История Трастамара. Часть VIII — Величие Испании (Trastamara)

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой испанский цикл Trastamara, и сегодня речь пойдет о заключительном периоде правления короля Хуана IV. Рассказано будет про политику и дипломатию, еще одну войну с турками и личную жизнь.

Содержание:

Четвертая испано-турецкая война

В конце 1560-х годов обострился интерес Османской империи к острову Кипр, которым владели венецианцы. Чем это было обусловлено, сложно сказать – некоторые утверждали, что османы хотят владеть всем миром, другие указывали на то, что в случае войны Кипр является крайне выгодной базой для флота врагов турок, третьи связали Кипр и любовь турецкого султана Селима II к местным винам. Факт остается фактом – именно с этого времени турки начинают подготовку к прямому завоеванию Кипра. Турецкие суда принялись вести разведку берегов, эмиссары подбивали местное население к восстанию, собирались силы армии и флота…. Нельзя сказать, что последний пункт был легким – еще недавно, в 1565 году, у Мальты турки получили большой щелчок по носу, а скорее даже пощечину, от испанцев и мальтийских рыцарей, но Османская империя была богата ресурсами, и могла в то время восстановить практически любой урон. На это требовалось лишь время, и оно у турок было. Когда, наконец, подготовка была завершена, турки заявили венецианцам, что Кипр – исконно турецкая территория [1], и что Венеция или отдаст эту территорию добровольно, или Османская империя возьмет Кипр силой. Само собой, гордые венецианцы отказались от добровольной передачи острова, и начали лихорадочно готовиться к войне и искать союзников. Увы, большинство стран нашли причины не помогать венецианцам – кто-то просто конфликтовал с ними, кто-то уже воевал с турками или имел перемирие с султаном, а кого-то дела на Средиземном море вообще не волновали. Тем не менее, ряд государств откликнулся. В первую очередь, само собой, отозвалась Испания, которая тут же стала собирать флот под началом Альваро де Базана на Мальте. Ряд кораблей снарядил Папа Римский. Однако первый год войны сражения с турками вели только венецианцы и испанцы.

Альваро де Базан, став командующим Средиземноморской армадой, собрав в кулак все свои силы, первым бросился к Кипру, опередив даже венецианцев, что вызвало у последних огромное удивление. А между тем расчет испанского адмирала был прост – существовал шанс сорвать осаду, перехватив транспорты с войсками, или разбить турецкий флот до его сосредоточения в одном месте, что вмиг обеспечило бы христианам преимущество. Увы, расчет его не оправдался – турки держали все корабли вместе, имея численное превосходство над испанцами, и смогли высадиться на Кипре в 1670 году. Никосия пала, Фамагуста самоотверженно защищалась, но не смогла противостоять натиску турок. Гарнизон сдался на почетных условиях – но вместо их выполнения турки устроили резню, а с командующего обороной крепости, Маркантонио Брагадино, содрали кожу. Армада ничем не смогла помочь осажденным, ни даже эвакуировать их с острова, зато случилась катастрофа – испанцы попали в шторм, и часть кораблей погибла, а остальные разметало по всей округе. Турки воспользовались этим, и произошло безобразное сражение у Кипра, где объединенные силы турецкого флота гонялись за разрозненными испанскими судами. Потеряв часть кораблей еще и в бою, де Базан приказал своим кораблям спасаться бегством. На Мальту вернулись лишь около 70 кораблей из 120, которые были у адмирала перед этим. Дон Хуан Испанский, собиравший в то время войска для экспедиции на территорию Османской империи, рассвирепел, но не из-за поражения испанской армады, а из-за вестей о том, что венецианцы так и не сподобились прислать к Кипру свой флот, и тот так и остался в Адриатическом море. Обвинив в поражении их, он уже собирался просить короля прекратить войну с турками, но политическая обстановка внезапно изменилась.

Папа Римский, всерьез озабоченный дальнейшим усилением Османской империи и разногласиями между союзниками, созвал Священную Лигу, и фактически объявил новый Крестовый поход против турок. Отказаться от участия в ней для тех, кто уже воевал с турками, стало бы знаком предательства, а испанцы могли вести себя по-всякому, но не как предатели. Хуан IV серьезно озаботился этим вопросом, и решил продолжать войну. В Испании активно строились новые корабли, и уже к 1571 году Средиземноморская армада усилилась до 90 кораблей, причем 12 из них были тяжелыми шебеками новой конструкции, отлично приспособленные для войны в Средиземном море. Альваро де Базан, оставшийся в качестве командующего испанским флотом, взял на борт десант под началом дона Хуана Испанского, и отправился на соединение с флотами союзников в Мессине. Там в середине 1571 года собрались около 220 кораблей, включая 6 венецианских галеасов и 12 тяжелых шебек, весьма близких конструктивно – после этой кампании испанцы сами начнут называть свои корабли галеасами. Тем временем турки, воодушевленные падением Кипра и разгромом испанского флота, собрались перенести военные действия на Корфу и Далмацию, а затем и вовсе переправиться в Италию и взять Рим – победы быстро одурманили мусульман, и они стали строить невыполнимые планы. Однако когда стало известно, что христиане таки объединились, а испанцы частично восстановили свои силы, турки отвели свой флот к заливу Патрас. Командующие объединенным христианским флотом, дон Хуан Испанский и Альваро де Базан, преследовали турок и навязали им морское сражение в узости залива. У турок было численное преимущество – около 270-290 кораблей, но союзный флот нес больше десанта. В день 7 октября 1571 года разыгралась великая битва у Лепанто, в которой османский флот был наголову разбит, потеряв почти весь корабельный состав и около 30 тысяч убитыми и ранеными. Потери христиан были скромнее – 15 кораблей и 8-9 тысяч убитых. Открылись все возможности для развития наступления, за что выступали и де Базан, и дон Хуан.

