За девять месяцев до описываемых событий…
…Сквозь штору просвечивало утро. Женщина рядом с Чечелем сонно дышала, отвернувшись к стене. Комната, должно быть, выходила во двор, — кругом было удивительно тихо. Чечелю хотелось курить, нога болезненно ныла. Надо было вставать и уходить. Он осторожно взялся за брюки.
…Чечель осторожно вышел из комнаты. Кухня была рядом, никого в ней не было. В двери на лестницу торчал ключ. Чечель осторожно повернул его и снял с двери цепочку. С лестницы потянуло сырым холодом.
-Уходите? — неожиданно услышал он позади женский, заспанный голос.
Чечель, не поворачиваясь, кивнул, достал из кармана брюк смятую десятирублевую купюру, положил на стол возле двери.
-На улице дождь. Он льет не переставая.
Сергей Владимирович снова кивнул.
-Может чаю?
Чечель развернулся, окинул рассеянным взглядом женщину, стоявшую в проеме кухонной двери совершенно голой, и вдруг увидел в углу кухни патефон.
-Это что, патефон? — спросил он.
-Да. Немецкий. «Виктрола». — усмехнулась женщина. — Весть о том, что у меня появился берлинский патефон, разнеслась с немыслимой быстротой, и вечерами отбою от клиентов не было.
-А почему же он в кухне, не в комнате?
-«Виктрола» — это тот же граммофон, кошмарный символ мещанской стихии. Я определила ему постоянное место — кухня. — улыбнулась женщина. — Это всего лишь слабые попытки завуалировать базис мещанской идеологии.
-И они потерпели крах? — поинтересовался Чечель и женщина как — то по — новому, с каким — то новым любопытством, взглянула на него.
-Знаете, поначалу я боялась, что из квартиры попросят вон. — улыбнувшись, сказала женщина, слегка прикрыв ладошками свою девчоночью грудь. — Против ожидания, импровизированные концерты имели неслыханный успех. Наши, с подружкой, мысли о том, что мы будем немедленно выселены из квартиры, оказались несколько преждевременными. Но вы представляете, что вытворяли черные пластинки? Как содрогались стены здешнего очага? Описание этого должно занять не менее серии томов в истории нового западноевропейского искусства! Как будто озверелые полчища дробили друг другу челюсти, ревели, рычали, вопили, стонали, рыдали и выли, торжествовали, визжали, гнусавили и безумно хохотали. Одни клиенты восторгались и дрыгали в такт патефонным пластинкам ногами, другие сдержанно подпевали и таинственно качали головой. Большинство сумрачно съедали меня презрительными взорами, по десять раз подряд заставляя вертеть «Сумасшедшую девушку», «До колен» или «Черную страсть». «Виктрола» гремела до рассвета. В конце концов я устала. Я попросту взяла и разбила берлинские пластинки! Патефон же отныне украшает кухню.
-Удивительное дело, в солидном журнале искусства и культуры я прочел статью о необходимости самого широкого распространения патефонов, как могучего двигателя культурного прогресса. — сказал Чечель. — А вы этого прогресса шарахаетесь, как черт ладана, стало быть? Давно вы в Москве?
-Не очень. А у вас проницательный взгляд.
-Род занятий обязывает.
-Род занятий? А, так вы из полиции?
-Не совсем. Какими языками вы владеете?
-Недавно заполняя анкету для биржи труда на вопрос: «Каким языком владеете, кроме русского?», я ответила: «английским, немецким, французским и латышским». — ответила женщина с вызовом. — Пока что иностранные языки мне не понадобились.
-Возможно, они вам понадобятся. Я хочу предложить вам службу.
-Что — нибудь связанное с элитной проституцией?
-Примерно.
Среда. В лето 7438 года, месяца апреля в 11 — й день (11 — е апреля 1929 года).
6 — я седмица Великого поста (ваий), Глас пятый.
Москва. Малый Гнездниковский переулок.
…Ночь подполковник Виктор Николаевич Татищев, исполнявший должность заведующего «английским столом» Четвертого отделения Департамента Государственной Охраны*, секретного, осуществлявшего контршпионаж против разведок и спецслужб иностранных государств, а также наблюдение за иностранными представительствами и надзор за иностранными подданными на всей территории Российской Империи, вынужденно провел на службе. Дежурил по отделению. Новшество сие завел вице — директор Департамента, поскольку время было непростое. Беспокойное и тревожное. Над Москвой висели тучи. Холодный туман, гонимый на Европу и Россию от ирландских и британских берегов сменялся дождями. Эти смены погоды раздражали нервы людей, и без того взвинченные политической обстановкой. Непрекращающиеся политические кризисы во Франции и Германии, грандиозные маневры итальянского флота в Восточном Средиземноморье привлекали к себе не меньшее внимание мировой общественности, чем вскрывшиеся финансовые махинации цюрихских банков и ситуация в Рейнской области.
