– Да вы, оказывается, настоящий мастер! – изогнул бровь Калиостро, вертя в руках маленькую деревянную шкатулку с искусной резьбой. – Даже не верится, что в столь юном возрасте можно быть способным на такую филигранную работу.
– Скажете тоже, господин Калиостро… – смутился Алёша. – Так, иногда балуюсь на досуге. А этот узор вообще случайно получился – нож соскользнул, пришлось исправлять, додумывать…
Итальянец вернул поделку хозяину, встал, подошёл к окну и отодвинул штору.
– Нечаянный шедевр – тоже шедевр, – рассеянно проговорил Калиостро, наблюдая, как во дворе мужики с донельзя философскими лицами медитируют на голые коленки Лоренцы: спутница графа к отъезду вырядилась особенно дерзко. На ней было надето нечто белое и кружевное с большим вырезом, золотистые туфельки с изяществом попирали смоленский грунт.
– Да ерунда это всё, граф! – молодой помещик отодвинул в сторону очередной резной ящичек. – Я вот вам свои триолеты а-ля Маро почитаю!
– Надеюсь, вы не сочтёте меня невоспитанным, если я откажусь от этой чести. Поэзия – что хорошее вино: с одной бутылки пьян не будешь, а для длительной дегустации у меня времени нет.
– Пожалуй, вы правы, – немного помолчав, признал Алёша. – Кроме того, стихотворные формы, если честно, у меня ещё слишком далеки от совершенства. Но вот давеча пришла мне в голову задумка одной изысканной пиесы…
– Кстати, сударь, – прервал его граф, – вам не приходило в голову, что сама жизнь – это и есть давно написанная пиеса с одними и теми же актёрами?
– Да нет вроде, – удивился Алёша. – Люди – они же все разные.
– Вы так считаете? Возможно, возможно… – задумчиво протянул Калиостро. – Что же касается творчества – всё же я порекомендовал бы вам уделять больше внимания не формам, а сюжету. Мастерский сюжет – он всегда уникален, как уникален его творец, как душа творца. Загляните себе в душу. Найдите себя среди разных людей – и только тогда начинайте писать.
Алексей с благоговением уставился на магистра. Тот едва заметно улыбнулся и отпустил штору.
– Увы, господин Федяшев, я и так непозволительно долго пользовался вашей добротой. Пора, как говорит ваш народ, и честь знать.
– Господин Калиостро, – юноша вскочил с места и начал торжественную, заранее заготовленную речь, – вы всегда будете желанным гостем в нашем доме. Ещё великий Вергилий говорил…
– Не говорил Вергилий такого, поверьте, Алексей, – непривычно мягко заметил граф. – Не стоит утомлять друг друга длинными церемониями. Прощаться надо легко. Если вам не составит труда, проводите меня к карете, пожалуйста.
У дверей сеновала стояли, обнявшись, двое.
– Жакобушка, ты точно не передумаешь? – шмыгнула носом Фимка.
– Я же сказал: мы ещё обязательно увидимся. Ты мне веришь?
– Ну конечно, верю, – чуть повеселела девушка. – Ой, совсем забыла!
Она высвободилась из рук долговязого Жакоба, отвернулась и начала копаться за пазухой, затем снова повернулась, сжимая что-то в кулаке.
– Я долго думала, что тебе подарить на память, и еле-еле придумала. Ты ведь такой умный, красивый, к тебе сам граф прислушивается. Ну, хотя бы иногда. Так вот, станешь чуть постарше, глаза книгами испортишь, тебе мой подарок и пригодится!
Она разжала пальцы и протянула Жакобу пенсне.
-Это дяде Степану старый барин завещал. А он его не носит, говорит – я в нём выгляжу дурак дураком. Только оно чуть треснутое, – виновато надув губы, сообщила Фимка. – Но это ничего, правда?
Вместо ответа Жакоб нацепил пенсне на нос, обнял девушку и погладил её по голове. Фимка всхлипнула и уткнулась любимому носом в подмышку.
– Как же это вы не отобедавши уезжаете, граф! – с отчаянием всплеснула руками Федосья Ивановна. – Я ведь специально для дорогих гостей салатик собственноручно приготовила, свежим маслицем поливала! У меня масло – лучше даже, чем у господина Загосина!
– Мне чрезвычайно жаль, сударыня, но нам надо спешить. Вы же сами видели вчера, чем может обернуться излишнее промедление.
– Да уж, морок у вас получился знатный, – одобрительно кивнул головой доктор. – Офицер с солдатами так ничего и не заподозрили. Прямо под белы рученьки с собой и утащили.
В толпе провожающих захихикали.
– К сожалению, в столице, куда сей, как вы изволили выразиться, морок будет доставлен, есть достаточно знатоков, способных раскрыть мой нехитрый обман. Поэтому чем раньше мы уедем, тем больше будет шансов скрыться от властей. Надеюсь, моя карета уже готова? – обратился он к кузнецу.
– Не сомневайтесь, всё путём, – заверил Степан и для порядка что-то поправил в упряжи. – Ваше сиятельство, давно хотел спросить, не откажите. Вот вы человек серьёзный, могущественный – сразу видно. Экс унгве леонем, одним словом. А вот путешествуете по разным державам всего с тремя челядинцами. Не мало ли будет для вашего-то чину?
– Твоя правда, – согласно кивнул магистр. – Давно уже думаю пополнить свой эскорт ещё кем-нибудь.
Он с уважением поклонился супругам Федяшевым, поцеловал руку Федосье Ивановне, перекрестившей его на прощанье, и залез в карету, где уже сидели Лоренца и Жакоб. Через некоторое время он высунулся из окошка и рявкнул:
– Маргадон! Ты чего там копаешься?
Жующий Маргадон сгрёб последние оладышки с тарелки, которую держала пухленькая дворовая девка, схватил у неё слегка замасленный пакет и одним ловким движением, словно кот, взлетел на козлы. Прочистив горло, он набрал в грудь воздуха и оглушительно засвистел. В роще посыпались сухие сучья с деревьев, взлетела целая стая ворон и воробьев, столб пыли понесло к реке. Лошади громко заржали, затанцевали на месте, и карета медленно тронулась. Детвора восхищённо загалдела и припустила за ней вслед.
Фимка, не скрываясь, рыдала в голос. Мария тронула её за плечо.
– Не плачь, голубушка. Они всегда держат своё слово. Уж я-то знаю. Коли обещал, что ещё встретитесь, то так и будет.
Девушка с надеждой поглядела на молодую хозяйку и поспешно вытерла слёзы рукавом.
– Да, и вот ещё: сегодня же перебирайся в дом, – продолжала Мария. – Будешь у меня горничной. А тот крем, который ты вчера на себе пробовала, пока мы с графом у реки беседовали, я тебе подарю.
– Душенька! Мария Ивановна! – радостно пискнула зардевшаяся Фимка и бросилась хозяйке на шею.
– Как сказал бы этот кузнец, семпер идем, – хмыкнул Калиостро, откидываясь на сиденье кареты.
– Мессир, а вы не спрашивали Алексея насчёт Москвы? – поинтересовался мрачный Жакоб.
– А зачем? И так ясно, что молодая амбициозная жена не даст ему долго прозябать в этой глуши. Всё известно заранее – уж кому бы не знать, как тебе…
Глаза Калиостро вспыхнули безумным изумрудным блеском и погасли.