Подарок товарищу Сталину
Холодное декабрьское море Сталину не нравилось. Серое, косматое, вызывающее лишь озноб и желание убраться отсюда куда-нибудь в тепло. В сочетании со столь же серым и хмурым небом, по которому холодный ветер тащил клочьями низкую облачность, среди которой ни разу не блеснуло ни миллиметра голубизны, это море просто отталкивало. Что-ж, зима никогда не делала Чёрное море притягательным. Но с погодой сегодня тоже, что-то незадалось. Отсюда такое настроение…
Свежепостроенный лёгкий деревянный павильон, ещё пахнущий плохо просохшей в условиях крымской зимы краской, продувался буквально насквозь, заставляя Сталина ёжиться в своей шинели. Но, как и полагается вождю, держался он молодцом и не выказывал абсолютно никакого нетерпения. В отличие от некоторых членов своей немногочисленной свиты…
Наконец к павильону подскочил Власик и что-то коротко доложил Генриху Ягоде. Тот кивнул и, обернувшись к Сталину, сообщил: «Всё готово товарищ Сталин. Можно начинать». Сталин хмуро кивнул и взял со столика массивный бинокль. Не представляя, куда собственно следует смотреть, он невооружённым взглядом обозревал сильно вытянутую Камышовую бухту, с северного фаса которой долетал пронизывающий до костей холодный, специфически пахнущий ветер. Даже вездесущие чайки куда-то запропастились… Ах да, зима ведь…
Минула минута. Затем ещё одна. И ещё. Ничего не происходило. Ягода, не выдержав первым, громко недовольно хмыкнул в кулак и почти тут же, периферическим зрением, Сталин уловил кулак, который Власик показывал кому-то там, внизу, из павильона не видимому. Лицо Власика ничего хорошего тому человеку явно не сулило…
Может быть, это мимолётное действие укрыло от него том момент, когда воздух вдруг загудел, задребезжал, запульсировал, начал стремительно наэлектризовываться насыщаясь озоном и кружиться над некоей точкой где-то посередине бухты непрерывно наращивая темп, расширяя объём и площадь вращения. Очень быстро посреди бухты начал образовываться огромный, до предела наэлектризованный рукотворный воронкообразный смерч, в котором непрерывно что-то искрило, громыхало, светилось и всё более угрожающе ревело.
Семён Михалыч Будённый заворожённый этим зрелищем подался вперёд, стиснув своими не слабыми руками перила ограждения, а Ворошилов напротив чуть придвинулся к Сталину. Тот, смотрел молча, забыв про бинокль, почти не выражая никаких эмоций. Ягода, стремительно шагнув к Власику, что-то у него встревожено спросил и тот, столь же стремительно исчез из павильона.
Смерч тем временем всё рос и заполонил собой уже добрую половину огромной бухты. Воздух в нём ревел и бушевал, молнии то и дело пронзали насквозь, а плотность стала такова, что иногда он казался огромной вставшей на дыбы стеной бешено вращающегося тороида. Кончилось всё так же внезапно, как и началось. Вот только над бухтой (исключительно над местом, где ещё минуту назад бушевал вихрь) пронзительно сияло чистое зимнее небо и на поверхности моря, притворившемся зеркалом, посреди бухты возвышалась серая громада в каких-то несуразных ломаных линиях искажающего камуфляжа. 
К этой грозной, но мёртвой махине, немедленно устремились сразу три портовых буксира, загодя переведённых в эту, отдалённую от Севастополя и почти пустынную бухту, и сноровисто заведя на него концы, потащили корабль к плавучему временному пирсу, собранному из понтонов, расположенному почти прямо перед береговым павильоном с руководителями государства, партии и армии. 
Только теперь, когда громадина надёжно встала связанная по рукам и ногам швартовыми у пирса, Сталин поднёс к глазам бинокль. 
На борту корабля, он чётко видел снующих туда-сюда словно муравьи специалистов РККФ и НКВД. «Абордажная партия в поисках трофеев». Вот только столь удачно подвернувшимся трофеем, был прежде всего сам корабль. Американский, судя по лениво трепещущему на холодном ветру флагу.