Однако здесь, как и всегда в подобных случаях, союзные отношения разладились вновь. Все участники союза, решив, что война окончена, разбрелись по домам, дабы справить праздники в честь победы, и восстановить свои потери. Испанцы, пострадавшие не меньше других, восприняли это крайне негативно – они уже не раз воевали с турками и знали, что те восстановят любой урон, и необходимо продолжать натиск. Дон Хуан отправил в Испанию письмо с требованием срочно выслать на Мальту подкрепления, а сам вместе с адмиралом де Базаном решил сделать то, что у испанцев получалось лучше всего еще со времен Реконкисты – устроить основательный набег на территорию противника. Для осады крупных крепостей не было ни времени, ни ресурсов, но мелкие укрепленные пункты в Эгейском море и на берегах Малой Азии сразу же запылали. Как и ранее, с испанскими моряками ушла часть местного христианского населения – кто в качестве переселенцев, а кто для продолжения борьбы с турками. Был нанесен визит вежливости на Кипр, где перебили всех турецких солдат, до которых удалось дотянуться без долгих осад, а на обратном пути к Мальте испанцы совершили дерзкий и откровенно нахальный налет на Александрию, крупный торговый порт мусульманского мира, взяв штурмом местные укрепления и разграбив его точно так же, как всего полстолетия назад грабили различные мусульмане испанские берега. Лишь по возвращению на Мальту в начале 1573 года де Базан и дон Хуан решили дать своим войскам передышку, и отправились требовать от союзников нового объединения.

А турки, несмотря на понесенный ущерб, быстро восстановились, как и говорили испанцы. Уже к тому моменту, когда испанцы встали на отдых на Мальте, в Мраморном море собрался новый турецкий флот огромной численности – 150 галер и 8 галеасов, под началом Кылыч Али-паши. 1 мая 1572 года умер Папа Римский, и о поддержке со стороны мелких итальянских государств можно было забыть. Осталась лишь Венеция, которая тряслась только над защитой своих владений и не помышляла о контрнаступлении, и Испания, которая собирала на Мальте все свои силы. Суммарно у союзников было больше кораблей – 6 галеасов и около 100 галер у венецианцев, 15 галеасов и 90 галер у испанцев, но договориться об объединении усилий так и не получалось. Проблема заключалась именно в разных направлениях, куда смотрели два государства – венецианцы стремились к защите своих владений, а испанцы стремились нанести упреждающий удар. В конце концов, пришлось согласиться с венецианцами, и отправиться на соединение к крепости Модон. Увы, мир полон различных случайностей, и утром 18 января 1573 года у Модона испанцы встретили весь турецкий флот, причем это произошло так неожиданно, что у испанцев не оставалось выхода кроме как принять бой против численно превосходящего противника. Сражение разыгралось еще более жаркое, чем при Лепанто. Турки учли уроки прошлой битвы, и теперь на их кораблях были большие абордажные партии, что практически свело на нет былое преимущество испанцев. Оставались только простые преимущества испанских моряков и солдат – высокий профессионализм, лучшие доспехи, оружие, многочисленные галеасы, и, конечно же, та редкая форма бесстрашия, которая наступает у людей в моменты, когда их гибель, казалось, предрешена. Зажатые между островами, испанские корабли яростно сражались с турецкими. Наличие у турок галеасов и более многочисленные галеры привели к серьезным потерям. Абордажная команда одной из испанских галер, дойдя до невменяемого состояния, пробилась к запасам пороха на одном из атаковавших их турецком галеасе, и взорвала их вместе с собой. Каждый корабль по факту дрался сам за себя. Пространство вокруг заволокло дымом от пожарищ, и никто не знал, кто выигрывает. Плохая видимость стала причиной достаточно несмелых действий турок, и битва затянулась до вечера – а с последними лучами солнца на горизонте показались паруса венецианского флота. Не принимая с ними боя, турки отступили. При этом около дюжины турецких кораблей не увидели сигнала к отходу, и были вскоре потоплены или захвачены. Средиземноморская армада, несмотря на огромные потери, оказалась в числе победителей. Турки хоть и увели флот, но потеряли за день сражения более половины своих кораблей. После двух проигранных сражений настрой воевать у турецкого султана значительно поубавился. Испания также не спешила продолжать воевать, как и Венеция, которой не улыбалось оставаться в одиночестве против турок.

