Дальнейшее продолжение про царскую Россию 1941 года

Продолжаю рассказ об альтернативной России, начало которого расположено тут: https://alternathistory.ru/1941-god-v-alternativnom-mire-v-kotorom-ne-proizoshlo-revolyutsii/ и тут: https://alternathistory.ru/prodolzhenie-pro-tsarskuyu-rossiyu-1941-goda/
В нижеследующем тексте будет также описание Третьего Рейха без Гитлера. На картинке к заставке изображён Рейхсканцлер альтернативного Третьего Рейха генерал Шляйхер на фоне предполагаемого флага этого государства.

Грузо-пассажирный Юнкерс-52 германского выпуска стоял на лётном поле Ходынского аэродрома. Большинство пассажиров были уже на борту. Лишь двое – пехотный штабс-капитан и титулярный советник из лесного ведомства – нетерпеливо курили в ожидании отлёта. Вылет, однако ж, почему-то задерживался. Вдруг, неприлично тарахтя дизель-мотором, на летное поле въехал черный Мерседес-260D, и двое жандармов выволокли из него закованного в наручники коллежского секретаря. Презрительно посмотрев на презрительно глядящего на них капитана и потупившего взор титулярного советника, жандармы проследовали к аэроплану и, поднялись по лестнице в пассажирскую кабину. Выбросив в снег недокуренныя папиросы, чиновник и офицер тоже направились к лестнице, но тут из люка высунулся пилот и, шевеля нафабренными усами, проговорил:
– Уважаемые господа, в салоне осталось только одно место. Решайте, кто из вас полетит.
– Это как-съ? – переспросил титулярный советник.
– Одно из мест пришлось занять по казенной надобности, – пояснил пилот.
– С этим ничего не поделаешь, – согласился штабс-капитан и тут же, обращаясь к своему гражданскому спутнику добавил: – придется вам, голубчик, лететь следующим рейсом.
– Это как-съ? – снова переспросил титулярный советник.
– Ничего не попишешь, государственная необходимость, – похлопал его по плечу штабс-капитан.
– Но почему остаться должен именно я? – продолжал негодовать чиновник.
– Потому что, милостивый государь, я должен быть в полку не позднее завтрашнего утра.
–Но ведь и я завтра утром должен явиться в свое министерство, не успокаивался чиновник.
– Ваши лесные дела от вашего опоздания не пострадают, – отмахнулся от него офицер и начал взбираться в аэроплан по алюминиевой лестнице.
В ответ на это титулярный советник резко дернул штабс-капитана за полу шинели и тот, непроизвольно выкрикнув нечто неприличное, шлепнулся в мокрый снег летного поля.
– Что ты себе позволяешь, штатская крыса! – проревел штабс-капитан, вставая с земли и доставая из ножен офицерскую шашку.
Я вам не крыса, а потомственный дворянин, – сохраняя достоинство, ответил титулярный советник и, ударив штабс-капитана в лицо, снова повалил его в снег.
– А я что по-твоему, мужик что ли?– не унимался офицер, снова вставая на ноги.
– Стоп, господа! – проговорил пилот, с интересом наблюдавший всё это, – раз вы оба принадлежите к дворянскому сословию, вам надлежит решить спорный вопрос не подлым мордобитием, а честным поединком.
– Тогда я попрошу вас быть моим секундантом, – обратился к пилоту титулярный советник и, обратившись к офицеру, спросил: – Надеюсь, ваш револьвер при вас?
– Точно так, как и ваш дамский браунинг, ответил чиновнику офицер.
Быть секундантом штабс-капитана вызвался штабс-ротмистр Стручков, сопровождавший в Петроград Баламутова вместе с поручиком Сливой. Остальные пассажиры решили по этому поводу устроить тотализатор – ставки вызвалась принимать престарелая дама, летевшая третьим классом в багажом отделении.
– Я хочу, чтобы всё было по-честному, – заявил штабс-капитан, прокручивая барабан револьвера о рукав шинели. – Поэтому считать шаги будет штабс-ротмистр – у него ноги длиннее.
– Я тоже, – подтвердил чиновник, – передергивая затвор своего браунинга, который, вопреки ожиданиям штабс-капитана, оказался отнюдь не дамским, а самым настоящим Хигх-Повером, – Поэтому предлагаю измерить дистанцию рулеткой. Она у меня, кстати, имеется.
– А может, я этого титуляшку так пристрелю, чтобы рейс не задерживал? – предложил Стручков – оформим это как попытку освободить арестанта. Да и браунинг у его британский, а мы, как известно, разорвали с Англией дипломатические отношения после того, как англичане расстреляли французский флот в Мерс-эль-Кебире. Значит, можно о нём говорить как об английском шпионе.
– Пока вы будете это всё оформлять, – возразил пилот, – наступит темнота, и нам придется вылететь завтра. Тогда штабс-капитан уж точно опоздает в свой полк, и ваша затея лишится всякого смысла.
– Почему опоздает? Я с арестантом полечу в Петроград, а Слива останется оформлять все бумаги.
– А как же вы полетите в Петроград один с арестантом? – поинтересовался пилот.
– Да куда он денется из аэроплана? А в Петрограде нас должны встречать с арестантским фургоном.
– Стоп, господа! – снова проговорил пилот, – Если ваш поручик может остаться, то может быть, он останется безо всякой дуэли? Тогда места хватит всем, и кровопролития можно будет избежать.
– Ну уж нет, – запротестовал штабс-капитан, – если дуэль не состоится, меня в полку засмеют.
– Тогда давайте по выстрелу в воздух, миритесь и полетели, – предложил пилот.
– Если так хотите, стреляйтесь, – проговорил Стручков, а мы полетели.
Через минуту все три мотора взревели, и Юнкерс понесся по летному полю, унося с собой оставшихся довольными почти всех пассажиров. Недовольным выглядели лишь арестованный Баламутов, да несостоявшийся пассажир поручик Слива, которому так и не довелось полетать на аэроплане.