Но, смотреть на муравьишек, занятых своими делами, было не интересно. Гораздо интереснее были собственно архитектура этого высокобортного, гладкопалубного, океанского корабля, явно строившегося не для прогулок по закрытым морям. Его мощное, чрезвычайно гармонично расположенное вооружение… Странные, ажурные конструкции сложных антенных устройств на мачтах. Жаль, что нынешние возможности советской науки и энергетики позволяли совершить прорыв времени-пространства не более чем на 10 лет вперёд, обнаружить и грубо идентифицировать объект массой не менее 1000 тонн и захватить для перемещения во временно-пространственном туннеле объект массой не более 15 тыс. тонн… Сто лет при неограниченной массе – вот задача так задача! Сталин снова вспомнил те радужные перспективы, что обещали ему Тухачевский и его полусумасшедшие учёные: сходящий через 5 лет со стапелей, где-нибудь в Киле, немецкий линкор, который на глазах многочисленной публики, покидает стапель… в никуда! Просто исчезает, и появляется уже у стенки Балтийского завода №189… Жаль, что пока, мы можем хвататься только за то, что находим, практически на ощупь…
Через полтора часа, в павильоне появился взволнованный Владимир Митрофанович Орлов – командующий РККФ, лично осмотревший добытый корабль.
– Что скажете? Удался у товарищей подарок? – Спросил Сталин.
– Это что-то невероятное, товарищ Сталин! Потрясающее! Мы, своими силами, не 10, все 20 лет поди до такого уровня шли бы… Но, теперь-то мы хоть знаем куда надо идти! – Однако радость в его голосе была какой-то фальшивой, и выглядел Орлов, совсем не орлом. Бледный, как полотно.
– И что же Вас так потрясло? В чём соль этого корабля? Что за 10 лет так могло измениться в мире, что на Вас прямо лица нет?
– Этот корабль, товарищ Сталин, этот корабль, он меняет всё… просто всё… но…
– Давайте без «но». Конкретно.
– Всё его вооружение, это, по сути, зенитные пушки. Даже главный калибр… Шестидюймовки с таким углом возвышения и при такой длине стволов, больше годятся для стрельбы по самолётам, чем по кораблям, и тем более целям на побережье. В этом они не очень отличаются от имеющегося среднего калибра. Но, что всё это перед просто фантастической ПВО ближнего действия!!! А системы управления огнём какие?!! Этот корабль, явно создавался не для морских баталий с крейсерами и эсминцами, а прежде всего, для отражения массированных налётов авиации. И если через 10 лет, такие корабли – основные во флотах ведущих морских держав, можно с уверенностью сказать, нам необходимо немедленно пересматривать доктрину и проектировать авианосцы! Только многочисленные и большие авианосцы могли заставить крейсера эволюционировать вот в этакого ежа, ощерившегося противосамолётными стволами… 
– Но, может быть, это специализированный корабль ПВО и предназначался он не для отражения атак палубной авиации, а для защиты соединений тяжёлых кораблей от самолётов береговой авиации?
– Тогда бы на нём вообще отсутствовал выраженный главный калибр. Шестидюймовки ему были бы просто ни к чему, и вся артиллерия была бы представлена системами дальней (127 мм) и ближней ПВО. Тут же мы наблюдаем очень мощное явное ПВО, плюс главный калибр в универсальном исполнении! То есть, он мог вести бой и с надводными кораблями, но главный враг – несомненно – авиация! Береговая или палубная – вообще-то не принципиально, но если мы хотим не только обороняться, но и иметь средства к эффективному нападению – надо строить авианосцы.
– Давайте не будем делать столь скоропалительных выводов, товарищ Орлов. Пусть специальная комиссия тщательно разберётся с этим кораблём, и представит нам соответствующие выводы. Думаю, он нам принесёт очень много пользы…
– Несомненно! Одно вооружение с системами управления им чего стоят!
– Чего стоят? На 24 минуты большой кусок территории европейской части страны погрузился во мрак… Многие объекты энергораспределительной сети не выдержав перегрузки вышли из строя… И когда всё будет приведено в порядок неизвестно. Надеюсь, скоро и оно того действительно стоило.
