Ув. Коллеги. Вы меня вдохновляете. Так что позвольте уж пошалить.
По выкладке альтварианта отчёта комиссии Вестервельта озвучена была мысль, что ту основу неплохо, мол, приложить к России/СССР. Ваш покорный слуга, естественно, тоже обращает к тому все свои мысли и чаянья. И строит размышления на историческом материале нашего наиболее вероятного противника только в силу обстоятельств, с трудом сдерживая классовую неприязнь. Лишь одна двуединая причина не позволяет перенестись в измышлениях с заокеанской почвы на родную: отправные для этих измышлений события весьма органично подвязываются к военной истории США, и практически никак не подвязываются к истории России/СССР. Но с другой стороны, если уж быть до конца честным с самим собой, то не подвязываются они с реальной историей, а ментально ведь подвязка находится легко. Вот один из простейших вариантов: вскоре после окончания Гражданской в стенах Академии Генерального штаба РККА образована группа, известная в крайне узком кругу как, допустим, БРИТВА (БРигада Исследования Теории Военной Академии), куда в частности входили члены верховного руководства РККА. Работа данной группы велась на добровольных началах, была покрыта завесой секретности и в общих чертах напоминала игровые совещания, проводимые в Военно-Морском Колледже Флота США, за тем только отличием, что эта группа также активно и углублённо изучала мировой военный опыт, особенно его период со второй половины 19го века. То есть американскую и любую другую историю можно подвязать под видом её изучения. Подробности предпочту оставить тем, кто лучше разбирается в истории.
Так вот, значит… Случился у вашего покорного слуги тут очередной кризис жанра. То есть не кризис, конечно – заняться-то есть чем. Но чтобы двигаться дальше, надо поразмышлять, порисовать, в общем, посидеть. А времени на посидеть как всегда нету. Это раздражает. А когда ваш покорный слуга раздражён, он идейно опасен. В эти моменты он рождает отчёты о своих провокационных, как считают некоторые, представлениях о построении армии. И вот время на просто состряпать текст посредством телефона как раз находится. Ну вот очередной отчёт и повёрнут к СССР.
И да – людям, знакомым с воззрениями автора – это, как уже сказано, всего лишь очередная их аннотация. Воззрения претерпели некоторое развитие, а аннотация теперь приложена к военной истории СССР — но не более того.
Текст представляет собой лишь скелет, который имеет шанс обрасти мясом, однако последнее зависит не только от автора. Изображения крайне схематичны и, естественно, отражают некое более позднее, вполне уже развитое состояние дел.
— Итак, слово имеет Нарком Обороны.
— Товарищи. Война против контрреволюции и интервенции кое-что нам показала. Мы с честью вышли из неё, но теперь видно, что наша республика полностью находится во враждебном окружении. Поэтому вопрос обороны становится для нас важнейшим. Для, допустим, Англии или Германии, для любого капиталистического государства, армия – только инструмент выяснения между ними их политэкономических отношений. Для нас армия — вопрос самого существования нашей республики и даже всего коммунистического движения. И в этой борьбе у нас единственный выход – мы должны держать верх, иначе нас попросту не будет. Да, товарищи, нам нужна не просто победоносная армия, но армия, способная выстоять, возможно, сразу против нескольких противников, причём против самых развитых армий в мире. Потому мы не имеем возможности быть наравне с этими самыми развитыми противниками, мы даже не имеем возможности быть просто впереди них по уровню развития армии. Наш отрыв от ближайших преследователей должен быть помножен на число этих преследователей. Мы должны превосходить не самого сильного из них, но всех их вместе взятых. Таких армий, которые могут превзойти все развитые армии вместе взятые, в мире не существует. То есть нам нужна такая армия, которых сейчас нет. И значит ту армию, которая нам нужна, невозможно мерить по армиям, которые существуют сейчас. Такая армия будет ни с чем не сопоставима. Известные правила построения армий для неё работать не будут. Такую армию невозможно осмыслить, если смотреть на неё с уровня тех понятий, законов и привычек, что бытуют сегодня. И сейчас я буду говорить именно о такой армии. Когда мы вырабатывали эти предложения, мы понимали, что эти предложения будут восприняты как странные и невозможные. Потому прошу вас, товарищи, оставить сейчас эмоции и воспринять всё, что я скажу, как можно более трезво и как можно более рассудительно.
