Продолжаю выкладывать на сайт интересные статьи из жж одного из ведущих российских историков авиации уважаемого Вячеслава Кондратьева.
Сегодня – годовщина последней и наиболее жуткой битвы Великой Парагвайской войны. 16 августа 1869 года произошло сражение на поле Акоста Ню, в котором погибло, по разным оценкам, от двух до трех тысяч парагвайцев. Но самое страшное – то, что почти все погибшие были детьми.
Убедившись, что маршал Лопес со своей армией беспрепятственно ушел из городка Пирибебуй, который после падения Асунсьона на несколько месяцев стал временной столицей Парагвая, принц Гастон Орлеанский, не мешкая, пустился в погоню. От пленных он узнал, что парагвайцы направились на северо-восток, по дороге, ведущей к городу Карагуатай. Союзники форсированным маршем устремились за ним в надежде добить врага и закончить, наконец, осточертевшую войну.
Войска альянса двигались быстрее парагвайцев, ослабленных скудным питанием и испытывавших нехватку лошадей. 15 августа они прошли через городок Барреро Гранде, и в тот же день разведка доложила принцу, что парагвайцы разбили лагерь у речки Июкири. Это место бразильцы называют Кампо Гранде (буквально – большое поле), а парагвайцы – Акоста Ню (поле Акосты, так как им когда-то владел некий Хуан де Акоста). Кампо Гранде действительно представляло собой большую, покрытую густой травой равнину площадью примерно 12 квадратных километров, удобную для действий конницы.
Здесь Гастон надеялся дать врагу последний бой, однако Лопес снова перехитрил его. На поле Акосты он оставил лишь арьергард под командованием Бернардино Кабальеро, в очередной раз приказав своему преданному генералу держать оборону пока хватит сил.
Фактически арьергарду предстояло пожертвовать собой, поэтому Лопес отдал под командование Кабальеро примерно четыре с половиной тысячи “наименее ценных” бойцов (бразильцы называют цифру 6000, но это, скорее всего, обычное для военных сводок завышение численности противника). Лишь около 500 из них были взрослыми и уже успевшими повоевать мужчинами из шестого пехотного батальона команданте Бернардо Франко, а остальные – дети из последнего весеннего призыва. Большинству из них было по 11-14 лет, но среди них встречались “солдаты”, которым еще не исполнилось даже десяти. С некоторыми из этих мальчиков пошли на войну их матери и сестры, записавшиеся в “легион амазонок”.
Оставшиеся на поле Акосты понимали, что их обрекли на смерть, но вера в вождя и в свое великое предназначение была столь крепка, что они с готовностью приняли этот жребий. Перед боем многие мальчики нарисовали сажей у себя на лицах усы и бороды, чтобы издалека казаться взрослыми и производить впечатление на противника. Часть из них была вооружена пиками и мачете, а остальные сжимали в худых руках деревянные учебные ружья с приделанными штыками. Настоящие мушкеты были лишь у взрослых солдат.
Утром 16 августа парагвайцы увидели приближение с запада длинной воинской колонны. Кабальеро приказал занять оборону на восточном берегу Июкири, а чтобы задержать неприятеля и на время укрыть свое войско от вражеских глаз, он распорядился поджечь сухую траву на противоположном берегу.
В ответ на это принц, потеряв парагвайцев из виду и опасаясь, что они опять сбегут, дал команду атаковать немедленно, без артподготовки. В атаке, которую возглавил генерал Васко Алвеш Перейро, участвовали только бразильцы. Аргентинцы и уругвайцы оставались в резерве. Все бразильские пехотинцы, в отличие от босоногих парагвайцев, были обуты в сапоги или ботинки, а потому горящая трава и тлеющий дерн их не пугали.
Дойдя до реки, бразильцы попали под обстрел из ружей и нескольких небольших пушек, который их не остановил. Солдаты преодолели вброд водную преграду, однако на противоположном берегу их сразу контратаковали ветераны шестого батальона при поддержке множества юных бойцов. После короткой схватки бразильцы откатились назад, унося раненых, но этот успех обошелся парагвайцам в полсотни погибших, среди которых был и команданте Франко.
Узнав, что атака отбита, Гастон вскочил в седло, намереваясь повторить ее и лично повести за собой солдат. Однако его, буквально схватив коня под уздцы, остановили офицеры свиты и с трудом уговорили не рисковать. Бразильцам, потерявшим четыре дня назад от пули снайпера генерала Мена Барето, не хотелось терять в очередном бою еще и главкома.
Немного остыв, принц дал команду установить напротив парагвайских позиций две артбатареи и, как только дым рассеется, начать обстрел. Одновременно он послал четвертую кавалерийскую бригаду полковника Иполито Рибейро в обход, чтобы она форcировала реку вне досягаемости парагвайского оружия, а потом нанесла внезапный фланговый удар.
К середине дня трава выгорела, а дым отнесло ветром. Бразильские артиллеристы из двадцати нарезных орудий Армстронга и Ла-Хитта открыли прицельный огонь по парагвайцам, которым негде было укрыться. Солдаты легли на землю, но это не спасало от шрапнели. Тем временем конница Рибейро форсировала Июкири примерно в двух километрах к югу от расположения противника. Взяв пики наперевес, всадники быстрым аллюром поскакали на врага.