Третьего дня злоумышленники проникли в квартиру оппозиционно настроенного депутата Земского Собора Лымарева, с парадного входа, ночью, когда хозяева съехали на выходные за город. В трех комнатах все перерыли, замки были взломаны, однако почти ничего не исчезло, если не считать кое — каких документов, мелких предметов и американского купального халата. Это и удивляло, потому, что воры имели возможность выкрасть вещи более ценные, находившиеся в этих же комнатах. Полицейские чины были догадливы и сокрушили депутата своими упрямыми догадками:
-У ваших воров видать очень хорошие резоны были. Очень! Чай, вы в оппозиции, как выражаются, режиму? Личность известная? В Земском Соборе речи всякие говорите? И все с документами, все с изобличениями! А документы — разные. Не то интересно, откель вы их достали, а кто взял. И что взяли. Ну, понятно? Бумажки искали и нашли — вот потому и замки во всех ящиках и шкафах взломаны. Денег не взяли, да на что им деньги?! Мелочишку и халатик прихватили нарочно — замести следы, симуляция одна, да и только!
Депутат, понятное дело, пробовал возражать, мол, воры испугались популярного политика от оппозиции, но полицейские чины были непреклонны в своих суждениях, добродушной и мягкой иронии Лымарева не принимали. И стало быть, следовало теперь же выяснить, что за документы. Но депутат отмалчивался, ссылаясь на свою депутатскую неприкосновенность и пустяшность похищенных бумаг — так мол, партийная переписка и внутрифракционное обсуждение повестки дня…
Нравы? Нравы. Ну и нравы! Ну и система! Что позволяют себе делать с ним — народным представителем, известным общественным деятелем. Боже мой, что делается в России?! Больно за Россию! Стыдно за условия русской жизни!
А накануне вечером в Москве, как стало модно говорить, Четвертое отделение «литернуло»* очередного иностранного шпиона. Третий секретарь посольства Венгрии в России Ференц Пете часов около семи вечера накинул на летнюю рубашку пиджачок попроще, натянул штаны с матросским клапаном и голубоватые парусиновые туфли, и отправился в Кунцево, на встречу, которая должна была стать крупным успехом в его карьере кадрового сотрудника венгерской политической полиции. Ведь в ходе этой встречи с информатором, он должен был получить переснятые криптографические материалы из чешской дипломатической миссии, окончательно закрепить вербовку «помощника», передать ему крупную сумму денег и инструкции по связи.
Венгров Татищеву было жалко. Это был уже второй их серьезный прокол. Зимой произошел курьезный инцидент с ранее «подаренной» немцам руководителем криптографической службы венгерского генерального штаба копией турецкого дипломатического кода, который германские ловкачи, через клуб эсперантистов, тотчас продали венграм в Москве как собственное достижение. Когда в Будапеште венгерские разведчики решили похвастаться своими успехами перед военными криптографами, неприглядная история вскрылась и стала причиной немалого скандала. Венгерский резидент публично отхлестал своего немецкого коллегу по лицу в московском ресторане и позднее по — тихому был выдворен за пределы державы.
На «расчехленного» шпиона в Кунцево никто из Департамента не приехал посмотреть. Событие подобного рода уже стало обыденностью. Экая невидаль, шпиона поймали…А ведь шпион Пете придавал грядущей встрече большое значение и экипировался соответствующе: пара париков, чтобы, изменив внешность, оторваться от возможного наружного наблюдения, очки. Хозяйственный венгр даже компас прихватил с собой. И каково же было его разочарование, когда выяснилось, что все эти детективные ухищрения оказались совершенно напрасными. Горе — дипломата схватили на месте встречи поздним вечером, причем задержание прошло жестко, шпиона приземлили мордой в булыжную мостовую и заломили руки. Светлый косматый паричок напрочь слетел с лысеющей головы венгра.
Подполковник Татищев был единственным относительно высоким чином Департамента, который выехал в полицейский участок в Кунцеве и присутствовал при исполнении процедуры официального разбирательства: после задержания Пете, обыска и краткой беседы с ним, совместно с представителями внешнеполитического ведомства известил венгерское посольство, проследил за оформлением соответствующего протокола и прочих положенных в подобном случае бумаг, дождался приезда венгерского консула и передал ему Пете, хлюпающего расквашенным носом. Венгру Татищев искренне посочувствовал, передал в качестве утешительного подарка бутылку выдержанного армянского коньяка и выкурил с консулом по сигаре, после чего, уже посередь ночи, вернулся к себе в Малый Гнездниковский, где располагался «английский стол», призванный осуществлять постоянное наблюдение за британской дипломатической миссией и проводить контрразведывательные мероприятия против резидентуры «Интеллидженс Сервис» в Москве..
По странной иронии судьбы «английский стол» Четвертого отделения Департамента, «курирующий» практически непрерывно дипломатов английского Питбуля, одного из главных недоброжелателей России, обходился невеликим числом сотрудников. А работы было немало. На каждого англичанина было открыто дело, куда заносился его возраст, род занятий, должностные обязанности, виды деятельности и возможная роль в секретной службе. Дело пополнялось сведениями от агентуры и наружного наблюдения, фиксировалось все: так, например, вызывали интерес недавно прибывшие в посольство сотрудники среднего звена, которых регулярно видели за обедом со старшими дипломатами, что могло быть признаком принадлежности к разведке. Отмечались места, где совершали покупки жены дипломатов, места, которые они посещают. В дело вносились сведения о служебных и личных поездках на спортивные и светские мероприятия, об осмотре достопримечательностей, о занятиях вне службы. Что ел, что пил, где и с кем спал, чем болел, какие сигары курил, какое имел пристрастие, тайное или явное, с кем и когда беседовал и даже — о чем думал…Попытки отдельных англичан уйти от слежки также фиксировались — любые действия по отрыву от наблюдения филеров вызывали вполне обоснованные подозрения.