Итак. Я буду излагать вопросы в порядке их значимости – с наиболее важных.
Ничто не берётся из ниоткуда. За всё надо платить. Чтоб получить одно, надо жертвовать другим. Потенциал даже самой сильной державы не бесконечен. А мы не имеем возможности делать попытку превосходства – мы обязаны превзойти наверняка. Потому мы должны сконцентрировать все усилия на главном направлении, и ради этого пожертвовать всеми второстепенными. Давайте окинем наши вооружённые силы сначала самым общим взглядом. У нас имеются две вооружённые силы, которые между собой не имеют ничего общего – у них разные задачи, разные методы и разные средства. Это армия и флот.
Теперь посмотрим на наш флот, на его возможности – какой он должен быть? Наши морские просторы велики. Кажется, что требуется и соответствующий этим просторам флот. Однако давайте посмотрим, зачем флоты нужны другим державам. Британии огромный её флот нужен для удержания морей, как связующих путей с её колониями. Есть у нас колонии? Нет. Франции – то же самое. Кайзеровской Германии флот был нужен для оспаривания чужих колоний. Мы собираемся оспаривать колонии? Нет. Северо-Американским Штатам флот нужен для противодействия другим флотам в двух их обширных океанских акваториях. А что в этом плане у нас?
У нас имеются четыре морских акватории. Есть Север. Но он стиснут льдами, и выход на простор имеет только через Норвегию, через район, близкий к базам всех морских капстран. А у нас на Севере нет достаточных возможностей для базирования флота. А если их там и создать, всё равно это будет только одна из четырёх акваторий, между которыми нужно будет делить флот, тогда как любой наш противник может действовать тут всем своим флотом, или даже объединёнными флотами нескольких великих морских капстран.
На Балтике дело ещё хуже. Балтика, это три мешка один в другом, поскольку, выйдя из Финского залива, мы попадаем в Балтийское море, которое является непосредственной базой ряда флотов капстран. А выход из этого второго мешка – Датские проливы – может ими контролироваться даже без участия их флотов – этот выход совершенно непреодолим. Но даже пройдя его, мы попадаем в Северное море, где к германскому флоту прибавляется британский и французский. А мы, даже при самых развитых здесь, на Балтике, наших условиях базирования, я повторюсь, можем противопоставить этим трём целым и лучшим флотам только часть нашего флота.
И уж совсем плохо дело с этим на Чёрном море. Это самая изолированная акватория на всём земном шаре. Здесь при попытке вырваться на простор мы должны будем последовательно пройти пять мешков, пять узостей. Я даже не буду это описывать.
Теперь у нас остаётся только Тихий океан. Тут с выходом на простор дело обстоит получше. Но тут совершенно нет, и вряд ли скоро будут условия базирования для сколь-нибудь приличного океанского флота, поскольку этот регион у нас очень удалён и неразвит.
Итого, возможности для развёртывания флота в мировой океан у нас нет; акватории наши разделены так, что будь у нас даже мощный флот в целом, действовать он совместно не может. Более того: для полноценного флота у нас нет никакого интереса в мировом океане. А флот без причины – признак сами знаете кого. Но самое главное препятствие для флота у нас не в море. Самое главное препятствие для флота у нас на суше. Мы обладаем огромной территорией, которая большей частью ещё плохо освоена и плохо прикрыта в военном отношении. Поэтому нелепо гнаться за каким-то призрачным интересом в мировом океане, не защитив как следует то, что мы уже имеем реально в руках. Как говорится, глупо гоняться за журавлём, если наши ручёнки и синицу удержать не сильны.
