Русские эмигранты в Болгарии

Вот какая интересная книга ко мне попала. Думаю, и вам будет интересно прочитаете ее.

Насколько я понял этот исторический труд написала Цветана Кьосева и он был издан в 2002 год в Софии.

Первые русские эмигранты прибывают в Варну на пароходе „Витязь" 25 декабря 1919 г. Понятна и мотивировка их выбора места временного поселения: рассчитывая на братские чувства болгарского народа к своим освободителям, они надеются устроиться здесь лучше, чем в какой-либо другой славянской стране[2].

Расселение и обустройство беженцев первоначально финансируется болгарским государством, на практике же осуществляется одной из общественных организаций — Славянским обществом, которое вместе с Болгарским Красным Крестом занимается первостепенными нуждами людей, обеспечивая им кров для проживания и продовольствие. Обустройство русских беженцев осуществляется также на средства, выделяемые Советом российских послов в Париже, Всероссийским Союзом Городов и Всероссийским Земским Союзом. Две последние общественные организации созданы задолго до событий 1917 года и вместе с Русским Красным крестом проводят огромную работу по обслуживанию больных и раненых солдат в годы Первой мировой войны. Эти три организации эвакуируются с русскими беженцами из Константинополя в разные государства мира и создают в них свои филиалы, в т. ч. и в Болгарии.

Спустя десять дней после прибытия первых русских беженцев в Болгарию, в Варне проводится совместное совещание представителей вышеуказанных русских организаций и представителей болгарской общественности. На этой встрече создается первая совместная организация — Русско-болгарский общественный комитет. Он берет на себя заботу о прибывающих беженцах, а именно: набирает средства через бла*готворительную деятельность, создает пункты питания, решает жилищные проблемы и прочее.

В Софию первые эшелоны русских беженцев прибывают 19 января 1920 года. Варненский Русско-болгарский комитет устанавливает с ними контакты и уже 29 января 1920 г. в Софии создается новая организация — Русско-болгарский культурно-благотворительный комитет под председательством известного болгарского русофила и славянофила архимандрита Стефана, будущего болгарского экзарха. С русской стороны в руководство Комитета включены видные представители эмигрантской среды — профессора Михаил Попруженко и Александр Федоров. Организация просуществовала до 1925 г., реализовав множество своих инициатив и мероприятий не только по обустройству беженцев, но и по сближению двух народов[3].

Несмотря на дружелюбное отношение болгарского населения, русские эмигранты скоро осознают, что смогут уцелеть в чужой этнической среде вероятнее всего посредством собственных коллективных усилий, объединившись в организации и товарищества и, тем самым, обеспечив себе не только лучшие условия существования, но и коллективную защиту своих интересов перед болгарскими властями. В общей сложности в период с 1920 по 1944 гг. в Дирекции полиции Болгарии было зарегистрировано более ста русских эмигрантских организаций. Почти все они были созданы в 20-х и в начале 30-х годов ХХ века[4]. Организации издают 85 эмигрантских газет и журналов[5]. Здесь рассматриваются, прежде всего, организации, созданные на территории Болгарии.

Облик русских организаций в Болгарии, направленность их работы находятся в прямой зависимости от общей характеристики послереволюционной эмиграции. Эта эмиграция характеризуется многосословностью и высокой степенью образованности[6]. За границей оказываются не только прямые участники событий (военные и представители управляющего класса России), но и все слои общества — интеллигенты, мелкая буржуазия, мастеровые, рабочие и крестьяне, множество детей и учащихся. Подобная социальная пестрота явилась предпосылкой создания самых различных эмигрантских организаций, объединяющих и защищающих интересы и права отдельных социальных групп. По своему характеру это военные, политические, профессиональные, религиозные, благотворительные, ссудные (организации взаимопомощи), спортивные, культурно-просветительские, а также совместные болгаро-русские организации. Национальный состав эмигрантских организаций очень разнороден: в них входят не только русские, но и представители других народов, населявших территорию бывшей Российской империи. В эмиграции национальные различия стираются, поскольку все беженцы находятся в одних и тех же тяжких условиях жизни, а стремление выжить и устоять в эти трудные годы оказывается сильнее национальных различий. Члены всех эмигрантских организаций правильно оценили важность единения и объединения, сознавая, что только в этом случае может быть обеспечен успех. Вот почему в уставах почти всех эмигрантских организаций на передний план выдвигается общая национальная — русская идея. В них категорически сказано: "Прежде всего я русский, а потом белорус, казак украинец и т.д.[7].

Политический спектр идей, которых придерживаются русские эмигрантские формирования, довольно разнообразен. Всех их объединяет антисоветская направленность и стремление возродить и сохранить русские национальные традиции и русскую духовность. Очень популярная монархическая идея, связанная с носителями бывшей русской государственности — живыми представителями императорской династии в изгнании. В 30-х и в начале 40-х годов в среде русских эмигрантов получают некоторое распространение фашистские и социалистические идеи, которые, однако, оказывают сравнительно слабое влияние на эмигрантскую массу. Для Болгарии характерна одна особенность — отсутствие эмигрантских объединений из приверженцев старых русских политических партий — кадетов, меньшевиков и пр. Это объясняется тем, что их лидеры обосновываются в Париже и Берлине и там восстанавливают деятельность своих партий.

Как правило, русские эмигрантские организации почти не интересуются политической жизнью Болгарии. С момента своего прибытия самые видные представители эмиграции открыто заявляют, что не будут вмешиваться во внутренние дела страны, которая предложила им гостеприимство. Беженцы живут своими интересами, пытаясь сохранить в эмиграции лучшие традиции русской духовности и национальной идентичности. В отдельных случаях некоторые организации все же оказываются вовлеченными во внутренние события страны, но их роль в них незначительна.

В течение всего периода своего существования эмигрантские организации находятся под строгим контролем болгарских властей и подчиняются законам о государственном надзоре над общественными организациями. Дирекция полиции утверждает их уставы и советы правления, осуществляет политический надзор над членами этих организаций.

Болгарское государство создает специальную правительственную организацию, занимающуюся проблемами беженцев — Комитет по делам русских беженцев. Так как с 1923 по 1945 г. этот комитет играет исключительно важную роль в жизни эмигрантов, необходимо коротко осветить его деятельность. В июле 1921 г. в период самой активной волны эмиграции Лига Наций рекомендует правительству Александра Стамболийского учредить специальную должность — комиссара по делам беженцев, который мог бы осуществлять связь между Верховным комиссаром Лиги Наций и болгарскими властями по всем проблемам эмигрантов. На эту должность назначается архимандрит Стефан. В ноябре того же 1921 г. постановлением Совета министров Болгарии создается Комитет по делам русских беженцев в составе: председатель — архимандрит Стефан, члены — Г. Цветинов, зав. отделом Министерства иностранных дел, а также Л. Фельдман, представитель Русского Красного Креста, и Г. Арцишевский, представитель русских учебных заведений в Болгарии[8]. Но Комитет не располагает собственными средствами, рассчитывает только на вольные пожертвования и фактически затруднен в осуществлении своих задач. Только в декабре 1922 г. после отъезда российского посла А. Петряева из Болгарии, постановлением Совета министров создается новый Комитет по делам русских беженцев под председательством болгарского писателя и общественника Трифона Кунева. Его членами являются епископ Стефан и представители русской общности — правящий епископ русских православных общин в Болгарии Серафим Лубенский, Князь Лобанов-Ростовский и проф. Базанов. В постановлении Совета министров указано, что задача Комитета — „обеспечение места проживания русским беженцам и распределение любого вида помощи, которая могла бы поступить для их пользования"[9]. Источником финансирования вначале служат остатки общих русских средств Совета российских послов в Париже и Главного Командования Русской Добровольческой Армии. После расформирования частей этой армии по указанию Лиги Наций с весны 1923 года болгарское правительство начинает ежегодно отчислять из госбюджета суммы на содержание русского контингента[10]. Такое субсидирование продолжается до 1944 года. Для нужд русских, государство обеспечивает 11-12 млн. лв. в год, что составляет свыше 2/3 всех ассигновании необходимы для функционирования общности. Надеясь, что освободившаяся когда-нибудь от большевиков Россия признает эти расходы, Министерство финансов вводит их в бухгалтерию на счет оккупационного долга[11] Болгарии к России, насчитывающего приблизительно 82 млн. лв. По примеру Чехословакии, дело финансирования русской общности в Болгарии получило имя „русская акция”. Механизм ее проведения следующий: средства перечисляются Комитету по делам русских беженцев, а он, в свою очередь, при непосредственном участии представителей отдельных русских эмигрантских организаций (Русский красный крест – старая организация, Союз русских инвалидов, Комиссия о русском учебном деле), распространяет их между нуждающимися — больными, инвалидами, нетрудоспособными, а также на содержание русских учебных заведений в стране.

Первые эмигрантские организации создаются сразу же после эвакуации Добровольческой Армии из Крыма в Константинополь и связанны с Генеральном штабом барона Врангеля. В 1919 г. в военном лагере на Галлиполийском полуострове близ Константинополя образовалось Общество „Галлиполи". После прибытия Добровольческой Армии в Болгарию в 1921 г. организация открывает свои отделы во всех центрах дислокации военных частей. Галлиполийские общества помогают сохранить контакты между бывшими военными и поддерживают их боевой дух и готовность в случае необходимости включиться в борьбу за осуществление старой русской идеи. Но перспектива возвращения Добровольческой Армии на Родину пос*тепенно теряет свою реальность. Вместе с этим в середине 20-ых годах ХХ века галлиполийские общества трансформируются в благотворительными и культурно-просветительскими организациями. Подобная судьба и другой военной организации — Союза русских военных инвалидов в Болгарии, созданная в 1920 г. под председательством полковника Дмитрия Абрамовича. Первоначально он объединяет инвалидов Добровольческой Армии, находящихся в военных госпиталях различных городов Болгарии. Цель Союза — содействие ресоциализации военных инвалидов. Для этого были созданы различные мастерские: столярные, слесарные, сапожные, портняжные, корзиночно-мебельные, пирографические и т.д., что позволило инвалидам самим обеспечивать себе средства пропитания. В середине 20-х годов ХХ века Союз открывает рестораны, инвалидные дома, читальни и библиотеки, общежития, общественные прачечные, ссудные кассы, организуются музыкальные и театральные коллективы, симфонический оркестр и многие другие структуры, необходимые для адаптации инвалидов в обществе. В 1923 году Союз русских инвалидов в Болгарии становится соучредителем и одним из самых мощных филиалов общеэмигрантского Зарубежного Союза русских инвалидов в Париже. Благодаря своей активной деятельности в конце 30-х и начало 40-х годов Союз превращается в самую мощную и дееспо*собную эмигрантскую организацию.

Части казачьего войска Добровольческой Армии в Болгарии сохраняют свой полувоенный быт и переносят казачьи традиции из степей в места нового поселения. Они объединяются в „хутора" и „станицы", возглавлявшиеся атаманами, с казачьим правительством, своей казачьей конституцией и уставами. Станицы существовали как отдельные организации – „Казачья станица Бургас", „Софийская казачья станица" и т. д. Все они были объединены в „Союз казаков", который являлся филиалом Общеказачьего Зарубежного Союза.

Самая мощная русская военная организация РОВС (Русский общевоинский союз) вел борьбу с агентами советского ГПУ в разных странах мира, организуя террористические акты в СССР и за его пределами и получала финансовую помощь из ряда европейских государств. В тех из них, которые имели дипломатические отношения с СССР, РОВС существовал обычно под прикрытием какой-нибудь благотворительной организации. В Болгарии работал ІІІ отдел РОВСа. Он был регистрирован в Дирекции полиции как Федерация бывших русских бойцов и объединял бывших членов армейских корпусах генерала Врангеля. Председатель Федерации являлся ген. Ф. Ф. Абрамов. В середине 30-ый годов ХХ в. в Болгарии существовали 70 клонов РОВСа. Видимая сторона деятельности этой организации – благотворительность, взаимопомощь, сохранении русских воинских традициях. К сожалению, болгарский архив Союза был вывезен советским войсками в СССР в 1947 г. и до сих пор остается неизвестным исследователям. Интересный факт, что болгарская полиция не регистрировала никаких террористических действий этой организации на территории государства.

Число русских политических организаций в Болгарии было незначительным. В 1933 году по инициативе князя Ливена создается Русская фашистская партия, бывшая филиалом одноименной партии в Харбине (Китай). Ее основной целью было уничтожение коммунизма в СССР и создание фашистского государства на территории будущей свободной России. Идеология этой партии, однако, была полностью заимствова*на из программы фашистских партий Германии и Италии и не включала собственных оригинальных идей. Партия не имела никакого влияния среди эмигрантов.

В 30-х годах в результате дипломатического признания большинством европейских государств СССР, зарождается движение младороссов, которое создает свои общности и в Болгарии. Оно представляет собой сложную смесь монархических, профашистских и социалистических идей и стремится объединить две ведущие линии русской государственности того периода: первая из них связана с российским престолонаследником князем Кириллом Владимировичем, а вторая с СССР во главе со Сталиным. Из-за симпатий к СССР движение младороссов остается фактически изолированным от основ*ной массы русских эмигрантов, а его лидеры часто квалифицируются как предатели и изменники. Во главе младороссов в Болгарии стоят Александр Стоянов и граф Александр Игнатьев.

Монархическая тенденция в жизни русских эмигрантов в Болгарии олицетворяется отдельными обществами, чьей целью является не столько возрождение монархизма в России, сколько сохранение монархического духа и традиций в память членов русской императорской фамилии. Это Общество ревнителей памяти императора Николая II и его семьи, Благотворительное общество имени княгини Ольги и пр. Кроме сохранения монархических традиций такие общества занимаются и благотворительностью.

Самые распространенные эмигрантские организации созданы на профессиональной основе. Обосновываясь в Болгарии, эмигранты встречали огромные трудности в поисках работы и поэтому уже в 1921 году начинают объединяться по профессиональному признаку с целью трудоустройства и защиты своих интересов. Цеховые профессиональные организации создаются во всех отраслях. Существовали, например, Союз русских врачей, Союз русских судей, Союз бывших русских железнодорожников, Союз русских инженеров, Союз русских ученых, Союз русских писателей и журналистов, Союз русских художников, Союз русских земледельцев. В уставах этих обществ записана их основная задача — защита профессиональных интересов членов союзов. С этой целью они устанавливают необходимые контакты с болгарскими властями, организуют биржу труда, ссудные кассы, обеспечивавшие их чле*нов средствами в период безработицы и пр. Особое место среди этих организациях занимает Союз ветеранов Русско-турецкой войны (1877-1878 г.). Этот Союз был самым привилегированной организацией русских беженцев в Болгарии. Начиная с 1924 г. ветераны Русско-турецкой войны, участвовавшие в Освобождении Болгарии и ставшие после революции беженцами (числом около 55 человек), начинают получать пожизненные пенсии[12] Народного собрания страны. Пенсия составляла 2000-2500 левов и значительно превосходила среднемесячную зарплату учителя гимназии. Этот факт является прецедентом в истории русской эмиграции в мире.