Лишь в последние месяцы высшие сферы нахмурили брови и в «полку» Татищева прибыло: появился синклит больших и малых чинов, — помощник, референт, пара даровитых сотрудников, собственный аналитик и «технари», и даже особо выделенная бригада филеров из летучего отряда. «Английский стол» стал напоминать настоящий маленький департамент.
Подполковник Татищев предполагал усиленно поработать с бумагами, доделать все, что накопилось за неделю. Дел в «столе» всегда было порядочно. Из вороха разрозненных информаций, отчетов филеров, докладов необходимо было умело выстроить логические цепочки, соединяя в уме и на бумаге самые несовместимые фигуры, сверяя догадки с аналитическими выкладками и донесениями сменных нарядов филерской службы. Татищев сутки просидел над аналитическими справками, отчетами филеров, работал с дополнительными материалами, заказанными в картотеке Департамента — документы легли на стол к ночи, и с утра подполковник был намерен ознакомиться с ними самым пристальным образом.
Татищев почти каждый день долгими часами рылся в громадном, во всю стену, шкафу, установленному в смежной с его кабинетом комнате. В шкафу помещалось тайное тайных всего подполковничьего «стола». Кроме него, еще один или два человека, из особо доверенных и проверенных многократно сотрудников, и никто более, по обязанности своей службы, не имел права обозревать содержащееся в шкафу. Это была собственная разработка Татищева — «горыныч», «лист сведений об объекте и лицах наблюдаемых». «Горыныч» был, как и положено, о трех головах. Первая «голова» — в нее заносились все сведения о британском посольстве по агентуре и оперативным делам. Вторая «голова» служила для сводок всего наружного наблюдения, причем были в ней конфиденциальные рапорта филеров, которые в общие отчеты не попадали. Третья «голова» «горыныча» — список всех сотрудников британской дипломатической миссии в Москве. Все три «головы» Татищев накладывал по порядку. Один на другой. Подполковник занимался этим «горынычем» как настройщик клавиатурой рояля, по нескольку раз в день проверял «чистоту» «правильность» звука, неустанно следил за любым чихом «трехголового». Бумаги «горыныча» были трех цветов. Стоя у шкафа, подполковник Татищев, всякий раз, с любовью, просматривал каждый цветной листочек. «Тэк — с. Про этого хлопчика подзабыли. Нехорошо. — неслышно говорил он сам с собой, — Надо бы вспомнить, пощупать, проверить…» И потом Татищев, чуть брезгливым тоном. Говорил Бегунову, отвечавшему в Четвертом отделении Департамента за филерскую работу: «Позволю заметить, Петр Петрович, давно что — то о господине Уолтоне ничего не слышно, ничего не известно…Не освещается должным образом. Будто покойник. Вы этого «покойника» пощекочите, да посмотрите». Бегунов неизменно отвечал «Слушаюсь», с интонацией человека, будто бы ото сна, а Татищев обязательно говорил: «Умозаключаю, что в нашей службе непрозрачность человека есть достижение сомнительное. Вы извольте подать его готового, сквозь хребет его просмотрите, каждый нерв его прощупайте. За крылья его, орла, подержите. И сведения мне на стол, на цветном листочке».
Однако не тут — то было. Помощник (дежурили вместе) настиг Татищева в небольшом холле, у входа, коротко доложился, при этом находясь в состоянии легкой паники.
-Что — нибудь еще случилось? — поинтересовался Татищев у помощника.
-Наружное наблюдение сообщило о проявлении одновременной активности наблюдаемых лиц из британской дипломатической миссии.
-Как так одновременной? — поначалу не понял Татищев.
-Все наблюдаемые нами персоны чрезвычайно активны. Все находятся вне стен посольства.
-Что это может означать? – скорее по привычке, чем в надежде получить точный ответ, спросил Татищев.
-Не могу знать. По всей видимости, англичане проводят какую — нибудь операцию.
-Какого рода активность?
Помощник молча протянул подполковнику рапорт старшего смены филеров, осуществлявшей «негласный надзор» за британским дипломатическим представительством. Татищев просмотрел рапорт — три с лишком страницы, исписанные крупным.
-Тэк — с, половина десятого вечера, три машины, в разных направлениях, крутили по городу как хотели…, тэк — с, отменное знание города, тэк — с, что тут еще?…А — а, одна из машин, «ройльс — ройс», оторвалась от наблюдения в районе Останкино, недалеко от Фондовой оранжереи, контакт был утерян, тэк — с…Черт, а это что такое?! «Пришел на вокзал…, с вокзала поехал на таксомоторе в магазин,…был сверточек в руках. В виде пачечки бумаги»…Что за служба?!
-В каком смысле, Виктор Николаевич?
-Это все из рапортных книжек наружного наблюдения! Сверточек, пачечка…Зря жалованье платим!
Помощник — высокий, холеный, туго затянутый в мундир, с аккуратным пробором возле уха, расчесанным волосок к волоску, пахнущий духами, участливо вздохнул:
-Работаем с теми, кто есть, Виктор Николаевич…
-Плохо работаем.
-Ставлю в известность, что обеспечить полноценное наблюдение за передвижениями всех наблюдаемых нами лиц не представляется возможным. У нас нет в наличии такого количества филеров наружного наблюдения.
-А что говорит ротмистр Бегунов?