Что мы, исходя из всего этого, предлагаем. Мы считаем необходимым разделить флот и армию. Чтоб флот армии не касался вообще никаким боком и проходил по совершенно отдельному ведомству. Дальше: флот у нас должен быть исключительно прибрежного действия. Основу его должна составить авиация для уничтожения крупных вражеских сил у нашего побережья. А основу корабельного состава должны составить шлюпы по типу океанских буксиров-спасателей. Которые могли бы взаимодействовать с авиацией – спасать терпящие бедствие экипажи морской авиации, и не только, непосредственно пресекать мелкие нарушения границ по указаниям авиации, снабжать летающие лодки в море. Но и поставить минное заграждение или снять его, и бороться с подлодками — тоже.
Пока на этом с флотом – всё. Больше мы его сейчас касаться не будем.
Таким образом, наши вооружённые силы – это сухопутная армия.
Опять же, пойдём от более общего к более частному. Что в армии самое главное? Какая она будет? Это зависит от того, кто этот вопрос решает. А кто должен решать, какой должна быть армия? Кто решает, каким инструментом работает мастер? Только сам мастер. Армия – инструмент главнокомандующего. Только сам главнокомандующий может знать, какой ему нужен инструмент. Не может мастер работать не своим, созданным не под его руку инструментом. А у нас, да и в других странах, как? Армию строят какие-то министерства, ведомства, кто-то где-то рождает какие-то требования, какие-то танки, кто-то, про эти танки ни сном ни духом не ведающий, строит какие-то самолёты совсем для другого способа ведения боевых действий, и так далее. Потом берут главнокомандующего, который кроме кавалерии вообще ничего не признаёт, и дают ему в руки всю эту разношерстную машинерию. А он попросту не знает, что с ней делать и во всех, кто против кавалерии, видит вредителей. И мы должны будем признать такого командующего ещё приличным, потому что у него есть хотя и плохонький, но взгляд. Хуже, если взгляда нет совсем никакого, и человек готов взять под начало всё, что угодно. Не может быть всеядного главнокомандующего, готового управлять любой армией. Если мастеру не важно, каким инструментом работать, так может он и не мастер вовсе? Отсюда мы предлагаем всё, что кроме главнокомандующего – упразднить. Все эти министерства, наркоматы, военные я имею в виду, все департаменты и отделы, советы всякие. Сам главнокомандующий, конечно, за всем не усмотрит. Но у него есть орган – генштаб, а у того есть аппарат генштаба. Вот в нём и должны быть эти механизмы все, чтоб проводить волю главнокомандующего. И правительство должно воздействовать на армию только через главнокомандующего. Потому что у него, как у любого начальника, есть только одна задача. Главнокомандующий не тот, кто впереди на лихом коне. Главнокомандующий вообще может быть полным олухом в военных делах – это теоретически. Его дело – привлечь правильных специалистов, при которых армия будет работать как часики. А если он только стратиг и тактик, даже самый гениальный, а всё остальное у него: тыл, связь, разведка – на самотёке, то он долго не протянет. Где сейчас империи Александра Великого, Цезаря или Наполеона? Вообще можно принять такой критерий к главнокомандующему: если он много суетится, значит что-то у него не так, потому что капитан на судне нужен лишь при аврале, а при нормальной работе он только чаёк попивает. Так что, если в армии что-то не так, значит первым делом не справляется главнокомандующий – меняй его. Но если поставил главнокомандующего на пост – в то, каким инструментом он будет побеждать, не лезь, руки ему не выкручивай. Наоборот, помогай ему всемерно. Но спрашивай с него: что ему нужно, да как. Если мямлит он, юлит – долой его – ни черта он в деле не понимает. Конечно, должен быть и другой орган, чтоб армия не застоялась. Контролирующий орган – депутатская комиссия по делам армии. Но это не прямо указующий орган, а только контролирующий. Не частные вопросы армии он должен решать через голову главнокомандующего, а только контролировать его работу.
