Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический цикл статей про Великую Испанию, и сегодня речь пойдет о судьбе Испании во время регентства королевы Марии Изабеллы, вплоть до совершеннолетия и свадьбы ее дочери, Изабеллы II. Рассказано будет о политическом положении в стране, изменениях в придворной жизни, внешней политике государства и о том, как представители Испанских Бурбонов начнут рассаживаться по тронам в разных странах мира.
Содержание:
Королева-регент Мария Изабелла
Мария Изабелла (Елизавета) Савойская-Кариньяно. Какой-то умник из ее родичей в реале выдал ее за Райнера Австрийского, из-за чего бедная девушка фактически оказалась в стане врагов.
Смерть короля Фернандо VII словно послужила сигналом для старого поколения, которое некогда начинало вместе с инфантом Габриэлем прогрессивные реформы еще в конце XVIII века, управляло государством во время войны с Францией, и боролось еще с трезвомыслящим, но напрочь реакционным монархом. Вскоре после смерти короля Принц Арагонский, дон Карлос, герой войны и гениальный полководец, сложил с себя полномочия регента, и на этот пост единодушно была избрана королева Мария Изабелла. Спустя четыре года, в 1832 году, с поста главы партии националистов ушел Фернандо Мадридский, и его пост занял Альфонсо Лебрен (он предпочитал в обществе фамилию матери, так как Мадридских и без того хватало). Дон Луис продолжал контролировать МИД, но в 1831 году ушел с поста министра внутренних дел, уступив его своему протеже Алехандро Родригесу Вальехо. В правительстве стали все чаще мелькать новые люди, выросшие при новых порядках, и мыслившие по-новому. Государственная элита активно обновлялась, в ее состав, помимо дворян и высшего духовенства, начала входить буржуазия и даже представители зажиточного крестьянства, которое после окончания гражданской войны переживало бурный рост и крепло с каждым годом. Говоря образно, время регентства Марии Изабеллы (1828-1840) стало временем накопления сил стремительным броском вперед, который будет сделан в годы правления ее дочери и внука. В то же время, эти 12 лет стали периодом чрезвычайно высокой активности Испании во внешней политике, которую обеспечивали отец и сын – президент Альфонсо Лебрен, и министр иностранных дел, дон Луис Мадридский. При этом особенностью политического устройства страны в это время стало фактическое отсутствие «чистой» демократии – несмотря на проводимые каждые 5 лет выборы, власть оставалась у националистов, которые брали не менее 180 мест из 300 в Конгрессе, а многие эффективные министры не менялись годами, главным из которых, несомненно, стал глава МИДа. Авторитет королевы-регента и самой фигуры монарха оставался весьма значительным как для конституционной монархии, а представители боковой ветви Испанских Бурбонов практически заменили правящую ветвь, и их влияние и возможности были скорее близки к абсолютизму, чем к традиционной демократии. Впрочем, оно оказалось даже к лучшему – несмотря на большое количество ограничений, за этот период была воспитана новая политическая элита, куда более способная к конструктивной работе в рамках парламента, и лишь после этого фигуры Принцев Арагонских и герцогов Мадридских сошли с политической арены Испании.
Первейшим важным делом, растянувшимся на все 12 лет регентства, стал вопрос о браке юной еще королевы Изабеллы II. Ей требовался супруг, желательно – не просто из правящей династии, а королевских кровей, как можно более престижный, умный, красивый, который не стал бы при этом отстаивать интересы чужой династии и чужого государства в Мадриде. Кроме того, от будущего короля требовалось согласие на переход в католичество, что было едва ли не важнейшим пунктом из всех – Испания, несмотря на прогрессивные реформы, оставалась достаточно религиозным государством, верным католичеству, и не потерпела бы протестантского монарха. Плюс ко всему, мать королевы, Мария Изабелла, намучившись с браком по расчету сама, выразила еще одно требование – супруг должен понравиться ее дочери. Весь этот набор противоречивых требований делал выбор будущего короля-консорта крайне сложным, но родственники королевы постарались сделать все возможное, чтобы выполнить задачу. А так как королева Испании на тот момент была весьма завидной партией, то, не считая мелких князьков из Германии, различных герцогов и графов, были предложены следующие кандидатуры:
- Великобритания предложила на выбор двух внуков короля Георга III, которых также звали Георгами. Первому, сыну герцога Камберлендского, суждено было рано или поздно стать королем Ганновера, так что он практически сразу же выбыл из гонки за рукой и сердцем испанской королевы. Второй Георг, сын герцога Кембриджского, отказался принимать католицизм, в результате чего англичане лишились шанса заручиться «агентом влияния» при дворе испанской королевы. Впрочем, в самой Англии на эту тему долго шли дебаты, и многие все равно высказывались против браков с испанцами.
- Франция от лица короля Луи-Филиппа I предложила сразу трех принцев на выбор – Фердинанда Филиппа, Луи Шарля и Франсуа Фердинанда. Еще два сына, Генрих и Антуан, предлагались «в довесок», но были младше Изабеллы II. Первый отпал сразу же, так как был наследным принцем Франции, второй не желал жениться на испанке, и лишь третий, в общем-то, подходил в качестве кандидата в короли-консорты.
