Продолжение интересного винтажного цикла ретрофутурологических статей, который, думаю, заинтересует читателей и коллег.
ГЛАВА 5, В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ПОСЕТИТ ОСТРОВ ИМЕНИ К. Э. ЦИОЛКОВСКОГО
На одно мгновение мне показалось» что я теряю сознание. Чудовищная сила сдавила мое тело и еще глубже втиснула его в мягкие подушки. У меня перехватило дыхание, и я с большим трудом заставил себя открыть глаза.
Нет, видимо, все было в порядке. Я лежал, глубоко погрузившись в кресло-постель. Надутые воздухом подушки полностью облегали мое тело. Казалось, меня положили» как скрипку, в мягкий, хорошо пригнанный футляр с углублениями для рук, ног и головы и закрыли такой же мягкой герметической крышкой. Тугой шлем плотно охватывал мою голову. Но даже сквозь прижатые к черепу наушники я явственно слышал нарастающий рев двигателя.
Где-то рядом со мною в таком же положении лежал пилот ракетоплана. Сейчас он не участвовал в управлении машиной. Она двигалась под контролем автопилота, со строго определенной -величиной ускорения. Направление движения ракетоплана при отрыве его от земной поверхности также было точно задано стартовой установкой.
Я знал, что при старте перегрузка не должна была превышать мой вес более чем в четыре раза. Подобная перегрузка вдвое меньше испытываемой летчиком-истребителем при выходе из затяжного пикирования и почти в четыре раза меньше перегрузки прыгуна-пловца в момент его погружения в воду.
Несмотря на то, что я находился в лежачем положении, — в данном случае наиболее удобном, — меня тошнило. Я снова закрыл глаза и крепче стиснул челюсти.
В таком состоянии я пробыл, вероятно, не более двух минут. Когда я вновь открыл глаза, стрелка указателя скорости, установленного надо мною, четко пересекла цифру скорости 5 километров в секунду, непрерывно продолжая двигаться вперед.
Мысль моя напряженно работала. «Да, уже немного осталось, — думал я. — С каждой секундой наша скорость вырастает на 40 метров в секунду. При скорости около 8 километров в секунду ракетоплан полностью преодолеет тяготение Земли. Еще несколько мгновений, и автопилот должен будет изменить направление полета ракетоплана, переведя его из почти вертикального курса в горизонтальный».
Вскоре я действительно почувствовал, как направление движения переменилось. Тело мое еще плотнее втиснулось в мягкие стенки футляра. Я перестал слышать.
Из оцепенения меня вывел звонкий голос пилота, прозвучавший в наушниках:
— Ну, вот мы и вырвались из объятий Земли! Двигатели выключены. Отвечайте, как вы себя чувствуете?
— Ничего, жив… — Голос мой резко прозвучал, усиленный маленьким ларингофоном, прижатым к горлу упругой застежкой шлема.
— Сейчас я освобожу вас из футляра. Только осторожнее, не отстегивайте ремни. Помните, что мы летим по инерции, а поэтому сейчас наши тела совершенно невесомы.
Крышка моего футляра медленно отодвинулась, и ложе мое поднялось и автоматически превратилось в глубокое кресло, которое продолжало сохранять форму моего тела, но теперь я находился уже в сидячем положении. Такое же превращение произошло с креслом пилота. Он сидел, плотно закрепленный в кресле возле кнопок и рычагов управления, стройными рядами расположенных перед ним на широкой панели.
Я еще раз любопытным взглядом окинул нашу кабину. Она была освещена мягким фосфоресцирующим светом.
Конструкторы все продумали до мелочей. Небольшая кабина была заполнена приборами и аппаратурой, размещенными с тем удобством и техническим изяществом, которые всегда подчеркивают рациональность конструкции.
Сквозь широкий круг иллюминатора я увидел небо.
Оно было абсолютно черным. Космическое небо за толстым стеклом иллюминатора висело совсем как черный кусок бархата с большими немигающими звездами, разбросанными по нему. Белый поток Млечного пути яркой полосой пересек нижнюю половину круга.