Число русских культурно-просветительских, сберегательных (общества взаимопомощи) и благотворительных организаций на территории Болгарии внушительно. Цели и задачи их очень часто переплетаются, тем более что они создаются во всех мостах расселения эмигрантов. Чаще всего они существуют под наименованиями „Русская колония в Пернике", „Русская колония в Варне", „Культурно-просветительское и благотворительное общество русских в Хаскове" и т. п. Фактически эти органи*зации объединяют всех эмигрантов, живущих в данном населенном пункте, проявляют заботу не только о непосредственно своих членах, но обо всех, кто нуждается в помощи. Организуются благотворительные акции, раздаются бесплатные обеды для бедных, обеспечивается уход за русскими могилами — все с целью сохранения традиций.

Часть организаций ставит своей задачей укрепление христианских ценностей и морали в новых для беженцев условиях жизни. Обыкновенно такие организации существуют при русских храмах, заботясь об их материальном обеспече*нии и защите церковных интересов.

Многие эмигрантские организации целенаправленно занимаются физическим и интеллектуальным воспитанием детей и молодежи. Такими являются Общество русских скаутов в Болгарии, Русский сокол, Национальный союз русской молодежи, а также Союз русских студентов при Свободном университете, Общество помощи русским студентам. Общество получения высшего образования русской молодежью за границей.
В период тяжелых экономических кризисов, когда субсидии болгарского правительства для нетрудоспособной части эмигрантов значительно уменьшаются, а трудоспособная их часть не всегда находит работу, зарождаются довольно сильные объединительные тенденции, приведшие эмигрантскую массу к созданию крупных объединений. Общество „Единение русских", созданное в Софии в середине 20-х годов включает в себя более тридцати организаций. Оно сыграло важную роль в обустройстве своих членов, обеспечивая их средствами, собранными гуманитарными организациями в Болгарии и за рубежом. В последующие годы объединительная тенденция среди русских организаций в Болгарии находит свое выражение в созданном в 1928 году Центральном объединении русских общественных организаций и союзов, вобравшим в себя 26 эмигрантских структур. Объединение просуществовало до конца 30-х годов и пыталось активно влиять на справедливое распределение средств, предоставляемых болгарским правительством для оказания помощи нетрудоспособной части эмигра*ции. В условиях мирового кризиса 1931 года создается новое эмигрантское объединение — Русский Общетрудовой Союз, преобразованный в 1935 году в Федерацию русских трудовых союзов. Его цель — объединение всех живущих в Болгарии русских трудящихся, сохранение их рабочих мест, повышение их квалификации, оказание материальной помощи в случае безработицы, обеспечение бесплатных юридических консультаций и контактов с болгарскими работодателями и т. д. Создавшееся объединение исключительно активно, ре*зультативно и успешно конкурирует с существовавшим в стране Болгарским союзом рабочих.

Таким образом, широкая сеть русских общественных организаций охватила все сферы жизни эмигрантов. Их существование и деятельность являются производной функцией развития отношений между Болгарией и Советской Россией. Вот цепь событий, оказавшихся решающими в этом плане: установление дипломатических отношений между Болгарией и СССР в 1934 году, присоединение Болгарии к гитлеровской коалиции во время Второй мировой войны и вступление Советской Армии на территорию Болгарии в сентябре 1944 г.

Установление дипломатических отношений между Бол*гарией и СССР 23 июля 1934 года вызвало временную стагнацию в деятельности русских организаций. Согласно п. 1 Болгаро-советского протокола по этому поводу оба государства принимают на себя обязательства „не создавать, не поддерживать и не разрешать пребывание на своей территории организаций, ставящих своей целью вооруженную борьбу против второй договаривающейся стороны …, или присваивающих себе роль правительства другого государства или части его территории"[13]. Эти условия ставят болгарские власти в деликатное положение перед русскими эмигрантскими организациями. Несмотря на то, что они не принимают репрессивных мер к этим организациям, последние поставлены под строгий полицейский контроль с целью недопущения ярких проявлений антисоветского характера. Именно в силу этих причин некоторые эмигрантские организации временно приостанавливают деятельность, но впоследствии часть из них так и не возобновляет ее. Ванным фактором в жизни русских эмигрантских организациях уже является советское посольство, которые привлекает отдельных эмигрантов в разведывательных целях, осуществляет ряд провокации, чтобы внести раскол в эмигрантской среде и т. д. Кроме этого, под воздействием СССР после 1934 г. целенаправленно ликвидируется самобытность русской эмигрантской общности. Все русские организации, которые до того активно участвовали в распределении средств на „русскую акцию”, теперь устранены от этого дела и подчинены государственной воле. Они не могут распоряжаться даже собственными средствами, а должны предоставлять их бюджету.

Принимая на себя обязанность отказывать в поддержку антисоветским организациям в стране, внепартийные болгарские правительства этого периода осуществляют чрезвычайно строгий контроль над всеми русскими организациями. Принятый в 1938 году декрет о государственном надзоре за деятельностью обществ и товариществ, вводит еще более строгие требования к эмигрантским организациям. Дирекция полиции не только утверждает их уставы, советы правления и любые изменения в них, но и осуществляет политический надзор над их членами. Декрет обязывает все действующие организации перерегистрироваться, „а те из них, которые не пожелали это сделать, объявляются прекратившими свое существование"[14]. В обострившейся политической обстановке некоторые русские общества взаимопомощи и христианские общества не возобновляют свою регистрацию и к 1939 г. фактически перестают функционировать. На основе этого декрета в 1938 г. Софийский областной суд ликвидирует Русский Общетрудовой Союз в Болгарии, не утверждая его устав и мотивируя свое решение тем, что вышеупомянутый союз дублирует деятельность Болгарского союза рабочих.

В трудных экономических и политических условиях Второй мировой войны некоторые эмигрантские организации впадают в крайнюю бедность, а из-за связи Болгарии с гитлеровской Германией и возросшими антисоветскими и антирусскими веяниями в политике болгарских правительств того периода, значительная часть организаций не может больше функционировать. Поэтому некоторые из них прекращают свое существование, как, например, монархические, сберегательные (общества взаимопомощи) и профессиональные объединения эмигрантов. Требование Дирекции полиции иметь специальные разрешения на организацию любого публичного мероприятия, исключительно строгий контроль привели к тому, что почти все эмигрантские организации и общества прекратили свою деятельность.

Нападение гитлеровской Германии на СССР вносит смут в души русских людей. Большинство из них следят с большой тревогой за событиями, тяжело переживая сообщения об оккупации тех территорий, где пробивают их близкие и родственники. Единственной организацией, активно содействовавшей немецким оккупантам был РОВС, создавший в период 1942-1943 годов специальный охранительный корпус из русских эмигрантов, которые были направлены в помощь гитлеровцам на территорию Сербии для несения полицейских служб. В архиве болгарской Дирекции полиции сохранены имена около 2000 эмигрантов, добровольно принявших на себя эту тяжкую роль[15]. В дальнейшем, после вступления Советской Армии на территорию Болгарии, зна*чительная их часть была интернирована в болгарские или в советские лагеря, а некоторые были завербованы в качестве агентов СССР[16].

В период наступления советских войск на Балканы в сентябре 1944 г. в Болгарии действуют только 26 эмигрантских организаций: несколько творческих — Русский академический союз, Организация русских студентов, Общество русских пе*дагогов, Общество русских писателей и журналистов, Общес*тво русских художников, несколько благотворительных — Союз русских инвалидов, Союз галлиполийцев и др., а также 2 монархических, 1 христианская и 1 организация взаимопомо*щи. Стремясь оторвать Болгарию от гитлеровского блока, правительство страны во главе с Константином Муравиевым резко меняет внешнеполитический курс и в своем первом постановлении от 6 сентября 1944 г. принимает решение рас*пустить „все организации с фашистской и националистической идеологией", ошибочно причислив к ним все оставшиеся русские эмигрантские организации[17]. Быстрое развитие событий не позволяет привести в исполнение вышеуказанное постановление.

С вступлением войсковых частей Советской Армии на территорию Болгарии вопрос о судьбе русских эмигрантов и их организаций в стране переходит в компетенцию представителей СССР (сначала в советских военных комендатурах, а потом – в Союзной контрольной комиссии, установленной в связи с подписанном 28 октября 1944 г. Соглашением о перемирии между Болгарией и государствами антигитлеровской коалиции), которые диктуют свои условия болгарскому правительству. Контролируя всю деятельность правительства так называемого Отечественного фронта, советские представители ликвидируют „русской акцией”. Судьба русских эмигрантских организаций юридически решена п.7 Соглашения о перемирии[18]. В исполнение этого положения, а также опираясь на Постановление №1 правительства К. Муравиева от 6 сентября 1944 года, Дирекция полиции подготовила „Доклад и список обществ, подлежащих ликвидации". По чисто идеологическим соображениям в него включены 22 русские эмигрантские организации, которые поставлены вровень с фашистскими, болгарско-итальянскими и болгарско-хорватскими обществами, предложенными для ликвидации[19]. Приказами министра внутренних дел Болгарии (№ 184-190 от 17.11.1944 г.) эти организации распущены, а имущество их объяв*лено подлежащим конфискации[20].

Проблема с финансовыми средствами ликвидированных русских эмигрантских организаций решается в 1946 г. после принятия советского гражданства большинством русских эмигрантов в Болгарии и создания просоветской организации в стране — Союза советских граждан. По требованию представителей СССР новая организация берет на себя заботу об интересах русских эмигрантов. С целью финансовой помощи в декабре 1946 года Советская дипломатическая миссия в Болгарии передает Союзу советских граждан имущество и блокированные денежные средства расформированных эмигрантских организаций в стране – около 500 000 лв.[21]. Таким образом, в руках СССР оказалась вся эмигрантская общественная собственность, а Союз советских граждан превращается в мощный проводник и опору советских интересов в Болгарии в следующие годы.

Русские эмигрантские организации в Болгарии

[1] Подробнее о русской эмиграции о всех русских эмигрантских организации в Болгарии см.: Кьосева, Цветана. Руската емиграция в България. София. Международен център по проблемите на малцинствата и културните взаимодействия., 2002, 591 стр..

[2] Отношение болгарской администрации к российскими эмигрантами отличается сложностью и непоследовательностью. Оно определяется сложными взаимосвязями между Болгарией и СССР, с одной стороны, между Верховным комиссариатом Общества народов и болгарскими государственными органами, со второй, а также между беженцами и болгарским государством. Важным фактором в правительственной политике является и ограниченный суверенитет побежденного государство после Первой мировой войны, находившегося под контролем Международной комиссии Антанты. Не в последнюю очередь сильное влияние на правительственные решения оказывает глубокое эмоциональное отношение большинства управленческой и политической элиты, а также общественности к российским беженцам, воспринимаемым как потомки освободителей Болгарии от турецкого владычества.

[3] Русско-болгарский культурно-благотворительный комитет (К пятилетнему юбилею его существования). 29. І. 1920 – 29. І. 1925. С., 1925.

[4] Это связано с политикой правящих болгарских кругов в этих годах, которой можно назвать „золотым веком” для русских беженцев в Болгарии. Тогда принимаются ряд льготных для русских решении, что оформляет в целом эмиграционную политику к ним. В основе этого лежит категорически декларированная и реализованная в практике политика уважения и стимулирования русской национальной идентичности у эмигрантов, регулярное государственное финансирование учебного дела, финансовая помощь инвалидам и больным, обеспечение нормальных условий для профессиональной реализации трудоспособных. Формально русская эмигрантская общность функционирует в рамках законодательства об иностранцах, но разными подзаконными актами государство обходится с ней как с национальным меньшинством, которому надо обеспечит национальную и культурную автономность. Нечто более – в многих отношениях русские оказываются самой привилегированной инородной общностью в стране. Таким образом, существует предпосылка для расцвета русской эмигрантской культуры в Болгарии, что ставит страну рядом с Чехословакией, известной предоставлением самых благоприятных условий для эмигрантов.

[5] Центральный государственный архив (ЦДА). Ф. 264 К. Оп. 2, 3, 4, 5, 6.; Български периодичен печат 1844-1944. Т. ІІІ. С., 1968, № 8361-8443.

[6] Раев, М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919-1939. М., 1994, с. 15.

[7] ЦДА. Ф. 264 К. Оп. 2, Ед. хр. 157, л. 2, а. е. 8337, л. 3.

[8] Там же. Ф. 176 К. Оп. 4, Ед. хр. 2120, л. 84, 89.

[9] Там же. Ф. 166 К. Оп. 3. Ед. хр. 67, л. 9; Ф. 176 К. Оп. 4, Ед. хр. 2479, л. 54. Создание Комитета русских беженцев является прецедентом в политике Болгарии по отношению к национальным меньшинствам. Обычно отдел „Вероисповедания” Министерства внутренних дел проводил государственную политику по отношению ко всем группам национальных меньшинств в стране. См.: Киосева, Цветана. Документы о белой эмиграции в болгарских архивах. Вестник архивиста (Москва). 2004, № 3-4, с. 241.

[10] Все страны-члены Лиги Наций обязаны были выделя*ть средства на содержание русских беженцев.

[11] Россия, освободив Болгарию от турецкого владычества, пре*доставила молодому государству заем на создание механиз*мов власти и структур управления. Именно этот заем и по*лучил такое специфическое наименование – оккупационный долг.

[12] Стенографски дневници на ХХІ ОНС. І Р С. 69-то заседание, 18 апр. 1924, с. 1567. Любопытно то, что законодательство страны не поз*воляло напрямую дать такие пенсии ветеранам. В болгарской конституции предусмотрено право на пенсии только болгарским поданным. Поэтому На*родное собрание принимает воистину соломоново решение: выделять ежемесячно каждому ветерану единовременное по*собие (ЦДА. Ф. 166 К. Оп. 3. Ед. хр.199, л. 12).

[13] Българо-съветски отношения и връзки 1917-1944 г. Т. І. С., 1977, с. 406-407.

[14] Държавен вестник. № 77, 8 апр. 1938.

[15] ЦДА. Ф. 370 К. Оп. 1. Ед. хр. 188, 1616.

[16] Больше об участии русских в РОК и их судьбе после 1944 г. см.: Кьосева, Цветана. Участие на руски емигранти от България в Руския охранителен корпус в Югославия (по документи на Дирекцията на полицията) // Втората световна война и Балканите. С., 2002.

[17] ЦДА. Ф. 264 К. Оп. 5. Ед. хр. 1034, л. 77.

[18] Советско-болгарские отношения 1944-1948. М., 1969, с. 34.

[19] ЦДА. Ф. 264 К. Оп. 2. Ед. хр. 8424, л. 1-6.

[20] Архив на министерството на вътрешните работи. Ф. 13. Оп. 4. Ед. хр. 1, л. 13.

[21] Архив на министерството на външните работи. Ф. Комисарство по изпълнение на Съглашението за примирие. Оп. 1, дело 12, преп. 70, л. 114, 121, 123. Подробнее о ликвидации русских эмигрантских организации в Болгарии см.: Кьосева, Цветана. Ликвидация на руските емигрантски организации в България // България и Русия през ХХ в.: Българо-руски научни дискусии. С., 2000, с.284—290.

