Император Рыцарь (Imperator Eques). Глава I. Великий князь Николай Павлович (1796-1812)
Император Рыцарь (Imperator Eques)
Доброго времени суток, дорогие друзья!
Начинаю публикацию Части I «Великий князь и Наследник цесаревич Николай Павлович» альтернативы «Император Рыцарь». В Главе I «Великий князь Николай Павлович (1796-1809)» будет подробно с опорой на исторические источники рассказано о детстве и отрочестве, обучении и воспитании будущего императора, роли реальных исторических личностей в формировании черт характера и убеждений Николая I. В окончании главы собраны воедино (чтоб исключить необходимость их поиска в энциклопедиях) биографии лиц, принявших участие во взрослении Великого князя. Внесенные изменения, связанные с альтернативным развитием истории, выделены темно-синим цветом.
Часть I. Великий князь и Наследник цесаревич Николай Павлович
Николай Павлович (25 июня (6 июля) 1796 года, Царское Село, Российская империя – 18 февраля (2 марта) 1855 года, Санкт-Петербург, Российская империя) – Великий князь и Наследник цесаревич (с 1799 года в соответствии с актом о престонаследии императора Павла I 1797 года и с 1806 года в соответствии с манифестом императора Александра I), третий сын императора Павла I и императрицы Марии Фёдоровны. Родился 25 июня (6 июля) 1796 года – за несколько месяцев до вступления Великого князя Павла Петровича на престол. Таким образом, он был последним из внуков Екатерины II, родившихся при её жизни.
Глава I. Великий князь Николай Павлович (1796-1809)
Императорская семья изображена на фоне Павловского парка. Справа на заднем плане виден фасад Павловского дворца, обращенный к реке Славянке. На картине изображены слева направо: Великий князь Александр Павлович в мундире Лейб-Гвардии Семеновского полка, опирающийся на пьедестал с бюстом Петра I, рядом с ним Великий князь Константин Павлович в мундире Лейб-Гвардии Конного полка; дальше прислонился к коленям матери-императрицы Марии Федоровны маленький Великий князь Николай Павлович. За фигурой сидящей императрицы стоит Великая княжна Екатерина Павловна, а в центре композиции, за арфой изображена Великая княжна Мария Павловна. За ней в тени деревьев находится колонна с бюстом умершей в младенчестве Великой княжны Ольги Павловны. Далее, опершись на колени императора Павла I (в мундире Лейб-Гвардии Преображенского полка), стоит младшая дочь – Великая княжна Анна Павловна. У подножия кресла на земле сидит ребенок – Великий князь Михаил Павлович. У правого края картины стоят Великие княжны Александра и Елена Павловны.
Рождение и раннее детство (1796-1800)
25 июня (6 июля) 1796 года, в три четверти четвертого часа утра, великая княгиня Мария Федоровна разрешилась в Царском Селе от бремени сыном. Императрица Екатерина, всегда присутствовавшая при родах своей невестки, на этот раз, вероятно, по нездоровью прибыла в покои великой княгини уже по рождении внука. В присутствии государыни духовник ее, Савва Исаев, совершил молитву над новорожденным.
Придворный историк М.А. Корф даже отметил, что младенца нарекли именем «небывалым в нашем царственном доме от времен Владимира». В императорском доме династии Романовых именем Николай детей не нарекали. Причём если первые два внука были названы из-за «Греческого проекта» Александром (в честь Александра Македонского) и Константином (в честь Константина Великого), то объяснения наречению именем Николай (тезоименитство – 6 декабря в день памяти святого Николая Чудотворца по юлианскому календарю) в источниках не содержится, хотя Николай Чудотворец был весьма почитаем на Руси. Возможно, Екатерина учитывала семантику имени, восходящего к греческим словам «победа» и «народ»[1].
По словам Шарлотты Карловны Ливен, записанным великою княгинею Мариею Павловной: «Императрица была поражена величиной и красотой младенца и благословила его» (франц. L’imperatrice fut frappee de le trouver si grand et si beau et le benit).
О рождении великого князя Николая Павловича было объявлено в Царском Селе пушечною пальбою и колокольным звоном, а в Санкт-Петербург послано известие с нарочным. Ранним утром того же дня цесаревич Павел Петрович один отслушал благодарственный молебен в Царскосельской придворной церкви, а в 10 часов утра явились к нему с поздравлениями придворные особы, при чем жалованы им к руке. Парадное молебствие в присутствии императрицы и всего двора было совершено в полдень, после чего всеми придворными чинами принесены поздравления императрице Екатерине, которая также жаловала их к руке. Затем в Царскосельском дворце состоялся парадный обед на 64 куверта. 2 июля императрица извещала, что «в воскресенье будут крестить рыцаря Николая (франц. Le chevalier Nicolas), здоровье которого превосходно».
Великая княгиня Мария Федоровна, отвечая 10 июля 1796 года на полученное ею по поводу рождения великого князя Николая Павловича поздравительное письмо, выразилась о нем почти в тех же выражениях, как императрица Екатерина: «Бог пожелал мне сохранить сына, и я надеюсь на Его милость, так как мальчик кажется очень сильным, крепким и хорошо сложенным; его находят красивым, и я осмелюсь признаться, что таковым он выглядит и в моих глазах» (франц. Dieu veuille me le conserver j’ose l’esperer de Sa bonte, car il parait etre tres fort, robuste et bien constitue, on le trouve beau, et j’ose avouer qu’il le parait a mes yeux»).
Обряд крещения новорожденного великого князя происходил в воскресенье 6-го июля в церкви Царскосельского дворца. Восприемниками от купели назначены были: великий князь Александр Павлович и великая княжна Александра Павловна; последняя должна была заступить место императрицы Екатерины, которая по нездоровью не могла присутствовать при крещении внука и провела только некоторое время на хорах. Младенец был принесен в церковь статс-дамою Шарлоттою Карловною Ливен; ассистентами ее был обер-шталмейстер Нарышкин и граф Николай Иванович Салтыков Крещение и миропомазание совершал протоиерей Савва Исаев. Во время литургии великий князь Александр Павлович подносил новокрещенного брата своего к приобщению Святых Таин, а перед окончанием литургии возложил на него знаки ордена Святого Андрея Первозванного.
В тот же день императрица и цесаревич Павел Петрович принимали поздравления от всего двора, после чего был парадный обед на 174 особы. Вечером был придворный бал. Тотчас после крещения своего сына цесаревич Павел Петрович уехал в Павловск; великая княгиня Мария Федоровна пребывала в Царском Селе до 3 (14) августа, а затем также отправилась в Павловск. Что же касается новорожденного великого князя Николая Павловича, то, по заведенному обычаю, он остался на попечении бабушки, которая почти каждый день навещала его. На рождение Великого князя писались оды, автором одной из них «На крещение великого князя Николая Павловича» стал Гавриил Романович Державин: «Дитя равняется с царями. Он будет, будет славен. Душой Екатерине равен…». Тридцать лет спустя, в царствование императора Николая I, эти стихи часто приводились, как пророчество.
Вскоре совершился перелом в исторической жизни России. 6 (17) ноября 1796 года скончалась Великая Екатерина, и по выражению Карамзина, «над Россиею пронесся грозный метеор». Немедленно по вступлении на престол император Павел 7 (18) ноября 1796 года назначил великого князя Николая Павловича в Конную гвардию полковником, а затем он облечен был званием шефа этого полка.
7 (18) ноября 1796 года был назначен штат новорожденного великого князя, который постепенно составился из следующих лиц: статс‑дама Шарлотта Карловна Ливен, три дамы‑гувернантки – Юлия Федоровна Адлерберг, Е. Синицина и Е. Панаева; няня – англичанка Евгения Васильевна Лайон, кормилица – красносельская крестьянка Евфросинья Ершова, две камер‑юнгферы – Ольга Никитина и Аграфена Черкасова, две камер‑медхен – Пелагея Винокурова и Мария Перьмякова и два камердинера – Андрей Валуев и Борис Томасон. Кроме того, при великом князе состояли: лейб‑медик доктор Бек, аптекарь Ганеман и зубной врач Эбелинг.
Первоначальное воспитание Николая Павловича было доверено, главным образом, двум лицам: статс‑даме Шарлотте Карловне Ливен и англичанке мисс Лайон. Обе они были назначены еще самой императрицей Екатериной, но сумели снискать расположение и ее невестки.
Особенно сильное влияние на развитие характера Николая Павловича оказала его няня, шотландка Евгения Васильевна Лайон (англ. Jane Lyon). В течение первых семи лет жизни великого князя она была единственною его руководительницею. Благородная, смелая и решительная, мисс Лайон нередко брала на себя ответственность поступать вопреки с данными ей инструкциями и даже отваживалась иногда противоречить императрице Марии Феодоровне, на что решались очень немногие. Привязанность к вверенному ее попечению августейшему воспитаннику доходила в ней до фанатизма, которые она сохранила до конца жизни. Она всегда гордилась тем, что первая учила его произносить молитвы «Отче наш» и «Богородице», первая также учила его складывать пальцы для крестного знамения. Николай пламенно привязался к своей, как он называл, «няне-львице» (англ. Lyon, каламбур самого императора Николая). Барон М.А. Корф высказывает предположение, что в первые годы жизни великого князя, когда все чувства, впечатления, антипатии воспринимаются ребенком бессознательно, между ним и его нянею существовала глубочайшая родственность натур. Вместе с тем геройский, рыцарски благородный, сильный и открытый характер этой няни-львицы неизбежно повлиял на образование характера будущего русского самодержца.
До приглашения ее к великому князю она служила в семействе Чичериных. С ними ей пришлось быть в 1794 году в Варшаве во время вспыхнувшего там восстания против русских. Вместе с другими дамами она провела семь месяцев в тяжелом заключении. Пленницы были наконец освобождены А.В. Суворовым после штурма Праги. Николай Павлович часто слышал от мисс Лайон о об ужасах и жестокостях, происходивших в 1794 году в Варшаве и унаследовал от нее на всю жизнь неприязненное чувство к полякам. Позднее на основе этого чувства у него развились определенные политические принципы.
Второстепенным значением при первоначальном воспитании Николая Павловича пользовались статс-дама Шарлотта Карловна Ливен и гувернантка полковница Юлия Федоровна Адлерберг (урожденная Багговут).
Ливен вызвана была ко двору еще императрицей Екатериной, доверившей ей воспитание великих княжен, детей цесаревича Павла Петровича. Она родилась в Лифляндии в 1743 году и была дочерью вестфальского уроженца, генерала русской службы, барона Гаугребена, а затем женою артиллерийского генерала, киевского коменданта, умершего в 1781 году. Затем ей поручен был также надзор за великим князем Николаем Павловичем, а позже и за великим князем Михаилом Павловичем. Император Павел пожаловал Ливен графское, а император Николай княжеское достоинство.
Не имея высшего образования Ливен была одарена живым и проницательным умом и особенно (по выражению великой княгини Марии Павловны) необыкновенным тактом командования (франц. le tact du commandement), что вполне выразилось в той энергии, с которою она управляла многочисленным женским легионом, окружавшим царских внуков и внучек. Она была «женщиной редкого ума, необыкновенного хладнокровия, и, можно сказать, почти мужественной энергии».
Вообще графиня умела вести себя с таким искусством, что одинаково удовлетворяла и императрицу Екатерину и великокняжескую чету, родителей вверенных ей детей, несмотря на разность их характеров и натянутость их отношений. Ливен скоро стала личным другом Марии Феодоровны. Курляндская уроженка, рожденная баронесса Гаугребен, госпожа Ливен как нельзя более пришлась по душе Марии Феодоровне. Обе они вносили в дело воспитания известную чисто немецкую аккуратность и сдержанность. Как человек, Ливен отличалась большей сердечностью, и под ее влиянием развилась у Николая большая любовь к уюту, к частной жизни, к семейному очагу, что впоследствии постоянно так сильно выдвигалось у него на первый план. Княгиня Ливен скончалась 24 февраля 1828 года, незадолго до кончины императрицы Марии Федоровны.
Юлия Федоровна Адлерберг заняла место гувернантки при великом князе Николае Павловиче в 1797 году, уже после кончины императрицы Екатерины, и была рекомендована ко двору доверенным секретарем Марии Федоровны, бароном Николаи. Полковница Адлерберг оставалась при дворе до 1802 года, когда она была пожалована именным указом в генеральши и назначена начальницею Воспитательного общества благородных девиц (Смольный монастырь). Это была мать товарища детства Николая Павловича и друга будущего императора, графа Владимира Федоровича Адлерберга.
28 января (8 февраля) 1798 года родился великий князь Михаил Павлович. С тех пор, как братья могли совместно предаваться детским играм, Николай и Михаил оставались неразлучными, подобно тому, как некогда великий князь Константин Павлович рос вместе с своим братом Александром. Оба брата нежно любили друг друга. Если находившиеся при них кавалеры выказывали свое недовольство одним из них, то другой, не бывший виновным, сожалел того и играл без всякого удовольствия. Их взаимная привязанность доходила до того, что если один был болен, то другой не хотел никуда идти, хотя бы даже к императрице Марии Федоровне, где им обыкновенно бывало очень весело. Однажды, во время своего пребывания у императрицы, младший провинился в чем-то перед матерью, и когда они вернулись у него все время были слезы на глазах от страха за брата, который мог рассердить императрицу своим упрямством, но что, слава Богу, она ему простила.
Воспитание великого князя Николая протекало всецело в тесном домашнем кругу царского семейства, в обстановке гатчинской придворной жизни, со всеми теми характерными особенностями, какие эта жизнь приняла в царствование императора Павла.
Павел Петрович питал к своим младшим детям теплое искреннее чувство и относился к ним и к их воспитателям с непринужденностью. У великих князей Николая и Михаила Павловичей в их раннем детстве установились доверчивые отношения к их отцу.
Николай Павлович особенно пользовался его любовью и сам был очень к нему привязан. По этому поводу Анна Павловна, будущая королева Нидерландская, оставила следующую заметку: «Мой отец любил окружать себя своими младшими детьми и заставлял нас, Николая, Михаила и меня, являться к нему в комнату играть, пока его причесывали, в единственный свободный момент, который был у него. В особенности это случалось в последнее время его жизни. Он был нежен и так добр с нами, что мы любили ходить к нему. Он говорил, что его отдалили от его старших детей, отобрав их от него с самого рождения, но что он желает окружить себя младшими, чтобы познакомиться с ними» (франц. Mon pere aimait a s’entourer de ses enfants cadets et nous faisait venir chez lui: Nicolas, Michel et moi, pour jouer dans sa chambre pendant qu’on le caiffait, seul moment de laisir qu’il eut. C’etait surtout le dernier temps de sa vie. Il etait tendre et si bon envers nous, que nous aimions a aller chez lui. Il disait qu’on l’avait eloigne de ses enfants aines, en les lui enlevant des qu’ils etaient nes, mais qu’il voulait s’entourer des cadets pour les connaitre).
Барон М.А. Корф пишет: «Великих князей Николая и Михаила Павловичей он обыкновенно называл мои барашки, мои овечки, и ласкал их весьма нежно, чего никогда не делала их мать. Точно также, в то время, как императрица обходилась довольно высокомерно и холодно с лицами, находящимися при младших ее детях, строго заставляя их соблюдать в своем присутствии придворный этикет, который вообще столько любила, император совсем иначе обращался с этими лицами, значительно ослаблял в их пользу этот придворный этикет, во всех других случаях и им строго наблюдавшийся. Таким образом, он дозволял нянюшке не только при себе садиться, держа великого князя на руках, но и весьма свободно с собою разговаривать; нередко нагибался сам, чтобы достать с полу какую-нибудь игрушку или вещь, выроненную ребенком, или нянею, которой тогдашние робронды, прически, прически, перья и фижмы были и без того уже значительною помехою во всяком свободном движении».
Наоборот, в отношениях императрицы Марии Феодоровны к ее младшим детям преобладал официальный тон. Не обладавшая большой сердечностью, императрица Мария Феодоровна подчинила воспитание своих младших детей, особенно вначале, строгому этикету, была с ними суха и холодна и редко выходила из пределов известного церемониала: по заведенному императрицей порядку младшие великие князья и княжны лишь в течение немногих часов в день видели своих родителей. У Николая Павловича в его отношениях к матери первоначально преобладало чувство учтивости, лишь позднее уступившее место более теплому чувству.
О Марии Фёдоровне барон Корф пишет: «Императрица с своей стороны, не обращая ни малейшего внимания на эти неудобства и маленькие мучения няни или гувернанток, никогда не удостаивала их ни малейшего смягчения в чопорном этикете тогдашнего времени, а так как этот этикет простирался и на членов императорской фамилии, то Николай и Михаил Павловичи в первые годы детства находились с своею августейшею матерью в отношениях церемонности и холодной учтивости и даже боязни; отношения же сердечные, и при этом самые теплые, наступили для них лишь впоследствии, в лета отрочества и юности».
Великий князь Николай Павлович не долго пользовался женским попечением. Вскоре по вступлении императора Павла на престол государя занимала уже мысль о выборе подходящего воспитателя для своего сына. Внимание императора Павла остановилось первоначально, как утверждают современники, на графе Семене Романовиче Воронцове, занимавшем тогда место русского посланника при лондонском дворе.
9 (20) апреля 1797 года Федор Васильевич Растопчин писал графу Семену Романовичу: «Не знаю, известно ли вам, что на вас имеют виды для воспитания великого князя Николая, и что вас, по прошествии четырех или пяти лет, ожидает эта трудная задача».
Но прежде нежели успели сделать графу Воронцову какие-либо предложения в этом смысле, он поспешил отклонить от себя эту честь. В письме его к барону Николаи от 11 (22) августа 1798 года граф Воронцов пишет: «Говорят, что есть предположение вернуть меня через три или четыре года, чтобы сделать меня воспитателем великого князя Николая. Было бы большим несчастием для меня, если бы меня предназначили для подобного места, так как я был бы поставлен в безусловную необходимость отказаться от него, потому что нисколько не чувствую себя пригодным для столь важных обязанностей». Барон Николаи пользовался полным доверием императрицы Марии Федоровны, и поэтому цель, преследуемая графом Семеном Романовичем при отправлении этого письма, достигла желаемого успеха. На изменение намерений императора Павла, повлияло также нерасположение, которое государь почувствовал к графу Воронцову, как стороннику английского союза, когда отношения России к лондонскому кабинету совершенно изменились и приняли враждебный характер. Будучи еще цесаревичем, Павел Петрович в 1782 году в разговоре с Леопольдом, великим герцогом тосканским, выразился крайне резко и недоброжелательно о графе С.Р. Воронцове. Но сверх сего цесаревич упомянул еще, что императрица Екатерина намерена назначить графа Воронцова воспитателем его сыновей, но совместно с великой княгиней, «они прибегнут к любым крайностям» (франц. «ils en viendraient a toutes extremites»), но не согласятся вручить своих детей подобному человеку».
В течение двух лет воспитатель так и не был назначен, а затем произошли события, которые коренным образом изменили судьбу не только юного Великого князя Николая Павловича, но и всей России.
Престолонаследие
В соответствии с Актом о порядке престолонаследия от 5 (16) апреля 1797 года[2] после смерти Павла Петровича следующим императором должен был стать его старший сын, Наследник цесаревич Александр Павлович. При отсутствии у него потомков мужского пола наследовать Александру должен был Великий князь Константин Павлович. Поэтому для Николая Павловича была уготована судьба военного и занятие им престола было маловероятно.
Тем временем, в 1799 году Константин участвовал в Итальянском и Швейцарском походах фельдмаршала Александра Васильевича Суворова. Полководец лестно отзывался о великом князе в своих донесениях императору.
После битвы 4 (15) августа 1799 года при Нови Суворов поздравил Константина и написал государю, что великий князь «обретался при передовых войсках и когда выступили они на баталию в боевом порядке, то великий князь изволил идти с ними и во время баталии присутствовал, где, мужеством своим поощряя войска, приводил к неустрашимости».
Указом 28 октября 1799 года Павел (в обход его собственного Положения об императорской фамилии) пожаловал Константину Павловичу титул цесаревича: «Видя с сердечным наслаждением, как Государь и Отец, каковые подвиги храбрости и примерного мужества во все продолжение нынешней кампании против врагов царств и веры оказывал любезнейший сын наш е. и. в. великий князь Константин Павлович, в мзду и вящее отличие жалуем мы ему титул Цесаревича».
14 (25) сентября 1799 года произошло одно из самых трагических событий в истории династии Романовых, при переходе через Чёртов мост конь Великого князя Константина Павловича оступился и рухнул в пропасть. В донесении об этом фельдмаршал Суворов докладывал: «Войска Вашего Императорского Величества, прошли через тёмную горную пещеру, заняли мост, из двух гор сооружённый и проименованный Тейфельсбрюкке. Оный разрушен неприятелем. Но сие не останавливает русских, доски связываются шарфами офицеров, по сим доскам бегут они, спускаются с вершины в бездны и, достигая врага, поражают его всюду… Утопая в скользкой грязи, должно было подыматься против водопада, низвергавшегося с рёвом и низрывавшего с яростью страшные камни и снежные и земляные глыбы, на которых много людей с лошадьми летели в преисподние пучины… Сия печальная учесть постигла Его императорское высочество, Великого князя Константина Павловича. Склоняю повинную голову перед Вашим Императорским Величеством, ибо не уберег дражайшего сына Вашего… Всемерно скорблю о безвременной утрате Вашей… В лице его Империя Российская потеряла лучшего из сынов своих…».
