Содержание:
Халхингольская кинохроника донесла до нас кадры с переговоров между японскими и советскими генералами. Их можно увидеть, например, в советском документальном фильме 1940 года (с 44-й минуты). На экране моложавый советский комбриг жмёт руку полноватому японскому генералу, и любезно приглашает его в палатку. О чём говорили эти мужчины? Зритель волей-неволей думает, что именно так и заключался мир.
Разумеется, не так. Соглашение о прекращении огня на Халхин-Голе обсуждалось без кинокамер, и не на поле битвы, а в далёкой Москве. Оно было подписано вечером 15 сентября 1939 наркомом иностранных дел Молотовым и японским послом в СССР Того. В тот момент на берегах Халхин-Гола ещё свистели пули; только ранним утром следующего дня, когда радио и телеграф донесли весть о перемирии, наконец, настала тишина.
Вячеслав Михайлович Молотов. Нарком иностранных дел СССР
Того Сигэнори, в 1938-40 гг. посол Японии в Москве
Но документ, подписанный в Москве, касался только самых общих вопросов. По сути, в нем было написано просто «баста, с завтрашнего дня воевать прекращаем». Детали же, как и подобает высокому начальству, предоставили утрясать ответственным товарищам на местах. 16 и 17 сентября контакты между теперь уже бывшими противниками налаживали люди в звании не выше полковника; их усилиями были согласованы место, время и формат встречи в палатке. На третий день, 18 сентября, и произошла встреча, запечатлëнная кинохроникой.
Советско-монгольскую делегацию возглавлял свежеиспечённый (есть мнение, что очередное звание было присвоено специально для повышения статуса на переговорах) комбриг Потапов, заместитель командующего 1-й Армейской группой. Главой японско-маньчжурской делегации был начальник штаба 6-й армии генерал-майор Фудзимото. Переговоры длились шесть дней, до 23 сентября, и включали три основных вопроса: о линии разграничения между войсками, об обмене военнопленными, и о выдаче тел погибших.
Фото на память. Представители сторон на переговорах. В центре сидят главные лица – комбриг Потапов Михаил Иванович и генерал-майор Фудзимото Тецукума
Хочется отметить, что атмосфера в ходе переговоров не была напряжённой. Представители сторон не позволяли себе враждебности, хотя спорных вопросов было вполне достаточно. Японцы описывают поведение советской делегации как «вежливое и миролюбивое». Упоминается также устроенный советской стороной для японцев банкет с выпивкой, икрой и танцами.
Линия разграничения
Проще и быстрее всего разрешился вопрос о разграничении между войсками. Московская договоренность подразумевала, что отвода войск не будет, и достаточно просто оставаться на месте и обменяться сведениями о текущем положении. Однако слово «быстро» имеет разный смысл в разных контекстах, и для переговоров оно означало «несколько дней». Для согласования карт из штабистов обеих сторон была создана специальная рабочая группа, и работа закипела.
Разумеется, не обошлось без проблем. Например, юго-восточнее района основных боевых действий, в районе реки Нумургийн-Гол, нашелся очередной спорный клочок территории. Незадолго по перемирия японцы отбили его у советско-монгольских войск, и жаждали оформить этот факт документально. Советская сторона, напротив, не испытывала по этому поводу энтузиазма, а насчёт противной стороны питала самые чёрные подозрения. Достаточно сказать, что вопрос вышел на уровень наркоматов. Документы донесли до нас записку замнаркома иностранных дел Лозовского, в которой звучат весьма резкие формулировки:
«Японцы подсовывают вам свою жульническую карту для того, чтобы получить вашу подпись под произведенным ими захватом куска монгольской территории восточнее реки Нумургин-Гол.»
Но срывать переговоры о перемирии никому не хотелось, и выход был найден: спорный кусок земли договорились оставить спорным до момента дипломатических переговоров о границе. В целом, вопрос о линии разграничения удалось утрясти всего за четыре дня. Нужно подчеркнуть, что обе стороны согласились с тем, что выработанная линия сама по себе не является границей, и служит лишь техническим целям.
Но и после этого происходили мелкие инциденты. Так, например, 25-27 сентября на подконтрольной советско-монгольским войскам территории было задержано 13 японцев. Было ли дело в попытке вести разведку или же они просто заблудились, сказать трудно.
Выдача тел
Другой вопрос, о выдаче тел погибших, решался дольше. Японцы относились к этой теме весьма трепетно, и потому (но не только потому) просили разрешения эксгумировать своих павших и вывезти их на свою сторону. Нужно иметь в виду, что традиционный погребальный обряд подразумевал кремацию и передачу родным урны с прахом.
Комкору Жукову эта идея не понравилась. Допускать на свою территорию множество солдат и офицеров противника означало создать благоприятные условия для вражеской разведки, и командующий 1-й Армейской группой, не возражая против самой передачи тел, предлагал справиться своими силами. Однако переговоры довольно плотно опекались Москвой, и в столице решили иначе. Японцы заявили, что на подконтрольной советско-монгольским войскам территории находятся по меньшей мере 5000 трупов; эксгумация обещала быть очень тяжёлым делом.