* * *

Весь этот день Аристарх Похлебкин провёл на своей столичной квартире, которую домовладелец всегда держал наготове на случай нежданного приезда Похлебкина в Петроград. Ожидая звонка о прибытии из Москвы аэроплана с двойником Баламутова, статский советник включил Телефункен, желая послушать весёлую музыку, чтобы снять нервное напряжение. Однако из приёмника вместо музыки послышалась немецкая речь. Этот голос и эту манеру речи Похлебкин не мог спутать ни с чьими другими. Из Телефункена говорил Рейхсканцлер Германского государства и Верховный Главнокомандующий Рейхсвера Курт Фердинанд Фридрих Герман фон Шляйхер.
Шляйхер стал рейхсканцлером в декабре тридцать второго, сменив на этой должности Франца фон Папена. Уже впервые дни января тридцать третьего Папен попытался договориться с тогдашним лидером умеренного крыла национал-социалистов Адольфом Хитлером о смещении Шляйхера и назначении Хитлера рейхсканцлером, а себя вице-канцлером. Однако глава Абвера и друг Шляйхера оберст-лейтенант фон Бредов раскрыл проходившие в Кöльне тайные переговоры, и 5 января «Tägliche Rundschau» вышла под громким заголовком: «Хитлер и Папен против Шляйхера». Несколько дней спустя Шляйхер встретился с престарелым рейхспрезидентом Павлом Робертовичем Хинденбургом и убедил того распустить Рейхстаг без назначения новых выборов.
Главой NSDAP стал более радикальный Григорий Штрассер. Он же стал вице-канцлером. После смерти Хинденбурга, последовавшей 2 августа 1934 года, Штрассера сделали рейхспрезидентом – должность эта, конечно, была почётной, но давала очень мало возможностей влиять на ситуацию в Государстве.
Хитлер, хотя и был под давлением Штрассера смещён с поста главы партии, но оставаясь формальным командующим штурмабтайлунгов, он сблизился с начальником их штаба Эрнстом Рӭмом и начал готовить вооружённый переворот. Путч по установившейся в Германии традиции должен был состояться 9 ноября, но заговор был снова раскрыт, Хитлер посажен под домашний арест, а Рӭма отправили военным атташе в Испанию, где он со временем дорос до должности посла и в этой должности поспособствовал удаче заговора, в результате которого на испанских престол вернулся Альфонс XIII. Недавно, в конце февраля, старик Альфонс помер, и теперь в Испании царствовал его сын Хуан.
Хитлер под арестом пробыл недолго. Вскоре после тех событий он был прощён и 1 мая 1934 года был назначен рейхсминистром науки, воспитания и народного образования. Находясь на этом месте, он внедрял в программу обучения генетику и расовую теорию.
После отстранения от командования Хитлера и Рӭма штурмабтайлунги влили в ряды Рейхсвера. В них же влились и вооружённые отряды Штальхельма.
С 1934 года воинская обязанность в Германии стала всеобщей, и Рейхсвер начал комплектоваться не охотниками, а призывниками.
Папена же, которого Шляйхер до этого считал своим другом, тут же сослали послом в Австрию. Потом за хорошее поведение он был переведён послом в Константинополь, где обрёл большое влияние на молодого султана Османской империи Мехмеда VII. Именно благодаря этому влиянию сразу после того, как 1 апреля 1941 года Рашид аль-Кейляни пришёл к власти в бывшем турецком Ираке, турки не только помогли ему отбиться от англичан, вступив с ними в войну, но и пропустили через свою территорию по Багдадской железной дороге соединения Рейхсвера, что позволило Германии открыть новый фронт против англичан. Арабское направление показалось Шляйхеру более перспективным, чем разгром Греции ради помощи итальянцам, поскольку оно давало доступ к неограниченному источнику нефти. Австралийский же корпус, который англичане высадили в Греции для того, чтобы разбить в Албании итальянцев, британцам пришлось спешно перебросить в Палестину, чтобы парировать возможный удар германцев через Трансиорданию и Синай к Суэцкому каналу, что решало проблему само по себе. Более того, планируя обход линии Метаксаса через Югославию, пришлось бы нарушать нейтралитет этой страны, что могло вызвать не просто разрыв с Россией, из которой Германия получала нефть и продовольствие, но и вступление оной в войну против Германии, чего Шляйхер на этом этапе всячески старался избежать.
Правда, в самой России мало кто верил, что Государь вторично ввергнет Россию в большую войну ради каких-то славян. Та же Болгария в этой войне, как и в прошлой, вновь стала союзницей Германии. За германцев воевали также и словаки, а чехи строили для Рейхсвера танки, грузовики и даже боевые аэропланы… На этой мысли размышления Похлебкина под слушаемую им в вполуха речь Шляйхера прервал ожидаемый им телефонный звонок. Похлебкину сообщили, что рейсовый аэроплан из Москвы прибыл.