Далее. Что армии ещё нужно после того, как она получила толковое управление? Казалось бы что там: надо хорошо подготовленных солдат в правильно организованных подразделениях, да лучшее оружие – вот и получится лучшая армия. Но нет. Нельзя построить армию для неизвестной цели. Надо сперва узнать, по чём эта армия должна ударить, сколько этих целей, какова их защита, да где они расположены. И в тактическом плане тоже нельзя воевать против невидимого противника. Чтоб воевать успешно, нужно видеть противника как на ладони. Для этого нужна разведка. Нельзя считать правильным, что удар важнее разведки. Удар без разведки, это в лучшем случае конвульсивное дрыганье, в худшем – посылка людей на бесполезную гибель. Разведка же без удара – это хотя бы ясное понимание обстановки. Удара без разведки быть не может, разведка без удара возможна. Разведка важнее удара. Не зная о противнике, нельзя сделать и шагу, а видя его как на ладони, можно выбирать ход. Разведка, это половина победы. Тем более она важна, если мы собираемся побеждать малой кровью издали, о чём мы будем говорить далее. При таких условиях, когда главную часть боевой работы мы намерены возложить на загоризонтные скрытые от противника огневые средства, разведка и целеуказание вообще становятся основной задачей передовых сил. Тогда для частей, вступающих в соприкосновение с противником, разведка, определение местоположения противника и корректировка огня становятся важнее непосредственного боя. И, заметьте, мы имеем тут в виду не столько специальные органы разведки, хотя и их тоже, но мы имеем в виду разведку, прежде всего, как функцию непосредственно передовых линейных боевых подразделений. И причём как главную их функцию.
Далее. Если мы в столь значительных масштабах собираемся положиться на разведку, то вся эта огромная работа будет бесполезной, если её результаты своевременно не попадут по назначению, и своевременно же войска не получат распоряжений, основанных на данных этой разведки. То есть мы имеем в виду связь, причём опять же, связь в большей степени для непосредственных низовых подразделений – передовых и артиллерийских – вплоть до отдельных машин. А в идеале даже для отдельных солдат. Ну и связь при командных пунктах, само собой. И если мы говорим о связи для отдельных машин, то, естественно, речь идёт о радиосвязи. И то же самое, исходя из мобильного способа ведения действий. Проводная связь на поле, да ещё при высоких скоростях действий практически неприменима.
Ну, и наконец — снабжение. Оно должно быть самым толстым столпом нашей армии. Без надлежащего и своевременного снабжения даже наилучшим образом подготовленная и вооружённая армия воевать не сможет. Вот здесь мы имеем в виду как раз специальные органы. И прежде всего интерес армии тут лежит в двух пунктах. Во-первых, это связь армии с производством, и особо – высокий объём производства боеприпасов, вплоть до переизбытка. А также горюче-смазочных веществ и продовольствия. Эти три потока должны быть поистине непрерывны и неиссякаемы. Недостаток этих пунктов не позволит не то что воевать, но даже и адекватно мыслить о войне. Во-вторых, это транспорт всех уровней, но особо – транспорт последних километров, автотранспорт. Он должен быть в совершенном достатке, не испытывать малейшей нужды и находиться в постоянной занятости. Точно как в паре «разведка-связь», и здесь работа производства будет не впрок, если расходный материал не будет своевременно доставляться войскам. И особенно большие объёмы производства и своевременная доставка боеприпасов нам важны, поскольку мы собираемся воевать не натиском, а огнём. И особенно большие объёмы производства и своевременная доставка горючего нам важны, поскольку мы собираемся воевать не массой, а скоростью.
И это всё, что касается вопросов вне боевых частей. Как видите, мы ставим очень мало требований — только самые главные. И мы ставим предельно простые требования, предельно кратко и чётко их формулируя. Но эти малость, простота и чёткость нужны нам для уверенности, что мы сможем достичь требуемого наверняка.
Теперь перейдём непосредственно к боевым подразделениям. Пойдём тем же принципом: определим самое важное и умножим его за счёт отбрасывания остального. Другого способа обеспечить силы, достаточные для нашей территории и для нашей задачи противостояния многим противникам, нет.