В результате всего этого 16 июля 1573 года был заключен мир. Венеция потеряла Кипр, но на этом ее потери и ограничились, причем Османская империя еще и вернула всех венецианских пленных, которых турки успели захватить в ходе войны. Аналогично пленных вернули испанцам, вместе с солидной выплатой денег – формально в компенсацию ущерба испанским интересам, а на самом деле в виде скрытой контрибуции. Переговоры вылились в обмен остротами и различными меткими выражениями. Так, испанцы, и в особенности венецианцы, отталкиваясь от своих побед при Лепанто и Модоне, оказали давление на турецких посланников. Те в свою очередь заметили, что да, христиане одержали две победы, но у султана много деревьев и много людей, и потому на любую их победу империя сможет построить новый флот. Дон Хуан, присутствующий на переговорах, заметил со своей стороны, что в Испании также много храбрых воинов и умелых мореходов, а в ее колониях растет больше деревьев, чем в любом другом государстве мира, и если судить по количеству побед турецкого флота, то люди и древесина у султана закончатся быстрее. Как бы то ни было, но война завершилась взаимными уступками. Пожалуй, самым значимым результатом этой войны стали не потеря венецианцами Кипра, и не получение контрибуции с турок европейцами – впервые за все время турецкой экспансии – а то, что Османская империя, проведя ряд войн на море с Испанией, решила по возможности больше не связываться с этими выходцами из Иберии. Стало ясно, что испанские армады всегда будут сильнее турецких, а с учетом территорий, которые контролировала Испания, это стало и фактическим окончанием экспансии Османской империи в бассейне Средиземного моря. Конечно, это не значило, что на испанские территории прекращались набеги мусульманских корсаров, и тем более не значило прекращение экспансии турок на суше, но христиане Европы уже могли спать спокойно – турецкая угроза значительно утратила свою остроту, и испанцев стали воспринимать как одних из главных творцов этой великой победы.

Испанские колонии

Колонии Испании за время правления Хуана IV расширились в основном за счет унии с Португалией, хотя испанский контроль за португальскими владениями был весьма условным – хитрые потомки сепаратистов [2] не пускали испанцев на свои территории, даже для защиты, что вскоре привело к потере ряда территорий. Однако при относительно небольшом количественном росте пошел рост качественный – активно утверждалась государственная администрация, увеличивался государственный контроль над колониями. В 1565 году король утвердил «Фуэрос де Америка» — специальный свод законов для колоний, который должен был способствовать их быстрому развитию. Постепенно увеличивались доходы от торговли с колониями, разрабатывались месторождения драгоценных металлов, строились плантации и города. Торговый флот Испании постоянно увеличивался в стремлении обслуживать все возрастающий товарооборот между колониями и метрополией. Это, в свою очередь, вынуждало вербовать на корабли все больше матросов. Уже в скором времени Испании придется выбирать между распределением рекрутов между армией и флотом.

В 1560-х годах прошла масштабная реформа колониальной администрации. Значительно усложнилась ее структура, увеличилось количество бюрократов и государственного контроля над генерал-капитанствами и вице-королевствами. При этом вводился определенный элемент самоуправления, когда на низших уровнях допускались выборные должности администраторов. К вертикали власти допускались не только испанцы, но и креолы. Единственным жестким требованием оставалось религия администраторов – католичество. В колониях вводились некоторые налоги, но тратились они целиком на местные нужды, прежде всего – содержание войск. Эти войска несли не только функции защиты колоний от участившихся набегов корсаров, но и контролировали сами колонии, подавляя периодически возникающие идеи сепаратизма [3]. При этом значительную часть стоимости содержания этих флотилий и войск приходилось выделять из казны метрополии, как и набирать специалистов. Для подготовки управленческих кадров в колониях стали строиться ВУЗы – в основном уступающие европейским, но достаточные для подготовки администраторов. Бурную деятельность развили иеронимиты, не только обращая местное население в католичество, но и способствуя его образованию хотя бы на минимальном уровне. Несмотря на этот прогресс, в колониях процветали феодальные отношения во многих проявлениях, которые в метрополии уже забылись – так, сохранялся институт энкомьенды (крепостного права), когда крестившиеся индейцы зависели от хозяина-испанца. Главной проблемой колоний оставался недостаток рабочей силы. Частично это компенсировали за счет завоза рабов, в чем преуспели португальские торговцы, но для эффективного развития колоний требовались и свободные колонисты – а их было мало, даже когда к ним добавлялись освобожденные и крещеные индейцы. Притока колонистов из Европы также не хватало, и те в основном были мужчинами, которые вступали в браки с местными женщинами – отчасти потому пришлось уравнять в правах креолов и самих испанцев. Тем не менее, вопросы численности оставались острыми.

Острым был вопрос и защиты колоний. Несмотря на развитие местного судостроения и активное строительство крепостей, часто даже единичные суда корсаров могли наносить укрепленным городкам на берегу большой ущерб, а в глубине материков враждебные индейцы ходили на приступы испанских фортов. В метрополии Ла Кавада без устали отливала пушки, которые стали своеобразным символом испанской власти в колониях. Практически все мужское население имело личное оружие и в случае опасности собиралось в отряды милиции. Вест-Индская эскадра постоянно расширялась количественно и качественно. Реалии борьбы с небольшими и юркими кораблями корсаров привели к необходимости постройки таких же кораблей – но испанцы сами по себе были приверженцами тяжелых артиллерийских кораблей, и потому вскоре в колониях появились так называемые гаванские галеоны, построенные на Кубе крупнейшей верфью в Америке. Это были все еще достаточно тяжелые и мощные корабли, но они имели более легкое вооружение и заметно лучшие маневровые качества. Часть кораблей строилась из красного дерева, которое гнали на верфи из Мексики. Гаванские галеоны быстро пришлись по нраву местным морякам, а к 1670-м годам стали популярными и в метрополии, где стали излюбленным видом кораблей корсаров, действующих у берегов Англии. Сама Грануаль с 1674 года плава на таком корабле, отличавшемся высокой прочностью и хорошими ходовыми качествами. В дальнейшем до половины всего океанского военного флота Испании будет представлено кораблями этого типа, построенными в том числе в метрополии. К слову, верфи в Испании постоянно испытывали необходимость в лесоматериалах для строительства кораблей. Леса самой Испании быстро вырубались, и потому пришлось перейти на завоз древесины из колоний. Это еще больше увеличивало товарооборот между Вест-Индией и Испанией, а также вызывало временами курьезные ситуации, когда корсары, перехватив в море корабли-лесовозы, отпускали их, не имея возможности извлечь хоть сколь-либо значительную выгоду с перевозки этого важного для Испании груза.