* * *

Хмурое ноябрьское петроградское утро, минуя день, плавно перешло в вечерние сумерки. Посадочные огни Пулковского аэродрома пробивались тускло сквозь мглу. Ротмистр Бородович, выкуривая одну «Герцеговину» за другой, стоял на лётном поле, нетерпеливо вслушиваясь в небо.
– Не прилетять, ей богу, не прилетять, – проговорил у него за спиной пожилой вахмистр Недолётов с двумя георгиевскими крестами, – погода нынче нелетальная. Можеть, они ещё в Москве при взлёте разбились.
– Не каркай! – приструнил его Бородович, и тут же послышался отдалённый рёв девятицилиндровых бээмвэшных моторов Юнкерса.
– Да я, ваше благородие, сон дурной видел, – не унимался вахмистр. Не разобьются, так ещё что-нибудь произойдёть, говорю вам.
Через минуту, пробив низкую облачность, в небе показался и сам аэроплан. Коснувшись аэродромной полосы своим трёхопорным неубирающимся шасси, Ю-52 побежал по лётному полю и затормозил как раз рядом с ожидающими. Пропеллеры вскоре остановились, и второй пилот вывалил из открывшейся дверцы алюминиевую лестницу.
Первым на лётное поле тяжело сполз какой-то генерал. Нехотя поздоровавшись со встречавшими его офицерами, он важно прошествовал в приготовленный для него Майбах-Цеппелин и скрылся внутри роскошного салона. Дверцы лимузина захлопнулись, адъютанты встали на подножки, грозно взревел двухсотсильный 12-цилиндровый мотор, и Майбах-Цеппелин, выбрасывая из-под колёс комья слякоти, перемешанной с грязью, умчался прочь с промозглого аэродрома.
Следующим из Юнкерса спускался надворный советник ведомства путей сообщения в позолоченном пенсне. Встречал его одинокий коллежский секретарь, принявший его саквояж. Чиновника ожидал скромный Ситроен без шофера – за руль сел сам встречавший. Пожилую сорокалетнюю даму, прилетевшую в сопровождении юной барышни, не встречал никто. Поэтому к ним ринулась ватага автоизвозчиков, наперебой предлагавших свои услуги. Сев в старый Рено самого старого из таксистов, дама и барышня также укатили с лётного поля.
После них из самолёта вышли пьяный штабс-капитан и ничуть не более трезвый чиновник лесного ведомства. Послав матом надоедливых таксистов, они в обнимку направились в ресторан аэровокзала.
Арестант в сопровождении Стручкова сходил из самолёта последним.
– Поразительное сходство! – воскликнул Бородович. – Может, это его однояйцевый близнец?
– Мы провели медосмотр, – возразил Стручков, – Оба тестикула на месте.
Баламутова препроводили в арестантский фургон. Стручкову же нашлось место в служебном дизельном Мерседесе, в каковых ездила вся охранка в обеих столицах.
Мерседес тронулся первым. За ним, уныло завывая мотором, тронулся с места и арестантский фургон, за которым последовал автомобиль сопровождения – легковой Форд-Б нижегородского выпуска, в котором сидели четверо жандармов из особого эскадрона охраны во главе с вахмистром Недолётовым.