А что в боевых силах самое важное? В боевых силах самое важное то, что выполняет наибольшую работу. Например, возьмём стрелка с винтовкой. Или даже с пулемётом. И даже если этих стрелков целый батальон. Что они могут? Уничтожить нескольких солдат противника, или несколько десятков-сотен. Теперь возьмём артиллерию. Она, конечно, не будет отстреливать вражеских солдат по одному — она ударит по скоплению, по важному ключевому пункту, и решит вопрос, который гораздо важнее, чем уничтожение сотни солдат противника. Вот это имеется в виду.
Теперь мы должны ещё размерить характеристики наших средств с возможностями по управлению ими. Конечно хорошо было б, если б всё оружие могло стрелять очень далеко. Тогда средствам огневого обеспечения можно было бы долго работать с одной позиции, и не надо было бы постоянно догонять обеспечиваемые ими передовые подразделения. Но в действительности это невозможно по ряду причин. Во-первых, физически. Во-вторых, более дальнобойное средство всегда дороже, а нам их надо очень много — приходится думать о цене. В-третьих, с далеко отстоящим в тыл огневым средством сложнее взаимодействовать, а самому этому средству на большой дальности невозможно дать требуемую точность. По всем этим причинам приходится идти на компромисс. И компромисс возможен, поскольку для него существует не единственное основание.
Первое основание заключается в том, что каждый уровень армейского подразделения действует в определённых пространственных рамках. То есть для каждого уровня имеются определённые диапазоны глубины задачи, ширины полосы по фронту и занимаемой глубины в тыл. Конечно, эти рамки при упорной обороне или при концентрации для прорыва отличаются от таковых при более свободных мобильных действиях. Но если мы хотим получить вполне удовлетворительное вооружение, мы должны исходить из наибольших значений требуемых характеристик. Ориентировочный порядок пространственных рамок для различных уровней таков:
— батальон — наименьший тактический уровень, уровень поля боя: 1 км;
— полк – малая тактическая группа: 3 км;
— бригада – большая тактическая группа: 10 км;
— дивизия — наименьший оперативный уровень: 30 км;
— корпус – малая оперативная группа: 100 км;
— армия – большая оперативная группа: 300 км;
— фронт — стратегический уровень: 1000 км.
Другим основанием для того, чтоб мириться с ограниченной дальностью оружия, является возможность моторного лафета, значительно облегчающего вопрос перемещения оружия вслед за передовыми частями.
Теперь смотрим, какое оружие способно выполнить наибольший объём работ, и наиболее значимую работу. Таким оружием является самолёт. Он может поднять наиболее тяжёлый снаряд и нести его на наибольшую дальность. Стало быть, этот тип вооружения должен выполнять задачи соответствующих пространственных рамок и иметь соответствующий уровень подчинения. И действительно, стоимость его и сложность обслуживания таковы, что самолёт основного боевого типа не может быть в подчинении, допустим, бригады или дивизии. Его уровень – обеспечение оперативных действий любого масштаба, то есть он должен быть над оперативным уровнем – на уровне фронта. Кроме того, из этого следует, что действовать авиация должна в соответственном масштабе, крупными силами.
Идеальной задачей любого оружия на любом уровне была бы ликвидация командования противника. Но эта задача очень трудна, и выполнима лишь при случайных счастливых стечениях обстоятельств. Поэтому приходится искать более прагматические задачи. Для авиации на доступной глубине действий, которую из обозначенных нами пространственных рамок мы определяем в диапазоне 30 – 300 и более км, основной целью становится транспортная система противника, особенно узловые пункты этой системы. Авиация — если её не отвлекать на задачи меньшей дальности, которые фронтовому командиру могут показаться более важными, а дать ей нормально работать над этой единственной задачей присущего ей оперативного уровня – способна нарушить снабжение и подвоз резервов противника, а также изолировать район боевых действий настолько, что этот фактор может стать решающим. Но нельзя при этом упускать из виду, что у авиации, как и у всей остальной артиллерии, к которой она, несомненно, принадлежит, на первом месте всё же всегда стоит «сверхзадача»: чтобы иметь возможность выполнять свою основную работу, необходимо в первую очередь завоевать превосходство в пространственных рамках своего действия над подобным же огневым средством противника. Поэтому основным типом боевого самолёта должен быть самолёт для завоевания превосходства в воздухе — истребитель-бомбардировщик.
