а помощи ждать было неоткуда. Войска, впрочем, эмир пытался найти, и деньги на это в городе имелись. Но и спрос в связи с тем, что весь Ближний восток полыхал войнами и стычками, на бойцов был повышенный, быстро восстановить гарнизон в таких условиях невозможно.
Места были франкам знакомы — Боэмунд весной 1100 года уже на Алеппо ходил, разбил Ридвана в поле, а затем вдумчиво осаждал город. Как раз, когда его сдернули повоевать с Данишмендом, где он попал в плен… и откуда началась эта история. Тогда антиохцы от города отступили.
Балдуин де Борг
Задержка оказалась не в цели, а в партнерах. Первая затея Боэмунда и Танкреда — дождаться, пока Сент-Жилль уведет своих людей подальше, и захватить Латтакию, сорвалась сразу. Раймунд остался под Триполи, а византийцы активно ему помогали. В таких условиях, ввязываться в войну с василевсом и Сент-Жиллем не хотелось, да и союзники с вассалами могли не понять. Но время ожидание отняло. Впрочем, время использовали с толком. Граф Эдессы съездил домой, собрал вассалов и армянских добровольцев, после чего двинулся на соединение с антиохийцами. Но, поскольку Алеппо доставалось Боэмунду, хоть и, по договоренности — в обмен на передачу Эдессе города Мараш, де Борг воевать Ридвана не торопился, а по дороге напал на крепость Харран, ключевой блокпост контролирующий равнину до берегов Евфрата и перекрывавший караванный путь между Ираком и Северной Сирией. Сам по себе город интереса не представлял, Ибн Джубаир описывал его так:
«В окрестностях Харрана вода никогда не была прохладной, неимоверный жар этого пекла безостановочно выжигал окрестности. Харран создавал впечатление полной заброшенности среди голой равнины».
Но как стратегическая крепость, город ценился высоко, прикрывая Латинские королевства от нападения и позволяя держать под контролем очередной отрезок Великого Шелкового пути. В принципе, захват крепости можно было расценивать и в рамках кампании окружения Алеппо, де Борг отрезал Ридвана от востока. В городе, как и по всему востоку, шло нестроение и раздоры, а наместник вообще был случайно убит своим же подчиненным. Весной Балдуин де Борг подошел к Харрану, жители города вышли франко-армянскому войску навстречу и вынесли им ключи. Оставив в крепости гарнизон, граф к июлю добрался к Алеппо. Туда же, немногим ранее подошел Боэмунд, по дороге занявший пограничные территории, и начавший осаду.
Раймунд Сен-Жильский
Алеппо (Халеб), один из двух центров тогдашней Сирии, мощный перевалочный торговый пункт и столица развитого промышленного региона, еще до недавних пор состоял в статусе приграничной крепости, несколько веков прикрывающей арабский мир от Византии. В связи с чем инвестиции в укрепления тут всегда считались обязательными платежами, и на 1102 год стены внушали уважение. Крепостью был и сам город, и внутри имелась еще отдельная цитадель, периодически называемая неприступной. После начала осады эмир Ридван закрыл ворота и засел в оборону, поддерживаемый в том горожанами, которые к латинянам относились и вообще не очень, а конкретно к антиохийцам так откровенно отрицательно. Первые несколько штурмов показали, что несмотря на недостаток количества гарнизона, взять крепость быстро не получается, и франки перешли к правильной осаде. Они окружили Алеппо
«по принятому обычаю, лагерем в форме круга, и до того прекратили жителям вход и выход, что те принуждены были довольствоваться ничтожными припасами, которые у них оставались».