Печальное известие достигло Санкт-Петербурга 16 (27) ноября 1799 года. Безутешный отец, император Павел I, был убит горем, впал в беспамятство. После он абсолютно устранился от дел, ни с кем не общался, практически не принимал пищи. И до этого слабое психическое здоровье императора было подорвано окончательно и спустя три месяца после глубочайшей депрессии 16 (28) марта 1800 года Государь император Павел I Петрович скончался от апоплексического удара[3].
После трагической гибели брата Константина, смерти отца и с воцарением старшего брата Александра I, 4-летний Николай стал наследником престола. Это следовало из акта Павла I 1797 года и было всем известно. Однако в манифесте в тексте присяги Александру I он упомянут не был. Вместо этого присяга приносилась, в нарушение павловского закона, «Императору Александру Павловичу <…> и Его <…> Наследнику, который назначен будет». Причиной отсутствия имени Николая была надежда Александра I на потомство в браке с Луизой Марией Августой Баденской (при крещении в православие получившей имя Елизавета Алексеевна), и такой абстрактной формулировкой исключалась необходимость повторной присяги на случай, если у него родится сын. И только в 1806 году после рождения второй дочери и осознания, что Елизавета Алексеевна не дарует ему наследника, император Александр I своим указом пожаловал Великому князю Николаю Павловичу титул цесаревича.
Детство (1800-1809)
17 (29) марта 1800 года в день воцарения императора Александра I великий князь Николай Павлович был назначен полковником Лейб-гвардии Семеновского полка, до сего дня которым являлся наследник цесаревич Александр Павлович. Как было прописано в указе Его Императорского Величества ответственность за воинское воспитание и прохождение военной службы Великим князем «до занятия им высшей воинской должности и получения следующего чина» (то есть генерал-майора) было возложено на командира Лейб-гвардии Семеновского полка генерал-майора Леонтия Ивановича Депрерадовича. В личной беседе император так определил его предназначение: «Мой дорогой друг, отца ты ему не заменишь, но стань ему другом и добрым отцом – командиром…» (франц. Mon cher ami, tu ne remplaceras pas son père, mais tu deviendras un ami et un bon père commandant…).
Леонтий Иванович Депрерадович сыграл в воспитании наследника цесаревича ключевую роль. Поначалу, будучи молодым еще человеком и боевым офицером, он отнесся к поручению Государя скептически, но познакомившись с Николаем поближе, привязался к нему и испытывал по-настоящему отеческие чувства.
Первым подарком Великому князю стал пошитый придворным портным мундир полковника Лейб-гвардии Семеновского полка. Совмещая обязанности полкового командира с воспитанием Великого князя Леонтий Иванович проводил с Николаем все свободное время. Он участвовал в детских играх Николая и Михаила, помогая расставить оловянных солдатиков, при этом на доступном детям языке пояснял азы тактики и стратегии. На миниатюрных полях генерал и юные Великие князья разыгрывали битвы, в которых русская армия одержала блестящие победы.
С взрослением Николая и Михаила, Леонтий Иванович все больше времени посвящал рассказам о выдающихся русских полководцах, фельдмаршалах Петре Александровиче Румянцеве и Александре Васильевиче Суворове, под началом которых ему пришлось принимать участие в многочисленных войнах Российской Империи. При посещении маневров полка генерал Депрерадович обращал внимание на смелые и решительные действия солдат и грамотные приказы их командиров, подчеркивая, что для победы главным является не внешний вид и равнение рядов, а храбрость и воинское искусство. Вспоминая свою гусарскую молодость он учил великих князей лихо скакать верхом, вести разведку и отважно рубить врагов саблей. Тем самым он с детства привил Николаю и Михаилу предпочтение русской военной школы, созданной Петром Великим, развитой Румянцевым и доведенной до совершенства Суворовым, чем они отличались от своего отца, императора Павла Петровича, и старшего брата, Александра Павловича.
Леонтий Иванович Депрерадович оказал значительное влияние и на формирование убеждений Наследника цесаревича Николая Павловича. Повествуя об истории своих предков он познакомил князя с трагической историей сербского народа, его героях: Стефане Душане[4], создавшем великое православное царство; Святом благоверном князе Лазаре, погибшем в битве на Косовом поле в 1839 году и Милоше Обиличе, убившем турецкого султана Мурада I в этой битве. Благодаря этим рассказам у юного Цесаревича сформировалось устойчивое убеждение в Священной миссии России освободить все православные народы от османского ига и восстановить православный крест на Соборе Святой Софии в Константинополе.
В 1805 году генерал-майор Депрерадович был вынужден оставить Великого князя и убыть с Лейб-гвардии Семеновским полком на театр военных действий третьей антинаполеоновской коалиции. Он отличился в Битве под Аустерлицем 20 ноября (2 декабря) 1805 года, был награжден орденом Святого Георгия IV степени, но по ранению оставил строевую службу и в чине генерал-лейтенанта стал воспитателем Наследника цесаревича Николая Павловича до его совершеннолетия 25 июня (6 июля) 1812 года, а затем состоял при нем генерал-адъютантом. После воцарения Николая Павловича и до своей смерти был членом Государственного совета.
Со своей стороны, Николай Павлович относился к Леонтию Ивановичу Депрерадовичу с нескрываемым благоговением, восхищаясь его храбростью и воинскими подвигами. Он обращался к нему «мой генерал» (франц. mon général), а в разговорах с другими называл «отец командир» (франц. père commandant). Николай сохранил свою привязанность к Леонтию Ивановичу на всю жизнь, относился к нему как к родному отцу, регулярно советовался с ним, в 1826 году повелел состоять в Государственном совете, и в благодарность за отеческую заботу даровал ему титул графа. Кроме того, генерал-лейтенант и генерал-адъютант Л.И. Депрерадович был пожалован орденами Святого Александра Невского и Святого Владимира II степени.
Непосредственное попечение о Великих князьях Николае и Михаиле было возложено на «кавалеров». К великому князю были приставлены: генерал‑майор Н.И. Ахвердов и полковники П.И. Арсеньев и П.П. Ушаков. С 1805 года штат кавалеров был увеличен до шести и вновь назначены были: действительный статский советник П.Г. Дивов, коллежский советник Вольф и майор А.П. Алединский, в 1808 г. был прибавлен седьмой – статский советник И.Ф. Саврасов, а в 1811 г. и восьмой – коллежский советник Г.А. Глинка.
«Кадетское обучение» Великого князя Николая Павловича началось в 1804 году. Строевым обучением великих князей Николая и Михаила, включавшем строевые приемы, обращение с оружием, верховую езду и фехтование, занимались кавалеры: генерал-майор Н.И. Ахвердов, полковники П.И. Арсеньев и П.П. Ушаков, с 1805 года – майор А.П. Алединский, который будучи участником Польской кампании, Итальянского и Швейцарского похода А.В. Суворова, полностью поддерживал идеи Л.И. Депрерадовича.
Н.И. Ахвердов сообщал первые сведения по артиллерийскому и инженерному искусству. Генерал от артиллерии Алексей Иванович Корсаков представил Николаю Павловичу, уменьшенные нарочно для него сделанные пушки и преподнёс обоим Великим князьям маленькие понтоны со всеми принадлежностями и инструментами, а затем прислал пионерных офицеров для объяснения их построения и употребления. Корсаков передал Николаю первые познания по пионерной части.
Военное воспитание и обучение противоречило намерениям императрицы Марии Федоровны, желавшей отклонить своих сыновей от пристрастия к военному делу. Определяющим явились обстоятельства гибели ее сына Великого князя Константина Павловича, повлекшего за собой безвременную кончину ее супруга, императора Павла I. Но генерал Депрерадович, обладая неподдельным обаянием, сумел расположить к себе императрицу. Пообещав «в течении всей воинской службы неотступно находиться при Николае Павловиче и не допустить повторения печального исхода, если потребуется заслонить Великого князя от врага своей грудью и пожертвовать своей жизнью» он несколько обнадежил переживающую мать.
«Гимназическое образование» Николая Павловича началось в 1802 году и продлилось до 1809 года. Первыми учителями были те лица в чьих руках сосредоточивалось его воспитание. Первым учителем русского языка Николая следует признать мисс Лайон, учившую его русской азбуке. Правильные уроки русского языка начались в 1802 году и давались ежедневно дежурным кавалером. Русскому языку великий князь учился с удовольствием. В том же году начались уроки французского языка, которые первоначально давала ежедневно с большой аккуратностью сама императрица Мария Федоровна. Затем преподавание было поручено французскому эмигранту дю-Пюже (du Puget Dyverdon). Позднее Дю-Пюже читал великому князю также общую историю и общую географию на французском языке. Рассказывая Николаю Павловичу о французской революции, он сумел вселить в него негативное отношение к ее деятелям. С 1802 года также начались занятия танцами и музыкой. Первым молитвам (по‑русски) его обучила так же мисс Лайон. Только с 1803 года уроки Закона Божьего стал давать его духовник Павел Криницкий. Первый урок Закона Божия состоял в объяснении значения и употребления крестного знамения, необходимости молиться Богу, превосходства молитвы «Отче наш», ее содержания и разума.
С 1804 года начались уроки арифметики, которые давал Николай Исаевич Ахвердов. Немецкому языку обучал Фёдор Павлович Аделунг, известный историк и археолог. Начались также уроки рисования под руководством живописца профессора И.А. Акимова, к этим занятиям Николай Павлович чувствовал особое пристрастие и сделал по этой части большие успехи.
Но наибольший интерес у Великого князя вызвали уроки русской истории, которые вел статский советник Николай Михайлович Карамзин, историограф Российской Империи. В своих лекциях Карамзин выступал больше как писатель, чем историк – описывая исторические факты, он заботился о красоте языка, менее всего стараясь делать какие-либо выводы из описываемых им событий. Но в его изложении исторические личности выступали настолько ярко, а дела далекого прошлого представали в виде таких красочных картин, что Николай и Михаил словно сами погружались в вихрь событий русской истории.
Любопытны впечатления, которые производило на девятилетнего великого князя чтение русской истории: так, например, он сильно порицал вражду удельных князей и приходил в восторг от Владимира Мономаха, который, победив половцев, всю добычу оставил своим воинам. Особые же симпатии великого князя вызывал Петр Великий, и это поклонение памяти гениального предка не покидало его до самой смерти.
Занятия по русской истории с Н.М. Карамзиным продолжались до самого совершеннолетия (до 1812 года) и затронули практически всю русскую историю от основания Новгорода и Киева, до правления Екатерины II. Именно благодаря урокам Карамзина у будущего самодержца сформировалось глубокое убеждение в том, что русские цари – законные наследники Византии, а русское государство – Российская Империя (а не только Москва), является «Третьим Римом». Самодержавно-царская, православная Русь должна хранить правую веру и бороться с её врагами. И если стараниями генерала Депрерадовича Николай Павлович стал русским полководцем, заслугами Карамзина цесаревич стал истинно русским царем. «Слава Богу, что я русский!» однажды произнес Наследник цесаревич Николай Павлович.[5]
С 1806 года с Николаем начались уроки геометрии, черчения и фортификации, которые также давал Николай Исаевич Ахвердов. В 1808 году статский советник Вольфганг Юрьевич Крафт, преподаватель Первого кадетского и Горного корпусов и член Академии наук начал преподавать Николаю Павловичу астрономию, алгебру и высшую математику, опытную и теоретическую физику, включая механику, технологию и баллистику. В представлении Николая Павловича эти педагоги были большими педантами, но именно в точных науках он достиг наибольших ученических успехов.
Личность Великого князя Николая Павловича в детстве (1800-1809)
Сохранилось довольно много данных, рисующих ту обстановку, в какой протекли детские и юношеские годы Николая Павловича, те отношения, какие сложились у него к его окружающим, а также его собственный характер, его убеждения и наклонности. Выше было сказано о его отношениях к отцу и матери. Его старшие братья выросли под влиянием тяжелых отношений между их отцом и бабкой. Родившись в последний год царствования Екатерины, Николай не мог, конечно, сознательно воспринимать эту семейную драму. Память о покойной императрице оставалась, однако, тяжелым воспоминанием в царской семье, и отсюда – то неприязненное отношение к бабке, которое Николай Павлович унаследовал, очевидно, от своих родителей и которое сохранилось у него до конца его жизни. Затем последовали первые годы царствования Александра, ставшие для младшего поколением Великих князей не временем широких преобразований, а годами тяжелого семейного разлада, прежде всего между государем и императрицей‑матерью, когда Александр, как бы отлученный в своем собственном семействе, встречал глухую оппозицию всем своим начинаниям среди своих близких. Разница в летах между Николаем Павловичем и его старшими братьями и сестрами была слишком велика для того, чтобы в юном возрасте у него могла установиться с ними настоящая близость.
Детство Николая Павловича протекало исключительно в обществе его младшего брата Михаила Павловича и их младшей сестры Анны Павловны, с которыми у него на всю жизнь остались искренние дружеские отношения. Это было младшее поколение царской семьи, тот детский мир, который стоял в стороне от протекавших событий, но в котором постепенно складывалось к этим событиям определенное отношение, не раз сказывавшееся позднее, когда Николаю приходилось выступать в зрелом возрасте.
Почти полное отсутствие у Николая Павловича в его детстве товарищей в играх и занятиях объясняется строгостью установленного Марией Феодоровной этикета. Другие дети в обществе великих князей появляются с 1802 года. Это были граф В.Ф. Адлерберг, принц Адам Вюртембергский, барон Фитингоф (внук Ш.К. Ливен), братья графы Заводовские, графы Апраксины, двое сыновей Ушакова, племянники Ахвердова и сын находившейся при великом князе дамы Панаевой. К 1805 году императрица Мария Феодоровна, находя, что это общество развивает в великом князе недостаточно внимательное отношение к наукам, сочла за благо постепенно удалить от своих детей их товарищей, и вскоре большинство этих последних было устроено в военно-учебные заведения.
Первое время (с 1800 года) Николай Павлович вставал он между 7-ю и 8-ю часами утра и одевался очень медленно и лениво, в особенности с тех пор, как отошла от него мисс Лайон. Утром пил чай, за обедом кушал обыкновенно очень немного, а за ужином иногда довольствовался куском черного хлеба с солью. Спать он ложился в десятом часу вечера и, прежде чем лечь, должен был вести свой журнал, что, большею частью, делал очень неохотно, совершенно машинально и пытался устроить так, чтобы «думал за него кавалер».
Но в последствии (с 1804 года) под влиянием Л.И. Депрерадовича, Н.И. Ахвердова и А.П. Алединского для Великих князей был установлен воинский распорядок. Подъем строго в 7 утра, до 8-ми часов утренний туалет и чай. До 9-ти часов занятия на свежем воздухе (строевые приемы или верховая езда). В 9 часов завтрак. С 10-ти до 14-ти часов – теоретические занятия с преподавателями. В 14 часов обед, затем послеобеденный отдых (допускалось чтение художественной литературы). С 16-ти до 19-ти часов – самостоятельные занятия в присутствии кавалеров. В 19 часов ужин и до 21 часа свободное время. По установленному графику «кадеты» посещали разводы караулов, занятия или учения гвардейских полков. В Рождество и Воскресение Христово, по великим православным праздникам, в субботу и воскресение занятия не проводились, и Великие князья могли занять свое время по собственному усмотрению, но под наблюдением кавалеров. Великие князья спали на жестких кроватях. Какие-либо излишества в комнатах отсутствовали. По достижению шестилетнего возраста многочисленные игрушки из комнат убирались (кроме моделей крепостей, пушек и кораблей, используемых для обучения), поэтому досуг свой Великие князья могли посвятить чтению книг или прогулкам на свежем воздухе.
Обоих великих князей приучали не бояться дурной погоды, и императрица Мария Федоровна приказывала им иногда оставаться в саду и продолжать играть даже во время дождя, пока он не особенно усиливался. Здоровье Николая Павловича в период детства было очень хорошим.
Кавалеры настойчиво требовали от своих воспитанников неукоснительного соблюдения распорядка дня. В воспитании грубость и телесные наказания были абсолютно исключены. Учитывая увлеченность Великих князей военной службой за леность, невыполнение заданий или нарушения распорядка дня воспитанникам делался выговор (с обращением внимания на то, что для офицера подобное поведение недопустимо), за большие проступки были назначаемы во внеурочное (личное) время часы маршировки или «стояния под ружьём», что попутно развивало физическую выносливость. Но все это делалось с определенной долей условности и истинно отеческой заботой о Великих князьях. Учитывая неподдельное восхищение Николая и Михаила настоящими героями прошедших войн Депрерадовичем и Алединским, искреннее уважение к Ахвердову, подобные воспитательные меры имели успех. Великие князья выросли приученными к воинской дисциплине и порядку, получив опыт воспитания подчиненных через убеждение и меры воздействия, не унижающие личное достоинство.
В характере Николая Павловича с детства замечалось сочетание сердечности и прямоты. Он был ласков и внимателен к окружающим, но проявлял в то же время иногда излишнюю резкость. Совершенно чуждый жестокости, он мог быть подчас довольно грубым. Вспыльчивый и стремительный, он обладал и большой долей настойчивости, но не всегда умел быть достаточно сосредоточенным, что отражалось в известной степени на его занятиях. Шумный в забавах и играх, он обыкновенно был серьезен и задумчив, и только порой на него находили периоды неудержимой веселости. Отмечают, кроме того, его излишнюю робость и застенчивость.
Страсть ко всему военному проявлялась и развивалась в Великом князе Николае Павловиче с неодолимою силой. Она особенно сказывалась в характере его игр. Как только Николай Павлович вставал по утрам, он почти тотчас же принимался с Михаилом Павловичем за военные игры. У них было большое количество оловянных солдатиков. Зимой они расставляли их по столам в комнатах, а летом играли этими солдатиками в саду, строили крепости и атаковали их. Кроме солдатиков у них был целый арсенал других игрушек, напоминавших о военном быте: ружья, алебарды, гренадерские шапки, деревянные лошади, барабаны, трубы, зарядные ящики и т.д. Любовь ко всему военному поддерживалась полковым командиром и воспитателем Л.И. Депрерадовичем, кавалерами Н.И. Ахвердовым, П.И. Арсеньевым, П.П. Ушаковым и А.П. Алединским. О роли Депрерадовича было указано выше. В тоже время Ахвердов учил Великого князя рисовать и строить крепости, делал ему из воска бомбы, картечи, ядра и показывал, как атаковать укрепления и оборонять их. Одним из любимых занятий великого князя было вырезывание из бумаги крепостей, пушек, кораблей и т.п., а Ахвердов объяснял ему, как пользоваться этими фигурами для игр.
Склонность Николая Павловича к строительной части начала выражаться очень рано: в его играх заметно было стремление ко всякого рода постройкам. Рисовать любил он также не столько фигуры и другие предметы, сколько «домики» и «крепости», и однажды (15-го декабря 1802 года), когда за обедом был разговор об Александровской мануфактуре и о машине ее, которую собирались устроить вновь с особенною прочностью, потому что за год перед тем лед испортил ее, он вскричал: «Для этого надобно вот что: вбить сваи в Неву, или поставить столбы, обить их железом и сверху поставить машину». Ему было тогда шесть лет. И впоследствии из всех учебных занятий своих Великий князь всего более любил уроки по инженерной части, а когда он уже был на престоле, часто говорил: «мы, инженеры», «наша инженерная часть».
У Михаила Павловича, напротив, к строительной части вовсе не было симпатии, и его живость в играх составляла совершенную противоположность с терпением, спокойствием и усидчивостью старшего брата, когда тот принимался за свои постройки. Михаил Павлович, более живой по характеру, столько же любил разрушать, сколько старший строить, и поэтому последний, заботясь о сохранности построек, противился присутствию младшего.
Несмотря на склонность и пристрастие к военному делу, обнаружившемся весьма рано в Николае Павловиче, в детстве он не отличался вовсе воинственным духом и во многих случаях обнаруживал даже совершенно противоположные свойства: робость и даже трусость. Так, например, он долгое время боялся выстрелов. Когда, уступив просьбам его и Михаила Павловича, им было разрешено заняться стрельбою, и Ахвердов готовился произвести выстрел, чтобы показать, как стреляют, Николая Павлович испугался, стал плакать и спрятался в беседке. Под окнами Гатчинского дворца иногда производилось учение войскам, и происходила стрельба. И в этих случаях он пугался, плакал, затыкал себе уши и прятался. Однажды, еще при жизни императора Павла Петровича, услышав пушечную пальбу, Николай Павлович спрятался аз альковом, а когда товарищ его игр, Адлерберг, нашел его там и стал стыдить, он ударил его прикладом ружья по лбу с такою силою, что шрам от удара остался у него на всю жизнь. Впрочем, не только стрельба, но даже один вид пушек страшил мальчика великого князя, и раз как-то, гуляя в Гатчине в 1802 году, он даже не решился обойти крепость, боясь выставленных жерла орудий. Когда его боязнь выстрелов была замечена, его стали приучать к ним, и к восьми годам он уже сам любил стрелять. Очень долго Николай Павлович боялся также грозы и фейерверков. Как только замечалось появление грозы, он просил, чтобы закрывали окна, трубы и принимали другие меры предосторожности.