Итак, авиация обязана выполнять основной объём работы, и причём ту её часть, которая имеет наиболее решающее значение. Поэтому она должна превосходить любую авиацию в мире как качественно, так и количественно. А это значит, что большую часть средств, около половины идущих на армию, следует тратить на авиацию, и особо — на разработку и производство истребителей-бомбардировщиков.
Однако в силу своих особенностей авиация не способна выполнить всей работы. Поэтому нам нужен как минимум ещё один тип оружия, способный выполнить оставшуюся часть работы. Следующей по производительности следует ствольная артиллерия.
Ствольная артиллерия способна действовать по целям разного характера, от чего сильно зависит интересующая нас её производительность. Наибольшую производительность артиллерия даёт, когда действует по сосредоточенным целям. Однако в наше время стараются не сосредотачивать войск, по крайней мере на виду у противника. Сосредоточение происходит в основном при транспортировке, передвижении, на марше; меньше – в местах сосредоточения, биваках, складах. Все эти сосредоточения происходят в основном за пределами видимости противника, поэтому они представляют собой загоризонтные цели. Причём эти цели не точечные, а площадные. Для их уничтожения требуется огонь целого артиллерийского подразделения, вооружённого пушкой соответствующей загоризонтной дальности. Для управления таким огнём требуются значительные усилия инструментальной разведки, в том числе специальной авиации. Для содержания этих средств требуется уровень даже выше дивизии. Но дальность стрельбы дальнобойной полевой пушки сейчас меньше 30 км, соответствующих пространственным рамкам дивизии. Стало быть, нам необходимо, с одной стороны обеспечить содержание требуемых средств инструментальной разведки и корректировочной авиации в дивизии, где и ввести на вооружение эти пушки, а с другой стороны необходимо повысить дальность дальнобойной полевой пушки до 30 км плюс 10 км за счёт удалённости их позиций от переднего края.
Несомненно, что пушку переднего края, которая должна быть лёгкой, трудно сделать универсальной для поражения также танков и воздушных целей. Но дальнобойная пушка, которая уже сама по себе изначально тяжёлая, обладает многими свойствами для такой универсальности: прежде всего высокой баллистикой. Мы считаем, что такая пушка изначально должна делаться как зенитка, а два других назначения предъявляют к ней менее критические требования.
И опять же, дальнобойная артиллерия должна выполнить большую часть оставшейся после авиации работы, но она ещё не исчерпает всех задач армии. Определённая часть сил противника достигнет передовой и рассредоточится, представляя уже неудобную цель для дальнобойной артиллерии. С этими рассредоточенными силами противника наши передовые части вынуждены будут вступить в непосредственное огневое столкновение. И тут рассредоточенные силы противника будут представлять уже отдельные точечные цели. Для их поражения нужна будет артиллерия совсем другого типа – артиллерия переднего края. Причём двух типов.
Наибольшую опасность, а значит и важность как цели, будут представлять высокозащищённые огневые средства противника. Для их поражения потребуются высокоэффективные снаряды, которые, как мы считаем, по эффективности не должны будут уступать снарядам дальнобойной артиллерии, то есть мы имеем в виду, что это должны быть одни и те же снаряды. Такими высокозащищёнными огневыми средствами противника должен заниматься первый тип орудия переднего края – тяжёлый тип. Этот тип в любом случае должен быть самоходным, чтоб ни на шаг не отставать о передовых подразделений. А главное, он должен быть самоходным, поскольку ему придётся очень быстро реагировать на внезапно появляющиеся цели высокоточным огнём, что невозможно делать через голову своих передовых подразделений, а можно делать только непосредственно с переднего края. По этой причине это орудие также должно быть хорошо забронировано и иметь круговой сектор обстрела. Поскольку это будет уже орудие поля боя, то оно должно принадлежать уровню поля боя — батальону. Большая дальность такому орудию не нужна – это будет мортира или, скорее, гаубица — и короткий ствол должен способствовать крайнему его облегчёнию для большей мобильности и маскировки. Кроме того, это орудие должно быть способно также и к навесному огню. Если угодно, можно назвать его артиллерийским танком, хотя мы считаем, что его природу яснее отражает словосочетание «штурмовое орудие».