- «Самовыдвиженцем» от Португалии выступил дон Мигел, бывший на 19 лет старше королевы Изабеллы II. Дон Луис Мадридский, получив письмо с предложением своей кандидатуры от него, переправил бумагу королеве-регентше, подписав лист внизу «Каков наглец!». Учитывая историю португальского вопроса и роль Мигела в ней, подобный запрос действительно был верхом наглости. Письмо от него испанцы даже не удостоили ответа.
- Бавария выдвинула трех сыновей короля Людвига I – Максимилиана, Оттона и Луитпольда. Первый вскоре снял свою кандидатуру, так как хотел унаследовать отцовский титул, а Оттон и Луитпольд были оба хороши, в результате чего их «допустили к скачкам», т.е. оставалось лишь дождаться решения Изабеллы II.
- Россия предложила в супруги королевы Испании великого князя Александра, будущего императора Александра II. Во время начальных переговоров обе стороны дружно «опустили» вопрос о переходе в католичестве, что послужило позднее причиной утверждать, что кандидат был техническим, т.е. всерьез возможность брака никто не рассматривал.
- Нидерланды предложили трех сыновей короля Вильема II – Вильема, Александера и Хендрика. Все три первоначально соглашались принять католицизм, но Вильем и Хендрик вскоре отказались, а Александер «выбыл» по состоянию здоровья из-за травм, полученных в 1836 году во время урагана.
- Савойя, Сицилия, Бельгия, Саксония, Пруссия, Швеция, Дания и мелкие германские княжества или не пожелали участвовать в конкурсе на титул короля-консорта Испании, или же не выставили достойных кандидатов.
В результате этого были отобраны 4 кандидата в короли – француз, русский и два баварца. Все четверо приехали в 1839 году в Мадрид, с целью познакомиться с Изабеллой II. Франсуа Французский практически сразу же выбыл – несмотря на определенные таланты, он категорически не понравился королеве. Следом выбыл баварец Луитпольд, на сей раз по обратной причине – ему не понравилась строптивая и эмоциональная королева. Оставшиеся два конкурента едва не дошли до вызова друг друга на дуэль, но решение Изабеллы было ясным – «хочу русского!». Баварцы, разочаровавшись, уехали из Испании домой; еще раньше страну покинул француз. Однако браку с русским наследником престола было не суждено случиться – вскоре после решения королевы из Петербурга прибыло письмо от императора Николая, в котором тот указывал, что, к сожалению, Александр не может жениться на испанской королеве и стать королем-консортом, так как отец видит только его будущим императором России. Вскоре после этого Александр покинул Мадрид. Обращаться к ранее уже отвергнутым женихам никто не решился, в результате чего муж будущей супруги был найден дома – дон Карлос, из Мадридской ветви Испанских Бурбонов, с которым Изабелла II была с детства знакома, дружила с ним, и вообще считала юношу своей родственной душой. Согласно популярной полуконспирологической версии, Испания изначально не планировала выдавать свою королеву замуж за иностранца, а «конкурс на лучшего жениха» был объявлен скорее в рекламных целях, и в рамках общеевропейской дипломатической игры, в ходе которой Мадрид пытался привлечь к своей стране как можно больше иностранного внимания, и посмотреть на реакцию различных стран. В пользу этого имелись некоторые косвенные доказательства – участие представителей враждебной Франции в «конкурсе», пробелы в переговорах с русскими, и легкое расставание королевы с великим князем Александром после письма из Петербурга. Впрочем, прямых доказательств тому не было, а о скандальной истории с женихом для испанской королевы забыли. Сама же Изабелла II осталась в достаточно хороших отношениях со своим неудавшимся избранником из России до конца своей жизни.
Одной из причин подобной, казалось бы, затратной и бессмысленной дипломатической игры, стало привлечение внимания ко двору монархов Испании. Он и раньше не пользовался большим спросом у путешествующей по Европе знати, деятелей искусства, писателей, поэтов, скульпторов и различных выдающихся людей, а после правления Карлоса IV и Фернандо VII и вовсе превратился в «великолепный мавзолей, на который всем плевать», как говорил дон Луис. Конечно, испанская знать все еще прибывала к нему, да и соседние португальцы и французы порой наносили визиты, но этого с точки зрения престижа было мало. Потому уже с 1827 года двор стал преображаться по европейским стандартам – французским, английским, итальянским. Значительно активизировалась придворная жизнь – куда чаще стали проводиться разные мероприятия вроде балов или банкетов. При этом, по инициативе королевы-регентши Марии Изабеллы, особый упор был сделан на благотворительные мероприятия, а жизнь королевской семьи, несмотря на внешнюю роскошь, была заметно ужата в сторону большей скромности. Королевская семья стала много времени проводить в Паласио Реаль в Мадриде, но основной резиденцией стал Аранхуэс, в то время как Эскориал и Сан-Ильдефонсо отошли на второй план. Кроме того, королева-регент особое внимание уделяла государственным вопросам, со всей ответственностью отнесшись к ее высокому посту, и подготовив в соответственном ключе свою дочь. Она в любое время, при любых условиях участвовала в важных торжествах, контролировала дипломатическую переписку и ежедневно не менее часа работала с важными бумагами, посещала школы и больницы, лично вносила пожертвования на благотворительность. За это все народ полюбил ее, и простил ей все ее немногочисленные грехи, самым большим из которых оказалась тайная свадьба с Альфонсо Лебреном, лидером националистов, в то время как вдовствующая королева-регентша по старым традициям обязана была оставаться незамужней. Причиной тому, вероятно, стала всеобщая любовь к ней, нелюбовь к Фернандо VII, чья подлая натура раскрылась в 1814-1820 годах, и тот простой факт, что все знали об отношении короля к своей супруге, и просто по-человечески были не против того, чтобы вдова урвала немножко счастья. Тот факт, что ее второй супруг мог быть отцом королевы, а сама королева в таком случае оказывалась бастардом, настойчиво игнорировался. Сыграли Мария Изабелла и Альфонсо свадьбу в 1828 году, едва только закончился траур по Фернандо VI, а уже в 1832 году о браке стало известно, так как королева забеременела, и было решено объявить о том, что ребенок законный. Многие предвещали бурю возмущения, но, к великому удивлению советников королевы, народ остался к этой новости почти равнодушен, и вскоре она не только стала появляться на людях со своим официальным супругом, но и даровала тому титул герцога, заодно обеспечив будущее их общим детям, которых у них всего родилось четверо. После коронации своей дочери Мария Изабелла тихо удалилась от своих дел, и жила в свое удовольствие со вторым мужем и младшими детьми вплоть до своей смерти в 1856 году.