Было также замечено, что Николай Павлович и брат его страшились ступить на маленький фрегат, стоявший в Павловске. Чтобы приучить великих князей к пугавшим их пушкам, снастям и проч., начальник императорских шлюпок, капитан Клокачев, подарил им в сентябре 1802 года небольшой 74-х пушечный корабль из красного дерева, особенно понравившийся Николаю Павловичу. На всех частях корабля были поставлены номера, и великий князь по целым часам расспрашивал Клокачева о названии, назначении и употреблении этих частей. Вскоре юный великий князь до того пристрастился к этому, что однажды на сделанный ему вопрос, какую службу он больше всего любит, Николай Павлович отвечал: «морскую и кавалерийскую».
Обыкновенно весьма серьезный, необщительный и задумчивый, а в детские годы и очень застенчивый мальчик, Николай Павлович точно перерождался во время игр. Дремавшие в нем дурные задатки проявлялись тогда с неудержимою силою. В журналах кавалеров с 1802 по 1809 года постоянно встречаются жалобы на то, что «во все свои движения он вносит слишком много несдержанности (trop de violence)». В одном случае при описании его игр сказано, что «его нрав до того мало общежителен, что он предпочел остаться один и в полном бездействии, чем принять участие в играх. Этот странный поступок может быть объяснен лишь тем, что игры государыни и его сестры и государя его брата нисколько не нравились ему, и что он нисколько не способен ни к малейшему проявлению снисходительности; и, несмотря на все увещания, он совершенно не подался на доводы, которые приводили ему».
Игры великих князей редко бывали миролюбивы, почти каждый день они заканчивались ссорой или дракой. Вспыльчивость же и строптивость Николая Павловича проявлялись обыкновенно в случаях, когда что-нибудь или кто-нибудь его сердили. Что бы с ним ни случалось, падал ли он, или ушибался, или считал свои желания неисполненными, а себя обиженным, он тотчас же произносил бранные слова, рубил своим топориком барабан, игрушки, ломал их, бил палкой или чем попало товарищей игр своих, несмотря на то, что очень любил их, а к младшему брату был страстно привязан. Конечно, перечисленные недостатки свойственны большинству детей того же возраста. Что же касается отсутствия общительности со стороны Николая Павловича, о котором говорят его воспитатели, то в нем, несомненно, отражаются задатки гордого, замкнутого в самом себе характера, которым отличался впоследствии император Николай в сношениях со всеми, за исключением своей семьи.
Постоянное стремление принимать на себя в играх первую роль, представлять императора, начальствовать и командовать. Поняв различие между собою и своим младшим братом, он старался по-своему пользоваться им. «Отдавая Михаилу Павловичу преимущество в остроумии, наружном блеске и ловкости, – пишет барон Корф, – он оставлял за собою командование и начальство во всех играх и с самоуверенностью хвалил одного себя, тогда как Михаил Павлович, чувствую превосходство старшего брата, всегда хвалил его, а не себя. Младший был с детства насмешлив, и Николай Павлович, не умея или не желая насмехаться над другими, употреблял для этого своего брата, которого нарочно подстрекал и подзадоривал на насмешки и подшучивания, и в то же время, со своей стороны, не сносил никакой шутки, казавшейся ему обидною, не хотел выносить ни малейшего неудовольствия: одним словом, он как бы постоянно считал себя и выше и значительнее всех остальных».
Настойчивость и непоколебимость, которые Николай Павлович обнаруживал в своих играх, представляли в жизни великого князя совершенно иное явление. Они сохранились и в зрелом возрасте, составляя впоследствии отличительную черту его личности, как государя. Благодаря этим особенностям его детского характера, произошло знакомство Николая Павловича с сыном состоявшей при нем гувернантки, полковницы Адлерберг – Эдуардом, сделавшийся со временем генерал-адъютантом, графом и министром императорского двора. Знакомство это произошло следующим образом. Однажды, в 1799 году, идя с мисс Лайон на половину императрицы-матери, Николай Павлович увидел мальчика Адлерберга. Последний так ему понравился, что он схватил его за руку и непременно хотел вести с собою, чтобы вместе играть у императрицы. Графиня Ливен, госпожа Адлерберг и прочие гувернантки, зная строгость императрицы ко всему, что касалось этикета, и ее отвращение к малейшей фамильярности с частными людьми, стали отговаривать и останавливать великого князя, но он, как всегда, оставался непреклонен и требовал выполнения своего желания. Тогда мисс Лайон, зная, что дальнейшие уговоры послужат лишь к усилению упорства со стороны ее питомца, взяла на себя всю ответственность за свое решение и позволила великому князю взять с собою Адлерберга. Сначала императрица была недовольна этим, но Павел Петрович взял представленного мальчика под свое покровительство, а затем он понравился и самой императрице, так что ему было разрешено являться к великому князю, чтобы играть с ним вместе. После этого для Николая Павловича было избрано еще несколько товарищей игр.
В то же время Николай Павлович очень любил шахматы. Он любил рисовать, рисовал хорошо и занимался даже гравированием. Музыку в детстве и юношеские годы Николай Павлович, по его собственному признанию, совершенно не любил. Любовь к этому искусству развилась в нем лишь значительно позднее. Но он всегда любил хорошее церковное пение; сам пел иногда с певчими и много занимался придворным хором. В своих учебных занятиях он предпочитал, по-видимому, науки точные и практические, мало проявляя склонности к отвлеченным и умозрительным дисциплинам.
Любимыми местопребываниями Николая Павловича были Петергоф и Павловск; относительно Петергофа великий князь однажды заметил (в 1802 году), что любит его более других мест. К Павловску же великие князья так были привязаны, что, когда приходилось оттуда выезжать, они обхаживали все любимые свои места, со всеми прощались весьма нежно и препоручали их, как и свои крепости, кораблики и прочее, приставленному к их саду солдату.
Отрочество (1809-1812)
В 1809 году Николай Павлович вступил в отроческий возраст. Начало этого периода, по словам барона Корфа, ознаменовалось для великого князя Николая Павловича тем же самым явлением, которым начался для него период детства: разлукою с несколькими любимыми и дорогими лицами, новою обстановкою, новым образом жизни, новыми требованиями. При вступлении в детство ему пришлось разлучиться с нянею и гувернантками, этими представителями для него всего нежного, преданного и привязанного. Теперь, может быть, с гораздо меньшею необходимостью, отлучили от него и товарищей его детства и игр. Не только самые игры прежнего времени, но и присутствие этих мальчиков, разделявших эти забавы с великими князьями, были признаны неуместными для продолжения нравственного и умственного их образования: полагали, что, находясь в обществе посторонних, они только развлекаются больше, чем следовало бы, и, оставаясь в соприкосновении с другими детьми, именно от них заимствуют и нелюбовь, и невнимательность к наукам. Поэтому императрица Мария Федоровна признала за благо удалить от своих младших сыновей прежних товарищей их игр, которые, большею частью, были размещены в разные учебные заведения.
В 1809 году первоначальное преподавание заменяется более серьезным систематическим курсом, который приближался к университетскому. Помимо соображений императора Александра I, в этом проявилось стремление императрицы Марии Феодоровны ослабить увлечение военными занятиями младших великих князей. Императрица предложила испытать общественное воспитание и отправить Великих князей в Лейпцигский университет. Но этому решительно воспротивился император Александр Павлович. Вместо этого он рассмотрел возможность обучения младших братьев в учреждаемом в то время Царскосельском лицее. Но идея воспитывать Великих князей в общественном заведении не нравилась императору.
Тем не менее, Николай и Михаил приступили к обучению по программе, разработанной для лицея М.М. Сперанским и под его руководством[6]. Сверх лиц, уже преподававших, было приглашено несколько профессоров. Курс включал следующие дисциплины: политические (теория государственного управления, учение о законодательстве, администрации, суде, полиции, государственном хозяйстве, народном просвещении и духовном управлении); нравственные (Закон Божий, этика, логика, правоведение, политическая экономия); словесные (российская, латинская, французская, немецкая словесность и языки, риторика); исторические (российская и всеобщая история, физическая география); физические и математические (высшая математика, физика, астрономия, статистика); изящные искусства и гимнастические упражнения (рисование, танцы, фехтование, верховая езда, плавание).
Несмотря на занятость исполнением с 1809 года должности статс-секретаря, а с 1810 года – государственного секретаря в Государственном совете, М.М. Сперанский читал лекции по государственному управлению, правоведенью и политической экономии. Ф.П. Аделунг продолжил занятия по этике, логике и немецкой словесности, а дю Пюже – по всеобщей истории, географии и французской словесности. Русскую историю продолжил вести Н.М. Карамзин. Профессору Царскосельского лицея Н.Ф. Кошанскому были поручены чтения по риторике, латинской и русской словесности, которыми заслушивались Великие князья. Занятия по высшей математике, физике, астрономии также продолжил В.Ю. Крафт, кроме того он начал преподавать статистику. В помощники Крафту, главным образом по производству опытов, был приглашен профессор Пажеского корпуса Н.И. Вольгемут. Изобразительное искусство с 1810 года преподавал автор религиозных и исторических композиций профессор В.К. Шебуев. Гимнастическими упражнениями (фехтованием, верховой ездой, плаванием) с Великими князьями также занимались кавалеры.
С течением времени, по мере того, как выяснялась будущность, которая могла ожидать Николая Павловича в виду бездетности императора Александра, императрице Марии Федоровне пришлось смириться с невозможностью отстранить великого князя от занятий военными науками. Барон Корф отметил: «Этой победе нежной матери над личными своими вкусами способствовали, конечно, и обстоятельства того времени, когда беспрерывные войны, внесенные в Европу завоевательным духом величайшего гения новых времен – Наполеона, должны были убедить в невозможности для юношей, принадлежащих к русскому императорскому дому, исключительно гражданского воспитания. Словом, признано было за необходимое пригласить особых профессоров, которые прочитали бы Николаю Павловичу военные науки в возможно большей полноте».
Организацией преподавания военных наук заинтересовался сам государь император Александр I. По мнению Александра Павловича военное дело получило к этому времени все большее и большее значение в общей системе государственного управления. К началу XIX века государственное управление сравнительно с восьмидесятыми годами XVIII века милитаризируется, и это не могло не отразиться и на системе воспитания лиц императорской фамилии. Новое поколение великих князей, к которому принадлежал Николай Павлович, проходило иную школу, чем его старший брат, школу, на которой сказалось влияние не столько века политических мыслителей, сколько века воинских потрясений наполеоновской эпохи. В глазах самого императора Александра, однако, это и была теперь та школа, которую должен был пройти будущий правитель государства.
Выработать программу и вести преподавание военных наук было поручено инженер-генералу К.И. Опперману, который предложил в свои помощники полковника артиллерии А.И. Марковича и полковника‑лейтенанта Джанотти. В программу военных дисциплин входили: военное управление и администрация, артиллерия, инженерное дело и фортификация, история войн и военного искусства, топография, военная география и статистика.
Опперман и Джанотти являлись видными учеными в области военной техники, выделялись талантливостью и живостью преподавания. Благодаря им молодой великий князь, всей окружающей его атмосферой все более и более увлекаемый на путь военной службы, посвятил в свое время немало часов изучению более насущных вопросов военного искусства. Под влиянием Оппермана, военно‑инженерное искусство стало любимым делом Николая Павловича. Из него выработался на всю жизнь превосходный военный инженер.
Преподавание истории войн и военного искусства было возложено на Л.И. Депрерадовича. По его рекомендации Великие князья изучили «Обряд служб» (1770), «Инструкцию полковничью полку пехотному» (1764) и «полку конному» (1766) П.А. Румянцева, и трактат А.В. Суворова «Наука побеждать»[7]. Главным для Николая Павловича, как полководца стал суворовский принцип «учить войска тому, что необходимо на войне».
В итоге к 1812 году Наследник цесаревич Николай Павлович получил общее военное образование, в котором объединились русское военное искусство с прагматичным подходом военного инженера. К шестнадцати годам он обладал обширными познаниями в военном деле и мог самостоятельно судить о военных действиях. Но ему недоставало практического опыта. Возможность для восполнения этого пробела очень скоро представилась.
Высшая математика и политические науки в одинаковой степени не пользовались его симпатиями. Зато прикладная физика и механика возбуждали в нем большой интерес. Особенно он любил инженерное искусство, знал его хорошо и позднее любил говаривать про себя: «Мы, инженеры…» Вообще, как в детстве военные игры, так в юношеском возрасте военные занятия делались все более и более предметом его увлечения.
Первоначально гражданским наукам он чувствовал менее всего склонности. Но постепенно в сознании Николая Павловича происходит перелом. Начиная с издания указа Александра I 1806 года, которым Великий Князь объявляется Наследником цесаревичем, он начинает осознавать, что ему предстоит стать не только военачальником, но и государем. А это значит, что знаний только в военном деле ему недостаточно. Николай начинает со всей серьезностью подходить к изучению политических наук.
Благодаря своим воспитателям Николай понимает, что быть Самодержцем значит не только единолично принимать решения и повелевать, но и нести ответственность за судьбы великой империи и своего народа. Тем самым в его характере начинает формироваться не надменность, высокомерие, строптивость и своеволие, а непреклонная воля, твердость убеждений, настойчивость, честность и глубокая порядочность.
При этом несмотря на то, что по своим убеждениям его учителя Н.М. Карамзин и М.М. Сперанский являлись представителями противоположных лагерей, от каждого из них он воспринял то, что необходимо для выдающегося правителя: от Карамзина – любовь к своему государству, гордость за русский народ и Отечество, глубокую убеждённость в том, что он является божьим избранником, которому управление страной и народом было вверено самим Богом; от Сперанского – верховенство закона для всех поданных без исключения, понимание разумного устройства государственной власти в её делении на три ветви: законодательную, исполнительную и судебную при сохранении самодержавия, необходимость создания органа, представляющего законодательную власть – Думы, поскольку обсуждение законопроектов предполагало участие большого количества людей. От него же он подчерпнул настоятельную необходимость скорейшей отмены крепостного права, тормозящего экономическое развитие страны, развития промышленности, транспорта и торговли, упорядоченья финансов и денежного обращения, протекционизма для отечественного производителя и многое другое.
По первоначальному плану императора, занятия Николая Павловича должны были продолжаться до достижения им восемнадцатилетнего возраста, но когда ему наступило шестнадцать лет, в июне 1812 года, занятия были прерваны, так как Наполеон вторгся в пределы России и началась Отечественная война.
Биографии
Леонтий Иванович Депрерадович 1-й (1766-1844) – генерал-лейтенант (1806), генерал-адъютант (1812), граф (1826). Происходит из сербского дворянского рода Прерадовичей, брат Николая Ивановича Депрерадовича, начальника 1-й гвардейской кирасирской дивизии во время Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов 1813 и 1814 годов.
Начал службу в 1771 году вахмистром в Бахмутском гусарском полку, был произведён в офицеры, затем служил в Валашском и Украинском гусарских полках, Смоленском драгунском полку, в котором был произведён в полковники, и в Астраханском гренадерском полку.
Участвуя в войнах против турок (в 1768-1774 и 1787-1792 годах) и поляков (в 1783, 1784, 1794 годах), Депрерадович проявил необыкновенное мужество и был награждён золотыми Очаковским и Пражским крестами и чинами секунд- и премьер-майора. 26 ноября 1795 года Л.И. Депрерадович был пожалован орденом св. Георгия 4-й степени «за отличную храбрость, оказанную 29 сентября 1794 года при Мациовицах, при разбитии польского мятежника Костюшки, где он, врубясь с тремя эскадронами в неприятельскую колонну, обратил оную в бегство и отбил 8 орудий». При штурме Праги в 1794 году Депрерадович атаковал неприятельскую артиллерийскую батарею и был тяжело ранен картечью. 13 августа 1799 года Депрерадович был произведён в генерал-майоры и назначен командиром лейб-гвардии Семёновского полка. Находился с полком в походе 1805 года против французов и 24 февраля 1806 года был награждён орденом Святого Георгия 3-й степени «в воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в сражении 20-го ноября при Аустерлице против французских войск».
Благодаря особому доверию шефа полка, императора Александра Павловича, Депрерадович с 1800 года был полковым командиром, с 1806 года, после возвращения из похода – воспитателем Великого князя Наследника Цесаревича Николая Павловича. В 1812-1825 годах состоял генерал адъютантом при Его императорском Высочестве. С 1826 года – член Государственного Совета.
Леонтий Иванович Депрерадович умер 7 февраля 1844 года, пережив на 20 лет свою жену Наталью Николаевну, урождённую княжну Горчакову.
Николай Исаевич Ахвердов (1754-1817) – российский государственный деятель и педагог, гражданский губернатор Архангельской губернии (1797-1798), генерал-лейтенант (1809). Родился 20 сентября (1 октября) 1754 года. Отец – Исай Васильевич Ахвердов, секунд-майор Грузинского гусарского полка, мать – княжна Анна Герасимовна Челокаева (Чолокашвили). Братья: Фёдор Исаевич (1773-1820) и Александр Исаевич (1762-1810) Ахвердовы. После окончания в 1776 году Сухопутного шляхетского кадетского корпуса с чином поручика и золотой медалью, был выбран в спутники графу Алексею Бобринскому для командирования в Германию, Англию, Францию и Италию с целью изучения памятников искусства. В 1779 году, после возвращения из-за границы, был произведен в секунд-майоры с назначением в Кадетский корпус офицером-воспитателем. В 1782-1788 годах служил в Экспедиции о государственных доходах. В 1788-1797 годах служил при правителе Колыванского наместничества. В 1797-1798 годах служил гражданским губернатором Архангельской губернии. С 1799 года служил преподавателем великих князей Николая и Михаила, преподавал им русский язык, историю, географию и арифметику. С 1806 года – почётный член Императорской Академии художеств, с 1811 года – почётный член «Общества любителей российской словесности». Награждён орденами Святой Анны 1-й степени и Святого Владимира 4-й степени. Умер 8 (20) июля 1817 года. Похоронен на Волковском православном кладбище в Санкт-Петербурге. Надгробная надпись гласила: «Служил государям и отечеству с верою и честью в офицерском чине 43 года. По добродетельной жизни и отличным своим достоинствам был избран к наставлению и преподаванию многих наук Их Императорским Высочествам, благоверным государям великим князьям, при которых находился 15 лет неотлучно…».
Павел Иванович Арсеньев (1770-1840) – русский военачальник, генерал-лейтенант. С 1802 года был воспитателем будущего российского императора Николая I и великого князя Михаила Павловича. Офицер – с 1786 года, полковник – с 1808 года, генерал-майор – с 1816 года. На службе находился до 1826 года. Уволен в отставку с производством в генерал-лейтенанты. Награждён орденом Святого Георгия 4-й степени (26 ноября 1816 года), орденом Св. Анны 1-й степени, другими орденами. Умер 10 (27) ноября 1840 года. Похоронен на кладбище Свято-Данилова монастыря в Москве.
Александр Павлович Алединский (1775-1841) – генерал-лейтенант русской императорской армии, один из воспитателей великих князей Николая и Михаила Павловичей. Родился 11 (22) августа 1775 года, происходил из дворянского рода Псковской губернии, сын коллежского советника, служившего по ведомству иностранных дел и коммерц-коллегии Павла Михайловича Алединского.
Образование получил в 1-м кадетском корпусе, откуда в 1793 году выпущен поручиком в Московский гренадерский полк. В 1794 году, во время войны против польских повстанцев, участвовал во взятии Вильны, а в 1798 году выступил в заграничный поход с войсками, отправленными на помощь Австрии против французов. По прибытии в Северную Италию, в 1799 году, участвовал, в период с 14 апреля по 12 июля, в целом ряде сражений: у Лекко, на реке Адде, при Басиньяно и Писсто, на реке По, на реках Тидоне, Треббии и Нуре; за последнее сражение пожалован орденом Святой Анны 4-й степени. В том же году, 15 июня, участвовал в ночной экспедиции при крепости Тортоне, а с 4 по 12 июля находился при бомбардировании и осаде Александрийской цитадели; за отличие в сражении при Нови награждён орденом Святой Анны 2-й степени. Затем Алединский участвовал в знаменитом переходе Суворова через Альпы, в боях 13 и 14 августа, на горе Фогельберг, при взятии штурмом Урзерна и Чёртова моста, за что пожалован орденом Святого Иоанна Иерусалимского и пенсией по 300 рублей в год. 19 и 20 августа принимал участие в сражении в Муттенской долине. Из этой кампании Алединский возвратился в Россию в чине капитана.