Правовое положение и адаптация русских беженцев в Болгарии в 20-е-40-е годы ХХ века

Гонимые ужасами Гражданской войны, с 1919 года до конца 1923 года, в Болгарию прибывают свыше 35 000 русских беженцев. Их дислокация в стране была под давлением Комисии о соглашении, установившейся в Болгарии после ее поражения в Первой мировой войне, а также и Общества народов (ОН). Более особой была ситуация в отношении приема частей Врангелевской армии после осени 1921 года, так как согласно кляузам Нейского договора с 1919 года, Болгария разоружена и не имела право содержать на свой територии вооруженных сил. Солдаты и офицеры формально были разоружены и допущены в качестве “беженцев” на основе специального соглашения, подписанного между болгарским и южнорусским правительством[1]. До середины 1923 года эмигранты содержались на средствах французского правительства и русских государственных финансовых средствах с периода до 1917 года, оставшихся за рубежом.

В своем большинстве на основе глубокого эмоционального отношения болгарская общественность благоприятно настроена к прибывающим русским беженцам. Они естественно воспринимались как потомки освободителей Болгарии от османского владычества 1878 года. Положительное влияние оказала и доминирующая в общественном сознании теза о вине Болгарии перед России вследствии включения ее на стороне противникового лагеря во время Первой мировой войны и необходимость выкупить реальными делами эту “непризнательность”[2]. Все это является причиной принятия болгарским парламентом (Народным собранием) ряда преференциальных для русских решений как безплатный проезд на болгарских железных дорогах до места назначения[3], неприменения таможенных налогов на пищевых и других видов помощи, привозимых из-за рубежа и предназначенных для русских[4], преференциальный режим обмена русской валюты[5], бесплатное лечение больных и раненых после их приезда и т. д.

Первой институцией, принявшей на себя заботы о первоначальном обустройстве беженцев питанием, одеждой и квартирами, улаживание формальностей, связянных с паспортами и визами, назначением на работу и т. д., являлось Славянское дружество[6]. К этой деятельности подключился и прибывший 2-го января 1920 года официальный дипломатический представитель генерала Деникина в Болгарии Александр Михайлович Петряев (бывший русский консул в Македонии)[7].

Политика послевоенных коалиционных правительств, доминируемые левой партии земледельцев Болгарского народного земледельческого союза (БЗНС) и самостоятельного земледельческого кабинета, весьма непоследовательна и противоречива. Председатель Совета министров Александр Стамболийский подозрителен к русским и рассматривал их как временными, неприглашенными пришельцами, которым скоро надо уезжать. С другой стороны, используя все возможности (в том числе и ОН) для вывода Болгарии из международной изоляции, в которой она находилась как побежденное в Первой мировой войне государство, кабинет строго выполнял указания Верховного комисариата по вопросам беженцев.

К концу 1922 года возникают сериозные недоразумения между Александром Петряевым и земледельческим правительством, которые вынуждают его покинуть Болгарию в начале января 1923 года[8]. Отсутствие авторитетной институции, защищающий русских в стране, вынуждает власти создать 16-го декабрья 1922 года Комитет русских беженцев (КРБ) с председателем инспектора отдела „Вероисповеданий” Министерства внутренних дел и исповеданий Трифона Кунева, и членами: Серафим, эпископ Лубенский — управляющий русских православных общин в Болгарии, князь Лобанов-Ростовский и проф. И. А. Базанов[9]. Задачами Комитета являлись „осуществление выполнения по отношению русских беженцев, проживающих в Болгарии, тех функций, которые выполнялись русской легации”: правовая защита беженцев и их организации и обслуживание иж нужд, выдача удостоверений о самоличности, актов о гражданском состоянии и гражданских деловых отношений, и т. д. Члены Комитета назначались председателем Совета министров[10].

Еще в начале 1920-го года болгарские парламентарии начали трудоустройство части русских. Согласнf болгарскому законодательству иностранцев можно нанимать на государственную службу только если на эту должность нет подготовленных болгарских специалистов. Вот почему каждое назначение согласовывалось с Народным собранием. 19-го февраля 1920 года в Софийском университете на работу были назначены 11 русских професоров. Предложение для этой цели мотивировалось прагматическими соображениями — необходимостью „поднять науку в университете на нужную высоту”, обеспечивая хороших специалистов по отдельным дисциплинам, для которых в стране не хватало достатачно болгарских професоров[11]. В целом до середины 1920-го года на государственную работу в Болгарии поступают 1239 русских беженцев, из которых в сфере интелектуалного труда — 148, а на физическую работу — 1091 человек[12]. Прием русских специалистов на болгарскую службу продолжался непрерывно и в следующих годах[13]. Условия, на которых они занимали соответствующие должности благоприятны — не требовалось болгарского гражданства, а в отношений оплачивания и налогов русские третировались так же, как и болгарские государственные служители[14]. Эта преференциальная политика опережает рекомендации Международной конференции по труду, проведенной в Италии 21-го июля 1921 года, которая рекомендовала правительствам стран, участниц ОН, „третировать работников-эмигрантов наравне с национальными гражданами в отношений трудового законодательства”[15].

Надеясь на временный простой русских, правительство уважало и толерировало их национальную идентичность. В стране свободно существовали ряд русских организации и институции. За период с 1920-го по 1944-го года в Болгарии созданы свыше 100 русских эмигрантских организации (военные, политическсие, професиональные, религиозные, благотворительные, взаимоспомагательные, спортивные, культурно-просветительские и смешанные болгаро-русские организации), которые издавали 85 газет[16]. В 1921-22 годах в стране установливаются 3 средних школ (гимназии) и 7 военных школ[17]. Они руководились и финансировались Всерусским советом городов и Всерусским Земским союзом.

Правовое положение и адаптация русских беженцев в Болгарии в 20-е-40-е годы ХХ века

Контакты Болгарии с ОН оказывают сильное влияние на положение русских эмигрантов, но не являются решающими. Весьма более результатно советское воздействие. Под влиянием хороших контактов Александра Стамболийского с Советской Россией, после марта 1922 года кабинет БЗНС предпринял целый ряд репрессии против частей Врангелевской армии в Болгарии, которые привели к ее расформированию[18]. Солдаты разбивались на маленкие групы и высилались на работу в горном производстве, на строительства дорог и т. д., а в сентьябре того же года большинство русских офицеров арестовано и они были экстрадированы из страны[19]. Таким образом целенаправлено обескровлялась военная организация русских беженцев. Параллельно с изменениями в международных реальностей, приводившие к стабилизации советской власти, этот факт отодвигал перспективу на ее вооруженного свержения.

3-го июля 1922 года в Женеве провелась первая специальная конференция ОН по вопросам русских и армянских беженцев, которая рекомендовала государствам, принявшими их, выдать им так называемые Нансеновские удостоверения самоличности[20]. Кабинет Александра Стамболийского одобрил эти решения и начал применять их практически. На основе удостоверения о самоличности каждый беженец получал и личную карту[21]. По сути дела и до момента выдачи удостоверений, юридический статут русских в Болгарии был благоприятным. Полицейские власти учитывали обстоятельства, при которых они были вынуждены эмигрировать, и не ставили как объезательным условием на оставание в стране наличие оригинальных русских личных документов. Они принимались в Болгарию даже и с паспортами, выданными им мисией Александра Петряева только на основании свидетельских показаний.

Другим путьем разрешения юридического положения русских беженцев в Болгарии являлась натурализация. Первые 16 просьб русских эмигрантов о болгарском гражданстве поступили в Министерство правосудия Болгарии осенью 1921 года. В 1923 году их уже было 123[22]. Однако в целом количество пожелавших приобрести болгарское гражданства невелико. Большинство беженцев предпочитают жить в качестве лиц без гражданства („апатриды”), надеясь на скорое возвращение на Родину.

Болгарские власти воспринимали с удовлетворением и репатриацию русских беженцев в Советскую Россию как один из путей разрешения их проблемов. Прямо сотрудничая ОН и установившейся в Болгарии мисии Советского Красного креста, с мая 1922 года по июль 1923 года, на Родину возвратились свыше 11 000 русских беженцев. Это составляло почти 25 % всех прибывших в страну русских[23]. В результате этого Болгария превратилась в одним из най-больших европейских центров по репатриации русских беженцев[24].

Управление правительства Демократического сговора в 1923-30 годах является „золотым веком” для русских беженцев. Ухудшившиеся болгаро-советские отношения являются предпосылкой об исключительно толерантной позиции болгарских властей к этой групе населения страны. Доминирующее влияние оказали и рекомендации ОН об адаптации беженцев. Болгария была исключительно лояльна к требованиям международной организации и даже часто опережала ее решений. Причина об этой лояльности однако коренилась в другом. Проявляя добронамеренность к руссским, болгарские правительства ожидали получить поддержку ОН на обустройстве многочисленных болгарских беженцев, наводнившие страну после Первой мировой войны. В результате этого приняты целый ряд преференциальных для русских решений, которые оформляют в целом эмиграционную политику болгарского государства по отношению к ним. В ее основе легла линия уважения и стимулирования национальной идентичности эмигрантов государственная финансовая поддержка русского школьного дела, инвалидов и больных и стремление к созданию нормальных условий для професиональной реализации трудоспособных. Формально к русским беженцам применяются законы об иностранцев, но путьем ряда подзаконовых актов государство третировало их почти как национальное меньшенство и обеспечивало им право на национальную и культурную автономность. Этот факт значительным образом приближает Болгарию к Чехословакию, реализовавшую самые благоприятные условия жизни русских эмигрантов.

Осознавая, что средства русских почти-что исчерпывались, и рассчитывая выграть дивиденты перед ОН, 14 августа 1923 года правительство поставило начало постоянного финансирования русских эмигрантов с болгарского государственного бьюджета. Была создана Комисия издержки русских детей, которая получала ежемесечно 500 000 лв. с казны[25]. Это решение было принято опережая рекомендации ежегодного собрания ОН с сентьября 1923 года к государствам, принявших русских беженцев, о взятие на себя части расходов на их издержку засчет взносов в кассу мировой организации. В 1924 году Болгария начала предоставлять по 400 000 лв. каждый месяц и председателю КРБ запасному генералу Асену Попадопову на издержку и русским инвалидам, бедных и нетрудоспособных пожилых людей[26]. После 1925 года на эти цели Болгария стала уделять около 11-12 000 000 лв. каждый год, что составляло более чем 2/3 всех сумм, необходимых на издержку нуждающимся русским эмигрантам. Средства предоставлялись КРБ, который со своей стороны использовал часть русских эмигрантских организаций (Всерусский союз городов, Союз русских инвалидов, Русский Красный крест (старая организация) и т. д.) для более точного распределения средств нуждающимся. Такое сочетание государственной помощи с инициативностью русских структур способствовало созданию стройной системы обеспечения издержки русских беженцев в Болгарии, названная на пример Чехословакии „русская акция” и обеспечивающей русской общности возможность жить полноценной жизни, иметь свои организации, школы, культурные институции и т. д.[27]. Прецедентом в истории русской эмиграции в мире являлось и выделение в 1924 году парламентом пожизненых денежных пособий около 50 ветеранам Русско-турецкой освободительной войны 1877-78 года, прибывших в страну с Врангелевской армии и проживающих в стране. Мотивы к предложению об этом были политические и гуманные — Болгария должна была помочь оказавшимся в беду своим освободителям, которые были в своем большинстве уже пожилые люди, больные и нетрудоспособные и вели тяжелую и скудную жизнь[28]. Так как согласно законам Царства иностранцы не имели право пенсиям, депутаты нашли „соломоновское решение” — ветеранам выдавалась не пенсия, а „временное месячное пособие”[29]. В 1926 году эти пособия были увеличены до 2 000 лв. в месяце, а в 1927 году Народное собрание начало выплату пособий и тем ветеранам, которым по здравословным причинам уехали жить и лечиться за границей[30]. В 1929 году парламент снова увеличил пособия — до 2 500 лв в месяце[31]. Размер суммы сохранился в том виде до 1944 года. Он весьма внушителен, если иметь ввиду, что зарплата квалифицированного болгарского учителя средней школы в это время составляла около 2 000 лв.

Болгария являлясь одним из первых государств с компактными групами руссских и армянских беженцев, применившим в практику рекомендации ОН с 12 мая 1926 года о выдаче русским беженцам так называемых Нансеновских паспортах[32]. В 1928 году страна подписала и принятое Лигой нации Соглашение об юридическом статуте русских и армянских беженцев и создала на своей территории представительство Верховного комисариата ОН по вопросам беженцев воглаве с Б. Серафимовым[33]. Не принимались однако безрезервно рекомендации международной организации о массовой натурализации русских и армянских беженцев. За период с 1921 по 1928 года В Министерство правосудия поступило 679 просьб русских и 283 просьбы от армянских граждан, или в целом 962. Из них разрешение получили 739 человек[34]. Министерство иностранных дел (МВнРИ) считало, что натурализация „не сделает беженцев более обеспечеными, а наоборот — они будут в тяжесть государству, потому как будут лишены этой международной помощи, которая им оказывалась по линии ОН”. В этой ситуации для болгарских властей намного более выгодным являлся режим постепенной эвакуации русских и армянских беженцев в другие страны или на Родину при соблюдении условий свободного выбора. Пользуясь всеми возможными поводами и главным образом содействием Международной организации по труду, за период 1925 года по 1928 года правительство Демократического сговора успело обеспечить реэмиграцию около 9 000 русских и армянских беженцев[35].

Интересен тот факт применения рекомендации ОН о привилегированном режиме русских и армян по отношению их натурализации, что на практике применялся диференцированный подход государства к двум народностным групам. Правительства Демократического сговора считали, что желательно чтобы „Верховный комисариат ОН нашел способов ускорения эвакуации армян, например, в Советскую Армению или же на остров Кипр”[36]. Противополжна позиция к русским беженцам. Определенные среди в правительстве и в Народном собрании продолжали подходить к ним с эмоцинальных позиции. Они легли и в основу принятого 22 марта 1929 года Закона о дополнении Закона о болгарском гражданстве, касающий только русских. Согласно его кляузам, им уменьшались государственные налоги, оплачиваемые при прошении о натурализации и отменялись требования о продолжительном стаже на болгарскую государственную службу[37].

Другим интересным моментом в эмиграционной политике страны являлся непринятие властей желания украинских эмигрантов обособиться в отдельную категорию*. Государственная позиция по этому вопросу категорична и неизменна: „все русские беженцы раньше были русскими поданными” и „если сейчас допустить обособление украинцев в отдельную групу, то в будущем разделение по национльному принципу может усилиться еще больше и затруднить власти в применении особого режима дла каждой отдельной национальности”[38].