-Говорит, что недостаточно информаций, что осуществляется сбор и анализ данных наружного наблюдения, что и так съедается колоссальный ресурс его службы, давит на нас центральным аппаратом…
-Понял. — вздохнул Татищев. — Что ж, пусть ведут кого смогут, наличными силами. Утром — доклады и отчеты подробнейшие.
Татищев убрал бумагу в служебный портфель:
-Ну, так что же? Выход на связь с агентом?
-Вероятно.
Татищев снова вздохнул. Иногда он считал сотрудников «английского стола» приспособившимися к делу служаками, без инициативы и без внутренней преданности идее своей службы, и к тому же людьми, ограниченными. В его представлении это были ремесленники, умевшие исполнять работу, но большей частью не умеющие. Сыскная служба по контршпионажу представлялась подполковнику наиболее острой и интересной из всех иных. Она, во — первых, требовала изощренности и ловкости. Во — вторых — хитрости и ловкости, и в — третьих, полного проникновения в настороженную психику врага. А враг казался притаившимся, расползающимся по всей державе, и находить его, угадывать и обезвреживать — для этого требовалось своего рода искусство. Большая часть сотрудников Четвертого отделения и его «английского стола» не владела этим искусством, они даже не старались постичь его, и Татищев презирал в душе своих бесталанных подчиненных и ленивых начальников.
-Кто из британских дипломатов в «ройльс — ройсе» был, выяснить удалось?
-Предположительно. Второй секретарь посольства Кларк.
-Соображения какие — нибудь имеете по этому случаю?
-Полагаю, что происходила заранее обусловленная конспиративная встреча. У кого — то, видимо, была серьезная необходимость ожидать высокопоставленных господ, разъезжающих в «ройльс — ройсах», да и «ройльс — ройс» из — за пустяков не рискнул бы на вечернюю поездку по городу.
-Резонно.
Татищев задумался. Посольская резидентура «Интеллидженс Сервис» в Москве отличалась малочисленностью и высокой конспирацией сотрудников. В этом проявлялась разумная экономия средств, требования конспирации, английская целесообразность, основанная на рациональности и существовавший контрразведывательный режим — Четвертое отделение Департамента Государственной Охраны старалось оказывать акциям британской разведки активное противодействие.
Было известно, что уже установленная посольская резидентура англичан насчитывала не более четырех — пяти человек и выполняла большой объем работы. Несколько человек занимались агентурной работой под крылом паспортного бюро британского консульства. И вот, в самом центре российской столицы, чуть ли не у стен Кремля, британские секретные службы проводят серьезную операцию, задействовав практически все свои наличные силы.
-Я хочу докопаться до правды, — высокопарно заявил Татищев, — Законное желание, верно?
-Разумеется. — ответил помощник. — Но вы не хуже моего знаете, что факты не всегда совпадают с логикой и хронологией.
-Что еще?
-Сначала дважды телефонировали из Департамента. Справлялись о вас, Виктор Николаевич…
-В такой — то час? — хмыкнул Татищев, — Только справлялись или что — то еще? Распоряжения, указания?
-Только справлялись, господин подполковник. Затем прибыли — с лично…
-Кто прибыл — с?
Помощник, с осоловелыми от недосыпа глазами, молчаливо кивнул в сторону кабинета подполковника.
-Что?
-Ждут — с…
Кабинет подполковника Татищева был невелик. Тяжелая старомодная мебель красного дерева делала его несколько мрачным. Книжные шкафы мутно поблескивали зеленоватыми стеклами. Почти посредине кабинета помещался массивный письменный стол с целым «поставцом», приделанном к одному продольному краю, для картонных папок, бумажных ящиков, с карнизами, со скобами, с замками, ключами, выкованными и вырезанными «для нарочности» московскими ключных дел мастерами из Измайловской слободы. Стол выглядел чуть ли не иконостасом, он был уставлен бронзой, кожаными папками, мраморным пресс — папье, карандашницами. Фотографические портреты (несколько), настольный календарь в английской стальной «оправе», сигарочница, бювар, парочка японских миниатюрных нэцкэ ручной работы, некоторые канцелярские принадлежности были размещены по столу в известном художественном порядке. Два резных шкафа с книгами в кожаных позолоченных переплетах сдавливали кабинет к концу, противоположному окнам, выходившим во внутренний двор. В одном из шкафов Татищев хранил свою «гордость» — дорогую коллекцию книг по истории архитектуры Восточной Азии, переплеты к которым Виктор Николаевич заказывал и выписывал лично, и лично же за ними ездивший в Дрезден. Несколько изданий коллекции были уникальны — их не было ни у кого, даже и в Публичной библиотеке, в которой, по слухам, хранилось все когда — либо напечатанное на Земле. Две жанровые, «ландшафтные» картины русских «традиционных» художников в черных матовых рамах и несколько небольших японских подлинных, семнадцатого века, акварелей на «журавлиную тему», уходя в полусвет стен, довершали общее убранство и обстановку кабинета.
-Неплохо устроились. — одобрительно пророкотал генерал — майор Брюханов, начальник Четвертого отделения Департамента Государственной Охраны, по — хозяйски сидевший за столом подполковника. — С комфортом. Черт знает, сколько времени я у вас не был.
…Генерал Брюханов зачем — то был одет под рассеянного сибирского художника: в старомодном, теплом полупальто, в черной папахе, в ботинках, с этюдником у ног. Руки его слегка пахли краской, полупальто — дымом, папаха — табаком и дешевыми папиросами, и ещё какими — то забытыми бесполезными вещами. На кистях рук — следы плохо отмытой масляной краски. Роль художника Брюханов играл старательно и до конца, и надо сказать, визуально, со стороны глядя, она ему вполне удавалась.