Боэмунд разбил лагерь с западной стороны города, а де Борг на дороге в Азаз. Естественно, заодно были перерезаны торговые пути караванов, что весьма порадовало эмира Дамаска и короля Иерусалимского — теперь купцы везли товар в обход, через их земли. Чтобы не скучать во время осады, крестоносцы грабили и разоряли окрестности, а также пытались задеть осажденных мелкими пакостями. Например, как пишет Ибн аль-Адим:
«…франки совершали набеги, рубили деревья и разграбили множество гробниц. Они разрывали могилы умерших мусульман и уносили в шатры их погребальные доски, используя их для хранения своей пищи. И срывали саваны, а если обнаруживали мертвецов с неповрежденными суставами…»
Короче, всевозможно глумились над могилами, Кораном и пленными. Ридван в ответ периодически производил вылазки, его всадники «настигали и ловили тех, кто сильно удалялся от армии«, а с пленниками его люди обращались так же, как и латиняне со своими, или же, как указывает тот же хронист «просто душили их«. В таких нехитрых удовольствиях прошло шесть месяцев, но несмотря на голод и лишения, жители Алеппо не сдавались и продолжали отражать атаки. Однако продукты кончались, население стало уже поедать «собак и прочую падаль«, а в довесок началась дизентерия. Впрочем, она же началась и у осаждающих, в числе заболевших оказался и Боэмунд Антиохский.
Штурм Алеппо
Поняв, что франки сами не отстанут, Ридван отправил послов просить помощи в Дамаск и Хомс, потому что больше все равно некуда было. В Багдаде и Мосуле личности правителей до сих пор считались неопределенными, а в Египте его бедам только порадовались бы. Соседи-сирийцы попробовали помочь и к концу года их соединенная армия под командованием эмира Хомса Джанаха, подошла к Алеппо.
Латиняне к тому времени понесли приличные потери, не столько в штурмах и схватках на вылазках, сколько от болезней. Но их костяк все еще составляла тяжелая кавалерия, открытого боя с которой турки и арабы как правило не выдерживали. Победы местным приносила тактика и местность — но не в этот раз. Поскольку Боэмунд болел, а Балдуин де Борг присматривал за осажденными, заниматься внешним кольцом окружения отправили Танкреда. Первым делом, он отступил. Выучив за время осадного безделья и скачек за окрестными партизанами местность и понимая тактику турок, племяш князя Антиохского отступая, вывел противника к удобному месту, где и встал ждать Джанаха, уверенно «устремившегося в преследование«. Как писал латинский хронист:
«Христиане стояли на своих позициях вялые, словно в полусне… затем, когда турки прошли твердую почву, Танкред ворвался в их ряды, как будто только что пробудился от спячки. Турки сразу отступили, надеясь, как обычно, иметь возможность развернуться и начать стрельбу из луков. Но их надежды не сбылись. Копья франков ударялись в их спины, а дорога не позволяла двигаться быстрее — лошади были бесполезны».
Стандартный трюк сельджуков с притворным отступлением и заваливанием стрелами не сработал, франкская кавалерия врезались в сомкнутые ряды мусульман и на этом битва по факту закончилась. Эмир бежал, Танкред остался победителем, получив кроме славы неплохую добычу. Ридван попытался помочь деблокаде ударом из крепости, но был загнан в ворота графом Эдессы не успев толком выйти. Больше латинян никто посторонний не тревожил, и в феврале 1103 года они в ходе очередного штурма ворвались в город, а спустя еще месяц — Ридван сдал цитадель. После того как части латинян овладели городом-крепостью Алеппо, им требовались трофеи. В первую очередь графу Эдессы, который вообще в дальнейшем существовании Алеппо интереса не имел, но и Боэмунду, который традиционно стал должен привлеченным и многажды претерпевшим (многие еще с арьегардного похода) вассалам и прочему войску. В связи с этим, грабили город тщательно, обходя улицу за улицей и дом за домом. И было что обходить, как писал очевидец «Многие наши люди, пришедшие туда бедными, стали богатыми«. Поделив добычу, союзники разошлись. Часть рыцарей, до того не определившихся с карьерой, выбрала лены от Балдуина де Борга в Эдессе, часть получив свою долю, сочла паломничество успешно завершенным и собиралась в Европу. У Боэмунда в итоге стал ощущаться кадровый голод.