Правительства Демократического сговора применяли безоговорочно и рекомендации ОН с 13 января 1924 года об оказании содействия русским беженцам при их трудоустройстве[39]. Согласно принятого 5-го апреля 1925 года Закона о приеме на работу и обеспечении в случае безработицы, прекращалась имевшаяся до того момента практика, чтобы Народное собрание решало случаев о каждом персональном назначении иностранцев на государственную службу, предоставляя это право Министерству торговли, промышленности и труда (МТПТ). В принципе закон обеспечивал такую возможность для иностранцев талько в случае, что и болгарским гражданам в соответствующую страну предоставлялись такие же преференции[40]. Так ка однако СССР не гарантировал проживающим там болгарским поданным подобные привилегии, подзаконовым актом сделано исключение из правила только для русских беженцев, в котором указывалось, что „русские рабочие и служащие третируются в Болгарии по силе особых политических обстоятельств”[41]. Эти облекчения были ликвидированы принятием в 1927 году Правильника о размещении чужых поданных как наемные рабочие и служащие. Соответствуя стандартам Междунардного бюро по труду ОН[42] предусматривалось, что иностранная рабочая сила является дополнительной и устраиваеться на работу только если на соответствующую должность нет болгарского кандидата. Правильник приравнивал русских к остальным групам иностранцев[43] и сделал их положение более тяжелым.

Ограничительные меры по отношению трудовой занятости русских периодически сочетались с преференциальными решениями. Согласно 242-й статьи Закона о народном здоровии, принятый в 1929 году, иностранные поданные не имели право упражнять частную практику в области медицины. Однако в статье 427-й сделано исключение из правило единственно для русских врачей, и они преравниваются правами со своими болгарскими коллегами[44]. Преференции обеспечивались и по отношению к медицинскому обслуживанию русских. Чтобы не ограничились возможности русских на лечение после ликвидации русских военных больниц и лазаретов (в результате расформирования армии ген. Врангеля), власти предоставили РЧК (ст. о.) право покровительствовать самую большую бывшую русскую больницу — „четвертая хирургическая больница” с руководителем д-ром Р. Ю. Берзиным[45], в которой русские лечились по более ниским ценам. 3-го декабрья 1929 года депутаты проголосовали за решение о бесплатном лечении ветеранов в болгарских государственных больницах[46]. В 1930 году такое право дано русским беременным женщинам, а в 1931 году и всем бедным русским беженцам[47].

Настоящий расцвет проживало русское школьное дело. С 1924 года и далее оно постоянно поддерживалось болгарским государством в размере 6 000 000 лв. в году[48], что составляло свыше половины всех необходимых на его существование средств. В 1925 году в Болгарии насчитывалось 6 средних русских школ, 3 детских домов, один детский приют, ряд специализированных ремесленных курсов и несколько частных русских школ как, например, элитный лицей иностранных языков В. П. Кузьмина[49]. Формально русские учебные заведения существовали согласно Закону об иностранных школ[50], но практически он не применялся со всей строгостью к ним. Они руководствовались своими учебными програмами и правилами. После введения определенного горариума по болгарскому языку и болгарской истории и обезательное утверждение учебников Министерством народного просвещения (МНП), их воспитаники получали равные права со своими болгарскими сверстниками по отношению признания дипломов. Таким образом болгарское государство не только финансировало русского школьного дела, но и относилось с пониманием к его специфике, практически третируя его как „особое” и „исключительное явление” [51], различное от существующих школ других меньшинств в стране.

Болгарские власти также толерантны и к русским эмигрантским организациям. Они упражняли государственный контроль над ними, но не вмешивались в их внутренние дела. В 1924 году организации были обьязаны зарегистрироваться в Дирекцию полиции согласно 2-й статьи Закона о школах и дружествах. Специальный государственный орган в болгарской полиции утверждал их руководящий состав и их уставов, делая проверку о политической благонадеждности лиц, которые их руководили[52].

Экономический кризис конца 20-х годов и начала 30-х привело к ухудшению положения русских беженцев в стране. Дирекция труда аккуратно придерживалась к принципной постановке, что иностранная рабочая сила является дополнительной для Болгарии и приравнивала русских к остальным групам иностранцев[53]. Несмотря на то, что продалжали считаться с их национальной идентичностью, власти были вынуждены ограничить расходы на их содержания. В начале 1931 года суммы на „русскую акцию” уменьшились примерно на 30 % и насчитывали 11 520 000 лв. в году[54]. Кризис привел к ликвидации целых русских учебных звеньев — с государственной субсидии исключалась англо-русская гимназия в Варне, закрыт русский детский дом в Тырнове и русская гимназия в болгарском городе Пещера[55]. Строгий контроль над государственными финансиами привел и к устранению русских организации с управления учебного дела. С середины 1932 года, оно руководилось Учебным комитетом, который являлся структурой КРБ[56]. Со своей стороны Комитет русских беженцев и подчиненые им русские эмигрантские организации, превратились в исполнительные органы болгарского государства и уже не участвовали в распределения субсидии.

Установливание болгаро-советских дипломатических отношений в июле 1934 года и внутренняя политика так называемых „безпартийных правительств”, направленнная на создание „нового порядка” и усиление государственного контроля во всех сферах жизни, отразилась еще более отрицательно на положение русских в Болгарии. Принимая обьезательство не поддерживать антисоветских организации на територии страны, эти правительства поставили всех русских институции под исключительно строгим контролем[57].

Согласно полицейскому докладу с 1935 года, в Болгарии насчитывалось 18 209 русских эмигрантов, которые уже „прочно установились в стране, вписались в ее жизни и рассматривали ее как свою вторую родину”. Несмотря на то, что они стремились сохранить свою национальную идентичность, они лояльны к стране и участвуют активнейшим образом в ее политической, хозяйственной и культурной жизни. Русские „несли здоровую идею национализма и являлись заклятыми врагами комунизма”. Согласно поличейскому прогнозу они будут жить долго в стране, пока не ассимилируются по линии смешанных браков. На основе этих выводов впервые в официальном болгарском документе отмечалось, что перспектива на их возвращение в СССР исчерпалась и „сконцентрированные в своих колониях они являются началом и основой будущего русского национального меньшенства в Болгарии”[58]. Этот вывод означал, что эта категория населения уже не присутствовала только временно в стране и что необходимо ее прочное интегрирование в болгарское общество. Однако к этому моменту это являлось только лишь частное мнение служителей Политического отделения Дирекции полиции. Под влиянием СССР официальные болгарские власти продолжали предпринимать меры об адаптации русских в стране, но не в качестве национального меньшенства.

В ноябре 1937 года был принят Правильник о болгарских Нансеновских паспортах. Он конкретизировал Конвенцию о международном статуте русских беженцев с 1933 года к болгарским условиям. В статье 3 впервые открыто оповещалось, что Нансеновские поданные пользуются покровительством болгарского государства, но статья 4 приравнивала их ко всем иностранцам по отношению прав и обьезательств. Основываясь на Правильнике, к Дирекции полиции создавалась Служба об учете и контроле нансенистов — бюро „Нансеновска служба”. Она выдавала Нансеновские паспорта и гражданские удостоверения беженцам, а также оформляла центральную картотеку персональными досье на каждого из них[59]. Такие досье создавались и в службаж по местопроживания[60]. Таким образом государство используя полицию получала возможность целиком контролировать русских эмигрантов.

Централизация общественно-политической жизни и политическая необходимость ограничения роли русских эмигрантских структур после установления болгаро-советских дипломатических отношений, диктовали важные изменения и в „русскую акцию”, часть которых основывались на отдельные элементы опыта Чехословакии 20-х годов. В духе новых болгаро-советских реальностей болгарское государство начало рассматривать эту акцию не как благотворительное дело, а как инициативу „преимущественным образом политического и культурно-просветительского характера”, при помощи которой осуществлять в жизнь определенные государственные цели. Однако направление совсем другое. В то время как в Чехословакию она направлена на укрепление национальной идентичности беженцев, здесъ сознательным образом цель была усиление роли государства в управление акции и постепенное уничтожение самобытности русской эмигрантской общности и ее институций[61]. Вот несколько примеров. В это время в руководящих стректурах „русской акции” участвовали в общем 12 правительственных чиновников и один представитель Нансеновского офиса, но русских среди них уже было только 7 человек[62]. Русские эмигрантские организации были обьязаны вносить все свои приобретенные средства в госбьюджет и таким образом им отнимали возможности влиять на систему помощи нуждающимся русским своими собстеными доходами[63]. В 1938 году был принято Распоряжение к Закону о государственном надзоре над дружествами и сдружениями. Оно обьязывало все существующие к этому моменту организации перерегистрироваться и указывало на то, что если они не сделают этого они автоматически перестанут существовать[64]. В этой напряженной политической обстановке многие организации прекратили свою деятельность, а болгарские власти ликвидировали некоторые из самых мощных русских эмигрантских организации как Дружество русских служащих в Болгарии и Русского общетрудового союза в Болгарии (РОТС)[65]. Министерство народного просвещения перестало рассматривать русских школ как самобытное явление и начало прямо контролировать учебного процесса в них, утверждало состав учителей и учебных програм и т. д.[66].

К концу 30-х годов ХХ-го века в условиях предстоящего обвязывания Болгарии с гитлеровской Германией, болгарские власти изменили свою позицию в отношении становища ОН о решении эмигрантского проблема путьем повсеместной натурализации русских. Была воспринята позиция, что если они примуть болгарское поданство, они перестанут быть потенциальной угрозой для болгаро-немецких отношений. Эти соображения легли в основу нового Закона о болгарском гражданстве с 1940 года, создающий специальные привилегии для Нансенистов[67]. Преференциальный режим был развит дальше в январье 1942 года, когда было принято решение, что дети родителей с Нансеновскими паспортами, рожденные в Болгарии, являются болгарскими поданными, если только по достижения возраста 21-го года, не декларировали, что не желают этого[68]. В результате этих преференции на период четырех военных лет болгарское гражданство приняли 1247 русских[69], или в среднем свыше 300 человек в году. К этому ходу эмигранты прибегали как из-за больших проблем в устраивании на работу, также и чтобы спастись от трудовой мобилизации, применяемой в отношении к евреям, армянам и русских с Насеновскими паспортами[70].

1-го марта 1941 года Болгария присоединилась к Трехстороннему пакту. Этот акт не является препятствием о проведении мероприятий „русской акции”. Комитет русских беженцев продолжал быть ее основной исполнительной институцией. Опасаясь однако нежелательных инцидентов, болгарские власти ставили перед ним и перед остальными эмигрантскими структурами строгие правила аполитичности[71]. Сумма, отпускаемая болгарским государством на „русскую акцию” сохранилась в своем довоенном размере и до конца 1944 года осталась порядка 9 000 000 лв. в году[72]. В принципе в условиях войны не создавались препятствия перед существованием русских школ. Единственным ограничением являлось требование об аполитичности[73]. Репрессивная мера была применена только к частному русскому лицею В. П. Кузьмина, который был закрыт в июне 1942 года[74]. 20-го марта 1941 года вошло в силу новое изменение Разпоряжения Закона о государственном надзоре над дружествами и сдружениями. Оно обьязывало их просить разрешения у Дирекции полиции для всех своих выступлениях, включая и внутриорганизационные встречи и собрания[75]. Эти требования парализовывали полностью выступления русских организаций, вследствии чего большинство из них перестали существовать.

2-го сентябрья 1944 года к власти в Болгарии пришло правительство воглаве с Константином Муравиевым. За все шест дней, которое оно правило, сделалась попытка восстановления демократического управления в стране и поворот во внешней политике в сторону государств антигитлеровской коалиции. 6-го сентябрья кабинет принял постановление о росспуске всех организации „фашистской и националистической идеологии”[76]. Из-за чисто идеологических соображений наравне с фашистскими, болгаро-италианскими и болгаро-горватскими дружествами, к ним причислялись и оставшися к этому времени 26 русских организаций[77], большинство из которых не имело ничего общего с фашизмом. Быстрое развитие политических событий сентябрья 1944 года временно остановило выполнения этого постановления.

Нападение гитлеровской Германии над СССР 22 июня 1941 года вызвало сложных процессов внутренней дезинтеграции среди русских эмигрантов. Часть из них встали на антисоветские позиции и включились в немецкие акции о призыве борцов против СССР из среды русских. Самая успешная из них это создание Русского охранителного корпуса (РОК) — специальное формирование русских эмигрантов всех европейских стран, дислоцированное на территории Югославии. Корпус был на прямом подчинении командованию Третьего рейха и считалось частью немецкой армии[78]. Во время войны он охранял второстепенные коммуникационные и хозяйственные объекты в Югославии, участвовал в военных действиях против Югославской народоосвободительной армии в Юговосточной Сербии, а потом и в битву за Белград[79]. В корпусе записались около 2 000 русских из Болгарии. На фоне их общего количество в Болгарии во время войны, это составляло свыше 30 % всех физически здоровых мужчин, способных нести тяжести военной службы[80].

Другие русские восприняли нападение над СССР как удар по собственной Родине и сознательно поставили себя в услугу СССР. Они были члены болгарских партизанских отрядов и нелегальных боевых груп, партийных и революционных молодежных организации и т. д. [81].

Большинство русских не связывались политически, но следили с тревогой за событиями и сопереживали трагедию своих близких в оккупированных территориях Советской России. Под влиянием деятельности советской легации в Болгарии, советской пропаганде и больше всего в результате побед Красной армии, их настроения постепенно стали эволюировать от восторга войной Германии против комунистического режима в их Родине к симпатиям к СССР. После Сталинграской битвы в 1943 году в рапортах Дирекции полиции появляется мнение, что русские „отождествляют большевистскую армию как русскую такую”[82].

Судьба русских эмигрантов в оточественофронтовской Болгарии после 9-го сентябрья 1944 года, определялась доминированием СССР целиком во внутренней и внешней политике страны и ее постепенного превращения в сателит СССР. Советское присутствие в Болгарии фиксировалось кляузами Соглашения о примирии, которое она подписала с государствами антигитлеровской коалиции 28 октябрья 1944 года. Этот документ давал исключительные права созданной Союзной контрольной комисии (СКК) о контроле в целом над деятельностью болгарского правительства. В ней включались представители Великобритании, США и СССР, но комиссия доминировалась Советским союзом[83]. Представители СССР в СКК изяли у болгарских властей и все проблемы, связанные с жизнью русских эмигрантов[84]. Они их разрешали с классовых позиции и ввели по отношению всей русской эмиграции в Болгарии термин „белогвардейцы”. Он был неточен и политизирован, потому как не делал разницу между гражданским населением, покинувшим России, спасаясь от ужасов Гражданской войны, и солдатами белых армии.

По советским внушениям началась ликвидация „русской акции”. Несмотря на то, что официально приняла на себя решения проблем русских беженцев, СКК обязала болгарское правительство продолжить выдачу средств на издержку больных, престарелых и инвалидов[85]. Требование это незаконно, так как согласно условиям 15-й статьи Соглашения о перемирии Болгария обязана была выплачивать денежные суммы и предоставлять товары и услуги, которые могут понадобиться Союзному (Советскому) главному командованию для использования в общих интересах союзников”[86]. Однако и речи не может быть в этом случае о каких-то "общих интересах”. В 1946-48 годах русским эмигрантам выдавались 20 000 000 лв. в году. В 1947 году помощи начали получать и русские дети, учащиеся в болгарских школах и бедным студентам. За весь период 1947-48 годов объем государственного финансирования русских насчитывал 72 000 000 лв.[87]. На фоне тяжелого положения болгарской энономики после 1944 года это весьма внушительная сумма.
В соответствии кляузам примирия прекратилась деятельность русских эмигрантских организации как структуры, ведущие „враждебную Обединенным народам пропаганду”[88]. Приказами номеров с 184 по 190 министра внутренних дел с 17 ноябрья 1944 года они расспускались, а их имущества конфисковались на пользу государства[89]. Исключительно строгим был и подход к русским школам. Под советским диктатом, с 1 октябрья 1944 года, без никакого приказа болгарское правительство прекратило государственную помощь на их издержку[90]. Принятое незаконным образом, это решение противоречило претензиям новой власти обеспечить равные права меньшинств в Болгарии. Указ об иностранных школ с 3 августа 1948 года прекратил и юридические возможности существования русских школ.[91]. Остальные частные русские институции — больницы, малые предприятия, ремесленные мастерские и т. д., поделили судьбу болгарских частных предприятий, которые были ликвидированы на основе закона о национализации.