Искусство политики и дипломатии

Несмотря на не прекращавшиеся при Хуане IV военные действия в различных точках мирового океана, основное свое внимание король уделял вопросам политики и дипломатии. Он старался выстраивать отношения с государствами так, чтобы получать максимальную выгоду для Испании при минимальных затратах, и по возможности избегать крупных войн, которые обходились казне очень недешево. У Хуана это далеко не всегда получалось – так, с Англией, несмотря на его вежливость и постоянную переписку с Елизаветой, существовали постоянные трения и взаимные счеты, которые подогревались династическими претензиями династии Трастамара на английский трон. Однако с другими государствами дела обстояли иначе – каждое из них требовало своего подхода, и с каждым королевством, с которым Испании приходилось иметь дело, устанавливались абсолютно разные отношения. Приходилось заниматься политическими делами и при дворе, и применять дипломатию для решения внутренних вопросов.

Самыми сложными оставались отношения с Францией. После смерти Генриха II власть перешла к его сыну Франциску II, но и он вскоре умер, и на троне оказался другой сын, Карл IX. При нем Франция на время отказалась от проведения активной внешней политики, и сосредоточилась на внутренних проблемах, связанных с Реформацией – именно в правление Карла IX начинаются религиозные войны во Франции. Гизы, семейство фаворитов короля, весте с королевой-матерью Екатериной Медичи, не были настроены на прямой конфликт с Испанией, так как помнили цену предыдущих войн. Это определило достаточно теплые отношения между двумя государствами. Кроме того, с 1559 года дочь Екатерины Медичи, Елизавета Валуа, была помолвлена с инфантом Альфонсо, которому будет суждено стать королем Испании, что еще более сблизило два королевства. В ходе религиозных войн во Франции Хуан IV постоянно поддерживал католиков, хоть и не ввязывался в конфликт напрямую. При этом кардинал Урданета проявил невиданные двойные стандарты, и в течении тех же войн оказывал через третьих лиц незначительную поддержку гугенотам, считая, что чем дольше Франция будет воевать сама с собой, тем лучше. Однако не все обстояло между двумя государствами хорошо – именно в эпоху правления Хуана iV в Вест-Индии появляются французские пираты, и эти же французские пираты активно совершают набеги на португальские колонии. Путем дипломатии удалось несколько уменьшить поддержку корсаров французским правительством, но целиком они так и не исчезли, став неприятным дополнением к корсарам английского происхождения.

Отношения со Священной Римской империей, а точнее ее императором и эрцгерцогом Австрии, наоборот становились все более прохладными, но при этом сотрудничество с Габсбургами продолжало приносить свою пользу. Во-первых, конечно же, это касалось займов – правителям Австрии и Священной Римской империи постоянно требовались деньги для войн, и Испания готова была их предоставлять, но из-за осложнений при Хуане III займы эти уже не были беспроцентными. Де-факто это было ростовщичество, которое осуждалось церковью, но кардинал Урданета смог подвести под эту деятельность теоретическую базу, оправдывающую подобные займы – дескать, Испания так оказывает поддержку в борьбе с турками братьев-христиан, а что делает это с процентами – так ведь и у самих испанцев денег вечно не хватает. В результате долги Габсбургов перед Испанией постепенно увеличивались, но и Испания получала определенную долю прибыли, а главное – эрцгерцоги Австрии вели постоянные войны с турками, сдерживая их, вдобавок выступая в качестве щита католичества в Германии, сдерживая распространение протестантизма, что было в интересах Испании. Однако былому союзу после смерти Энрике V пришел конец: после ликвидации угрозы со стороны Франции точек соприкосновения двух государств осталось меньше, как и необходимость в постоянном союзе отпала. Испанцы еще не единожды будут оказывать поддержку Австрии в ее войнах, но найдутся вскоре и причины для споров, и пути двух держав постепенно разойдутся.

При Хуане IV проводится почти полное свертывание испанских интересов в Италии. Испанию устраивало складывающаяся обстановка в этом регионе – Север поделен между Австрией, Венецией и Савойей, центр целиком за Папской областью, а юг, Силиция и Сардиния в руках самой Испании. Постепенно складывались благоприятные отношения с большинством государств севера, особенно с Савойей и Тосканой. Сохранялись хорошие отношения и с Генуей, а вот с Венецией дела обстояли сложнее – венецианцы были слишком самоуверенны и самостоятельны, чтобы связываться с испанцами, тем более что испанцы активно сотрудничали с генуэзцами, их извечными соперниками. Папская область после потрясений 1-й половины XVI века выбыла из числа значимых держав региона, и более не претендовала на активную внешнюю политику. Тем не менее, Папы Римские продолжали свой обычный курс по отношению к Испании, который мало изменился после подписания «Римской капитуляции» — несмотря на все привилегии и автономии, полученные церковью Испании, Папа продолжал пытаться вмешиваться во внутреннюю политику государства посредством церкви. Его верным инструментом подобной политики выступали иезуиты, которые, впрочем, в начале 1560-х годов в Испании были запрещены, но полностью так и не исчезли. Более того, после сражений у Лепанто и Модона испанцы выглядели единственной преградой между Римом и турками, и потому Папы предпочитали сохранять хорошие отношения с Мадридом. Это, а также дипломатия кардинала Урданеты стали причиной успешного процесса беатификации Сиснероса и королевы Изабеллы I в 1567 году – процесса, за успех которого ратовал еще Хуан III.

