Весной одна тысяча шестьсот пятьдесят девятого года гетман Иван Выговский, после смерти Богдана Хмельницкого, вёл сложную политическую игру, целью которой был переход Гетманщины из-под протектората Москвы, вновь под руку Варшавы. Заручившись поддержкой польской Короны и получив союзную военную помощь, он перешёл к активным боевым действиям.
На Сечи из всего войска оставались только два куреня винницкого полка. Ещё один курень стоял близ Капустян в ста верстах к югу от Винницы. Всё бывшее ранее в Сечи войско, семь тысяч казаков, ушло с кошевым атаманом Иваном Беспалым под Гадяч в подмогу, стоявшему там, князю Трубецкому с пятнадцатью тысячами.
Войска, послушные Выговскому, насчитывали семнадцать тысяч казаков. Прибывших из Речи Посполитой шляхтичей было более пяти тысяч. Командовали поляками братья гетмана Юрий и Илья Выговские.
В конце мая крымский хан вышел из Крыма с пятьюдесятью тысячами отборных воинов на соединение с Выговским.
В ту пору, в один из дней, джура-вестовой доставил от кошевого атамана письмо на Сечь для винницкого полковника Ивана Сирка.
В письме Беспалый приказывал один курень полка и всех, кто ещё есть в Сечи, за исключением сотни казаков-пластунов направить к нему под Гадяч. Самому же, с другим куренем и той сотней пластунов идти на Крым, чтобы воспрепятствовать брату Крымского хана отправить набираемое им войско на Украину. Третьему куреню под командой Миколы Соколенка, стоявшему у Капустян, также идти на соединение с Сирком.
Полковник сидел в избе с куренными атаманами Гнатом Гаплыком, Фёдором Бугаём и сотником пластунов Михайлой Грабарём, когда принесли письмо.
Прочитав приказ, Сирко смолк, испытующе посмотрев на товарищей.
— Що ж, як треба, то й треба, — подняв брови, сказал Гаплык.
— Хан як прийде, геть усіх в сраку ви*бе, хай йому так, — проронил Бугай.
Надо сказать, что в старину люди, бывало, матюкались, но писать такое считалось неправильным, чтобы не оскорбить Святое Писание.
Быстро прикинув в уме возможные варианты, атаман стал отдавать приказания.
Не мешкая, двинулись в путь.
Десять казацких чаек вышли из Запорожья вниз по Днепру.
Курень Гаплыка ушёл к Беспалому.
Трёх пластунов отправили с секретным приказом к Соколенку.
В Сечи остались лишь сотня казаков для охраны, да те немногие старики, что доживали там свой век.
Курень Миколы Соколенка, получив приказ, пошёл верхами в район Чёрной Крепости, присоединяя к себе встречающиеся по пути мелкие шайки гайдамак, состоящие из диких бандитов, партизан, и прочих, кто желал попытать казацкой удачи.
Спускаясь по Днепру и встречая на пути разных людей, Иван Сирко приглашал их поучаствовать в выгодном деле, о котором расскажет лишь на Никитской Сечи. На месте, мол, виднее будет, есть, мол, варианты.
Зная удачу отважного атамана, многие искатели приключений присоединялись к отряду Сирка. На малых лодках они двигались вмести с ним по реке, держа направление на Никитскую Сечь.
Дойдя к Никитину Рогу, стали на сечи.
Кошевой атаман запорожских казаков Никитской Сечи Демьян Многогрешный принял наказного атамана Ивана Сирка в канцелярии. После приветствий, жестом предложил сесть и сказал:
— Сідай, друже мій. Кажи за справу.
Тот рассказал вкратце о цели своего похода и попросил оказать содействие.
— Як же ж тобі помочь?.. Чотири дні потому хан пройшов на зустріч до гетьмана й ляхів. Два наших полки трохи поскубали його. Та й він побив половину з тих полків. Але ж і татарви поклали удвоє як більше.
Также Многогрешный рассказал, что, как сообщили захваченные татары, каждую неделю из Крыма посылают новые отряды по две-три тысячи человек вдогонку хану, в качестве подкрепления. Нужно задержать хотя бы их. Помимо этого, в Белой Крепости, брат хана калга Кырым Гирей собирает большое войско, чтоб идти к хану на Украину. И, видимо, в первую очередь ударит на Никитскую Сечь. А войска у кошевого два полка неполных, да ещё один собирает из стекающихся к нему на сечь с окрестностей казаков и прочего люда, согнанного татарами со своих мест. В придачу три сотни донцев, пришедших с Кубани. Не может он дать людей.