События в Болгарии после 9-го сентябрья 1944 года затрагивали най-более тяжело русских эмигрантов, сотрудничавших под разными формами немецкой армии во время Второй мировой войны. Согласно указаниям СКК самые активные из них ссылались в созданных в 1945 году трудово-воспитательных общежитии (ТВО) как наказание для политических противников новой власти, а их семьи были выдворены[92]. Просмотр списков арестованных лиц указывает на то, что как СКК, также и дирекции народной милиции применяли весьма расширенные понятия о „фашистах” и „гестаповцах”, причисляя к ним даже деятелей русских эмигрантских организации как „Русский сокол”, „Русский скаут” и т. д.[93], а также и распространители вражеских слухов против СССР, Красной армии и Отечественного фронта”[94]. Кульминация этого процесса была в конце апреля 1946 года, когда число выдвореных в ТВО русских достигло 424 чловека[95]. Репрессии являлись частью общеевропейского процесса наказания военно-фашистских преступников. Дирижированные советскими службами , они однако достигли более широких размеров, в результате чего были наказаны несправедливо и лица, не имеющие ничего общего с фашизмом. Таким образом одновременно обезвреживались как политические оппоненты СССР, так и оппоненты нового направления в развитии послевоенной Болгарии.

С размещением советских частей наступили значительные изменения в юридическом статусе русских эмигрантов, направленные на их постепенное обезличивание как меньшинственная группа в стране. С одной стороны по советским рекомендация отменялись стимулы о приеме болгарского гражданства. С другой — СССР разрешил русским принять советское гражданство[96]. Сами эмигранты быстро установили преимущества своего нового юридического положения и воспользовались „большим жестом СССР”. С июня 1946 года по июнь 1948 года 1 350 русских из Болгарии приняли советское гражданство[97]. Так как это только 13 % их общего числа[98], по предложению советских представителей в СКК в 1947 году было разрешено детям русских, рожденных в Болгарии, (которые автоматически после 1942 года становились болгарскими поданными), получить советское гражданства без всяких формальностей[99].

В противоречии с болгарским закотодательством и под советским нажимом целым рядом подзаконовых актов новым советским гражданам обеспечивались значительные преференции, приравнивающие их целиком по отношению прав (а в ряде случаев и более высокими), с соответствующими местных граждан. 9-го октябрья 1946 года секретным постановлением № 18 Совета министров, разрешалось новым советским гражданам „сохранить права, которыми они пользовались в Болгарии, до улаживания их положения специальным законом”[100]. Это означало, что несмотря на приобретения нового статуса лица переходили в категорию иностранных поданных, власти объязывались не применять по отношению к ним режим ограничений, предусмотренный для иностранцев. В последующих годах этот документ расстолковывался весьма свободно государственными институциями и даже начал называтся „постановлением относительно признания прав советских граждан как болгарских таковых”[101]. Само наличие советского паспорта, за которым стояло советское посольство, превращалось в достаточное основание о незаконном пользований преференциями. Граждане СССР пользовались преимуществом перед болгарами при приеме на государственную и муниципальную службу , при выдаче жилищ, при приеме их детей в высших учебных заведении, при обмене вальюты и т. д.[102]. Таким образом, не будучи официально оккупированной, Болгария обеспечивала им возможность пользованься преференциями капитуляционного режима.

13 декабрья 1946 года по инициативе советских представителей в СКК, в Софии создан Комитет советских граждан в Болгарии. В 1949 году организация переименовалась на Союз советских граждан в Болгарии, а в 1956 году — на Дружество советских граждан в Народной Республике Болгарии[103]. Новая организация работала на социалистическое перевоспитание своих членов и их подготовку к новой будущей жизни на Родину[104]. По настаиванию СССР Комитет советских граждан „принял на себя представительство и заботы о всех интересов и нужд бывших русских эмигрантов в стране”[105]. Чтобы оздравить его материально и финансово, в 1947 году советская часть в СКК предоставила ему 190 305 лв. из конфискованных средств 12 бывших русских эмигрантских формирований[106], еще 311 418 лв. со счетов умерших без наследников русских, а также и их драгоценностей, хранившиеся в Болгарском народном банке[107]. Организации были переданы на управление и часть приобретенных после 1944 года советских имуществ в Болгарии[108], медицинские заведения РКК (ст. о.) [109], и „даренные” малые мастерские бывших русских эмигрантов, надеющиеся таким образом избежать национализацию[110]. Эта собственность превратила Союза советских граждан в Болгарии в мощный проводник и опору советских интересов в Болгарии.

Малая часть русских эмигрантов после 9-го сентябрья 1944 года осталась на свои позиции непризнавания СССР, но не желали принять и болгарское гражданство. Они остались жить в качестве „нансенистов”. Их поведение было объектом постоянного контроля СКК и Государственной безопасности, к которому в 1946 году был сформирован отдельный сектор „Белогвардейцы”. Его основной задачей была вербовка агентов на выслеживание политических выступлений „нансенистов”[111]. После сентябрья 1947 года в Дирекции государственной безопасности было сделано переустройство по советскому образцу, размещая в ней группу советских советников и три подразделения НКВД[112]. Под их диктовкой в обстановке „холодной войны” осуществлялось наступление против нансенистов по нескольким направлениям: против лиц, поддержавшие или поддерживающие контакты с англо-американским империализмом; по отношению „распространителей зловредных слухов против СССР, Болгарию и народнодемократические страны” и к новопоявившемуся врагу СССР и социализма — Югославскую компартию[113]. В начале 50-х годов ХХ-го века как „вражески” настроеные квалифицировались 1196 человек[114].

Начавшееся после смерти Сталина смягчение тоталитарной системы во всем советском блоке отразилось благоприятно на положение нансенистов. В отчетном докладе о работе отдела „Белоэмигранты” признавалась неправомерность репрессии против большого числа русских. Учитывалось, что у них было мало возмжностей о вражеской деятельности, а полученые на них сигналы были „сильно преувеличены”[115].

В сентябрье 1954 года СССР разрешил новым советским гражданам вернуться в СССР и работать на освоение целины[116]. До конца 1958 года уехало около 5 000 человек[117]. Это составляло свыше 90 % всех советских граждан в Болгарии. По данным Народной милиции в 1959 году в Болгарии проживали около 7 500 „белоэмигрантов”, большинство из которых нансенисты, или принявшие болгарское поданство.[118]. В этих условиях СССР ориентировался к ликвидации русского эмигрантского проблема в Болгарии. По его же рекомендации деятельность Дружества советских граждан неофициально прекращена. Его членам было заявлено, что могут собираться в рамках основанного в 1957 году Комитета болгаро-советской дружбы, возглавляемый известной комунистки Цолы Драгойчевой[119]. В 1963 году к этому комитету обособилась специальная секция, которая заботилась о нуждах и интересах советских граждан в Болгарии. Оставшиеся „белогвардейцы” продолжали жить в стране, но уже без возможности о какой-либо организованной деятельности. Этим практически русский эмигрантский проблем был исчерпан.

[1] Центральный Государственный архив (ЦДА). Ф. 284 К, оп. 1, а. е. 4554, л. 1-2; Архив Болгарской академии наук (АБАН). Ф. 44 К, оп. 1, ед. хр. 20, л. 12-17.

[2] ЦДА. КМФ 19. Doc. 9, p. 17; “L’echo de Bulgarie”, 22 януари 1919 г. Единственная група, которая противопоставилась приему русских беженцев в Болгарию была Болгарская комунистическая партия и ее сторонники.

[3] ЦДА. Ф. 176 К, оп. 4, ед. хр. 1098, л. 41-42.

[4] Там же, л. 145, 176.

[5] Там же. КМФ 19. Doc. 10.

[6] Славянски глас. 1919. № 1-2, с. 28.; 1920. № 1-2, с. 47 и сл.

[7] Любимов, Л. На чужбине. М., 1963, с. 116.

[8] ЦДА. Ф.176 К, оп. 4, ед. хр. 2479, л. 18; ф. 264 К, оп. 1, ед. хр. 4739, л. 1.

[9] Там же. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 67, л. 9.

[10] Там же. Л. 1.

[11] ЦДА. Ф. 173 К, оп. 3, ед. хр. 1871, л. 1.

[12] Русские сборники. 1921. № 2, с. 108.

[13] ЦДА. Ф. 173 К, оп. 3, ед. хр. 2139; Държавен вестник, № 116, 24 авг. 1920.

[14] Стенографски дневници на XIX ОНС. I РС, 5 заседание, 2 ноем. 1920, с. 115, 28 заседание, 21 дек. 1920, с. 917

[15] ЦДА. Ф. 231 К, оп. 6, ед. хр. 10, л. 17.

[16] Там же. Ф. 264 К, оп. 2, 3, 4, 5, 6.; Български периодичен печат 1844-1944. Т. III, С., 1968, № 8361-8443, с. 30 и сл.

[17] Даскалов, Д. Професионален и културен профил на бялата емиграция в България. — В: Бялата емиграция в България. С., 2001, с. 72.

[18] ЦДА. Ф. 369 К, оп. 1, ед. хр. 480, л. 1; Ф. 284 К, оп. 1, ед. хр. 4658, л. 1; ф. 695 К, оп. 1, ед. хр. 22.; Победа. № 44, 27 март 1922; Свободная речь. № 49, 28 март 1922.

[19] Вж. Спасов, Л. Врангеловата армия в България 1919-1923. С., 1999, с. 157.

[20] League of Nations. Treaty Series. Vol. XIII. № 355.

[21] Там же. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 25, л. 2; ф. 176 К, оп. 4, ед. хр. 2479, л. 58-60; На Родину. № 9, 16 юли 1922

[22] Там же. Ф. 242 К, оп. 2, ед. хр. 974, 975, 1379, л. 21-22.

[23] Спасов, Л. Врангеловата армия…, с. 202-204.

[24] Там же., с. 204.

[25] ЦДА. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 3, л. 8, ед. хр. 7, л. 3, 24.

[26] Там же. Ф. 258 К, оп. 1, ед. хр. 2609, л. 1-10.

[27] Вж.: Кьосева, Цв. Руската емиграция в България 20-те — 50-те години на ХХ в. С., 2002.

[28] Стенографски дневници на XXI ОНС. I Р С. 69-то заседание, 18 апр. 1924, с. 1567.

[29] ЦДА. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 199, л. 12.

[30] Там же, ед. хр. 194, л. 25; ф. 258 К, оп. 2, ед. хр. 435, л. 9; ф. 264 К, оп. 2, ед. хр. 8332, л. 52.

[31] Там же. Ф. 166 К, оп. 3, оп. 2, ед. хр. 430, л. 36, 41.

[32] ЦДА. Ф. 284 К, оп. 1, ед. хр. 5191, л. 5; АМВР. Об 22609. Т. V, л. 24.

[33] League Nations. Treaty Series. Vol. XXXIX, № 2005, 2006; ЦДА. Ф. 1743, оп. 1, ед. хр. 176.

[34] ЦДА. Ф. 317 К, оп. 1, ед. хр. 132, л. 22.

[35] Там же, Ф. 371 К, оп. 1, ед. хр. 132, л. 26.

[36] Там же. Ф. 317 К, оп. 1, ед. хр. 132, л. 26.
[37] Стенографски дневници на XXII ОНС. II Р С, 97 заседание, 17 май 1929, с. 2209; Държавен вестник, № 54, 7 юни 1929; ЦДА. Ф. 242 К, оп. 2, ед. хр. 1425, л. 7-11.

* *Не смотря на то, что ОН не рекомендовало подобное разделение, оно существовало в Чехословакии, где, например, для украинских студентов специально приглашались украинские професора. См.: Сладек, З. Русская эмиграция в Чехословакии: развитие “русской акции”. — В: Славяноведение. 1993. № 4. С. 28-38.

[38] ЦДА. Ф. 371 К, оп. 1, ед. хр. 132, л. 26.

[39] Там же. Ф. 317 К, оп. 1, ед. хр. 103, л. 18.

[40] Държавен вестник. № 26, 5 май 1925. Согласно сравнительного права существуют 4 системы по отношению к правам и правовых об’язательств иностранных граждан: 1. Приравнивание во всех отношениях инностранных граждан к местным. 2. Система взаимности, при которой определенные иностранные граждане приравнены в прававом отношении с местными, только если и поданные принимающего государства пользуются такими правами в стране, откуда прибыли иностранцы. 3. Ограничения в правах иностранных граждан и 4. Система капитуляции, признающая иностранным гражданам больше прав, чем местным. Обычно правовой режим иностранцев в Болгарии до 9-го сентьября 1944 года сочетал элементы первых трех систем. — См. Симеонов, И. Правното положение на чуждите граждани в системата на българското положително право. С., 1948, с. 8.

[41] ЦДА. Ф. 231 К, оп. 6, ед. хр. 600, л. 9, ф. 176 К, оп. 4, ед. хр. 3068, л. 149, 150-153; Безработицата в България към 31 декември 1926 г. С., 1927, с. 30.

[42] ЦДА. Ф. 176 К, оп. 4, ед. хр. 2482, л. 66-68.

[43] Там же. Ф. 231 К, оп. 6, ед. хр.21, л. 1-13.

[44] Стенографски дневници на XXII ОНС. II Р С. Книга II, с. 674-677; Държавен вестник. № 277, 9 март 1929.

[45] ЦДА. Ф. 372 К, оп. 1, ед. хр. 2155, л. 501.

[46] Държавен вестник. 15 дек. 1930 г.; ЦДА. Ф. 173 К, оп. 5, ед. хр. 8.

[47] Приложение към Стенографските дневници на ХХ ОНС. IV РС, 1930-1931. Т. I, приложение 149, с. 537.

[48] ЦДА. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 219, л. 49.

[49] Там же, ед. хр. 82, л. 203-204, ед. хр. 202, л. 7.

[50] Там же. Ф. 177 К, оп. 2, а.е. 415, л. 24.

[51] ЦДА. Ф. 177 К, оп. 2, ед. хр. 415, л. 2-24.

[52] В досье русских эмигрантских организации, сохранившихся в Дирекции полиции, предоставлены протоколы учреждения и состав учредителей, перенаписанные к середине 20-х годов, когда они зарегистрированы в обязательном порядке. См.: ЦДА. Ф. 264 К, оп. 2, ед. хр. 8319, 8324, 8333, 8338, оп. 3, ед. хр. 4371 и др.

[53] ЦДА. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 250, л. 2.

[54] Там же. Ф. 166, оп. 3, ед. хр. 91, л. 218-260, ед. хр. 219, л. 32-33.