С турками отношения постепенно приходили в достаточно мирный вид, несмотря на сохранившуюся конкуренцию и набеги пиратов с обеих сторон. Причина была простой – Испания не планировала развивать свою экспансию дальше, обезопасив Западное Средиземноморье, в то время как турки поняли, что победить Испанию обычными средствами они не смогут, и имея постоянные военные действия с Габсбургами, поляками и иранцами, они не могли сосредоточить достаточно усилий против испанцев для решающий победы. В результате этого было решено отложить решение этой проблемы, а до того времени сохранять мир между Мадридом и Константинополем. Дошло даже до заключения некоторых торговых договоров, в результате чего выиграл город Триполи, который стал крупным торговым центром между Западом и Востоком. Хуан IV был не против торговли с османами, понимая, что забот у его королевства и так хватает, и потому пока с турками более выгоден мир, а не война. Впрочем, все эти положительные подвижки не помешали в 1560-1570-х годах провести туркам масштабную серию захватов португальских факторий на Ближнем Востоке, и в дальнейшем попытки вернуть их под свой контроль Испанией были обречены на провал – слишком далеко они находились от метрополии, и слишком близко к мусульманским центрам силы. Впрочем, потеряв фактории, португальские купцы сохранили свои торговые права в этом регионе, и потому понесли относительно небольшие убытки.

Заморские королевства Испании (сюда включались Сицилия, Неаполь и Португалия) оставались источником как выгод, так и проблем. В первую очередь это касалось Португалии, которая противилась процессу унификации даже после всех благ, обеспеченных ей за счет Испании. Португальцы, в частности, отказывались допускать испанцев в свои колонии, даже с целью защиты, из-за чего те стали жертвами нападений многочисленных пиратов различных национальностей и религий. Существовали проблемы с унификацией казны, полным объединением по законодательству и административному устройству, хотя португальские кортесы неожиданно были легко поглощены Генеральными Кортесами Испании – во многом потому, что в Испании они обладали большей властью и привилегиями. Сопротивлялась португальская знать, которая не хотела терять права. Проблем доставляла герцогиня Браганса, дочь короля Мануэла I, которая все пыталась устроить народный бунт и сделать королем своего мужа, который был против. В конце концов, Каталину де Авис посадили под домашний арест, а между герцогом и королем был заключен договор о помолвке любой из дочерей Брагансы на старшем сыне Принца Астурийского Альфонсо. Это должно было обеспечить большую легитимность Трастамара на португальском троне, а для герцога это означало укрепление его положения в королевстве. Дела же Сицилии и Неаполя шли плохо в основном из-за высокого уровня бедности в этих регионах, вызванном в том числе отсутствием полного комплекта испанских законов на их территории. В конце концов, в 1571 году Хуан IV, с позволения Папы Римского, объединил короны Неаполя, Сицилии и Сардинии в единое Сицилийское королевство, и установил там свод законов и административное устройство, сходное с тем, что существовали в Испании. Вместо вице-короля во главе Верховного Совета Сицилии вставал наместник, первым из которых стал принц Альфонсо. Эти реформы позволили подстегнуть развитие юга Италии, и в дальнейшем приведут к серьезным последствиям.

С второстепенными европейскими державами отношения сохранялись в основном нейтральные, даже с протестантами. Ярким примером стали отношения с Шотландией, где де-юре правил регентский совет при малолетнем короле Якове VI. Король Хуан IV, несмотря на свое покровительство Марии Стюарт, признал королем Шотландии Якова, и установил с регентским советом вполне дружественные отношения, вызванные во многим перспективами серьезной войны с Англией, в которой Шотландия могла оказать серьезную поддержку. Примерно такая же прагматичная политика проводилась и по отношению к остальным протестантским странам. Единственным исключением стала Республика Соединенных провинций, или попросту Нидерланды, которая появилась в середине XVI века из-за ошибок в проведении политики Габсбургов [4] и Реформации. Практически сразу после утверждения в ней власти среднего класса и выхода голландских торговых кораблей в открытый океан началась борьба этих ревностных кальвинистов с испанцами и португальцами. Голландцев еще меньше волновали законы Испании, границы государств и их колоний, наличие интересов других держав – они просто приходили и брали свое, если требовалось – с применением силы. Само собой, это не могло не вызвать резкого неприятия владельцев колоний, возникли политические осложнения. Португальцы начали терять некоторые свои колонии, захваченные голландцами, но продолжали отказываться пускать туда испанцев. Решить проблему захватов дипломатией при Хуане IV так и не удалось. В то же время в плане европейской политики Нидерланды считались целиком нейтральной страной, а в перспективе и возможным союзником, так как между этой державой и Францией уже назревали конфликты, вызванные французскими претензиями на территории Нидерландов, населенные католиками. В этом случае тот факт, что Нидерландами управляют протестанты, мало волновал короля – Франция представлялась куда более серьезной угрозой, чем потеря некоторых принципов.