– Стоило товарищ Сталин! Я в этом уверен! Не стоило оно другого…
– А это что ещё такое? – Вдруг спросил Ворошилов, совершенно неожиданно для себя самого перебивая милую беседу Сталина с Орловым. По довольно крутому трапу, с борта корабля на пирс и далее на берег, куда-то мимо павильона, вытянулась длинная вереница сотрудников НКВД, спешно, гуськом, транспортирующих носилки с тщательно укрытыми телами. И их было неправдоподобно много. Казалось, конца и края не будет этой веренице скорби…
Один крытый тентом грузовик «под завязку», другой, пятый, десятый, двадцатый… когда же они кончатся!
– Это…? – Догадался, хмурясь, Сталин.
– Экипаж. Мы научились захватывать в будущем предметы и грубо идентифицировать их. Мы научились выдёргивать их в наше время. Но, только неодушевлённые предметы. Вся органика, в том числе люди, при перемещении, к сожалению, погибают.
– Сколько там было человек? – прямо спросил Сталин, обернувшись к Тухачевскому.
– Около тысячи. – Абсолютно равнодушно пожал плечами тот.
– Ви, убили тысячу человек и назвали это подарком мне ко Дню рождения? — Тигриные глаза Сталина ничего доброго организатору такого подарка не предвещали. А память у него была очень хорошая.
– Мы думали, оно того стоит, – буркнул Тухачевский, – Этот корабль… спросите у товарища Орлова, – стоит ли возможность заполучить новейший боевой корабль, построенный через 10 лет, этих жертв?
– Я, честно говоря, в этом совсем не уверен. – Вдруг растерялся Орлов.
– И что будет, если об этих, наших, новых возможностях узнают там… – Война против всех? – В который уже раз спросил Ворошилов.
– Она в любом случае будет. Поэтому, чистоплюйство тут неуместно. – Тухачевский без колебаний готов был снова ринуться в диспут с Ворошиловым.
– Что сделано, то сделано. – Почти зло проговорил Сталин поднявшись, и пытаясь раскурить давно погасшую трубку. – Нам был нужен большой боевой корабль из будущего, и мы его получили. Без людей, боевые корабли бывают только либо на кладбище, либо на дне. Людей конечно жаль. Мы даже похоронить их с соответствующими почестями не можем. И потомки, наткнувшись на такое захоронение что-то ещё подумают? О нас с вами… «Лес рубят…»?
Вспышка сентиментальности продолжалась не долго. Вождь в любых обстоятельствах должен оставаться вождём: – Но, это не наши люди. Во всех смыслах. Не так ли? Поэтому, работайте товарищи. Но больше, ТАКИХ подарков к моему дню рождения делать не надо. 
Сталин, так и не раскурив трубку и больше ничего никому не сказав, двинулся прочь из павильона. Ему было холодно. Но вряд ли от того северного промозглого ветра, что обдирал косматые клочья с туч над бухтой. На похоронах Ленина было гораздо холоднее… Лицо именинника было застывшим словно маска. Праздника не получилось. И этот препоганый декабрьский день 1935 года он никогда не забудет…
Прочая свита, испуганно притихнув, поспешила следом. У всех и каждого на душе имелся осадочек разной степени мерзостности. Только Буденный откровенно матерился, будто бы на непросохшую краску, жирными пятнами намертво прилипшую к его ладоням, но передёргивало его при этом так, будто на его руках была вовсе не белая масляная краска, а кровь. Причём такая, которой стыдятся даже прошедшие всё на своём веку, но сумевшие при этом остаться людьми, рубаки… для которых невинную душу загубить – грех тяжкий.
Бросив на прекрасный корабль из неведомого 1945 года прощальный взгляд, Сталин различил-таки его название невооружённым взглядом – «Fargo» и бортовой номер 106, не сумевший принести удачи своему обладателю… 
ТТХ: Водоизмещение: 11890/14464т. Размерения: 186/20.2/7.5м Энергетическая установка: 4 ТЗА, 4 ПК, 100 000 л.с. 2100 т. нефти. Скорость: 32.5 узла. Дальность: 11 000 (15) миль. Бронирование: пояс, траверзы – 127 мм, палуба – 51 мм, барбеты – 152 мм, башни ГК – 165 мм, башни 127 мм орудий – 32 мм, рубка – 127 мм. Вооружение: 12(4х3)152/47, 12(6х2)127/38, 28(6х4+2х2)40/56, 28(14х2)20/70. Катапульта, 2 гидросамолёта. Экипаж: 992 человека.
