Хроники невидимки. Часть 10 О важности метидонола
— Он тупой, — с несчастным видом сказала Гера и громко шмыгнула носом.
— Он не тупой, — мгновенно обиделась за мужа Персефона. — Он в ступоре.
Ступор Владыки был ярко выражен, основателен и статуеподобен. В случае необходимости Аид мог смело состязаться в подвижности и присутствии эмоций с горой Олимп. Или с усталым Танатом.
Состояние, однако, было понятным, ибо нашествие плотной группы родичей в количестве аж пяти штук в подземном мире было, прямо скажем, событием. И если Гермес еще худо-бедно вписывался, то…
— Вроде как мертвым притворился, для профилактики, — сочувственно сказала Деметра и горестно разломила яблочко. — Со мной первые две сотни лет так делал. Ничего, сейчас выведем. Доча, ты уши-то призакрой, я сейчас скорбеть начну.
— Скорбеть не надо, — четко провозгласила Персефона, знакомая с материнскими возможностями и мгновенными реакциями мужа. — Так кто тогда тупой?
— Зевс тупой, — выдала Афродита с прямотой истинной блондинки. — И такой прямо безнра-а-а-авственный внезапно.
Персефона на минуту уподобилась Аиду. Рассуждающая о нравственности Афродита невольно перегружала психику. И взор — высоконравственным танцем бюста.
— В последние дни, — мрачно сообщила Афина, — поведение отца в рамки норм не укладывается. Он отдается… странным увеселениям. И его приказы слишком э-э, непредсказуемы.
— Давайте, говорит, человечество истребим — надоело, — уныло поддакнул Гермес. — Имена забыть может. Или там… или там… вот он с Олимпа недавно спустился.
— Так ведь это же часто… — начала Персефона.
— В бочке, — уточнила Афина. — В бочке из-под вина. В огромной бочке, которая катилась по склонам Олимпа, а в ней…
— Был Зевс, — добавил Гермес. — Правда, первой как раз летела бочка с Дионисом. И Дионис туда как раз совсем не хотел… А, да. Молнии какому-то своему новому сынишке дал — поиграть. И с Айгюптосом [1] хочет соревноваться. Давайте, говорит, тоже себе пирамиды сделаем, только повыше. Прометею пятки ходил щекотать…
— А еще, — дрожащим голосом прибавила Гера, — решил завести себе гарем. Как на востоке, будь он трижды проклят! М-мужской и женский. И не назначил меня любимой жено-о-о-ой…
— Зато уже подбирает евнухов, — смачно прибавил Гермес. Воцарилось молчание, полное сумрачных ожиданий. — И кандидатов… кандидаток… все время, кстати, подбирает, только на пиры отвлекается.
— И на безумные идеи, отчего в определенных кругах Олимпа возникла мысль… — тут Афина сходу задвинула что-то многоумное, о том, что какие-то неликвидные стрелы Громовержца оказались там, где природой было помещено и без того немаленькое шило.
— Я вот думаю, — простонала Гера. — Может, это у него старческий маразм, а?!
Общественность посмотрела на Аида. Старший из Кронидов хмыкнул и отмер.
— Зевс — тупой и безнравственный, — сказал он едко, — катастрофа века. Я извиняюсь, но вы что — не знали?!
Теплота отношений между братьями-Кронидами была видна воочию.
* * *
Гера в углу тихо отпаивалась нектаром и амброзией. В другом углу Деметра тихонько выспрашивала дочурку о житье-бытье. Гермес и Афродита препирались по поводу имен для чьих-то непонятных дочерей, причем с их стороны долетали варианты «Гермародита» и «Афгерма» и удивленное «А если будет мальчик?!» Аид при посильной помощи Афины собирал заочный анамнез возможной болезни Громовержца.
Разговор циклился и упирался в то, что началось все неделю назад и что такого Громовержца подданные точно не видели.
— Они-то, может, и не видели, — загадочно буркнул Владыка. — А вот для меня как-то… знакомо. Ну, кто бы мог подумать, что оно так-то.
Испытывающий взор Афины мог послужить прототипом неизвестного в дремучей античности рентгена. Под ним царь подземный пожал плечами и выдал монотонно:
— В далекие-далекие времена было у Крона три сына — двое умных, а третий… кхм, ну, своеобразный. И была у него жена, которая его своеобразность немного… сглаживала. В общем, звали ее Метида, была она богиней разума…
Афина насторожилась. Из угла, ревниво давясь нектаром, подтянулась Гера. Персефона и Деметра заинтересованно вытянули шею.