Далее, мы считаем, что большая часть целей на поле боя будет всё-таки защищена меньше, и упомянутый тяжёлый тип штурмового орудия будет для них избыточным. Для их уничтожения потребуется лёгкий тип артиллерии переднего края. Требования к такому лёгкому типу будут лучше видны через призму стрелкового оружия.
Давайте представим, что мы имеем возможность получить идеальное стрелковое оружие. Каким мы его захотим видеть? В основном большой дальнобойности и идеальной точности. Не так ли? Если оно будет точным, то достаточно будет вести огонь одиночными. Но мы захотим, чтоб оно могло также вести и массированный автоматический огонь. Что же нам мешает получить такое оружие? Во-первых, дальнобойность означает вес. Но это полбеды. Дальнобойность опять ведёт нас к точности – чем больше дальность, тем меньше точность. Чтоб получить точность, надо, чтоб наше оружие стреляло не с трясущихся рук, а с устойчивого станка. Особенно если оно будет автоматическим. И нужен оптический прицел. Далее. Надо как-то корректировать огонь на большой дальности, надо видеть, куда попадают пули. Все эти требования кажутся не реализуемыми, получившееся оружие — слишком тяжелым, особенно в смысле наступательных действий. Но всё же удовлетворить таким требованиям можно — установив этот автомат на самоходный лафет. Да, такой автомат уже не будет индивидуальным. Но разве индивидуален обычный станковый пулемёт? Если несколько человек расчёта такого оружия смогут противостоять гораздо большему числу простых стрелков, разве не компенсирует это неучастия этого расчёта в стрелковом огне и разве не компенсирует это стоимости такого самоходного автомата. Причём моторный лафет даёт огромное число дополнительных преимуществ. Во-первых, он способен везти также и защиту для расчёта. Во-вторых, он позволяет иметь гораздо больший боезапас. В-третьих, вручную даже станковый пулемёт винтовочного калибра невозможно перемещать со скоростью простого пехотинца, а моторный лафет сам наводит на мысль об увеличении калибра. А увеличенный калибр — это новые преимущества: способность борьбы с танками; способность стрельбы разрывными гранатами. Столь мощная платформа позволит оборудовать это оружие и для стрельбы по воздушным целям. И опять же, это орудие поля боя, и оно должно принадлежать батальону. И оно также находится на переднем крае, а потому требует того же уровня защиты, что и рассматривавшееся ранее штурмовое орудие. И хотя штурмовое орудие массивнее, но автомат потребует большого боезапаса, а значит им нужен один и тот же моторный лафет. Учитывая, что оба они должны принадлежать батальону, это упростит обслуживание. Если угодно, можно считать предлагаемый автомат пулемётным танком, хотя его природу яснее отражает словосочетание «штурмовой автомат».
Итак, штурмовой автомат заменяет у нас всё групповое стрелковое оружие. Это оставляет совсем мало работы пехоте, что значительно снижает требования к индивидуальному стрелковому оружию. Поэтому в качестве индивидуального стрелкового оружия будет достаточно штурмового пистолета (пистолета-пулемёта).
Таким образом, наши требования по номенклатуре оружия также весьма малочисленны и просты. Всего лишь пять типов должны составлять всё вооружение армии: фронтовой истребитель-бомбардировщик, дивизионная универсальная дальнобойная самоходная пушка, батальонное самоходное штурмовое орудие, батальонный универсальный самоходный штурмовой автомат, индивидуальный штурмовой пистолет. Это должно, во-первых, сконцентрировать весь научно-технический потенциал на разработке только этих немногих образцов, что должно дать превосходство их конструкции над подобным оружием других стран, и, во-вторых, сконцентрировать весь производственный потенциал на действительно массовом выпуске только этих немногих образцов, что должно дать в войска их достаточное количество.