В 1803 году Алединский, по прошению, был уволен в отставку, но в 1804 году снова принят на службу в чине майора и с назначением в звание «кавалера к воспитанию» великих князей Николая и Михаила Павловичей. В 1810 году произведён в подполковники с переводом в Лейб-гвардии Преображенский полк и с оставлением в том же звании. Состоя при великих князьях, Алединский с 1814 по 1823 год сопровождал их в путешествиях за границу и по России. В 1816 году он был произведён в генерал-майоры и 13 февраля 1823 года за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени. В 1828 году Алединский был произведён в генерал-лейтенанты и с того же времени по 1841 год исправлял должность гофмейстера при дворе великого князя Михаила Павловича. 26 сентября 1836 года ему был пожалован особый диплом на дворянское достоинство. Умер 4 (16) сентября 1841 года в Санкт-Петербурге, похоронен на Смоленском православном кладбище.
Григорий Андреевич Глинка (1776-1818) – русский филолог, поэт, прозаик, переводчик; статский советник. Родился 22 февраля (4 марта) 1776 года в сельце Закупе Духовщинского уезда Смоленской губернии, в имении своего отца, отставного подпоручика лейб-гвардии Преображенского полка Андрея Ильича Глинки – от второго брака его с баронессой Шарлоттой Антоновной Платен. По обычаям того времени 3 апреля 1782 года был зачислен в пажи Екатерины II; с 24 февраля 1793 года – камер-паж, 30 декабря того же года произведён в поручики лейб-гвардии Семёновского полка, а 22 апреля 1797 года – в капитан-поручики. В 1800 году оставил военную службу и поступил сначала в коллегию иностранных дел, а затем был цензором в Кронштадте и впоследствии в Санкт-Петербурге. Был избран корреспондентом Вольного общества любителей словесности, наук и художеств 22 марта 1803 года и состоял в нём до 2 июня 1806 года. С 20 марта 1803 года он был назначен профессором русского языка и русской словесности в Дерптский университет. Это был первый случай занятия профессорской кафедры русским дворянином, что отметил в своей статье в «Вестнике Европы» Н.М. Карамзин. Профессор Глинка преподавал в Дерпте семь лет; выйдя 30 июня 1810 года в отставку, он уехал жить в свое имение. В 1811 году назначен на должность кавалера Великих князей Николая и Михаила Павловичей. Кроме своих прямых обязанностей, Глинка преподавал будущему монарху отечественную словесность и сопровождал его в путешествиях в 1816 году в России и за границей; готовился сопровождать и Великого князя Михаила Павловича, но 9 февраля 1818 года скоропостижно скончался от аневризма сердца.
Алексей Иванович Корсаков (1 (12) сентября 1751 года – 28 августа (9 сентября) 1821 года) – государственный деятель, генерал от артиллерии (1800), директор Артиллерийского корпуса, президент Берг-коллегии, сенатор, коллекционер, знаток и ценитель предметов искусства. Младший брат главного строителя крепости и города Херсон, Николая Ивановича Корсакова (1749-1788).
Родился 1 (12) сентября 1751 года в небогатой семье секунд-майора Ивана Герасимовича Корсакова-меньшого (ум. 1770) – представителя новгородской ветви дворянского рода Корсаковых, известного ещё с XIV века. В 1763-1768 годах проходил обучение в Артиллерийском и инженерном шляхетском кадетском корпусе. В 1768 году был определён штык-юнкером во 2-й фузилёрный полк, а в 1771 году произведён в подпоручики. В 1774 году произведён в капитаны артиллерии и назначен адъютантом своего родственника, генерала Михаила Ивановича Мордвинова, директора Артиллерийского и инженерного шляхтского кадетского корпуса. В 1776 году переведён в 1-й фузилёрный полк. В 1781 году произведён в майоры, зачислен по гарнизонной артиллерии и определен на пороховые заводы. В 1784 году переведён в Артиллерийский и инженерный кадетский корпус. В 1787 году переведён в Бомбардирский полк и через год возвращён на службу в Артиллерийский и инженерный кадетский корпус. В 1789 году произведён в подполковники, в 1794 году – в полковники.
В 1794 году Корсаков был избран в почётные члены Академии художеств за «знание, любовь и почтение к достохвальным художествам». С 1796 года – в чине генерал-майора. В 1797-1799 годах – директор Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса. В марте 1798 года Павел I произвёл Корсакова в генерал-лейтенанты и командировал в Сибирь и на Урал для поиска селитры на нужды пороховых заводов. По возвращении из Сибири в октябре 1798 года он был назначен начальником Артиллерийской экспедиции. В 1800 году (16 февраля) произведён в генералы от артиллерии и назначен (7 марта) инспектором всей артиллерии и командиром Лейб-гвардии артиллерийского батальона. С этого момента он руководил обеспечением артиллерии и инженерных войск. За успехи в делах Павел I объявил Корсакову «высочайшее благоволение». В 1803 году (22 апреля) назначен президентом Берг-коллегии и присутствующим в I департаменте сената и главным директором Горного училища (с 1804 года – Горный кадетский корпус).
В 1811 году из-за конфликта с Аракчеевым Корсаков подал в отставку. До конца своей жизни оставался сенатором и посещал заседания Сената. Последние годы своей жизни Корсаков прожил в Санкт-Петербурге, присутствуя в Сенате.
Награды: Орден Святого Владимира 2-й степени (07.10.1796); Орден Святой Анны 1-й степени (16.06.1799); Орден Святого Иоанна Иерусалимского большого креста (3.8.1800); Орден Святого Александра Невского (15.9.1801); алмазные знаки к ордену (5.9.1806); Орден Святого Георгия 4-й степени за выслугу лет (26.11.1802).
Фёдор Павлович Аделунг (при рождении Фридрих фон Аделунг; нем. Friedrich von Adelung; 25 февраля 1768 года, Штеттин – 18 (30) января 1843, Санкт-Петербург) – русский, немецкий историк, философ, библиограф, действительный статский советник (1825), член-корреспондент (1809) и почётный член (1838) Петербургской Академии наук, лингвист.
Родился в Штеттине 25 февраля 1768 года. Племянник Иоганна Кристофа Аделунга, отчасти продолжатель его научной деятельности, особенно в области языкознания. По окончании курса в Лейпцигском университете путешествовал по Европе и в 1794 году приехал в Санкт-Петербург. В 1795-1797 годах служил в Митаве, потом в Санкт-Петербурге занимался коммерческими делами с придворным банкиром Александром Ралем, был цензором немецких книг и директором немецкого театра. С 1803 года назначен в наставники великих князей Николая и Михаила Павловичей. В 1804 году основатель Харьковского университета Василий Каразин на благотворительные пожертвования приобрёл у Ф.П. Аделунга для только что созданного университета ценную графическую коллекцию в количестве 2477 экземпляров (в том числе 1297 гравюр и 59 акварельных рисунков, оригиналы произведений итальянских, немецких, голландских гравёров XVI столетия, а также французских и английских мастеров XVI-XVIII веков). Впоследствии на базе этого собрания был создан Харьковский художественный музей. Составил с экономистом А.К. Шторхом положившее начало русской книжной статистике «Систематическое обозрение литературы в России в течение пятилетия с 1801 по 1806 г.» (ч. 1-2, 1810-1811). В 1809 году Российская Академия наук избрала его в члены-корреспонденты, университеты Харьковский и Дерптский – в почётные члены. С 1819 года на службе в Коллегии иностранных дел. В 1824 году – управляющий, в 1825 году занимал должность начальника Учебного отделения восточных языков при Министерстве иностранных дел (в дальнейшем Институт восточных языков), сменив уехавшего служить на Кавказ Г.М. Влангали. Создал при Учебном отделении музей, в который передавались рукописи, книги, а также найденные на Востоке и в Средней Азии древние и действующие монеты (в дальнейшем Румянцевский музей). Начальником Учебного отделения он прослужил почти 18 лет и в этой должности умер 18 (30) января 1843 года. Похоронен на Волковском лютеранском кладбище – с женой Фредерикой и внуком Ф.П. Кёппеном. В начале XIX века выдвинул свои соображения о причинах исторического развития языка. Сформулировал критерии различия в степенях языкового родства, предполагающие сравнения их грамматических структур.
Список его произведений обширен и разнообразен. Писал он на немецком языке по русской археологии и обзору сказаний иностранцев о древней России, введя в широкий научный оборот, в частности, сочинение Сигизмунда Герберштейна и других авторов: Siegmund Freiherr von Herberstein (St. Petersburg 1818); August Freiherr von Meyerberg und seine Reisen in Rußland (St. Petersburg 1827); Библиография иностранных карт России с 1306 по 1699 годы; Митридат, или Всеобщее языкознание. – 1806; О сходстве санскритского языка с русским. – 1811; Корсунские врата, находящиеся в Новгородском Софийском соборе. – М., 1834; Альбом Мейерберга. Виды и бытовые картины России XVII века. – 1903; Kritisch-literarische Übersicht der Reisenden in Rußland bis 1700 (сводный труд, St. Petersburg 1846, 2 Bände; русский перевод: «Критико-литературное обозрение путешественников по России до 1700 г. и их сочинений» ч. 1-2, М., 1864), изданная после смерти автора, была удостоена полной Демидовской премии, причем обычную в этих случаях рецензию писал натуралист академик К. М. Бэр. Помимо трудов по истории, Ф.П. Аделунгу принадлежат: Bibliotheca sanscrita (2. Aufl., St. Petersburg 1837), получившая всеевропейскую известность библиография санскритского языка Übersicht aller bekannten Sprachen und ihrer Dialekte (St. Petersburg 1820).
Николай Михайлович Карамзин (1 (12) декабря 1766 года, Знаменское, Симбирская губерния (либо село Михайловка (Преображенка), Оренбургская губерния) Российская империя – 22 мая (3 июня) 1826 года, Санкт-Петербург, Российская империя) – российский историк, крупнейший русский литератор эпохи сентиментализма, прозванный «русским Стерном». Создатель «Истории государства Российского» (тома 1-12, 1803-1826) – одного из первых обобщающих трудов по истории России. Редактор «Московского журнала» (1791-1792) и «Вестника Европы» (1802-1803). Действительный статский советник. Карамзин вошёл в историю как реформатор русского литературного языка. Он обогатил язык некоторыми словами-кальками (например, «занимательный») и популяризировал более ранние (например, «трогательный», «влияние»), именно он придал современное толкование термину «промышленность».
Николай Михайлович Карамзин родился 1 (12) декабря 1766 года около Симбирска в родовом селе Карамзинке (по другой версии – родился в деревне Каразихе (Михайловке) Оренбургской губернии). Вырос в усадьбе отца, отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина (1724-1783), среднепоместного симбирского дворянина из рода Карамзиных, происходящего от татарского Кара-мурзы, и матери – Екатерины Петровны Пазухиной. Первоначальное образование получил в частном пансионе в Симбирске. В 1778 году был отправлен в Москву в пансион профессора Московского университета И.М. Шадена. Одновременно посещал в 1781-1782 годах лекции И.Г. Шварца в Московском университете.
В 1781-1784 годах Карамзин служил в лейб-гвардии Преображенском полку, из которого вышел в отставку в чине поручика и больше никогда не служил, предпочтя жизнь светского человека и литератора. Ко времени военной службы относятся его первые литературные опыты. После отставки некоторое время жил в Симбирске, а потом – в Москве. В Симбирске вступил в масонскую ложу «Золотого венца», а после приезда в Москву в течение четырёх лет (1785-1789) был членом «Дружеского учёного общества». В Москве Карамзин познакомился с писателями и литераторами: Н.И. Новиковым, А.М. Кутузовым, А.А. Петровым, участвовал в издании первого русского журнала для детей – «Детское чтение для сердца и разума».
В 1789-1790 годах, путешествуя по Европе, посетил Иммануила Канта в Кёнигсберге, восхитился Берлином и побывал в Париже во время Великой французской революции. По впечатлениям от этой поездки были написаны знаменитые «Письма русского путешественника», публикация которых сразу же сделала Карамзина известным литератором. Некоторые филологи считают, что именно с этой книги ведёт свой отсчёт современная русская литература. В литературе русских «путешествий» Карамзин действительно стал пионером – быстро нашедшим как подражателей (В.В. Измайлов, П.И. Сумароков, П.И. Шаликов), так и достойных преемников (А.А. Бестужев, Н.А. Бестужев, Ф.Н. Глинка, А.С. Грибоедов). Именно с тех пор Карамзин и считается одним из главных литературных деятелей России.
По возвращении из поездки в Европу Карамзин поселился в Москве и начал профессионально заниматься писательской и журналистской деятельностью, приступив к изданию «Московского журнала» (1791-1792) – первый русский литературный журнал, в котором среди других произведений Карамзина появилась упрочившая его славу повесть «Бедная Лиза». Затем выпустил ряд сборников и альманахов: «Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной словесности», «Мои безделки», которые сделали сентиментализм основным литературным течением в России, а Карамзина – его признанным лидером. Помимо прозы и стихов, «Московский журнал» систематически публиковал рецензии, критические статьи и театральные разборы. В мае 1792 года в журнале была напечатана рецензия Карамзина на ироикомическую поэму Николая Петровича Осипова «Виргилиева Энеида, вывороченная наизнанку».
Император Александр I именным указом от 31 октября 1803 года даровал Карамзину звание историографа. К званию тогда же было добавлено 2 тыс. руб. ежегодного жалования. Титул историографа в России после смерти Карамзина не возобновлялся. С начала XIX века Карамзин постепенно отошёл от художественной литературы, а с 1804 года, после назначения на должность историографа, он прекратил всякую литературную работу, «постригся в историки». В связи с этим он отказывался от предлагавшихся ему государственных постов, в частности, от должности тверского губернатора. Почётный член Московского университета (1806).
В 1811 году Карамзин написал «Записку о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», в которой отражались взгляды консервативных слоёв общества, недовольных либеральными реформами императора. Своей задачей он ставил доказательство того, что никаких преобразований проводить в стране не нужно. «Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях» сыграла также роль набросков к последующему огромному труду Карамзина по русской истории. В феврале 1818 года Карамзин выпустил в продажу первые восемь томов «Истории государства Российского», трёхтысячный тираж которых разошёлся в течение месяца. В последующие годы вышли ещё три тома «Истории», появился ряд её переводов на главнейшие европейские языки. Освещение русского исторического процесса сблизило Карамзина с двором и царём, поселившим его подле себя в Царском Селе. Политические воззрения Карамзина эволюционировали постепенно, и к концу жизни он стал убеждённым сторонником абсолютной монархии. Незаконченный 12-й том «Истории» был издан после смерти автора.
Карамзин скончался от чахотки 22 мая (3 июня) 1826 года в Санкт-Петербурге. По преданию, смерть его стала следствием простуды, полученной 14 декабря 1825 года, когда Карамзин воочию наблюдал события на Сенатской площади. Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.
Вольфганг Юрьевич Крафт (нем. Wolfgang Ludwig Kraft, Крафт Вольфганг Людвиг; 25 августа 1743 года, Санкт-Петербург – 20 ноября 1814 года, Санкт-Петербург), математик, физик, адъюнкт по физике (22 декабря 1768 года), профессор экспериментальной физики Петербургской академии наук (8 апреля 1771 года).
Сын академика Г.В. Крафта (1701–1754). Когда Вольфгангу исполнился год, его семья переехала из России в Германию, город Тюбинген, отец стал преподавать в Тюбингенском университете. В детстве его прочили в священники, однако он решил пойти по стопам отца. Образование получил в Тюбингенском университете, где в 1764 году опубликовал диссертацию «Об отношении весов на полюсе и экваторе» («De ratione ponderum sub polo et aequatore»).
Крафт вернулся в Россию в 1767 году. В августе 1767 года Академия наук заключила контракт с Крафтом на исполнение им обязанностей «обсерватора при обсерватории». 22 декабря 1767 года на основании отзыва Л. Эйлера избран адъюнктом Академии наук. Осенью 1767 г. назначен руководителем одной из двух экспедиций, направлявшихся Академией наук в Оренбург для наблюдения за прохождением Венеры по диску Солнца в 1769 году. Сочинение Крафта о предстоящем явлении было зачитано на заседании Конференции академии наук еще 6 июля 1767 г. 28 февраля 1769 года Крафт прибыл в Оренбург и безотлагательно приступил к астрономическим наблюдениям. После успешного проведения экспедиции, по возвращении в анкт-Петербург, Крафт попытался вести самостоятельные наблюдения в Академической обсерватории, но из-за противодействия академика С.Я. Румовского ему в этом было отказано. Тогда Крафт попросил выделить ему средства на создание собственной домашней обсерватории, и, поскольку академия в этом отказала, он построил ее на собственные средства в 1771 году. Обсерватория находилась на чердаке над квартирой Крафта. Наблюдения велись через отверстие в кровле с помощью «зрительной трубы Доллонда», ахроматической с фокусным расстоянием в 10 футов. Моменты контактов при схождении и расхождении дисков Солнца и Луны определялись с точностью до долей секунды. Известно, что Крафт наблюдал в своей обсерватории затмение Солнца, происшедшее 12 марта 1773 года.
Крафт рассматривал статистические данные о движении народонаселения в Санкт-Петербург в 17-летний период с 1764 по 1780 год и пришел к выводу, что в Петербурге из 1000 человек умирает ежегодно около 28, в то время как в других больших городах на 1000 человек приходится 42 умирающих, отмечая при этом, что смертность в Санкт-Петербурге сильнее всего в мае и слабее всего в ноябре. Эта работа Крафта была особо отмечена директором Академии наук Е.Р. Дашковой, которая выразила желание, «чтобы и другие академики посвящали труды свои таким предметам исследований, которых потребно для пользы русского общества и для блага России». Крафт сформулировал требования, предъявляемые к статистическим данным о народонаселении, ввел показатели плодовитости и смертности, вывел формулу для вычисления прироста населения, в частности, формулу для периода удвоения числа жителей.
В 1771–1810 годах Крафт руководил Физическим кабинетом Петербургской академии наук. 13 октября 1774 г. представил проект восстановления Кабинета экспериментальной физики при Академии. В 1805–1806 годах пополнил его приборами и другим ценным оборудованием, но рассматривал кабинет как собрание редкостей, а не как исследовательскую лабораторию. Был в числе трех наблюдателей от академии наук при установлении громоотвода на колокольне Святого Петра в Петропавловской крепости 30 сентября 1774 года. В июне 1780 г. входил в состав комитета для определения скорости течения Невы. Работал вместе с Л. Эйлером, помогая ему в вычислениях для трактатов: «Theoria motus lunae».
В 1782 году Крафта назначили профессором математики в сухопутном кадетском корпусе, затем профессором в инженерном корпусе. В 1802 г. стал почетным членом департамента адмиралтейства. Учил математике детей императора Павла I, великих князей Константина, Николая, Михаила и великих княжон. Также преподавал в Горном институте. Был профессором в императорской Академической гимназии, также написал несколько учебников для ее учеников.
Член Вольного экономического общества, Общества естествоиспытателей в Москве, обществ в Берлине, Лондоне. В честь Крафта назван лунный кратер диаметром 51 километр. Напечатал несколько ученых мемуаров в изданиях Академии: Acta, Nova Acta, и Novi Commentarii; за статью «Essai sur les tables lunaires d’Euleur» (Nova Acta, 1788) получил премию от одного из английских ученых обществ; замечательны его мемуары: «Essai sur les nombres premiers» (Nova Acta, 1802) и статья об оспопрививании в России (Nova Acta, VIII). Его перу принадлежат три книги математического содержания, из которых наибольшее значение имеет «Трактат о простых числах» («Essai sules nombres premiers» // Nova Akta Akad. Sci. Petropol, t.12), а также два издания, посвященные решению задач внешней баллистики, где, развивая методы Безу, он построил интересное решение; центральное место в них уделено разработке принципа построения баллистических таблиц. В 1779 году было издано на русском языке руководство Крафта по физике «Краткое начертание открытого прохождения опытной физики, преподаваемой при Петербургской академии в пользу ее любителей». Учебник Крафта сыграл немаловажную роль в постановке преподавания физики в России в то время. Занимаясь физикой, опубликовал в Трудах Академии несколько работ по теории электрофора, описал наблюдения над склонениями магнитной стрелки, произведенные в Санкт-Петербурге в 1778 году. На основе различных опытов и изучения световых действий электрического тока в 1802 г. опубликовал статью «О гальванических опытах», а в 1804 году составил конкурсную задачу на тему природы света. Крафтом составлена инструкция с изложением технических условий изготовления термометров и барометров. Он также сконструировал прибор для регистрации колебания уровня воды в Неве и проанализировал невские наводнения со времени основания Санкт-Петербурга до 1777 года. С 1803 года Крафт был сотрудником «Технологического журнала», выпускаемого Петербургской АН, в котором печатались популярные статьи по науке и технике, внесшие огромный вклад в развитие техники и технологии производства в России.