— …и получалось, что руководить братьями должен тот, кто их освободил. Ну, и поскольку освободитель предлагал напасть на Крона ночью, одевшись в костюмы из светящихся медуз…
— ?!
— …потому что будет весело, — отмахнулся Аид. — В общем, мы как-то… пришли к выводу, что нашему предводителю серьезности не хватает. Нимфы на уме сплошные, танцы, пиры…
— …что он тупой и безнравственный?
Царь подземный поразмыслил, пробормотал что-то про бурную молодость, но в целом выразил что-то наподобие согласия.
— В общем, мы как-то за пиром случайно подкинули идею — мол, съешь Метиду, вдруг легче станет. Ну, кто ж знал, что он до того…
— …тупой и безнравственный?
Афина с многозначительным видом продемонстрировала Гермесу копье. Гермес, который открыл рот с заготовленной на все случаи фразы, скис.
— Ну, а он — не в переносном смысле, — угрюмо закончил Аид.
— А как? — сочувственно спросила Деметра. — То есть, как он ее… того? По кусочкам?
— Ага, он такой — «сладкая моя, ты и правда сладкая…», — внесла свою лепту Афродита, внезапно позеленев после того, как представила сказанное.
— Возможно, — занудно начала Афина, — имело место скорее метафорическое поглощение…
— А может, у Кронидов, как у змей — раздвигаются челюсти, да и… — начал вдохновлённый Гермес.
— Не замечала, — мимоходом отрезала Персефона, бросив на мужа подозрительный взгляд.
Владыка Аид отделался обычной дозой значительности на лице.
— Вообще-то, Метида умела превращаться, — выдал он все так же, со значительностью. — И Зевс попросил ее стать…
— Жрачкой, — охнул Гермес.
— Яблоком? — спросила конкретная Деметра.
— Зевс яблоки не любит, так что скорее сыром, — сквозь зубы просветила общественность Гера.
Владыка возвел страдающие глаза к потолку, и потолок узнал многое о прелестях общении с родственниками.
— …маленькой. Так что он смог ее проглотить.
— А она точно была богиней разума? — встряла Персефона. Супруг мимолетом пожал плечами.
— Но, конечно, прошло это… в общем, с последствиями.
Последствие, родившееся из головы у Зевса, польщенно хмыкнуло и поправило шлем.
— Угу. Прорицатели еще несли какую-то чушь о том, что поскольку у Зевса внутри — богиня разума, то она изнутри подсказывает ему в голове — как поступать…
— Высоконравственные говорящие глисты… — простонал Гермес из-под стола, за который заполз, в попытке справиться с юмором ситуации.
Аид побарабанил пальцами по двузубцу и досказал историю кратко:
— В общем, с той поры Зевс стал как-то… более мудрым, да и по нимфам стал бегать меньше
Воцарилось молчание, прерванное бледной Герой.
— То есть, это вот все он был уже… с Метидой?!
В вопросе было все — и основательно протоптанная Громовержцем дорога налево, и внезапные выходки с перевоплощениями, и спонтанные идеи — что еще делать со смертными, героями и чудовищами.
Властитель мертвых отозвался мрачным и всезнающим взглядом, полным памяти о бурной молодости. Во взгляде было определенное: «Ты просто еще не знаешь, как было без Метиды».
— Но сейчас-то он почему… — с недоумением начала Персефона. — То есть, что же она, за годы, переварилась все-таки, что ли?!
Боги дружно приняли в позу мыслителей. В позе прослеживалось негласно адресованное переварившейся Метиде «Чтоб тебя».
— Посейдон предлагает свергать, — открыл семейный совет Гермес.
— Посейдон всегда предлагает свергать, — мрачно опровергла Гера. — И вообще, свергать не дам.
— Так, а если ему еще кого-то скормить? — спросила Деметра, глядя чистыми глазами. — Кого-то… мудрого?
Взгляды обратились на Афину. Глаза родни определенно вопрошали: «А на что ты готова ради Олимпа?»
— Щас, — отчеканила Афина, вцепляясь в копье. — И вообще, я превращаться не умею.
За этим последовала насыщенная тирада Промахос о том, что ну да, как же, то из головы родись, то проглотись… нашли, тоже, безотказное средство поумнения. И вообще, пусть вон Арес.
— Если он съест Ареса — он озвереет, — безапелляционно вставила Персефона. — Если Гермеса — будет все то же самое, но еще и хитрым станет. Если Аполлона, то его придется глотать с Артемидой, но все равно…
Низкая калорийность Аполлона на интеллектуальном фронте была подтверждена кивками.