— Иллюминатор находится с теневой стороны ракетоплана, — сказал пилот, — сейчас мы повернем его к Солнцу. Для этого необходимо лишь вызвать быстрое вращение специального диска поворота, установленного внутри ракетоплана. Вы знаете, наверное, что по закону сохранения момента количества движения весь корпус ракетоплана в этом случае будет медленно вращаться в обратную сторону. Видите, мы уже повернулись немного…
Яркий солнечный свет ворвался в кабину и заиграл на блестящих деталях управления. Ослепительный край солнечного диска врезался в черный бархат неба. Пилот продолжал:
— Между кварцевыми стеклами находится затеняющий светофильтр и тонкий слой озона — он поглощает ультрафиолетовые лучи. Однако давайте поищем, где же объект нашего путешествия.
Пилот был опытный. Он совершил не один десяток рейсов за пределы земной атмосферы. Привычным движением он нажал кнопку, установленную возле небольшого матового экрана, и начал медленно вращать белую пластмассовую рукоятку настройки. Зеленые полосы побежали по экрану. На мгновение показался ослепительный диск луны и скрылся.
— Нашел! — вдруг радостно воскликнул пилот. — Наши наземные расчеты при старте оказались правильными. Глядите, вот он искусственный спутник. Однако нам придется опять включить двигатели, чтобы настигнуть его.
На зеленовато-сером экране радиолокатора я увидел маленькое ярко светящееся колечко с небольшим шариком посредине, почти затерявшееся на пятнистом поле экрана.
— Сядьте плотнее, я устанавливаю автопилот соответственно объекту на экране и через несколько минут включу двигатель. Таким образом, мы быстро догоним наш надземный остров.
Он движется со скоростью около восьми километров в секунду на высоте в триста километров над землей.
Включив двигатели, мы сможем свободно довести скорость ракетоплана до двенадцати километров в секунду и, если можно так сказать, вскоре приземлимся на острове. А пока еще он находится вне видимости невооруженным глазом.
— Скажите, — перебил я пилота, — на каком же топливе работает двигатель стратоплана? Мне говорили, что мы полетим на новом металлическом горючем.
—- Вас не обманули. Пока у нас есть еще несколько минут, и я в двух словах расскажу вам об этом горючем. Принцип работы жидкостного реактивного двигателя вам известен. Тяга такого двигателя зависит от массы и скорости истечения продуктов сгорания, а последняя, в свою очередь, зависит от теплотворной способности сжигаемого топлива. Константин Эдуардович Циолковский когда-то предложил использовать для космических кораблей горючую кислородно-водородную смесь. Такая смесь имеет теплотворную способность свыше трех тысяч восьмисот больших калорий и обеспечивает скорость истечения продуктов сгорания порядка пяти тысяч шестисот метров в секунду.
Однако, как известно, водород имеет очень малый удельный вес — даже в жидком виде он весит около 0,07 грамма на кубический сантиметр. Это невыгодно — необходимы большие топливные баки. Наша техника применяет более совершенную горючую смесь. В качестве окислителя ракетоплан заправлен не кислородом, а жидким озоном. Удельный вес его в полтора раза больше кислорода, а в процессе его превращения в кислород выделяется дополнительно около семисот больших калорий.
Хорошей антикоррозийной изоляцией баков для горючего, а также специальными химическими добавками мы устранили недостатки озона — его энергичное окисляющее воздействие на металл и его склонность к распаду.
В качестве топлива используется металло-углеродная суспензия — смесь очень тонкой металлической пыли с жидкими углеводородами. Сгорая в двигателе, металлическая пыль необычайно повышает теплотворную способность смеси и скорость истечения продуктов сгорания.
В двигателе нашего ракетоплана применена бериллиево-керосиновая смесь, сгорающая в среде озона. Она дает теплотворную способность свыше шести тысяч калорий, а истечение газов свыше семи километров в секунду.
Основная камера сгорания находится под воздействием очень высоких температур. Поэтому она охлаждается тем же потоком топлива, что поступает в камеру сгорания двигателя. Кроме того, ракетоплан имеет еще несколько небольших камер сгорания и сопел, необходимых для придания летательному аппарату маневренности. Видите эти ручки — ими я регулирую работу насосов, подающих в камеру сгорания топливо и окислитель.
Пилот потянулся к ручкам управления.
— Однако пора включать двигатель, — обратился он ко мне. — Внимание!..
