Портрет Карла Юхана. Франсуа Жерар, 1811. Юхан XIV — ярчайший пример социального маркирования.
Во всех человеческих обществах люди традиционно прибегают к внешнему социальному маркированию. Не так важно в чём оно выражается: в мундире ли, в размере ли и форме бород. Цвет штанов и колокольчик в носу — то же вариант. И что тут поделаешь? Мода — штука социально-политичная. Во все времена «не таких, как все» общество выделяло, да и они сами, зачастую, стремились выделиться. Важно, что этот некий маячок всегда срабатывает, как индикатор «свой-чужой», а тут важен не сам способ распознавания, а, скорее, скорость.
Рабов клеймили издавна, калёное клеймо использовалось в качестве родового знака («на жонок и скот их тамгу наклал»), изредка — в качестве знака принадлежности к религиозным и всяким корпоративным сообществам. А вот, собственно, татушки — штука относительно поздняя, что для Европы, что для нас, сирых. В Европу моду на тату завезли романтики и энтузиасты Южных морей и их назначение рассматривалось, в первую очередь, как способ показать, что «в отличии от вас, салаг, я там был!» Но сама технология, внезапно, оказалась вполне прогрессивной и нашла своё применение в государственных практиках (в наших широтах активно используется с XVIII века, во франциях-англиях уже с XVI). Одно из первых массовых использований татуировок в Англии — введение обязательных наколок для барышень, обслуживающих моряков в Лондонском порту. «F.U.C.K.» («Fornicating Under Consent of King») на лопатках — своеобразный штемпель саннадзора. В случае выявления дурного заболевания у барышни на очередном осмотре — тату просто перечёркивали калёным прутом. С распространением гуманизма и удешевлением бумаги заменено на выдачу временного удостоверения. Тут, кста, интересный случай: то ли жаргонизм произошёл от аббревиатуры, то ли аббревиатуру подогнали под жаргонизм (что было бы вполне в традиции английского юмора).
«Рapillon» в современной вариации 🙂 Что бы там ни писали про «душу» и «свободу».
К схожим мерам в портовых городах прибегли и французы, но со своими изысками. Там подобным знаком стала тату «мотылёк» («рapillon», сходящиеся в вершине равносторонние треугольники, с первыми буквами названия города на крылышках), что надолго стало самоназванием для представительниц «древнейшей профессии», а, затем, перешло и в жаргонизм для обозначения гомосексуалистов. Поскольку стандарт предъявлялся лишь к содержанию, а не форме, то, по желанию клиента, татуировка выполнялась в разных вариациях и с разной степенью сложности, откуда, собственно и «есть пошла» современная европейская художественная татуировка (в дальнейшем, конечно, сильно обогатившаяся за счёт внешних источников и совершенствования техник).
Впрочем, что с них, немцев-схизматиков, взять? А вот на Руси Святой… А вот тут — своеобразно…
В общественной православной семиотике всегда был важен пункт об образе и подобии божием (Бытие 1:26, 1:27) и человек отошедший от канона воспринимался уже как не совсем православный, по какой бы причине это не произошло. Таких и жалели, и остерегались. В один из моментов это восприятие чудесно совпало с нуждами власти. Не смотря на то, что калечащие наказания вполне себе общемировая тенденция, проистекающая из принципа талиона (и в виде воздаяния — «Око за око», и в виде наказания «согрешившего» члена — «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя…». Мф. 5:29), есть у нас и нечто особенное…
«Пороти ноздри и носы резати», впервые упоминается, как узаконенное наказание в Уложении 1649, гл.25 «О корчмарях…», вполне ещё в рамках талиона, за курение табака, кстати. Пётр, сам знатный курец, метод оценил, но творчески переработал правоприменение. Уже по указу 1705 года, процедура в обязательном порядке применяется к закоренелым преступникам, как то: татям (пойманным во второй раз), ворам (преступникам против государства), катам (убийцам), упорным раскольникам. В Артикуле воинском 1715 эта казнь упомянута в двух видах — в одном случае предписывалось «распороть ноздри», а в другом сказано: «Отрезав уши и нос»… Метод обрёл популярность настолько, что «рваные ноздри», фактически, «становятся синонимом каторжанина. По сведениям Евгения Анисимова, из 1532 исследованных им дел по Тайной канцелярии за 1725-1761, вырывание ноздрей применено в 353 случаях (а это только исследованные дела и только «воровские»-политические преступления). А ведь были ещё Преображенский приказ, Юстиц-коллегия, 12 «Маэорских» комиссий (временные комиссии по особым вопросам с судебными полномочиями), губернаторские и военные суды…
Итак, «закоренелых власть» — маркировала, как сказано в указе 1746 г., дабы:
«от прочих добрых и не подозрительных людей отличны были».