-Вечер добрый, ваше превосходительство. — сказал Татищев.
-Ночь. — хмыкнул генерал Брюханов, поднимаясь из — за стола навстречу подполковнику и здороваясь крепким рукопожатием.
-Ваше лицо бодрит и от вашего облика так и веет оптимизмом. Стоит вам улыбнуться и весь мир улыбнется вместе с вами!
-Зато вы, подполковник, бодрым не выглядите. Ежели бы я мог, запросто в стиле Василия Кандинского сей же час портретик изобразил. Получился бы «Портрет с тремя пятнами». Голодны?
-Не до столований. Что — то англичане захлопотали, активничают.
-Англичане?
Во всем облике и в манере поведения генерала Брюханова проглядывала основательность. Высокого роста, плотный, немножко, может быть, тяжеловесный; лицо не отличалось особой красотой, но приятное, потому что в нем виделась доброта, особенно когда он смеялся. Брюханов был медлителен. Ходили слухи, что ему почти шестьдесят, но выглядел он гораздо моложе. За свою долгую департаментскую карьеру он уже успел познать благорасположение и немилость тех, кто занимал высокое положение, побывал в опале, но смог удержаться на плаву, поскольку считался незаменимым в делах, грозивших неприятностями. Лучший специалист по щекотливым вопросам, Брюханов руководил службой нескольких «столов», державших «под колпаком» иностранный дипкорпус, имел в своем распоряжении один из лучших филерских летучих отрядов, обширную сеть осведомителей, собственные информационно — аналитический и технический отделы, первоклассную фотолабораторию, картотеку, архив, экспертов — лингвистов, искусных парикмахеров и гримеров.
-Насколько помнится, вы состоите в кружке любителей музыки? — генерал взял со стола один из фотографических портретов.
-Увлекаюсь. Дебюсси, Скрябин…
-А это кто, Чайковский?
-Да.
-На концертах, конечно, бываете?
-Безусловно. Летом обычно в «Эрмитаже». Там Кусевицкий дирижирует.
-Мне к сожалению, все никак не удавалось его послушать.
-Много потеряли. Прекрасный дирижер с индивидуальной манерой и собственным прочтением музыки.
Генерал долго извлекал из кармана портсигар с папиросами, медленно закурил, держа папиросу толстыми пальцами, предложил закурить Татищеву. Портсигар был с монограммой. Вынимая ароматную абхазскую папиросу, предложенную Брюхановым, Татищев мысленно прикинул, что за портсигар отвалено было не меньше тысячи рублей. Подполковник слыхивал, что некоторые государственные чиновники отказывались брать «барашка в бумажке», но снисходительно принимали в благодарность всякие памятные «пустячки»: булавки с бриллиантом для галстука, кольцо с изумрудом для «дражайшей половины», золотой портсигар с крупным рубином…
-Значит голодны? — переспросил Брюханов. Говорил он тоже неспешно, очень обдуманно и подробно. Если ему задавали вопрос, отвечал не сразу, не смущаясь паузой, не торопясь обдумывал ответ. — А то, едем за город, а? Есть разговор, и лучше его провести не в служебном кабинете, а в неформальной обстановке. Хочется посидеть в каком — нибудь маленьком кабачке — только там я чувствую себя самим собой. В Химках знаю одно прелестное местечко, функционирует круглосуточно. Машину не берите, на моей поедем. Потом я вас завезу обратно…
…Они спустились во двор. Брюханов подождал, когда Татищев устроится на заднем сиденье, сам сел за руль тяжелого «тэлбота» и погнал машину по тихим, пустынным ночным московским улицам.
-Хороша машина, Виктор Николаевич? — поинтересовался Брюханов, выруливая на Рождественский бульвар.
-Автомобили франко — британской компании «Talbot» всегда отличались безупречными техническими характеристиками. — скучным голосом ответил Татищев. — Впрочем, я предпочитаю «Делоне — бельвилль»…
-А «ройльс — ройс»? — голос генерала был бесцветен и сух.
-Совсем не нравится… — осторожно ответил Татищев, взвешивая сейчас каждое свое слово.
Брюханов хмыкнул:
-Мне тоже.
…Всю дорогу Татищев сидел молча, будто чем — то недовольный, низко опустив голову, покашливая. Он даже не заметил, когда свернул автомобиль, большая часть пути проскользнула мимо его сознания и только отдельные, вырванные картины запечатлелись в памяти: дама с раскрытым зонтиком, переходившая улицу, незнакомая, вся в огнях площадь, оборванец с букетом роз, сошедший с рельс трамвай и молчаливая толпа любопытных вокруг.
Чем дальше, тем таинственнее становились улицы. Зашуршал под шинами песок, нависли над дорогой голые ветки деревьев. Куда они ехали? Может в другой город? Может генерал Брюханов хочет увезти его на край света?
-Что это? — удивленно спросил Татищев, качнувшись от толчка. Они остановились перед неярко освещенной террасой. Кругом ельник, сосны да песок…Химки…Барашкинские пруды, образованные запруженной речкой Чернавкой. Над входом в трактир красовалась синяя вывеска: «Трахтер и с крепкимя напитками».