Граф (1839) Михаил Михайлович Сперанский (1 (12) января 1772 года – 11 (23) февраля 1839 года) – русский общественный и государственный деятель, реформатор, законотворец. Выходец из духовного сословия, сын священника, благодаря своим способностям и трудолюбию привлёк внимание императора Александра I и, заслужив его доверие, возглавил его реформаторскую деятельность. В 1816-1819 гг. – пензенский губернатор, в 1819-1821 гг. – сибирский генерал-губернатор. При Николае I руководил работой по кодификации законодательства, заложив основы теоретического правоведения (юридической науки) в России. Участвовал в воспитании цесаревича Александра Николаевича, который через полвека возобновил либеральные реформы в России.
Михаил Михайлович Сперанский родился 1 января 1772 года в селе Черкутино Владимирской губернии (сейчас – Собинский район Владимирской области). Отец его, Михаил Васильевич (1739-1801), служил священником храма Святителя и Чудотворца Николая в поместье екатерининского вельможи Салтыкова и был благочинным черкутинской округи. Все заботы по быту целиком и полностью лежали на матери – Прасковье Фёдоровой (1741-1801), дочери дьякона церкви села Скоморохова (ныне Киржачского района Владимирской области). Из всех детей до совершеннолетия доросли только два сына и две дочери. Михаил был старшим ребёнком. Он был мальчиком слабого здоровья, склонным к задумчивости, рано выучился читать. Почти всё своё время Михаил проводил в одиночестве или же в общении с дедом Василием, сохранившим замечательную память на разные житейские истории. Именно от него получил будущий государственный деятель первые сведения об устройстве мира и месте человека в нём. Мальчик регулярно ходил со своим слепым дедом в церковь и там читал «Апостол» и «Часослов» вместо пономаря. Мальчику было шесть лет, когда в его жизни произошло событие, оказавшее огромное влияние на дальнейшую жизнь: летом в Черкутино приехали владелец поместья Николай Иванович Салтыков, который был тогда гофмейстером Двора наследника престола Павла Петровича, и протоиерей Андрей Афанасьевич Самборский, который позже (с 1784 года) стал духовником великих князей Александра и Константина Павловичей. Самборскому мальчик очень полюбился, он познакомился с его родителями, играл с ним, носил на руках, в шутку приглашал в Петербург.
Около 1780 года Михаил был устроен во Владимирскую епархиальную семинарию, где, ввиду обнаруженных им способностей, и был записан под фамилией Сперанский, то есть «подающий надежды» или «заслуживающий доверия» (от латинского термина spero, или speraro, который соответствовал русскому слову «надеяться»). Ни его отец, ни его дед не имели фамилии. В этом заведении у Сперанского открылись блестящие способности к чтению и размышлениям, самостоятельность и твёрдость характера, а также ярко выраженное умение ладить со всеми, добродушие и скромность. Среди самых способных учащихся необычайно одарённый Сперанский выдвигается на первое место. Помимо языков (русского, латинского, древнегреческого) семинаристы штудировали риторику, математику, физику, философию и богословие. Конечно, методика обучения была схоластической, огромное количество текстов заучивалось наизусть. Став «студентом философии» (1787 год), Сперанский, ранее удостоенный чести носить архиерейский посох, был взят в «келейники» к ректору (префекту) семинарии игумену Евгению (Романову). В этом же году Сперанский предпринял первое в своей жизни относительно дальнее путешествие в Москву для встречи с А. А. Самборским. 16 июня 1788 года Сперанский пишет Самборскому из Владимира с мольбой к столичному покровителю письменно походатайствовать перед церковным начальством об удовлетворении своих стремлений учиться в Московском университете и изучать дополнительные иностранные языки. Реакция Самборского неизвестна. Летом 1788 года Владимирская семинария была объединена с Суздальской и Переяславской семинариями в одно учебное заведение, расположившееся в Суздале. Синод был озабочен низким уровнем подготовки священнослужителей. Во многих семинариях, по его мнению, слушателям не давали достаточных знаний. Поэтому было принято решение о создании на базе Славяно-греко-латинской семинарии, располагавшейся в Александро-Невском монастыре Петербурга, «главной семинарии», которая в 1797 году была преобразована в Духовную академию. Программа была составлена с учётом рационалистического и философского духа того времени. Она предусматривала безусловное изучение как традиционных семинарских дисциплин – богословия, метафизики, риторики, древнегреческого языка, так и дисциплин светских – математики, истории. В распоряжении семинаристов была богатейшая библиотека, в которой имелись в подлинниках труды многих западноевропейских мыслителей.
В Александро-Невскую семинарию направлялись лучшие слушатели провинциальных семинарий со всей России. В их число удостоился чести попасть и Михаил Михайлович Сперанский, по направлению прибывший в столицу. В обновлённой Александро-Невской семинарии главный упор (помимо собственно богословских дисциплин) был сделан на высшую математику, опытную физику, «новую» философию (включая творчество «богоборцев» Вольтера и Дидро) и на французский язык (международное средство общения интеллектуалов того времени). Во всех этих дисциплинах Сперанский быстро сделал блестящие успехи. Свободно овладев французским, он увлёкся просветительской философией, что наложило несмываемый отпечаток на него в будущем. Чрезвычайно интенсивный характер обучения в «главной семинарии» вместе с суровым монашеским воспитанием воздействовали на семинаристов в сторону выработки у них способности к продолжительным и напряжённым умственным занятиям. Постоянные упражнения в написании сочинений развивали навыки строгого, логичного письма. Выдающийся ум и независимость суждений проявляются в ученических проповедях Сперанского. Среди сокурсников Сперанского были: будущий экзарх Грузии Феофилакт, литератор и переводчик греческих классиков Иван Иванович Мартынов, поэт, преподаватель риторики, историк Сибири, визитатор сибирских училищ, автор «Исторического обозрения Сибири» Пётр Андреевич Словцов.
В 1792 году митрополит Санкт-Петербургский Гавриил предложил Сперанскому остаться в стенах семинарии для преподавания естественно-научных дисциплин. Весной он был определён на должность учителя математики «главной семинарии» России; через три месяца Сперанскому поручили вести ещё и курсы физики и красноречия, позднее (с 1795 года) – курс философии. Помимо лекционной работы молодой преподаватель со страстью занялся литературным трудом: писал стихи, составил развёрнутую «канву романа», размышлял над сложнейшими философскими проблемами. В журнале «Муза» за 1796 год были опубликованы его стихотворения: «Весна», «К дружбе», «Мысли при колыбели младенца» и другие. Наиболее значительное из его произведений данного времени – «Правила высшего красноречия» (распространялось в рукописи среди семинаристов), другое – рассуждение «О силе, основе и естестве». Оба были опубликованы уже после смерти Сперанского.
В 1795 году митрополит Гавриил рекомендовал Сперанского князю А. Б. Куракину, богатому и влиятельному вельможе, на должность домашнего секретаря. Молодой человек явился к Куракину, и тот устроил ему экзамен: поручил написать одиннадцать писем разным лицам. Князю потребовался целый час, чтобы вкратце объяснить содержание писем, а Сперанскому только ночь, чтобы всё написать. В шесть часов утра одиннадцать писем, составленные в изысканной форме, лежали на столе Куракина. Вельможа был покорён. Кроме исполнения обязанностей домашнего секретаря, Куракин поручил Сперанскому обучать русскому языку своего десятилетнего сына – Бориса Алексеевича (будущего сенатора, 1822) и девятилетнего племянника – Сергея Уварова (будущего президента Санкт-Петербургской Академии наук и министра народного просвещения России). Когда князь Куракин, в конце 1796 года при воцарении Павла I, получил должность генерал-прокурора, он предложил Сперанскому отказаться от преподавательской деятельности и служить в его канцелярии. Митрополит, не желая отпускать способного молодого человека на светскую службу, предложил ему принять монашество, открывавшее путь к архиерейскому сану, но Сперанский сделал выбор, круто изменивший его судьбу: 2 января 1797 года он был зачислен в канцелярию генерал-прокурора на должность делопроизводителя с чином титулярного советника. В период частной секретарской службы Сперанский сблизился с гувернёром молодого князя, немцем Брюкнером. Он был человек резких либеральных мнений, последователь Вольтера и энциклопедистов. Под его влиянием окончательно сложилось то политическое миросозерцание Сперанского, которое потом сказалось в обширных реформаторских планах. 5 апреля 1797 года, всего через три месяца после своего вступления в гражданскую службу, он получил чин коллежского асессора. Восхождение его по служебной лестнице было стремительным. Через девять месяцев, 1 января 1798 года, он был пожалован надворным советником, 18 сентября – коллежским советником, 8 декабря 1799 года – статским советником. Столь быстрое продвижение по службе было связано с уникальными способностями Сперанского, в том числе с его умением разбираться в человеческих характерах и нравиться людям. Выдающиеся способности делали Сперанского необходимым, и потому его карьера была обеспечена и без обычного в то время искательства, угодливости. Известны факты, доказывающие, что Сперанский умел сохранять нравственную независимость. Свидетельством тому является встреча с П. Х. Обольяниновым, по словам очевидцев, обладавшим деспотичным, грубым и запальчивым нравом.
В последние годы правления Павла I молодой человек очень активно проявлял себя. Ещё 28 ноября 1798 году Сперанский был назначен герольдом ордена Святого апостола Андрея Первозванного, а 14 июля 1800 года император сделал его секретарём того же ордена с дополнительным жалованием в 1500 рублей. 8 декабря 1799 года Сперанский, одновременно с получением чина статского советника, получил важное назначение, став «правителем канцелярии комиссии о снабжении резиденции припасами». Комиссия с таким непритязательным названием занималась весьма важными делами: не только доставкой продовольствия в масштабе всей столицы, контролем цен, но и благоустройством города. Именно этим временем следует уверенно датировать личное знакомство Сперанского с наследником престола.
12 марта 1801 года на престол вступил император Александр I, и через неделю, 19 марта Сперанский получил новое назначение. Ему повелевали состоять статс-секретарём при Д.П. Трощинском, который, в свою очередь, исполнял работу статс-секретаря при Александре I. 23 апреля 1801 года назначен на должность управляющего экспедицией гражданских и духовных дел в канцелярии «Непременного совета». Александр I, взошедши на трон, захотел осчастливить Россию реформами. Он объединил своих либерально настроенных друзей в «Негласный комитет». Способности помощника Д.П. Трощинского привлекли к себе внимание членов «Негласного комитета». Летом В.П. Кочубей взял Сперанского в свою «команду». 9 июля 1801 года Сперанский получил чин действительного статского советника. После коронации Александра I Сперанский составил императору часть проектов переустройства государства. В это время в «Негласном комитете» шла работа по разработке министерской реформы. Указом от 8 сентября 1802 года в России учреждались восемь министерств. Министры имели право личного доклада императору. В.П. Кочубей возглавил министерство внутренних дел. Он по достоинству оценил способности Сперанского и уговорил Александра I позволить Михаилу Михайловичу работать статс-секретарём под его руководством. Таким образом Михаил Михайлович оказался в кругу лиц, которые во многом определяли политику государства. Сперанский стал настоящей находкой для молодых аристократов. Сперанский работал по 18-19 часов в сутки: вставал в пять утра, писал, в восемь принимал посетителей, после приёма ехал во дворец, вечером опять писал. Не имея себе равных в тогдашней России по искусству составления канцелярских бумаг, Сперанский неизбежно стал правой рукой своего нового начальника. В 1802 году Сперанский подготовил несколько собственных политических записок: «О коренных законах государства», «Размышления о государственном устройстве империи», «О постепенности усовершения общественного», «О силе общественного мнения», «Ещё нечто о свободе и рабстве». В этих документах он впервые изложил свои взгляды на состояние государственного аппарата России и обосновал необходимость реформ в стране. В частности, в работе «О коренных законах государства» Сперанский писал: «Я бы желал, чтоб кто-нибудь показал различие между зависимостью крестьян от помещиков и дворян от государя; чтоб кто-нибудь открыл, не всё ли то право имеет государь на помещиков, какое имеют помещики на крестьян своих. Итак, вместо всех пышных разделений свободного народа русского на свободнейшие классы дворянства, купечества и проч. я нахожу в России два состояния: рабы государевы и рабы помещичьи. Первые называются свободными только в отношении ко вторым, действительно же свободных людей в России нет, кроме нищих и философов». В возрасте тридцати лет Сперанский возглавил в министерстве внутренних дел отдел, которому предписывалось готовить проекты государственных преобразований. И.И. Дмитриев, возглавлявший в те времена министерство юстиции, позднее вспоминал, что Сперанский был у В.П. Кочубея «самым способным и деятельным работником. Все проекты новых постановлений и его ежедневные отчёты по Министерству им писаны. Последние имели не только достоинство новизны, но и со стороны методического расположения, весьма редкого и поныне в наших приказных бумагах, исторического изложения по каждой части управления, по искусству в слоге могут послужить руководством и образцами». Фактически Сперанский положил начало преобразованию старого русского делового языка в новый. 20 февраля 1803 года при непосредственном участии Сперанского (концепция, текст) был опубликован знаменитый «Указ о вольных хлебопашцах». Согласно этому указу помещики получили право отпускать крепостных на «волю», наделяя их землёй. За годы царствования Александра I было освобождено всего 37 тысяч человек. Вдохновлённый «записками» молодого деятеля, царь через В. П. Кочубея поручает Сперанскому написать капитальный трактат-план преобразования государственной машины империи, и Сперанский с жаром отдаётся новой работе. В 1803 году по поручению императора Сперанский составил «Записку об устройстве судебных и правительственных учреждений в России». При разработке записки он проявил себя активным сторонником конституционной монархии, однако практического значения записка не имела. В 1804 году Сперанским написаны «О духе правительства» и «Об образе правления». Прогрессивные идеи Сперанского оказались не востребованными временем, хотя труды его были щедро вознаграждены: в начале 1804 году он получает золотую табакерку; 18 ноября 1806 года Сперанский получает Орден Святого Владимира 3-й степени.
В 1806 году произошло личное знакомство Сперанского с Александром I: часто болевший в этот год министр внутренних дел В. П. Кочубей решил посылать вместо себя на доклады к императору Сперанского. Начинаются звёздные годы Сперанского, эпоха славы и могущества, когда он был вторым лицом в империи. На политическом небосклоне всходили новые звёзды: Сперанский (гражданские реформы) и Аракчеев (военные реформы). Александр I оценил выдающиеся способности Сперанского. Императора привлекало то, что он не был похож ни на екатерининских вельмож, ни на молодых друзей из «Негласного комитета». Александр стал приближать его к себе, поручая ему «частные дела». Сперанский был введён в Комитет для изыскания способов усовершенствования духовных училищ и к улучшению содержания духовенства. Его перу принадлежит знаменитый «Устав духовных училищ» и особое положение «О продаже церковных свечей». До 1917 года русское духовенство благодарно помнило Сперанского. 19 октября 1807 года Сперанский уволен из министерства внутренних дел, при этом за ним сохранилось звание статс-секретаря. 8 августа 1808 года Сперанский назначен «присутствующим» в Комиссию составления законов. Уже в 1807 году Сперанского несколько раз приглашают на обед ко двору. Осенью этого же года ему поручают сопровождать Александра I в Витебск на военный смотр, а в следующем году в Эрфурт, на встречу с Наполеоном. Сперанский увидел Европу, и Европа увидела Сперанского. Согласно рассказам очевидцев, в Эрфурте каждый из императоров, желая показать собственное величие, стремился блеснуть своей свитой. Наполеон продемонстрировал сопровождавших его и полностью от него зависящих немецких королей и владетельных принцев, а Александр I – своего статс-секретаря. Об его роли в государственных делах Российской империи Наполеон, видимо, имел достаточную информацию и оценил способности молодого чиновника. Участники русской делегации с завистью отмечали, что французский император оказал большое внимание Сперанскому и даже в шутку спросил у Александра: «Не угодно ли вам, государь, уступить мне этого человека в обмен на какое-нибудь королевство?». Примечательно, что через несколько лет эта фраза получила в общественном мнении другое толкование и сыграла определённую роль в судьбе Сперанского. Интересно, что дочь реформатора решительно опровергает эту чрезвычайно устойчивую, кочующую из книги в книгу легенду (сочинённую большим мистификатором Ф. В. Булгариным). Достоверно известно, что Сперанский получил в награду от Наполеона за участие в сложных переговорах усыпанную бриллиантами золотую табакерку с портретом французского императора. Однако политических дивидендов Сперанскому подарок не прибавил. Над ним сгущались тучи. В Эрфурте Александр позже обратился к Сперанскому с вопросом, как ему нравится за границей. Сперанский отвечал: «У нас люди лучше, а здесь лучше установления». По возвращении в том же году император дал ему поручение составить план общей политической реформы. 11 декабря 1808 года Сперанский читает императору Александру свою записку «Об усовершении общего народного воспитания» и представляет на рассмотрение «Проект предварительные правила для специального Лицея», в котором намечает принципы обучения и воспитания Царскосельском лицее. 16 декабря 1808 года Сперанский назначен товарищем (заместителем) министра юстиции. 3 апреля 1809 года император подписывает разработанный Сперанским указ, согласно которому прекращается присвоение чинов камер-юнкера и камергера. Камер-юнкеры и камергеры, не состоящие на военной или гражданской службе, обязаны были выбрать один из этих двух видов службы или уйти в отставку. В дальнейшем пожалование в камер-юнкеры и камергеры означало лишь присвоение почётного звания («придворного отличия») на время службы. Лица, пожалованные в эти чины до издания указа, сохраняли их. 6 августа император утверждает разработанный Сперанским указ «Об экзаменах на чин», который, в целях повышения грамотности и профессионального уровня чиновников, требовал, чтобы чины коллежского асессора (давал личное дворянство) и статского советника (давал потомственное дворянство) присваивались только при предъявлении диплома об университетском образовании или сдаче экзамена в объёме университетского курса. 30 августа Сперанский возведён в чин тайного советника. В том же году Сперанский подготовил общий план реформ «Введение к уложению государственных законов», который был по замыслу изложением мыслей, идей и намерений не только реформатора, но и самого государя. В 1809-1811 годах Сперанский возглавляет Комиссию финляндских дел в должности статс-секретаря. 1 января 1810 года, с учреждением Государственного совета, Сперанский стал государственным секретарём – самым влиятельным сановником России и вторым после императора лицом в государстве. В 1810-1811 годах, по совету Сперанского, с целью поправить расстроенные финансы и ликвидировать возраставший бюджетный дефицит, введён ряд налогов, в том числе налог на дворянские имения. 25 июня 1811 года император утверждает разработанный Сперанским основной законодательный акт второго этапа министерской реформы: «Общее учреждение министерств». В 1810 году Сперанский вступил в масонскую ложу «Полярная звезда», основанную в 1809 году Игнацем Аврелием Фесслером, который и руководил ею. М.Л. Магницкий позднее писал: «Ложа сия, председательствуемая в тот день Сперанским, состояла из Фесслера, Тургенева, Уварова, Дерябина, Пезаровиуса, Злобина, Гогеншильда и Розенкампфа». «Полярная звезда», работала по системе «Рояль-Йорк» в трёх символических иоанновских степенях, плюс «степень познания» для избранных, где бы масоны могли знакомиться с сущностью всех в то время известных масонских систем.