Вопрос революций в Европе
Дон Луис Мадридский был мастером внешней политики и дипломатии, что он уже успешно продемонстрировал во время Венского конгресса в 1814-1815 годах. Однако главой испанского МИДа он оставался гораздо дольше, вплоть до 1838 года, и все это время он был занят решением тем или иных важных государственных вопросов, и решал он их неизменно успешно, решительно, и с явно творческим подходом. Одним из таких вопросов, который начали решать еще при Фернандо VII, а закончили уже при королеве-регенте Марии Изабелле, стал вопрос Греции. Вообще, началось все с того, что после разрушительных Наполеоновских войн в Испании образовался избыток военных, а после демобилизации армии – избыток людей, желавших продолжать воевать. Часть из них подалась в бандиты, но вскоре начала подавляться другой частью, составившей ядро полиции и Гражданской Гвардии. Однако воинственных ветеранов все равно оставалось слишком много, и дон Луис предложил достаточно необычный вариант – начать своеобразный экспорт наемников в страны, где срочно требовалась военная сила. Одной из таких стран с 1821 года стала Греция, а точнее – греческие повстанцы, требовавшие независимости от Османской империи. Многие европейские страны, включая Великобританию, Францию и Россию, не остались равнодушными, и стали оказывать поддержку повстанцам. Сделала это и Испания. Формально государство постоянно оставалось в стороне, лишь открыв возможности для прибытия испанских волонтеров, однако на самом деле поддержка была куда более широкая – деньгами, оружием, советниками. Греческая война пользовалась большой популярностью в том числе и из-за того, что врагом выступали турки – традиционный многовековой противник христианского мира, и от сражений с ними веяло чем-то из былых времен, что придавало участию испанцев в конфликте атмосферу романтизма. Тем не менее, на публике Мадрид держался в стороне от «греческого вопроса», хотя дон Луис от случая к случаю все же выказывал сочувствие греческим повстанцам.
Но с 1827 года, а именно после Наваринского сражения, в котором испанцы также приняли участие, дипломатия активизировала свои усилия по отношению к греческому вопросу. Фактически Испания стала четвертым членом «греческого клуба», где уже числились Россия, Франция и Великобритания, причем первая противостояла в своих интересах последним двум. Благородные доны с Пиреней в этой ситуации выступили эдакой третьей нейтральной стороной, которая не имела своих интересов в Греции, но хотела добиться соблюдения приличий и мира в Европе. При этом дон Луис развил обильную переписку – с англичанами явную, а с русскими – тайную. В результате сложилось впечатление, что испанцы лезут в эти дела из чистого благородства, хотя на самом деле они планировали утвердить свои интересы в Восточном Средиземноморье и закрепиться в Греции. Император Николай I, которому не хватало союзников в этих делах, принял негласную поддержку испанцев, и в дальнейшем по важным вопросам касательно Греции они стали выказывать схожее мнение, хотя формально Испания все еще оставалась союзницей Великобритании. Когда в 1830 году подняли вопрос о границах Греции, англичане попытались было продавить собственную позицию о минимальных границах греческого государства, так как опасались сближения православных эллинов с православными русскими, но испанцам удалось склонить англичан к расширенному варианту границ, с добавлением Фессалии и островов Эгейского моря, включая Крит и Родос, но при условии превращения Греции в монархию, с отказом России от выдвижения кандидатов на греческую корону. Учитывая, что отказывалась одна лишь Россия, англичане согласились, и Греция превратилась в королевство с вакантным местом монарха до дальнейшего решения этого важного вопроса [1]. Регентом был объявлен Иоанн Каподистриа, «нейтральный» человек из текущего правительства государства, который стал формировать государственную администрацию. Но в 1831 году Каподистриа был убит, и четыре стороны вновь собрались в Лондоне для решения греческого вопроса – государству требовался монарх и крепкое правительство. Ситуация усложнялась тем, что податливый английский союзник, французский