…В глубине заведения, по — крестьянски простоватого, но уютного, виднелась стойка с ведерным бочонком на ней, с кучкой бутылок пива и несколькими тарелками с какими — то закусками. За ней дремал желтолицый, обрюзглый и длиннобородый человек лет сорока, в русской светлой рубахе с мушками и в надетом поверх нее жилете. Трактир наполняли деревянные столы разных размеров; за двумя из них располагались компании мужиков человек с десяток. Перед ними находились большие деревянные миски, бутылки с водкой и горы нарезанного ломтями черного хлеба. Запах щей обдавал приятной густой волной…
Генерал Брюханов заказал селяночку по — охотничьи, вареную картошку и сало, Татищев попросил принести мясной салат и коробовских щей. Разумеется, под такую закусь, подали и водку — покрытую инеем «сороковку»*.
-Я за рулем, посему ею и ограничимся. — сказал Брюханов, глазами показывая на бутылку.
Татищев развел руками, мол, как скажете.
-Трактир приличный, как принято говорить, «для чистой публики». — сообщил генерал. — Кормят здесь по — русски, я тут частый гость.
Подполковник Татищев, разминая папиросу, кивнул. Брюханов отсалютовал ложкой и нарочито шумно отхлебнул щец…
-Сам прост и пищу люблю простую. — сказал он, разливая водку по стопочкам. — И вам, подполковник, советую…
Татищев усмехнулся:
-Вы уж не смотрите, что я Дерптский университет закончил. Тоже видал — повидал. Знаете ли, например, что селедку хорошо, обернув в газету, коптить в самоварной трубе?
-Прямо как в книжке «Робинзон в русском лесу» — автора не помню, но лучшей детской книги не было написано, по — моему.. — одобрительно сказал Брюханов и, не дожидаясь подполковника, опрокинул стопку.
-Я читал, у Осоргина кажется, когда он ссылку отбывал на Пинеге: «Краткие практические советы домашнего обихода, как — то: отдача взаймы кошек, помощь правосудию, разведение бобовых, воспитание мнимого поросенка и многое прочее».
-Ловко. И нисколько не удивлены, что оказались здесь, а не в моем кабинете?
-Вероятно, такова необходимость?
-Что там у вас за кавардак с англичанами? — спросил генерал. — Мелкие детали опустите, только самую суть.
Подполковник Татищев изложил самую суть.
-Какой из этого можно сделать вывод?
-Полагаю, британской резидентурой, действующей под дипломатическим прикрытием, проводилась типичная тайниковая операция или личная встреча. — ответил Татищев. — Для операции использован тактический прием веерного выезда из посольства нескольких автомобилей.
-Я тоже так думаю. — кивнул Брюханов.
Он откинулся на спинку стула и, щелкнув зажигалкой, закурил. Сделав глубокую затяжку, продолжил:
-Эти…, ладно, мы «Интеллидженс Сервис» бранными словами не обзываем…, эти добропорядочные английские дипломаты ночами не спят, разъезжают по Москве где ни попадя? Да, подполковник, я уже в курсе того, как ваши подопечные хозяйничают под самым носом и без вашего короткого доклада! Это не служба, а бардак! До недавнего времени я был уверен, что полиция опаздывает только в анекдотах и дрянных криминальных фильмах. Ан, нет, бывает, оказывается, и в жизни.
Татищев не слишком взволновался. Такие разговоры были частыми и обычно мало к чему приводили. Генерал Брюханов зло расплющил в малахитовой пепельнице окурок:
-Под носом у вас англичане свои дела делают, а вы, выходит, ворон считаете.
-Что тут сказать? Активно работают английские дипломаты. — аккуратно начал оправдываться Татищев.
-Слишком активно! — резко сказал Брюханов.
-Ваше превосходительство, нам известно следующее: «легальная станция» английской секретной службы располагается под прикрытием посольства, торгово — дипломатического представительства и под традиционной вывеской паспортного бюро консульства. Вероятно, есть сотрудники «Интеллидженс Сервис» в штате Русско — Британской торговой палаты. Работа «легальной станции» построена по линейному и функциональному принципу: политическая разведка, разведка ВВС, военная разведка, работа с паспортами, визами и прочее. Пока неизвестно, сколько главных агентов включает в себя агентурный аппарат «станции». Есть стойкое убеждение, подкрепленное фактами, что руководящий состав консульств и прочих британских дипломатических учреждений подобран исключительно из сотрудников «Интеллидженс сервис», хорошо знающих быт и условия русской жизни. Это, так сказать, первый момент…
-А второй момент?
-Помимо «легальных» резидентур англичанами сформирован нелегальный разведывательный аппарат. — сказал Татищев. — По замыслу создателей, эти разведывательные «станции» не замыкаются в своей работе на дипломатическое представительство Великобритании, а действуют как бы независимо от него, имея собственную агентуру и отдельные линии связи с Лондоном. Но руководить «станцией» может и дипломат, вернее, разведчик под личиной дипломата. Из посольства.
-К посольству агентурные подходы у вас имеются? Воспользуйтесь ими.
-Сложно. — вздохнул Татищев.
-Что так?
-Прежний руководитель «московской станции» Ричард Хупер… — Татищев замялся…
-Ну?
-Он не имел достаточного опыта в руководстве столь сложным хозяйством. Погряз в растрате казенных денег, выделенных на оплату агентуры. Его отозвали. И похоже, перетрясли весь штат. Новый руководитель резидентуры нами пока не выявлен.