Реформы, проводимые Сперанским, затронули практически все слои российского общества. Это вызвало бурю недовольства со стороны дворянства и чиновничества, чьи интересы были задеты более всего. Всё это отрицательно сказалось на положении самого государственного секретаря. Просьбу его об отставке в феврале 1811 года Александр I не удовлетворил, и Сперанский продолжил работу, но число его недоброжелателей росло. Ему припомнили Эрфурт и встречи с Наполеоном. Этот упрёк в условиях обострившихся российско-французских отношений был особенно тяжёлым. Сказалось на положении Сперанского и то, что Александр боялся насмешки над собой. Если кому-либо случалось засмеяться в присутствии императора, тот подозревал, что смеются над ним. Противники реформ использовали это свойство в борьбе против Сперанского. Сговорившись между собой, участники интриги стали с некоторых пор регулярно сообщать царю о разных дерзких отзывах, исходящих будто бы от его госсекретаря. Интрига сработала не сразу. Поначалу Александр не придавал этим слухам значения. Отношения с Францией осложнялись, предостережения Сперанского о неизбежности войны, его настойчивые призывы готовиться к ней, конкретные и разумные советы царю не оставляли сомнений в преданности его России. В день своего 40-летия Сперанский был награждён орденом Святого Александра Невского. Однако ритуал вручения прошёл непривычно строго, и стало ясно, что звезда реформатора начинает закатываться. Недоброжелатели Сперанского, в первую очередь, советник государя по финским делам Армфельт и министр полиции Балашов, ещё больше активизировались. Они передавали Александру все сплетни и слухи о госсекретаре. Ухудшило положение Сперанского и другое. Весной 1811 года лагерь противников реформ получил идейно-теоретическое подкрепление. В Твери вокруг сестры Александра Екатерины Павловны сложился кружок людей недовольных либерализмом государя и, в особенности, деятельностью Сперанского. В их глазах Сперанский был преступником. Во время визита Александра I великая княгиня представила ему Карамзина, и писатель передал царю «Записку о древней и новой России» – своего рода манифест противников перемен, обобщённое выражение взглядов консервативного направления русской общественной мысли. На вопрос, можно ли хоть какими-то способами ограничить самовластие, не ослабив спасительной царской власти, Карамзин отвечал отрицательно. Любые перемены, «всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надо прибегать только в необходимости». Спасение же Карамзин видел в традициях и обычаях России, её народа, которому вовсе не нужно брать пример с Западной Европы. Карамзин спрашивал в своём трактате: «И будут ли земледельцы счастливы, освобождённые от власти господской, но преданные в жертву их собственным порокам? Нет сомнения, что […] крестьяне счастливее […], имея бдительного попечителя и сторонника». Этот аргумент выражал взгляды большинства помещиков, которые, по мнению Д.П. Рунича, «теряли голову только при мысли, что конституция уничтожит крепостное право и что дворянство должно будет уступить шаг вперёд плебеям». Ничего нового тут не было, но теперь эти взгляды были сведены в одном документе, написанном талантливо и убедительно, с глубоким пониманием истории, притом не придворным или искателем должностей, а независимым писателем и мыслителем. Эта записка Карамзина сыграла решающую роль в отношении к Сперанскому. Излишняя самоуверенность Сперанского, его неосторожные упрёки в адрес Александра I за непоследовательность в государственных делах тоже не прошли незамеченными и в конечном счёте вызвали раздражение императора. Барон М.А. Корф пишет своём в дневнике 28 октября 1838 года: «Отдавая полную высокую справедливость его уму, я никак не могу сказать того же об его сердце. Я разумею здесь не частную жизнь, в которой можно его назвать истинно добрым человеком, ни даже суждения по делам, в которых он тоже склонен был всегда к добру и человеколюбию, но то, что называю сердцем в государственном или политическом отношении – характер, прямодушие, правоту, непоколебимость в избранных однажды правилах. Сперанский не имел… ни характера, ни политической, ни даже частной правоты». Многим своим современникам Сперанский казался именно таким, каким обрисован он главным своим биографом в только что приведённых словах.
В марте 1812 года Александр I объявил Сперанскому о прекращении его служебных обязанностей. Вечером 17 марта 1812 года в Зимнем дворце состоялась беседа между императором и государственным секретарём, о которой Сперанский позже рассказал Лубяновскому. В этот же день дома Сперанского уже ждали министр полиции Балашов с предписанием о высылке из столицы, Санглен и частный пристав, с которым он был отправлен в Нижний Новгород. Тогда он не мог и предположить, что возвратится в столицу только через девять лет, в марте 1821 года. В разговоре с Иваном Дмитриевым Александр I так объяснял отставку Сперанского: «Пакостная история. Сперанский, за две комнаты от [моего] кабинета, позволил себе, в присутствии близких к нему людей, опорочивать политические мнения нашего правления, ход внутренних дел и предсказывать падение империи. Этого мало, он простёр наглость свою даже до того, что захотел участвовать в государственных тайнах. Вот письмо его и собственное признание. Прочитай сам.» В письме Сперанский признавался, что «из любопытства» читал секретные депеши, посланные в Петербург российским послом в Дании. Современники назовут эту отставку «падением Сперанского». В действительности произошло не простое падение высокого сановника, а падение реформатора со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отправляясь в ссылку, Сперанский не знал, какой приговор вынесен ему в Зимнем дворце. Отношение в простом народе к Сперанскому было противоречивое, как отмечает М. А. Корф: «…местами ходил довольно громкий говор, что государев любимец был оклеветан, и многие помещичьи крестьяне даже отправляли за него заздравные молебны и ставили свечи. Дослужась, – говорили они, – из грязи до больших чинов и должностей и быв умом выше всех между советниками царскими, он стал за крепостных…, возмутив против себя всех господ, которые за это, а не за предательство какое-нибудь, решились его погубить». Из Нижнего Новгорода 15 сентября 1812 года Сперанский был отправлен в Пермь, где отбывал ссылку с 23 сентября 1812 года по 19 сентября 1814 года; 31 августа 1814 года Сперанскому было разрешено проживание под полицейским надзором в своём небольшом имении Великополье Новгородской губернии. Здесь он встречался с Аракчеевым и через него ходатайствовал перед Александром I о своём полном «прощении». Сперанский неоднократно обращался к императору и министру полиции с просьбой разъяснить его положение и оградить от оскорблений. Эти обращения возымели последствия: распоряжением Александра надлежало выплатить Сперанскому по 6 тысяч рублей в год с момента высылки. Данный документ начинался словами: «Пребывающему в Перми тайному советнику Сперанскому…». Кроме того, распоряжение было свидетельством, что император Сперанского не забывает и ценит.
Указом императора от 30 августа (11 сентября) 1816 года Сперанский был возвращён на государственную службу и назначен пензенским гражданским губернатором. 22 октября 1816 года он писал Елизавете, оставшейся в Великополье: «Третьего дни, в три часа утра, по советам проверенных братьев, наконец, достиг я Пензы. В семь часов я был уже в мундире и на службе. Стечение зрителей необыкновенное. В крайней усталости Господь даёт мне силы. Доселе всё идёт весьма счастливо. Кажется, меня здесь полюбят. Город, действительно, прекрасный». Михаил Михайлович предпринял энергичные меры по наведению в губернии надлежащего порядка и вскоре, по словам М. А. Корфа, «всё пензенское население полюбило своего губернатора и славило его как благодетеля края». Сам Сперанский, в свою очередь, так оценивал этот край в письме дочери: «Здесь люди, вообще говоря, предобрые, климат прекрасный, земля благословенная… Скажу вообще: если Господь приведёт нас с тобою здесь жить, то мы поживём здесь покойнее и приятнее, нежели где-либо и когда-либо доселе жили…». 22 марта 1819 года Сперанский неожиданно получил новое назначение – генерал-губернатором Сибири. По поручению императора Сперанский должен был провести ревизию Сибири. 6 мая 1819 года Сперанский отправился из Пензы в Сибирь. «Известие это имело в себе что-то поразительное. Первый приближённый к [иркутскому губернатору] Трескину чиновник вскоре после этого сошёл с ума и умер в сумасшествии. Другой, в припадке белой горячки, бросился в Ушаковку, был вытащен из воды полумёртвым и вскоре помер. …». Говорили, что и жена Трескина покончила жизнь самоубийством перед приездом Сперанского, а не погибла в результате несчастного случая. Эти события имели сильное влияние на мысли народа. 29 августа 1819 года Сперанский прибыл в Иркутск – центр губернии, где должен был находиться генерал-губернатор, хотя занимавший и другие должности предшествующий генерал-губернатор И. Б. Пестель находился в Петербурге. Именно в Иркутске Сперанский записал свою знаменитую фразу: «Если в Тобольске я отдал всех под суд… то здесь оставалось бы всех повесить». Сперанский чрезвычайно быстро вник в местные проблемы и обстоятельства с помощью провозглашённой им «гласности». Прямое обращение к самому высокому начальству перестало «составлять преступление». В результате гласности были отстранены от всех должностей его предшественник сибирский генерал-губернатор отец будущего лидера декабристов И. Б. Пестель, два губернатора – томский и иркутский. 48 чиновников предстали перед судом, 681 человек оказались замешанными в противозаконных действиях, в том числе 174 чиновника и 256 «инородческих начальников». Сумма взысканий с них составила до трёх миллионов рублей. «Злоупотребительные» же действия самого Трескина, как значилось в указе правительствующего сената по результатам работы следственной комиссии, обошлись государству в 4-5 миллионов рублей ассигнациями (того времени). Чтобы как-то поправить положение, Сперанский начинает проводить реформы управления краем. «Первым сотрудником» при проведении сибирских преобразований был будущий декабрист Г. С. Батеньков. Он вместе со Сперанским энергично занимался разработкой «Сибирского уложения» – обширного свода реформирования аппарата управления Сибири. Особое значение имели два проекта, утверждённые императором: «Учреждения для управления Сибирских губерний» и «Устав об управлении инородцев». Сперанский предложил новое деление коренного населения Сибири, по образу жизни, на оседлое, кочевое и бродячее. В период работы Батеньков искренне верил, что Сперанский, «вельможа добрый и сильный», действительно преобразит Сибирь коренным образом. Впоследствии ему стало ясно, что Сперанскому не было дано «никаких средств к исполнению возложенного поручения». Однако Батеньков считал, что «за неуспех нельзя винить лично Сперанского». Но перемены всё же были очень значительными. В ноябре 1819 г. Сперанским были изданы «Подтвердительные правила о свободе внутренней торговли», согласно которым были запрещены все виды ограничений на торговые сделки, отменялась так называемая «запретная система» и все виды монополий. Введение свободной торговли, по мысли Сперанского, должно было способствовать развитию производства товарного зерна и хлеба, в которых Сибирь испытывала острый недостаток даже в те годы, когда урожаи были особенно высокими. И, действительно, уже в 1820 году в Сибири значительно улучшилось снабжение населения хлебом. Уже находясь в Петербурге, благодаря созданному им Сибирскому комитету, ограничившему власть генерал-губернаторов, Сперанский провёл административную реформу, в результате которой Сибирь была разделена на два генерал-губернаторства, причём единоличной власти генерал-губернаторов и уездных начальников противостояли не только учреждения Петербурга, но и впервые созданные в России коллегиальные органы местной законодательной власти – советы – и в каждом из двух генерал-губернаторств, и во всех их округах и уездах. В конце января 1820 года Сперанский направил императору краткий отчёт о своей деятельности, где заявил, что сможет окончить все дела к маю месяцу, после чего пребывание его в Сибири «не будет иметь цели». Император предписал ему прибыть в столицу к последним числам марта будущего года. Эта отсрочка сильно повлияла на Сперанского. Его деятельность на какое-то время представилась ему бессмысленной. Однако он точно выполнил предписание и в марте 1821 года вернулся в столицу.
8 февраля 1821 года выехал из Тобольска в Санкт-Петербург, куда прибыл 22 марта 1821 года. Император в это время находился на конгрессе в Лайбахе, возвратившись 26 мая, он принял бывшего госсекретаря только 2 июня. Когда Сперанский вошёл в кабинет, Александр воскликнул: «Уф, как здесь жарко», – и увлёк его с собой на балкон, в сад. Всякий прохожий мог не только видеть их, но и расслышать их разговор, чего, вероятно, царь и хотел, чтобы избежать разговора по существу. Сперанский понял, что ему не вернуть былого влияния при дворе. 11 июля 1821 года император назначает Сперанского управляющим Комиссией составления законов. 17 июля Сперанский назначен членом Государственного совета по департаменту законов, ему было поручено возобновить работы по составлению гражданского и уголовного уложений. 28 июля император учреждает для рассмотрения отчёта генерал-губернатора Сибири Сперанского Сибирский комитет под председательством министра внутренних дел графа В. П. Кочубея. В январе 1822 года началась реформа Сибирского управления, разработанная Сперанским: 26 января 1822 года, указом императора, Сибирь была разделена на Восточную и Западную. Сперанскому было поручено управление сибирскими губерниями до прибытия назначенных генерал-губернаторов на места. В 1822 году император Александр I издал указ о введении разработанного М. М. Сперанским «Устава о сибирских киргизах», которым ликвидировалась ханская власть в казахских жузах. Внедряемый новый административный порядок встретил резкое противодействие среди некоторых казахских ханов, которые стремились восстановить прежний уклад и даже отделить казахские земли от России. Самое упорное сопротивление было оказано со стороны наиболее влиятельной и многочисленной в Среднем жузе семьи Касымовых из рода Абылай-хана. Старейшина этой фамилии, Касым Аблайханов, со всеми своими родичами откочевал в пределы Кокандского ханства, откуда его сторонники стали совершать разорительные набеги на южные волости Акмолинского внешнего округа и разорять казахские аулы, которые приняли российское управление[19]. Затем этим занялся Кенесары Касымов. 24 января 1823 года император распорядился создать Комиссию составления проекта учреждения о военных поселениях. Для предварительного рассмотрения отдельных частей этого проекта учреждается Особый комитет из трёх лиц, в который, помимо Аракчеева и начальника штаба военных поселений Клейнмихеля, включён Сперанский. Он составил записку, озаглавленную «Введение к учреждению военных поселений», которая была издана в январе 1825 года в виде отдельной брошюры без указания автора под названием «О военных поселениях». Отпечатана она была в типографии штаба военных поселений и предназначалась для пропагандистских целей.
19 ноября 1825 года скончался Александр I. 13 декабря 1825 года Сперанский составляет проект манифеста о вступлении на престол Николая І. Позже он был введён в состав Верховного уголовного суда по делу декабристов и завоевал доверие Николая I, но говорят, что когда выносили приговор декабристам, Сперанский плакал. Свидетельством неоднозначного отношения Сперанского к самодержавной власти и самодержцам может служить факт того, что именно Сперанского декабристы прочили в первые президенты русской республики в случае удачного восстания и свержения Николая I. В январе 1826 года Сперанский подаёт императору Николаю записку «Предположения к окончательному составлению законов». Новый император поручает Сперанскому возглавить кодификацию законодательства империи за последние 180 лет. Для этой цели в структуре императорской канцелярии было выделено специальное Второе отделение. Чтобы предупредить толки о новом возвышении Сперанского, председателем отделения был назначен бывший ректор столичного университета Балугьянский, а Сперанский занял должность главноуправляющего. 2 октября 1827 года он возведён в чин действительного тайного советника. Лишь благодаря его неутомимой деятельности были завершены в срок «Полное собрание законов Российской империи» и «Свод законов Российской империи». 21 января 1830 года Сперанский сообщает Николаю I о том, что работа Второго отделения по составлению «Полного собрания законов Российской империи» завершена. 19 января 1833 года на специальном заседании Государственного совета Сперанский представляет императору 45 томов «Полного собрания законов Российской империи» и 15 томов «Свода законов Российской империи», составленных под его руководством. В конце торжественной церемонии Николай I в присутствии всех членов Государственного совета снимает с себя Андреевскую звезду и надевает её на Сперанского. Впоследствии по воле императора Александра II эта сцена была изображена барельефом на пьедестале установленного перед Исаакиевским собором памятника Николаю I работы скульптора Клодта. В 1826-1831 годах Сперанский участвует в работе Комитета 6 декабря. В 1827 году Сперанским составлены «Заметки по организации судебной системы в России» и «Записка о причине убыточности Нерчинских заводов и мерах по улучшению их положения». В 1830 году им написаны и поданы на рассмотрение императору «Положения о порядке производства в чины», «Проект учреждения уездного управления», «Записка об устройстве городов», «Замечания на проект Герстнера о строительстве железных дорог». В 1831 году Сперанским разработан «Проект учреждения для управления губерний». По инициативе Сперанского в 1834 году была основана Высшая школа правоведения для подготовки квалифицированных юристов. Явным признаком того, что доверие Николая I к Сперанскому возросло, стало назначение его 12 октября 1835 года преподавателем юридических и политических наук наследнику престола – будущему императору Александру II (до 10 апреля 1837 года). 2 апреля 1838 года действительный тайный советник Сперанский назначен председателем департамента законов Государственного совета. Именным высочайшим указом, от 1 (13) января 1839 года, в день своего 67-летия, председатель департамента законов Государственного совета, действительный тайный советник Михаил Михайлович Сперанский возведён в графское достоинство Российской империи. Но прожить Михаилу Михайловичу с графским титулом суждено было всего 41 день. 11 (23) февраля 1839 года он скончался на 68-ом году жизни от простуды и был похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры[20].
Политические взгляды и реформы
Сторонник конституционного строя, Сперанский был убеждён, что новые права обществу должна даровать власть. Обществу, разделённому на сословия, права и обязанности которых установлены законом, необходимы гражданское и уголовное право, публичное ведение судебных дел, свобода печати. Большое значение Сперанский придавал воспитанию общественного мнения. После возвращения из ссылки, в противоречие своим прежним взглядам, Сперанский полагал, что Россия ещё не готова к конституционному строю, и начинать преобразования необходимо с реорганизации государственного аппарата.
Период 1808-1811 годов был эпохой наивысшего значения и влияния Сперанского, о котором именно в это время Жозеф де Местр писал, что он «первый и даже единственный министр» империи: реформа госсовета (1810), реформа министерств (1810-1811), реформа сената (1811-1812). Молодой реформатор со свойственным ему жаром принялся за составление полного плана нового образования государственного управления во всех его частях: от кабинета государева до волостного правления. Уже 11 декабря 1808 года он читал Александру I свою записку «Об усовершенствовании общего народного воспитания». Не далее октября 1809 года весь план уже лежал на столе императора. Октябрь и ноябрь прошли в почти ежедневном рассмотрении разных его частей, в которых Александр I делал свои поправки и дополнения. Наиболее полно взгляды нового реформатора М. М. Сперанского отражены в записке 1809 года – «Введение к уложению государственных законов». «Уложение» Сперанского открывается серьёзным теоретическим исследованием «свойств и предметов государственных, коренных и органических законов». Он и дополнительно объяснил, и обосновал свои мысли на основании теории права или, даже, скорее философии права. Реформатор придавал большое значение регулирующей роли государства в развитии отечественной промышленности и своими политическими преобразованиями всемерно укреплял самодержавие. Сперанский пишет: «Если бы права государственной власти были неограниченны, если бы силы государственные соединены были в державной власти и никаких прав не оставляли бы они подданным, тогда государство было бы в рабстве и правление было бы деспотическое». По мнению Сперанского, подобное рабство может принимать две формы. Первая форма не только исключает подданных из всякого участия в использовании государственной власти, но и отнимает у них свободу распоряжаться своей собственной личностью и своей собственностью. Вторая, более мягкая, также исключает подданных из участия в управлении государством, однако оставляет за ними свободу по отношению к собственной личности и к имуществу. Следовательно, подданные не имеют политических прав, но за ними остаются права гражданские. А наличие их означает, что в государстве в какой-то степени есть свобода. Но она недостаточно гарантирована, поэтому – объясняет Сперанский – необходимо предохранять её – посредством создания и укрепления основного закона, то есть Политической конституции.
Гражданские права должны быть перечислены в ней «в виде первоначальных гражданских последствий, возникающих из прав политических», а гражданам должны быть даны политические права, при помощи которых они будут в состоянии защищать свои права и свою гражданскую свободу. Итак, по убеждению Сперанского, гражданские права и свободы недостаточно обеспечить законами и правом. Без конституционных гарантий они сами по себе бессильны, поэтому именно требование укрепления гражданского строя легло в основу всего плана государственных реформ Сперанского и определило их основную мысль – «правление, доселе самодержавное, поставить и учредить на законе». Идея состоит в том, что государственную власть надо построить на постоянных началах, а правительство должно стоять на прочной конституционно-правовой базе. Эта идея вытекает из склонности находить в основных законах государства прочный фундамент для гражданских прав и свобод. Она несёт стремление обеспечить связь гражданского строя с основными законами и крепко поставить его, именно опираясь на эти законы. План преобразования предполагал изменение общественного устройства и перемену государственного порядка. Сперанский расчленяет общество на основании различия прав. «Из обозрения прав гражданских и политических открывается, что все они в принадлежности их к трём классам могут быть разделены: Права гражданские общие, всем подданным Дворянство; Люди среднего состояния; Народ рабочий». Всё население представлялось граждански свободным, а крепостное право упразднённым, хотя, устанавливая «гражданскую свободу для крестьян помещичьих», Сперанский одновременно продолжает их называть «крепостными людьми». За дворянами сохранялось право владения населёнными землями и свобода от обязательной службы. Народ рабочий состоял из крестьян, мастеровых людей и слуг. Грандиозные планы Сперанского начали претворяться в жизнь. Ещё весной 1809 года император утвердил разработанное Сперанским «Положение о составе и управлении комиссии составления законов», где на долгие годы (вплоть до нового царствования) были определены основные направления её деятельности. Труды Комиссии имеют следующие главные предметы: 1. Уложение Гражданское. 2. Уложение Уголовное. 3. Уложение Коммерческое. 4. Разные части к Государственной Экономии и к публичному праву принадлежащие. 5. Свод законов провинциальных для губерний Остзейских. 6. Свод законов таковых для губерний Малороссийских и Польских присоединённых.