Помимо прочего, Испания активно расширяла связи с далекими державами, находившимися на высоком уровне развития. Так, в эпоху правления Хуана IV были установлены более или менее регулярные связи с Данией, Швецией и Россией, отсылались торговые корабли в порты Речи Посполитой. Достаточно сложные отношения складывались с двумя крупными азиатскими державами – Китаем и Японией. Они встретили прибытие христиан к своим землям в целом равнодушно, при случае торговали с ними, а при случае – пробовали предъявлять претензии. Особенно яркими эти проблемы становились после того, как Испания обосновалась на Филиппинах, названных в честь Святого апостола Филиппа, близ Юго-Восточной Азии. Случались и реальные конфликты, доходившие до морских стычек. Тем не менее, испанцы продолжали вести активную исследовательскую деятельность, а португальцы основали крупные торговые фактории в Китае (Макао) и Японии (Дэдзима). Но и даже в этом случае португальцы запретили испанцам любую деятельность на территории своих колониальных владений, из-за чего возникли новые противоречия.

Внутри государства продолжилась борьба с дворянством. Только Хуану IV удалось завершить то, что начали еще его далекие предки – окончательно приструнить аристократию. В эпоху его правления рыцарские банды окончательно исчезли с Пиренейского полуострова, как и войны между феодалами, на смену которым пришли конфликты и групповые дуэли в подворотнях, все такие ж кровавые, но куда менее разрушительные. Дворяне были вынуждены превратиться в служилое сословие, основным способом заработка которого была служба в составе королевской администрации, армии или флота, однако на всех мест не хватало – в результате чего дворянам приходилось или заниматься экономической деятельностью, или разоряться. «Благородная нищета», распространенная среди идальгии, носила частый, однако не общепринятый характер. Многие такие идальго отправлялись в колонии, дабы искать удачи там. Многие пошли служить на флот, или вовсе стали корсарами. Официально на высшие командные и административные должности допускались в первую очередь гранды, и лишь в исключительных случаях – кабальерос и идальго, но на практике короли часто отходили от этих принципов, и лично назначали простых идальго на высокие посты со значительными окладами, смотря на способности, а не происхождение. Окончательно эта практика была утверждена в 1570 году особым указом, который ликвидировал требования по происхождению к повышению в званиях и должностях среди аристократии, но предрассудки среди самих дворян сохранились – получивший власть идальго или кабальеро обычно встречал холодное сопротивление со стороны представителей старой знати.

Придворная политика Хуана IV основывалась на принципе «разделяй и властвуй» — он допускал существование различных партий при дворе, но при этом не позволял какой-то одной брать на себя слишком много власти. Острые конфликты жестко пресекались. Однако это не мешало различным группам дворян интриговать друг против друга, чему способствовали и порядки, установленные королевой Аной. Борьба ее собственной партии с партией Марии Стюарт, развернувшаяся в начале 1570-х годов, носила более не политический характер, а личный: обе женщины хотели получить как можно больше влияния при дворе, который жил практически отдельно от больного короля. Конечно, Ана в любой момент могла воспользоваться помощью мужа, но считала это излишним. Остроты этому противостоянию добавлял принц Альфонсо, считавшийся самым желанным мужчиной Испании, красивый и сильный, но не склонный быть пешкой в чьих-то играх, в результате чего он фактически заменил при дворе короля, выступая арбитром и сдерживающим фактором для обеих партий, хотя ходили слухи о его интимных связях с Марией Стюарт. В дальнейшем порядки, установленные королевой Аной, хоть и были несколько сдержаны различными правилами и законами, но сохранились, и придворная борьба за власть и внимание короля стала обычным явлением, как и нечестные приемы. Впрочем, Хуан IV не особо погружался во все эти детали – его больше интересовала эффективность и характеристика от кардинала Урданеты, знавшего все про всех, чем способности к придворным интригам.

Города при Хуане IV все еще использовались в качестве противовеса своевольным дворянам. Были официально установлены правила, по которым крупные города, находившиеся во владении феодалов, выводились из-под их контроля при выполнении определенных условий. Само собой, феодалы всячески стремились ограничить рост и своих городов, и конкурирующих вольных, но стремительно проигрывали эту войну. Городские дружины и эрмандады стали настоящим противовесом дворянства и стали обретать власть вместе с городскими советами. Должности алькальдов стали весьма желанными и прибыльными, как и служба в городских структурах, куда устремились многие идальго. Города поистине расцвели…. И именно это стало причиной того, что при Хуане IV начинается постепенной отход от политики безоговорочной поддержки горожан короной. Короли были прежде всего абсолютистами, и стремились максимально сосредоточить власть в своих руках, города же, обладая внутренним самоуправлением и правом на сбор налогов, были альтернативной ветвью власти. Какое-то время, пока города активно оказывали поддержку в борьбе с дворянами, короли были всецело на их стороне, но в эпоху правления Хуана IV дворянство уже в целом присмирело и ослабло, выродившись в простых привилегированных государственных служащих. Конечно, они все еще были сильны, и потому нужны были короне города в качестве противовеса и опоры, но чем дальше заходил упадок дворянства, тем большим ограничениям подвергались города. Несмотря на то, что их автономия все еще оставалась значительной, первые звоночки, говорящие о начале этого процесса, прозвенели уже в 1560-е годы. Более королям Испании не были нужны сильные города – им были нужны города покорные.