[55] Там же. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 91, л. 50-53.

[56] Там же, ед. хр. 171, л. 2-11.

[57] Българо-съветски отношения и връзки 1917-1944 г. Т. I. С., 1977, с. 406-407.

[58] Архив Министерство внутренных дел (АМВР). Об. 22945, л. 9-37.

[59] Държавен вестник. № 245, 5 ноем. 1937; ЦДА. Ф. 370 К, оп. 1, ед. хр. 456.

[60] ЦДА. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 1259, л. 2-6.

[61] Там же. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 5, л. 4-7, ед. хр. 14, л. 12-130.

[62] Там же. Оп. 3, ед. хр. 5, л. 4-7, ед. хр. 14, л. 12-13.

[63] Там же. Ф. 264 К, оп. 2, ед. хр. 9409, л. 60

[64] Държавен вестник. № 77, 8 апр. 1938.

[65] ЦДА. Ф. 264 К, оп. 2, ед. хр. 159, л. 58, ед. хр. 8318, л. 1-4, ед. хр. 8327, л. 3.

[66] Там же Ф. 177 К, оп. 2, ед. хр. 836, л. 2-10, ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 35.

[67] Държавен вестник. № 288, 20 дек. 1940.

[68] ЦДА. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 1770, л. 11.

[69] Там же, ед. хр. 1396; Ф. 296, оп. 1, ед. хр. 14, л. 2-8.

[70] Държавен вестник. № 100, 4 май 1940; ЦДА. Ф. 1517 К, оп. 1, ед. хр. 9, л. 268.

[71] ЦДА. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 107, л. 1.

[72] Там же, ед. хр. 3, л. 8-9.

[73] Там же. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 107, л. 1.

[74] Там же. Ф. 177 К, оп. 5, ед. хр. 45, л. 7.

[75] Там же. Ф. 371 К, оп. 5, ед. хр. 1037, л. 5.

[76] АМВР. Ф. 13, оп. 4, ед. хр. 1, л. 2.

[77] ЦДА. Ф. 264 К, оп. 2, ед. хр. 8301, 8322, ед. хр. 8327, оп. 6, ед. хр. 1385, ед. хр. 1422, 1432, ед. хр. 8424, л. 1-6.

[78] ЦДА. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 1616, л. 6-7; ф. 264 К, оп. 1, ед. хр. 188, л. 83; АМВР. Об. 11 039, л. 158.

[79] Вишнич, П. Битка за Србиjу. Т. 2. Београд, 1984, с. 14, 15, 19, 38, 61, 228, 238, 264, 321, 373.

[80] См.: Кьосеваь Цв. ски емигранти от България в Руския охранителен корпус в Югославия (по документи на Дирекцията на полицията). — В: Втората световна война и Балканите. Сборник доклади и научни съобщения, изнесени на международна научна конференция в София, 20-21 юни 2001 г. С., 2002, с. 372-383.

[81] Вж. Аблова, Р. Т. Сътрудничеството на съветския и българския народ в борбата против фашизма 1941-май 1945. С., 1973. С. 265-291.

[82] АМВР. Об. 1602, л. 15.

[83] Външна политика на Народна република България. Т. I. С., 1975, с. 17.

[84] Архив министерства внешных дел (АМВнР). Ф. Комисарство по изпълнение на Съглашението за примирие (КИСП), оп. 1, дело 109, л. 19.

[85] АМВнР. Ф. КИСП. Оп. 1, дело 12, преп. 70, л. 25.

[86] Външна политика…, цит. съч., с. 18.

[87] ЦДА. Ф. 49, оп. 1, а. е. 253, л. 1-40, а. е. 4011, л. 50, 172, а. е. 4012, л. 3, 94, а. е. 4013, л. 171-174; АМВнР. Ф. КИСП. Оп. 1, дело 12, преп. 70, л. 37.

[88] Външна политика…, цит. съч., с. 17; Советско-болгарские отношения 1944-1948. М., 1969, с. 34.

[89] АМВР. Ф. 13, оп. 4, ед. хр. 1, л. 13; Ф. 1, оп. 1, ед. хр. 142, л. 1.

[90] ЦДА. Ф. 49, оп. 1, а. е. 4011, л. 58. После этой даты русские школы не числились ни в одном списке иностранных школ в Болгарии. (См. ЦДА. Ф. 142, оп. 3, ед. хр. 545).

[91] Държавен вестник. № 180, 3 август 1948.

[92] АМВР. Ф. 23, оп. 1, ед. хр. 23, л. 17, ед хр. 117, л. 12, ед. хр. 147, л. 34.

[93] Там же. Ед. хр. 147, л. 36, 40, 42.

[94] Там же. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1389, л. 1-47.

[95] Там же. Ф. 3, оп. 1, а. е. 23, л. 72.

[96] Ведомости Верховного совета СССР. 1946, № 21, № 39; Законодательство СССР и международные соглашения по вопросам гражданства. М., 1964, с. 38.

[97] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1390, л. 33, 1392, л. 4-5.

[98] Там же, ед. хр. 1392, л. 4-5.

[99] Там же, ед. хр. 1384, л. 5.

[100] ЦДА. Ф. 136. Оп. 1, ед. хр. 388, л. 27.

[101] Там же, л. 28.

[102] Там же, л. 28, 29, 33, 34, 37 и др.

[103] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1388, л. 1.

[104] Там же, л. 1-4.

[105] АМВнР. Ф. КИСП. Оп. 1, дело 12, преп. 70, л. 113.

[106] Там же, л. 114, 121, 123.

[107] Там же, л. 121 .

[108] ЦДА. Ф. 1577 К, оп. 1, ед. хр. 9, л. 350-351.

[109] Там же, л. 126; ф. 1864 К, оп. 1, ед. хр. 13, л. 26-28.

[110] Князь Ратиев, Ал. То что сохранила мне память. Мемуары. С., 1999, с. 646. Союз советских граждан не является собствеником этого имущества, а только пользуется его приходов. Посольство СССР сохранло за собой полный контроль над этими материальными и финансовыми средствами.

[111] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 101, л. 1-2; ЦДА. Спомен 3012 Б, с. 139.

[112] ЦДА. Ф. 1 Б, оп. 5, а. Е. 221, л. 19, ед. хр. 222, л. 49, ед. хр. 223, л. 50.

[113] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр.10, ед. хр. 1137, 1388, 1392, 1394, 1395 и др.

[114] Там же., ед. хр. 1392, л. 95-96.

[115] Там же, ед. хр. 1396, л. 16-22.

[116] Там же, ед. хр. 1402, л. 3-4.

[117] ЦДА. Ф. 1577 К, оп. 1, ед. хр. 9, л. 387.

[118] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1405, л. 1-3.

[119] ЦДА. Ф. 1 Б, оп. 6, ед. хр. 3166, л. 2-3.

Доктор исторических наук Цветана Кёсева

Вторая мировая война и судба руских емигрантов.

Небольшая часть русских эмигрантов были завербованы как сотрудники английской и американской разведки в Болгарии. Это главным образом бывшие офицеры Белой армии, легально проживавшие в Болгарии. Они получали материальную и финансовую помощь, а также и указания по совершению саботажных действий, публикации и распространению английских и американских пропагандистских материалов и др. Наиболее активной являлась их деятельность в районе города Варны, где английская разведка располагала четырьмя группами. В конце февраля 1941 года они были раскрыты полицией и все их члены арестованы. После того как были прерваны дипломатические отношения Болгарии с Великобританией и США, Советское посольство в Болгарии оказывало активную помощь в деятельности русских эмигрантов-сотрудников разведок стран антигитлеровской коалиции[11].

Часть русских сознательно оказывали содействие Советскому Союзу. Они восприняли нападение на СССР как удар по собственной Родине и старались помочь ей любым способом[12]. Их число, однако, намного меньше по сравнению с теми, кто стали членами РОКа. Активную деятельность в поддержку Советского Союза продемонстрировали русские эмигранты, поддержавшие курс болгарских коммунистов на „вооруженную борьбу против фашизма” в Болгарии для помощи „мировому пролетарскому отечеству” — СССР. Они становились партизанами и подпольщиками, членами партийных и молодежных революционных организаций, нелегальных боевых групп и т. д.[13]

Преобладающая часть русских эмигрантов переносила бедность и лишения военного времени, не связывая себя с политикой. Этот факт многократно указывается в полицейских источниках. Под влиянием советской пропаганды и более всего в результате побед Советской армии, настроения русских постепенно эволюционируют от диапазона восторга и одобрения борьбы гитлеровской Германии против коммунистического режима на Родине до симпатии к СССР. Как заявляет русский публицист Вячеслав Костиков, военные годы способствовали возникновению „русско-советского патриотизма” в эмигрантской среде, благодаря которому враждебность многих русских к СССР сменилось на искреннее преклонение[14]. Просоветские взгляды русских эмигрантов достигают своеобразного апогея после Сталинградской битвы 1943 года. В раппорте о политическом положении в городе Варне за февраль 1943 года областной полицейский руководитель докладывает начальнику Государственной безопасности, что русское меньшинство все более начинает „отождествлять большевистские войска с русскими войсками”[15].

Судьба русских эмигрантов в Болгарии после 9 сентября 1944 года во время правления Отечественного Фронта определяется доминированием СССР в целом во внутренней и внешней политики страны и ее постепенным превращением в сателлит СССР. Советское присутствие в Болгарии было признано государствами „большой тройки”. Оно зафиксировано и в положениях Соглашения о перемирии, которое Болгария подписала с государствами антигитлеровской коалиции 28 октября 1944 года. Согласно этому Соглашению, в стране располагалась Союзная контрольная комиссия (СКК), состоявшая из представителей Великобритании, США и СССР, но доминирующее значение имел СССР. Эти договоренности открывали перед СССР возможность прямого воздействия на развитие Болгарии в целом и по своей сути представляли собой зеркальный вариант признанного СССР непосредственного англо-американского воздействия на динамику внутриполитических процессов в Западной Европе[16].

Еще с конца 1944 года советские представители в СКК изъяли из ведения болгарского государства все проблемы, связанные с судьбой русских эмигрантов. Они разрешали их с классовых позиций, согласно которым все эмигранты являются „врагами СССР”. В соответствии с этим советские представители ввели по отношению всей русской эмиграции в Болгарии термин „белогвардейцы”. Этот термин — неточный и политизированный, так как не делает разницы между гражданским населением, покинувшим Россию, избегая ужасов Гражданской войны, и солдатами Белой армии.

С прибытием на болгарскую землю в сентябре 1944 года спецчасти Красной армии („Смерш”*) начали арестовывать наиболее видных русских эмигрантов и принуждать их доносить на своих соплеменников, сотрудничавших с гитлеровцами. Круг лиц, обвиняемых в сотрудничестве с гитлеровцами, расширялся, однако, слишком произвольно. Выискивались и арестовывались не только русские, работавшие в открытую на гитлеровцев, но и все „активные участники белоэмигрантских организаций”[17].

Соглашение о перемирии придает законный характер репрессивным мерам. Согласно п. 6 этого документа, Болгария обязывалась сотрудничать с Союзной контрольной комиссией (СКК) „по задержанию лиц, обвиненных в военных преступлениях” против объединенных народов, и „их осуждению”[18]. По настоянию политических сотрудников СКК в ноябре-декабре 1944 года областные дирекции полиции составили списки агитаторов и участников РОКа и лиц, работавших в военных, дипломатических, торговых и других организациях государств гитлеровской коалиции в Болгарии, и передали их в СКК[19]. С января по ноябрь 1945 года Дирекция народной милиции арестовала и предоставила в распоряжение комиссии 88 из них[20]. Просмотр списков арестованных лиц указывает на то, что как СКК, так и дирекции народной милиции, применяли весьма расширенные понятия о „фашистах” и „гестаповцах”. Наряду с русскими, работавшими в военных формированиях гитлеровской Германии, в эти списки были включены и лица, которые являлись членами различных русских эмигрантских организациях как „Русский сокол”, „Русские скауты” и др.[21]. В согласии с советскими представителями в СКК, они были высланы в созданные с конца 1944 года в стране Трудовые воспитательные общежития (ТВО) для наказания политических противников новой власти. До конца 1945 года число выдворенных в ТВО „белогвардейцев” достигло 317 человек[22]. Кульминация этого процесса наступила в конце апреля 1945 года, когда общее число выдворенных в ТВО русских эмигрантов, достигло 424 человека[23]. Средняя длительность пребывания в лагерях — от 7-8 месяцев до одного или больше года[24].

После 1946 года основания для репрессий были дополнительно расширены. Выдворению уже подвергались и русские, работавшие на немецких фабриках и заводах в качестве обыкновенных рабочих, а также лица, осужденными по недавно утвержденному обвинению — „распространение вражеских слухов против СССР, Красной армии и Отечественного фронта”[25], которые не упоминались в положениях Соглашения о перемирии. Этот факт доказывает, что эмигранты стали объектом репрессий так же, как и болгары — политические противники новой власти.

С июня 1946 года началось освобождение из лагерей части русских эмигрантов[26]. Они освобождались, главным образом, по гуманитарным соображениям – по причине тяжелых заболеваний, а также в связи с неспособностью заниматься тяжелым физическим трудом. Часть русских эмигрантов была освобождена по распоряжению Государственной безопасности из-за их согласия сотрудничать с властями и в качестве информаторов и осведомителей в среде русских эмигрантов[27].

Согласно положениям Соглашения о перемирии репрессивные меры применялись и против членов семьи выдворенных эмигрантов. По указанию члена СКК генерала А. М. Вулла, 231 русский эмигрант был выслан на „свободное” местожительство в новые населенные пункты, которые они могли покидать только с разрешения Народной милиции[28].

Репрессии против русских эмигрантов являются частью общеевропейского процесса наказания военно-фашистстских преступников. Организованные советскими службами, эти репрессии, однако, достигли более широких размеров, в результате чего преследованию подверглись и лица, не имевшие ничего общего с фашизмом. Таким образом, одновременно обезвреживались как сотрудники гитлеровцев, так и политические оппоненты СССР и нового направления развития послевоенной Болгарии.