Я услышал глухой рев. Как будто сотни взрывов, слившись воедино, рванули вперед наш космический корабль. Необычное состояние невесомости вновь покинуло меня. Отяжелевшее тело вдавилось в подушки кресла. Золотое колечко зеленоватого экрана стало увеличиваться и расти на наших глазах. Ракетоплан уверенно настигал таинственный остров, силой человеческого разума брошенный в мировое пространство. Остров, о котором все мы, советские люди, слышали так много и который мне предстояло посетить сегодня в качестве журналиста.
Я впился глазами в черный бархат космического неба, чтобы там, среди немигающих холодных звезд и планет, увидеть новый спутник Земли, созданный руками моего народа.
Наше «приземление» заняло довольно продолжительное время. И пока пилот, связавшись по радио с начальником острова и включив дополнительные сопла поворота и торможения ракетоплана, медленно выравнивал скорость машины соответственно с движением искусственного спутника» я в окно успел подробно рассмотреть его»
Это было весьма странное на первый взгляд сооружение. Представьте себе огромный металлический «бублик», который, «вращаясь вокруг своей оси, висел рядом с нами в пространстве. В самом центре этого колоссального «бублика» — там, где пустоту издавна положено было называть «дыркой от бублика», — находилось большое шаровидное помещение. Посредством нескольких труб оно было соединено с металлическим тором —телом спутника. Со стороны, с которой мы приближались к острову, — как мне казалось, сверху, — центральный шар был накрыт большим зонтообразным куполом. Над ним острым шпилем вздымалась радиоантенна. Из нижней части центрального шара, — мне казалось, вниз, — опускалась широкая труба, на конце которой находились два металлических цилиндра, разделенных круглым экраном. Я заметил, что они медленно вращались в сторону, обратную круговому движению спутника, так что один из цилиндров постоянно находился в тени, а другой был залит ярким солнечным светом.
Главное тело спутника — тор был не сплошь металлическим. С двух противоположных сторон стенки кольца были прозрачны. Сквозь голубоватое стекло изумрудно-зеленой показалась мне озаренная солнцем листва деревьев — это была оранжерея.
— В центральном помещении находится пост управления спутником и энергетическая станция, — объяснил мне пилот, медленно и осторожно подводя ракетоплан к верхней части зонта, туда, где была видна посадочная площадка и причальные приспособления. — Источником энергии острова, — продолжал он, —служат солнечные лучи. Вся эта площадка состоит из мощных фотоэлементов, заряжающих аккумуляторы. Однако станция, непосредственно превращающая энергию излучения солнца в электричество, дублируется тепловой станцией. Цилиндры, которые вы видите снизу, наполнены очень летучей жидкостью. Один из них освещается лучами солнца, другой закрыт от лучей экраном. Поэтому между ними создается перепад температуры более чем в сто градусов. Этого вполне достаточно для приведения в действие двух турбоэлектрогенераторов. Они служат резервным энергетическим источником острова.
— Запомните, — продолжал пилот, — на центральном посту, куда мы с вами высадимся, почти полностью отсутствует ощущение тяжести. Центробежной силы, возникающей при вращении спутника вокруг своей оси, в центре не оказывается — это чрезвычайно удобно для посадки ракетоплана. В основном же помещении — в торе — создана искусственная весомость. Там живут люди, развиваются растения, — существование там почти ничем не отличается от нормального земного.
Наш ракетоплан мчался в мировом пространстве со скоростью около 8 километров в секунду. Вращаясь вокруг Земли, как будто привязанный к ней невидимой нитью, с такой же скоростью рядом с нами двигался искусственный спутник.
Неотвратимая сила нашей планеты притягивала его. Но он все же не мог упасть на Землю, отбрасываемый возникающей при его вращении центробежной силой. Он находился в том динамическом равновесии, в котором существует Земля, вращающаяся вокруг Солнца, в котором находится Луна, двигающаяся вокруг Земли.
Ничто не задерживало полета спутника, ничто не тормозило его, — здесь сопротивление воздуха полету отсутствовало.
Находясь на ракетоплане, мы не замечали этого стремительного движения.
Огромное тело острова медленно вращалось рядом с нами вокруг своей оси, казалось, не перемещаясь в пространстве.
Ракетоплан висел над центром этой гигантской карусели, медленно приближаясь к посадочной площадке в ее середине.