Тогда Сирко поделился с ним своим планом действий, призвав хранить его втайне, даже от войсковой старшины.
План состоял в том, чтобы пустить слух, что, атаман Сирко, не желающий проливать братскую кровь казаков, воюющих как за гетмана Выговского, так и за кошевого Беспалого зовёт таких же как он, чтоб идти на Чёрную Крепость, взять её и поставить там Чёрную Сечь, и промышлять с неё в Чёрном Море против нехристей. Ведь, как известно, чем больше казак убьёт басурман, тем вернее он войдёт в Царство Божие.
Также, якобы, он просит кошевого дать ему войска полк и большие пушки, сняв те с укреплений, и отправить вслед отряду, чтоб бить крепостные стены.
— Десь зо три-чотири дні потягай ті гармати туди-сюди, та й став собі знов на редути. Я до того часу буду вже далеко.
Демьян Многогрешный внимательно слушал.
— Але ж, зібравшись з усіма, вдарю на Білу Вежу, на брата хана. Бо він тоді таким навалом прийде, що хай йому біс.
Кошевой понимающе кивнул, сказал Ивану:
— І, тут, ось ще що… Ті дончаки… З ними сотня калмиків від Джамби Ягура, який під Кубанню стоіть. Так ногаї, що поряд, теж військо хочуть послати до хана. А калмиків тих побити й коней у них узяти. Ягур тримається. Але ж просить допомогти. У Ягура чотирі тисячі воїв. У ногаїв десь сім.
— Тоді дай мені хоч тих дончаків та й калмиків. Ось що в тебе, батько, я прошу.
— Що ж, можна й так. Ще візьмеш дві сотні з отих гультяїв. Вони такі язикаті, — назавтра усе гудітиме за ту Чорну Січ.
Выйдя к мысу, на котором стояла Чёрная Крепость, пристав к берегу в трёх милях, не доходя до неё, войско готовилось к делу.
Выслав калмыков, шедших на конях по берегу, в разведку, атаман велел тем также показаться неприятелю, но тотчас же быстро уйти.
Днём ранее, десять человек из сотни Грабаря под видом простых торговцев, побывали в крепости и подкинули некоторые письма в дома, что побогаче. Также днем походили по рынку, слушая разные сплетни, и сами рассказывали кому надо, что Сирко идёт ставить Чёрную Сечь, и что, будто бы, с благословления самого Папы Римского. Что слышно, народу с ним идёт тьма, ждёт-де, когда все соберутся. И сигналом на приступ будет у них чёрный дым.
На третий день стоянки, с утра, сотня Грабаря, выбрав самые быстрые лодки, начала выдвигаться малыми группами по три человека в лодке так, чтобы каждая последующая выходила, когда уже нельзя было различить, сколько человек было в предыдущей. В первую очередь вышли четыре лодки, за ними пошли десять лодок, к каждой из которых была привязана ещё одна лодка с грузом, укрытым шкурами и тряпьём. Затем, выдвигались остальные. К полудню лодки с пластунами скрылись из виду.
После обеда казаки принялись стягивать в одну кучу обломки лодок, сухую траву, куски смолы, которую они возили с собой для ремонта судов, и всё что могло гореть, пока куча не стала такой огромной, что вокруг неё могли стать, взявшись за руки, сто человек.
Также брали в лодки прутья лозняка, толщиной где-то с палец, шутили, мол, на удочки, — рыбу ловить.
Как солнце стало клониться к горизонту, подожгли сигнальный костёр.
Сотню калмык отправили в обратный путь, к Ягуру, пообещав тому помочь с ногаями, после того, как управятся здесь.
Как только сгустились сумерки, вышли в море.
За лиманами, к западу от Чёрной Крепости, в зарослях камыша находился дозор куреня Соколенка, тогда как сам курень укрылся в урочище Зелёный Гай, в десяти верстах к северу. Уже три дня куренной ждал сигнала. Было условлено, после сигнала, через два дня, на третью ночь быть готовыми действовать, как только начнёт основной отряд.
Дозорные, увидав столб чёрного дыма, поспешили доложить атаману.
В полночь его отряд двинулся на запад, обходя Днестровский Залив, рассчитывая за два дня выйти к Белой Крепости.
Курень Соколенка с начала похода численно увеличился почти вдвое и теперь составлял около восьмисот сабель.
В лодках, идущих морем, находилось около трёх тысяч человек.
Первая партия пластунов засветло благополучно прошла мимо караульных укреплений, не вызывая подозрений у стражников, охранявших вход в залив.