По распоряжению советских частей в Болгарии с начала октября 1944 года Министерство иностранных дел и исповедании (МВнРИ) приступило к ликвидации „русской акции”. Несмотря на то, что СКК официально взяла на себя разрешение проблем русских беженцев, она обязала болгарское правительство продолжить выделение средств на содержание больных, престарелых и инвалидов[29]. Требование это было незаконно, так как согласно условиям ст. 15 Соглашения о перемирии, Болгария была обязана выплачивать денежные суммы и предоставлять товары и услуги, „которые могли бы понадобиться Союзному (Советскому) главному командованию для использования в общих интересах”[30]. В данном случае, однако, не идет речь о неких „общих интересах”. За период с 1946 по 1948 годы русским эмигрантам было выделено около 20000 левов в год. Кроме инвалидов, с 1947 года помощь начали получать и русские, учащиеся в болгарских учебных заведениях, неимущие русские студенты и дети из неимущих семей. За весь период с 1945 по 1948 годы общий объем государственного финансирования этих категорий лиц составил около 72 миллионов левов[31]. На фоне тяжелого состояния болгарской экономики после 9 сентября 1944 года эта сумма является весьма внушительной.
Судьба русских эмигрантских организаций юридически была решена ст. 7 Соглашения о перемирии, согласно которой Болгарское правительство обязывалось расформировать все организации, которые вели „враждебную Объединенным народам пропаганду”[32]. В соответствии с документом, содержащим приказы №№ 184-190 министра внутренних дел с 17 ноября 1944 года, все „фашистские и враждебные народам антигитлеровской коалиции болгаро-японские, болгаро-венгерские, болгарско-итальянские и болгаро-хорватские и белогвардейские дружества в Болгарии, были расформированы[33], а их имущество подлежало конфискации[34]. По настоянию СКК, в январе 1945 года была проведена кампания по „чистке фашистской и антибольшевистской литературы”, во время которой были ликвидированы 7 частных русских библиотек в Софии (библиотека им. Пушкина, библиотека Русской гимназии и Русского дома инвалидов в софийском квартале Княжево, библиотека им. Гоголя, библиотека „Зорница” Б. Калинникова и библиотека В. Шапошниченко)[35]. Их книжный фонд был конфискован и передан советским властям в болгарской столице[36].

Конфискация имущества ликвидированных русских эмигрантских организаций продлилась вплоть до февраля 1947 года и вызвала острые споры между болгарским правительством и советскими представителями в СКК. „Камнем преткновения” оказался вопрос о собственности Союза русских инвалидов. В данном случае речь шла о значительном по своему объему имуществе – 5 инвалидных домов (в софийском квартале Княжеве, в болгарских городах — Шумен, Видин, Варна и Нова Загора), общежития для инвалидов и престарелых в Софии с амбулаторией в нем и др. Так как в инвалидных домах было размещено большое число нетрудоспособных русских беженцев, конфискация их имущества осуществлялась косвенным путем.

Продолжая содержать русских инвалидов, правительство Кимона Георгиева поставило перед СКК вопрос о передаче имущества русских инвалидных домов Министерству социальной политики. Ответ заместителя председателя СКК генерала Черепанова гласил, что это имущество „должно быть передано советскому государству, так как оно было „приобретено за чсет средств, вывезенных из СССР, но в течение определенного времени оно может быть использовано болгарскими властями[37]. Кабинет был смущен такой трактовкой вопроса и попытался противодействовать. После некоторых экономических и других подсчетов кабинет сообщил в СКК, что имущество Союза русских инвалидов составляет 688064 левов. Из них 585693 левов составляли собственные средства организации и различные дарения и, соответственно, 102371 лв. были предоставлены болгарским государством[38]. Заключение правительства свидетельствовало о том, что в данном случае не может быть и речи „о вложении каких-либо общественных средств, вывезенных из Советской России” и что „требование СКК о признании имущества Союза инвалидов собственностью советского государства не может быть оправдано никакими правовыми соображениями”[39]. СКК не согласилась с высказанным мнением, но передала право на использование имущества Союза инвалидов болгарскому государству, так как практически именно оно содержало инвалидов. Однако, для того, чтобы этим имуществом могли управлять „надежные хозяева”, по рекомендации советской стороны в домах были выбраны так называемые народные советники по делам русских инвалидов – верные новым болгарским властям и СССР лица[40].

Исключительно строгим был и подход к русским школам в Болгарии. Под советским диктатом с 1 октября 1944 года болгарское правительство приостановило их государственное финансирование, и без правовых оснований их существование было прекращено[41]. Этим был положен конец русскому учебному делу в стране. Это незаконное решение противоречило утверждениям новой власти обеспечить равные права меньшинств в Болгарии. Для сравнения укажем на то, что бывшие немецкие и итальянские школы продолжали существовать до 1946 года. 3 августа 1948 года был принят Указ об иностранных школах, который официально лишил русские учебные заведения возможности для существования. Только иностранным дипломатическим представительствам разрешалось отрывать школы, предназначенные исключительно для детей граждан своей страны[42].

Остальные частные русские организации – больницы, малые предприятия, мастерские и др., имели ту же судьбу, что и все болгарские частные предприятия, которые были ликвидированы на основе законов о национализации.

Малая часть русских эмигрантов после 9 сентября 1944 года остались на старых позициях непризнания СССР и не желают признавать новое болгарское гражданство. До 1946 года их деятельность контролировалась СКК и ІІ отделом Государственной безопасности, в котором к концу того же года был сформирован сектор „Белогвардейцы”. В справке, составленной тремя информаторами с 27 марта 1946 года, отмечалось, что русское меньшинство „хорошо образовано”, но придерживается исключительно „белогвардейской ориентации” и в значительной части являлись „германофилами”, „матерыми фашистами, которые в своем большинстве поддерживали оппозицию и реакцию”[43]. Эта политизированная и неточная справка легла в основу работы сектора „Белогвардейцы” и сыграла важную роль в дальнейшей судьбе русских эмигрантов.

Определяющую роль в отношении болгарских властей к русским эмигрантам сыграли советские военно-политические советники в Дирекции народной милиции Димитър Трифонов (Митя) и Лев Александрович Студников[44]. По их рекомендации с середины 1946 года началась усиленная вербовка агентов из среды „белогвардейцев” и их родственников. В архиве Дирекции народной милиции (ДНМ) 1946 года числятся имена и псевдонимы 51 агента и сотрудника Государственной безопасности (ДС)[45]. По указанию Л. Студникова в этой сфере впервые стала применяться советская система контроля, согласно которой некоторые сомнительные лица получали доступ к агентурным досье, находящимся в предварительной разработке, и к учетным наблюдениям.

Основная деятельность агентов заключалась в слежке за политическими выступлениями русских эмигрантов[46]. Их деятельность, однако, не дала значительных результатов. В отчетном докладе о деятельности ДС за 1946 год указывается на то, что этим агентам не хватает „культуры и сыгранности, противник превышает их как по опыту, так и по средствам”[47]. Вот почему периодически проводились проверки личного состава, в результате которых ненадежные лица исключались как не заслуживающие доверия”[48].

Незадолго до вывода советских войск из Болгарии отдел „Б” ДС подготовил справку о положении с „белогвардейским меньшинством”. Эта справка свидетельствует о наступивших изменениях в отношении властей к этой категории граждан. В справке указывалось на то, что „меньшинство не создает никаких серьезных проблем” властям, так как оно значительно „ослаблено” после проведенной „массовой чистки” (т. е. репрессивных мер согласно Соглашению о перемирии. – Прим. автора). Отдельные „белогвардейцы” однако представляют собой „замаскировавшихся англофилов”. Этот ярлык в отношении бывших сотрудников СССР по антигитлеровской коалиции получает в это время широкое распространение, наряду с новыми советскими клише о врагах СССР и стран народной демократии[49].

После совещания руководящих работников компартий европейских стран народной демократии, состоявшегося в Польше в сентябре 1947 года, в Болгарии начали создавать советскую модель социализма, сопровождающуюся массовыми политическими репрессиями против противников власти. Получило развитие сталинское положение о непрерывном „обострении классовой борьбы” и о необходимости „усиления революционной бдительности против вражеских проявлений”[50]. С этой целью было совершено полное переустройство Дирекции Государственной безопасности по образцу тайных служб СССР, при этом в ее работе принимали участие большая группа советских советников и три подразделения НКВД[51].

Эти изменения в общественно-политической обстановке сказывались и на системе контроля над „белогвардейцами”. После решения вопроса о наказании лиц, сотрудничавших с гитлеровской Германией, началось наступление на „врагов социализма”. Это наступление проходило по нескольким направлениям: 1) по отношению к лицам, поддерживающих или поддерживавших какие-либо контакты с англо-американским империализмом, являвшимся „врагом № 1” для социализма; 2) по отношению к „распространителям зловредных слухов против СССР, Болгарии и народно-демократических стран” и 3) по отношению к новому, недавно появившемуся врагу СССР и народно-демократических стран – Югославской компартии.

Согласно первому направлению на переднем плане в разработках ДС фигурировали лица, которые имели какие-либо контакты с капиталистическими странами до и после войны. В 1949 году по этому направлению были заведены еще 8 наблюдательных досье[52]. Типичным примером характера разработок подобного рода является деятельность ДС болгарского города Казанлыка в 1949 году по расследованию связей 85 „белогвардейцев” из Дома инвалидов в деревне Шипка (к этому моменту все они имели советское гражданство) „с Америкой и с другими капиталистическими странами”. Поводом для этого являлись часто получаемые ими посылки из-за границы. Само по себе это направление являлось грубым нарушением международных гуманитарных конвенций о правах инвалидов. В феврале 1953 года „враг” был раскрыт. Так как иностранным адресатом указанных лиц был Комитет помощи русским инвалидам в США, то никаких решений о наказании русских инвалидов из деревни Шипка вынесено не было[53].

Со вторым направлением в Государственной безопасности был непосредственно связан отдел „В”. В его отчетах регулярно отмечались отличающиеся от официальной советской идеологии мнения „объектов” по отношению к Октябрьской революции, к И.В. Сталину, к инициативам „построения социализма в Болгарии”, а их „независимые” комментарии о международном положении[54]. По требованию посольства СССР ДС высылала советским дипломатам персональные справки о распространителях слухов[55].

Реализация третьего направления – поиск „агентов Тито”, связана с разрывом ВКП(б) и Коминформбюро с И.Б. Тито и Компартией Югославии летом 1948 года, когда по указанию Сталина во всех странах советского лагеря началась планомерная кампания по искоренению „титовской ереси”. В ответ на советскую политику с весны 1949 года И.Б.Тито проводил масштабную акцию высылки из Югославии „агентов СССР”, в том числе бывших русских эмигрантов и советских граждан. Согласно ДНМ с 1 мая 1949 года по 24 июля 1952 года было выслано в Болгарию 777 человек[56]. Под наблюдением советских чекистов они подвергались строгим допросам и на них были заведены персональные досье. В Болгарии на особый учет были поставлены около 155 человек, заподозренных в шпионаже в пользу Югославии[57]. После допросов лица высылались чекистами в разные населенные пункты, и их местонахождение не сообщалось даже болгарской Государственной безопасности[58]. Этот случай является доказательством безнаказанности действий советских спецчастей в Болгарии.

В начале 50-х годов политическое положение в Болгарии значительно обострилось. Проводились десятки процессов против „врагов социализма”. В обстановке усилившийся шпиономании МВР делает общий вывод о том, что оставшиеся в Болгарии бывшие белоэмигранты являются „проводниками фашизма” и создают благоприятную почву для деятельности иностранных разведслужб”. Была поставлена задача по окончательному определению врагов среди них и по усилению мер их обезвреживания[59]. В качестве „враждебно” настроенных белогвардейцев было упомянуто 1196 человек[60]. К началу марта 1952 года в соответствии с приказом № С-30 министра внутренних дел Р. Христозова, список заподозренных увеличился еще больше. „Врагами” объявлялись и лица, работавшие за границей на иностранных предприятиях, посещавшие или посещающие посольства капиталистических стран после 9 сентября 1944 года, а также выпускники иностранных учебных заведений[61]. Выполнение приказа № С-30 является вершиной репрессий, которым были подвергнуты тысячи невинных болгарских и иностранных поданных, несправедливо обвинявшихся в „сотрудничестве с империалистами”. Согласно совершено секретному докладу ДС председателю Совета министров Вылко Червенкову за первое полугодие 1952 года, в качестве агентов „иностранной разведки” в Болгарии, были арестованы 2074 человек[62]. Число „белогвардейцев” среди них, однако, только 96 человек[63]. Это является доказательством искусственного выискивания врагов-иностранцев в Болгарии.

После смерти И.В. Сталина начинается процесс смягчения господствующей тоталитарной системы во всем просоветском блоке. Это благоприятно отразилось на положении „белоэмигрантов”. В отчетном докладе работы отдела „Белоэмигранты” за 1953 год открыто признается неправомерность репрессий против значительного числа русских эмигрантов. Констатировалось, что у этих лиц было мало возможностей для вражеской деятельности, а предъявленные им обвинения были „сильно преувеличены ”[64].

В 1954 году контроль за русскими эмигрантами сосредоточился на лицах, поддерживающих связи с так называемыми „белоэмигрантами-невозвращенцами”[65]. По данным ДС с 1954 года около 50 „белоэмигрантов-невозвращенцев” поддерживали связи со своими близкими в Болгарии. Письма некоторых русских эмигрантов в Болгарии были „реакционного характера”, но они не содержали разведывательных данных против страны или против других социалистических государств[66]. Число лиц, находящихся в разработке болгарских спецслужб, в целом значительно уменьшилось. Из справки, составленной 6 сентября 1954 года, видно, что «в Болгарии проживают всего 12793 „белоэмигранта”, из которых только 83 поставлены на учет по линии ДС, а после 1952 года за различные преступления были арестованы и осуждены всего 10 человек»[67]. После 1956 года ДС не регистрирует никаких серьезных вражеских проявлений со стороны русских эмигрантов[68].

Учитывая огромные потери СССР и его нарушенный демографический баланс, к концу Второй мировой войны советское правительство решает привлечь русских эмигрантов, которые не сотрудничали с гитлеровцами, и использовать их в целях восстановление экономики. 14 июня 1946 года был принят указ о восстановлении советского гражданства поданных бывшей Российской империи, проживающих в Болгарии[69]. Согласно докладу ДНМ этот жест СССР был встречен „белогвардейцами” в Болгарии с большим воодушевлением и они массово стали принимать советское гражданство[70]. Статистические данные, однако, указывают на то, что общее количество русских эмигрантов, принявших советское гражданство, составляло всего около 13 %[71]. С июня 1946 года до июня 1948 года только 1350 русских эмигрантов из Болгарии приняли советское гражданство[72]. Чтобы стимулировать этот процесс, по предложению советских представителей в СКК, в 1947 году Министерство правосудия разрешает всем детям русских эмигрантов, родившимся в Болгарии и после 1942 года ставшим болгарскими поданными, по исполнении 16 лет получить советское гражданство без всяких формальностей[73]. Интересен тот момент, что поменяли свое гражданство не только бывшие владельцы нансеновских паспортов, но и те русские эмигранты, которые уже получили к тому времени болгарское гражданство[74]. Некоторые из них подвергались репрессиям после 1944 года и решили, что советское гражданство может спасти их от преследований. Показательным для их настроений является высказывание Бориса Беляева, что он „стал советским гражданином из страха” и что он готов всегда отказаться от своего нового статуса[75].
Другой очень важной мерой, стимулировавшей принятие советского гражданства, было принятое 9 октября 1946 года постановление № 19 Совета министров Болгарии. Оно ставило советских граждан в исключительно привилегированное положение. Эти лица „сохраняли права, которыми пользовались по всем законам Болгарии до установления их положения специальным законом”[76]. Это означало, что, несмотря на приобретение нового статуса, эти лица не переходят в категорию иностранных поданных, и власти обязаны не применять по отношению к ним режим ограничений, предусмотренный для иностранцев. В противоречии с болгарскими законами, в последующие годы этот документ получил слишком широкое толкование государственными органами, и его даже стали называть „постановлением о признании прав советских граждан как равных болгарским гражданам”[77]. Один только факт наличия советского паспорта, за которым стояло советское посольство, превращался в достаточное основание для незаконного пользования льготами. Граждане СССР пользовались преимуществом при занятии государственных и общественных должностей, при получении жилья, при приеме их детей в высшие учебные заведения, при обмене валюты и т. д.[78]. Таким образом, указанное постановление фактически приспосабливало советских граждан к жизни в условиях капитуляции, при которых им обеспечивались в некоторых отношениях более широкие права по сравнению с местным населением.