Отчасти эта смена приоритетов, а отчасти отголоски былых событий привели к кризису в Каталонии, который развернулся там в середине 1570-х годов. Истоки его крылись еще в очень давних временах, когда не было никакой Каталонии, а существовало графство Барселонское, которое включало в себя набор различных феодов, и которое неожиданно получило корону соседнего Арагона. Местные дворяне, куда более близкие по нравам к французам, чем к кастильцам или арагонцам, были, вероятно, одними из самых своевольных, самых жестоких и самых воинственных во всей Европе. Крестьяне, находившиеся в их власти, терпели огромные лишения, даже после освобождения – суды Каталонии были завалены делами, в которых каталонские нобили убивали крестьян и насиловали их жен и дочерей. Горожане Барселоны имели те же качества. Крестьяне зачастую видели врагов и среди дворян, и среди городского населения. При всем при этом все каталонцы были чрезвычайно гордыми, и несмотря на все блага, предоставленные им Хуаном III, они чем дальше, тем больше грезили о возвращении старых фуэрос. За счет городского совета Барселоны даже производились изыски среди старых архивных документов – искались уже давно забытые фуэрос, упраздненные еще до унии, чтобы затем разом их восстановить и возродить «былую славу». Ситуация в регионе постепенно усложнялась, и именно в это время в город зачастили представители иезуитов – само собой, тайно. Постепенно организовывались тайные кружки. Памятуя о судьбе Арагонского восстания, заговорщики решили заручиться иностранной поддержкой, найдя ее в протестантских странах, что их совершенно не смущало. Удалось переманить на свою сторону значительную долю местной элиты, а также ряд каталонских чинов, служащих в Мадриде. Постепенно заговор складывался и в Валенсии, которая намеревалась присоединиться к Каталонии. Постепенно составлялся план о всеобщем восстании против короны «за ущемление исконных прав», и возродить старые государственность и фуэрос, отделившись от Испании. Однако пока Хуан IV был у власти, удобного случая не представлялось – он видел нарастающее напряжение, и смог сдерживать его рост. Однако король не мог жить вечно, и рано или поздно этот нарыв должен был прорваться.

Личная жизнь

Хуан IV прекрасно понимал свое положение слабого наследника и короля, и потому упор делал на подготовку к правлению своего сводного брата Альфонсо, с которым он был достаточно близок. В этом проявились многие положительные черты Хуана – доброта, прагматичность, самокритичность. Помимо этого, король был полон других добродетелей, которые вместе складывали набор противоречий, делавших его поистине испанским королем. Так, Хуан был истовым католиком, вероятно, самым религиозным из всех правителей до него – но как и все представители династии Трастамара, он разделял вопросы религии и церкви, продолжая политику ограничения автономии церкви, сохраняя ее в качестве инструмента королевской власти, а не ее альтернативой. Это в результате привело к конфликту с иезуитами и большим проблемам, но от собственных взглядов король никогда не отказывался. В Испании при поддержке короля велось преследование протестантов – но при этом в Африке спокойно жили мусульмане и мориски, а при проведении внешней политики религия других государств не играла практически никакой роли: единственным недопустимым для себя поступком Хуан считал заключение союза с Османской империей, шансов на что, однако, в его правление не было в принципе. Он был одновременно жесток и милосерден, фанатичен и прагматичен, внешняя роскошь соседствовала с личной скромностью. Король достаточно высоко ставил свободу личности свою и окружающих, потому мог без особых предубеждений общаться даже с протестантами и еретиками. Весьма снисходительно, и даже с симпатиями он относился к мудехарам и морискам, что вылилось в создание им проекта о переселении этих угнетаемых меньшинств в Африку, в резервацию с особыми правами. Сам Хуан, будучи очень болезненным, не жалел себя, и не хотел, чтобы из-за этого страдали другие, и потому часто был жесток к себе.

Яркой иллюстрацией этой его черты стала женитьба принца Хуана. Первоначально он вообще был против любого брака, оправдывая это тем, что он не смог бы обеспечить стране здорового наследника, а потому нечего вообще жениться и заставлять страдать хорошую девочку из королевской семьи из-за его проблем. Эту позицию он отстаивал так жестко, что его отец, Энрике V, на время даже отказался от идеи брака Хуана с кем-либо. Однако в 1540-е годы к этому вопросу вернулись вновь, и отцу удалось убедить сына в том, что брак все же следует заключить. При этом Хуан выдвинул свои требования – чтобы его невеста не принадлежала к правящей династии какого-либо королевства Европы (он опасался осложнений на случай непредвиденных обстоятельств из-за своего здоровья), и была значительно младше него (по всей видимости, принц попросту планировал не дожить до своей свадьбы). В результате этого в 1548 году была заключена помолвка между 20-летним принцем и 8-летней Аной де Мендоса де ла Серда [5], дочерью Диего Уртадо де Мендоса, 1-го герцога Франкавилья. Это был неравный брак, и Диего Уртадо пришлось выделить солидное приданое для дочери, чтобы заключить его. Вопреки пессимизму Хуана, герцог Франкавилья вполне серьезно рассматривал перспективы этого брака, с возможностью расширить свое влияние и стать дедом будущего короля Испании. Впрочем, такой исход изначально был обречен на провал – Ана ненавидела отца, и ее брак с Принцем Астурийским не дал Диего Уртадо ничего кроме расходов на свадьбу, которая состоялась в 1556 году, едва только девочке исполнилось 16 лет. Во время тренировок по фехтованию в детстве она умудрилась потерять глаз, но Хуана почему-то эта черта его будущей жены только убедила в том, что ему нужна именно эта девушка.