король Карл X, в июле 1830 года был свергнут, и его заменил куда более непредсказуемый Луи-Филипп, который уже предпринял ряд мер, обостривших отношения с Великобританией. В результате этого единственным союзником англичан (на словах) оставалась Испания, которая упорно ловила рыбку в мутной европейской воде, и потому, когда настало время выбирать нового монарха Греции, к мнению испанцев пришлось так или иначе прислушиваться. Первый кандидат, король Бельгии Леопольд I, вскоре выбыл, отказавшись от нового титула, а следующий кандидат, баварский принц Оттон, будучи эллинофилом, был отвергнут в следствии вмешательства испанских дипломатов, которые намекнули, что сей баварец рассматривается королевой Изабеллой II как будущий король Испании, и было бы весьма нежелательно сделать его недоступным из-за посадки на трон Греции (однако в результате брак не состоялся). Кроме того, Оттон был французским ставленником, а англичане уже начали опасаться утверждения французского влияния в Восточном Средиземноморье, да и в целом тоже. В конце концов, самым удобным для англичан оказался вариант, предложенный испанцами – один из отпрысков Мадридской ветви Бурбонов, 20-летний неженатый дон Мигель, в своем возрасте уже считавшийся экспертом в античной истории и культуре, знавший множество языков и увлекавшийся археологией. В 1832 году в Константинополе все стороны, включая Османскую империю, подписали договор, который окончательно утверждал сложившееся положение вещей. Мигеля единогласно приняло греческое народное собрание, и он короновался как король (басилевс) Михаил I Бурбон, а с 1848 года – Михаил I Палеолог, так как монарх пожелал сменить свою фамилию на более греческую, взяв за образец последнюю императорскую династию Византии. И лишь после того, как он перешел в православие и женился на великой княжне Ольге Николаевне, дочери императора Николая I, англичане начали подозревать, что испанцы ведут свою, довольно грязную, но весьма умелую игру, хотя официальная причина подобного брака была весьма безобидной – дескать, эллины смирились с королем-католиком, но потребовали православную королеву, а невест царственных кровей в этом случае ну очень мало.
Отношения с Францией после Венского конгресса не спешили улучшаться, и виновными в этом были обе стороны. Французы стремились вернуть Руссильон и захватить Каталонию; испанцы после событий Пиренейской войны стали яростными франкофобами, позабыв о былых дружеских отношениях и своей англофобии, которая стала постепенно убывать. При Людовике XVIII отношения оставались просто плохими, но в 1824 году он умер, и на его место пришел консервативный Карл X. Этот французский король уже весьма ясно обозначил свой курс на конфронтацию с Испанией, и дважды – в 1825, и в 1828, когда умер король Фернандо VII – отношения между странами ухудшались настолько, что вот-вот могла начаться война между ними. Сказывались и действия англичан, которые то пытались сдерживать французов, опасаясь их чрезмерного усиления, то наоборот, подстегивали их, стремясь столкнуть лбами двух своих старых конкурентов. Однако Карл X, бряцая оружием, похоже, не собирался на самом деле воевать с испанцами, ибо живы еще были воспоминания о Наполеоновских войнах, а своих целей можно было добиться и иными средствами. Такой правитель, в общем-то, был выгоден испанцам, но в 1830 году, переборщив с реакцией, Карл X спровоцировал революцию, и на троне его сменил достаточно либеральный Луи-Филипп I. Для Испании, да и для Великобритании он оказался куда более опасным правителем Франции, так как, во-первых, он не вдавался в крайности, а во-вторых – вел свою игру, и был достаточно непредсказуемым, чтобы представлять опасность для обоих государств. В рамках сдерживания Франции испанцы вновь выступили единым фронтом с англичанами в 1830 году, когда в Бельгии началась революция. Испанские волонтеры приняли участие в сражениях на стороне братьев-католиков, а испанские дипломаты старались поддержать бельгийцев, при этом ограничив влияние французов. Впрочем, здесь роль Испании оказалась достаточно невелика, так как основное противостояние с Францией в это время происходило в другом месте.