13 декабря 1946 года по инициативе советских представителей в СКК в Софии был создан Комитет советских граждан в Болгарии. В его руководство вошли доверенные представители СССР: председатель – Алексей Гирский, два заместителя председателя – Юрий Раппопорт и Андрей Янишевский и секретарь – Константин Савченко. С 1947 по 1949 года такие комитеты были созданы во всех больших населенных местах с компактным проживанием русскоязычного населения. Позднее Комитет был переименован в Союз советских граждан в Болгарии (ССГБ), а в 1956 году – в Дружество советских граждан в Народной Республике Болгарии[79]. Эта новая организация заботилась о социалистическом перевоспитании своих членов и подготовке их к будущей жизни на Родине[80]. Подобные организации создавались не только в дружественных СССР странах, но и в некоторых государствах антигитлеровской коалиции, как, например, во Франции, где в послевоенном правительстве коммунисты имели большое влияние[81]. Создание подобных комитетов являлось частью политики СССР по приобщению бывших русских эмигрантов, не связанных с военно-фашистскими преступлениями, к советской политике.

По настоянию СССР Комитет советских граждан „принял на себя представительство и заботы о всех интересах и нуждах бывших русских эмигрантов в стране”[82]. Чтобы поддержать его материально и финансово, в 1947 году советская часть в СКК предоставила ему 190305 левов из конфискованных средств 12 бывших русских эмигрантских формирований[83], еще 311418 левов за счет вкладов умерших русских эмигрантов, не имевших наследников, а также их драгоценностей, хранившихся в Болгарском народном банке[84]. Под управление этой же организации перешла и часть советского имущества в Болгарии, приобретенного после 1944 года[85]. В 1949 году к ССГБ причислили и медицинские заведения РКК (старая организация)[86]. В последствии в начале 50-х годах к ней „добровольно” перешли и маленькие предприятия и мастерские бывших русских эмигрантов, которые надеялись таким образом избежать национализации[87]. Эта собственность превратила Союз советских граждан в Болгарии в мощный проводник и опору советских интересов в Болгарии.

2 сентября 1954 года в Клубе советских граждан в Софии посол Юрий Приходов оповестил о решении правительства СССР разрешить советским гражданам вернуться на Родину и участвовать в освоении целинных земель[88]. Большинство новых советских граждан подают прошения о возвращении[89]. 5 мая 1955 года в СССР уезжают 31 человек. До 5 сентября их число достигает 2896, а до конца 1958 года – 5000 человек[90]. Это составляло свыше 90 % всех советских граждан в Болгарии.

По данным МВР к 1959 году в Болгарии осталось около 7500 „белоэмигрантов”, среди которых малая часть являлись советскими гражданами, большинство из них имели нансеновские паспорта или приняли болгарское гражданство[91]. В этих условиях советское правительство принимает окончательные меры по ликвидации «русско-эмигрантской проблемы» в Болгарии. По его рекомендации деятельность Дружества советских граждан неофициально была прекращена. Его членам было объявлено, что они могут собираться и действовать в рамках основанного в 1957 году Комитета болгарско-советской дружбы, во главе с видной коммунистической деятельницей Цолой Драгойчевой[92]. В 1963 году в этом комитете была сформирована специальная секция, которая занималась попечением о нуждах и интересах советских граждан в Болгарии. Оставшиеся „белогвардейцы” продолжали жить в стране, но не имели возможности для какой-либо организованной деятельности.
Репрессии против русских эмигрантов, сотрудничавших с гитлеровцами, являются частью общеевропейского процесса о наказании военно-фашистских преступников. Эти репрессии, проводившиеся советскими спецслужбами в Болгарии, достигли, однако, более широких размеров, в результате чего преследованию подверглись и лица, не имевшие ничего общего с фашизмом. Таким образом, одновременно обезвреживались как сотрудники гитлеровцев, так и политические оппоненты СССР и нового направления развития послевоенной Болгарии. «Прижатые железным кулаком» советских чекистов, „белогвардейцы” после 9 сентября 1944 года на практике не занимались никакой антигосударственной деятельностью. Они подвергались преследованиям и лишались свободы, главным образом, за свою прошлую деятельность до начала Второй мировой войны. Искусственные попытки найти в их среде „англо-американских шпионов” и „врагов социализма” не принесли никаких существенных результатов. В целом „белогвардейцы” примирились со своей судьбой и были вынуждены принудительно адаптироваться в новом социалистическом обществе.

Доминирующая роль советских представителей в общественно-политической жизни Болгарии фатальным образом отразилась на „русской акции”. По идеологическим соображениям были ликвидированы все организации, являвшиеся хранителями русского национального духа и традиций. Их имущество было экспроприировано и передано Союзу советских граждан.

Под нажимом СССР новые советские граждане превращались в привилегированную часть болгарского общества. Им обеспечивались льготы, часть которых не имели даже граждане Болгарии. Этим исключительно сильным „козырем” Советский Союз активно привлекал бывших русских эмигрантов к своей политике и вызывал ускоренную и окончательную дезинтеграцию их общности в Болгарии. Параллельно с мероприятиями по их социалистическому перевоспитанию, указанные привилегии усиливали просоветские чувства эмигрантов и успешным образом подготавливали их к новой жизни на Родине. Установленный с целью привязки к СССР, режим льгот и привилегий обладателей советских паспортов (а впоследствии и советских дипломов) сохранялся в течение долгих лет, в течение всего периода массового пребывания советских граждан в Болгарии.

[1] Согласно Нейсскому договору у Болгарии отняли всю Южную Добруджу, Беломорскую Фракию, западные окраины (Царибродско и Босилеградско) и долину реки Струмицы. Были наложены репарации в размере 2 миллиардов 250 миллионов золотых франков. Страна была лишена права иметь регулярную армию.

[2] См.: Кьосева Цв. Руската емиграция в България 20-те – 50 те години на ХХ в. С., 2002.

[3] Центральный Государственный архив (ЦДА). Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 1396.

[4] Архив Министерства внутренних дел (АМВР). Об 19 904-А, л. 42.

[5] ГАРФ. Ф. 9116, оп. 1, д. 17, л. 91, 109.

[6] Архив Министерства внешних дел (АМВнР). КВБПЦРК, оп. 9, ед. хр. 23, л. 1–3.

[7] ЦДА. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 1616, л. 6–7; ф. 264 К, оп. 1, ед. хр. 188, л. 83; АМВР. Об. 11 039, л. 158.

[8] Вишнич, П. Битка за Србиjу. Т. 2. Београд, 1984, с. 14, 15, 19, 38, 61, 228, 238, 264, 321, 373.

[9] ЦДА. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 1616, л. 6–7.

[10] Аблова Р.Т. Сътрудничеството на съветския и българския народ в борбата против фашизма 1941–май 1945. С., 1973, с. 274.

[11] ЦДА. Ф. 370 К, оп. 1, ед. хр. 965, л. 5, оп. 6, ед. хр. 1714, л. 6; Хаджиев, Р. Англия и заговорът на д-р Г. М. Димитров (есента и зимата на 1940–1941 г.) // В: Исторически преглед. 1990. № 9.

[12] См.: Аблова Р.Т. Цит. соч, 265–291.

[13] Там же, с. 278–288.

[14] Костиков В. Не будем проклинать изгнанные. М., 1990, с. 298.

[15] АМВР. Об. 1602, л. 15.

[16] Советский фактор в Восточной Европе 1944-1953. Т. І, 1944-1948. Документы. М., 1991 с. 8.

* Речь идет об особых отделах НКВД и организациях контрраразведки Наркомата обороны, известных под названием „Смерш” („Смерть шпионам”), занимавшихся во время войны дезертирами, шпионами, военнопленными и др., а после 1944 года – репатриацией на Родину советских граждан, оставшихся вне территории СССР во время войны. Организацией руководил лично Л.П. Берия. – См. Судьба военнопленных и депортированных граждан СССР: Материалы комиссии по реабилитации жертв политический репрессий // Новая и новейшая история. 1996, N 2, с. 91.

[17] Ямпольский В.М. Черные дела “белого движения” (О тех, кто готовился освобождать Россию под чужими знаменами) // Военно-исторический журнал. 1995, N 6, с. 79.

[18] Външна политика на Народна република България. Т. I. С., 1975, с. 17.

[19] Государственный архив Плевен. Ф. 4 К, оп. 1, ед. хр. 48, л. 1–10; Государственный архив Благоевград. Ф. 62 К, оп. 4, ед. хр. 57, л. 31–32; ф. 59 К, оп. 1, ед. хр. 44, л. 326 и др.

[20] АМВР. Ф. 23, оп. 1, ед. хр. 147, л. 34-36, 40, 42.

[21] Там же. Л. 36, 40, 42.

[22] Там же. Ед. хр. 117, л. 12.

[23] Там же. Ф. 3, оп. 1, ед. хр. 23, л. 72.

[24] Димитров, Ив. По волята на победителите. Съглашението за примирие и лагери в България. С., 1996, с. 125–126.

[25] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1389, л. 1–47.

[26] Там же. Ф. 23, оп. 1, а. е. 147, л. 29; Ф. 2, оп. 1, а. е. 1389, л. 13–15.

[27] Там же. Ф. 23, оп. 1, а. е. 147, л. 29; Ф. 2, оп. 1, а. е. 1389, л. 44–47.

[28] Там же. Ф. 2, оп. 1, а. е. 1389, л. 16 и сл.

[29] АМВнР. Ф. КИСП. Оп. 1, дело 12, преп. 70, л. 25.

[30] Външна политика…, цит. соч., с. 18.

[31] ЦДА. Ф. 49, оп. 1, ед. хр. 253, л. 1–40, ед. хр. 4011, л. 50, 172, ед. хр. 4012, л. 3, 94, ед. хр. 4013, л. 171–174; АМВнР. Ф. КИСП. Оп. 1, дело 12, преп. 70, л. 37.

[32] Външна политика…, цит. соч., с. 17; Советско-болгарские отношения 1944–1948. М., 1969, с. 34.

[33] АМВР. Ф. 13, оп. 4, ед. хр. 1, л. 13

[34] Там же. Ф. 1, оп. 1, ед. хр. 142, л. 1.

[35] Там же. Ф. 13, оп. 4, ед. хр. 1, л. 13.

[36] Там же, л. 6.

[37] Там же. Ф. 13, оп. 4, ед. хр. 1, л. 13, 28-29.

[38] ЦДА. Ф. 49, оп. 1, а. е. 4011, л. 9–49.

[39] АМВР. Ф. 13, оп. 4, ед. хр. 1, л. 28–29.

[40] ЦДА. Ф. 49, оп. 1, ед. хр. 4012, л. 4, 154–158; АМВР. Ф. 13, оп. 4, ед. хр. 1, л. 28–29.

[41] ЦДА. Ф. 49, оп. 1, а. е. 4011, л. 58, ф. 142, оп. 3, ед. хр. 545.

[42] Държавен вестник. № 180, 3 август 1948.

[43]АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 101, л. 1-2.

[44] ЦДА. Спомен 3012 Б, с. 38, 188.

[45] АМВР. Ф. 2, оп. 1, а . е. 1387, л. 1–2.

[46] Там же. Л. 4.

[47] Там же. Ф. 1, оп. 1, ед. хр. 213, л. 4.

[48] Там же. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1388, л. 11.

[49] По этим вопросам см. Кьосева Цв. Българо-съветските отношения.Пропаганда и конюнктура (1944–1949). – В: Исторически преглед. 1999. № 1–2, с. 67–85.

[50] ЦДА. Ф. 1 Б, оп. 6, ед. хр. 516.

[51] Там же. Оп. 5, ед. хр. 221, л. 19; ед. хр. 222, л. 6, 49; ед. хр. 223, л. 50.

[52] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 10.

[53] Там же. Ед. хр. 1384, л. 40.

[54] Там же. Ф. 13, оп. 1, ед. хр. 195.

[55] Там же. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1388, л. 13–15.

[56] Там же. Ед. хр. 1391, л. 1, ед. хр. 1392, л. 69–87.

[57] Там же. Ед. хр. 1392, л. 86–87.

[58] Там же. Л. 2.

[59] Там же. Ед. хр. 1391, л. 1, ед. хр. 1394, л. 1, ед. хр. 1395, л. 22.

[60] Там же. Ед. хр. 1392, л. 95–96.

[61] Там же. Л. 56–57.

[62] Там же. Ф. 1, оп. 1, ед. хр. 2282, л. 1–36.

[63] Там же. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1392, л. 97–106, ед. хр. 1396, л. 11.

[64] Там же. Ед. хр. 1396, л. 16–22.

[65] Там же. Ед. хр. 1382, л. 29-32, ед. хр. 1379, л. 20, ед. хр. 1381, л. 76, а.е . 1385, л. 1–6, ед. хр. 1398, л. 4 и др.

[66] Там же. Ед. хр. 1402, л. 1.

[67] Там же. Ед. хр. 1392, л. 169.

[68] Там же. Ф. 1, оп. 1, ед. хр. 3683, 3684, 3822.

[69] Ведомости Верховного совета СССР. 1946, № 21, № 39; Законодательство СССР и международные соглашения по вопросам гражданства. М., 1964, с. 38.

[70] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1388, л. 8.

[71] Там же. Ед. хр. 1392, л. 4–5.

[72] Там же. Ед. хр. 1390, л. 33.

[73] Там же. Ед. хр. 1384, л. 5.

[74] Там же. Ед. хр. 1386, л. 10.

[75] Там же. Ед. хр. 1381, л. 71.

[76] ЦДА. Ф. 136. Оп. 1, ед. хр. 388, л. 27.

[77] Там же. Л. 28.

[78] Там же. Л. 28, 29, 33, 34, 37 и др.

[79] АМВР. Ф. 2, оп.1, ед. хр. 1388, л. 1.

[80] Там же. Л. 1-4.

[81] Костиков В. Не будем проклинать…, 1991, с. 322.

[82] АМВнР. Ф. КИСП. Оп. 1, дело 12, преп. 70, л. 113.

[83] Там же. Л. 114, 121, 123.

[84] Там же. Л. 121 .

[85] ЦДА. Ф. 1577 К, оп. 1, ед. хр. 9, л. 350-351.

[86] Там же. Л. 126; ф. 1864 К, оп. 1, ед. хр. 13, л. 26–28.

[87] Князь Ратиев Ал. То что сохранила мне память. Мемуары. С., 1999, с. 646.

[88] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1402, л. 3–4.

[89] Там же.

[90] ЦДА. Ф. 1577 К, оп. 1, ед. хр. 9, л. 387.

[91] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1405, л. 1–3.

[92] ЦДА. Ф. 1 Б, оп. 6, ед. хр. 3166, л. 2–3.

Доктор исторических наук Цветана Кёсева