К 20 сентября вопрос был в принципе решён, и теперь дело было за малым: начать и кончить. Командование 1-й Армгруппы подготовило приказ и инструкцию по допуску японских военных на места захоронений. Для пропуска групп через разграничительную линию были созданы специальные комиссии и пропускные пункты, а сами захоронения обозначены на местности белыми флагами. Между тем японцы выдали 110 тел советских и монгольских солдат, находившихся на их стороне. Советская сторона в ответ передала 55 тел японских лётчиков и 4 тела погибших на Баин-Цагане.
Эксгумация началась 22 сентября и продолжалась вместо исходно назначенных четырёх дней семь, а на отдельных местах даже девять дней, до 30-го числа. Японские команды работали в четырёх основных районах: вблизи высот Палец и Ремизова, у излучины Хайластын-Гола и южнее, то есть практически везде где шли серьезные бои. Всего были откопаны и вывезены 4386 (по японским сведениям) или 6281 (по советским данным) тело. Сколько бы трупов ни было извлечено из земли на самом деле, некоторые так и не были найдены.
Само дело было страшно. Тела, пролежавшие несколько недель, были в ужасном состоянии. Например, было несколько случаев, когда патроны и ручные гранаты из снаряжения бойцов проваливались внутрь трупов и, несмотря на специальный осмотр, не обнаруживались до самой кремации. Осколками одной из таких гранат, взорвавшейся уже на погребальном костре, даже были убиты два человека. Как будто этого было мало, установилась жаркая погода. Константин Симонов оставил нам очень яркое описание:
«Сначала японские солдаты, перед тем как, согласно отмеченному на плане крестику, начать раскапывать могилу, становились в строй в положении «смирно», снимали свои каскетки, опускали их до земли, кланялись, потом надевали их и осторожно принимались за работу для того, чтобы, копая, не задеть тела погибших. Так было в первый день.
Но уже на третий или на четвертый день картина переменилась. Трупов было такое множество, смрад стоял такой страшный, солнце палило так немилосердно, что солдатам уже ничто не могло помочь, даже надетые на рот и нос просмоленные черные повязки. Солдаты знали теперь только одно: как бы поскорей развязаться с тем или другим погребением и закончить работу, назначенную им на сегодняшний день.
Вместе с лопатами теперь в ход пошли железные крюки, которыми подцепляли трупы. Лопатами рыли теперь уже вовсю, с маху, кроша землю и тела. Крюками поддевали, как дрова, и швыряли в машины полусгнившие лохмотья человеческих тел.
Картина эта была поистине чудовищной в своей бесконечности. Сделавшись тягостно-привычной, она все больше утрачивала свою первоначальную связь с уважением к останкам погибших товарищей. Теперь это была просто нескончаемая черная, страшная работа гробокопателей, что не замедлило сказаться на японских солдатах, несмотря на всю их дисциплину.»
Японская похоронная команда
Надо добавить, что японцы оправдали подозрения в свой адрес по меньшей мере частично. Относительно сбора разведданных у меня нет информации, но зато известно, что под предлогом эксгумации велись поиски оставленных секретных документов и полковых знамён. Для этого в состав команд включались офицеры, переодетые в солдатскую униформу. Их усилиями удалось отыскать и тайно вывезти остатки знамени 64-го пехотного полка, погребённые под телом его командира, полковника Ямагата. Знамя 71-го полка найти не удалось, и его сочли бесследно уничтоженным.
Обмен пленными
Самой долгой оказалась история с обменом военнопленными. Принципиальная договоренность, достигнутая в палатке с белым флагом, предполагала обмен по принципу «один за одного». В соответствии с этим, 27-28 сентября вернулись из плена 87 советских и монгольских военнослужащих, и 88 японских и маньчжурских.
Советские военнопленные
Японские военнопленные
Однако пленных в распоряжении советской стороны было как минимум 200 человек, и возвращение оставшихся превратилось в длинную политическую игру, которую вели уже не военные, а дипломаты. На этих пленных пытались выменять дезертиров и людей, попавших к японцам вне рамок конфликта на Халхин-Голе. Только в апреле 1940 процесс, наконец, завершился передачей 77 японцев и 39 маньчжур. Разумеется, всё это время наши спецслужбы вели среди пленных работу по агитации и вербовке.
Судьба вернувшихся на родину японских военнопленных была отнюдь незавидна. Спецслужбы долго и муторно их проверяли, но это было полбеды – много худшее ждало их дома. Японское общество презирало людей, не сумевших избежать плена хотя бы и ценой жизни; они стали париями. Немногим лучше была судьба тех, кто догадался не возвращаться домой: много лет они жили под чужими именами, не смея вернуться к семьям.
Исследователи полагают, что многие японские военнопленные, предвидя незавидную участь, просто отказались возвращаться и доживали свой век в СССР или МНР. О числе этих людей строятся самые смелые догадки, вплоть до цифры в 3000 человек, лично мне представляющейся чрезмерной.
источник: https://dzen.ru/a/Yv01WMuEMypt5rn2