Первый крест Недолётов получил ещё в девятнадцатом, когда русские войска очищали Лифляндию и Курлянию от ополченцев Рюдигера фон дер Гольца. Второй же достался ему в двадцать девятом во время инцидента на КВЖД, когда нашу железную дорогу, ведущую через Маньчжурию к Владивостоку, пыталась прибрать к рукам клика Чжан Сюэляна. В жандармы вахмистр пришёл в тридцать первом, и был на хорошем счету, несмотря на то, что при каждом удобном и неудобном случае норовил поделиться с начальством своим виденьем ситуации.
Все три автомобиля двинулись по Московскому шоссе в сторону Невского проспекта, и когда эта кавалькада, повернув направо на Сенной площади, ехала уже по Садовой улице, произошло неожиданное происшествие: едва офицерский Мерседес проследовал перекрёсток, из бокового проезда вылетел трёхтонный грузовик производства ярославского общества Лебедева. Остановившись посреди улицы, грузовик перегородил дорогу арестантскому фургону. В то же мгновение к легковому жандармскому Форду подкатил неизвестно откуда взявшийся Адлер Трумпф, который вклинился между Фордом и арестантским фургоном.
Дверцы Трумпфа распахнулись, и двое головорезов в длинных пальто и широкополых шляпах выскочили наружу. В руках у каждого из них было по Томпсону.
– Прямо как американские гангстеры, – успел проговорить вахмистр, прежде чем нырнуть головой под перчаточный ящик.
В ту же секунду гангстеры дали по Форду длинные очереди. Шофёр и двое жандармов были тут же убиты, после чего автоматчики перенесли огонь на арестантский фургон. Воспользовавшись этим, Недолётов достал из ботинка спрятанный в нём пистолет. Конечно, он мог бы воспользоваться казённым наганом, но тот наган, что лежал у него в кобуре, был наганом солдатского образца и не обладал самовзводным механизмом. Один выстрел вахмистр бы сделать успел, но за ту секунду, что он повторно взводил бы курок, второй автоматчик сразил бы его очередной очередью. Поэтому помимо казённого нагана, Недолётов носил при себе купленный на собственный кошт автоматический пистолет конструкции инженера Прилуцкого.

Сделав два выстрела, Недолётов сумел застрелить обоих автоматчиков, после чего шофёр грузовика, преградившего путь арестантскому фургону, выскочил из-за баранки и помчался наутёк через проходные дворы.
Не обращая внимания на трупы врагов и товарищей, Недолётов кинулся к испещренному пулями арестантскому фургону и, отодвинув засов, дёрнул дверь на себя. Сидевший в помещении конвоя ефрейтор хрипел в последнем издыхании, выпуская изо рта кровавые пузыри. Однако сам Александр Баламутов испуганный, но невредимый лежал на полу фургона, забившись под скамейку, и мелко крестился закованной в наручники рукой.
Лишь в этот момент послышался визг тормозов – офицерский Мерседес, уехавший было вперёд, вернулся к месту происшествия. Стручков и Бородович с расчехленными револьверами принялись осматривать место происшествия.
– Эх ты, Недолётов, живыми надо было брать, – с досадой проговорил Бородович, щупая пульс на шее одного из убитых гангстеров.
– Виноват! – выкрикнул вахмистр и встал по стойке «смирно».