Танкред де Отвиль
В Эдессе после завершения кампании противник остался с востока, где начиналась граница с Багдадским халифатом и с севера — где графство граничило вперемешку с землями Данишменда, Византии и мелких горных армянских княжеств. С запада и юга теперь лежало княжество Антиохийское и Алеппо, византийцы и Данишменд пока считались союзниками, армяне франков не беспокоили, а в Багдаде, как мы упоминали, было неспокойно и пока не до латинян. В Антиохии ситуация сложилась иная. Боэмунд желал построить простой вертикально-ориентированный холдинг, из территорий эмирата Алеппо, Антиохии, и морского порта. Тогда княжество получило бы законченный вид, включая два отрезка Великого шелкового пути, промышленные районы указанных городов и агрокомплекс долины Алеппо. Очень перспективное суверенное владение. Но холдинг не получался. Захват Алеппо не означал автоматического покорения всей Северной Сирии, поскольку окружающие мелкие мусульманские правители, ранее признававшие власть Ридвана, франкам подчиняться не собирались. До конца года Боэмунд и Танкред занимались их усмирением, но окончательно вопрос решить так и не смогли. Население оставалось антилатинским и покоренным лишь весьма условно, следовало ожидать мятежей. Само Алеппо и окрестности за время осады неплохо разорили, а торговый путь ушел в обход. Со временем ожидалось возвращение торговых караванов, но тут возникал другой минус — княжество не имело приличного выхода к морю. Отсутствие в холдинге нормального порта, мешало не только «получать с купцов», но и ставило в зависимость от иерусалимских или ромейских настроений все связи с Европой, источником пополнений. Определенные надежды возлагались на сухопутную дорогу через Византию, где василевс обязался обеспечить проход паломников, но первые массовые тургруппы ждали не ранее следующего года, да и путь выглядел долгим, несмотря на отсутствие турок опасным, и в сравнении с морским дорогим. Потому порт хотелось.
Идея захватить пока еще не франкские прибрежные города Иерусалимского королевства осталась без рассмотрения, поскольку влекла войну с пухнущим в данный момент от золота и копий Балдуином I, которому без сомнения помог бы ударив в тыл антиохцам граф Эдессы, а вероятно и граф Сент-Жилль, оторвавшись от осады Триполи. Да и не лучшими были эти варианты. Идеальными портами для князя выходили Латтакия и Триполи. Чтобы взять последний, следовало победить Сент-Жилля, а затем сесть в осаду на его место и успешно ее завершить — проект тоже не самый разумный. Латтакия же принадлежала Византии. С василевсом, напомню, у Боэмунда имелся формальный союз, по которому он держал Антиохию как лен от Алексея Комнина. Алеппо сюда не входило, являясь личной собственностью князя. При этом, если после 1-го крестового похода к императору ромеев возникали нескромные вопросы, то сейчас повода для ссоры, в сущности не имелось. Алексей выполнил все, что обещал, получил оговоренное и франкам пока не мешал, даже помогал своему верному союзнику Сент-Жиллю. Византийцы контролировали освобожденную от сельджуков дорогу в Европу, отчего войну с ними могли не одобрить ни соседи по Заморью, ни европейцы, да и усилился Константинополь за последнее время заметно. В любом случае, княжеству требовались людские резервы и поддержка из Европы. За ней Боэмунд и выехал, отплыв в начале 1104 года в Италию, не преминув прихватить солидную часть золотого запаса княжества. Регентом в очередной раз остался Танкред, вполне тем довольный.