Игра дона Луиса, или португальский вопрос
Инфант Мигел де Браганса, он же Мигел I Португальский
Одним из вопросов внешней политики, решенных с наибольшей для Испании выгодой, стал вопрос Португалии, соседнего государства с близкими языком и культурой, и во многом общими прошлым и будущим. Еще с конца XVIII века там начались проблемы – торжество реакции после попытки реформ просвещенного абсолютизма, затем безумная королева при регентстве ее сына-вырожденца, и, в качестве мощнейшего удара – втягивание в разрушительные Наполеоновские войны, в которых, впрочем, Португалия была затронута не так широко, как Испания. После всех этих потрясений в стране сложилась весьма необычная картина – король Жуан VI, чрезмерно консервативный и религиозный человек, фактически правил из Бразилии, а управление в самой Португалии осуществлялось посредством английской администрации Уильяма Бересфорда, которая, вопреки английским традициям, была весьма реакционной. Португальцам, которые за короткое время французского господства хлебнули свободы и идей конституционализма, подобные расклады совершенно не нравились. Масла в огонь подливала королева Карлота Жоакина, старшая дочь испанского короля Карлоса IV и Марии Луизы Пармской, которая пошла вся в маменьку – то бишь, была стервой, прожженной интриганкой, а также страдала от мании величия и плохо сдерживаемой тяге к власти, что превращало королевский двор, где бы он не располагался, в настоящую бомбу. Все более и более рядовые обыватели и, в особенности, офицеры португальской армии, склонялись к необходимости революции, и начали формировать подпольные кружки. В 1817 году один такой кружок был раскрыт, и его лидеров казнили – но среди казненных оказался герой войны с французами, Гомеш Фрейре де Андраде и Кастро, вслед за чем выступления либералов посыпались как из рога изобилия. В конце концов, в 1820 году Бересфорд был вынужден отправиться в Бразилию за особыми полномочиями от короля, а по возвращению в Португалию его попросту не пустили на берег с кораблей. Король Жуан был вынужден вернуться домой и разобраться с проблемами, а в Бразилии остался его сын Педру, который после восстания бразильских революционеров стал первым императором этой южноамериканской страны. Клубок противоречий, интриг, взаимных связей и ненависти становился все больше и больше, но это было лишь начало.
Жуан VI же прибыл в Португалию и стал закручивать гайки, пытаясь навести порядок, но получалось так себе – со второго раза удалось поднять войска и «восстановить справедливость», т.е. вернуть абсолютистские порядки, но вместо доминирования в стране либералов, Конституции и Кортесов, получилось царство консерваторов и реакционеров, которые не меньше других мешали королю править, и выдвигали ему одно требование веселее другого. Так, в частности, им удалось добиться назначением главнокомандующим армии молодого инфанта Мигела, отличавшегося своими крайне консервативными взглядами и юношеским максимализмом, и не прогадали – тот стал использовать армию для террора по отношению к либералам. Но не только этим Мигел отличался от других особ королевских кровей – характером он пошел весь в маменьку и бабушку, и потому, разобравшись самыми жесткими методами с либералами, он…. Приказал арестовать своего отца, Жуана VI, и попытался захватить власть в стране, дабы самому стать королем [2]. Увы, с первого раза не получилось – Англия и Франция тонко намекнули, чтобы инфант прекратил страдать ерундой, и он был вынужден сложить оружие и позволить отцу вернуться к власти, сам при этом сбежав в Австрию. Но вскоре, в 1826 году, Жуан VI умер, причем ясно было, что его отравили, и страсти закипели по новой. Наследником короны был дон Педру, он же император Бразилии Педру I. Бразильцы были против его правления в Португалии, а консервативные португальцы надеялись, что он отречется от короны в пользу дона Мигела. Это закрепило бы позиции консерваторов, и сохранило бы текущее положение дел в стране – а точнее, столкнуло бы ее в пучину внутренних раздоров и глубокого упадка во славу консервативных ценностей и радикального клерикализма.
Но, будучи достаточно сообразительным и расчетливым человеком, бразильский император нашел выход – пробыв королем Португалии Педру IV два года, он затем отрекся от короны в пользу своей дочери, Марии II, и вернулся в Бразилию. Казалось бы – все прекрасно, план удался, проблема решена! Тем более, что за два года Педру провел в Португалии прогрессивные реформы, вернул Кортесы и Конституцию, и вообще за это время порадовал народ больше, чем предыдущие монархи за последние лет 100. Но, как оказалось, он сделал роковую ошибку – не учел скверный характер инфанта Мигела. Собственно, самого Мигела Педру I Бразильский, он же Педру IV Португальский, все же учел, и, дабы объединить ветви дома Браганса и примирить различные политические движения, заключил помолвку Марии II с Мигелом. Увы, родственник оказался сильно с гнильцой, а консерваторы – гнилыми до основания. Вернувшись из Австрии в 1828 году, Мигел сразу же поднял восстание, захватил власть в свои руки, объявил себя королем Мигелом I, и вновь стал закручивать гайки, устроив террор против либералов и изгнав Марию II из страны, но не разорвав на с ней помолвку ради перестраховки. Де-юре обоснованием мятежа стали слухи о том, что на самом деле его старший брат, Педру, был незаконнорожденным сыном в семье, так как их родители часто ссорились, а Мигел как раз приходился старшим из законных детей предыдущего короля [3]. На его сторону сразу перешло все совершеннолетние представители дома Браганса, за исключением, естественно, Марии II, ее отца, Педру I Португальского, и сестры Аны, самой младшей из всех детей покойного Жуана VI. Однако с международным признанием опять получилось не очень – никто не спешил признавать Мигела I королем, лишь Ватикан и США всерьез раздумывали над этим, но, в конце концов, решили выжидать результата всей этой наваристой португальской каши [4].