Сперанский говорит о необходимости создания правового государства, которое в конечном счёте должно быть государством конституционным. Он объясняет, что безопасность человека и имущества – это первое неотъемлемое достояние всякого общества, поскольку неприкосновенность является сутью гражданских прав и свобод, которые имеют два вида: свобод личных и свобод вещественных. Содержание личных свобод: 1. Без суда никто не может быть наказан; 2. Никто не обязан отправлять личную службу, иначе как по закону. Содержание свобод вещественных: 1. Всякий может располагать своей собственностью по произволу, сообразно общему закону; 2. Никто не обязан платить податей и повинностей иначе, как по закону, а не по произволу. Таким образом, мы видим, что Сперанский повсюду воспринимает закон, как метод защиты безопасности и свободы. Однако он видит, что необходимы гарантии и от произвола законодателя. Реформатор подходит к требованию конституционно-правового ограничения власти, чтобы оно принимало во внимание существующее право. Это придало бы ей большую стабильность.
Сперанский считает необходимым наличие системы разделения власти. Здесь он полностью принимает идеи, господствовавшие тогда в Западной Европе, и пишет в своей работе, что: «Нельзя основать правление на законе, если одна державная власть будет составлять закон и исполнять его». Поэтому Сперанский видит разумное устройство государственной власти в её делении на три ветви: законодательную, исполнительную и судебную при сохранении самодержавной формы исполнительной власти. Поскольку обсуждение законопроектов предполагает участие большого количества людей, то необходимо создать специальные органы, представляющие законодательную власть – Думы.
Сперанский предлагает привлечь народонаселение (и лично свободное, и государственных крестьян, при наличии имущественного ценза) к прямому участию в законодательной, исполнительной и судебной власти на основе системы четырёхступенчатых выборов (волостная – окружная – губернская – Государственная Дума). Если бы этот замысел получил реальное воплощение, судьбы России, возможно, сложились бы иначе – однако, история не знает сослагательного наклонения. При этом Сперанский оговаривает, что право избирать не может принадлежать одинаково всем, что чем больше у человека имущества, тем больше он заинтересован в защите прав собственности. А те, кто не имеют ни недвижимого имущества, ни капитала, исключаются из процесса выборов. Таким образом, мы видим, что демократический принцип всеобщих и тайных выборов не озвучивался Сперанским, в противовес этому он выдвигает и придаёт большее значение принципу разделения власти. При этом Сперанский рекомендует широкую децентрализацию, то есть наряду с центральной Государственной Думой должны создаваться также местные думы: волостные, уездные и губернские. Дума призвана решать вопросы местного характера. Без согласия Государственной Думы самодержец не имел права издавать законы, за исключением тех случаев, когда речь шла о спасении отечества. Однако, в противовес император всегда мог распустить депутатов и назначить новые выборы. Следовательно, Государственная Дума своим существованием как бы была призвана давать лишь представление о нуждах народа и осуществлять контроль над исполнительной властью. Исполнительная власть представлена правлениями, а на высшем уровне – министерствами, которые формировал сам император. Причём министры, должны были нести ответственность перед Государственной Думой, которая наделялась правом просить об отмене незаконных актов. В этом и заключается принципиально новый подход Сперанского, выраженный в стремлениях поставить чиновников, как в центре, так и на местах под контроль общественного мнения. Судебная ветвь власти была представлена областными, уездными и губернскими судами, состоящими из выборных судей и действующих с участием присяжных. Высшую судебную инстанцию составлял Сенат, члены которого избирались пожизненно Государственной Думой и утверждались лично императором.
Единство государственной власти, согласно проекту Сперанского, воплощалось бы лишь в личности монарха. Эта децентрализация законодательства, суда и администрации должна была дать самой центральной власти возможность решить с должным вниманием те важнейшие государственные дела, которые сосредотачивались бы в её органах и которые не были бы заслоняемы массой текущих мелких дел местного интереса. Эта идея децентрализации была тем замечательнее, что вовсе не стояла ещё на очереди у западноевропейских политических мыслителей, которые больше занимались разработкой вопросов о центральном управлении.
Монарх оставался единственным представителем всех ветвей власти, возглавляя их. Поэтому Сперанский считал, что нужно создать учреждение, которое будет заботиться о плановом сотрудничестве между отдельными органами власти и будет являться как бы конкретным выражением принципиального воплощения государственного единства в личности монарха. По его замыслу, таким учреждением должен был стать Государственный Совет. Одновременно этот орган должен был выступать блюстителем исполнения законодательства.
1 января 1810 года был объявлен Манифест о создании Государственного Совета, заменившего Непременный совет. М.М. Сперанский получил в этом органе должность государственного секретаря. В его ведении оказалась вся проходившая через Государственный совет документация. Сперанский изначально предусматривал в своём плане реформ Государственный Совет как учреждение, которое не должно особенно заниматься подготовкой и разработкой законопроектов. Но поскольку создание Государственного совета рассматривалось в качестве первого этапа преобразований и именно он должен был учредить планы дальнейших реформ, то по началу этому органу были приданы широкие полномочия. Отныне все законопроекты должны были проходить через Государственный Совет. Общее собрание составлялось из членов четырёх департаментов: 1) законодательного, 2) военных дел (до 1854 года), 3) дел гражданских и духовных, 4) государственной экономики; и из министров. Председательствовал на нём сам государь. При этом оговаривается, что царь мог утверждать лишь мнение большинства общего собрания. Первым председателем Государственного совета (до 14 августа 1814 г.) стал канцлер граф Николай Петрович Румянцев. Главой Государственной канцелярии стал государственный секретарь (новая должность).
Сперанский не только разработал, но и заложил определённую систему контроля и противовесов в деятельности высших государственных органов при верховенстве власти императора. Он утверждал, что уже на основе этого задаётся само направление реформ. Итак, Сперанский считал Россию зрелой, чтобы приступить к реформам и получить конституцию, обеспечивающую не только гражданскую, но и политическую свободу. В докладной записке Александру I он возлагает надежды на то, что «если Бог благословит все начинания, то к 1811-му году… Россия воспримет новое бытие и совершенно во всех частях преобразится». Сперанский утверждает, что в истории нет примеров того, чтобы просвещённый коммерческий народ долго оставался в состоянии рабства и что нельзя избежать потрясений, если государственное устройство не соответствует духу времени. Поэтому главы государств должны внимательно наблюдать за развитием общественного духа и приспособлять к нему политические системы. Из этого Сперанский делал выводы, что было бы большим преимуществом возникновение в России конституции благодаря «благодетельному вдохновению верховной власти». Но верховная власть в лице императора разделяла не все пункты программы Сперанского. Александра I вполне устраивали лишь частичные преобразования крепостнической России, сдобренные либеральными обещаниями и отвлечёнными рассуждениями о законе и свободе. Александр I был готов принять всё это. Но между тем испытывал на себе и сильнейшее давление придворного окружения, включая членов его семьи, стремившихся не допустить радикальных преобразований в России.
Второй мерой был опубликованный 6 августа 1809 года Указ «Об экзаменах на чин», в тайне подготовленный Сперанским. В записке к государю под весьма непритязательным названием коренился революционный план коренного изменения порядка производства в чины, установления прямой связи получения чина с образовательным цензом. Это было смелым покушением на систему чинопроизводства, действующую с эпохи Петра I. Можно лишь представить, сколько недоброжелателей и врагов появилось у Михаила Михайловича благодаря одному этому указу. Сперанский протестует против чудовищной несправедливости, когда выпускник юридического факультета получает чины позже коллеги, нигде и никогда толком не учившегося. Отныне чин коллежского асессора, который ранее можно было получить по выслуге лет, давался только тем чиновникам, которые имели на руках свидетельство об успешном окончании курса обучения в одном из российских университетов или выдержавшим экзамены по специальной программе. В конце записки Сперанский прямо говорит о вредоносности существующей системы чинов по петровской «Табели о рангах», предлагая либо отменить их, либо регламентировать получение чинов, начиная с VI класса, наличием университетского диплома. Данная программа предусматривала проверку знаний русского языка, одного из иностранных языков, естественного, римского, государственного и уголовного права, всеобщей и русской истории, государственной экономики, физики, географии и статистики России. Чин коллежского асессора соответствовал VIII классу «Табели о рангах». Начиная с этого класса и выше, чиновники имели большие привилегии и высокие оклады. Несложно догадаться, что желающих получить его было много, а сдавать экзамены большинству претендентов, как правило, немолодых, было просто не под силу. Ненависть к новому реформатору начинала возрастать. Император, защитив верного товарища своей эгидой, поднимал его по служебной лестнице.
Элементы рыночных отношений в экономике России были также освещены в проектах М.М. Сперанского. Он разделял идеи философа и экономиста Адама Смита. Сперанский связывал будущее экономического развития с развитием коммерции, преобразованием финансовой системы и денежного обращения. В первые месяцы 1810 года состоялось обсуждение проблемы регулирования государственных финансов. Сперанский составил «План финансов», который лёг в основу царского манифеста от 2 февраля 1810 года. Основная цель этого документа заключалась в ликвидации бюджетного дефицита. Согласно его содержанию прекращался выпуск бумажных денег, сокращался объём финансовых средств, финансовая деятельность министров ставилась под контроль. С целью пополнения государственной казны подушная подать с 1 рубля была повышена до 3-х, также вводился новый, небывалый прежде налог – «подоходный прогрессивный». Меры эти дали положительный результат и, как отмечал в дальнейшем сам Сперанский, «переменив систему финансов… мы спасли государство от банкротства». Дефицит бюджета сократился, а доходы казны возросли за два года на 175 миллионов рублей.
Летом 1810 года по инициативе Сперанского началась реорганизация министерств, завершившаяся к июню 1811 г. За это время было ликвидировано министерство коммерции, были выделены дела о внутренней безопасности, для которых образовалось особое министерство полиции. Сами министерства делились на департаменты (с директором во главе), департаменты – на отделения. Из высших чиновников министерства составлялся совет министра, а из всех министров – комитет министров для обсуждения дел административного и исполнительного характера. Над головой реформатора начинают сгущаться тучи. Сперанский вопреки инстинкту самосохранения продолжает самозабвенно трудиться. В отчёте, представленном императору 11 февраля 1811 года, Сперанский докладывает: «/…/ исполнены следующие главные предметы: I. Учреждён Государственный Совет. II. Окончены две части гражданского уложения. III. Сделано новое разделение министерств, составлен общий им устав и начертаны проекты уставов частных. IV. Составлена и принята постоянная система к уплате государственных долгов: 1) прекращением выпуска ассигнаций; 2) продажею имуществ; 3) установлением комиссии погашения. V. Составлена система монетная. VI. Составлено коммерческое уложение на 1811 год. Никогда, может быть, в России в течение одного года не было сделано столько общих государственных постановлений, как в минувшем. /…/ Из сего следует, что для успешного довершения того плана, который Ваше Величество предначертать себе изволит, необходимо усилить способы его исполнения. /…/ следующие предметы в плане сем представляются совершенно необходимыми: I. Окончить уложение гражданское. II. Составить два уложения весьма нужные: 1) судебное, 2) уголовное. III. Окончить устройство сената судебного. IV. Составить устройство сената правительствующего. V. Управление губерний в порядке судном и исполнительном. VI. Рассмотреть и усилить способы к погашению долгов. VII. Основать государственные ежегодные доходы: 1) Введением новой переписи людей. 2) Образованием поземельного сбора. 3) Новым устройством винного дохода. 4) Лучшим устройством дохода с казённых имуществ. /…/ Можно с достоверностью утверждать, что /…/ совершением их /…/ империя поставлена будет в положение столь твёрдое и надёжное, что век Вашего Величества всегда будет именоваться веком благословенным». Увы, грандиозные планы на будущее, очерченные во второй части отчёта, остались неосуществлёнными (прежде всего сенатская реформа).
К началу 1811 года Сперанский предложил и новый проект преобразования Сената. Суть проекта в значительной мере отличалась первоначальной. Предполагалось разделить Сенат на правительствующий и судебный. Состав последнего предусматривал назначение его членов следующим образом: одна часть – от короны, другая выбиралась дворянством. В силу различных внутренних и внешних причин Сенат остался в прежнем состоянии, да и сам Сперанский в конечном итоге пришёл к выводу, что проект нужно отсрочить. Отметим ещё, что в 1810 году по плану Сперанского, был учреждён Царскосельский лицей.
Такой была в общих чертах политическая реформа. Крепостное состояние, суд, администрация, законодательство – всё нашло себе место и разрешение в этой грандиозной работе, оставшейся памятником политических дарований, далеко выходящих за уровень даже высокоталантливых людей. Некоторые упрекают Сперанского в том, что он мало уделял внимания крестьянской реформе. У Сперанского мы читаем: «Отношения, в которые поставлены оба эти класса (крестьяне и помещики) окончательно уничтожают всякую энергию в русском народе. Интерес дворянства требует, чтобы крестьяне были ему полностью подчинены; интерес крестьянства состоит в том чтобы дворяне были также подчинены короне… Престол всегда является крепостным как единственный противовес имуществу их господ», т.е крепостное состояние было несовместимо с политической свободой. «Таким образом, Россия разделённая на различные классы, истощает свои силы в борьбе, которую эти классы ведут между собой, и оставляет правительству весь объём безграничной власти. Государство, устроенное таким образом – то есть на разделении враждебных классов – если оно и будет иметь то или другое внешнее устройство, – те и другие грамоты дворянству, грамоты городам, два сената и столько же парламентов, – есть государство деспотическое, и пока оно будет состоять из тех же элементов (враждующих сословий), ему невозможно будет быть государством монархическим». Сознание необходимости, в интересах самой политической реформы, упразднить крепостное право, а равно и сознание необходимости, чтобы перераспределение власти соответствовало перераспределению политической силы, явствует из рассуждения.
Николай Фёдорович Кошанский (1781-1831) – филолог, переводчик, профессор Царскосельского лицея, учитель А.С. Пушкина. Из дворян Московской губернии. Учился (с 1797) в Благородном пансионе. Произведён в студенты Московского университета (1799). Учился на философском и юридическом факультетах Московского университета. В университете слушал лекции на философском и юридическом факультетах, изучил греческий, латинский, французский, немецкий и английский языки. Дружил с М.В. Милоновым и З.А. Буринским. В 1802 г. стал помещать стихотворения в «Новостях Русской Литературы». В 1805 г. был утвержден магистром, а в 1807 г. – доктором философии, за диссертацию: «Illustratio Mythi de Pandore, et operum antiquae artis ad eum spectantium» (М., 1806). Работал в «Журнале изящных искусств», «Вестнике Европы», «Русском Вестнике» и «Journal de la société des naturalistes de Moscou». Издал: «Таблицы латинской грамматики» (М., 1809; 2-е изд. СПб., 1817); «Правила, отборные мысли и примеры лат. яз., с кратким словарем» (М., 1807); «Латинскую грамматику», по Бреедеру (М. 1811; 11-е изд. 1844) и «Цветы греч. поэзии», с текстом, замечаниями и переводом в стихах (М., 1811). С 1811 по 1828 г. был профессором русской и латинской словесности в царскосельском лицее. Там же он читал историю изящных искусств по Винкельману и был секретарем конференции. Кошанский пользовался репутацией хорошего профессора. По свидетельству одного из его учеников, Я.К. Грота, лицеисты заслушивались его рассказами и чтениями во время преподавания им латинской и русской словесности. Кошанский составил «Общую риторику» (СПб., 1818; 10-е изд. 1849) и «Частную риторику» (СПб., 1832; 7-е изд. 1849), по которым училось несколько поколений.
Граф Карл Иванович Опперман (нем. Karl Ludwig Wilhelm Oppermann; 12 (23) ноября 1766 года, Дармштадт – 2 (14) июля 1831 года, Выборг) – российский инженер-генерал, картограф и фортификатор. Участник наполеоновских войн. Член Государственного совета, директор Инженерного и Строительного департаментов, заведующий Инженерным и Артиллерийским училищами и школой гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, директор Депо карт и Гидрографического депо, почётный член Императорской академии наук.
Карл Иванович Опперман по происхождению из дворянского рода герцогства Гессен-Дармштадт, родился в Дармштадте. Отец его был тайным советником и крупным сановником при дворе герцога, а мать, как предполагают исследователи, была сводной сестрой Людвига Генриха Николаи (1737-1820), в судьбе которого к тому времени уже наметился отчётливый «русский след». Благодаря отцу Карл Опперман получил прекрасное инженерное и математическое образование вкупе с языками – французским, латынью и греческим. В 1779 году поступил в гессенскую армию и в 1783 году получил звание инженер-капитана. В том же году он задумал переезд в Россию, поскольку в это время дядя Карла Оппермана, вышеупомянутый Людвиг Генрих Николаи, давно и основательно жил в России, занимая высокие должности при дворе наследника Павла Петровича и пользуясь необычайным доверием его и супруги Марии Федоровны. На прошение Карла Оппермана принять его в русское подданство императрица Екатерина II ответила согласием, и 12 октября 1783 года он вступил на службу в чине поручика Инженерного корпуса. В России Опперман прежде всего усердно принялся за изучение русского языка, которым впоследствии овладел в совершенстве.
Участник русско-шведской войны 1788-1790 годов. Участвовал почти во всех морских сражениях, включая знаменитое Выборгское морское сражение 1790 года. Способствовал разгрому шведского флота в битве под Роченсальмом в 1789 году, построив за несколько часов укрепления береговых батарей. За отличия в бою у Бьёркезунда награждён орденом Святого Георгия 4-й степени и чином инженер-капитана. Шведская кампания 1788-1790 годов закончилась для Карла Оппермана ранением и пленом, из которого он вернулся только в 1791 году. Пробыв некоторое время в Риге, Опперман в 1792 году «был послан в Москву с чрезвычайным поручением, откуда он вернулся…, чтобы быть отправленным в нашу армию в Польше, чем он был восхищен» (из письма баронессы Николаи 1792 года). В Польше Опперман принимает участие в нескольких сражениях с польскими конфедератами. Участник подавления Польского восстания Тадеуша Костюшко 1794 года. В 1795 году он произведен в инженер-майоры, разработал проект укрепления западных границ Российской Империи. В 1797 году назначен императором Павлом I состоять при собственном Его Величества Депо карт. В том же году зачислен в Инженерную экспедицию Военной коллегии и 6 марта 1798 года произведён в полковники. 3 октября 1799 года вышел в отставку с производством в инженер-генерал-майоры. 5 декабря 1800 года принят на службу в Инженерный корпус с определением в Департамент водяных коммуникаций.
По восшествии на престол императора Александра I, Опперман 15 апреля 1801 года переведён в Депо карт с причислением в Свиту Его Императорского Величества, в результате чего император Александр I ближе познакомился с Опперманом и вполне оценил его глубокие познания и опытность. В марте 1803 года командирован в Финляндию для улучшения обороноспособности приграничных крепостей. Будучи управляющим Депо карт (с 1812 года – Военного топографического депо) руководил работами по составлению «Столистовой карты» Российской Империи. За эту работу, а также за составление полного атласа российских крепостей Опперман получил орден Святой Анны 1-й степени.
6 января 1805 года, ввиду намечавшейся войны с Наполеоном, по высочайшему повелению Опперман отправился в Италию с секретным поручением осмотреть французские крепости. Официально исправлял должность генерал-квартирмейстера русских, английских и неаполитанских войск, действовавших в Италии против французов. В 1806-1807 годах участвовал в войне с французами в Польше и Восточной Пруссии, в составе корпуса генерала Эссена участвовал в сражениях при Острове и под Остроленкой. За выказанные в этих делах отличия был награждён орденом Св. Владимира 3-й степени. В 1806 году находился на острове Корфу во время действий русского флота под командованием вице-адмирала Д. Н. Сенявина в Адриатическом море и затем в ноябре через Константинополь возвратился в Россию. В 1807 году, вследствие разрыва с Англией, ему поручено было привести в оборонительное состояние Кронштадт. Во время русско-шведской войны 1808-1809 годов руководил обновлением укреплений Выборга, Нейшлота и Тавастгуста.
Став в 1809 году инспектором Инженерного департамента Военного министерства, Опперман с обычной энергией принялся за осмотр и исправление крепостей, расположенных по западной границе, в том числе и Киевской. Руководил постройкой Бобруйской (1810 год) и Динабургской крепостей. Позже крепость в Бобруйске выдержала осаду корпуса Домбровского до конца военных действий. Армия Наполеона обложила и держала в блокаде Бобруйск несколько месяцев, но благодаря умелым действиям русского гарнизона, так и не смогла помешать князю Багратиону соединиться с частями 1-й Западной армии. В 1810 году создал Инженерное училище на базе созданной в 1804 году в Петербурге школы инженерных кондукторов, которое в 1819 году преобразовано в Главное инженерное училище. За полезную деятельность в области фортификации Опперман награждается орденом Св. Владимира 2-й степени большого креста и производится 30 августа 1811 года в инженер-генерал-лейтенанты. С 28 февраля 1812 года директор Инженерного департамента. В марте 1812 года был определен начальником инженерной службы 1-й Западной армии. В 1812 занимался вооружением крепостей от Риги до Киева. В октябре 1812 года назначен также состоять при Главной квартире русской армии, фактически контролировал инженерные войска (и их снабжение) действующей армии. Участвовал в сражениях 28 октября 1812 года под Вязьмой и 5-6 ноября при Красном. За отличия в этих сражениях был награждён орденом Святого Александра Невского. С марта 1813 года руководил инженерными работами при осаде крепости Торн, после её капитуляции награждён орденом Святого Георгия 3-й степени. После этого был начальником Главного штаба Польской армии Беннигсена. Командовал войсками при блокаде Модлинской крепости. С июля 1813 года начальник Главного штаба полевой армии. Принял участие в сражениях при Дрездене, Пирне, в битве под Лейпцигом, в осаде Магдебурга и Гамбурга. За многочисленные заслуги в этот период он награждается бриллиантовыми знаками ордена Св. Александра Невского и несколькими иностранными орденами.