Боэмунд I князь Антиохии
Дома князя Антиохийского встретили восторженно. В Европе результаты крестового похода успели стать легендой. Уже две последние волны вернувшихся крестоносцев, не просто с осознанием выполненного долга, как после взятия Иерусалима, но с богатой добычей — из команды Балдуина I после Акры и Аскалона и весной 1103 года из бригады самого Боэмунда, пиару крайне способствовали. Боэмунд тут же стал героем N 1, и в сущности, заслужено — один из лидеров 1-го похода и штурма Антиохии, сокрушитель Конийского султаната, победитель Алеппо. Последовали банкеты у римского папы Пасхалия, короля Франции Филиппа I и многих авторитетных сеньоров рангом поменьше, выпуск рекламного журнала о Первом крестовом походе — естественно, прославляющего лично Боэмунда и с открытым черным пиаром византийцев и чуть менее открытым — коллег по заморским тронам, а также выступления на массовых митингах поддержки Заморья. В процессе рекламного тура, король Франции решил вложиться в Антиохию нематериальным активом, заодно порешав семейные проблемы. У Филиппа была от первой жены дочь Констанция, ранее в браке с графом Шампанским, а с декабря 1104 года разведенка. Брак был мало что сугубо деловым, так еще и проблемным, причем проблемы были у мужа. Скандала не было, детей к тому времени тоже. Брак под уместным предлогом аннулировали, но дочку следовало пристроить, а «хорошая партия» ей не светила — несмотря на соблюдение приличий, слухи расползлись. Зато Боэмунд, сеньор Антиохии и Алеппо, смотрелся в качестве второго мужа очень даже ничего, да и ему родство с французским троном казалось полезным. Отдельно можно заметить, что бывший муж Констанции в тот момент отъехал ко двору короля Иерусалима, где его и держали пока Боэмунд жену в Италию не увез, но то история совсем другая, нам важно, что в 1106 году Констанция, принцесса Франции, стала княгиней Антиохийской, а в 1107 родила в Апулии наследника, Боэмунда II. Кроме того, у короля Франции была непристроена еще одна дочь (он вообще был плодовит), младшенькая, от второго брака — принцесса Сесилия. Лет ей было всего девять, но у нее уже имелся процессуальный изъян — брак короля с ее матерью, в моменте считался незаконным, и дочка выходила незаконнорожденной. Продолжая интересоваться Заморьем, а возможно досадуя, что из-за интердикта (наложенного как раз по поводу второго брака) не довелось съездить в 1-й крестовый, Филипп I обручил (а позже и выдал замуж) Сесилию с Танкредом, регентом Антиохии. Поездка к мужу, естественно, случилась несколько позже, когда жена подросла. После брака Боэмунд наконец перешел непосредственно к цели возвращения, и начал набирать себе армию… но к тому времени мир перевернулся и стал иным, потому мы оставим пока его в Италии, и вернемся в Левант.
Король Франции Филипп I
Интерлюдия.
Экскурс в прошлое. Византия.
К середине XI века у выросшей за правление Василия II (976-1025) Византии начались проблемы.
Основой могущества империи были жесткая централизация власти и аппарат управления, выверенная налоговая система и армия. Последняя состояла из постоянного, обученного и тренированного ядра и стратиотов — ополчения, собиравшегося в фемах, под которыми понимали как административные округа, так и собственно земельные участки, розданные стратиотам. Чиновничий аппарат в интересах центра собирал налоги и обеспечивал формирование стратиотского ополчения и флота. Крестьяне и стратиоты были базой империи, отчего, когда магнаты пытались мелкие наделы земли недружественно поглотить, имперский аппарат это пресекал. Но после Василия II схема, по причине частых перевыборов императора и расходов (как денежных, так и людских) на эти перемены, засбоила. Стратиоты разорялись, власть перетекала к знати, начиная со стратигов, собираемость налогов падала, отчего империя слабела. Да еще и в Азии с Европой начались войны и междоусобицы, что снизило поступления от торгового транзита. Тем не менее, самой привлекательной штукой в империи оставался трон.