Испания, а точнее ее МИД в лице дона Луиса Мадридского, внимательно следила за происходящим. Еще с 1815 года, действуя скорее из принципа «а почему бы и нет?», чем специально, испанцы начали оказывать поддержку португальским либералам. А затем дон Луис, всегда умевший ловить рыбку в столь мутной воде, понял, что из-за действий администрации Бересфорда Англия нынче ассоциируется у португальцев с консерваторами, реакцией и террором, а либералы – с миром и прогрессом, что давало шанс, не вмешиваясь в дела напрямую, втянуть Португалию в испанскую сферу влияния. После этого, образно выражаясь, он закинул удочки и стал ждать. Когда инфант Мигел поднял мятеж против своего отца, то испанцы поддержали Жуана VI, а после его смерти осыпали поздравлениями и лестью Педру IV, с которым и без того имелись достаточно дружественные отношения, даже с учетом проблем на аргентино-бразильской границе. Еще до его отречения испанский МИД стал прощупывать почву по поводу возможного брака Марии II на ком-то из Испанских Бурбонов, для чего отлично подходили внуки Принца Арагонского, получавшие отменное образование и считавшиеся весьма завидными женихами в Европе, несмотря на свой юный возраст (в 1826 году самому старшему, Габриэлю, было 16 лет). Когда Мигел вновь забузил, объявил себя королем и изгнал свою невесту, Марию II, из страны, то в Испании 9-летнюю девочку тут же приняли, обласкали и поселили рядом с королевой-регентом и ее сверстницей, королевой Изабеллой II, заодно добившись от Ватикана расторжения помолвки (так, чтобы в законности этой меры никто не сомневался). При этом осуществлялась регулярная переписка с Педру I Бразильским, отцом девочки, который увяз в местных южноамериканских делах, и не мог приехать, как и не мог принять у себя свою де-юре венценосную дочь из-за местных политических сложностей. Всю поддержку, которая только нужна была Марии, с разрешения ее отца обеспечивала Испания. Дон Луис планомерно готовил вторжение в Португалию, для чего даже пошел на крайние меры. Дело в том, что западный сосед Испании продолжал считаться сферой влияния Великобритании, и та не потерпела бы ничьего вмешательства в дела ее де-факто марионетки. В ответ на это испанский МИД предоставил, а точнее сказать – сфабриковал неопровержимые доказательства того, что Мигела I поддерживает Луи-Филипп I, король Франции, и в перспективе португальские консерваторы вместе с их нынешним королем планируют «кинуть» Великобританию (при том, что как раз они были яростынми англофилами), переориентировавшись на французов. Вкупе с продолжившимся в Португалии террором по отношению к либералам это заставило Великобританию изменить свое мнение, и по Португалии было решено «в удобный на то момент» вмешаться, и сместить Мигела I с трона, причем Испания брала на себя все основные расходы, обязуясь при этом защитить английские торговые интересы. Теоретически, этот план сулил мало выгод испанцам, но Луис и не собирался его выполнять, готовя совершенно иной вариант развития событий.
В 1831 году Педру I Бразильский, окончательно устав от мышиной возни на политических фронтах Бразилии, отрекся от престола в пользу своего 6-летнего сына, Педру II, и отправился в Европу как герцог де Браганса, с одной целью – вернуть своей дочери трон Португалии. Само собой, он тут же прибыл в Мадрид, где получил всяческую поддержку. Под всяческой поддержкой подразумевалась завуалированная военная помощь – герцогу выделили в качестве «дружеского дара» огромную сумму денег, которую он позднее должен был компенсировать определенными услугами и уступками, а конкретно в тот момент потратил на «найм» испанских волонтеров, матросов и кораблей. При этом Луис сделал так, что желающие вложиться в будущую королеву Марию II английские и французские финансисты были проигнорированы, но в очень вежливой форме и со всеми извинениями и витеватыми пояснениями от самого Педру I. В начале 1832 года эскадра, в которой, помимо транспортных судов, числились 1 74-пушечный линейный корабль, 4 40-пушечных фрегатов и 2 корвета, захватили Азорские острова, а затем высадили армию под началом лучшего португальского генерала-либерала, Жуана Грегориу Карлуша Домингуша Висенте Франсишку де Салданья Оливейра-и-Дауна, в Порту, который сразу же перешел на сторону герцога де Брагансы. При этом и флот, и 10-тысячная армия на 98% состояли из португальцев, испанцев и выходцев из колоний, а остальные 2% были отведены французским и английским специалистам и наемникам. Англичане попытались было возмутиться таким ходом событий, но их успокоили тем, что Педру первый пришел к испанцам, и что старые договоренности остаются в силе, даже с учетом смены формата. А армия педристов (так назвали сторонников герцога де Браганса) тем временем громила войска консерваторов, которые уступали как количественно, так и качественно. Попутно был также выигран ряд небольших морских сражений, в результате которых весь португальский флот перешел в руки либералов. Устав от засилья консерваторов и клерикалов, их репрессий по отношению к населению, португальцы встречали педристов как освободителей. Лишь в Алгарве им было оказано сопротивление со стороны местного консервативного населения, и то было подавлено достаточно быстро. Лиссабон был взят с ходу, король Мигел I бежал на французском корабле за границу (что лишний раз подтвердило липовые обвинения испанцев в глазах англичан). Начав в январе 1832 года, уже к ноябрю процесс был закончен. В стране вновь, уже в последний раз, восстанавливалась Конституция, работа Кортесов, а королевой объявлялась несовершеннолетняя Мария II при регентстве ее отца, бывшего короля Педру IV, а ныне герцога де Браганса. Но и на этом сюрпризы не закончились.