Стиснув рычаги управления, опытный пилот уверенно вел машину на сближение. Он так осторожно и умело осуществил посадку, что я почти не почувствовал удара стального корпуса ракетоплана о причальное приспособление.
Я потерял ощущение, что вращаемся мы. Немигающие звезды черного неба закружились у нас над головами.
Прочные захваты повернули наш космический корабль и медленно подвели его стальное брюхо к герметическим шлюзам.
Всем этим движением управляли уже люди посадочной площадки острова, по радио согласуя свои действия с указаниями пилота.
Я осторожно отстегнул ремни, которыми был прикреплен к своему креслу, постарался встать и неожиданно взмыл в воздух. Тело мое неуклюже повисло в тесном пространстве кабины, подобно детскому воздушному шарику, нитку которого внезапно выпустили из рук.
— Держитесь за поручни? — услышал я голос пилота, чувствуя, что мое необычайно легкое тело прибило к боковой стенке кабины. Пристегнувшись к блестящей трубе двумя карабинами своего пояса и крепко упираясь ногами в пол, пилот отвинчивал массивные запоры герметического люка, теперь уже соединяющего нас с островом.
— Вы хотите, чтобы я ознакомил вас с условиями нашей жизни? — обратился ко мне начальник космической станции. — Я с удовольствием расскажу вам о всем, что вас интересует. Однако для начала прошу вас пообедать с нами. Кстати, я познакомлю вас с товарищами.
Это был рослый, уже немолодой человек с энергичным, гладко выбритым лицом. Я неоднократно слышал о нем как о выдающемся ученом, исследователе верхних слоев стратосферы. Вот уже несколько лет профессор руководил всей научно-исследовательской работой на искусственном спутнике, лишь изредка возвращаясь на Землю для сообщения новых, обычно сенсационных результатов исследования космических пространств.
Мы сидели с ним на диване в уютно обставленной комнате, стены которой имели полукруглую форму, а вся обстановка напоминала хорошо обставленную каюту корабля. Сквозь овальные иллюминаторы на стол падали яркие солнечные лучи, освещая распечатанную стопку книг и газет, привезенных нами с Большой земли. Лучи пробегали по каюте, исчезали и появлялись вновь. Это чередовались «сутки» на нашей маленькой планетке.
Я еще никак не мог свыкнуться с непривычной легкостью своего тела, которое весило здесь значительно меньше, чем на Земле.
Поэтому, когда мы поднялись и профессор своей уверенной, юношески легкой походкой направился к двери, я тронулся за ним, осторожно ступая на цыпочках, как человек, каждую минуту готовый оторваться от пола.
В комнату профессора я попал через центральный пост управления с помощью небольшого подъемника. Он двигался внутри радиальной трубы, соединявшей центр острова с помещениями кольца.
Мы шли, видимо, внутри кольца по его наружной стенке, так как у меня было впечатление, что путь наш непрерывно идет в гору. Однако ощущение того, что мы поднимаемся, отсутствовало. Мне все время казалось, что, как только я сдвигаюсь с места, с каждым сделанным мною шагом наклонный пол поворачивается и движется мне навстречу. «Совсем как белка в колесе», — подумал я на мгновение и сразу же понял, что я ошибаюсь. Это впечатление было вызвано привычным ощущением плоской земли, якобы находившейся у меня под ногами. Здесь же этой земли не было, — центробежная сила вращения острова заменяла земное притяжение. Так что «земля» здесь была всюду — по всему периметру кольца искусственного спутника. И не колесо, поворачиваясь, катилось мне под ноги, а я сам шел вверх по колесу уверенно и свободно, как по земле. Обойдя половину кольца, я незаметно очутился бы по отношению к первоначальному своему положению «кверху ногами».
Профессор вел меня через длинный коридор оранжереи. Мне казалось, что я все время нахожусь в глубине оврага, обсаженного с обеих сторон пышными деревьями и цветами. Но они росли ие вертикально. Они тянулись своими кронами к одному центру, расположенному где-то там, за вогнутым прозрачным потолком, к центру вращения острова.
Между стенками потолка находился тонкий слой озона, защищавший растения от губительных лучей, лившихся из глубины черного, безжизненного неба.
