— Ты мне хоть что хоч г'вори, я всё равно знаю, что ты чёрт. – Первый перевёл на Второго мутные глаза и погрозил пальцем. Тот ничего не сказал и презрительно отвернулся.
— Но ты х'роший чёрт, – примирительно махнул рукой Первый и долил себе вина. – Жаль, тебе п'ртрет низзя сделать – с церковью будут сложн'сти. Хоч', кого-н'ть с тебя нарисую? Да хоть с… соседку, живёт тут одна нед'леко, мне её муж всё время в клиенты набивается.
— М-м?
— Панима'шь, для искусства что ты, что эта дама – всё едино. Главное – идея. Смог изобр'зить идею – мастер. Не смог – фальшивка. Жалкий п'дражатель. На самом деле неважно, что именно ты рису'шь и что у тебя за модель. Вот ты видел мою "Голову Медузы"?
— Ф.
— Пчему? А мне нр… нравится. Оч' харошая голова. Ладно, эт' еррунда. Я её рисовал по памяти с какого-то изд… издольщика в трактире, у которого его собутыльник р'злил целую кружку пива. Ох, как он метелил своего дружка, о-о! Столько злобы и яр'сти я ни у одного наёмника не видел – настоящая Медуза б'жала бы в страхе.
— У…
— Поверь мне. Для Иоанна Крестителя и Вакха – наоборот, женщ'на позир'вала, причём одна и та же. А уж с кого я горностая малевал, э-э… До сих пор стыдно. Ну не см'три так, я же не виноват, что горностаи по Милану толпами тогда не бегали, я п'нятья не имел, как они выглядят. Да и щас не имею. Но не в этом же дело, друг! Ты не с'мневайся: вы с соседкой – как две капли этого вот ч-чудесного вина, спррр… спррависся!
Через четыре часа портрет был готов. Крепко прижимая к себе пустые кувшины, Первый уткнулся лицом в лежащую на столе палитру. Во сне он улыбался светло и умиротворённо. Второй облизал усы, не спеша подошёл к мольберту, взглянул на картину, задумчиво улыбнулся, оглянулся на Первого, неуверенно помахал на прощание хвостом и медленно растаял в воздухе. Последней, как всегда, исчезла улыбка.