Стоило получить корону в Константинополе — и аппарат переходил в руки нового василевса, принося с собой регулярную армию, поток налогов и рычаги управления на местах. За прошедшие годы провинциальные магнаты, тем не менее, смогли увеличить свои уделы и власть, что повлекло закабаление крестьянства и сокращение стратиотских наделов. Армия от этого уменьшалась, а казна пустела. Магнаты — крупные земельные собственники, затем затребовали льгот и привилегий, в чем столкнулись со столичной, аппаратной верхушкой. В последовавшей дискуссии между гражданской знатью столицы и военной магнатерией провинций, сменилось несколько императоров с той и другой стороны, соседи поотгрызали земли, а победил в 1081 году, захватив в ходе военного переворота власть, выходец из провинциалов Алексей I Комнин.
Византийский император Алексей I Комнин
Первым делом, он поставил вопрос о власти, что естественно. Возрождать централизацию сочли опасным, поскольку система, аккумулируя в руках василевса власть и деньги, требовала умных подчиненных в аппарат «насилия господствующего класса«, с делегированием полномочий. Что несло очевидную опасность — всяк умный осознавал возможность стать императором путем простого дворцового переворота. С другой стороны, идея децентрализации путем феодализма уже овладела массами, но тоже таила подвох — феодалы требовались не обязательно умные, но непременно верные. В этот момент Алексею свезло. Оживился Великий шелковый путь, Евразия утихла, а соседей новый василевс усмирил и отбил, после чего по нарастающей пошли через Константинополь караваны, принося профицит казне даже без учета налогов с крестьян. Василевс в таких условиях создал некий компромиссный вариант имперского феодализма.
Хозяином в империи теперь стал род Комниных и примкнувшие к нему через браки и доказанную верность немногочисленные новые фамилии, которым жаловались деньги, должности и крупные поместья во владение (но формально не в собственность), а взамен требовалась верность престолу и роду. Вовне эта родовая группа выступала единым строем, а внутри грызлась, соблюдая определенные правила, по понятиям и без умышленной крови, казней и прочих уместных эпохе зверств. При этом денег с родственных сеньоров император в казну настойчиво не требовал, да и войск собирал «в пределах возможного», удовлетворяясь в остальном внутренним миром и покорностью. А доходы казны формировались за счет императорского собственного домена и торговых пошлин, причем внутреннее спокойствие последние увеличивало само по себе. Равновесие наступило сомнительное и недолгое, но Алексею хватило. Тем более, все его царствование не прекращались войны с соседями. Он усмирил норманов, болгар и сербов на западе, на севере разбил в союзе с половцами печенегов, а затем жестоко вырезал тысячи пленных степняков, из-за чего и союзные половцы удрали, даже недополучив плату. В северной степи василевс с тех пор и до смерти имел уважение и популярность, что от набегов избавляло, а добросовестных наемников привлекало.
О восточных границах разговор идет в соответствующих местах. Профицит бюджета позволил отказаться от большой части налогов в пользу феодалов и начать переход от фемной системы к прониям. Прония казалась штукой перспективной, это пожизненное пожалование права сбора налогов и управления с территории, этакий бенефиций на греческий лад. Взамен требовалось выставлять войска по требованию, а часть собранных налогов откатывать в центр. Теоретически прония была ненаследственной, но случаи, когда при наличии наследника ее отбирали, сразу стали редкой экзотикой. Пронии дали Алексею I возможность разогнать аристократов по всем землям империи, поскольку управление таким владением требовало хозяйского глаза, а давали пронию обычно подальше от родных мест прониара, чтобы занять его входом в этот непростой бизнес с отрывом от наработанных связей. Позже, впрочем, пронии становились все мельче, а прониары жить в уделах перестали, получая доход от сбора налогов через управляющих. Но это одновременно лишало их собственных, становящихся не очень нужными, дружин, и укрепляло власть трона. Минусы выявились в промежуточный период, когда пронии еще оставались крупными и местом жительства феодала, но верность личности василевса уже как-то поутихла. В этот период прониары массово баловались сепаратизмом, но и тут нашелся бонус — знать стремилась не свергнуть императора, а отделиться от Византии в суверенное княжество, что мятежи делало менее опасными для трона и ограничивало количество соучастников за счет узости цели.