— Оранжерея — это наша гордость, — пояснил мне профессор. — Здесь, в условиях интенсивной солнечной радиации и искусственных удобрений, мы получаем невиданный урожай фруктов и овощей круглый год. Обилие зелени способствует регенерации воздуха на нашей станции — большая часть выдыхаемой нами углекислоты поглощается зелеными насаждениями острова. Да и зелень эта, привезенная с Земли, так приятна для глаза, так приближает нас к родине.
— Кстати, вам как журналисту небезынтересно будет знать, что для опыления всей этой массы цветов и растений мы были вынуждены привезти с Земли несколько ульев пчел. Глядите, они прекрасно акклиматизировались в мировом пространстве, — указал он на пушистую пчелу, копавшуюся в цветке.
Профессор рассмеялся и, открыв новую дверь, пропустил меня вперед. Я попал в просторное помещение столовой. Оно было полукруглой формы. За большим, слегка вогнутым столом, весело разговаривая, сидели обитатели станции. Их было человек двенадцать. Молодые, жизнерадостные люди, крепко сложенные и загорелые, все они произвели на меня чрезвычайно хорошее впечатление. Чувствовалось, что население станции — крепко спаянный товарищеский коллектив, связанный общими интересами, целями и работой.
Профессор познакомил нас. Я пожал руку главному энергетику станции — молодому грузину с темными, как угли, глазами, черноволосой девушке, управлявшей радиостанцией и телецентром острова, пожилому астроному. По словам товарищей, он почти все время находится ка центральном посту возле неподвижно закрепленного телескопа, передавая на Землю с помощью телепередатчика полученные изображения светил. Здесь были химики и физики, техники и математики—люди глубоких, в то же время и весьма разносторонних знаний.
Пожилая краснощекая повариха бойко обслуживала весь этот жизнерадостный коллектив. Меня поразило, что все люди были прекрасно осведомлены о жизни Большой земли. Не только последние известия, передаваемые по радио, но пьесы и объемные и цветные телекинопередачи служили предметом споров за обеденным столом.
Воспользовавшись минутой затишья, профессор наклонился ко мне:
— Я хочу рассказать вам немного о специфических условиях нашей жизни. Она, как видите, почти ничем не отличается от земной. Однако у нас есть и много своеобразного. Нам приходится, например, думать не только о питании, но и о снабжении населения водой и кислородом.
Питание в виде консервов и сухих продуктов мы «в значительной степени получаем с Большой земли, исключение составляют фрукты и овощи из наших собственных садов и огородов. Снабжение кислородом полностью автоматизировано. Непрерывно во всех помещениях станции осуществляется кондиционирование воздуха и очистка его от углекислоты и испарений с добавлением необходимого количества кислорода за счет его запасов, которые мы храним в жидком виде. Эти запасы довольно внушительны. Ведь человек ежесуточно потребляет около одного килограмма кислорода.
Что же касается воды, то мы организовали ее полный кругооборот и в запасах ее не нуждаемся. Вся вода, выдыхаемая людьми, испаряемая землей, растениями, вновь конденсируется в специальных аппаратах очистки воздуха. Производится также выделение и химическая очистка воды из всех отбросов, которые после переработки идут на удобрение почвы оранжереи.
Таким образом, мы в состоянии восстановить до девяноста процентов всей воды. Интересно, что в дополнительной воде наш остров не нуждается. Человеческий организм выделяет воды больше, чем он ее потребляет, приблизительно на двести пятьдесят граммов ежесуточно. Это хотя и звучит парадоксально, однако практически пополнение воды осуществляется за счет химического соединения в человеческом организме водорода, содержащегося в продуктах питания, с кислородом вдыхаемого воздуха, поэтому запасы воды на нашем острове не иссякают, а непрерывно пополняются.
— Ну, а как же с отоплением острова? — поинтересовался я. — Ведь за стеной температура порядка абсолютного нуля — минус двести семьдесят три градуса.