Но! В тюрьме и на каторге всегда находилось много разных «умельцев», которые лечили каторжников, так что через несколько лет даже рваные ноздри становились почти незаметны. Об успехах каторжной медицины (а, иногда, даже трансплантологии!) свидетельствовал указ Петра I 1724 г., повелевающий заново рвать ноздри у каторжников из-за того, что преступники заживляли раны.
И вот тут мы переходим к феномену исконно-посконных татушек.
Обычно в самом конце экзекуции преступника, подлежащего ссылке на каторгу, клеймили. В указе 1765 г. об этом говорится:
«Ставить на лбу и щеках литеры, чтобы они сразу были заметны».
Обычная формула приговора насчет клеймения такова:
«… и запятнав в обе щеки и в лоб…».
Изначала выжигали буквы «Р.З.Б.», «Т.А.Т.», К.А.Т.», ссыльных стрельцов клеймили одной «В.» («Вор») в щёку, клеймили «городовым пятном» в спину (тут непонятно, вероятнее всего, городской герб), «бунтовым орлом орлили» в щёки — вариантов масса. Но нам тут интересно, что рану присыпали порохом. В указе 1705 г. предписывалось натирать раны порохом «многажды накрепко», чтобы преступники
«тех пятен ничем не вытравливали и живили и чтоб те пятна на них, ворах, были знатны по смерть их»,
а к 1775 году технология вообще меняется и начинают использовать игольчатый штамп. Гуманизм и технический прогресс шли рука об руку.
Но и тут каторжане изворачивались, не давали заживать ранкам из-за чего татуировки расплывались и, в идеале, становились почти незаметны, а в особо запущенных случаях и при наличии возможности — переделывались в нечто иное (благо алеутскому населению технология была вполне знакома). Власть с этим боролось, каторжан «перепятнывали», так что по количеству «пятнаний» вскоре было возможно судить и о стаже сидельца, и о количестве «ходок», и за что взяли.
В 1846 г. было принято особое «Наставление Медицинского совета о наложении и сохранении клейм», а также и «Описание прибора со штемпелями для клеймения каторжных и наставление об употреблении сих штемпелей», плюс предписывалось вместо пороха использовать смесь тушь и индиго.
По указу 17 апреля 1863 г. клеймение и рвание были официально отменены, но уже настолько плотно вошли в быт каторжан, что те сами не пожелали отказываться от знаков своей «инаковости», тем более, что теперь на них, во многом, опиралась и внутренняя иерархия, и их контркультура. При этом, в очередной раз, изменилась форма, но не содержание…
Пацан не по понятиям выёживается… А мамка — дура, конечно.
Ну а дальше было взаимодействие варварства и цивилизаций, размытие границ, смешение традиций, расшатывание христианских догм, интеграция контркультуры в общество — и мы пришли к тому, что видим сейчас. Но вот хоть вы меня убейте, но вариации «мотылька» на нежном бедре у барышни воспринимается мною вполне однозначно, тем более, что наносится вполне добровольно и, приблизительно, в тех же целях, что и в XVII-XVIII вв.
В заключении хочу отметить, что хоть татушки и «культура дна», но дань ей отдавали и вполне респектабельные личности. Из достоверных курьёзов отметим Карла XIV Юхана Шведского (который Жан-Батист Жюль Бернадот. Татуировка «Mort aux tyrans» — «смерть тиранам» на груди. Встречаются, впрочем, три разных варианта текста, но что-то было точно. Сподобился в молодости, будучи отчаянным республиканцем), Николая Александровича Романова (до отречения — императора Всероссийского, с цветной татушкой дракона на предплечье, привезённой им из юношеской поездки по Востоку), баронессу Клементину Огилви Спенсер-Черчилль, (Дама Большого Креста ордена Британской Империи и, попутно, кавалер Ордена Трудового Красного Знамени, между прочим. «Змейка» на запястье, сделанная в возрасте 20-ти лет и которую она всю жизнь скрывала перчатками и браслетом). Известнейшего Толстого-Американца не упоминаю, за его явным обормотством, хоть и аристократ.
Но тут ничего необычного, особенно если вспомнить кулинарию: и пицца, и суши, и фондю — это всё пища бедноты, а поди ж ты…
