Еще одна интересная статья из жж коллеги Харитонова, которая, думаю, заинтересует коллег.
Хотите еще картинок Джулиуса Чотоньи с пояснениями?
290 млн лет назад, начало пермского периода. Тварь, что выскакивает из воды – эриопс, продвинутое двухметровое земноводное, реликт предыдущей эпохи – каменноугольного периода. Помните, как возникли первые тетраподы – ни рыба, ни мясо? Это было еще раньше, в девоне, 360 млн лет назад. И вот получается, без малого 70 миллионов лет – больше, чем прошло времени от вымирания динозавров до наших дней – эти самые тетраподы так и продолжали сидеть в болоте. Особо вылезать им было некуда и незачем – поверхность суши, свободная от ледников (а каменноугольный период был эпохой довольно прохладной), представляла собой либо заваленные гниющими стволами деревьев болота, либо материковую пустыню. В болотах-то твари и копошились. На самом деле они времени зря не теряли и мало изменились только внешне – анатомически самые продвинутые из них успели пройти путь от почти рыбы через "классическое" земноводное до почти рептилии – вот как этот эриопс, относящийся к классу темноспондилов.
Самые примитивные из темноспондилов к началу пермского периода еще сохраняли рыбьи черты – боковую линию, чешую (причем местами, например на брюхе), но это были не ажурные создания типа современных тритонов и лягушек – нет, мощные, как крокодилы, с черепами, напоминавшими башни танков: сплошными, обтекаемой формы, лишь с амбразурами для ноздрей и глаз – такими были эти земноводные. Раньше их называли "стегоцефалы" – панцирноголовые.
Самый большой – склероцефал, судя по округлой пасти – молодой (у старых особей, выраставших до двух метров в длину, морда вытягивалась и напоминала морду аллигатора, а хвост, наоборот, укорачивался – возможно, с возрастом склероцефалы становились более "наземными" и напоминали по образу жизни крокодилов, так их останки и распределены – молодых в отложениях глубоких озер, скелеты старых на бывших мелководьях и в болотах). Склероцефал преследует рыбу-акантоду, а на заднем плане виден ортакант – пресноводная акула, тоже молодая (взрослая достигала бы длины трех метров и сама бы гоняла склероцефала). Справа, лежит на дне у берега – еще более, чем эриопс, продвинутое создание – сеймурия: уже не земноводное, еще не ящер. Она уже имела сухую кожу и могла подолгу находиться вне воды, но всё еще метала икру, а ее личинки имели наружные жабры. Откладывай она яйца – ее можно было бы уже назвать рептилией. Но сеймурия застряла в прошлом — яйца были изобретены какими-то ее сородичами еще в конце карбона, и эти-то сородичи и положили начало предкам млекопитающих и пресмыкающихся.
Все эти твари на картинках не являются предками друг другу – это всё боковые ветви той эволюционной цепочки, что привела в конечном итоге к появлению млекопитающих, и лишь иллюстрируют ее этапы. Эволюцию обычно творят мелкие неспециализированные тварюшки, но тварюшек показывать неинтересно – в то время все они походили на ящериц… другое дело их могучие родичи, хоть и тупиковые ветви:
Слева – офиакодон, справа – эдафозавр. Один с парусом, другой без, но оба этих существа относятся к одному отряду пеликозавров и эволюционно стоят ближе отнюдь не к динозаврам, а к млекопитающим – точнее, эта группа застряла где-то на трети пути от земноводных к млекопитающим и оставалась таковой, пока их не вытеснили более прогрессивные сородичи. Парус на спине – одна из первых попыток синапсид не ждать милостей от природы, а научиться самостоятельно регулировать температуру тела; наши предки и их родичи в отличие от прочих ящериц, едва выйдя на сушу, почему-то сразу начали интересоваться этой темой.
Теоретические расчеты (подопытных пеликозавров у нас все равно нет) показывают, что 200-килограммовый хладнокровный диметродон (а на рисунке – он: тоже пеликозавр, но хищный и из другого семейства) разогревался бы без паруса с 26°C до 32°C за 205 минут, а с парусом — за 80 минут. Причем благодаря вертикальному положению паруса мог использовать самые ранние утренние часы, пока беспарусные еще не очухались, и по-быстрому перейти к бесчинствам:
На завтрак бог послал диметродонам ксенакантуса – еще одну пресноводную акулу. Точнее, те, что поближе – диметродоны, а подальше понурился их меньший брат секодонтозавр – более хилый и с мордой, напоминающей крокодилью. Слева эриопс под шумок тащит в пасти диплокаулуса – странную амфибию с головой как у акулы-молота; иногда пишут, что такая голова это защита от проглатывания более крупными хищниками, другая теория предполагает использование ее как своеобразного крыла для плавания… а я сейчас написал про акулу-молот и подумалось: а может, это, как и у акулы-молота, был электрический детектор для поиска в иле мелких организмов? За ними – эдафозавр, а сверху, на ветке, можно, приглядевшись, увидеть ареосцелиса – тварь, напоминающую ящерицу – одного из первых диапсид. Вот так тогда было – родственники предков млекопитающих рвали мясо, а крохотные насекомоядные родственники предков динозавров с немым ужасом взирали на них с веток.