— Солнце — основной источник тепла и света. Наш остров так расположен по отношению к солнцу, что за счет нагревания солнечными лучами на станции постоянно поддерживается нормальная температура. Вот вам простой пример, — продолжал с увлечением профессор, беря со стола большое круглое яблоко. — Если это яблоко было бы абсолютно черным, и мы поместили бы его в мировом пространстве, где-либо на орбите Земли, — как вы думаете, какую температуру оно бы имело? Плюс три градуса Цельсия, — ответил профессор, не ожидая моих слов. — Плоское тело имело бы температуру еще выше. Кроме того, учтите, что космическое пространство — это почти пустота. Здесь нет воздуха, который бы отнимал тепло нашего острова за счет конвекционного движения. В качестве отопительного резерва, а также для приготовления пищи и обслуживания многочисленных аппаратов мы имеем мощную батарею аккумуляторов, заряжаемых двумя нашими энергостанциями.
За беседой я не заметил, что обед уже близился к концу. Перебрасываясь шутками, обитатели острова расходились по своим местам: кто отдыхать, кто дежурить на своем рабочем посту. Мы остались вдвоем.
За чашкой кофе профессор рассказывал мне о самом главном — о постройке и назначении космической станции. Это был взволнованный рассказ человека, вложившего много личных сил и энергии в осуществление своей заветной мечты.
Перед моими глазами вставали героические картины совершенно необычного строительства. Эту стройку можно было сравнить, пожалуй, только со строительством мощного трансокеанского корабля, если бы его строили, предположим, посреди морских просторов, безо всяких стапелей, из отдельных деталей, буксируемых за сотни километров.
Облегчала строительство лишь полная невесомость громоздких частей, заброшенных в заатмосферные высоты с помощью ряда вспомогательных грузовых ракет.
Ракеты эти через определенные, строго рассчитанные промежутки времени, управляемые автоматическими приспособлениями, выпускались на высоту движения будущего спутника. Там, на этой огромной высоте, автоматы изменяли направление движения ракет, заставляли их поворачивать на кольцевые орбиты и делали их искусственными спутниками Земли. Самое сложное начиналось после, когда грузовые ракеты собирали и отбуксировывали в одно место ракетопланами строителей. После этого приступили к сборке и сварке дюралюминиевого остова спутника.
Работа шла последовательно — секция за секцией, часть за частью —в исключительно трудных условиях сосредоточения у, подгонки отдельных звеньев с помощью небольших переносных ракетных установок. Одетые в специальные костюмы, защищавшие не только от холода космического пространства, но и от действия различных излучений, строители, выбравшись из космических кораблей, по нескольку часов висели в пространстве над хаотической, казалось, грудой металла, соединяя между собой разрозненные части будущего острова. Упорство и умение сделали свое дело — остров был построен. На него было заброшено оборудование. «Привезена» атмосфера, доставлены растения. Затем прибыли первые поселенцы.
С волнением рассказывал профессор о том, как впервые еще невесомое кольцо спутника заставили вращаться. Как люди почувствовали, наконец, у себя под ногами упругую искусственную почву. Он говорил о радости первых астрономических исследований, производимых научной станцией острова, об изучении космических пространств, о наблюдениях за земной атмосферой и о связи этих наблюдений с метеорологией Земли. Большие работы проводятся и сейчас по изучению взаимодействия Земли и Солнца, по исследованию магнито-электрических явлений, радиоволн над слоем Хивисайда и космических излучений.
Со слов профессора я узнал и о том, что искусственный спутник является прекрасной промежуточной станцией для организации межпланетных сообщений. Ведь для того, чтобы покинуть подобную станцию, космическому кораблю потребуется незначительная начальная скорость, несравнимо меньший расход горючего по сравнению с тем, если бы путешествие в мировое пространство начиналось с поверхности Земли.
С создания искусственного спутника началось планомерное завоевание мировых просторов.
Отправлявшиеся с космической станции первые корабли уже совершали беспосадочный полет вокруг Луны всего лишь за десять дней. Благополучно вернувшись обратно, они привезли с собою ценнейший материал и прекрасные фотографии оборотной стороны Луны, которую человечество еще никогда не видело.
С каждым словом профессора передо мною все шире и шире раскрывалась захватывающая картина грядущих дней.
Небольшая колония советских людей, которая самоотверженно работала на маленькой, но прекрасно оборудованной для жизни планетке, вставала передо мною как боевое содружество пионеров грядущего освоения мировых пространств — освоения на благо своего народа.
— Посмотрите сюда, — обратился профессор, отодвигая жалюзи с иллюминатора. — Вы увидите зрелище, которое вам не приходилось видеть: восход Луны из-за земного горизонта!