Брак этот оказался во многом странный. Супруги часто ссорились, но быстро мирились, и до следующей ссоры между ними царили покой и согласие. Став королевой в 1560 году, Ана практически оттеснила своего мужа от власти во дворце, и установила свои порядки, весьма свободные по нормам своего времени. После строгости двора королевы Марии, эти перемены пришлись как нельзя кстати, и вскоре при дворе обосновались многочисленные художники, скульпторы, поэты и писатели, и многие другие творческие люди, а по всей стране начался настоящий бум – Испания вошла в Золотой Век своей культуры. Король был достаточно сдержанным и спокойным, в то время как Ана отличалась вспыльчивостью и горячим нравом. Много слухов при дворе ходило о том, что у королевы есть большое количество любовников, но подтверждений им так и не нашлось – зато произошло другое событие, прозванное при дворе «Чудом Эскориала». Дело в том, что Хуану в возрасте 23 лет диагностировали импотенцию, но уже после первой брачной ночи принца и Аны из их покоев вынесли простыни с пятном крови, а затем практически каждую ночь супруги проводили вместе, и отнюдь не в полном спокойствии. Это породило другие слухи – что Хуан занимается извращениями, или что еженощно вместе с ним и Аной спит еще один мужчина, физически здоровый. Слухи дошли до церковников и самого короля Энрике, которые принялись разбираться с неожиданно возникшей проблемой, которая могла сильно ударить по репутации семьи. Было решено пойти на крайние меры, и слухи были рассеяны после того, как при свидетелях (воистину варварский обычай, впрочем, существовавший еще несколько столетий назад для подтверждения консумации брака между нобилями) Хуан и Ана занялись любовью. Стало ясно, что врачи вынесли неверный диагноз – к их счастью, к тому моменту оба вынесших вердикт лекаря были уже мертвы. Однако Хуан, судя по всему, был бесплоден, так как зачать ребенка он так и не смог, а после его смерти Ана де Мендоса умудрилась родить двух детей от любовника, из-за чего у нее возникли серьезные проблемы, и она была вынуждена отправиться в своеобразную ссылку на Балеарские острова, где и умерла в 1598 году. Таким образом, одна из целей этого брака – получение наследников – так и не была достигнута, и трон после смерти короля Хуана IV унаследовал его сводный брат Альфонсо.

Последние дни

Начиная с 1573 года, король Хуан IV практически не вставал с постели, постоянно болея. В случае необходимости принять участие в государственных делах его носили на носилках, а в зале заседаний Верховной Хунты установили удобное ложе. В эту же хунту включили принца Альфонсо, которому следовало набираться опыта в руководстве государством. Королева почти не отходила от своего супруга, иногда выступая в качестве его представителя в важных делах. Тревоги, вызванные новостями из Каталонии, только ухудшали самочувствие короля, и он уже 19 ноября 1573 года провозгласил регентом принца Альфонсо, передав бразды правления кардиналу Урданете. Несмотря на это, король продолжал участвовать в государственных делах, хоть и чисто номинально. В начале 1575 года уже казалось, что Хуан IV понемногу выздоравливает, но на самом деле это оказалось лишь небольшое облегчение перед концом. В феврале король неожиданно подхватил оспу, и его ослабленный организм очень недолго смог сопротивляться болезни. В день 5 марта 1575 года Хуан IV умер. За его особые моральные качества его прозвали Добрым. В вице-королевстве Африка этот король считался покровителем морисков, и потому там его оплакивали, вероятно, еще больше, чем в самой Испании. Скульптура над его гробницей была простой – слабый и невысокий король, склонивший голову от тяжелых дум и от тяжести короны, но в то же время уверенно держащий в руках меч, символ правосудия, и Библию, символ благочестия.

Хуан IV правил недолго – всего 15 лет – но достижения его правления были значительными. Культура Испании переживала свой Золотой Век; была присоединена Португалия, хоть и пока что с широкими правами местного самоуправления, что еще аукнется следующему королю. Турки были разбиты на море, и постепенно снижали пиратскую активность, хоть и не отказывались от нее совсем. Конфликт с Англией получил развитие именно при этом правителе, но Испания с переменным успехом отбивалась, и даже нанесла значительный ущерб англичанам. В то же время внутри государства наметилась стагнация и рост противоречий между некоторыми регионами и сословиями. Реформация в Европе мало волновала Испанию, но могла потребовать вскоре и ее вмешательства. В океане постепенно появлялась конкуренция, и это не могло не вызвать тревогу – ранее Испания захватила столько территорий, что теперь защита всех их представлялась проблематичной, а то и вообще невозможной. Несмотря на то, что впереди еще были большие победы и свершения, Испания понемногу входила в эпоху стагнации, которая приведет ее спустя более чем 100 лет к неожиданному повороту….

Примечания

1. Суровый реал. Кстати, забавно слышать подобные заявочки от турок по отношению к Кипру. Когда остров успел исконным для турок – я так и не понял, зато видна яркая иллюстрация уровня хитровывернусти дипломатии того времени – главное захотеть, а повод придумаем. Да и не только тогда….
2. Португалия возникла в следствии отделения от королевства Галисия, причем процесс этот происходил дважды – первый раз графство (а Португалия изначально была графством) сумело отделиться от королевства Галисии, но вскоре вернулось в его состав, а второй раз независимость португальцы отвоевали у королевства Кастилии и Леона, хотя история второго раза очень мутная.
3. Возникли идеи колониального сепаратизма практически сразу же после открытия Америки. Эрнану Кортесу в свое время пришлось воевать со своими же людьми, которые решили отделиться от испанской короны. С учетом этого забавно, что испанские колонии так долго оставались в ее руках.
4. Детальнее о возникновении Голландии будет рассказано в специальной статье, посвященной судьбе государств Европы в XVI столетии.
5. Реальная принцесса Эболи, знаменитая аристократка Испании, потерявшая один глаз в детстве и игравшая видные политические роли при дворе Филиппа II.