Практически сразу же после окончания войны Португалия начала постепенно переходить под «высочайшее покровительство» Испании. Вместо брака с неблагодарным Мигелем, который мог бы стать мужем королевы, а в результате лишился всех титулов и стал никем, в супруги Марии II выбрали Альфонсо де Бурбона, одного из внуков Принца Арагонского, с которым она познакомилась и сильно сдружилась во время жизни в Испании. Там же португальскую королеву обучили по высоким стандартам семьи инфанта Габриэля, ныне уже покойного, и привили ей если не любовь, то почтение к сильному восточному соседу ее королевства. Этому браку будет суждено стать счастливым, Мария II и ее муж, ставший в Португалии королем-консортом Афонсу Испанским, запомнятся как одни из самых успешных правителей страны. Также им будет суждено основать новую династию – Бурбон-Браганса. Португальцы также предоставили эксклюзивные права на торговлю испанцев в своих колониях. Первоначально это касалось лишь Китая и Макао, но постепенно распространилось и на другие португальские колонии, получившие испанские инвестиции. Но это были не единственные перемены. Португальские либералы и регент начали понемногу переориентировать экономику страны на взаимодействие с Испанией, которая в это время переживала промышленную революцию и индустриализацию, и обладала не меньшими рынками сбыта, чем Великобритания. В 1833 году между Лиссабоном и Мадридом был подписан важный торговый договор, который дополнительными правками расширялся практически ежегодно, и к середине столетия Португалия уже серьезно зависела от Испании в экономическом плане, хотя эта зависимость явно сказывалась на ней благотворно – в самой Португалии также начались индустриализация и бурное развитие экономики. Старые начинания маркиза де Помбала были возрождены, началось стремительное развитие образования и культуры. Практически заброшенные колонии в Африке получили новый толчок к развитию, а гражданский флот португальцев стал увеличиваться в размерах, в основном за счет купленных в Испании судов, что благотворно сказалось на торговле.
Англичане же неожиданно стали обнаруживать, что их торговый оборот с многовековым союзником стал падать, а влияние в стране стремительно улетучивалось. Лишь в 1837 году им стало ясно, что испанцы их одурачили, и наметился было серьезный дипломатический скандал, но дон Луис, все еще бывший главой испанского МИДа, пригласил англичан на трехсторонние переговоры с ним и португальцами в Коимбре, где все спорные моменты должны были быть решены. В конце концов, там удалось прийти к согласию, что португальцы вольны сами решать, как и с кем вести экономическую деятельность, ибо большинство их действий вписывались в механизмы свободной торговли, за которую ратовали сами англичане. При этом англичане поспешили закрепить за собой импорт ряда португальских товаров, вроде вина или пробки, на что две другие стороны согласились. В конце концов, англичанам дали понять, что Португалия хоть фактически вошла в сферу влияния Испании, но не интересует ее как полная марионетка, и Мадрид рассматривает ее прежде всего с точки зрения нейтральной площадки, в том числе для решения спорных вопросов с самой Великобританией. И на том, в конце концов, стороны и договорились, закрепив все сказанное гарантиями независимости и нейтралитета Португалии со стороны Испании и Англии. На сей раз дон Луис был искренним – его целью было добиться выбивания португальцев из списка постоянных союзников Великобритании, цели, которой Испания не могла добиться в течении многих веков, но лишь ему, в конце концов, удалось достичь успеха. Ну а Португалия, пережив времена тяжелых кризисов, стала стремительно набирать обороты и развиваться в экономическом плане, превращаясь из все более отстающей окраины Европы в одну из самых ее прогрессивных и развитых стран.
Испанцы, французы и Магриб
В 1830 году, неожиданно для самих себя, французы захватили крупный приморский город Алжир, и с этого момента началось постепенное завоевание всего региона французской армией, растянувшееся на долгие 20 лет [5]. Это было не первое вторжение европейцев на территории Северной Африки, но оно оказалось самым агрессивным и настойчивым – несмотря на поражения и отступления, французы упорно продолжали брать под контроль район за районом. Это, само собой, обратило на себя внимание Испании, которой любые активные действия французов близ ее территорий были не по нраву, а также султанат Марокко, где с 1822 года правил прогрессивный султан Абд ар-Рахман, который сильно опасался европейского вторжения на свои земли, и стремился модернизировать свою армию по европейскому образцу. К этому моменту между ним и испанцами уже существовал большой клубок противоречий – так, чтобы пополнить казну, марокканцы решили возродить традиции пиратства, пытаясь оправдаться тем, что теперь пираты будут нападать только на корабли тех стран, с которыми у них нет торговых соглашений. Однако и европейцам подобные отговорки не пришлись по вкусу, и пираты проигнорировали приказ султана, грабя всех подряд, в результате чего в 1828-1830 годах на Марокко обрушились бомбардировки испанских, британских и французских кораблей, после чего фактически началась торговая блокада страны, и планы по модернизации армии обрушились. Поняв, что ставка на пиратство оказалась ошибкой, Абд ар-Рахман приложил все усилия для восстановления добрых отношений с европейцами. И тут весьма кстати французы, которых недолюбливали соседние испанцы, вторглись в Алжир. В Мадриде сразу же решили вставлять им палки в колеса, снабжая оружием и нужными ресурсами алжирцев, аналогичное решение принял Абд ар-Рахман, которому не улыбалось получить агрессивного европейского соседа на востоке, причем попутно делались всяческие сигналы о том, что против такого врага надо биться вместе, и он не против обсудить детали.