Я приник к иллюминатору. Всю нижнюю часть абсолютно Черного неба занимало колоссальное тело Земли. Большая часть его была освещена ярким солнечным светом, помогавшим почувствовать шаровидность нашей планеты. Ослепительно-белыми казались отсюда пушистые острова облаков, сквозь которые пробивались знакомые мне очертания Черного моря и тонкие, разбросанные по серовато-зеленой поверхности суши блестящие нити рек. Украшенные снеговыми шапками, искрящимися на фоне темно-зеленого обрамления, рельефно поднимались вершины Кавказского хребта, отбрасывая густые тени.
И там, дальше, где яркие тона солнца блекли и постепенно сходили на нет, сквозь опаловую толщу земной атмосферы я увидел оранжево-красный диск полной Луны. Погруженная в полупрозрачную массу земного воздуха. Луна высовывалась из атмосферы лишь одним своим краем. И край этот ярко светился и горел серебряным блеском над частью планеты, медленно погружавшейся в ночь. Необычайно величественной и торжественной была картина встречи двух планет. Но не это поразило меня больше всего. Внимание мое привлекли яркие вспышки света, появлявшиеся в непосредственной близости от спутника.
В нескольких десятках метров от иллюминатора я увидел человеческую фигуру в скафандре и серебристом костюме. Человек сидел на стержне антенны. Она далеко отходила в сторону от нашего металлического кольца. Удобно примостившись на этой легкой спице вращающейся карусели, человек приваривал к стержню блестящую чашу ультракоротковолнового рефлектора. Яркие вспышки электрической дуги освещали его фигуру, прикрепленную за пояс к тросу, тянувшемуся по направлению к острову.
Небольшой ранец с запасом кислорода и с портативной ракетной установкой для перемещения в пространстве, видимо, совсем не мешал его привычным движениям.
— Вот так мы строили весь наш остров, который мы назвали именем великого Циолковского, — услышал я за спиною голос профессора.
Через несколько часов, усталый и возбужденный, я лежал в постели. Странные и необычные картины еще проплывали у меня перед глазами. То я видел прекрасно оборудованную астрономическую обсерваторию, в которой мне показывали снимки далеких планет и туманностей. То предо мною открывался машинный зал, в котором я чувствовал себя совершенно невесомым. То, наконец, перед глазами вставал необычайный сад полукруглой формы с чудесными деревьями и цветами.
— Вы не спите? — вывел меня из забытья знакомый голос пилота. — Завтра у нас с вами очень ответственный день. Возвращаться на Землю не менее сложно, чем вылетать с нее.
— Почему? Ведь нам совсем почти не придется пользоваться двигателем, покидая этот остров? Это не то, что отрыв от земли, — перебил я его.
— Не забывайте, что мы движемся относительно Земли со скоростью, превышающей двадцать восемь тысяч километров в час, и эту скорость необходимо погасить.
Торможение ракетоплана производится за счет его трения о воздух атмосферы. Небольшое нарушение в управлении машиной — и ракетоплан может врезаться в атмосферу подобно метеориту, мгновенно превратившись в комок расплавленного металла!
Мы должны приближаться к Земле под очень малым углом, с тем чтобы медленно погашать нашу скорость в верхних слоях атмосферы. Однако с уменьшением скорости может наступить и такой момент, когда ракетоплану будет необходимо. перейти на планирующий полет, чтобы це разбиться. Поэтому при уменьшении скорости у ракетоплана автоматически производится постепенное выдвижение металлических крыльев. Площадь их должна непрерывно расти с падением посадочной скорости.
Как видите, при посадке у нас с вами, пожалуй, будет значительна больше забот, чем при взлете. К тому же планирующую машину необходимо на малой работе двигателя посадить на нашем подмосковном ракетодроме. Поэтому перед завтрашним днем я желаю вам отдохнуть как следует.
Вскоре я услышал ровное дыхание товарища—он заснул. Заатмосферные полеты стали обыденным явлением в его жизни.
Это уже сегодня. «А что произойдет в ближайшие дни, годы?..» — подумал я и закрыл глаза.
источник: инженер В. Дмитриев, Рис. Л. Смехова «Путешествие в завтра» «Техника-молодежи» 1950-04, стр. 18-22