Кабальеро поднял своих солдат и попытался построить их в каре, но неопытные и слабо обученные бойцы замешкались, а некоторые, видя летящую на них конную лаву, запаниковали и обратилась в бегство. Вместо ощетинившегося штыками квадрата, бразильцев встретила рыхлая толпа, которую всадники легко пробили насквозь, а потом принялись рубить саблями всех, кто попадался под руку, не разбирая, – мужчина это, женщина или ребенок. Вскоре к беспощадному избиению присоединилась бразильская пехота, вторично перешедшая реку.
Парарагвайцы храбро, но неумело и неорганизованно отбивались штыками и копьями, либо пытались скрыться, однако, мало кому это удавалось. Лишь несколько сотен солдат, в том числе генерал Кабальеро, которому по должности полагалась лошадь, сумели спастись. Таким образом, генерал уже в третий раз бежал с поля битвы, бросив остатки своей армии.
В описании дальнейших событий бразильские и парагвайские источники радикально противоречат друг другу. Парагвайцы заявляют, что уцелевшие бойцы спрятались в густых зарослях деревьев и кустарника, росших по краям поля, а бразильцы, чтобы покончить с ними, подожгли эти заросли, зная, что там укрываются женщины и дети. В результате множество людей задохнулось в дыму или сгорело заживо.
Бразильцы же утверждают, что ничего подобного они не делали, а все жертвы сражения погибли от ружейно-артиллерийского огня или в рукопашных схватках. Как бы там ни было, а соотношение потерь не оставляет сомнений в том, что на заключительном этапе битвы бразильские солдаты начисто забыли о гуманности и милосердии.
Армия принца, согласно официальным данным, потеряла всего 46 человек убитыми и 259 – ранеными, а парагвайцев, как уже говорилось, погибло от двух до трех тысяч, точно их потери никто не считал. Еще 1200 солдат и офицеров попали в плен. Бразильцам достались все парагвайские пушки и 42 повозки, в том числе богато разукрашенная карета Лопеса, которой он редко пользовался, предпочитая седло.
На закате Гастон Орлеанский проехал по полю Акосты, усеянному тысячами изрубленных, исколотых штыками и разорванных шрапнелью детских тел. По воспоминанием одного из его адъютантов, капитана Альфредо Тауная, главком был потрясен увиденным. Он сидел на коне сгорбившись, ни с кем не разговаривал и лишь время от времени что-то невнятно бормотал. Принц был глуховат и, возможно, он думал, что говорит про себя, но ехавший рядом адъютант услышал его, разобрав две фразы: “Боже, ради чего все это?” и “зачем я здесь?”
Немного отвлекаясь от повествования, надо отметить, что в 1948 году парагвайцы официально провозгласили дату битвы на поле Акосты “Днем детей” (Dia de los Ninos) и ежегодно отмечают этот “праздник”, делая эмоциональный акцент вовсе не на ужасе и трагизме произошедшего, а на героизме, патриотизме и самоотверженности юных солдат. Наивысшего подъема жертвенный культ Акоста Ню достиг при очередном диктаторе Альфредо Стресснере, правившем с 1954 по 1989 год, но и сейчас “День детей” регулярно проходит с таким размахом, какой может себе позволить относительно небольшая и небогатая страна.
Парагвайских мальчиков готовят к тому, что при необходимости каждый из них должен радостно и без колебаний отдать жизнь за родину, как это сделали тысячи детей полтора века назад. А символами подобного воспитания являются проводимые 16 августа массовые шествия с государственными флагами, театрализованные представления и парады школьников в мундирах времен Великой войны.
Когда диктатура Стресснера ушла в прошлое, некоторые парагвайцы начали обвинять Лопеса в том, что он прикрылся детьми, хладнокровно послав их на смерть в фактически уже проигранной войне, чтобы тем самым отсрочить неизбежный крах своего режима. Они также говорят о неуместности празднования даты, которая, по здравому рассуждению, должна стать днем национального траура.
В таком ключе написана, например, книга парагвайского историка и журналиста Андреаса Колмана Гутьерреса “Акоста Ню”, изданная в 2013 году. Однако, с другой стороны, подобные мнения в Парагвае далеко не превалируют, и для большинства его жителей Франсиско Солано Лопес по-прежнему остается непогрешимым кумиром и великим вождем.
На поле Акосты почему-то нет никакого памятного знака. Скромный мемориал сооружен в городе Эусебио Аяла (бывший Барреро Гранде), расположенном в десяти километрах от места битвы. А само поле пользуется мрачной репутацией у жителей окрестных деревень. Хотя со дня трагедии прошло уже почти полтора столетия, они до сих пор стараются избегать этого места. Суеверные крестьяне рассказывают, что по ночам оттуда порой доносятся звуки, похожие на жалобные крики и детский плач. Испуганно вслушиваясь, они думают, что это кричат и плачут души убитых, чьи непогребенные тела остались лежать на выжженной земле