Опору Комнинов к концу правления Алексея составляли узкий круг родичей и приравненных к ним наверху, а внизу поддерживаемые василевсом в качестве противовеса мелкая провинциальная знать и города. Противовес, впрочем, толком не устоялся — мелкую знать теснила верхушка, а интересы византийских торговцев пришлось принести в жертву внешней политике, предоставив льготы и привилегии венецианским купцам.
Венецианцы, имея налоговую льготу, продавали товары дешевле, чем греки, включающие в цену налог, что способствовало обеднению местного купеческого слоя. А вот сеньоры в эту схему вполне встроились. Византийские аристократы давали деньги (займы или партнерское участие) итальянцам и стригли свои проценты. Ромейские ремесленники работали, изготавливая для венецианцев товар по их заказам и тоже получая свою прибыль. Этот вариант нельзя было назвать однозначно отрицательным — греки стали младшими партнерами итальянцев, но взамен получили доступ на единый средиземноморский торговый рынок от Египта до Испании. Такой расклад задевал, однако, конкурентов Венеции в самой Италии. Поэтому операции против турок последних лет царствования Алексея совпали с прибытием обьединенного флота Генуи и Пизы к Ионическому побережью. Результатом стал договор позволивший торговую колонию в Константинополе еще и им. Комнин был, видимо, на самом деле верующим человеком, что не помешало ему подмять патриарха Константинопольского и руководить церковью. При этом Алексей и папа римский Урбан II пытались улучшить отношения между Константинополем и Святым престолом. Если предшественник Урбана, Григорий VII анафемствовал василевса и заключил союз с его врагом Гвискаром, в ответ на что Комнин вступил в союз с императором Запада Генрихом IV, то Урбан начал примирение с Византией, для начала аннулировав анафему. Алексей в ответ открыл латинские церкви в Константинополе. В общем-то, стороны шли к компромиссу.
Папа Римский Урбан II
Армия за время правления тоже оказалась реформированной. Фемную систему формирования заменили на прониарную, стратиотское ополчение уже практически не существовало, зато собиралось ополчение из прониаров. Но если первое в основном поставляло пехоту, то ядром второго стала тяжелая кавалерия — катафракты. Менее обученное, слабо дисциплинированое, плохо организованое, это ополчение походило на рыцарские отряды Европы и вовсе не напоминало имперские легионы.
Но кроме прониаров оставались гвардия, таксиархии (реформированные многажды легионы) и наемники из соседних или не очень племен. Наиболее надежными считались, разумеется, регулярные части гвардии и таксиархий, а эффективными — прониары. Ополчение Византии насчитывало около тридцати тысяч катафрактов — но это общее число, собрать которое единовременно было невозможно. Реальное количество действующих в моменте — треть максимум. Добавим столько же кавалерии легкой и около шестидесяти тысяч пехоты, поставляемой прониями — обе категории с таким же раскладом по боеготовности. Гвардия насчитывала пять тысяч бойцов, таксиархии — десять тысяч, но это были части постоянного реагирования.
Границы прикрывали акриты — особое сословие, нечто вроде очередных казаков, то есть организованные станицы крестьянствующих воинов, проживающих на рубежах и их же охраняющих. Набирался туда совершенно разнообразный люд, включая осевших при турках мусульман в отвоеванных районах Малой Азии и славян на Балканах, в зависимости от местности служивших без отрыва от сохи легкой кавалерией или пехотой, с офицерами из местной аристократии. Налогов они не платили, а землю получали в собственность — но под условием службы. Численность их была плавающей, но и от границы их отрывали редко и малыми партиями. Практически император из 135 тысяч «расчетной армии», мог собрать в одном месте 70 тысяч бойцов максимум, а скорее и вовсе тысяч шестьдесят. Но в собранном виде, с ядром в виде регуляров и катафрактов, византийцы заслужено внушали опасение соседям.
Источник — http://samlib.ru/r/rjurikow_a_j/latinskiekorolewstwa.shtml