Когда начало смеркаться, третья, обогнав в пути вторую, буксирующую лодки, прошла мимо входа на запад, скрытно причалив к берегу, и приготовилась атаковать с берега посты у входа в залив.
Охраны было около полусотни стражников из гарнизона крепости. Десять стражников дежурили на постах, остальные находились в караульном помещении.
Пластуны из первой группы, переодевшись янычарами, подошли к стражникам под видом проверки постов.
Другая группа незаметно подобралась с запада.
Менее чем через минуту караульный гарнизон был уничтожен. Без единого выстрела, пластуны взяли их на ножи. С десяток казаков остались у входа в залив, остальные ушли берегом к Белой Крепости.
Среди пластунов особым уважением пользовались, так называемые, характерные казаки. Они умели, по слухам, ворожить на погоду и на удачу. Также, если такой казак попадал в плен, то под пытками, чтобы не выдать товарищей, мог, как бы уснуть, или даже умереть по своей воле.
Сотник Грабарь был из таких казаков. Он был хитёр, безжалостен к врагу, а пластунов своих держал в строгости.
Заняв посты у входа в залив он, с десятком казаков, ждал атамана с основными силами. Иван Сирко тоже, до того как стал полковником, был командиром у пластунов.
В пролив прошла группа с лодками на буксире, направляясь к порту, у причала которого стояли галеры и другие крупные суда. Шли, держась примерно в миле от берега. Поравнявшись с кораблями, стоявшими у причала, стали отвязывать буксируемые лодки. Один казак садился в ту лодку, поднимал чёрный парус, незаметный в темноте. В этой лодке на корме был размещён ворох трута, по центру небольшая копна сена, далее, на носу находился бочонок пороху. Сверху на всё это клали куски смолы. Казак поджигал трут, раздувал его, чтобы тот уверенно тлел. Затем направив лодку к цели, укрепив парус и руль, прыгал из лодки в воду и плыл к поджидавшим его в другой лодке товарищам. Попутный ветер раздувал тлеющий трут, занималось сено, огонь охватывал бочонок с порохом.
Когда основная группа казаков под покровом темноты вошла в залив, Сирко приказал из нарезанного лозняка и кусков кожи делать барабаны. Так, чтобы в каждой лодке был хотя бы один.
Как только зажгутся корабли басурман, разом начать бить в те барабаны, до тех пор, пока лодки не причалят к берегу.
Так, под барабанный бой, казачья флотилия пристала к малому рыбацкому причалу, у которого стояли, покачиваясь на волнах, сотни небольших лодок.
На берегу противник не смог оказать серьёзного сопротивления. Небольшие караульные отряды в порту и у рыбацких причалов, были уничтожены пластунами, либо бежали, поздно спохватившись, когда уже загорелись корабли.
Выбравшись на берег, часть казаков тут же стала выволакивать некоторые из рыбацких лодок на берег, насыпать песок, делать укрепления. Сняв с чаек около тридцати маленьких пушек, разместили их на редутах. Чайки, с оставшимися на них пушками, крейсировали вдоль берега, готовые оказать, в случае необходимости, поддержку с моря.
Остальные немедленно приступили к грабежу небогатых рыбацких поселений, стараясь захватить в плен людей получше, в качестве ясыря. Поджигали некоторые жилища.
Лошадей в этих посёлках было немного и, захватив их около десятка, отправили сразу же атаману.
Тот с группой казаков, оседлав лошадей, поехал осмотреться.
В это же время, Соколенко, получив сигнал от дозорных, что в порту началось, дал команду приступить к делу. Разогнав немногочисленных пастухов, захватили сразу же пару сотен лошадей, которые выпасались за палисадами верстах в десяти к западу от крепости. Подожгли усадьбы, перестроились, распределив между собой взятых лошадей, устремились на соединение с основными силами, попутно, по команде, поджигая сады и захватывая небольшие табуны, часто пасшиеся на зелёных лугах среди усадьб.
После полудня оба отряда встретились на берегу. До половины казаков, прибывших на лодках, присоединились к верховым. Распределив между собой лошадей, навьючив на них нехитрый награбленный скарб, как стало темнеть, конники ушли в северном направлении. Каждый из них вёл за собой две-три привязанных за верёвку лошади.
Ясырь казаки собрали у причала. Самых сильных мужчин и красивых женщин, тысячи полторы, отобрали и посадили в лодки. Остальных порубали и оставили лежать на берегу – нехай их чайки клюют.
На вёслах тихо вышли в море. Даже не подожгли оставшиеся у причала рыбачьи лодки. Наелись, мол, устали.