В 1832 году в Алжире появился эмир Абд аль-Кадир, возглавивший сопротивление против французов, и очень скоро испанские тайные посланники нашли связи и с ним, и с Абд ар-Рахманом. В результате этого в городе Фес состоялась трехсторонняя встреча, такая же секретная, как предыдущие действия, в которой Испанию представлял посол Антонио Мартинес Бланко. Аль-Кадир в обмен на оружие и поддержку обязывался воздержаться от нападений на испанские города, те же обязательства взял и ар-Рахман. Последний при этом еще и выторговал в обмен на определенные экономические уступки в Рифе в обмен на военных советников и ограниченные партии более современного оружия, включая пушки. Само собой, испанцы поставили марокканцам старое оружие и не самых лучших советников, и не стали посвящать их во все новшества последнего времени, но такая сделка позволила начать стремительно улучшать отношения с Марокко, и получать все большие эксклюзивные экономические привилегии в стране. Расширял сотрудничество и Абд аль-Кадир, которому необходимы были все новые и новые ружья, пушки, боеприпасы, другие предметы снабжения – война переходила на новый уровень, численность мусульманского ополчения достигала десятков тысяч, и практически ничего из этого Алжир сам производить не мог. Поддержка испанцев позволила ему некоторое время сдерживать французов, и даже провести ряд успешных контрнаступлений, но долго это продолжаться не могло – французская армия превосходила мусульман по всем статьям, а с 1840-х годов – и по численности.
Уже в правление королевы Изабеллы II вопрос с Алжиром был решен достаточно радикальным и своеобразным методом. Опасаясь, что Оран окажется окружен французскими территориями, испанцы решили сами «подвинуть» границы своих владений. Первоначально они пытались договориться с Абд аль-Кадиром, но безуспешно – он не собирался уступать христианам ни пяди земли, да и не мог, иначе его бы покинули собственные сторонники. Тогда, в 1842 году, случился «инцидент в Оране», когда город якобы подвергся атаке алжирцев. По информации более поздних времен, на самом деле и алжирцев, и атаки на самом деле не было, хотя люди эмира действительно часто нарушали договоренности о перемирии. Вскоре после этого в Оране высадились морпехи и Корпус Смерти, и за 1842-1845 годы в рамках «похода возмездия» был отвоеван значительный кусок территории Алжира на северо-западе, который клином вдавался в сторону материка на несколько сотен километров. Был взят под контроль стратегически важный город Тлемсен. Причиной успеха испанцев оказалось использование гвардейских частей, внезапный удар, отработанные тактики ведения боя в горных условиях времен войны за независимость, и заимствование всех тактических и технических новшеств, которые французы использовали в Алжире перед этим. Территории были объединены в генерал-капитанство Оран. Командовавший походом Бальдомеро Эспартеро заслужил титул герцога Оранского и повышение, после чего стал военным министром Испании. Дружеские отношения с Абд аль-Кадиром были испорчены, поставки вооружения значительно сократились. Вскоре он рассорился и со своим марокканским другом, султаном Абд ар-Рахманом, попытавшись создать свое государство на территории Марокко. Попытка эта была жестоко подавлена, и аль-Кадир был вынужден возвратиться в Алжир, а затем и вовсе сдаться французам. Граница между испанскими и французскими территориями была установлена договором от 17 апреля 1847 года, подписанном в Барселоне. В результате этого с карты мира исчезло одно государство, испанцы получили новую колонию в Африке, пускай и проблемную, а отношения с Марокко значительно улучшились – тот, после нескольких лет колебаний, выказал понимание и согласие с действиями Испании, которая защищала свои интересы перед французами, которых в Магрибе теперь воспринимали как угрозу. Впрочем, улучшение отношений продлится недолго, и развязка испанско-марокканских отношений настанет еще до того, как закончится правление королевы Изабеллы II.
Примечания
- По крайней мере, такую версию видел я, что англичане сильно урезали территорию первоначальной Греции из-за того, что боялись появления столь сильного сторонника России в Средиземном море.
- Пока что все описанное в Португалии – суровый реал. Семейка Браганса тогда действительно была теми еще Авгиевыми конюшнями.
- Учитывая характеры всей семейки Браганса и то, что единственный сын, который якобы «не от папеньки», оказался хорошим человеком, в такую версию даже начинаешь как-то охотнее верить.
- В реальности Мигела признали королем США, Ватикан и Испания, но последняя в АИ чутка другая, и может уговорить попридержать коней американцев и Папу. Кстати, близки к признанию были также Великобритания и Франция, но в Великобритании вскоре сменилось правительство, а во Франции – король, и в обоих случаях у руля оказались достаточно здравомыслящие люди, чтобы не делать ставку на молодого, но уже не в меру просвещенного в плане террора, расчлененки и традиционных ценностей португальского горе-короля. Да и сам Мигел частенько выкидывал такое, что порой задаешься вопросом – он вообще думать научился к своим 30 годикам, или как?
- В реальности 17 лет.