-М — да, везде воруют… — Брюханов поцокал языком. — Даже бритты. Вот же спортивная нация…На чем хоть погорел этот Хупер? Водка, девочки?
-Будто бы проворачивал сомнительные авантюры со счетами в банках.
-Деловой… — протянул генерал Брюханов. — Лучше бы на баб тратил, ей — богу. Не так обидно и в отставке будет что вспомнить.
-Долгими английскими вечерами… — засмеялся Татищев.
-Вот, кстати, об условиях русской жизни. — тотчас вставил Брюханов, несколько оживившись. — Мы полагаем, что одним из руководителей британской резидентуры в Москве может являться коммерческий советник британского посла Малькольм Каррингтон. Есть чего — то такое, что вас смущает в этом господине? .
-В том — то и дело, ваше превосходительство, что на первый взгляд нет ничего такого. Ведет себя здесь вполне корректно. Общителен, охотно вступает в контакты, но разговоры обычно ведет самые нейтральные. Имеет тесные связи в купеческих кругах Москвы.
-Что ж, общительность легко объяснима. Он ведь почти русский, не так ли? — Брюханов щеголял своей памятливостью к докладным запискам своих подчиненных. — Что настораживает?
-Что настораживает? Тут, ваше превосходительство, налицо некоторая… избыточная, я бы сказал, пестрота биографии. Родился и учился в России, затем в Англии. Свободно владеет четырьмя европейскими языками, не считая русского…
-А как говорит по — русски?
-Как мы с вами. Это, кстати, странная деталь. Чистота речи такая, что невольно наводит на мысль об особой филологической подготовке. Будь он, скажем, филологом, славистом, это было бы объяснимо; но зачем бы торговому атташе, пусть и родившемуся в Москве, прожившему в Москве несколько лет, но все — таки природному англичанину, так шлифовать язык? В этом случае можно объяснить его филологические способности. Общаться приходится больше вне официоза.
-Эдак впору изречь «Язык — это война, но другими средствами». — проговорил Брюханов. — Язык — это тоже орудие, применяемое в борьбе государств. Ну, давайте, изумляйте меня далее. У вас же есть чем меня изумить?
-Точно так. Ранее установленным наблюдением нами была выявлена сотрудница британской секретной службы, действующая под дипломатическим прикрытием. Ею оказалась секретарша британской торговой миссии в Москве, двадцатишестилетняя Кристина Уинем — Рич. Хотим попробовать через нее подойти к британской агентуре, прячущейся под дипломатическим прикрытием.
-Минуту, подполковник…Кто еще про эту секретаршу знает? Кто еще осведомлен?
-Я, теперь — вы, и сотрудник, осуществляющий ее разработку.
-Хорошо.
-По всей видимости, она привлекалась к выполнению второстепенных заданий, вела себя достаточно осторожно и аккуратно.
-Что — то с ней не так? Продолжайте…
-Есть серьезные основания подозревать, что эта секретарша, как бы это сказать, э — э, не совсем традиционна…
-В каком смысле? — не понял генерал.
-В том смысле, что данная особа испытывает влечение не к мужчинам, а к женщинам…
-А, дочь Евы? Интересно. Ох, уж эта Европа, все не как у людей…Ну, продолжайте.
-Мы давно обнаружили, что гомосексуалистов можно использовать в качестве ценных источников информации, поскольку под угрозой сурового уголовного наказания им приходится часть своей жизни держать в тайне. Это касается и женщин, склонных к нетрадиционным сексуальным отношениям. Страх того, что эта особенность их поведения раскроется, довольно сильна у гомосексуалистов, особенно тех, кто служит в правительственных учреждениях. Вступление с ними в контакт редко может навлечь опасность, даже если наше предложение о сотрудничестве будет отвергнуто.
-Погодите, подполковник. — Брюханов засопел. — Вы ее всерьез вербовать хотите, коль взяли в оперативную разработку, так?
-Намеченная особа уже находится на первом этапе процесса вербовки и вопрос в том, следует ли уже начинать серьезную разработку.
-Вы желаете, чтобы вам дано было поручение обдумать, как лучше прозондировать эту особу? — спросил генерал Брюханов.
-Да.
-Вы испытываете некоторое беспокойство?
-Есть сомнения. Персона несколько своевольна и непокорна. Получится ли приучить к дисциплине, неизвестно. В этом мое беспокойство.
-Дайте мне ее краткий психологический портрет. — попросил Брюханов.
-Намеченное к вербовке лицо достаточно образовано и начитано, но поверхностно. Язык хорошо подвешен, может говорить много и охотно. Вело богемный образ жизни и это, несомненно, отложило свой отпечаток, выразившийся в злоупотреблении сексуальными приключениями, иначе говоря, предпочитало ложиться в постель с кем попало. К этому стоит добавить обстоятельства личной жизни — личные унижения, воспитание вдали от семьи, чувство быть вне признанного общества. Есть темперамент, эмоциональность…Поддается настроениям. Берется за дело с горячностью, но слишком неустойчиво, чтобы доводить начатое до конца. Неохотно показывает свои недостатки.
-Значит, особа своей жизнью, можно сказать, не удовлетворена, или удовлетворена мало?
-Да.
-Начинайте. Предложение, которое вы сделаете, думаю, может быть воспринято как спасительная соломинка, сама жизнь и чистота. Начинайте. Есть с чего начинать? Кто у вас этим делом занимается?
