– Какая всё-таки презанятная штуковина! – Кощей с трудом заставил себя оторваться от диковинной трубки на подставке. – Вроде который раз уже смотрю, давно прискучить должно было – ан нет, взор прямо прикипает.
– Чего это ты там глядишь? – с подозрением прищурился Иван, звякнув кандалами. – Небось, опять какую пакость удумал…
– Да я бы и рад такой придумкой похвалиться, – вздохнул Кощей, – но врать не буду: не моя. Это, милок, один местный мастер ещё в старину изобрёл. А потом спился и помер. М-да. Так вот, через этот глазок любые малости высмотреть можно. Хочешь – могу дать поглядеть, мне не жалко. Сейчас сюда, на стёклушко капну – и готово. Не поверишь: в малой капельке воды такие зверюшки плавают, что и на пьяную голову не измыслишь.
– Много ты в пьяных головах понимаешь, уклейка сушёная, – проворчал Иван с кислой миной и почесался лопаткой о камень, выступающий из стены. – Небось, никогда ничего крепче кваса во рту не держал.
– А и не держал, – охотно согласился Кощей. – Мне себя травить разной зелейной гадостью и посейчас никакой охоты нет. Я ещё долго жить собираюсь.
– Тот не мужик, кто не пьёт! – отрубил Иван и слегка икнул.
– Да вы хуже животных! – брезгливо сморщился Кощей и помахал ладонью перед лицом. – Даже эти волосатики на стёклушке так себя не ведут.
– Хватит своими умствованиями мне кудри прореживать, лучше вот чего скажи: тебя ведь богатырь Забугор намедни всего мечом порубил, прямо у меня на очах, а ты что же – опять живой?
– Как видишь, – сказал Кощей, с невинным видом ковыряя ногтем столешницу.
– Зубрило-башковитянин тебя в море с ладьи швырял?
– Ну, швырял.
– Бобрыня огнём в кузне жёг?
– И это правда, жёг, поганец, – скривился Кощей.
– Так как же у тебя выходит – из мёртвых от раза к разу восставать? Али ты и вправду бессмертен, али секрет знаешь какой? Только свою байку с иглой не надо пересказывать, и так на много вёрст вокруг разные дураки ни одного целого сундука не оставили.
– Я вот и говорю, – продолжал Кощей, словно не слыша, – презабавные они, эти зверюшки, когда поглядишь за ними подольше. И научиться многому можно, лишь бы подмечать умел. А я умею. – Голос у Кощея до странности изменился: будто раздвоился малость. – Они, к слову сказать, никогда не ждут, пока старость прийдёт. Гляди, какую хитрость освоили.
Неожиданно для Ивана кощеева голова рывком расскочилась надвое. Обе новых головы чертами выглядели моложе, но видом были гораздо страхолюднее старой: через тоненькую кожицу было видно бледное обескровленное мясо и сизые хрящи черепа. Судорожным движением Кощей скинул плащ, выставив наружу свою неприглядную старческую наготу.
Ноги Ивана подогнулись, и он закачался в цепях. А рытвина шла уже по груди Кащея. Вот она миновала живот, достигла промежности, и Кащей с хлюпом распался пополам. Обе половинки тут же принялись выдавливать из себя разные отростки, обретая прежнюю человечью форму.
– Вот так и живём, – подмигнул Ивану правый Кощей. – Ежли меня, к примеру, в одном месте убудет, в другом непременно прибавится. Так что пущай убивают. Я за себя завсегда отомстить могу.
– Одна вот только загвоздка, – сообщил левый Кощей сиплым голосом. – Сразу после разделения, пока тело ещё жидкое, жрать охота – мочи нет. И не то, чтоб разных там рябчиков-куропаток… Так что не обессудь, мил человек.
Колыхаясь на ходу, Кощеи приблизились к Ивану и облепили его с обеих сторон. Иван заорал от ужаса и боли и рванулся изо всех сил, но Кощеи присосались накрепко. Под прозрачной кожей уже заклубились красные облачка ивановой крови, как вдруг утробный рёв разнёсся по подземелью. Оба упыря-прилипалы завыли в один голос, посинели, позеленели, отвалились от пленника и задёргались на полу, на глазах теряя людские очертания. Один из них случайно зацепил стол оплывком ноги, чудесная трубка покачнулась, отскочила от столешницы и ударилась о каменный выступ, окропив его стеклянными брызгами. Кощеевские отпрыски тем временем задымились, заскворчали и наконец растеклись у ног юноши зловонной пузыристой лужей.
– Ну вот, говорил же я тебе: мужику без пития никак не можно, – бормотал под нос Иван, осторожно высвобождая из кандалов мокрую от слизи руку. – А Машка, дура: куда да куда третий шкалик в суму тянешь… Никак не понимает, что без водки нас любой супостат одолеет. Она, матушка, даже самую лютую заразу убьёт.