— Фемиду, — предложила Деметра. — Она умная. Да и вообще, вторая жена.
— Фетиду, — выдвинула Гера. — Имена похожи, и все такое…
— Гекату, — робко вякнул Гермес.
— Чур тебя, — в священном ужасе откликнулась общественность, вообразив себе плодотворный союз своеобразного Зевса со своеобразной Гекатой.
— Не переварилась, — прошептала Афродита виновато.
Семейный совет навострил уши. Богиня любви потеребила золотые локоны и прошептала, что она же просто хотела сделать Громовержцу подарок… супчик сварить… а Громовержец вдруг стал таким зелененьким, а потом вдруг отвернулся, а потом…
— Блеванул, — жестко и безжалостно выдал Аид. Персефона послала мужу укоризненный вздох и сообщила, что это самое — Цербер, Громовержец же «внезапно и грозно извергает».
Тут лицо Пеннорожденной выразило муку эстета, по которой ясно было, что «внезапно и грозно» — как раз те эпитеты. После чего Афродита собралась и донесла до окружающих, что «да, там было что-то такое маленькое, бегающее и очень громко ругающееся, но это же Громовержец, я вообще думала, у него так и принято».
Пока шок от заявления не успел простыть, Аид вздохнул и потянулся за шлемом.
— Гера, — мрачно выдал он тоном истинного лавагета. — Отвлекаешь мужа. Гермес — отслеживаешь посторонних. Деметра — в случае тревоги скорбишь. Персефона — ты за меня. Афина — убираешь с дороги остальных олимпийцев… да, и мне нужна будет ваша прислуга, — он немного подумал и добавил хмуро: — И швабры.
* * *
Через стены долетали звуки разудалого пира.
Аид мрачно постукивал шлемом о колено.
Извлеченная из-под кровати у Гефеста Метида, вернувшая свой нормальный размер, обиженно прихлебывала нектар.
— За что шваброй-то, — приложила хмуро. — Сволочи.
Аид покосился мрачно. Погоня за шустрой богиней разума по дворцам Олимпа, во главе армии слуг со швабрами, далась Владыке мертвых тяжело.
— Вот уйду в горы жить, — сказала Метида мечтательно. — На край света.
— Сделай милость, — суховато откликнулся Владыка. — Только от Олимпа подальше. За этим и искали.
Метида уставилась подозрительно, и царь подземный поведал ужасным шепотом:
— Зевс с тобой слишком умный, понимаешь ли. Жизнь наладилась. Ни всемирных потопов, ни войн, ни веселья. В общем, мы тут посоветовались и поручили Афродите зелье сварить. По твоему рецепту, как для Крона [2]. Только усовершенствованное.
— Да чтобы простая богиня смогла по моему рецепту… — взвилась Метида, недооценивая способности Афродиты к импровизации.
Лицо Аида мимоходом выражало «Да мы еще и не такое могем. И вообще, вот сейчас мы закончим воплощать свой жуткий, злобный, хитрый, коварный план по наведению в Элладе полного хаоса при помощи неуправляемого Зевса».
— В общем, так, — отчеканил Владыка. — К брату не подходить. Хочешь — в горы, хочешь — в леса. У нас тут за последнюю неделю, знаешь ли, без тебя жизнь… насытилась.
Далее скучным голосом был озвучен перечень. С каждым пунктом перечня Метида неудержимо менялась в лице. Иногда переспрашивала — что-нибудь вроде «Что, прямо налысо?», «Змеёй заполз куда?» и «При помощи молний?!»
— А вот еще… — сказал Владыка и зловеще набрал воздуха в грудь.
Метида окинула его ненавидящим взглядом. Вскочила и выбежала за дверь, уменьшаясь на ходу.
Аид внимательно прислушался к удаляющемуся зову:
— Зевсик, ку-у-у-ушать! За папу, за маму…
Потом презрительно хмыкнул и надел шлем, которым поигрывал.
— Жизнь у нас скучная, с Зевсом-то, — передразнил сам себя из пустоты. Хмыкнул еще раз и добавил пораженно: — И как она вообще поверила?
Примечания автора Елены Кисель:
[1] Айгюптос — эллинское название того, что мы сейчас называем Египтом.
[2] Именно Метида сварила то самое зелье, после которого Крон так эффектно расстался с детьми. Мастерица, да.
источник: https://ficbook.net/readfic/2928941/12364874#part_content