Парус в итоге оказался неудачной конструкцией (сами представьте такой радиатор таскать – он не складной был!). Во всяком случае, парусные пеликозавры в основном повымерли уже к середине перми, вытесненные потомками своих беспарусных родичей… но факт остается фактом – звероящеры-терапсиды, потомками которых являемся и мы с вами, произошли от сфенакодонтов – группы пеликозавров, к которым принадлежал и уродский диметродон (только не от диметродона, конечно, а от каких-то его мелких сородичей). Парусу нашлась какая-то удачная альтернатива – возможно даже, примитивную метаболическую теплокровность имели уже вот такие создания:
Слева – титанозух, справа – мосхопс. Это уже середина пермского периода, где-то 270 млн лет назад, Южная Африка. Точнее, это сегодня их кости оказались в Южной Африке, а тогда они жили на одном материке с украшенным каренитом. Если пеликозавры прошли треть пути от амфибии до млекопитающего, то эти чудища – две трети. Оба они относятся к одному отряду тапиноцефалов. Очень массивные – впрочем, это характерно для всех четвероногих того времени, скелеты созданий размером с собаку или лошадь имеют пропорции, как у слона – толстенные кости с раздутыми мыщелками, сплошной, как у предков-стегоцефалов, череп с тремя глазницами… Не знаю, с чем это связано, вряд ли с какими-то внешними условиями (членистоногие-то того времени имеют примерно современные пропорции), скорее, с несовершенством костной ткани – меньшая прочность компенсировалась большей толщиной. Оба животных на картинке достигали двух метров длины и двигались как помесь носорога и комодского варана, в том числе хищный (или всеядный) титанозух. Долго пережевывать пищу они не могли – у них не было вторичного нёба, позволяющего одновременно есть и дышать. Не особо умели они и нагибаться, особенно мосхопс, да ему и незачем было – травы еще не было, он питался листьями и полусгнившими стволами, причем пасся, возможно, лёжа – долго враскорячку не простоишь – или в воде.
Климат в Пермском периоде характеризовался, с одной стороны, все большей засушливостью, с другой – появлением и распространением растений, способных расти не только по колено в воде – голосеменных и настоящих папоротников. Вслед за растениями на сухое двинулись и животные, адаптируясь к по-настоящему сухопутному образу жизни.
Это уже конец Пермского периода, 252 млн лет назад. Рогатые красно-синие твари на переднем плане – эльгинии чудесные, мелкие (до 1 м) парейазавры из Шотландии. Их окраской, возможно, художник намекает на то, что они могли быть ядовиты – известно, что кожа парейазавров содержала большое количество желез. Эта другая, независимая от синапсидов ветвь пути из амфибий в рептилии, судя по всему, так и оставшаяся полуводной и таковой же и вымершая. А вот толстенькие на заднем плане – гордония и две геикии – дицинодонты, вполне независимые от воды создания с сухой кожей, вторичным нёбом, позволявшим жевать пищу, и двумя клыками для (наверное) копания. Вместо передних зубов у них был роговой клюв, как позже у цератопсид, и, возможно, их основная диета была такой же. Как и цератопсов в конце мезозоя, дицинодонтов в конце палеозоя было много, разных и повсюду, некоторые даже пережили пермь-триасовое вымирание. А вот кто к ним подкрадывается – точно непонятно, но, кажется, какой-то мелкий (или просто молодой) горгонопсид. Бывали и крупные:
Это два диногоргона дискутируют над телом какого-то немелкого дицинодонта. Сами диногоргоны трехметровые. Это одни из крупнейших представителей горгонопсов – уже почти зверей, менее прогрессивные, чем дицинодонты (например, вторичным нёбом и диафрагмой они так и не обзавелись, не успели), при этом стоявшие ближе них к предкам млекопитающих. Весьма по тем временам подвижные, сильные и тупые создания, верховные хищники большинства экосистем… но не повсюду.
На переднем плане – снова дицинодонты, а подальше справа – архозавр, трехметровая крокодилоподобная тварь: еще не динозавр, но одна из боковых ветвей предков динозавров и крокодилов. К динозаврам и птицам он имеет примерно такое же отношение, как диногоргоны – к нам. Длинные рыбы – заурихтисы, дальние родственники осетровых, выполнявшие в этой экосистеме роль щук. Справа под водой – хрониозух, один из последних рептилиоморфов, с которых мы начали это рассказ. Их время вышло, да и для остальных изображенных на рисунке созданий мир скоро изменится…