-Чечель.
-Этот ваш Чечель, он, э — э, что за человек?
-Тридцать восемь лет. Окончил Московский университет по историческому отделению. Служил в архиве Министерства иностранных дел. Воинский ценз отбывал в лейб — гвардии конных егерях. Участвовал в войне. По излечении снова служил в архиве МИДа. В Департаменте с 1920 года. Направление — «английский стол». Специализируется на выявлении практической конспиративной разведывательной деятельности англичан. В 1922 году действовал в Баку, занимался организацией наблюдения за английским консульством, налаживал порядок в обслуживании миссии, чтобы там не были трафаретно использованы методы наружного наблюдения и подставы агентуры. С 1923 года занимался контрразведывательным обеспечением в ряде наших дипломатических миссий в Литве, Польше, Лужицком протекторате, курировал организацию наблюдения за тамошней русской политической эмиграцией. Затем снова в Москве, в «английском столе». Имеет ранение.
-Ранен на фронте?
-Нет, в Варшаве, в 1926 году, во время выступления «ягеллончиков»…Помните, история с санитарным поездом литовской княгини Гедройц?
-Толковый сотрудник?
-Относительно. Середнячок.
-Словом «середнячок» вы пытаетесь закамуфлировать формулировку «в своем деле совершенно некомпетентен»?
-Я бы так не стал бы говорить. Звезд он с неба не хватал, страдал «болезнью неудачника», которая, как вы знаете, захватывает своих жертв как неизлечимый недуг. Но оправился, отметился положительно некоторыми успехами. Был причастен к некоторым особым операциям. Неплохо комбинирует. Хотя и ленив.
-Себе на уме, значит? Ладно. Лень на службе — это из ряда вон выходящее явление. Хотя, есть мнение, что лень служит стимулом всех нововведений, облегчающих труд, и потому является «истинной матерью изобретений». Слышали об английском мальчике Хемфри Поттере?
-Нет. — ответил Татищев.
-Поттер был приставлен к машине Ньюкомена, чтобы следить за давлением пара. Ему надоело скучное занятие, и однажды он прицепил веревочку от крана, выпускающего пар, к балансиру. Так был создан первый в мире автоматический клапан. Но, собственно…Ежели решите, что надо избавить Департамент от такого сотрудника, как ваш Чечель, то…
-Я бы не стал, с вашего позволения, так ставить вопрос. — украдчиво сказал подполковник Татищев. — Он лоялен, предан делу…
-Ладно, ладно. Похвастаться — то все равно пока нечем. Что ж, будем работать. Необходимо разработать что — то совершенно особенное для наших подопечных из английских секретных служб. Вы меня понимаете?
-Не совсем.
-На перспективу работать надо. Прошу не забывать, что оперативное обслуживание посольств иностранных государств не нарушает их дипломатического статуса и дипломатических привилегий их персонала. Это лишь защита государственных интересов. Посему перед вами стоит задача: наладить работу против английской резидентуры таким образом, чтобы на основе собственных мероприятий контрразведывательного характера, а также используя промахи и ошибки бриттов, выйти на разоблачение агентуры, с которой «Интеллидженс Сервис» поддерживает шпионские отношения. Будем действовать по нескольким направлениям. Устанавливайте усиленное наблюдение за британским посольством, в первую очередь за выявленными или подозреваемыми сотрудниками английской секретной службы. Выявляйте контакты, все маршруты поездок и любых передвижений по городу. Проанализируйте их.
-Хорошо.
-Людьми усилим. — пообещал генерал Брюханов. — Пустим в работу человек пятнадцать — двадцать. Сразу. Дадим лучших. С подходящим типажом. Необходимо создать систему очень конспиративного наблюдения. Нужна не примитивная, на уровне двух — трех висящих на хвосте шпиков, слежка. Нужна настоящая облава! Чтобы вокруг бриттов все кишело наблюдателями. Тогда масштабы наблюдения позволят нам оставаться невидимыми. Но всяк знать надо меру. Надо порядок вам навести в наружной наблюдательной службе. Мне вот доносят, что заведующий летучим филерским отрядом ротмистр Бегунов экономит в свой карман на суммах «секретного фонда», что взятки берет. На конспиративных квартирах чуть ли не бордели развели, в карты играют, газетки почитывают. Мы тут подумали…Назрела, кажется, необходимость создания новой структуры в Гохране, так сказать, особенного направления деятельности нашей заграничной разведки, заключающегося в обеспечении агентурного проникновения в иностранные секретные службы и борьбе с предателями, в том числе, конечно, и в своих собственных рядах. Задачи внешней разведки накладывают, как вы понимаете, особые требования на квалификацию сотрудников. Подумайте, может быть стоит этого Чечеля отдать в новую структуру? А пока…Пусть этот ваш Чечель пока подробнейшим образом изложит все свои предложения на бумаге. И вы тоже справочку соответствующую подготовьте. Вопрос я буду рассматривать через пять дней, значит крайний срок вам — четыре дня. И вот еще что…Подумайте над тем, каким образом через англичан можно было бы проложить канал дезинформации.
==============================
Департамента Государственной Охраны* — Департамент Государственной Охраны Министерства Внутренних Дел, сокр. ДЕПО, разг. Гохран.
«литернуло»* — то есть проведена была «литерная операция», «литерное мероприятие» — задержание преступника.