По окончании войны занимался устройством Инженерного департамента, формированием сапёрных и пионерных войск и управлял строительной частью всех крепостей России. С 1818 года Карл Опперман стал деятельным помощником великого князя Николая Павловича по управлению инженерной частью. С 20 января 1818 года генерал-инспектор по инженерной части, принимал большое участие в учреждении Главного инженерного училища. При Николае I был членом комитета для организации строительной части и председателем комитета для улучшения воспитательной части в кадетских корпусах, заведовал также морским строительным департаментом и артиллерийским училищем. 12 декабря 1823 года произведён в инженер-генералы.
В 1826 году был назначен в Верховный уголовный суд по делу декабристов. 20 декабря 1826 года стал почётным членом Российской Академии наук, был почётным членом Российского Минералогического общества. Как председатель комиссии построения Исаакиевского собора он следил за его возведением. В 1827 году Опперман – главный попечитель евангелической Петропавловской церкви в Санкт-Петербурге. В этом звании он преобразует находящееся при церкви училище Св. Петра. В том же 1827 году, Опперман стал главноначальствующим Артиллерийского училища. С 1827 года член Государственного совета. 1 июля 1829 года получил графский титул. В том же году разработал проект перестройки Брестской крепости, строительство которой закончилось в 1842 году. Будучи наставником Николая I в инженерной и военной науках, сохранил с ним прекрасные отношения, что, однако, не помешало императору взыскать штраф с К.И. Оппермана за поднесённый им на утверждение проект казармы в Бобруйской крепости, обрушившейся вскоре после постройки. Сам император, как руководитель проекта, также оштрафовал себя на 580 рублей 60 копеек. В 1850 году император присвоил имя Оппермана новой оборонительной башне на реке Бобруйка. С 1827 по 1831 годы – управляющий Строительным департаментом по морской части, член Попечительского совета Петришуле. С 1829 года почётный член Петербургской Академии наук. Следующей наградой, полученной графом Опперманом, был орден Св. Андрея Первозванного, возложенный на него 25 июля 1830 года. В 1830 году ему было поручено составить проект реконструкции Свеаборгской крепости, граф деятельно берется за работу, но в 1831 году летом заболевает холерой, эпидемия которой разгорается в Петербурге, и умер на 65-м году жизни. Похоронен в Петербурге на Выборгском холерном кладбище, расположенном на Куликовом поле.
6 июня 1833 года по планам Карла Ивановича Оппермана было начато строительство Брестской крепости. За особые заслуги его фамилия выбита на медали «В память 50-летия Корпуса военных топографов».
Был женат на Каролине фон Кельхен († май 1841), дочери хирурга Ивана Захаровича фон Кельхена (1723-1810). Его старший сын, Александр Карлович Опперман, также был генералом русской армии и с отличием воевал на Кавказе; младший сын, Леонтий Карлович Опперман, с отличием участвовал в Крымской войне. Иустин Карлович Опперман был профессором Гёттингенского университета.
Награды: Орден Святого апостола Андрея Первозванного (25.06.1830); Орден Святого Георгия 3-й степени (26.04.1813); Орден Святого Георгия 4-й степени (22.08.1789); Орден Святого Владимира 1-й степени (29.01.1821); Орден Святого Владимира 2-й степени (25.07.1810); Орден Святого Владимира 3-й степени (31.12.1807); Орден Святого Александра Невского (29.12.1812); Алмазные знаки к ордену Святого Александра Невского (11.11.1814); Орден Святой Анны 1-й степени (19.03.1805); Алмазные знаки к ордену Святой Анны 1-й степени (23.10.1807); Орден Святой Анны 2-й степени (14.04.1799); Алмазные знаки к ордену Святой Анны 2-й степени (26.05.1803); Орден Святого Иоанна Иерусалимского, почётный командор (23.09.1799); Золотая шпага «За храбрость» с алмазами; Серебряная медаль «В память Отечественной войны 1812 года»; Медаль «За взятие Парижа» (19.03.1826); Знак отличия «За XL лет беспорочной службы» (22.08.1828). Иностранные: датский Орден Данеброг, командор (1815); прусский Орден Красного орла 1-й степени (1814); французский Орден Почётного легиона, большой крест (25.01.1827); французский Орден Почётного легиона, командор (1815); шведский Орден Меча, большой крест (1813).
Примечания:
[1] Успенский Ф.Б. Именослов: историческая семантика имени. – М., 2007. – С. 321.
[2] Акт о престолонаследии, обнародованный Павлом I в день его коронации 5 (16) апреля 1797 года (император лично зачитал акт), установил новый порядок престолонаследия в Российской империи. Официально опубликован Сенатом 14 (25) апреля 1797 года. Павловский акт о престолонаследии отменял действие указа о престолонаследии, изданного Петром I 5 (16) февраля 1722 года.
Текст акта был разработан Павлом l ещё в бытность его цесаревичем в 1788 году перед отъездом на войну со Швецией и подписан им совместно с женой, великой княгиней Марией Фёдоровной. Этим актом Павел стремился исключить в будущем возможность отстранения от престола своих законных наследников.
Павловский акт включал в себя несколько принципиальных отличий от указа о престолонаследии Петра I:
В отличие от петровского указа, который предусматривал для государя право назначить себе наследника самому (и тем открыл дорогу к эпохе дворцовых переворотов), акт вводил наследование по закону, «дабы государство не было без наследников, дабы наследник был назначен всегда законом самим, дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать, дабы сохранить право родов в наследствии, не нарушая права естественного, и избежать затруднений при переходе из рода в род».
В отличие от петровского указа, который не предусматривал различий в правах для наследников мужского и женского пола, акт вводил так называемую «австрийскую», «полусалическую» примогенитуру, при которой преимущество в наследовании имели потомки мужского пола, как следствие, после принятия акта на российском престоле не было больше ни одной женщины.
Акт впервые в Российской империи вводил понятие регентства. Для монархов и их наследников сроком совершеннолетия определялись 16, а для прочих членов императорской фамилии – 20 лет от роду. Петровский указ не предусматривал возможности опекунства над государем.
Павловский акт запрещал занятие российского престола лицом, не принадлежащим к Православной Церкви: «…Когда наследство дойдет до такого поколения женскаго, которое царствует уже на другом каком престоле, тогда предоставлено наследующему лицу избрать веру и престол, и отрещись вместе с наследником от другой веры и престола, если таковой престол связан с законом, для того, что государи российские суть главою церкви, а если отрицания от веры не будет, то наследовать тому лицу, которое ближе по порядку».
Акт дополнялся и уточнялся положениями принятого в тот же день «Учреждения об Императорской фамилии». «Учреждение…» определяло состав императорской фамилии, иерархическое старшинство её членов, их права и обязанности, устанавливало гербы, титулы, источники и размеры содержания членов императорской фамилии. В тот же день было принято и «Установление для орденов кавалерских российских».
В 1820 году император Александр I дополнил правила престолонаследия требованием о равнородности брака как необходимом условии для наследования престола. Дети, родившиеся в неравнородном браке, теряли право на престол. Акт о престолонаследии вместе с позднейшими изменениями и дополнениями был включен в Свод законов Российской империи.
[3] Апоплексический удар – совр. инсульт (лат. insultus «удар»), устар. апоплексия (др.-греч. ἀποπληξία «паралич») – острое нарушение кровоснабжения головного мозга, характеризующееся внезапным (в течение нескольких минут, часов) появлением очаговой и/или общемозговой неврологической симптоматики, которая сохраняется более 24 часов или приводит к смерти больного вследствие цереброваскулярной патологии.
[4] Стефан Урош IV Душан (серб. Стефан Урош IV Душан), известен также как Душан Сильный (серб. Душан Силни) – сербский король (серб. краљ) (с 1331 года) из рода Неманичей, с 1346 года – царь сербов и греков (до смерти в 1355 году), создатель Сербского царства. В ходе ряда успешных войн под его руководством Сербское царство превратилось в самую сильную державу региона, включив в свой состав значительную часть Балканского полуострова и составив реальную конкуренцию Византийской империи. В правление царя Стефана в стране была проведена кодификация сербского права (в частности, был создан «Законник» – свод юридических норм средневековой Сербии), получила распространение византийская культура.
[5] Теория «Москва – Третий Рим» послужила смысловой основой представлений о роли и значении России, которые сложились в период возвышения Московского княжества. Московские великие князья (притязавшие начиная с Иоанна III на царский титул) полагались преемниками римских и византийских императоров. Идея «Москва – третий Рим» впервые была сформулирована в двух посланиях конца 1523 – начала 1524 года старцем псковского Елеазарова монастыря Филофеем Великому князю Василию Ивановичу: «Да вѣси, христолюбче и боголюбче, яко вся христианская царства приидоша в конецъ и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческимъ книгамъ, то есть Ромеиское царство: два убо Рима падоша, а третий стоитъ, а четвертому не быти. <…> да вѣсть твоа держава, благочестивый царю, яко вся царства православныя христианьския вѣры снидошася въ твое едино царство: единъ ты во всей поднебесной христианом царь <…> якоже выше писахъ ти и нынѣ глаголю: блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царьства снидошася въ твое едино, яко два Рима падоша, а третей стоитъ, а четвертому не быти. Уже твое христианьское царство инѣмъ не останется, по великому Богослову». Старец Филофей ставил московского князя в один ряд с императором Константином Великим, называя последнего предком князя: «Не преступай, царю, заповѣди, еже положиша твои прадѣды – великий Константинъ, и блаженный святый Владимиръ, и великий богоизбранный Ярославъ и прочии блаженнии святии, ихьж корень и до тебе».
Политическая теория «Москва – третий Рим» обосновывается также легендой конца XV – начала XVI веков о византийском происхождении шапки Мономаха, бармы и других предметов, присланных императором Константином Мономахом великому князю киевскому Владимиру II Мономаху, и целым рядом иных текстов. Характерно, что в киевских текстах об этих «подарках» нет и упоминания. Связь послания Филофея с Москвой, возможно, появилась в результате вмешательства переписчиков, заменивших в более поздних вариантах текста «Ромейское [царство]» на «Росийское». «Ромейское царство» можно было понимать и как Священную Римскую империю Карла V. В дальнейшем словосочетание «Третий Рим» появляется в «Повести о белом клобуке» (где относится к Новгороду), «Казанской истории», декларации о провозглашении Московского патриархата в 1589 году (где «Третьим Римом» именуется не Москва, а «Росийское царство», надписи на принадлежавшей Дмитрию Годунову Псалтыри 1594 года, «Повести о начале Москвы» (XVII век) и челобитных старообрядцев на имя российских императоров (XVIII век).
Представление о Москве как о Третьем Риме сложилось среди русских людей XVI века на почве политических и религиозных воззрений в связи с явлениями общеевропейской истории. Преемство наследования московскими государями христианско-православной империи от византийских императоров. Ход развития этой идеи можно представить в следующем виде. Величие древнего Рима, мощный рост и обширные размеры его территории, вместившей почти все известные тогдашнему миру страны и народы, высокая степень культуры и успехи романизации породили в современниках убеждение в совершенстве и незыблемости созданного порядка (Рим – вечный город, urbs aeterna). Христианство, восприняв от языческого Рима идею единой вечной империи, дало ей дальнейшее развитие: кроме задач политических, новая христианская империя, как отражение царства небесного на земле, поставила себе задачи религиозные; вместо одного государя явились два – светский и духовный. Тот и другой связаны органически неразрывными узами; они не исключают, но взаимно дополняют один другого, будучи оба двумя половинами одного неделимого целого.
Так, в обновлённой форме священной римской империи возродилась в средние века идея древнего мира. Языческий orbis terrarum превратился в tota christianitas. По вопросу о том, кому принадлежит право быть носителем светской и духовной власти, возникло разногласие: в Западной Европе признавали таковыми римского (немецкого) императора и папу, на греческом Востоке – византийского императора и патриарха. Названия западной и восточной империи – лишь обозначение реальных фактов, но не идейных, ибо и та, и другая империя считала только себя единою, всемирною, исключая возможность существования другой. Отсюда раскол политический и церковный, противопоставление православного Востока латинскому Западу. Императоры византийские видели в Карле Великом бунтовщика, дерзкого узурпатора. Ни за Оттонами, ни за Гогенштауфенами они не признавали прав на императорскую корону. Германо-романский мир отвечал им тем же. Одновременно представители церквей слали проклятия один другому. Обе стороны были искренне убеждены в собственной справедливости и в этом воспитывали людей. Таким образом католические народы восприняли мысль, что Священная Римская империя, с папой и императором во главе, есть настоящая законная представительница истинного царствия на земле. Народы православные, наоборот, видели в византийском императоре своего верховного главу, а в патриархе константинопольском истинного представителя вселенской церкви. В этих воззрениях воспитывалась и Россия. До XV века она считала себя покорною дочерью Константинопольского (Вселенского) патриарха, а в византийском императоре видела верховного блюстителя общественной правды. Константинополь стал в глазах русских вторым Римом.
Со второй половины XV века во взглядах русского общества произошла значительная перемена. Флорентийская уния (1439) пошатнула в самом корне авторитет греческой церкви; обаяние Византии как хранительницы заветов православия исчезло, а с ним и право на главенство политическое. Таким новым сосудом, новым Третьим Римом и является Москва. – Освобождение от монгольского ига, объединение разрозненных мелких уделов в большое Московское государство; женитьба великого князя Иоанна III на Софии Палеолог, племяннице (и наследнице) последнего византийского императора; успехи на Востоке (завоевание ханств Казанского и Астраханского) – всё это оправдывало в глазах современников представление о праве Москвы на такую роль. На этой почве сложился обычай коронования московских государей, принятие царского титула и византийского герба, учреждение патриаршества, возникновение трёх легенд: о бармах и царском венце, полученных Владимиром Мономахом от византийского императора Константина Мономаха (1547) о происхождении Рюрика от Пруса, брата римского кесаря Августа; о белом клобуке: клобук этот, как символ церковной независимости, император Константин Великий вручил римскому папе Сильвестру, а преемники последнего, в сознании своего недостоинства, передали его константинопольскому патриарху; от него он перешёл к новгородским владыкам, а потом к московским митрополитам.
Новое положение вызывало новые обязательства. Самодержавно-царская, автокефально-православная Русь должна хранить правую веру и бороться с её врагами. В этом направлении одно время её поддерживал и сам латинский Запад: римские папы старались поднять московских государей против турок, пропагандируя мысль, что русские цари – законные наследники Византии; в том же духе действовала и Венеция. Теория Третьего Рима до конца XVII в., а именно до войн с Турцией, не выходила из сферы отвлечённых вопросов: но и позже она никогда не получала характера определённой политической программы, хотя некоторое отражение её и слышится: более слабое – в правительственных заявлениях во время освободительных войн России с Турцией на Балканском полуострове, более сильное – в воззрениях славянофилов.
[6] Императорский Царскосельский лицей (с 1811 года – Александровский лицей) – привилегированное высшее учебное заведение для детей дворян в Российской империи, действовавшее в Царском Селе с 1811 по 1843 год. 11 (23) декабря 1808 года М.М. Сперанский представил на рассмотрение «Проект предварительные правила для специального Лицея», в котором наметил принципы обучения и воспитания в лицее. Основан лицей по указу императора Александра I, подписанному 12 (24) августа 1810 года. Он предназначался для обучения дворянских детей. По первоначальному плану в Лицее должны были воспитываться младшие братья Александра I – Николай и Михаил. Программа была разработана Сперанским и ориентирована в первую очередь на подготовку государственных просвещённых чиновников высших рангов. В лицей принимали детей 10-14 лет. Приём осуществлялся каждые три года. Для лицея был отведен дворцовый флигель, соединенный галерею с главным корпусом дворца. Лицей был открыт 19 октября 1811 года. Этот день впоследствии отмечался выпускниками как «День лицея» – выпускники собирались в этот день на «лицейский обед». Первоначально лицей находился в ведении Министерства народного просвещения, в 1822 году подчинён военному ведомству. Продолжительность обучения первоначально составляла 6 лет (два трёхгодичных курса, с 1836 года – 4 класса по полтора года). За это время изучали следующие дисциплины: нравственные (Закон Божий, этика, логика, правоведение, политическая экономия); словесные (российская, латинская, французская, немецкая словесность и языки, риторика); исторические (российская и всеобщая история, физическая география); физические и математические (математика, начала физики и космографии, математическая география, статистика); изящные искусства и гимнастические упражнения (чистописание, рисование, танцы, фехтование, верховая езда, плавание). Учебный план лицея неоднократно изменялся, сохраняя при этом гуманитарно-юридическую направленность. Лицейское образование приравнивалось к университетскому, выпускники получали гражданские чины 14-9 классов. Для желавших поступить на военную службу проводилось дополнительное военное обучение, в этом случае выпускники получали права окончивших Пажеский корпус. В 1814-1829 годах при лицее действовал Благородный пансион. Отличительной чертой Царскосельского лицея был запрет телесных наказаний воспитанников, закреплённый в лицейском уставе.
[7] Петр Александрович Румянцев был крайне негативного мнения о прусской военной системе. «В эпоху господства во всей Европе прусских рационалистических теорий Румянцев первый выдвигает в основу воспитания войск нравственный элемент, причем воспитание, моральную подготовку, он отделяет от обучения, подготовки «физичной». Написанные Румянцевым работы «Обряд служб» (1770), «Инструкция полковничья полку пехотному» (1764) и «полку конному» (1766) стали строевым и боевым уставами победоносной русской армии. Румянцева по праву называют основоположником российской военной доктрины. Его новаторство проявляется в первом же параграфе доклада Екатерине II, законченного в 1777 году. Полководец рекомендует расположить русские войска так, чтобы они образовали «четыре армии»: Приморскую и Украинскую – в Белоруссии и на Украине, Низовую – в Поволжье, от Нижнего Новгорода до Астрахани, и Резервную – в центральной части государства. Так Румянцев сумел предвосхитить военно-окружную систему размещения войск. Военные теоретики второй половины XVIII века много внимания уделяли вопросам стратегического резерва. Русский фельдмаршал, подводя в упомянутом докладе итог развитию теоретической мысли, указывал, что Резервную армию следует расположить в «дешевом и выгодном месте государства, откуда пограничные армии подкреплять и усиливать равноудобно». Румянцев одним из первых обобщил перечень задач тактической подготовки войск: выбор оборонительных позиций и их инженерное оборудование, захват укрепленных позиций неприятеля с применением построений «колоннами и линиями», фуражирование и организацию переправ через реки, атаки в поле и штурм крепости, а также совместные действия армии и флота.
Об успешности военной стратегии Александра Васильевича Суворова свидетельствуют победы, одержанные великим полководцем в более чем 60 сражениях, причем большинство из них были выиграны при численном превосходстве неприятеля. Ни разу Суворов не покинул поле боя побежденным. Отбросив устаревшие принципы кордонной стратегии и линейной тактики, Суворов разработал и применил в полководческой практике более совершенные формы и способы ведения вооружённой борьбы, которые намного опередили свою эпоху и обеспечили русскому военному искусству ведущее место. Стратегия Суворова отличалась исключительной активностью и решительностью. Главной целью военных действий ставилось уничтожение армии противника в открытых полевых сражениях. Основным способом стратегических действий считалось наступление. «Истинное правило военного искусства – прямо напасть на противника с самой чувствительной для него стороны, а не сходиться, робко пробираясь окольными дорогами. Дело может быть решено только прямым смелым наступлением». Суворов отличался непревзойденной тактической изобретательностью. Так, одной из заслуг фельдмаршала было совершенствование тактики колонн в комбинировании с рассыпным строем – способ боя, активно применяемый впоследствии европейскими армиями. В тактике Суворова было разумное сочетание артиллерийского огня и штыкового удара. Большое значение он придавал накоплению сил на стратегически важных участках. При этом военачальник в отдельных случаях считал возможным прибегать к обороне и даже к отступлению в интересах сохранения войск. При всей своей стратегической и тактической прозорливости Суворов понимал главное: человек является решающим фактором победы. Враг муштры и шагистики, он требовал от подчиненных ясного осознания поставленных задач. Унтер-офицерам и солдатам он не уставал повторять: «Каждый воин должен понимать свой маневр». В 1795 году Суворов изложил свои взгляды на обучение солдат, тактику боя и другие вопросы военного дела в трактате «Наука побеждать», опубликованном в 1806 году и многократно переиздававшемся.
Начало: